– Да, досталось тебе!
   Кристина ответила:
   – Сама виновата! Позарилась на красивую жизнь, вот и получила этой красоты с избытком.
   Они вышли к реке. На берегу никого не было.
   Постояв немного у воды, решили возвращаться.
   На обратном пути Бекетов спросил:
   – Как же твой бывший муж отдал дочь?
   – Он бы и не отдал. Но спустя месяц, как я сбежала, Роман погиб. Я думаю, его просто убили. И не только его.
   – В смысле?
   – Как я узнала, бывший муж вновь собрал своих друзей все в той же сауне. Вызвали проституток и начали оргию. А под утро всех нашли мертвыми, даже охранников, которые почему-то тоже оказались внутри здания. Эксперты вынесли заключение, что веселая компания отравилась угарным газом. Но я не верю в это! Видно, кому-то перешел дорогу Роман, вот его и убрали. Но и черт с ним! Главное, что свекровь со свекром тут же отказались от Вики, и ее забрала моя мама. Сейчас они живут вдвоем.
   Юрий вновь спросил:
   – И сколько сейчас дочери лет?
   – Шесть. Следующим летом в школу. Придется увольняться. Надо заняться Викой, а то не дело, что родную мать не видит!
   – Это точно.
   Кристина остановилась, взглянув на капитана:
   – Ну, что, Юра, не отпала охота продолжать ухаживания за матерью-одиночкой? Ведь вокруг много молоденьких, без «хвостов»!
   Бекетов возмутился:
   – О чем ты говоришь? За кого меня принимаешь? Я, может, и пьянь беспробудная в твоих глазах, но не подонок! А то, что у тебя дочь, это даже к лучшему.
   Кристина удивилась:
   – Почему к лучшему?
   – Да потому, что если у нас что-то сложится, то сразу полноценная семья образуется!
   – Все зависит только от тебя!
   – Теперь я понимаю, почему ты так негативно относишься к пьянке. Конечно, столько пережить, да еще в твои-то годы, возненавидишь всех пьющих!
   – Хорошо, что ты правильно меня понял.
   – Хорошо-то хорошо. Ладно, завязываю. Но ты только не торопи меня. Чтобы отказаться от пойла, нужно время, сразу бросить не смогу, я себя знаю. Но в итоге завяжу однозначно! Решено!
   Кристина бросила взгляд на капитана:
   – А не успокаиваешь ты себя, Юра? И стоит ли тебе жертвовать свободой ради бабы с ребенком?
   – Кристя, прекрати!
   Так, за разговорами, вышли на КПП.
   Прапорщик, увидев молодых людей, улыбнулся:
   – Ну, что, экстремалы, все нормально?
   Капитан ответил:
   – Я ж говорил тебе, прорвемся. Правда, прорываться не пришлось, на реке тишина и покой. В лесу то же самое. Так что напрасны были твои страхи, прапорщик!
   – Ну и слава богу!
   Бекетов вернул дежурному по контрольно-пропускному пункту ракетницу и, взяв Кристину под руку, повел ее асфальтированной дорогой в городок. Шли молча, каждый думал о своем. Подошли к бараку, где размещался женский взвод роты связи. Женщины жили по двое в отдельных комнатах, так же, как и офицеры в общежитии. Остановившись у огромного куста акации. Кристина посмотрела на часы.
   – Ого, первый час! А кажется, совсем недавно из клуба ушли. Быстро же время пролетело.
   Юрий вдруг резко притянул женщину к себе. Впился губами в ее губы. Кристина не ожидала этого и попыталась вырваться. Но офицер держал ее крепко.
   Через мгновение женщина перестала сопротивляться и ответила на затяжной поцелуй, начав неожиданно дрожать всем телом. Затем нашла в себе силы вырваться из объятий капитана:
   – Ты... ты... зачем вот так?
   – А вот так! Черт бы побрал эту прогулку!
   – Но в чем дело?
   – В чем? Я же живой человек, а не бревно бездушное! Я ласки хочу, а ты... ты силой! Ну почему, зачем все испортил? Неужели не мог иначе?
   Развернувшись, женщина побежала к бараку, оставив растерянного Бекетова у акации.
   Капитан тряхнул головой.
