Таругин Олег. Маятник Смерти. «Оборотни» Спецназа

   Такая вот версия, которую я всерьез даже и не рассматривал.
   И очень, как оказалось позже, зря…
 
   А вот теперь, пожалуй, и начинается сама история затаившегося в чахлом стрижавском лесу волка-оборотня. Условно все прочитанные дедовы документы я разделил на имеющие технический уклон – описание собственно бункера и история его создания, и окололитературные опусы, писанные научно-продвинутым персоналом «Вервольфа». В том числе в виде многочисленных рапортов самому гросфатеру, напечатанных без особых научных заумностей, зато огромными буквами на качественной мелованной бумаге. Похоже, проблемы со зрением у фюрера действительно были, вот только сомневаюсь, что в результате лучевой болезни.
   Итак, место для постройки «Оборотня» было выбрано не случайно, так что зря я смеялся над оккультной версией – тяготевший ко всему загадочному фюрер каким-то образом разузнал о необычных свойствах этой местности. Не сам, конечно, разузнал – для подобных изысканий у него имелся целый штат разнокалиберных астрологов, прорицателей и прочих узких специалистов в сей специфической области. Короче говоря, «звезды показали», что неподалеку от никому не известного украинского села есть некий источник Силы, создание возле которого главного в Восточной Европе командного центра, несомненно, положительно скажется на всем дальнейшем ходе военных действий. И что интересно: как я понял несколько позже, когда дошел до отчетов научного персонала, это место и на самом деле представляло собой мощнейшую геомагнитную аномалию, причем никоим образом не связанную ни с одним, собственно, геологическим фактором: разломом земной коры, крупными залежами металлсодержащих руд, напряжением тектонических плит. Эдакая «беспричинная аномалия», одним словом.
   Что же до технической стороны сего амбициозного – а как вы еще назовете подземное сооружение глубиной почти в тридцать метров, с пятиметровыми стенами и перекрытиями толщиной в восемь метров?! – проекта, то в бункере и вправду было целых семь подземных уровней. Причем последний, седьмой, достраивался уже позже, после сдачи основного объекта в эксплуатацию! Впрочем, стоп, вот об этом я как раз хочу рассказать вам поподробнее…
   А все дело в том, что изначально планировалось отстроить только пять ярусов. Но кто-то из наблюдавших за процессом ученых заметил, что с каждым следующим уровнем интенсивность загадочного излучения возрастает, становится все более узконаправленной и сконцентрированной в некой точке, расположенной как раз ПОД бункером. По крайней мере, именно так я понял из представленных отчетов – немецкий все-таки не был моим родным языком. Проект был в срочном порядке изменен, и «Вервольф» стал глубже на целый уровень, что, впрочем, не принесло никаких результатов. Интенсивность загадочного излучения еще больше возросла, но таинственный источник обнаружен не был. А сроки уже поджимали, и гениальному фюреру срочно нужна была новая ставка, тем более что собственная резиденция Геринга и объединенный штаб верховного главнокомандования вермахта и люфтваффе, расположившийся в здании Пироговской больницы, к тому времени уже вовсю функционировали. Вот тогда-то Гитлером и было принято уникальное решение: строительные работы с привлечением наемных рабочих завершить, а все изыскания продолжить своими силами. То есть, говоря нормальным немецким языком (ну вот, приехали, я уже заговариваться начал с этими переводами – «нормальным немецким языком», каково?!), седьмой уровень было решено рыть вручную, стараясь докопаться-таки до вожделенного «излучателя».
   Интересно, конечно, на сколько бы еще новых уровней хватило гитлеровских копателей, однако на седьмом все и закончилось. Именно там, где и предполагалось, исследователи обнаружили… а вот что именно обнаружили, этого они, похоже, сами так и не поняли. По крайней мере, определения найденному придумать не смогли. Во всех относящихся к этому документах, которых в дедовской папке было большинство, найденный артефакт назывался «объектом» или «предметом-Х» – более подходящего синонима в русском языке я подобрать не сумел.
