Страница:
Он с места не сдвинется, пока не разберется, что к чему. Потому что в машине жена и дети.
Полковник Голубков подошел к окну. Погода испортилась. Срывался дождь. Блестела крыша «ауди» начальника управления. Ветер мотал над ней тяжелые кусты сирени.
Под козырьком проходной стояли два охранника в одинаковых темных плащах. По асфальту скользили машины, пробегали люди с зонтами. Посреди круглого фонтана мок купидончик.
На что мы тратим жизнь? Куда гоним, сжигая диски сцепления, надрывая сердца?
Зачем? Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик.
«При оценке сущностного содержания этой беседы важно не только то, что Ермаков сказал, но и то, чего не сказал…»
Чего же он, черт бы его побрал, не сказал?
* * *
Вошел генерал-лейтенант Нифонтов. В мундире. Знак. Мундир он надевал, когда его вызывали в Кремль. Пожал Голубкову руку, молчаливым кивком спросил: «Есть новости?» Просмотрел последние шифрограммы от Пастухова, но так, будто не понимал, о чем в них идет речь. Потом опустился в скрипнувшее под тяжестью его большого сильного тела кресло, вытряхнул из пачки на столе сигарету и закурил.
Тоже знак. Нифонтов упорно боролся с курением. Временами успешно.
Голубков ждал. Должен был последовать рассказ о том, зачем начальника управления вызывали наверх. Но Нифонтов молчал, курил быстро, как школьник на перемене.
Потом погасил окурок и произнес:
— Они взорвали «Мрию».
— Кто? — не понял Голубков.
— "Кто"! — повторил Нифонтов. — Кто мог ее взорвать?
— Чем?
— Ракетой «Игла».
— Они взорвали две опоры высоковольтной ЛЭП, — возразил Голубков. — Об этом докладывали. Про «Мрию» я ничего не знаю.
— А я знаю. И там знают.
— Откуда?
— Я не счел возможным об этом спрашивать.
Голубков нахмурился:
— Кто взорвал — знают?
— Нет. Но очень хотят знать. Очень.
— Доложил?
Нифонтов пожал плечами:
— О чем я мог доложить? Мне даже не пришлось изображать удивления. Оно изобразилось само собой.
— Так-так, — проговорил полковник Голубков. — Так-так. Знаете, как называется этот поступок, ваше превосходительство? Государственная измена.
— Иди ты на… — ответило их превосходительство.
— Реакция?
— Крайняя озабоченность. Крайняя. Непонятно только одно — чем.
— Чего же тут непонятного? — спросил Голубков. — «Мрия» стоит пятьдесят миллионов долларов.
— Меньше. Но на это им с высокой березы начхать. «Мрия» — собственность коммерческой компании «Аэротранс». Ее трудности. Озабочены там совсем другим.
Такое у меня создалось впечатление.
А именно: что мы успели узнать и откуда. Насколько глубоко мы умудрились влезть в это дело. Я вынужден был разочаровать нашего уважаемого куратора. Сказал, что представлю отчет только после завершения операции. Как мы и договаривались.
— Не думаю, что это ему понравилось, — заметил Голубков.
— Ему это не понравилось, — подтвердил Нифонтов. — Но это его проблемы. У нас проблемы другие. Чего-то мы с тобой, Константин Дмитриевич, не понимаем. Я сейчас буду задавать тебе идиотские вопросы, а ты попытайся на них ответить.
Какого черта они нас предупредили?
— Кто? — спросил Голубков, хотя и догадывался, о чем идет речь.
— Твой друг Коллинз. С чего это ЦРУ вздумало нас предупреждать? Ничего не понимаю. В чем заключается их игра?
Голубков не ответил. Он сам уже задавал себе этот вопрос.
— Не понимаю, — с нескрываемым раздражением повторил Нифонтов. — Вот мы, допустим, узнали, что Соединенные Штаты подпольно продают свои истребители. Не знаю кому. Ирану, например. И решили, что в интересах России это дело прикрыть.
Сориентировали агентуру, выявили каналы поставки, разработали операцию.
Допустил?
— С трудом.
— Станем мы об этой операции предупреждать ЦРУ?
— Обязательно, — кивнул Голубков. — Чтобы к власти в Америке не пришли красные.
— А если серьезно?
— Нет, конечно. Мы провели бы эту операцию, задокументировали и дали знать Штатам, что такой материал у нас есть. И если они не прекратят это безобразие, мы передадим его в мировые СМИ. Разразится грандиозный скандал. Администрация Клинтона не сможет рассчитывать на кредиты Международного валютного фонда. И Америке придет полный абзац.
— Почему они не сделали так же? — спросил Нифонтов, не отреагировав на шутку, которая самому Голубкову казалась очень смешной.
— Это интересный вопрос. И совсем не дурацкий. У меня самого он время от времени возникает.
— Второй момент, — продолжал Нифонтов. — Сколько истребителей Россия может выпускать на продажу? Два-три десятка в год? Может это составить хоть сколько-нибудь серьезную конкуренцию американскому ВПК?
— Их могут беспокоить военные успехи талибов, — заметил Голубков. — Коллинз об этом прямо сказал.
Нифонтов отмахнулся:
— Для этого не нужно перехватывать наши самолеты и устраивать международный скандал. Достаточно передать Шах-Масуду десяток комплексов «Пэтриот». Что они, кстати, и сделали. Получается, что цель у ЦРУ другая. Какая?
— Продолжай.
— Третий момент. Контракт на девятьсот шестьдесят миллионов долларов. Мы об этом уже говорили. Где «Госвооружение» или этот «Феникс» возьмут столько новых «мигов» и «су»? Их просто не существует в природе. Они есть в ВВС, но кто же позволит выставить их на продажу?
— Есть еще один интересный вопрос, — подсказал Голубков. — Дубов. Он же генеральный директор «Феникса» Ермаков. Мы вычислили его по данным Шереметьева-2. Такие же данные есть в компьютерах аэропорта Кеннеди. Фоторобот у ЦРУ был. Почему они сами его не вычислили?
— Не вопрос. Наверняка вычислили. Но нам не сообщили. Хотели, чтобы мы вышли на него сами. Вывели нас на него. Простенько, по-школьному. Это не унижает твое профессиональное достоинство?
— Не обольщайся, — предупредил Голубков. — Они не считают нас дураками.
— Но и слишком умными не считают. Я скажу, почему так думаю. Никакого другого объяснения у меня нет. Они хотят сделать нашими руками то, чего не могут сделать сами. При всех их возможностях.
— Что?
— Вот именно — что? Об этом я все время и говорю. Что?