   Вот как, а? Все испортил! И чего такого особенного он сделал. Поцеловал ее? И что? Ведь ответила же! И тело затрепетало от желания! Хотя... конечно виноват. Должен был понять: иной реакции от Кристины ждать нельзя. Натерпелась насилия в свое время. Черт! Бестолочь, идиот!
   Сплюнув на асфальт, капитан пошел в общежитие. Чтобы не будить дежурного, проник в номер через окно, как делал это не так редко. Очутившись в комнате, Бекетов, не думая, открыл холодильник, достал начатую бутылку водки, из горла в несколько глотков опорожнил ее. Бутылку выбросил на улицу. Сел на кровать, закурил. Ожидая, что спиртное подействует и свалит его в сон. Не свалило. Так, лежа в постели, Юрий и смотрел в потолок, пока за окном не заиграл рассвет.
   Не спала этой ночью и Кристина. И ее покинул сон, а в мозгу бились мысли. И были эти мысли о Бекетове. И чем дольше женщина думала о нем, тем более утверждалась в том, что поступила с капитаном жестко! Он же не Роман! Он совсем другой человек. Честный, благородный, чистый! Ну и что, что не сдержался? Ведь его можно понять! Живет один, неустроенной жизнью, постоянно рискуя ею. Нет, не надо было отталкивать его! Наоборот, обласкать, обогреть. К тому же Кристина сама желала близости с ним. А вышло как? Нехорошо вышло. Он теперь обидится. А может и запьет! Что же она не сдержалась?! Надо завтра же встретиться с Юрием и поговорить. Он мужчина, он должен чувствовать себя сильней женщины. А она, дура, по сути унизила его. Какая капризная, выискалась. Да мало ли что было в прошлом, прошлое надо помнить, а вот жить следует настоящим! Да, завтра обязательно она найдет его и поговорит. С этим, когда за окном начало светать, Кристина забылась коротким сном.

Глава третья

   Горный блокпост. Среда 22 сентября. 7-30.
   Жаров проснулся оттого, что луч солнца через амбразуру лег на его лицо. Он поморщился, поднял руку, посмотрел на часы. Пора вставать. Взвод с шести часов бодрствует, а он со связисткой еще в постели. Но вставать с матрасов, сброшенных с кроватей и образовавших единое любовное ложе, не хотелось. Хотелось другого, а именно утреннего удовольствия, к которому всего за двое с небольшим суток приучила его сержант Губочкина. За дверью блиндажа тихо, стараясь не подходить к командному пункту блокпоста, догадываясь, чем в это время может заниматься их командир, нес службу Демидов. Да и заместитель Жарова, контрактник Мансуров строго следил, чтобы старшему лейтенанту не мешали. Служба службой, а личная жизнь личной жизнью. Жаров повернулся к Валентине. Женщина лежала на животе, подмяв под себя простыни совершенно голая. Игорь, проглотив слюну, положил правую руку на ее ягодицы. Желание усилилось. Связистка проговорила сонно:
   – Так будешь, или вставать на колени?
   – Встань!
   Валентина вздохнула и выполнила просьбу партнера. Старший лейтенант вошел в нее грубо, без подготовки, впрочем, никакой подготовки и не требовалось. Случка продолжалась недолго. Через мгновения, издав стон наслаждения, Жаров упал на постель. Рядом, перевернувшись, опустилась и Валентина:
   – Ну что, командир, доволен?
   – Не то слово, Валюша! Ты чудо!
   – Мог бы и разнообразить речь, а то третье утро твердишь одно и то же! Какое я тебе чудо? Нет, сказал бы: ты прелесть или что-то в этом роде, а то чудо. Оно, это чудо, разным бывает!
   – Ты же понимаешь, в каком смысле я!
   – Понимаю. Подвинься, я в душ! А то не хватало мне еще забеременеть от тебя!
   Жаров усмехнулся:
   – Тебе и забеременеть? О чем ты, Валя? После стольких-то абортов?
   – А ты их считал? Может, я ни одного не делала, а предохранялась! Так что подвинься!
   Старший лейтенант пропустил женщину и, облокотившись на руку, проводил ее взглядом в пристройку. Валентина совершенно не стеснялась его. Только проговорила с порога:
   – Ты гляди, да о времени не забывай. Скоро завтрак принесут.