   Промаявшись с маловразумительными научными отчетами и протоколами кучу времени, я понял только одно: таинственный объект не был природным образованием, и вблизи него отказывались работать любые приборы. Про отстающие или забегающие вперед часы я и не упоминаю, об этом еще мой дед писал, помните? Кстати, интересно, если он был искусственного происхождения, кто ж это мог разместить его на тридцатиметровой глубине в самом центре геологического массива, сформировавшегося задолго до появления на земле динозавров?! Впрочем, это я уже отвлекаюсь…
   Гораздо более интересными, с моей точки зрения, оказались отчеты начальника медицинской службы «Вервольфа» и личного врача фюрера о соматическом и психическом здоровье как его самого, так и всего остального обслуживающего персонала. Согласно собранным пунктуальными немецкими медиками данным, абсолютно все находящиеся в бункере люди периодически страдали головной болью и необъяснимыми психическими нарушениями: изменчивостью настроения, депрессиями, ощущением постоянного психологического давления на собственный разум и даже порой слышали некие «голоса». И это при том, что допущенные в бункер люди психически были совершенно здоровы – иначе им бы просто никогда в жизни не позволили работать на таком секретном объекте, да еще и в непосредственной близости от столь важной персоны, коей являлся Адольф Шикльгрубер! Штатный психолог Ставки, анализируя эти нарушения, пришел к выводу, что их характер у всех людей был одинаков: будто бы кто-то или что-то навязывало им свою волю, диктуя те или иные поступки. Или же наоборот – не позволяя чего-либо сделать.
   Вот вам и вторая нестыковка с официальной версией – помните?
   И тут самое время вернуться к «Директиве № 45», которую я упоминал несколько раньше, – та ситуация вас ни на какие мысли не наводит? То-то и оно! Так что не зря, видать, Гиммлер слюной исходил относительно недальновидности фюрера, его гротескного упрямства и веры в непобедимость вермахта – чувствовал, что тут что-то не так! Об этом, правда, секретные отчеты умалчивали, не смели лишний раз великое имя тревожить. Ну и достеснялись, в конце концов, аж до весны сорок пятого – к счастью для нас и всего мира, конечно…
   Вот, собственно, и все, о чем я хотел вам рассказать и в чем сумел более-менее разобраться сам. Ну а все остальное – сплошь заумные научные термины и пространные рассуждения на тему: «что же это мы нашли, как оно здесь очутилось и зачем оно нужно великой Германии».
   Да, чуть не забыл. Еще в папке были давно потерявшие актуальность планы минных полей и проходов в них, и, что действительно важно, подробная схема расположения резервного входа в бункер. Того самого, возле которого мой дед и пленил немецкого диверсанта. И еще там был ключ, небольшой металлический прямоугольничек с множеством углублений и штырьков, расположенных в хаотичном порядке: замок на потайной двери, судя по всему, был более чем сложным механизмом. Продетая в отверстие крепкая цепочка явно предназначалась для ношения его на шее наподобие идентификационного жетона.
   Вот теперь, пожалуй, точно все…
 
   Следующую неделю отпуска я почти безвылазно просидел в Интернете, разыскивая в хитросплетениях Всемирной паутины всю доступную информацию о «Вервольфе», которой оказалось не так уж и много. Точнее, информации-то было как раз в избытке, однако достоверность ее не выдерживала никакой критики. Создавалось даже впечатление, что любой сайт, имеющий минимальное отношение к истории Второй мировой, просто считал своим долгом разместить хоть какую-то информацию о винницкой Ставке. О скрытых и явных пронацистских сайтах и форумах я вообще молчу. По сути, все приведенные в нете статьи явно вышли из одного источника. Точнее, представляли собой авторскую переделку, иногда чуть ли не дословную, некой базовой версии, о которой – равно, как и о том, под чьим чутким руководством она родилась, – я вам уже рассказывал выше.
   Ну а дальше?
   Дальше я совершил ошибку. Страшную ошибку, едва не стоившую мне жизни…

Глава 4

   Здраво рассудив, что вся истинная документация по проведенной нашими исследовательскими группами работе до сих пор мирно пылится в госбезовском архиве, я позвонил своему старому, армейскому еще, товарищу, а ныне капитану ФСБ, с просьбой помочь в этом несложном, как мне казалось, деле. Он тоже не усмотрел в моей просьбе ничего особенного. Если штатный сотрудник соседнего силового ведомства запрашивает какую-то информацию, пусть даже не делая официального архивного запроса, значит, она ему действительно необходима. За годы нашей с ним службы и дружбы мы иногда помогали друг другу, особенно я. Петька – так его звали – был оперативником одной из служб, и ему частенько требовалась информация из нашего архива.
