Страница:
— Но почему? — изумилась Линда необычности просьбы. — Тебе неприятно сознание, что я о тебе думаю?
— Не могу тебе объяснить, в чем дело. Позже… Когда мы будем вместе. Чему ты смеешься? Я кажусь тебе последним идиотом?
— Нет, предпоследним! Не обижайся. — Она прижалась к нахмурившемуся Арбену. — Просто я вспомнила притчу об обезьяне. Волшебник сказал одному человеку: «Хочешь, я верну тебе молодость и красоту?» — «Хочу», — отвечал человек, который был стар и согбен. «Для этого ты должен выполнить одно условие», — сказал волшебник. «Я согласен на все». — «О, это простое условие: в течение пяти минут ты не должен думать об обезьяне, вот и все. Пять минут — это как раз время, необходимое для твоего превращения».
— И что же?
— Волшебник исчез. Он с горечью убедился, что его условие невыполнимо.
— А человек?
— Он остался таким же — старым и немощным…
— Да, память неподвластна человеку, — глухо сказал Арбен. — Человека легче убить, чем отнять у него память. — Будто спохватившись, он посмотрел на часы.
— Время ушло, как мартовский снег, — произнесла Линда.
— Поедем ужинать?
— Не хочется.
— И мне, — признался Арбен. — Куда же тебя доставить? В универсальный? «Все для всех»?
— Я хочу домой. Уже поздно.
Арбен набрал на пульте нужные координаты и, включив автоводитель, отодвинулся от штурвала.
Ближе к окраине освещенность падала. Громады домов еле угадывались во мраке. Исключение составляли купола, ярко светившиеся изнутри. Старые дома, лишенные окон, достались в наследство от того времени, когда люди панически — и не без оснований — боялись радиации, уровень которой неуклонно повышался. Теперь эти дома выглядели как уродливые коробки, но снести их все никак не могли. Реклама на окраине не так буйствовала, как в центре.
— Помнишь, ты привозил меня домой на такси, — сказала Линда, когда машина остановилась. — А теперь у тебя своя машина.
Арбен всматривался в темноту сквозь боковое стекло.
— Неплохая лошадка. У меня просьба, Арби: когда мы сядем сюда, и выедем из города, и возьмем курс на побережье — включи машину на полную скорость. Ладно?
Арбен кивнул, не отрываясь от окна. Но улица была пустынной. «Этой груше место в музее», — подумал Арбен, глядя на допотопный фонарь. Ветер раскачивал его, отчего желтый круг метался по земле. Давным-давно опавшие листья то попадали в освещенный круг, но снова уходили из него в небытие. Было очень холодно, со дня на день ожидался снег, но он все не выпадал.
— Чудесная машина. Я не видела такой, — сказала Линда.
— Нравится? — отвернулся от окна Арбен.
— Кроме, пожалуй, одного: зачем кабину обклеили пластиком? — Она потрогала поблескивающую неровную поверхность. — Смотри, как бугрится. Можно подумать, что обклеивали вручную. О чем только конструктор думал?
— Грубая работа, — согласился Арбен.
— Может, снимем? — Линда сделала жест, как будто собралась сорвать наклейку.
— Погоди. Ты же не видела других машин этого класса. Может, сейчас такая мода?
— Все равно, это уродливо. — Линда передернула плечами.
Фары машины бросали перед собой широкий сноп света. Арбен уменьшил освещение, и сноп превратился в луч, устало упавший на старый асфальт.
— Я пойду, — сказала Линда после короткой паузы, во время которой она выжидательно поглядывала на Арбена.
Арбен открыл дверцу и вышел первым.
— Провожу, — сказал он.
— Наконец-то ты решил не делать этого тайком, — весело заметила Линда, опираясь на протянутую руку.
— А, ты об этом… — Арбен помрачнел.
Каблучки Линды громко стучали, эхом отдаваясь в глухих закоулках. Арбен шел рядом, стараясь не уходить вперед. Он и сам не понимал, что заставило его выйти из машины. Желание побыть еще немного с Линдой? А может, стремление вновь почувствовать себя обычным человеком, который не должен бежать и прятаться от собственных желаний? «До дверей и обратно», — сказал себе Арбен.
Две исполинские тени пересекли дорогу и вскарабкались на стену дома, слившись с темной поверхностью. Одна была тонкой, другая — мужественно-широкоплечей.
— Смотри, наши тени не хотят расставаться, — тихо сказала Линда, замедляя шаги. Глаза ее блестели. — Вот мы уйдем, уедем отсюда, а они останутся. И всегда будут вместе.
— Доброй ночи, — сказал Арбен, когда они подошли к входу.
— Когда мы увидимся? — Надеюсь — скоро.
— Буду ждать.
— Я позвоню тебе.
Линда помахала рукой и скрылась за поворотом.
Арбен не успел сделать и трех шагов, как навстречу ему от стены отделилась фигура. Казалось, она появилась из небытия, и двигалась осторожно и бесшумно. Так шагать, не затрагивая опавших листьев, мог только Альва — его вторая половина, его горести и заботы, разреженное облако античастиц, как бы вобравшее в себя частицу Арбена.
Фигура шагала медленно и неотвратимо, словно сама судьба. Но Арбен не был ни суеверным, ни фаталистом. Встретив наконец Альву, он обрел то спокойствие, к которому тщетно стремился, то спокойствие, которое обещал ему Ньюмор, уговаривая согласиться на неслыханный эксперимент. Мысль работала четко, словно на выпускном экзамене. Альва не может превысить скорость три мили в час. Это хорошо. Но той же величиной ограничена и скорость Арбена. Это плохо. Однако гораздо хуже то, что Альва находится в более выгодном положении: он движется наперерез Арбену, отрезая ему путь к машине. Способность Альвы к маневру явилась для Арбена неожиданностью. «Словно кто-то по радио управляет его действиями», — мелькнула и тотчас погасла мысль.
Спасение — там, в машине, в кабине, которую он собственноручно обклеил изнутри ионизированным пластиком. Но как добраться до нее?
Альва мог его успешно преследовать, даже при равенстве их скоростей. Ньюмор перед началом опыта уверял Арбена, что это не так, но обманул его. Да, бессовестно обманул.
Говорят, тонущий человек за считанные доли секунды припоминает всю свою жизнь, начиная с детства. Может быть. Но перед Арбеном в эти мгновения не промелькнул калейдоскоп бытия. Память, словно прожектором, выхватила из недавнего прошлого разговор с Ньюмором. Это было накануне того дня, когда Арбен вступил в биорадиоконтакт с Альвой.
…— Практически Альва тебе не опасен, — сказал Ньюмор. — При такой скорости…
— Скорость моя тоже будет не больше.