   Жаров резко поднялся:
   – Ты, как закончишь водные процедуры, приберись здесь, да связь с батальоном к восьми часам организуй!
   Войдя в душевой отсек, Валентина сплюнула на настил. Охамел, мальчонка! Хозяином себя почувствовал. Мужиком! Да если б она не подыгрывала ему и не стонала наигранно, то пыл бы Жаров поубавил. Стебарь из него никакой! Так, шелупонь по сравнению с теми, кого она имела в своей жизни. Ему целочку, да и то на пару раз. Не может удовлетворить бабу, да и чем удовлетворять-то? Не член, а так, не пойми что десятисантиметровое. А ведь мнит-то из себя! Ну, супербой, не иначе! Интересно, как он других трахает? Или больше понтуется? А может, ему такие попадаются, которые сами-то толком в половой жизни ни хрена не смыслят? Может, и так. Но что это она о нем? Отвалил, и черт с ним. Теперь до вечера. Ничего, недолго здесь коптиться осталось. Сегодня среда, в понедельник взвод сменят, а в гарнизоне она этого сопляка и на пушечный выстрел не подпустит. Но это будет потом.
   Приведя себя в порядок, Губочкина застелила кровати, подмела пол, села за рацию.
   Жаров тоже думал о ней. Играет, шлюха. Вот уже третью ночь играет, показывая старлею, как балдеет от него. А у самой глаза пустые. Не удовлетворяет он ее, это ясно. Но не важно. Главное, Валентина безоговорочно и с наигранным удовольствием выполняет все его прихоти. Наверно, считает, сука, дни до конца наряда и рассчитывает избавиться от Жарова, как только вернется в часть. Напрасно рассчитывает. Как только увидит подарок, который задумал он купить, в момент просечет тему. Такие просекают ситуацию в шесть секунд. Так что будет и дальше раздвигать ноги, как только этого захочет старший лейтенанта. Он эту секс-бомбу не отпустит. Потратится прилично, но не отпустит. Да она сама приклеится, въехав в то, какую выгоду заимеет, ублажая его. Единственно, чтобы не светить связь в гарнизоне, придется хату в станице снять. Но с этим Мансур поможет. А потом шлюшку можно будет использовать и в обработке Родимцевой. Не напрямую, конечно, а аккуратненько со стороны. И в первую очередь для того, чтобы отвернуть Кристину от Бекетова, а то между ними вроде как начинают складываться серьезные отношения. Этого допустить нельзя. Родимцева должна стать его, Жарова, бабой! Капитан облизнется. Запьет и вылетит из армии! Вот тут уже заместитель по воспитательной свое веское слово скажет. И никуда не денется! Так что напрасно Валентина надеется избавиться от Жарова, а Родимцева связать жизнь с Бекетовым. Ничего у них не получится. Потому что так решил он, Жаров. И его сила в деньгах. Тот, кто имеет деньги, имеет все! К Родимцевой он подход найдет. В части Жаров на хорошем счету, перспективный офицер, активист, не то что заслуженная пьянь Бекетов. Подкатить к Кристине, с ее косяками о жизни праведной, несложно. Просто надо прикинуться таким же праведником. И брать не нахрапом, а по-тихому, терпеливо, но упорно. Где пожалеть, где приласкать. Пусть сначала словом, для души. Наступит время и для тела. Торопиться старлею некуда. Для развратных утех под рукой останется Валентина. Так что все пока идет хорошо. И будет лучше после того, как ночью по ущелью пройдет караван. Его доля тридцать тысяч. Неплохие деньги. Можно и больше взять, но заартачится Мансур. Да и замполит проявит неудовольствие. А это Жарову не нужно. Так что придется отвалить им по червонцу. Ничего, не обеднеет. Зато Индюков сделает все, что потребует взводный! Он очень нужен в комбинации против Бекетова! Вот и отработает надбавку к доле. А если все по уму сделает и добьется увольнения капитана, или перевода в другой округ, то и премию солидную получит.
   Так думал временный начальник поста, не допуская мысли о том, что где-то может ошибаться. И о том, что сам балансирует между жизнью и смертью. Бандитам опасные свидетели не нужны. Их кормят до поры до времени, но как только надобность в них отпадет, то в большинстве случаев таких, как Жаров и Индюков, просто убирают.