   Предмет моей просьбы его тоже не особенно удивил. Нужно – значит нужно. Тем более что я в общих чертах обрисовал ему ситуацию с найденными документами, да и шестьдесят прошедших лет почти наверняка гарантировали снятие грифа секретности. Собственно, именно поэтому я и позвонил ему по обычному телефону – не подстраховался, как учили когда-то, вот и подставил парня, и сам подставился…
   Впрочем, в тот вечер ни я, ни он ничего не заподозрили. Петька пообещал разузнать, что к чему, а я – поподробнее рассказать всю удивительную историю моего деда. Дня через два Петр перезвонил мне на мобильный и мрачным голосом сообщил, что его, точнее мой, запрос вызвал какие-то не слишком понятные движения и явно не соответствующий моменту интерес, и что нам необходимо встретиться. Мы договорились следующим утром увидеться где-нибудь в людном месте – и…
   И я опоздал. Не учел утренних пробок на дорогах и опоздал. Совсем чуть-чуть опоздал, минут на пять. И это спасло мне жизнь.
 
   Матеря всех на свете автомобилистов вместе с их стальными конями, очередным бензиновым кризисом и наглыми гайцами, я, наконец, перестроился в крайний ряд и собрался припарковаться. Петька стоял на тротуаре метрах в тридцати впереди и нервно курил, высматривая меня в потоке машин. Я уже приготовился просигналить, привлекая его внимание, но в этот момент мою «девятку» опасно подрезала не первой свежести иномарка с затемненными, практически черными стеклами, метнувшаяся к бровке откуда-то из второго или даже третьего ряда. И прежде чем я успел выругаться и возмущенно засигналить вслед наглецу, автомашина резко тормознула около Петра.
   В отличие от меня, он, похоже, все понял сразу: отшвырнул целлофановый пакет, который держал в руках, и прыгнул в сторону рекламного щита на массивной металлической опоре. Впрочем, успеть он все равно уже не мог – из темного салона ударила короткая автоматная очередь, наискосок прочертившая грудь и живот моего товарища. Автомашина тут же взревела двигателем и, взвизгнув нещадно стираемой об асфальт резиной, рванула с места. Все заняло от силы секунды три – люди на остановке неподалеку еще только оборачивались на звук выстрелов, а машина уже уносилась прочь.
   Останавливаться я не стал – сработали инстинкты самосохранения. Все еще не в силах отвести взгляд от скрючившейся на тротуаре Петькиной фигурки, боковым зрением я наметил небольшой просвет в потоке несущихся автомобилей и резко взял с места, вбивая туда свою «девятку». Не обращая внимания на визг тормозов и истерические сигналы за спиной, я перескочил в следующий ряд, неожиданно оказавшись на две машины позади зловещей иномарки. Подобное соседство меня не устраивало. Преследовать киллеров, наверняка фээсбэшных, я не собирался.
   Выбрав подходящий момент, я до отказа вывернул руль влево и через двойную сплошную полосу вылетел на встречную. Ощущая себя юным Скайуокером во время гонок на реактивных скутерах, я каким-то чудом увернулся от маршрутной «Газели» и еще какой-то машины и, едва не вылетев на тротуар, выправил автомобиль. Да уж, случайным свидетелям сегодня будет о чем поговорить… Сжав зубы, я вдавил газ, выжимая из верной «девятки» все возможное и невозможное и стремительно удаляясь от места несостоявшейся встречи.
   Прости, Петя, так уж получилось, друг! Если бы я только знал! Разведчик хренов – дед ведь предупреждал, чтоб был осторожнее! Так нет, расслабился, спецназ, блин… Так что, прости, Петр Евгеньевич; а я уж постараюсь сделать так, чтобы они сильно об этом пожалели. Очень сильно пожалели!..