— В том-то и суть! — Ньюмор обнажил ровную подкову зубов. — Ты же инженер, сообрази-ка. «А» бежит за «Б». У обоих одинаковая скорость. Догонит ли когда-нибудь преследователь «А» свою жертву?..
Поначалу аргумент Ньюмора показался Арбену убедительным. Но чутье подсказывало: что-то здесь неладно.
— Ты, пожалуй, прав, если дело происходит на ровном поле. А если в городе?
— Это не меняет дела, — бросил Ньюмор. — Будешь улепетывать по улице, только и всего. Говоря «улепетывать», я, конечно, преувеличиваю: ты будешь чинно шагать как ни в чем не бывало. Альва будет бесшумно топать за тобой, и расстояние между вами при этом не будет сокращаться ни на шаг.
— И куда же я буду чинно шагать?
— Куда захочешь. У тебя будет миллион возможностей. Можешь дойти до ближайшей подвижной ленты и уехать на ней. Можешь добраться до станции подземки и сесть в поезд. Можешь, наконец, спокойным шагом дойти до своей квартиры, которую ты к тому времени обклеишь, надеюсь, вот этим. — Он протянул Арбену толстый рулон ионопластика. — Жаль, из этого нельзя сшить для тебя защитную оболочку. Тогда бы у нас вообще не было этого разговора.
Этот разговор блеснул в памяти Арбена, пока он шел прочь от Альвы. Последний все еще двигался медленно. Арбен шел с наибольшей возможной скоростью, чтобы выиграть время. Когда Арбен пытался ускорить шаг, упругая волна толкала его в грудь. Собственное тормозящее поле было неумолимо.
…Нельзя сказать, что инженер Арбен был в хороших отношениях с математикой. Он не жаловал эту науку, оставляя ее «сухарям-теоретикам». Себя Арбен с гордостью именовал практиком. Именно это обстоятельство, вроде бы не имеющее отношения к затее с Альвой, оказалось роковым. Арбен не был знаком с теорией преследования. Как абстрактная ветвь математики, она была, собственно, известна еще в прошлом веке. Приложение — в космической практике — получила только теперь. И пригодилась теорема, доказанная безвестным математиком сто лет назад. Она гласила, что если две точки движутся, имея одинаковую скорость, и одна из них преследует другую, то она ее обязательно нагонит. Для этого лишь необходимо, чтобы выполнялось одно-единственное условие: ограниченность пространства, в котором происходит погоня. Условие, надо сказать, почти очевидное: не будь его, преследуемый объект мог бы просто удаляться от преследователя по прямой линии, уводящей в бесконечность, и ввиду равенства скоростей встречи не произошло бы. Иное дело, если гонки с преследованием происходили на замкнутой площадке. Жертва рано или поздно должна была бы искривить свой путь, так как выходить за границы области ей запрещено. С каждым таким искривлением пути преследователь, соответственно меняя собственное движение, должен был сокращать расстояние до жертвы. Происходило это, наглядно говоря, за счет срезания преследователем углов, — а они неминуемо образуются, когда преследуемый начнет петлять. В общем, математическое доказательство теоремы было, к сожалению для Арбена, безукоризненным… Он узнал о теории преследования и бессовестном надувательстве Ньюмора в памятный вечер после концерта электронной музыки. Слова Линды о пьяной болтовне Ньюмора жгли его. В роли подопытного кролика он готов был подозревать что угодно. А поскольку больше всего, несмотря на успокаивания Ньюмора, его волновал вопрос о преследовании, он и заказал соответствующий раздел математики через Большой Информационный Центр. БИЦ знал свое дело. Через минуту на экране арбеновского видеозора показались первые формулы.
— Быстрей, быстрей, — торопил Арбен. Быстрота схватывания у него была теперь такова, что он понимал идею доказательства еще до того, как длинные выкладки заканчивались. То, что он усваивал за секунду, раньше потребовало бы месячной кропотливой работы. Ну, а какой ценой досталось ему такое чудесное свойство, он окончательно узнал в этот вечер…
Бесконечная вязь интегралов струилась по экрану, пока не дошла очередь до главной теоремы о преследовании. Догонит! Догонит! Остальное его не интересовало. Арбен в отчаянии ударил кулаком по пульту. Чуть картавый механический голос из БИЦа, читавший пояснительный текст к математической информации, умолк на полуслове, будто поперхнувшись. Голубой ручеек, выписывавший символы, бесследно растаял, растекся по выпуклой поверхности, и видеозор превратился в огромное незрячее око.
«А он-то уверял…» — думал в тот вечер Арбен, уронив лицо в ладони.
…В ушах его стоял вкрадчивый голос Ньюмора:
— От тебя требуется только одно: будь осторожен. Это значит — не столкнись с Альвой нос к носу. Тогда уж действительно тебе несдобровать. Ну, а во всех других случаях тебе, поверь, ничего не грозит, как я объяснил. И еще сказал Ньюм: «Счастливчик, ты избавляешься от своих забот и недугов даром. Позже люди будут платить мне за это удовольствие столько, сколько я захочу».
— Ты, значит, намерен поставить производство на конвейер? Стать избавителем человечества?
— А почему бы нет?
— И скоро это произойдет?
— Надеюсь. Для этого мне остается только удешевить Альву. Стандартизиррвать его. Первый экземпляр обошелся мне невероятно дорого. В общем, ты не будешь одинок.
— Так ты, наверное, приступил уже?.. — спросил Арбен, хорошо знавший скрытный характер приятеля.
— Нет еще, к сожалению, — покачал головой Ньюмор.
— Денег нет?
— Деньги — пустяк, — пренебрежительно махнул рукой Ньюмор.
— Но ты же все истратил?
— Подумаешь! Толстосумы, жаждущие спокойной жизни, предоставят мне любой кредит. Посуди сам: вместо всех этих модных курортов, водолечебниц, всяких душей Шарко и прочего я предлагаю радикальное излечение. До сих пор от нервных болезней вряд ли умели избавляться…
— Ну уж… — усомнился Арбен.
— Не умели и не умеют, не спорь. В лучшем случае болезнь загоняют внутрь организма, а это еще хуже. Я же снимаю болезнь. Забираю ее целиком и полностью. В чем она состоит — я не знаю, да меня это, признаться, мало интересует. Я попросту стираю болезнь, как стирают тряпкой надпись мелом на школьной доске.
— А вдруг кто-нибудь захочет восстановить эту самую надпись на школьной доске?
— Вряд ли найдется такой оригинал.
— А вдруг? — настаивал Арбен.
— Я этим вопросом пока не занимался.
— Но это несложно?
— Надеюсь.