   Вот об этом совершенно не думал Жаров, находясь в иллюзии полной своей безопасности и купаясь в грязных мечтах о господстве над другими.
   Приведя себя в порядок, старший лейтенант придирчиво осмотрел помещение. Осмотром остался доволен. Валентина выполнила все, что от нее требовалось. Все же женщиной она была аккуратной! Жаров оделся, присел рядом с Губочкиной. Часы показывали 7-55.
   Вошел Мансуров:
   – Разрешите, товарищ старший лейтенант?
   Жаров разрешил:
   – Входи, сержант!
   – Утренний доклад, командир!
   – Слушаю!
   – На блокпосту за истекшие сутки происшествий не случилось, личный состав занимается согласно расписанию!
   – Все?
   – Так точно!
   – Свободен. Далеко не уходи, после сеанса связи обойдем позиции отделений, посмотрим, как на деле личный состав занимается.
   Сержант-контрактник козырнул:
   – Есть, товарищ старший лейтенант!
   И вышел из блиндажа.
   Ровно в 8-00 Губочкина вызвала оперативного дежурного батальона спецназа:
   – Равнина! Я – Затвор-21! Прошу ответить!
   Батальон ответил. Но почему-то голосом заместителя командира по воспитательной работе:
   – Я – Равнина, слышу вас хорошо!
   Губочкина удивленно взглянула на взводного, прошептав:
   – Индюков? С чего бы это?
   Старший лейтенант, ожидая выход на связь именно замполита, а не оперативного дежурного, пожал плечами:
   – А черт его знает!
   Ответил в микрофон, переданный ему связисткой:
   – Я – Затвор-21. Докладываю обстановку по объекту на 8-00 22 числа. У нас все спокойно. Пост несет службу в режиме постоянной боевой готовности. Происшествий и случаев проникновения в зону ответственности подразделения не зафиксировано. Как поняли меня, Равнина?
   – Понял вас, Затвор-21! Продолжайте несение службы. Напоминаю, особое внимание за контролем над зоной ответственности объекта уделять в темное время суток!
   – Принял, Равнина!
   – Конец связи!
   – Конец!
   Старший лейтенант улыбнулся связистке:
   – Ну вот и отстрелялись на сегодня!
   Валентина спросила:
   – Почему все-таки сегодня на связь вышел замполит?
   Жаров, поднявшись, потрепал подчиненную любовницу за щеку:
   – А вот об этом ты, дорогая, как вернешься в батальон, сама у Индюкова спросишь. А сейчас слушай эфир. Я на обходе поста! Пока, любовь моя ненаглядная!
   И не дожидаясь ответной реплики Губочкиной, старший лейтенант покинул блиндаж, где в траншее у ближайшей стрелковой ячейки первого отделения его ждал сержант Мансуров.
   Контрактник фамильярно обратился к офицеру:
   – Что, Игорек! Не высосала из тебя еще все соки наша Валюша?
   Тон сержанта, а больше его кривая ухмылка пришлась не по душе оборотню:
   – Тебе какое до этого дело, а? Может, сам глаз положил на связистку?
   – Нет, лейтенант. Шлюхи типа Губочкиной меня не интересуют. Хотя, если быть откровенным, то парочку раз ...
   Старший лейтенант оборвал сержанта:
   – Забудь об этом!
   Мансуров удивился:
   – Это еще почему? Или связистка твоя собственность?
   Жаров сощурил глаза:
   – Не нравится мне этот разговор, Мансур! Пока мы здесь, баба будет моей! А в части, если желаешь, попробуй подвалить к ней на пару палок. Но сомневаюсь, что она пойдет с тобой! И закончили этот базар. Нам надо проход каравана готовить.
   Мансур зевнул:
   – Закончим, так закончим, а обеспечение акции с моей стороны готово. В ночь на пост в БМП отправлю Гошу, сам займу позицию на огневом рубеже. Сектор же Катаванского ущелья на тебе.
   – Это я помню. Во сколько Мулат должен сбросить сигнал, подтверждающий акцию?
   – В 16-00!
   – Ты говорил с Расулом?
   – Конечно. Пока ты поутру на связистке оттягивался.
   – Мансур! Не раздражай меня. Что сказал Расул?