   Свернув на первом же повороте с центральной улицы и основательно поплутав по переулкам, я решил все-таки ехать домой, ибо обдумав все случившееся, пришел к выводу, что сейчас мое главное оружие – верно просчитать возникшую ситуацию. Если они, зная из наших с Петькой телефонных переговоров о времени и месте встречи, собирались завалить обоих, повторять попытку прямо сейчас не станут. По крайней мере, до сегодняшней ночи. Если же это был акт устрашения для меня – что скорее всего! – и им нужны дедовские документы, о которых я тоже ухитрился растрепать по телефону, то у меня тем более есть время. Скорее всего, они вначале свяжутся со мной и выдвинут свои требования – или ультиматум, что более вероятно. Тем более что «хвоста» за мной не было, это сто процентов: я ж не зря круги по переулкам и дворам наматывал. А значит, как ни крути, надо ехать домой. Ехать и готовиться к худшему, поскольку в живых меня все равно не оставят. Смысла нет. Как говаривал герой одного старого фильма: «он слишком много знал»…
 
   Как бы оно там ни было, подъезжая к дому, я уже имел почти сформировавшийся в голове план действий. В меру авантюрный, в меру реалистичный и в меру безумный. По крайней мере, оставалась надежда, что просчитать все мои действия они не смогут. Да, конечно, любой нормальный человек, пусть даже и трижды спецназовец, в подобной ситуации задергается, наделает глупостей и попытается скрыться, «залечь на дно». За квартирой уже наверняка следят – и, скорее всего, следили все эти дни. Вот и пусть видят, что я вернулся. Могу даже подыграть им, изобразив смятение чувств, нервное выскакивание из машины, роняние на землю ключей и прочую истерическую муть. Запрусь в квартире и буду ждать их следующего хода. Официально они мне ничего предъявить не смогут, а неофициально… Я хоть и лоханувшийся, но все-таки спецназ ГРУ – справлюсь. Не впервой…
   Поднявшись на свой этаж, я отомкнул дверь, попутно убедившись, что в квартире пока еще никто не побывал, и устало плюхнулся в кресло. Ну, что ж, до дома мне позволили добраться живым, значит, имеет место второй вариант действий оппонентов. Впрочем, я и не сомневался. Убивать меня вместе с Петькой не собирались. Ладно, ждем звонка…
   Сходив на кухню, я по-быстрому сварганил себе парочку бутербродов, вытащил из холодильника бутылку пива – и поймал себя на мысли, что инстинктивно стараюсь передвигаться таким образом, чтобы не оказываться напротив окон. Ощущение было не из приятных, так и до паранойи недалеко, а это уже не есть хорошо! Спокойствие, в том числе и душевное, сейчас для меня тоже оружие.
 
   Они позвонили примерно через час, когда я уже успел усомниться в правильности своего умозаключения относительно второго варианта. Взглянув на пустое табло определителя номера (ха, а чего я, собственно, ожидал?!), я принял звонок:
   – Слушаю.
   Мне ответил хорошо поставленный и уверенный в правоте собственных слов голос:
   – Здравствуйте, Юрий Владимирович! Я думаю, представляться и объяснять, чем вызван мой звонок, нет необходимости, верно?
   – Допустим, – я дотянулся до дымящейся в пепельнице сигареты и повторил, затягиваясь: – Допустим, не надо.
   – Это уже радует. Тогда я, с вашего позволения, сразу перейду к делу. У вас есть кое-что, что неким образом принадлежит нам. И нам бы хотелось получить это назад, ну, скажем так, добровольно. Очень хотелось!
   – Допустим и это, – я поудобнее расселся в кресле. – И?
   – И у вас, по-моему, проблемы со словарным запасом, – еще не раздраженно, но уже где-то близко к этому, ответил невидимый собеседник. – Мы могли бы где-нибудь встретиться?
   – Не думаю. Если это «кое-что», неким образом принадлежащее вам, вас действительно интересует, можете прийти и забрать, – закинул я пробную удочку: от того, что именно он сейчас ответит, многое зависит. Не все, конечно, но многое.
   Он ответил почти сразу. И примерно так, как я и ожидал:
   – Хорошо. Только не сейчас. Возможно, вечером или завтра утром. Я вам перезвоню. И убедительная просьба: дождитесь моего звонка и… не наделайте глупостей. Просто посидите дома. Мы вам верим… пока.
   Ну, вот и все, похоже, моя судьба предрешена. Мой собеседник прекрасно знал, что я не соглашусь на встречу. А насчет повторного звонка? Да тоже понятно: не в его компетенции принимать окончательные решения, особенно такие решения! Нужно согласовать с вышестоящим начальством, получить «добро» (негласное, конечно)…
   Весь остальной разговор, в принципе, был уже неважен, однако сдержаться я все-таки не сумел:
   – Не наделать глупостей, как Петька? Вы об этом? Похвальная откровенность, особенно по телефону!