Зная, что Ньюм любит прихвастнуть, Арбен критически воспринял его слова о возможных неограниченных кредитах. Откуда ему было знать, что на сей раз утверждение модного биофизика соответствует истине? Вслух же Арбен произнес:
— Если ты можешь достать деньги, что ж тебе мешает приступить к созданию Альвы номер два, номер три и так далее?
— Мне необходима как воздух информация.
— Какая информация?
— Информация о взаимодействии некоего инженера Арбена с Альвой номер один. Без этого я не могу двигаться дальше.
— Что ж ты раньше не сказал?
— А зачем? — пожал плечами Ньюмор. — Это тебя не касается, и точка.
— Хорошенькое дело — не касается! Ненавижу писать медицинские реляции — все эти кровяные давления, температуры и прочее. Тебя же это интересует?
— Это, но ты здесь, повторяю, ни при чем. Биоприемник, — пояснил Ньюмор, похлопав ладонью по черной панели огромного агрегата. — Он расскажет мне про тебя все, что надо. Больше, чем ты сам о себе сможешь рассказать…
…Альва чует его. Кажется, он привязан к Арбену невидимой нитью. Стоит сделать шаг в сторону — и Альва послушно повторяет маневр. Арбен все шел, оглядываясь на ходу. До боли знакомая сутуловатая фигура старательно вышагивала за ним. Лицо, бессчетное множество раз виденное в зеркале… «Бегу сам от себя. А разве это возможно — уйти от себя?» — обожгла мысль.
Машина осталась поодаль. Ее черный прямолинейный корпус маслянисто поблескивал под качающимся от ветра фонарем, кинжальный луч средней фары бессильно лежал на грязной брусчатке мостовой. И ни души на ночной улице…
Каждый шаг отдаляет его от спасительной кабины, обклеенной пластиком. Но повернуть к машине — значит столкнуться с Альвой. Тротуарные ленты уже выключены. Одна надежда — на подземку.
Никогда раньше Арбен не думал, что улица, на которой живет Линда, такая длинная. А может, это так кажется оттого, что он отвык ходить пешком за последнее время?
Арбен почувствовал, что замерзает, и сделал инстинктивную попытку пробежаться, но упругая волна тотчас ударила в лицо с такой силой, что он, задохнувшись, на мгновение остановился. Остановка обошлась ему в три-четыре драгоценных ярда. Расстояние сократилось, и Альва, войдя из тьмы в освещенный фонарный круг, теперь был виден до мельчайших подробностей. «Он бледен как смерть, — подумал Арбен. — Не мудрено, что Линда при встрече с Альвой так перепугалась. Видно, Ньюмор что-то не рассчитал…»
Хорошо хоть, что улица прямая. Любой поворот — в пользу Альвы, который сможет срезать углы: каменные стены — не препятствие для этого легкого, невесомого облачка, имеющего человеческий облик.
Так бы идти и идти… Но силы — он знал это — скоро иссякнут. Он заперт в каменных джунглях города. Он сам себя запер в ловушку, а ключ спрятал хитрый Ньюмор.
Сердце билось медленными толчками, и каждый удар болезненно отдавался. Это было ощущение, о котором Арбен успел уже позабыть. Прошло некоторое время, прежде чем он догадался, в чем дело. Он волновался, волновался так, как ни разу еще за два прошедших месяца. Ньюмор и здесь его обманул!..
Арбен изо всех сил старался успокоиться: волнуясь, он помогал своему преследователю. Действительно, Альва за последние несколько минут заметно оживился. Быстрее задвигались его ноги, украшенные ботинками с магнитными присосками, незрячий взор был устремлен на Арбена, он даже руку вперед протянул, будто желая схватить ускользающую от него вторую половину своего «я».
Арбену казалось, что погоня длится уже давно. Целую вечность бежит он по этой улице, до жути безмолвной (бежит — еле переставляя ноги от усталости), а его преследует клубок забот и огорчений, и никуда от них не скрыться, не уйти.
Впереди неясно забелел купол, украшенный в вершине вензелем. Вензель горел в морозном мглистом воздухе, а над ним, совсем невысоко, мерцали равнодушные звезды. Станция подземки. Наконец-то! Сейчас он войдет в узкую дверь, опустит жетон в узкую щель автомата, и неуклюжий турникет вытолкнет его на бегущий вниз, к поездам, эскалатор…
Арбен почувствовал даже нечто вроде жалости к Альве. Будто это было одушевленное существо, а не искусное материальное образование, имитирующее его, Арбена. Будто он обманул простодушного Альву, перехитрил его. Будто взялся перевести слепца через оживленную улицу и бросил его посреди мостовой. Странная вещь! Он жалел Альву, будто младшего брата, будто какую-то частицу собственного «я», пусть и не лучшую. И разве не так оно и было на самом деле?.. Ликующее чувство избавления от смертельной опасности наполнило все его существо.
Ему показалось подозрительным, что у входа не видно ни одного человека. Обычно даже в самую глухую пору хотя бы два — три бродяги греются в теплом потоке кондиционированного воздуха, вырывающегося из отворяемых дверей. Он ощущал уже в ноздрях сухой нагретый воздух, еле заметно отдающий автолом и еще чем-то сладковатым, неприятным.
Четыре гранитных ступени… Арбен толкнул дверь. Закрыто!.. Он изо всех сил двинул ее плечом, отлично сознавая, что это бесполезно. Затем ударил кулаком по ледяному пластику. Рука, разбитая в кровь, привела его в себя. Ремонт, что ли? Впрочем, какое это сейчас имеет значение. Только теперь он заметил маленький листок, косо приклеенный к колонне: «На станции проводится проба воздуха на радиоактивность. Ближайшая станция подземной дороги…» Арбен отвернулся. Ближайшая станция подземной дороги не интересовала его. Чтобы добраться до нее, необходимо было свернуть, а в этом случае шансы Арбена на спасение обращались в нуль. Только в гонках по прямой он мог еще надеяться уйти от своего преследователя.
Альва неумолимо приближался. Теперь его скорость — Арбен определил на глаз — составляла предельные три мили в час, средняя скорость среднего пешехода. Арбену почудилось даже, что на щеках Альвы загорелся румянец. Нет, это, наверно, причуды случайного ночного освещения.
Удивительно много мелочей можно заметить в считанные доли секунды. Не сродни ли это явление тому, что спичка, прежде чем погаснуть, вспыхивает ярче?
Арбен безвольно прислонился к колонне. Глупый конец. А разве не глупой была вся эта затея с Альвой? Ну что ж, вот и расплата. Как говорил Ньюмор? «За все в жизни надо расплачиваться. Не жетонами, так собственной кровью. Это величайший закон, открытый мною».