   Сержант пожал плечами:
   – То, что и обычно. Его люди будут встречать караван Мулата сразу за поворотом Шунинского ущелья, где кончается граница зоны ответственности блокпоста.
   – Он был спокоен?
   – Абсолютно.
   – Хорошо. Пройдись по рубежам первого и второго отделений, я проверю людей на высоте.
   – Как скажешь, командир.
   – Я уже сказал.
   – А я уже ушел. До встречи, Игорек!
   – Давай!
   Жаров прошел до узкой траншеи, аппендиксом отходящей от основной оборонительной линии, вышел на тропу, ведущую на рубеж третьего отделения.
   Проводив офицера взглядом, Мансуров, выкурив сигарету, зашел в блиндаж командного пункта. Увидев его, Валентина немного смутилась:
   – Ты, Оман?
   – Я, дорогая, я!
   – Чего пришел?
   – Не догадываешься?
   – Ты о связи с Жаровым?
   – Угадала! Что ж ты, стерва, с первой ночи под офицеришку подстелилась?
   – Что мне оставалось делать? Отказать ему? И почему я должна была отказывать Жарову? То, что я переспала с тобой в батальоне, ни о чем не говорит. У тебя жена, красавица Роза, дом семья. Мне, извини, тоже хочется жить по-человечески!
   Мансур усмехнулся:
   – Это с этим пацаном?
   – А почему бы и нет?
   – Не смеши ее, она и так смешная!
   Валентина поднялась:
   – Так, Оман, ты чего пришел?
   Сержант ожег связистку взглядом своих черных, колючих и безжалостных глаз:
   – У нас с тобой двадцать минут, пока Жаров будет по позициям шариться. Этого хватит, чтобы и я получил удовольствие, и ты узнала, что такое настоящий мужчина. Сняла штаны с трусами и в кровать! Быстро!
   Губочкина попыталась возмутиться:
   – Да как ты смеешь?
   Хлесткая пощечина чуть не повалила ее на пол.
   Мансур, расстегивая брюки, повторил:
   – Я сказал, в позу! Иначе... но до этого лучше не доводи меня.
   Не ожидавшая удара и испугавшаяся гнева чеченца, Губочкина повиновалась и уже через мгновение забыла и о пощечине, и об унижении. Мансур умел доставлять женщинам удовольствие. Близость с ним не шла ни в какое сравнение с тем, что она испытывала, ложась под Жарова. Мансур оттянулся на славу. Он не дал продыха связистке все двадцать минут. Наконец, оторвавшись от нее, удовлетворенно спросил:
   – Ну, как, Валюша? Тебе было со мной лучше, чем с Игорьком?
   Ослабевшая женщина, поднявшись с кровати, произнесла:
   – Да, Мансур, лучше! Я впервые удовлетворилась за двое суток! В прошлый раз ты показался мне слабее. Сейчас я получила то, чего не имела давно!
   – То-то же, Валюша! Вернемся в часть, и если возникнет желание, обращайся без лишних слов. Помогу! Ведь мужчина просто обязан исполнять желания женщин, даже самые безрассудные и порочные, не так ли?
   – Не знаю. Но тебе пора. Жаров может в любую минуту вернуться. А мне срочно нужно в душ.
   Сержант рассмеялся:
   – Боишься забеременеть? Ничего! Надо будет, я тебе такого врача подгоню, вычистит в лучшем виде!
   – Да иди ты ради бога!
   – До встречи, крошка!
   – Иди, иди!
   Мансуров вышел из блиндажа, слыша, как связистка загремела тазом в душевой. Вновь усмехнувшись, пошел к блиндажу второго отделения.
   Жаров появился минут через десять после его ухода. Собрался пройти по позициям, но обнаружил, что кончились сигареты. Зашел в блиндаж. И сразу заметил бегающие, виноватые глазки Валентины и красноту, покрывшую ее левую щеку.
   – Что с тобой, Валя?
   – Ничего. Все нормально.
   – А чего щека красная?
   – Наверное, оттого, что опиралась ею о ладонь, сидя перед станцией.
   – Да? А мне кажется, кто-то дал тебе пощечину.
   Губочкина изобразила удивление:
   – Думаешь, о чем говоришь?