   Но сбить с толку моего визави оказалось непросто:
   – О чем вы? Гибель нашего сотрудника Петра Невтерова – трагическая случайность, к которой моя служба не имеет ни малейшего отношения. Роковое стечение обстоятельств. В последнее время он занимался расследованием по одному весьма непростому делу. Чистый криминал. Увы, даже нам не всегда удается достойно защитить своих сотрудников от посягательств преступного мира.
   Я, конечно, отнюдь не ангел и, уж конечно, не благородная девица, но такого стерпеть просто не смог и, сжав зубы, рявкнул в трубку:
   – Жду вашего звонка в течение двух часов! Затем начну спускать эти долбаные бумажки в унитаз. Все!
   Трубку я все-таки положил первым, получив от этого пусть крохотное, но моральное удовлетворение.
   Итак, при всей скоротечности этого дурацкого разговора, все, что хотел, я, в общем-то, узнал. Нет, я, конечно, не большой мастер тайных дезинформационных войн и уж точно не гениальный «аквариумный» аналитик, способный в тиши кабинета просчитать поведение противника на много ходов вперед, могу и ошибаться, но кое-что тоже понимаю. Почему они не попытались обыскать квартиру, пока меня не было? Да потому, что и представить себе не могли, что папка с документами, ради которых они готовы идти на любые жертвы, просто лежит в ящике письменного стола! Им и в голову не могло прийти, что я не спрячу их где-то, не отдам кому-то на хранение, а закину в стол, просто-напросто поленившись запереть в сейф. Вот потому-то я и жив еще, потому и квартиру мою пока не тронули: просчитали, твари, мою реакцию на Петькину гибель, знали, что вернусь сюда. Я для них теперь, как зверь в клетке: еще опасный, но уже запертый на надежный замок наружного наблюдения. Хотя, ладно, это был еще и не разговор, а так, легкое зондирование почвы. Главное впереди, и от того, как я отыграю следующий раунд, будет зависеть очень и очень многое. А пока можно немного расслабиться и заняться более насущными делами. Например, собрать вещи к предстоящему путешествию, а в том, что оно свершится в самое ближайшее время, я уже не сомневался. Тем более что больше мне и делать-то особо нечего: телефон на жесткой «прослушке», в Интернет мне тоже дорога заказана, можно и не проверять, у провайдера наверняка началась какая-нибудь авральная профилактика, в связи с чем «приносим свои извинения нашим постоянным абонентам, выхода в Сеть сегодня не будет».
   Упаковав все самое ценное и необходимое в кейс и спортивную сумку, я задумчиво посмотрел на проклятую папку, мирно лежащую на столе. Скажу честно – было сильнейшее искушение исполнить обещанную телефонному собеседнику угрозу и спустить все это добро в унитаз, предварительно еще и разорвав на мелкие кусочки.
   Сморгнув – да нет, глупости все это! – я решительно открыл ее и отсортировал документы. Часть перекочевала в кейс, часть осталась на прежнем месте. Там, куда я собираюсь, мне вряд ли понадобятся медицинские отчеты о здоровье фюрера и обслуживающего персонала Ставки и прочая муть. Добавив в папку увесистую стопку принтерных распечаток найденных в инете статей, посвященных, сами понимаете, чему, – майор Кондратский не жадный, читайте на здоровье! – я запер ее в сейф. Так, с этим покончено. Теперь звонок…
   Который, как я и предполагал, не заставил себя ждать. Хотя и ухитрился прозвучать неожиданно: шалят нервишки-то! Нехорошо. Выждав до седьмого сигнала (никакой психологической подоплеки, просто мне так захотелось), я взял трубку:
   – Слушаю…
   – Не слишком-то вы ждете моего звонка! – с притворным укором сообщил знакомый голос, все такой же властно-самоуверенный, что и часом раньше.
   – Извините, в туалете сидел, – не удержался я. – Едва успел!
   Трубка помолчала, вероятно, пытаясь обнаружить в моих словах скрытый глубокий смысл. Не нашла:
   – Гм… ну, ладно. Завтра в восемь утра вам подходит? Я приеду лично.
   – Почему бы и нет? Подходит. Вот только…
   – Что только? – неискренне напрягся собеседник (ай-яй-яй, переигрываешь, дядя!). – Мне показалось, мы обо всем договорились?