— Да, это и есть главный вопрос, — согласился Голубков. — По-моему, ответ на него — в фигуре Ермакова. На нем сходится все. Контракт с аль-Джаббаром. Шесть миллионов долларов. Покушение. «Мрия». Все это не может быть случайностью. Таких случайностей не бывает.
— Его контакт с профессором Ефимовым, — напомнил Нифонтов. — Ермаков уговаривал Ефимова вернуться в Россию.
— И это тоже. «Феникс» не занимается исследовательскими работами. Их дело — продавать самолеты. Зачем ему нужен был Ефимов?
— Стоит и об этом подумать, — признал Нифонтов. — Но меня сейчас больше интересует другое. Чем для Америки опасна Россия?
— Это действительно дурацкий вопрос, — ответил Голубков. — Ничем.
— Не скажи, Константин Дмитриевич. Ядерные материалы, ракетные технологии. Если они начнут расползаться по. миру, мало не покажется. Они и сейчас просачиваются.
А если к власти придут коммунисты, хлынут. Так что я склонен поверить Коллинзу.
Не в интересах Штатов дестабилизировать обстановку в России.
— И что из этого следует? Для нашего конкретного дела?
— А черт его знает! — в сердцах бросил Нифонтов. Он еще немного посидел и поднялся. — Ладно, трудись. Да. Не сказал тебе, о чем шла речь там, — кивнул он вверх. — Снова всплыл вопрос о существовании управления.
— Не впервой, — равнодушно отозвался Голубков. — Он всегда всплывает, когда мы влезаем не в свои дела. А как иначе? Управление для того и создано.
— Куратор известил меня, что в рамках программы сокращения государственных расходов наш бюджет урезан до прожиточного минимума. А валютная строка сведена к нулю.
— Даже так? — нахмурился Голубков.
— Вот именно. Куратор дал понять, что сейчас все зависит от нас. От того, как мы справимся с этим делом.
— Намекнул, чтобы пошевеливались? Нифонтов покачал головой:
— Наоборот. Намекнул, чтобы не пошевеливались.
— А почему не приказал?
— Не въезжаешь, Константин Дмитриевич. Здесь свои тонкости. От имени президента он мог приказать нам заняться этим делом. Отменить приказ без ведома президента — совсем другое дело. Тут в два счета можно шею сломать. Вот так-то, господин полковник. Стрельну у тебя еще сигаретку?
— Да на здоровье.
Нифонтов взял сигарету, понюхал ее и пошел к выходу. С порога оглянулся.
— Знаешь, что самое приятное в борьбе с дурными привычками? Поражения!
* * *
Взорвали «Мрию». Вот это новость. Всем новостям новость. Что же там произошло? И что происходит?
* * *
Голубков связался с дежурным оператором информационного центра. Тот доложил: вызов повторяю, группа Пастухова не отвечает.
— Продолжай вызывать, — приказал Голубков и выключил селектор.
В кабинет заглянул помощник:
— Капитан Евдокимов. Звонит по городскому. Голубков взял трубку:
— Слушаю.
— Константин Дмитриевич, я из Жуковского. Вы не могли бы сюда приехать? Прямо сейчас.
— В чем дело? — встревожился Голубков. — Что-то с Крыловым?
— Нет. Ничего такого, о чем вы подумали.
— Не говори загадками!
— Я звоню из проходной НПО. По автомату.
— Еду.
Голубков сбежал по широкой мраморной лестнице, на ходу натягивая плащ. Серая служебная «Волга» полковника уже ждала у парадного. В дверях он едва не столкнулся с лейтенантом Авдеевым. С плаща оперативника текло.
— Разрешите доложить? — спросил он, отряхиваясь. — Дождь, черт бы его. Весна называется. Ждешь ее, как любимую девушку, а вваливается сосед-алкаш.
— Об этом ты и хотел доложить?
— Извините. Это у меня от путешествия по коммуналкам. Нашел я локаторщика. Фалин его фамилия. Николай Фалин. Тридцать два года, не судим, холост. Участковым в целом характеризуется положительно, хотя в последнее время употреблял и пел громким противным голосом под караоке. Соседи выражали неудовольствие. Пришлось побегать. Из коммуналки на Плющихе он выехал, а нового адреса в справочном еще нет. Полгода назад купил однокомнатную квартиру в Строгине, перевез мать и сразу исчез.
— Как — исчез?
— Сказал, что уезжает в командировку. По работе. Куда — не сказал. Мать с ума сходила. За квартиру отдал двадцать шесть тысяч долларов. Откуда у сына такие деньги? Не иначе связался с бандитами. Не пишет. Только на днях пришла открытка.
Все в порядке, жив-здоров, вернется недели через три.
— Открытку видел?
— Так точно. На штемпеле: почтовое отделение Потапово.
— Потапово? — переспросил Голубков.
— Да. Читинская область. Почтовое отделение Потапово. Открытка странная.
Подписана одной буквой — "Н". И такое впечатление, что ее не меньше недели таскали в кармане, прежде чем бросили в почтовый ящик. Это важно?
— Все важно.
— Еще деталь, — продолжал Авдеев. — Матушка рассказала, что перед тем, как сын купил квартиру, к ним на Плющиху два раза приезжал какой-то человек. О чем-то говорил с Николаем. О чем — мать не знает.
— Какой человек?
— Серьезный. Прилично одет. На красивой иностранной машине.
— Пошли, — кивнул Голубков. Вернувшись в кабинет, он достал из сейфа фоторобот Ермакова.
— Возьми дежурную машину и дуй в Строгино. Покажи старушке. Не этот ли человек говорил с ее сыном. И сразу назад.
Голубков был почти уверен, что мать радиолокаторщика Николая Фалина опознает Ермакова. Но слово «почти» было не из его профессионального и жизненного лексикона.
* * *
Капитан Евдокимов ждал шефа в бюро пропусков НПО имени Жуковского. Пальма в углу и мягкие кресла вдоль стены напоминали о былых временах, когда проблемой было не выбить финансирование, а освоить щедро выделяемые средства. Пальма засохла, из-под обшивки кресел лез поролон. Унылую картину дополнял капитан Евдокимов, похожий на средней руки снабженца, вконец разочаровавшегося в профессии, но еще не окончательно решившего с ней порвать. Начальник бюро пропусков узнал Голубкова, но виду не подал и выполнил весь ритуал проверки документов и выписки разового пропуска. Он вызвался проводить посетителя, но Голубков сказал, что знает, куда идти.
— Что случилось? — спросил Голубков у оперативника, когда они оказались внутри режимного объекта на выложенной плитами дорожке, которую осыпал дождь.
— Крылов сказал, что ему нужно срочно вас видеть, — доложил Евдокимов. — Зачем — не сказал.
— Как он узнал, что ты со мной связан?