Альва шагнул на первую ступень. Именно шагнул — так сказал бы любой сторонний наблюдатель. Поддался иллюзии и Арбен. Он отлично знал, что Альва, обнаружив перед собой возвышение, просто приподнимается над ним, как поднимается пар над кипящим чайником, а ноги — те просто имитируют шаги. При этом диамагнитные присоски не дают Альве оторваться от земли и подняться слишком высоко.
Как четко работает мысль. Сколько он мог еще сделать для Уэстерн-компании и всего человечества! И через три секунды этот субъект, идущий прогулочным шагом, приблизится к нему, и все будет кончено.
От нечистой совести не уйдешь. И потом, это было так давно. Существует же, черт побери, какой-то срок давности?! Перед Арбеном мелькнуло бледное, искаженное смертельным страхом лицо Чарли.
Вторая ступень.
В сознании, вытесняя Чарли (целых два блаженных месяца он не появлялся, уже за одно это можно благодарить Альву), вспыхнула картина далекого детства. Отцовская ферма на Западе… Старая ветряная мельница… Арбен с такими же, как он, мальчишками бегает вокруг мельницы, играя в пятнашки. Поиграть и теперь, что ли, в пятнашки со смертью? Выиграть у костлявой несколько минут.
Третья ступень…
Пустые бредни. Эти несколько минут ему не суждены. Альва пройдет сквозь гранит, как прут сквозь влажную глину. Он пересечет купол по диаметру круга, лежащего в сечении купола, и преспокойно настигнет Арбена.
Когда цыпленок, безмятежно разгуливающий по двору, видит косо мелькнувшую тень, он не знает, что приговор ему уже подписан тяжелым росчерком крыла стервятника. Арбен знал. В этом было единственное отличие его от беззащитного птенца. Только полимерные нити длинных молекул пластика могли бы послужить преградой Альве.
Арбен подался назад, и рука его скользнула по выпуклой стенке купола. Ромбические плитки, устилающие купол. Холодные и скользкие, словно плитки льда. Последнее ощущение, которое суждено ему на этом свете. Если существует, кроме этого света, еще что-то, значит, он скоро предстанет перед Чарли. Но что он скажет ему?..
Альва наклонился вперед, как человек, идущий против ветра. Лишь в этот миг осознал Арбен, что облицовочные плитки сделаны из… пластика.
…Человек прижался спиной к стене, раскинув руки. Второй, преодолев подъем, не спеша приближался к своему двойнику. Неожиданно человек, казалось, влипший в стену, оторвался от нее и, так же не спеша, двинулся вокруг купола. Картина напоминала замедленную съемку погони. Если увеличить скорость ленты, зритель увидел бы отчаянную гонку, ставкой в которой была жизнь. Но не было ленты, как не было и зрителей безмолвной сцены.
Альва, словно ожидал этого, такой же деловитой походкой двинулся за своей половиной, нырнувшей за купол. Облако скользило вдоль стены, облицованной пластиком, не имея возможности пересечь ее и, продвинувшись напрямик, завершить затянувшуюся погоню.
Несколько минут подарила ему судьба. Несколько минут, не больше. Арбен понимал это. В гонках по кругу Альва превосходил его. Казалось бы, при равной скорости преследователя и преследуемого последнему ничего не грозило, по крайней мере, до тех пор, пока он не свалится, выбившись из сил. Увы, Арбен знал, что это не так. Развязка должна наступить гораздо раньше. Это не гонка по прямой, где ему нужно уходить вперед, ни о чем не думая. При движении по кругу у Альвы появлялось значительное преимущество — возможность мгновенно менять направление движения на противоположное, тем самым идя на сближение с жертвой. Арбен, естественно, не мог проделать то же самое сразу, и расстояние между ними таяло. Да мог ли вообще Арбен тягаться в совершенстве стратегии со столь тонкой кибернетической системой, какую представлял собой Альва? А кроме того, Альва угадывал малейшее движение своего двойника, он рассчитывал каждый шаг Арбена, и в соответствии с этим строил план погони.
Арбен боялся оглянуться. Ему чудилось на затылке тяжелое дыхание, хотя Альва, конечно, не дышал. Нервы. Мог ли он подумать, что стальные нервы — подарок Ньюмора — вдруг разладятся в последнюю минуту, перед самым финалом? Ему чудится всякая чертовщина, и даже Чарли выплыл из подсознания, красавчик Чарли. А он всю жизнь безуспешно пытался отделаться от этого видения, которое мучило его, жгло по ночам и не давало покоя. Но о Чарли он не мог рассказать никому, даже самому близкому другу, даже Линде. Может, поделись Арбен с кем-нибудь — и ему стало бы легче. А тут подвернулся Ньюмор с таким заманчивым предложением — переписать, перенести на бессловесного Альву все тревожные воспоминания, волнения, все, что мучает Арбена, не дает ему спокойно дышать. Ну как тут было не согласиться?.. Они сделали несколько кругов вокруг купола подземки. Только шаги Арбена нарушали ночной покой — Альва двигался бесшумно. С каждым кругом расстояние между ними сокращалось.
Арбен чудом увернулся от протянутой к нему слабо светящейся, бесплотной руки Альвы. Куртка Арбена задымилась, запахло жженой шерстью. Арбен сбросил куртку на ходу.
Дрожащим шагом идя вокруг купола, он отчаянным взглядом окинул расплывчатую, неясную перспективу длинной, ровной улицы, по которой он прошел сюда двадцать минут назад. В самом конце улицы скорее угадывался, чем виделся узкий луч средней фары машины. И мысль, простая и блестящая, озарила меркнущее сознание Арбена. Он может свернуть на эту улицу и двигаться к своей машине. Альва, конечно, пристроится сзади, но это уже не страшно: в гонках по прямой, да еще на таком сравнительно коротком расстоянии, Альва вряд ли догонит его.
Отчаянный рывок — и вот уже Арбен оторвался от спасшего его купола и вновь зашагал по улице. Арбен старался не размахивать руками, чтобы не задеть Альву — тот шел за ним чуть не вплотную.
Каждый шаг теперь приближал Арбена к спасению. Машина стояла в неприкосновенности там, где он оставил ее, провожая Линду. Она уже спит, наверно. А может, читает. «Зов бездны»? «Дорогу к наслаждению»? — она выписывала этот журнальчик. Или «Вечерние грезы» — пустую газетку, почему-то печатаемую на желтом пластике?
Ему нужно время, чтобы открыть дверцу. Затем успеть сесть внутрь и захлопнуть ее, чтобы Альва не успел просочиться. До машины шагов пятнадцать… десять… два шага… Арбен рванул на себя дверцу и упал на пол кабины. Послышался звук, похожий на треск разрываемой материи, и белая вспышка озарила все вокруг. Боль в затылке пронзила и жаркими волнами растеклась по всему телу. Но пружина исправно сработала, и дверца захлопнулась сразу за Арбеном.