   Старший лейтенант заметил свежий мокрый след у двери, ведущий в душевую кабину:
   – А это что?
   – А что, я не могу во время дежурства душ принять? Или в туалет выйти? Ты чего домотался до меня, Игореша? И вообще, что за претензии? Тебе не кажется, что ты уже все грани переходишь? Я тебе не жена, чтобы по обязанности ноги раздвигать! И не для этого здесь! Ты понял?
   Жаров посчитал за лучшее пойти на попятную, хотя чувствовал, что связистка обманывает его. Кто, пока он бродил по позициям, наведывался к ней и зачем наведывался, догадаться несложно. Точно, Мансур поимел связистку! Мразь черножопая. Но предъявить старлей заместителю и подчиненной ничего не мог. А посему приходилось строить из себя идиота:
   – Ладно, ладно, успокойся. Чего ты в крайности кидаешься? Все нормально. Вот только как бы не простудилась. Вода в баке холодная, а ты, насколько знаю, предпочитаешь тепло. Мансуров на связь не выходил?
   Валентина, закурив сигарету, ответила:
   – Нет! Шарахался по траншее, но куда пошел, не знаю, внутренней связью не пользовался.
   Старший лейтенант достал из чехла портативную рацию малого радиуса действия:
   – Мансур?
   – Да, командир?
   – Ты где сейчас?
   – Во втором отделении, а что?
   – Ничего! Проверь, чтобы обед вовремя подали!
   – Это обязательно было напоминать?
   – Ты понял, что надо сделать?
   – Так точно, товарищ старший лейтенант!
   – Исполняй!
   Жаров присел на диван, задумался. А правильно ли он поступил, делая вид, что ничего не произошло? Если не начать обрабатывать Губочкину сейчас, то Мансур, урод, вполне может невольно сорвать планы старлея в отношении Родимцевой, уведя от него связистку. Так не приоткрыться ли перед Валентиной прямо сейчас? Что должно заставить ее задуматься. Баба она практичная, поймет, что к чему, с полуслова. А не поймет, то будет мучиться в догадках, находиться в непонятке. Но не допустит ли он ошибки, открывшись связистке? Не повернет ли та против старлея его же оружие? В принципе, не должна. Черт! Или оставить пока как все есть! Но это тоже рискованно. Надо было чеченцу влезть в его дела?! Теперь решай, что предпринять. А то, что предпринимать что-либо необходимо, Жаров чувствовал каким-то особым чувством.
   Из задумчивости его вывела связистка:
   – Что с тобой, Игорь? Тебе плохо?
   В голосе Губочкиной ощущалась фальшь, правда, не без примеси искреннего сочувствия. Странное сочетание, но именно таковой и была в жизни связистка. И старший лейтенант решился. Он поднялся, оперся руками о стол, произнес:
   – Послушай, Валя, меня внимательно! Не связывайся с Мансуром, и совсем скоро ты убедишься, что быть со мной тебе намного выгодней, чем с кем-либо другим в гарнизоне. Только я в состоянии дать тебе то, о чем ты сейчас даже мечтать не можешь! Да, тебе придется делать то, что скажу я. И делать беспрекословно. Но... за очень приличное вознаграждение. Это касается не только ублажения моих прихотей в постели, но и других дел, совершенно для тебя безопасных. Поведешь себя правильно – через непродолжительное время станешь женщиной свободной, независимой и обеспеченной настолько, чтобы начать новую жизнь. Откажешься, так и останешься гарнизонной шлюхой, у которой одна перспектива: ходить по рукам, пока будешь представлять интерес как женщина. Но с годами интерес к тебе пропадет. А вместе с ним пропадешь и ты. В твоем нынешнем положении тешить себя надеждой подцепить какого-нибудь лоха-прапора или лейтенанта, заставив жить с тобой в законном браке, бессмысленно. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя еще не все потеряно. И помочь тебе могу только я! Естественно, заставлять тебя я не буду, принять решение ты должна сама, и добровольно. А я докажу, что могу держать слово. Так что, дорогая, решай. Либо со мной до поры до времени, либо... Но о втором варианте я уже сказал, повторяться не буду!