— Понял. Сегодня утром возле Быкова его «шестерку» тормознули два гаишника.
Заявили, что машина числится в угоне. Обыскали и хотели увезти.
— Машину?
— Его. Пришлось вмешаться.
— Почему сразу не доложил?
— По сотовому не рискнул. Мало ли.
— Что за гаишники, удалось узнать?
— Так точно.
— Как?
— Ну как… Отключили и нашли удостоверения. Служба безопасности президента.
Пятнадцатый отдел.
— Твою мать! — сказал Голубков. — Что с ними сделали?
— Извинились и отпустили.
— Твою мать! — повторил Голубков.
— А что, извиняться было не надо?
— Секретное изъятие?
— Двое. Мало, — усомнился оперативник. — Хотя… Человек на протезах, достаточно и двоих. Может, хотели помешать ему приехать на работу?
— Зачем?
— Затрудняюсь ответить.
* * *
Капитан Евдокимов остался в подъезде административного корпуса, а Голубков поднялся на второй этаж. Конструктор Крылов стоял у окна, курил «Приму» и смотрел на мокнущий под дождем МиГ-15, застывший на постаменте посреди скверика.
Сейф был открыт, на столе стоял процессор со снятым кожухом. Крупный голый череп и высокомерное лицо делали конструктора похожим на римского сенатора.
Он пожал Голубкову руку:
— Присаживайтесь. Не сомневался, что вы приедете. Кто знал о содержании нашего прошлого разговора?
— Вы, я и мой шеф.
— От кого могла уйти информация?
— Ни от кого.
— Ошибаетесь, полковник, — возразил Крылов. — Из моего сейфа исчезла дискета. С тремя фрагментами «мигов», которые вез «Антей». Из компьютера вынут жесткий диск. И это не все. Жена рассказала, что вчера днем в квартиру заходили сантехники, проверяли отопление. Никто их не вызывал. Мне это показалось странным. Сейчас не кажется. Они проверяли не отопление. Они смотрели, есть ли у меня дома компьютер. К счастью, нет. Можно сказать, что мне повезло. Когда у меня были деньги, не было компьютеров. А когда появились компьютеры, не стало денег. Вывод очевиден. Информация не могла уйти от меня. Если она ушла не от вас, значит, от вашего шефа.
— Исключено, — уверенно сказал Голубков. Конструктор поморщился.
— Утверждение нелогично. Оно продиктовано эмоциями. Что заставило вас приставить ко мне охрану?
— Не знаю, — признался Голубков. — Но не логика.
— Кто мог быть заинтересован в исчезновении информации о катастрофе «Антея»?
— Тот, кто знал, почему произошла катастрофа. И кто не хотел, чтобы об этом узнали другие. Конструктор высокомерно усмехнулся.
— Артель «Напрасный труд». Они зря старались. Исходные материалы есть в МЧС.
Восстановить дискету не составит труда. Достаточно знать, что искать. Это знаете даже вы.
— Вряд ли это удастся. Не очень удивлюсь, если окажется, что все материалы исчезли из МЧС.
— Даже так? Из этого следует, что мы имеем дело с очень серьезной организацией.
— Боюсь, что да, — кивнул Голубков.
— Сукины дети. Эти ваши коллеги, рыцари плаща и кинжала, унесли на хард-диске гораздо более важную информацию, которая им не нужна. Программу расчетов радарного отражения. Итог почти трехмесячной работы. Нельзя предложить им обмен?
Они возвращают диск, а взамен получают дискету с данными по «Антею».
— Они ее уже получили, — напомнил Голубков.
— Есть копия. Я ее сделал после разговора с вами. Не знаю почему. Шпиономания заразительна. Пойдут они на такую сделку?
— Пойдут, — сказал Голубков. — Но не на такую. Дискету они получат, а с вами произойдет несчастный случай.
— С вами, полковник, — поправил Крылов. — С вами, а не со мной. Дискету я отправил на главпочтамт до востребования. На ваше имя. Поэтому ее не нашли.
Признаться, при этом я посмеивался над собой. Оказывается, зря.
— Да, смешного тут мало. Эту программу трудно восстановить?
— Легче, конечно, чем все делать заново. Времени жалко. Не везет нам с этой работой. Полгода назад вирус попал в машины, уничтожил почти всю базу данных.
Теперь эти вот шпионские страсти.
— Полгода назад0 — переспросил Голубков. — Тогда, когда уволился Фалин?
— Не помню, чтобы я называл вам эту фамилию, — заметил Крылов.
— Мы узнали ее в отделе кадров. Он мог запустить этот вирус?
— Теоретически — да. Но не представляю, зачем ему это могло бы понадобиться. Вы — представляете?
— Нет. Но мы не можем отмахиваться от любых вариантов. Даже невероятных. Часто они оказываются самыми верными. Еще вопрос. Ваше ноу-хау — может оно представлять интерес для иностранной разведки? Скажем, для американской.
— Не думаю. У них есть «стелсы». Они могут быть заинтересованы только в одном: прекратить эти разработки у нас. Если мы сможем сделать невидимками МиГ-29 или Су-27, это потеснит их машины на мировом рынке. Не сильно, но потеснит.
— Почему — не сильно?
— Эти «миги» и «су» уже выработали моральный ресурс. Во всем мире берут на вооружение новые изделия. Которые прослужат лет пятнадцать. «Двадцать девятые» будут охотно покупать воюющие страны. Но туда продавать вооружения запрещено.
— А если не только МиГ-29 или Су-27? — спросил Голубков. — Если МиГ-23, МиГ-25, Су-25? Это возможно?
— Антирадарное покрытие можно нанести на любую машину. Если бы Россия не была связана международными обязательствами, превращение наших старых «мигов» и «су» в невидимки — да, это стало бы для Америки кошмаром. Их у нас тысячи. Как я понял, вы искали Николая Фалина и нашли?
— Да. Он сейчас в Потапове. Уехал туда полгода назад. Это село в Забайкалье. В двадцати километрах от него — аэродром военно-транспортной авиации. Его арендует ЗАО «Феникс».
Конструктор насторожился.
— "Феникс"? — переспросил он.
— Вам знакома эта фирма?
— Знакома. У нас был испытательный полигон под Воронежем. Когда финансирование прекратили, оборудование простаивало. Его купил «Феникс». Я не понимал, зачем коммерческой фирме это довольно специфическое оборудование. Теперь, кажется, понимаю. Фалин точно в Потапове?
— Да.
— Значит, они делают то же, что и мы?
— И продвинулись гораздо дальше, — подтвердил Голубков. — Фалин написал матери, что вернется домой недели через три. Есть и еще информация. За последние месяцы в Потапове истрачено сорок шесть тонн авиационного керосина. Совершали полеты над аэродромом пятнадцать истребителей. Старых моделей. МиГ-23, МиГ-25, Су-25. И только один МиГ-29.