— Не могу тебе объяснить, в чем дело. Позже… Когда мы будем вместе. Чему ты смеешься? Я кажусь тебе последним идиотом?
— Нет, предпоследним! Не обижайся. — Она прижалась к нахмурившемуся Арбену. — Просто я вспомнила притчу об обезьяне. Волшебник сказал одному человеку: «Хочешь, я верну тебе молодость и красоту?» — «Хочу», — отвечал человек, который был стар и согбен. «Для этого ты должен выполнить одно условие», — сказал волшебник. «Я согласен на все». — «О, это простое условие: в течение пяти минут ты не должен думать об обезьяне, вот и все. Пять минут — это как раз время, необходимое для твоего превращения».
— И что же?
— Волшебник исчез. Он с горечью убедился, что его условие невыполнимо.
— А человек?
— Он остался таким же — старым и немощным…
— Да, память неподвластна человеку, — глухо сказал Арбен. — Человека легче убить, чем отнять у него память. — Будто спохватившись, он посмотрел на часы.
— Время ушло, как мартовский снег, — произнесла Линда.
— Поедем ужинать?
— Не хочется.
— И мне, — признался Арбен. — Куда же тебя доставить? В универсальный? «Все для всех»?
— Я хочу домой. Уже поздно.
Арбен набрал на пульте нужные координаты и, включив автоводитель, отодвинулся от штурвала.
Ближе к окраине освещенность падала. Громады домов еле угадывались во мраке. Исключение составляли купола, ярко светившиеся изнутри. Старые дома, лишенные окон, достались в наследство от того времени, когда люди панически — и не без оснований — боялись радиации, уровень которой неуклонно повышался. Теперь эти дома выглядели как уродливые коробки, но снести их все никак не могли. Реклама на окраине не так буйствовала, как в центре.
— Помнишь, ты привозил меня домой на такси, — сказала Линда, когда машина остановилась. — А теперь у тебя своя машина.
Арбен всматривался в темноту сквозь боковое стекло.
— Неплохая лошадка. У меня просьба, Арби: когда мы сядем сюда, и выедем из города, и возьмем курс на побережье — включи машину на полную скорость. Ладно?
Арбен кивнул, не отрываясь от окна. Но улица была пустынной. «Этой груше место в музее», — подумал Арбен, глядя на допотопный фонарь. Ветер раскачивал его, отчего желтый круг метался по земле. Давным-давно опавшие листья то попадали в освещенный круг, но снова уходили из него в небытие. Было очень холодно, со дня на день ожидался снег, но он все не выпадал.
— Чудесная машина. Я не видела такой, — сказала Линда.
— Нравится? — отвернулся от окна Арбен.
— Кроме, пожалуй, одного: зачем кабину обклеили пластиком? — Она потрогала поблескивающую неровную поверхность. — Смотри, как бугрится. Можно подумать, что обклеивали вручную. О чем только конструктор думал?
— Грубая работа, — согласился Арбен.
— Может, снимем? — Линда сделала жест, как будто собралась сорвать наклейку.
— Погоди. Ты же не видела других машин этого класса. Может, сейчас такая мода?
— Все равно, это уродливо. — Линда передернула плечами.
Фары машины бросали перед собой широкий сноп света. Арбен уменьшил освещение, и сноп превратился в луч, устало упавший на старый асфальт.
— Я пойду, — сказала Линда после короткой паузы, во время которой она выжидательно поглядывала на Арбена.
Арбен открыл дверцу и вышел первым.
— Провожу, — сказал он.
— Наконец-то ты решил не делать этого тайком, — весело заметила Линда, опираясь на протянутую руку.
— А, ты об этом… — Арбен помрачнел.
Каблучки Линды громко стучали, эхом отдаваясь в глухих закоулках. Арбен шел рядом, стараясь не уходить вперед. Он и сам не понимал, что заставило его выйти из машины. Желание побыть еще немного с Линдой? А может, стремление вновь почувствовать себя обычным человеком, который не должен бежать и прятаться от собственных желаний? «До дверей и обратно», — сказал себе Арбен.
Две исполинские тени пересекли дорогу и вскарабкались на стену дома, слившись с темной поверхностью. Одна была тонкой, другая — мужественно-широкоплечей.
— Смотри, наши тени не хотят расставаться, — тихо сказала Линда, замедляя шаги. Глаза ее блестели. — Вот мы уйдем, уедем отсюда, а они останутся. И всегда будут вместе.
— Доброй ночи, — сказал Арбен, когда они подошли к входу.
— Когда мы увидимся? — Надеюсь — скоро.
— Буду ждать.
— Я позвоню тебе.
Линда помахала рукой и скрылась за поворотом.
Арбен не успел сделать и трех шагов, как навстречу ему от стены отделилась фигура. Казалось, она появилась из небытия, и двигалась осторожно и бесшумно. Так шагать, не затрагивая опавших листьев, мог только Альва — его вторая половина, его горести и заботы, разреженное облако античастиц, как бы вобравшее в себя частицу Арбена.
Фигура шагала медленно и неотвратимо, словно сама судьба. Но Арбен не был ни суеверным, ни фаталистом. Встретив наконец Альву, он обрел то спокойствие, к которому тщетно стремился, то спокойствие, которое обещал ему Ньюмор, уговаривая согласиться на неслыханный эксперимент. Мысль работала четко, словно на выпускном экзамене. Альва не может превысить скорость три мили в час. Это хорошо. Но той же величиной ограничена и скорость Арбена. Это плохо. Однако гораздо хуже то, что Альва находится в более выгодном положении: он движется наперерез Арбену, отрезая ему путь к машине. Способность Альвы к маневру явилась для Арбена неожиданностью. «Словно кто-то по радио управляет его действиями», — мелькнула и тотчас погасла мысль.
Спасение — там, в машине, в кабине, которую он собственноручно обклеил изнутри ионизированным пластиком. Но как добраться до нее?
Альва мог его успешно преследовать, даже при равенстве их скоростей. Ньюмор перед началом опыта уверял Арбена, что это не так, но обманул его. Да, бессовестно обманул.
Говорят, тонущий человек за считанные доли секунды припоминает всю свою жизнь, начиная с детства. Может быть. Но перед Арбеном в эти мгновения не промелькнул калейдоскоп бытия. Память, словно прожектором, выхватила из недавнего прошлого разговор с Ньюмором. Это было накануне того дня, когда Арбен вступил в биорадиоконтакт с Альвой.
…— Практически Альва тебе не опасен, — сказал Ньюмор. — При такой скорости…
— Скорость моя тоже будет не больше.