   – Не совсем, – я мысленно глубоко вздохнул и забросил уже не пробную удочку, а огромного жирного червяка, мою главную приманку. – Мы договорились, конечно, но… Меня интересуют гарантии.
   – Гарантии чего? – якобы не поняли на том конце провода.
   – Гарантии моей неприкосновенности и безопасности, – я был сама любезность и кротость. – Пустяк, а приятно, правда?
   Мой «непонятливый» визави, имени которого я так и не узнал, хмыкнул:
   – И каких же гарантий вы хотите? Письменного заверения директора службы безопасности? Или сразу Президента?
   Ты смотри-ка, открыто называет свою контору по телефону?! А вдруг шпиены подслушают?! Нда, порасслабились они там все…
   – Ну что вы, – якобы принимая его игру, ответил я. – Думаю, мы решим все между нами – ведь вы мне верите… пока?
   – У вас хорошая память, Юрий Владимирович. И давайте не будем больше ерничать. Чего вы хотите?
   – Билет на самолет. Рейс завтра, в десять двадцать два утра. Беспересадочный, до Лондона. Это с вашей стороны. Теперь с моей: документы лежат в сейфе, который я заминирую. Вы ведь помните, кто я такой? Наверняка успели просмотреть мое личное дело? А значит, понимаете, что я свои награды не по выслуге лет получал. Минно-взрывное дело входит в число прочих моих талантов, так что не надейтесь, сделаю как надо. Так вот, завтра мы вместе поедем в аэропорт, где вы лично посадите меня в самолет – и, пожалуйста, позаботьтесь про всякие таможенные условности. На борту я сообщу вам, как обезвредить мою систему. Взрывать авиалайнер, да еще и иностранной компании, вы не посмеете, так что у меня есть реальные шансы. Я ясно все объяснил?
   Проговорив этот заранее придуманный и продуманный текст и надеясь, что был при этом достаточно убедительным, я буквально затаил дыхание. Все-таки психологическое противостояние не мой конек, я ж «пес войны», помните? Вот он, момент истины: я дал противнику всю информацию к размышлению. Во-первых, подтвердил, что документы у меня дома, во-вторых, дал понять, что не собираюсь из-за них погибать и хочу выпутаться из этой истории, и, в-третьих, обговорил сроки. Все должно решиться до завтрашнего утра.
   Теперь его ход, и, надеюсь, его я тоже правильно просчитал…
   Ответили мне не сразу – сначала выдержали соответствующую моменту психологическую паузу:
   – Гм… а вы молодец, своего не упустите. Думаете, получится?
   – Почему нет? – в меру беззаботно спросил я. – Вам проще меня отпустить, чем соскребать обгорелые остатки своих драгоценных бумажек со стен.
   – Вы так уверены в своих силах? И в том, что мы вас отпустим?
   – Представьте, уверен. В случае чего, вы потеряете больше, чем найдете… в моем лице. Даже если решите рискнуть и заполучить меня для, гм, задушевного разговора, два часа я в любом случае продержусь, а потом уже будет все равно.
   – Простите, не понял? Какие два часа? – не то сыграл, не то и вправду не понял собеседник.
   – А у меня просто таймера другого нет! – бесхитростно и жизнерадостно пояснил я. – Только на сто двадцать минут. Если не обезвредить систему раньше – бум! – и все.
   – Гм… Ну ладно. А почему Лондон? Идете стопами Резуна-Суворова? Или у вас в ГРУ все так бегут?
   – А с чего вы взяли, что я бегу? Я в отпуске и имею право провести его остаток за границей. Кроме того, я там, как вы понимаете, не задержусь…
   – А паспорт, виза, деньги? – использовал свой якобы последний аргумент мой неавторизованный визави. – Это что, тоже нам делать? До завтрашнего утра?
   Я мысленно захохотал: получилось! Сейчас он начнет для виду слегка торговаться, переносить сроки, затем нехотя согласится на предложенный мной изначальный вариант. Но играет он хорошо, снимаю шляпу и швыряю цветы под ноги. Браво, бис! Станиславский бы, пожалуй, поверил. Только я вот недоверчивый попался… к счастью.
   – Это вас не должно волновать. Мои проблемы.
   – Хорошо. Я должен посоветоваться. Как вы понимаете, подобные решения не может принимать один человек, – изображая мучительные сомнения, ответил он. – Все-таки государственная тайна.