Крылов с сомнением покачал головой:
— Такая программа не может быть самодеятельностью коммерческой фирмы. Она должна быть санкционирована на очень высоком уровне.
— Мы не знаем, на каком уровне она санкционирована. Я знаю только одно. Такого противодействия, как сейчас, мы не испытывали никогда.
Конструктор нахмурился:
— Вы понимаете, полковник, что это значит?
— Мне кажется, да, — кивнул Голубков. — Кошмарный сон для Америки близок к тому, чтобы превратиться в реальность.
— Это кошмар не для Америки, — резко возразил Крылов. — Это кошмар для России.
Рано или поздно об этом станет известно. Для всего мира мы превратимся в изгоев, в мразь. Надеюсь, что вы не правы, полковник. У вас слишком богатое воображение.
Даже в Советском Союзе подпольная торговля оружием в таком масштабе была невозможна. А мы все-таки демократическая страна.
— Но немножечко нищая, — напомнил Голубков. — А это — миллиарды долларов. Тех самых, что мы клянчим у Международного валютного фонда.
— Миллиарды, — согласился конструктор. — Но это бандитские миллиарды. С них будет капать кровь.
— Бытует мнение, что при всех своих декларациях Америка тоже занимается подпольной торговлей оружием.
— Это проблемы Америки, а не России. Если ваш сосед вор, вы тоже станете воровать? Если он убийца, вы станете убивать? Послужит это вам оправданием? Я далеко не идеалист, полковник. Но я восемь лет был испытателем. Там я оставил свои волосы. И ноги. И вот что я вам скажу: Бог есть.
Крылов тяжело поднялся, постоял у окна и обернулся к Голубкову:
— Что происходит, полковник? Что происходит со страной? С нами? Мы привыкли думать, что живем в средней полосе России. Березки. Зайчишка-зайка серенький. И вдруг выясняется, что мы живем не в средней полосе России, а в каких-то чудовищных джунглях. И под каждой елкой не волчок — серый бочок, а голодные львы. В окружении шакалов. И все это не завезено к нам. Все это и есть мы.
Голубков промолчал. Но конструктор и не ожидал ответа.
— Вернемся на грешную землю, — проговорил он. — Эту программу нужно остановить.
Кто бы ее ни санкционировал.
— Даже если это сам президент? — спросил Голубков.
— Да. Даже если это сам президент. Он не мог этого сделать. По определению. Он президент демократической России. Если страна станет бандитской, она востребует другого президента. Возможно, он уже ждет.
— Вы сказали, что у меня слишком богатое воображение, — заметил Голубков. — А у вас?
— Я оперирую фактами. Только фактами. И логикой. Будем называть вещи своими именами. Это заговор, полковник. Заговор против новой России. Она может нам нравиться или не нравиться, но другой нет. Это больной ребенок. Со всеми наследственными пороками. Его легко убить. Но где мы окажемся после этого? Вы обязаны предотвратить этот заговор. Это ваша профессия, полковник. В конце концов, вы за это получаете деньги.
— Конечно, конечно, — покивал Голубков. — За мою зарплату только такие заговоры и предотвращать.
— Полагаете, есть связь? — с иронией поинтересовался конструктор. — За маленькие деньги предотвращают маленькие заговоры, за большие — большие? А за очень большие?
— За очень большие деньги заговоры не предотвращают. За очень большие деньги заговоры устраивают.
Крылов хмуро усмехнулся:
— Ерничаем. Всю жизнь ерничаем. Булыжник — оружие пролетариата. Ирония — оружие интеллигенции. Средство самозащиты. Я полагал, что спецслужбы вооружены лучше.
Ладно. Я попросил вас приехать, чтобы получить совет. Вы в этих делах разбираетесь лучше меня. Следует мне объявить о краже хард-диска? Или сделать вид, что ничего не случилось?
— Следует, — сказал Голубков. — Не только диска. Но и дискеты. Укажите в протоколе, что именно было на дискете. Информация о причинах гибели самолета «Антей». Подчеркните, что эта информация уникальна и не может быть восстановлена. И потому вы требуете сделать все, чтобы ее вернуть.
Крылов недоверчиво взглянул на собеседника:
— Верите, что вернут?
— Нет, — ответил Голубков. — Верю, что не вернут. Но после этого я смогу снять с вас охрану.
* * *
В машине он угрюмо молчал, исподлобья смотрел, как тянутся по обочинам придорожные поселки и стынут под проливным дождем милые русскому сердцу березы.
Средняя полоса России.
* * *
Джунгли.
Заговор. Твою мать. Только нового ГКЧП не хватает. Из чего ему вылупиться, из какого желтка? Инфляция усмирилась. Правительство молодого премьера ведет успешные переговоры с МВФ о займе в восемь миллиардов. Президент хоть и болеет, но вожжи не ослабляет. Даже левые в Думе притихли. Выступают, но привычно, по обязанности, без сердечного ликования. Заговор. Весной заговоров не бывает.
Заговоры бывают осенью, когда народ возвращается из отпусков и вспоминает, что не худо бы изменить жизнь к лучшему.
И все-таки Крылов прав. Против логики не попрешь. Нужно называть вещи своими именами.
Да, заговор. Вопрос только один. Насколько он осознан? Что это? Обычная совковая дурь: хапануть под носом мировой общественности несколько миллиардов долларов и сделать вид, что я не я и лошадь не моя? Или хладнокровный расчет?
Голубков машинально потянулся закурить, но раздумал. Рассеянно повертел пачку в руках, перечитал всегда раздражавшую его надпись: «Эти уникальные сигареты высшего качества воссозданы на основе элитных сортов табака, поставлявшегося ко двору Петра I из Европы, и способны удовлетворить самого требовательного знатока, верящего в возрождение традиций и величия Земли Русской».
Он сунул пачку в карман и вдруг понял, что не верит в возрождение величия Земли Русской. И не хочет верить. Величие Земли Русской всегда было оплачено слишком большой кровью. А слишком маленькой крови не бывает.
Кровь всегда большая.
Всегда.
* * *
В управлении полковника Голубкова уже ждал лейтенант Авдеев. Мать Николая Фалина не опознала Ермакова. По ее утверждению, к ее сыну приезжал совсем другой человек: лет тридцати пяти, рослый. И фамилия его была не Ермаков, а какая-то украинская. В настольном календаре сына она нашла номер телефона, по которому Николай Фалин звонил этому человеку, и его фамилию. Фамилия его была — Тимашук, а телефонный номер, как выяснил лейтенант, принадлежал центральной диспетчерской ЗАО «Феникс».