— В том-то и суть! — Ньюмор обнажил ровную подкову зубов. — Ты же инженер, сообрази-ка. «А» бежит за «Б». У обоих одинаковая скорость. Догонит ли когда-нибудь преследователь «А» свою жертву?..
Поначалу аргумент Ньюмора показался Арбену убедительным. Но чутье подсказывало: что-то здесь неладно.
— Ты, пожалуй, прав, если дело происходит на ровном поле. А если в городе?
— Это не меняет дела, — бросил Ньюмор. — Будешь улепетывать по улице, только и всего. Говоря «улепетывать», я, конечно, преувеличиваю: ты будешь чинно шагать как ни в чем не бывало. Альва будет бесшумно топать за тобой, и расстояние между вами при этом не будет сокращаться ни на шаг.
— И куда же я буду чинно шагать?
— Куда захочешь. У тебя будет миллион возможностей. Можешь дойти до ближайшей подвижной ленты и уехать на ней. Можешь добраться до станции подземки и сесть в поезд. Можешь, наконец, спокойным шагом дойти до своей квартиры, которую ты к тому времени обклеишь, надеюсь, вот этим. — Он протянул Арбену толстый рулон ионопластика. — Жаль, из этого нельзя сшить для тебя защитную оболочку. Тогда бы у нас вообще не было этого разговора.
Этот разговор блеснул в памяти Арбена, пока он шел прочь от Альвы. Последний все еще двигался медленно. Арбен шел с наибольшей возможной скоростью, чтобы выиграть время. Когда Арбен пытался ускорить шаг, упругая волна толкала его в грудь. Собственное тормозящее поле было неумолимо.
…Нельзя сказать, что инженер Арбен был в хороших отношениях с математикой. Он не жаловал эту науку, оставляя ее «сухарям-теоретикам». Себя Арбен с гордостью именовал практиком. Именно это обстоятельство, вроде бы не имеющее отношения к затее с Альвой, оказалось роковым. Арбен не был знаком с теорией преследования. Как абстрактная ветвь математики, она была, собственно, известна еще в прошлом веке. Приложение — в космической практике — получила только теперь. И пригодилась теорема, доказанная безвестным математиком сто лет назад. Она гласила, что если две точки движутся, имея одинаковую скорость, и одна из них преследует другую, то она ее обязательно нагонит. Для этого лишь необходимо, чтобы выполнялось одно-единственное условие: ограниченность пространства, в котором происходит погоня. Условие, надо сказать, почти очевидное: не будь его, преследуемый объект мог бы просто удаляться от преследователя по прямой линии, уводящей в бесконечность, и ввиду равенства скоростей встречи не произошло бы. Иное дело, если гонки с преследованием происходили на замкнутой площадке. Жертва рано или поздно должна была бы искривить свой путь, так как выходить за границы области ей запрещено. С каждым таким искривлением пути преследователь, соответственно меняя собственное движение, должен был сокращать расстояние до жертвы. Происходило это, наглядно говоря, за счет срезания преследователем углов, — а они неминуемо образуются, когда преследуемый начнет петлять. В общем, математическое доказательство теоремы было, к сожалению для Арбена, безукоризненным… Он узнал о теории преследования и бессовестном надувательстве Ньюмора в памятный вечер после концерта электронной музыки. Слова Линды о пьяной болтовне Ньюмора жгли его. В роли подопытного кролика он готов был подозревать что угодно. А поскольку больше всего, несмотря на успокаивания Ньюмора, его волновал вопрос о преследовании, он и заказал соответствующий раздел математики через Большой Информационный Центр. БИЦ знал свое дело. Через минуту на экране арбеновского видеозора показались первые формулы.
— Быстрей, быстрей, — торопил Арбен. Быстрота схватывания у него была теперь такова, что он понимал идею доказательства еще до того, как длинные выкладки заканчивались. То, что он усваивал за секунду, раньше потребовало бы месячной кропотливой работы. Ну, а какой ценой досталось ему такое чудесное свойство, он окончательно узнал в этот вечер…
Бесконечная вязь интегралов струилась по экрану, пока не дошла очередь до главной теоремы о преследовании. Догонит! Догонит! Остальное его не интересовало. Арбен в отчаянии ударил кулаком по пульту. Чуть картавый механический голос из БИЦа, читавший пояснительный текст к математической информации, умолк на полуслове, будто поперхнувшись. Голубой ручеек, выписывавший символы, бесследно растаял, растекся по выпуклой поверхности, и видеозор превратился в огромное незрячее око.
«А он-то уверял…» — думал в тот вечер Арбен, уронив лицо в ладони.
…В ушах его стоял вкрадчивый голос Ньюмора:
— От тебя требуется только одно: будь осторожен. Это значит — не столкнись с Альвой нос к носу. Тогда уж действительно тебе несдобровать. Ну, а во всех других случаях тебе, поверь, ничего не грозит, как я объяснил. И еще сказал Ньюм: «Счастливчик, ты избавляешься от своих забот и недугов даром. Позже люди будут платить мне за это удовольствие столько, сколько я захочу».
— Ты, значит, намерен поставить производство на конвейер? Стать избавителем человечества?
— А почему бы нет?
— И скоро это произойдет?
— Надеюсь. Для этого мне остается только удешевить Альву. Стандартизиррвать его. Первый экземпляр обошелся мне невероятно дорого. В общем, ты не будешь одинок.
— Так ты, наверное, приступил уже?.. — спросил Арбен, хорошо знавший скрытный характер приятеля.
— Нет еще, к сожалению, — покачал головой Ньюмор.
— Денег нет?
— Деньги — пустяк, — пренебрежительно махнул рукой Ньюмор.
— Но ты же все истратил?
— Подумаешь! Толстосумы, жаждущие спокойной жизни, предоставят мне любой кредит. Посуди сам: вместо всех этих модных курортов, водолечебниц, всяких душей Шарко и прочего я предлагаю радикальное излечение. До сих пор от нервных болезней вряд ли умели избавляться…
— Ну уж… — усомнился Арбен.
— Не умели и не умеют, не спорь. В лучшем случае болезнь загоняют внутрь организма, а это еще хуже. Я же снимаю болезнь. Забираю ее целиком и полностью. В чем она состоит — я не знаю, да меня это, признаться, мало интересует. Я попросту стираю болезнь, как стирают тряпкой надпись мелом на школьной доске.
— А вдруг кто-нибудь захочет восстановить эту самую надпись на школьной доске?
— Вряд ли найдется такой оригинал.
— А вдруг? — настаивал Арбен.
— Я этим вопросом пока не занимался.
— Но это несложно?
— Надеюсь.