   Такой речи связистка никак не ожидала. А уж сделанного предложения тем более. И как вдруг изменился этот пацан Жаров? Сейчас он не выглядел мальчишкой. Напротив, Валентина впервые почувствовала в нем какую-то скрытую силу и угрозу, угрозу, более серьезную, чем представлял чеченец Мансуров. Она спросила:
   – Что я должна буду делать, если приму твое предложение?
   Жаров ответил:
   – Во-первых, больше и близко не подпускать к себе Мансурова. Не стоит отрицать, что он был здесь в мое отсутствие и пользовался тобой. Черт с ним. Эта тема закрыта! Во-вторых, вечером, как всегда, ты должна накрыть на полу постель, чтобы продолжить наши любовные игры, независимо от того, доставляют они тебе наслаждение или вызывают отвращение. Мне плевать на то, как ты принимаешь близость. А об остальном более конкретно мы поговорим по возвращении в батальон. И, пожалуйста, дорогая, определись с выбором до обеда. За столом ты должна будешь объявить мне свое решение. Помни: решение, от которого зависит твоя судьба!
   Губочкина внимательно посмотрела ему в глаза:
   – Заинтриговал ты меня, дальше некуда! Я подумаю, Игорь, и в обед ты получишь ответ.
   – Не сделай ошибки, дорогая.
   – Постараюсь.
   – Постарайся!
   Старший лейтенант поднес ко рту портативную рацию:
   – Мансур?
   – Я, командир!
   – Что с обедом?
   – Порядок. По распорядку.
   – Добро! Теперь следуй в капонир позиции «АГС-30», убери оттуда солдат и жди меня там.
   – Что-нибудь случилось?
   – Ничего серьезного, сержант. Просто тема для личной беседы образовалась.
   – Вот как? Хорошо. Жду в капонире.
   – Отбой!
   Отключив рацию, Жаров направился к выходу из блиндажа. У тамбура остановился, бросил через плечо связистке:
   – Не забудь стол накрыть вовремя. Да спирт разбавь. Я сегодня выпью. Тем более, что будет повод. В любом случае!
   Не дожидаясь ответа, Жаров вышел в траншею. Возле станкового гранатомета уже находился Мансуров. Увидев командира взвода, он с присущей ему ухмылкой первым задал вопрос:
   – Что случилось, Игорь?
   Жаров подошел к нему вплотную:
   – Спрашиваешь, что случилось? Дурочка решил из себя строить?
   Взгляд Мансура посуровел:
   – В чем дело, Жаров?
   Старший лейтенант повысил голос:
   – В твоем паскудстве, сержант!
   – Что?
   – Ничего! Ты какого черта суешься в мои личные дела? К Губочкиной специально нырнул, чтобы мне подлянку подкинуть?
   – Да с чего ты взял, что я трахал твою Валентину?
   Жаров хотел врезать по этой лживой физиономии, но сдержался, взяв себя в руки:
   – Короче так, сержант. Либо ты сейчас же клянешься мне в том, что никогда не доставишь мне хлопот даже в мелочи, а будешь служить верой и правдой нашему общему делу, что подразумевает твое полнейшее подчинение мне, о чем, кстати было оговорено на встрече с Расулом в свое время, либо я связываюсь с чеченом и предупреждаю его о том, что проход для каравана будет заблокирован. Ущелье закроется до тех пор, пока между нами не будут сняты возникшие противоречия. Причем вину за срыв акции я возложу на тебя, да оно так и есть на самом деле. Слишком много ты взял на себя, сержант!
   Мансур выслушал Жарова:
   – Все сказал? Теперь выслушай меня! Если ты сорвешь проход каравана, то ответишь за это в полной мере. Значит, собственной шкурой! Так что особо не понтуйся и в позу не вставай! Тебя купили. И теперь ты должен отрабатывать получаемые деньги. А то, что я трахнул гарнизонную шлюху, так это мое и ее дело. Я твою ценную Валентину не насиловал. Сама дала. Так что не хера мне выставлять претензии. Эта сучка в нашем деле ни при чем. А с Расулом хочешь связаться? Свяжись! Только потом я тебе не завидую!