Полковник Голубков подошел к окну. Погода испортилась. Срывался дождь. Блестела крыша «ауди» начальника управления. Ветер мотал над ней тяжелые кусты сирени.
Под козырьком проходной стояли два охранника в одинаковых темных плащах. По асфальту скользили машины, пробегали люди с зонтами. Посреди круглого фонтана мок купидончик.
На что мы тратим жизнь? Куда гоним, сжигая диски сцепления, надрывая сердца?
Зачем? Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик.
«При оценке сущностного содержания этой беседы важно не только то, что Ермаков сказал, но и то, чего не сказал…»
Чего же он, черт бы его побрал, не сказал?
* * *
Вошел генерал-лейтенант Нифонтов. В мундире. Знак. Мундир он надевал, когда его вызывали в Кремль. Пожал Голубкову руку, молчаливым кивком спросил: «Есть новости?» Просмотрел последние шифрограммы от Пастухова, но так, будто не понимал, о чем в них идет речь. Потом опустился в скрипнувшее под тяжестью его большого сильного тела кресло, вытряхнул из пачки на столе сигарету и закурил.
Тоже знак. Нифонтов упорно боролся с курением. Временами успешно.
Голубков ждал. Должен был последовать рассказ о том, зачем начальника управления вызывали наверх. Но Нифонтов молчал, курил быстро, как школьник на перемене.
Потом погасил окурок и произнес:
— Они взорвали «Мрию».
— Кто? — не понял Голубков.
— "Кто"! — повторил Нифонтов. — Кто мог ее взорвать?
— Чем?
— Ракетой «Игла».
— Они взорвали две опоры высоковольтной ЛЭП, — возразил Голубков. — Об этом докладывали. Про «Мрию» я ничего не знаю.
— А я знаю. И там знают.
— Откуда?
— Я не счел возможным об этом спрашивать.
Голубков нахмурился:
— Кто взорвал — знают?
— Нет. Но очень хотят знать. Очень.
— Доложил?
Нифонтов пожал плечами:
— О чем я мог доложить? Мне даже не пришлось изображать удивления. Оно изобразилось само собой.
— Так-так, — проговорил полковник Голубков. — Так-так. Знаете, как называется этот поступок, ваше превосходительство? Государственная измена.
— Иди ты на… — ответило их превосходительство.
— Реакция?
— Крайняя озабоченность. Крайняя. Непонятно только одно — чем.
— Чего же тут непонятного? — спросил Голубков. — «Мрия» стоит пятьдесят миллионов долларов.
— Меньше. Но на это им с высокой березы начхать. «Мрия» — собственность коммерческой компании «Аэротранс». Ее трудности. Озабочены там совсем другим.
Такое у меня создалось впечатление.
А именно: что мы успели узнать и откуда. Насколько глубоко мы умудрились влезть в это дело. Я вынужден был разочаровать нашего уважаемого куратора. Сказал, что представлю отчет только после завершения операции. Как мы и договаривались.
— Не думаю, что это ему понравилось, — заметил Голубков.
— Ему это не понравилось, — подтвердил Нифонтов. — Но это его проблемы. У нас проблемы другие. Чего-то мы с тобой, Константин Дмитриевич, не понимаем. Я сейчас буду задавать тебе идиотские вопросы, а ты попытайся на них ответить.
Какого черта они нас предупредили?
— Кто? — спросил Голубков, хотя и догадывался, о чем идет речь.
— Твой друг Коллинз. С чего это ЦРУ вздумало нас предупреждать? Ничего не понимаю. В чем заключается их игра?
Голубков не ответил. Он сам уже задавал себе этот вопрос.
— Не понимаю, — с нескрываемым раздражением повторил Нифонтов. — Вот мы, допустим, узнали, что Соединенные Штаты подпольно продают свои истребители. Не знаю кому. Ирану, например. И решили, что в интересах России это дело прикрыть.
Сориентировали агентуру, выявили каналы поставки, разработали операцию.
Допустил?
— С трудом.
— Станем мы об этой операции предупреждать ЦРУ?
— Обязательно, — кивнул Голубков. — Чтобы к власти в Америке не пришли красные.
— А если серьезно?
— Нет, конечно. Мы провели бы эту операцию, задокументировали и дали знать Штатам, что такой материал у нас есть. И если они не прекратят это безобразие, мы передадим его в мировые СМИ. Разразится грандиозный скандал. Администрация Клинтона не сможет рассчитывать на кредиты Международного валютного фонда. И Америке придет полный абзац.
— Почему они не сделали так же? — спросил Нифонтов, не отреагировав на шутку, которая самому Голубкову казалась очень смешной.
— Это интересный вопрос. И совсем не дурацкий. У меня самого он время от времени возникает.
— Второй момент, — продолжал Нифонтов. — Сколько истребителей Россия может выпускать на продажу? Два-три десятка в год? Может это составить хоть сколько-нибудь серьезную конкуренцию американскому ВПК?
— Их могут беспокоить военные успехи талибов, — заметил Голубков. — Коллинз об этом прямо сказал.
Нифонтов отмахнулся:
— Для этого не нужно перехватывать наши самолеты и устраивать международный скандал. Достаточно передать Шах-Масуду десяток комплексов «Пэтриот». Что они, кстати, и сделали. Получается, что цель у ЦРУ другая. Какая?
— Продолжай.
— Третий момент. Контракт на девятьсот шестьдесят миллионов долларов. Мы об этом уже говорили. Где «Госвооружение» или этот «Феникс» возьмут столько новых «мигов» и «су»? Их просто не существует в природе. Они есть в ВВС, но кто же позволит выставить их на продажу?
— Есть еще один интересный вопрос, — подсказал Голубков. — Дубов. Он же генеральный директор «Феникса» Ермаков. Мы вычислили его по данным Шереметьева-2. Такие же данные есть в компьютерах аэропорта Кеннеди. Фоторобот у ЦРУ был. Почему они сами его не вычислили?
— Не вопрос. Наверняка вычислили. Но нам не сообщили. Хотели, чтобы мы вышли на него сами. Вывели нас на него. Простенько, по-школьному. Это не унижает твое профессиональное достоинство?
— Не обольщайся, — предупредил Голубков. — Они не считают нас дураками.
— Но и слишком умными не считают. Я скажу, почему так думаю. Никакого другого объяснения у меня нет. Они хотят сделать нашими руками то, чего не могут сделать сами. При всех их возможностях.
— Что?
— Вот именно — что? Об этом я все время и говорю. Что?
— Да, это и есть главный вопрос, — согласился Голубков. — По-моему, ответ на него — в фигуре Ермакова. На нем сходится все. Контракт с аль-Джаббаром. Шесть миллионов долларов. Покушение. «Мрия». Все это не может быть случайностью. Таких случайностей не бывает.
— Его контакт с профессором Ефимовым, — напомнил Нифонтов. — Ермаков уговаривал Ефимова вернуться в Россию.
— И это тоже. «Феникс» не занимается исследовательскими работами. Их дело — продавать самолеты. Зачем ему нужен был Ефимов?
— Стоит и об этом подумать, — признал Нифонтов. — Но меня сейчас больше интересует другое. Чем для Америки опасна Россия?
— Это действительно дурацкий вопрос, — ответил Голубков. — Ничем.
— Не скажи, Константин Дмитриевич. Ядерные материалы, ракетные технологии. Если они начнут расползаться по. миру, мало не покажется. Они и сейчас просачиваются.
А если к власти придут коммунисты, хлынут. Так что я склонен поверить Коллинзу.
Не в интересах Штатов дестабилизировать обстановку в России.
— И что из этого следует? Для нашего конкретного дела?
— А черт его знает! — в сердцах бросил Нифонтов. Он еще немного посидел и поднялся. — Ладно, трудись. Да. Не сказал тебе, о чем шла речь там, — кивнул он вверх. — Снова всплыл вопрос о существовании управления.
— Не впервой, — равнодушно отозвался Голубков. — Он всегда всплывает, когда мы влезаем не в свои дела. А как иначе? Управление для того и создано.
— Куратор известил меня, что в рамках программы сокращения государственных расходов наш бюджет урезан до прожиточного минимума. А валютная строка сведена к нулю.
— Даже так? — нахмурился Голубков.
— Вот именно. Куратор дал понять, что сейчас все зависит от нас. От того, как мы справимся с этим делом.
— Намекнул, чтобы пошевеливались? Нифонтов покачал головой:
— Наоборот. Намекнул, чтобы не пошевеливались.
— А почему не приказал?
— Не въезжаешь, Константин Дмитриевич. Здесь свои тонкости. От имени президента он мог приказать нам заняться этим делом. Отменить приказ без ведома президента — совсем другое дело. Тут в два счета можно шею сломать. Вот так-то, господин полковник. Стрельну у тебя еще сигаретку?
— Да на здоровье.
Нифонтов взял сигарету, понюхал ее и пошел к выходу. С порога оглянулся.
— Знаешь, что самое приятное в борьбе с дурными привычками? Поражения!
* * *
Взорвали «Мрию». Вот это новость. Всем новостям новость. Что же там произошло? И что происходит?
* * *
Голубков связался с дежурным оператором информационного центра. Тот доложил: вызов повторяю, группа Пастухова не отвечает.
— Продолжай вызывать, — приказал Голубков и выключил селектор.
В кабинет заглянул помощник:
— Капитан Евдокимов. Звонит по городскому. Голубков взял трубку:
— Слушаю.
— Константин Дмитриевич, я из Жуковского. Вы не могли бы сюда приехать? Прямо сейчас.
— В чем дело? — встревожился Голубков. — Что-то с Крыловым?
— Нет. Ничего такого, о чем вы подумали.
— Не говори загадками!
— Я звоню из проходной НПО. По автомату.
— Еду.
Голубков сбежал по широкой мраморной лестнице, на ходу натягивая плащ. Серая служебная «Волга» полковника уже ждала у парадного. В дверях он едва не столкнулся с лейтенантом Авдеевым. С плаща оперативника текло.
— Разрешите доложить? — спросил он, отряхиваясь. — Дождь, черт бы его. Весна называется. Ждешь ее, как любимую девушку, а вваливается сосед-алкаш.
— Об этом ты и хотел доложить?
— Извините. Это у меня от путешествия по коммуналкам. Нашел я локаторщика. Фалин его фамилия. Николай Фалин. Тридцать два года, не судим, холост. Участковым в целом характеризуется положительно, хотя в последнее время употреблял и пел громким противным голосом под караоке. Соседи выражали неудовольствие. Пришлось побегать. Из коммуналки на Плющихе он выехал, а нового адреса в справочном еще нет. Полгода назад купил однокомнатную квартиру в Строгине, перевез мать и сразу исчез.
— Как — исчез?
— Сказал, что уезжает в командировку. По работе. Куда — не сказал. Мать с ума сходила. За квартиру отдал двадцать шесть тысяч долларов. Откуда у сына такие деньги? Не иначе связался с бандитами. Не пишет. Только на днях пришла открытка.
Все в порядке, жив-здоров, вернется недели через три.
— Открытку видел?
— Так точно. На штемпеле: почтовое отделение Потапово.
— Потапово? — переспросил Голубков.
— Да. Читинская область. Почтовое отделение Потапово. Открытка странная.
Подписана одной буквой — "Н". И такое впечатление, что ее не меньше недели таскали в кармане, прежде чем бросили в почтовый ящик. Это важно?
— Все важно.
— Еще деталь, — продолжал Авдеев. — Матушка рассказала, что перед тем, как сын купил квартиру, к ним на Плющиху два раза приезжал какой-то человек. О чем-то говорил с Николаем. О чем — мать не знает.
— Какой человек?
— Серьезный. Прилично одет. На красивой иностранной машине.
— Пошли, — кивнул Голубков. Вернувшись в кабинет, он достал из сейфа фоторобот Ермакова.
— Возьми дежурную машину и дуй в Строгино. Покажи старушке. Не этот ли человек говорил с ее сыном. И сразу назад.
Голубков был почти уверен, что мать радиолокаторщика Николая Фалина опознает Ермакова. Но слово «почти» было не из его профессионального и жизненного лексикона.
* * *
Капитан Евдокимов ждал шефа в бюро пропусков НПО имени Жуковского. Пальма в углу и мягкие кресла вдоль стены напоминали о былых временах, когда проблемой было не выбить финансирование, а освоить щедро выделяемые средства. Пальма засохла, из-под обшивки кресел лез поролон. Унылую картину дополнял капитан Евдокимов, похожий на средней руки снабженца, вконец разочаровавшегося в профессии, но еще не окончательно решившего с ней порвать. Начальник бюро пропусков узнал Голубкова, но виду не подал и выполнил весь ритуал проверки документов и выписки разового пропуска. Он вызвался проводить посетителя, но Голубков сказал, что знает, куда идти.
— Что случилось? — спросил Голубков у оперативника, когда они оказались внутри режимного объекта на выложенной плитами дорожке, которую осыпал дождь.
— Крылов сказал, что ему нужно срочно вас видеть, — доложил Евдокимов. — Зачем — не сказал.
— Как он узнал, что ты со мной связан?
— Понял. Сегодня утром возле Быкова его «шестерку» тормознули два гаишника.
Заявили, что машина числится в угоне. Обыскали и хотели увезти.
— Машину?
— Его. Пришлось вмешаться.
— Почему сразу не доложил?
— По сотовому не рискнул. Мало ли.
— Что за гаишники, удалось узнать?
— Так точно.
— Как?
— Ну как… Отключили и нашли удостоверения. Служба безопасности президента.
Пятнадцатый отдел.
— Твою мать! — сказал Голубков. — Что с ними сделали?
— Извинились и отпустили.
— Твою мать! — повторил Голубков.
— А что, извиняться было не надо?
— Секретное изъятие?
— Двое. Мало, — усомнился оперативник. — Хотя… Человек на протезах, достаточно и двоих. Может, хотели помешать ему приехать на работу?
— Зачем?
— Затрудняюсь ответить.
* * *
Капитан Евдокимов остался в подъезде административного корпуса, а Голубков поднялся на второй этаж. Конструктор Крылов стоял у окна, курил «Приму» и смотрел на мокнущий под дождем МиГ-15, застывший на постаменте посреди скверика.
Сейф был открыт, на столе стоял процессор со снятым кожухом. Крупный голый череп и высокомерное лицо делали конструктора похожим на римского сенатора.
Он пожал Голубкову руку:
— Присаживайтесь. Не сомневался, что вы приедете. Кто знал о содержании нашего прошлого разговора?
— Вы, я и мой шеф.
— От кого могла уйти информация?
— Ни от кого.
— Ошибаетесь, полковник, — возразил Крылов. — Из моего сейфа исчезла дискета. С тремя фрагментами «мигов», которые вез «Антей». Из компьютера вынут жесткий диск. И это не все. Жена рассказала, что вчера днем в квартиру заходили сантехники, проверяли отопление. Никто их не вызывал. Мне это показалось странным. Сейчас не кажется. Они проверяли не отопление. Они смотрели, есть ли у меня дома компьютер. К счастью, нет. Можно сказать, что мне повезло. Когда у меня были деньги, не было компьютеров. А когда появились компьютеры, не стало денег. Вывод очевиден. Информация не могла уйти от меня. Если она ушла не от вас, значит, от вашего шефа.
— Исключено, — уверенно сказал Голубков. Конструктор поморщился.
— Утверждение нелогично. Оно продиктовано эмоциями. Что заставило вас приставить ко мне охрану?
— Не знаю, — признался Голубков. — Но не логика.
— Кто мог быть заинтересован в исчезновении информации о катастрофе «Антея»?
— Тот, кто знал, почему произошла катастрофа. И кто не хотел, чтобы об этом узнали другие. Конструктор высокомерно усмехнулся.
— Артель «Напрасный труд». Они зря старались. Исходные материалы есть в МЧС.
Восстановить дискету не составит труда. Достаточно знать, что искать. Это знаете даже вы.
— Вряд ли это удастся. Не очень удивлюсь, если окажется, что все материалы исчезли из МЧС.
— Даже так? Из этого следует, что мы имеем дело с очень серьезной организацией.
— Боюсь, что да, — кивнул Голубков.
— Сукины дети. Эти ваши коллеги, рыцари плаща и кинжала, унесли на хард-диске гораздо более важную информацию, которая им не нужна. Программу расчетов радарного отражения. Итог почти трехмесячной работы. Нельзя предложить им обмен?
Они возвращают диск, а взамен получают дискету с данными по «Антею».
— Они ее уже получили, — напомнил Голубков.
— Есть копия. Я ее сделал после разговора с вами. Не знаю почему. Шпиономания заразительна. Пойдут они на такую сделку?
— Пойдут, — сказал Голубков. — Но не на такую. Дискету они получат, а с вами произойдет несчастный случай.
— С вами, полковник, — поправил Крылов. — С вами, а не со мной. Дискету я отправил на главпочтамт до востребования. На ваше имя. Поэтому ее не нашли.
Признаться, при этом я посмеивался над собой. Оказывается, зря.
— Да, смешного тут мало. Эту программу трудно восстановить?
— Легче, конечно, чем все делать заново. Времени жалко. Не везет нам с этой работой. Полгода назад вирус попал в машины, уничтожил почти всю базу данных.
Теперь эти вот шпионские страсти.
— Полгода назад0 — переспросил Голубков. — Тогда, когда уволился Фалин?
— Не помню, чтобы я называл вам эту фамилию, — заметил Крылов.
— Мы узнали ее в отделе кадров. Он мог запустить этот вирус?
— Теоретически — да. Но не представляю, зачем ему это могло бы понадобиться. Вы — представляете?
— Нет. Но мы не можем отмахиваться от любых вариантов. Даже невероятных. Часто они оказываются самыми верными. Еще вопрос. Ваше ноу-хау — может оно представлять интерес для иностранной разведки? Скажем, для американской.
— Не думаю. У них есть «стелсы». Они могут быть заинтересованы только в одном: прекратить эти разработки у нас. Если мы сможем сделать невидимками МиГ-29 или Су-27, это потеснит их машины на мировом рынке. Не сильно, но потеснит.
— Почему — не сильно?
— Эти «миги» и «су» уже выработали моральный ресурс. Во всем мире берут на вооружение новые изделия. Которые прослужат лет пятнадцать. «Двадцать девятые» будут охотно покупать воюющие страны. Но туда продавать вооружения запрещено.
— А если не только МиГ-29 или Су-27? — спросил Голубков. — Если МиГ-23, МиГ-25, Су-25? Это возможно?
— Антирадарное покрытие можно нанести на любую машину. Если бы Россия не была связана международными обязательствами, превращение наших старых «мигов» и «су» в невидимки — да, это стало бы для Америки кошмаром. Их у нас тысячи. Как я понял, вы искали Николая Фалина и нашли?
— Да. Он сейчас в Потапове. Уехал туда полгода назад. Это село в Забайкалье. В двадцати километрах от него — аэродром военно-транспортной авиации. Его арендует ЗАО «Феникс».
Конструктор насторожился.
— "Феникс"? — переспросил он.
— Вам знакома эта фирма?
— Знакома. У нас был испытательный полигон под Воронежем. Когда финансирование прекратили, оборудование простаивало. Его купил «Феникс». Я не понимал, зачем коммерческой фирме это довольно специфическое оборудование. Теперь, кажется, понимаю. Фалин точно в Потапове?
— Да.
— Значит, они делают то же, что и мы?
— И продвинулись гораздо дальше, — подтвердил Голубков. — Фалин написал матери, что вернется домой недели через три. Есть и еще информация. За последние месяцы в Потапове истрачено сорок шесть тонн авиационного керосина. Совершали полеты над аэродромом пятнадцать истребителей. Старых моделей. МиГ-23, МиГ-25, Су-25. И только один МиГ-29.
Крылов с сомнением покачал головой:
— Такая программа не может быть самодеятельностью коммерческой фирмы. Она должна быть санкционирована на очень высоком уровне.
— Мы не знаем, на каком уровне она санкционирована. Я знаю только одно. Такого противодействия, как сейчас, мы не испытывали никогда.
Конструктор нахмурился:
— Вы понимаете, полковник, что это значит?
— Мне кажется, да, — кивнул Голубков. — Кошмарный сон для Америки близок к тому, чтобы превратиться в реальность.
— Это кошмар не для Америки, — резко возразил Крылов. — Это кошмар для России.
Рано или поздно об этом станет известно. Для всего мира мы превратимся в изгоев, в мразь. Надеюсь, что вы не правы, полковник. У вас слишком богатое воображение.
Даже в Советском Союзе подпольная торговля оружием в таком масштабе была невозможна. А мы все-таки демократическая страна.
— Но немножечко нищая, — напомнил Голубков. — А это — миллиарды долларов. Тех самых, что мы клянчим у Международного валютного фонда.
— Миллиарды, — согласился конструктор. — Но это бандитские миллиарды. С них будет капать кровь.
— Бытует мнение, что при всех своих декларациях Америка тоже занимается подпольной торговлей оружием.
— Это проблемы Америки, а не России. Если ваш сосед вор, вы тоже станете воровать? Если он убийца, вы станете убивать? Послужит это вам оправданием? Я далеко не идеалист, полковник. Но я восемь лет был испытателем. Там я оставил свои волосы. И ноги. И вот что я вам скажу: Бог есть.
Крылов тяжело поднялся, постоял у окна и обернулся к Голубкову:
— Что происходит, полковник? Что происходит со страной? С нами? Мы привыкли думать, что живем в средней полосе России. Березки. Зайчишка-зайка серенький. И вдруг выясняется, что мы живем не в средней полосе России, а в каких-то чудовищных джунглях. И под каждой елкой не волчок — серый бочок, а голодные львы. В окружении шакалов. И все это не завезено к нам. Все это и есть мы.
Голубков промолчал. Но конструктор и не ожидал ответа.
— Вернемся на грешную землю, — проговорил он. — Эту программу нужно остановить.
Кто бы ее ни санкционировал.
— Даже если это сам президент? — спросил Голубков.
— Да. Даже если это сам президент. Он не мог этого сделать. По определению. Он президент демократической России. Если страна станет бандитской, она востребует другого президента. Возможно, он уже ждет.
— Вы сказали, что у меня слишком богатое воображение, — заметил Голубков. — А у вас?
— Я оперирую фактами. Только фактами. И логикой. Будем называть вещи своими именами. Это заговор, полковник. Заговор против новой России. Она может нам нравиться или не нравиться, но другой нет. Это больной ребенок. Со всеми наследственными пороками. Его легко убить. Но где мы окажемся после этого? Вы обязаны предотвратить этот заговор. Это ваша профессия, полковник. В конце концов, вы за это получаете деньги.
— Конечно, конечно, — покивал Голубков. — За мою зарплату только такие заговоры и предотвращать.
— Полагаете, есть связь? — с иронией поинтересовался конструктор. — За маленькие деньги предотвращают маленькие заговоры, за большие — большие? А за очень большие?
— За очень большие деньги заговоры не предотвращают. За очень большие деньги заговоры устраивают.
Крылов хмуро усмехнулся:
— Ерничаем. Всю жизнь ерничаем. Булыжник — оружие пролетариата. Ирония — оружие интеллигенции. Средство самозащиты. Я полагал, что спецслужбы вооружены лучше.
Ладно. Я попросил вас приехать, чтобы получить совет. Вы в этих делах разбираетесь лучше меня. Следует мне объявить о краже хард-диска? Или сделать вид, что ничего не случилось?
— Следует, — сказал Голубков. — Не только диска. Но и дискеты. Укажите в протоколе, что именно было на дискете. Информация о причинах гибели самолета «Антей». Подчеркните, что эта информация уникальна и не может быть восстановлена. И потому вы требуете сделать все, чтобы ее вернуть.
Крылов недоверчиво взглянул на собеседника:
— Верите, что вернут?
— Нет, — ответил Голубков. — Верю, что не вернут. Но после этого я смогу снять с вас охрану.
* * *
В машине он угрюмо молчал, исподлобья смотрел, как тянутся по обочинам придорожные поселки и стынут под проливным дождем милые русскому сердцу березы.
Средняя полоса России.
* * *
Джунгли.
Заговор. Твою мать. Только нового ГКЧП не хватает. Из чего ему вылупиться, из какого желтка? Инфляция усмирилась. Правительство молодого премьера ведет успешные переговоры с МВФ о займе в восемь миллиардов. Президент хоть и болеет, но вожжи не ослабляет. Даже левые в Думе притихли. Выступают, но привычно, по обязанности, без сердечного ликования. Заговор. Весной заговоров не бывает.
Заговоры бывают осенью, когда народ возвращается из отпусков и вспоминает, что не худо бы изменить жизнь к лучшему.
И все-таки Крылов прав. Против логики не попрешь. Нужно называть вещи своими именами.
Да, заговор. Вопрос только один. Насколько он осознан? Что это? Обычная совковая дурь: хапануть под носом мировой общественности несколько миллиардов долларов и сделать вид, что я не я и лошадь не моя? Или хладнокровный расчет?
Голубков машинально потянулся закурить, но раздумал. Рассеянно повертел пачку в руках, перечитал всегда раздражавшую его надпись: «Эти уникальные сигареты высшего качества воссозданы на основе элитных сортов табака, поставлявшегося ко двору Петра I из Европы, и способны удовлетворить самого требовательного знатока, верящего в возрождение традиций и величия Земли Русской».
Он сунул пачку в карман и вдруг понял, что не верит в возрождение величия Земли Русской. И не хочет верить. Величие Земли Русской всегда было оплачено слишком большой кровью. А слишком маленькой крови не бывает.
Кровь всегда большая.
Всегда.
* * *
В управлении полковника Голубкова уже ждал лейтенант Авдеев. Мать Николая Фалина не опознала Ермакова. По ее утверждению, к ее сыну приезжал совсем другой человек: лет тридцати пяти, рослый. И фамилия его была не Ермаков, а какая-то украинская. В настольном календаре сына она нашла номер телефона, по которому Николай Фалин звонил этому человеку, и его фамилию. Фамилия его была — Тимашук, а телефонный номер, как выяснил лейтенант, принадлежал центральной диспетчерской ЗАО «Феникс».