Зная, что Ньюм любит прихвастнуть, Арбен критически воспринял его слова о возможных неограниченных кредитах. Откуда ему было знать, что на сей раз утверждение модного биофизика соответствует истине? Вслух же Арбен произнес:
— Если ты можешь достать деньги, что ж тебе мешает приступить к созданию Альвы номер два, номер три и так далее?
— Мне необходима как воздух информация.
— Какая информация?
— Информация о взаимодействии некоего инженера Арбена с Альвой номер один. Без этого я не могу двигаться дальше.
— Что ж ты раньше не сказал?
— А зачем? — пожал плечами Ньюмор. — Это тебя не касается, и точка.
— Хорошенькое дело — не касается! Ненавижу писать медицинские реляции — все эти кровяные давления, температуры и прочее. Тебя же это интересует?
— Это, но ты здесь, повторяю, ни при чем. Биоприемник, — пояснил Ньюмор, похлопав ладонью по черной панели огромного агрегата. — Он расскажет мне про тебя все, что надо. Больше, чем ты сам о себе сможешь рассказать…
…Альва чует его. Кажется, он привязан к Арбену невидимой нитью. Стоит сделать шаг в сторону — и Альва послушно повторяет маневр. Арбен все шел, оглядываясь на ходу. До боли знакомая сутуловатая фигура старательно вышагивала за ним. Лицо, бессчетное множество раз виденное в зеркале… «Бегу сам от себя. А разве это возможно — уйти от себя?» — обожгла мысль.
Машина осталась поодаль. Ее черный прямолинейный корпус маслянисто поблескивал под качающимся от ветра фонарем, кинжальный луч средней фары бессильно лежал на грязной брусчатке мостовой. И ни души на ночной улице…
Каждый шаг отдаляет его от спасительной кабины, обклеенной пластиком. Но повернуть к машине — значит столкнуться с Альвой. Тротуарные ленты уже выключены. Одна надежда — на подземку.
Никогда раньше Арбен не думал, что улица, на которой живет Линда, такая длинная. А может, это так кажется оттого, что он отвык ходить пешком за последнее время?
Арбен почувствовал, что замерзает, и сделал инстинктивную попытку пробежаться, но упругая волна тотчас ударила в лицо с такой силой, что он, задохнувшись, на мгновение остановился. Остановка обошлась ему в три-четыре драгоценных ярда. Расстояние сократилось, и Альва, войдя из тьмы в освещенный фонарный круг, теперь был виден до мельчайших подробностей. «Он бледен как смерть, — подумал Арбен. — Не мудрено, что Линда при встрече с Альвой так перепугалась. Видно, Ньюмор что-то не рассчитал…»
Хорошо хоть, что улица прямая. Любой поворот — в пользу Альвы, который сможет срезать углы: каменные стены — не препятствие для этого легкого, невесомого облачка, имеющего человеческий облик.
Так бы идти и идти… Но силы — он знал это — скоро иссякнут. Он заперт в каменных джунглях города. Он сам себя запер в ловушку, а ключ спрятал хитрый Ньюмор.
Сердце билось медленными толчками, и каждый удар болезненно отдавался. Это было ощущение, о котором Арбен успел уже позабыть. Прошло некоторое время, прежде чем он догадался, в чем дело. Он волновался, волновался так, как ни разу еще за два прошедших месяца. Ньюмор и здесь его обманул!..
Арбен изо всех сил старался успокоиться: волнуясь, он помогал своему преследователю. Действительно, Альва за последние несколько минут заметно оживился. Быстрее задвигались его ноги, украшенные ботинками с магнитными присосками, незрячий взор был устремлен на Арбена, он даже руку вперед протянул, будто желая схватить ускользающую от него вторую половину своего «я».
Арбену казалось, что погоня длится уже давно. Целую вечность бежит он по этой улице, до жути безмолвной (бежит — еле переставляя ноги от усталости), а его преследует клубок забот и огорчений, и никуда от них не скрыться, не уйти.
Впереди неясно забелел купол, украшенный в вершине вензелем. Вензель горел в морозном мглистом воздухе, а над ним, совсем невысоко, мерцали равнодушные звезды. Станция подземки. Наконец-то! Сейчас он войдет в узкую дверь, опустит жетон в узкую щель автомата, и неуклюжий турникет вытолкнет его на бегущий вниз, к поездам, эскалатор…
Арбен почувствовал даже нечто вроде жалости к Альве. Будто это было одушевленное существо, а не искусное материальное образование, имитирующее его, Арбена. Будто он обманул простодушного Альву, перехитрил его. Будто взялся перевести слепца через оживленную улицу и бросил его посреди мостовой. Странная вещь! Он жалел Альву, будто младшего брата, будто какую-то частицу собственного «я», пусть и не лучшую. И разве не так оно и было на самом деле?.. Ликующее чувство избавления от смертельной опасности наполнило все его существо.
Ему показалось подозрительным, что у входа не видно ни одного человека. Обычно даже в самую глухую пору хотя бы два — три бродяги греются в теплом потоке кондиционированного воздуха, вырывающегося из отворяемых дверей. Он ощущал уже в ноздрях сухой нагретый воздух, еле заметно отдающий автолом и еще чем-то сладковатым, неприятным.
Четыре гранитных ступени… Арбен толкнул дверь. Закрыто!.. Он изо всех сил двинул ее плечом, отлично сознавая, что это бесполезно. Затем ударил кулаком по ледяному пластику. Рука, разбитая в кровь, привела его в себя. Ремонт, что ли? Впрочем, какое это сейчас имеет значение. Только теперь он заметил маленький листок, косо приклеенный к колонне: «На станции проводится проба воздуха на радиоактивность. Ближайшая станция подземной дороги…» Арбен отвернулся. Ближайшая станция подземной дороги не интересовала его. Чтобы добраться до нее, необходимо было свернуть, а в этом случае шансы Арбена на спасение обращались в нуль. Только в гонках по прямой он мог еще надеяться уйти от своего преследователя.
Альва неумолимо приближался. Теперь его скорость — Арбен определил на глаз — составляла предельные три мили в час, средняя скорость среднего пешехода. Арбену почудилось даже, что на щеках Альвы загорелся румянец. Нет, это, наверно, причуды случайного ночного освещения.
Удивительно много мелочей можно заметить в считанные доли секунды. Не сродни ли это явление тому, что спичка, прежде чем погаснуть, вспыхивает ярче?
Арбен безвольно прислонился к колонне. Глупый конец. А разве не глупой была вся эта затея с Альвой? Ну что ж, вот и расплата. Как говорил Ньюмор? «За все в жизни надо расплачиваться. Не жетонами, так собственной кровью. Это величайший закон, открытый мною».
Альва шагнул на первую ступень. Именно шагнул — так сказал бы любой сторонний наблюдатель. Поддался иллюзии и Арбен. Он отлично знал, что Альва, обнаружив перед собой возвышение, просто приподнимается над ним, как поднимается пар над кипящим чайником, а ноги — те просто имитируют шаги. При этом диамагнитные присоски не дают Альве оторваться от земли и подняться слишком высоко.
Как четко работает мысль. Сколько он мог еще сделать для Уэстерн-компании и всего человечества! И через три секунды этот субъект, идущий прогулочным шагом, приблизится к нему, и все будет кончено.
От нечистой совести не уйдешь. И потом, это было так давно. Существует же, черт побери, какой-то срок давности?! Перед Арбеном мелькнуло бледное, искаженное смертельным страхом лицо Чарли.
Вторая ступень.
В сознании, вытесняя Чарли (целых два блаженных месяца он не появлялся, уже за одно это можно благодарить Альву), вспыхнула картина далекого детства. Отцовская ферма на Западе… Старая ветряная мельница… Арбен с такими же, как он, мальчишками бегает вокруг мельницы, играя в пятнашки. Поиграть и теперь, что ли, в пятнашки со смертью? Выиграть у костлявой несколько минут.
Третья ступень…
Пустые бредни. Эти несколько минут ему не суждены. Альва пройдет сквозь гранит, как прут сквозь влажную глину. Он пересечет купол по диаметру круга, лежащего в сечении купола, и преспокойно настигнет Арбена.
Когда цыпленок, безмятежно разгуливающий по двору, видит косо мелькнувшую тень, он не знает, что приговор ему уже подписан тяжелым росчерком крыла стервятника. Арбен знал. В этом было единственное отличие его от беззащитного птенца. Только полимерные нити длинных молекул пластика могли бы послужить преградой Альве.
Арбен подался назад, и рука его скользнула по выпуклой стенке купола. Ромбические плитки, устилающие купол. Холодные и скользкие, словно плитки льда. Последнее ощущение, которое суждено ему на этом свете. Если существует, кроме этого света, еще что-то, значит, он скоро предстанет перед Чарли. Но что он скажет ему?..
Альва наклонился вперед, как человек, идущий против ветра. Лишь в этот миг осознал Арбен, что облицовочные плитки сделаны из… пластика.
…Человек прижался спиной к стене, раскинув руки. Второй, преодолев подъем, не спеша приближался к своему двойнику. Неожиданно человек, казалось, влипший в стену, оторвался от нее и, так же не спеша, двинулся вокруг купола. Картина напоминала замедленную съемку погони. Если увеличить скорость ленты, зритель увидел бы отчаянную гонку, ставкой в которой была жизнь. Но не было ленты, как не было и зрителей безмолвной сцены.
Альва, словно ожидал этого, такой же деловитой походкой двинулся за своей половиной, нырнувшей за купол. Облако скользило вдоль стены, облицованной пластиком, не имея возможности пересечь ее и, продвинувшись напрямик, завершить затянувшуюся погоню.
Несколько минут подарила ему судьба. Несколько минут, не больше. Арбен понимал это. В гонках по кругу Альва превосходил его. Казалось бы, при равной скорости преследователя и преследуемого последнему ничего не грозило, по крайней мере, до тех пор, пока он не свалится, выбившись из сил. Увы, Арбен знал, что это не так. Развязка должна наступить гораздо раньше. Это не гонка по прямой, где ему нужно уходить вперед, ни о чем не думая. При движении по кругу у Альвы появлялось значительное преимущество — возможность мгновенно менять направление движения на противоположное, тем самым идя на сближение с жертвой. Арбен, естественно, не мог проделать то же самое сразу, и расстояние между ними таяло. Да мог ли вообще Арбен тягаться в совершенстве стратегии со столь тонкой кибернетической системой, какую представлял собой Альва? А кроме того, Альва угадывал малейшее движение своего двойника, он рассчитывал каждый шаг Арбена, и в соответствии с этим строил план погони.
Арбен боялся оглянуться. Ему чудилось на затылке тяжелое дыхание, хотя Альва, конечно, не дышал. Нервы. Мог ли он подумать, что стальные нервы — подарок Ньюмора — вдруг разладятся в последнюю минуту, перед самым финалом? Ему чудится всякая чертовщина, и даже Чарли выплыл из подсознания, красавчик Чарли. А он всю жизнь безуспешно пытался отделаться от этого видения, которое мучило его, жгло по ночам и не давало покоя. Но о Чарли он не мог рассказать никому, даже самому близкому другу, даже Линде. Может, поделись Арбен с кем-нибудь — и ему стало бы легче. А тут подвернулся Ньюмор с таким заманчивым предложением — переписать, перенести на бессловесного Альву все тревожные воспоминания, волнения, все, что мучает Арбена, не дает ему спокойно дышать. Ну как тут было не согласиться?.. Они сделали несколько кругов вокруг купола подземки. Только шаги Арбена нарушали ночной покой — Альва двигался бесшумно. С каждым кругом расстояние между ними сокращалось.
Арбен чудом увернулся от протянутой к нему слабо светящейся, бесплотной руки Альвы. Куртка Арбена задымилась, запахло жженой шерстью. Арбен сбросил куртку на ходу.
Дрожащим шагом идя вокруг купола, он отчаянным взглядом окинул расплывчатую, неясную перспективу длинной, ровной улицы, по которой он прошел сюда двадцать минут назад. В самом конце улицы скорее угадывался, чем виделся узкий луч средней фары машины. И мысль, простая и блестящая, озарила меркнущее сознание Арбена. Он может свернуть на эту улицу и двигаться к своей машине. Альва, конечно, пристроится сзади, но это уже не страшно: в гонках по прямой, да еще на таком сравнительно коротком расстоянии, Альва вряд ли догонит его.
Отчаянный рывок — и вот уже Арбен оторвался от спасшего его купола и вновь зашагал по улице. Арбен старался не размахивать руками, чтобы не задеть Альву — тот шел за ним чуть не вплотную.
Каждый шаг теперь приближал Арбена к спасению. Машина стояла в неприкосновенности там, где он оставил ее, провожая Линду. Она уже спит, наверно. А может, читает. «Зов бездны»? «Дорогу к наслаждению»? — она выписывала этот журнальчик. Или «Вечерние грезы» — пустую газетку, почему-то печатаемую на желтом пластике?
Ему нужно время, чтобы открыть дверцу. Затем успеть сесть внутрь и захлопнуть ее, чтобы Альва не успел просочиться. До машины шагов пятнадцать… десять… два шага… Арбен рванул на себя дверцу и упал на пол кабины. Послышался звук, похожий на треск разрываемой материи, и белая вспышка озарила все вокруг. Боль в затылке пронзила и жаркими волнами растеклась по всему телу. Но пружина исправно сработала, и дверца захлопнулась сразу за Арбеном.