   Сержант рассчитывал, что сумел отбить натиск взводного и припугнуть его, но не тут-то было. Старший лейтенант пошел ва-банк:
   – Ты, Мансур, о себе лучше подумай! С Расулом я свяжусь и объясню ситуацию. Посмотрим на его реакцию! Пусть он решит, как можно работать с человеком, который своими выходками ставит под угрозу проведение важной акции. Я не могу доверять тому, кто ведет за моей спиной двойную игру, даже если эта игра касается обычной шлюхи. Нельзя доверять тому, кто собственные амбиции ставит выше дела. А ты поступаешь именно так! Расул, а тем более Мулат люди не глупые, они разберутся, кто в действительности виноват в срыве акции, и кто будет платить свое шкурой – еще большой вопрос! Таких, как ты, можно внедрить в армию сотнями, это не проблема, а вот заполучить в союзники кадровых офицеров – совсем другое дело! Так что решай, Мансур, либо я сейчас же выхожу на связь с Расулом, либо ты клянешься мне в полном подчинении.
   Мансур готов был разорвать этого сопляка в погонах старшего лейтенанта, но в одном тот был прав. Завербованные офицеры Российской армии ценились гораздо выше каких-то там наемных контрактников, несмотря ни на какие родственные связи. И если Расулу с Мулатом придется выбирать между ним, Мансуром, и Жаровым, да еще в придачу с замполитом батальона, то главари бандформирований однозначно пожертвуют сержантом! Так что придется идти на поводу этого пацаненка. Сержант подтянулся:
   – Хоп, командир! Признаю, что был не прав. Допустил непростительную ошибку, грубо вмешавшись в твои личные дела. Клянусь Аллахом, в дальнейшем подобных вещей не допускать, а выполнять твои указания беспрекословно и в установленном порядке! Этого достаточно?
   – Достаточно. Но учти ...
   – Игорь! Я же дал клятву! Не надо ни о чем меня больше предупреждать!
   – Хорошо, закроем тему, будем считать, что ничего не произошло. Сейчас иди на кухню, проконтролируй прием пищи личным составом, а в 15-30 встречаемся здесь же. Снимаем сигнал, подтверждающий ночной проход каравана Мулата.
   Сержант кивнул:
   – Понял. Разреши удалиться?
   – Давай! И не обижайся, Оман. Иначе поступить я не мог.
   Мансур улыбнулся:
   – Да ладно. А вообще ты молодец. Не ожидал. В жизни так и надо. Выживает сильный, слабых давят. Я думал, ты слабый, ошибся! И можешь не поверить, но рад этому. А насчет обиды даже базара быть не может. Никаких обид.
   – Хорошо. Работай.
   Сержант последовал к полевой кухне, старший лейтенант вернулся в блиндаж.
   Валентина уже накрыла стол.
   Посередине стояла фляжка со спиртом и банка с водой. Губочкина разбавила спиртное в пластиковой бутылке. Жаров спросил:
   – Приняла решение?
   Женщина ответила:
   – Да!
   – Слушаю.
   – Я решила, Игорек, подчиниться тебе. Но если ты не сдержишь своего слова о вознаграждении, договор будет расторгнут. Согласен?
   – Вполне. За это и выпьем.
   – Я не пью спирт!
   – Извини, но «Мартини» я тебя угостить не могу, так что придется выпить то, что есть!
   Старший лейтенант разлил крепкий напиток по кружкам. Себе граммов 200, любовнице и подельнице с этого мгновения наполовину меньше.
   Поднял кружку:
   – За наше взаимовыгодное и очень приятное, по крайней мере для меня, сотрудничество!
   Валентине пришлось подчиниться.
   Она с трудом проглотила разбавленный спирт, тут же закусив соленым помидором.
   После обеда почувствовала себя плохо. Ее тошнило. Не привыкла к крепким напиткам. Попросила разрешения прилечь. Старший лейтенант спросил:
   – А как же связь?
   – Так я же буду рядом.
   – Хорошо. Полежи, поспи. Но так, чтобы сеанс связи не пропустить. Впрочем, сейчас в части вряд ли кто вспомнит о нас. Ложись. А я пройдусь, не буду тебе мешать.
   Начальник блокпоста вышел из блиндажа, направившись в пустой капонир. Без пяти четыре появился Мансуров с биноклем на груди. Доложил, как ни в чем не бывало:
   – С обедом порядок, командир. Личный состав накормлен.
   – Хорошо. Дай оптику, я свою в блиндаже оставил.
   Сержант передал бинокль офицеру.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента