Татьяна Полякова. Новая жизнь не дается даром

   – Интересная история, – усмехнулась Маринка.
   – Главное – правдивая. Женщины не только любопытны, но и болтливы. Так что для тебя я по-прежнему Максимов Александр Леонидович.
   – Два дня назад в гостинице «Альбатрос» убили какого-то типа, – пристально глядя на меня, заявила она.
   – Да?
   – Говорят, он пластический хирург.
   – Кому-то не приглянулись большие титьки?
   Она помедлила немного, отодвинула чашку.
   – Ты здесь под чужим именем, в гостинице по соседству с той, где ты жил, убивают пластического хирурга с сомнительной репутацией, а у тебя свежие шрамы. – Я усмехнулся, а она испуганно отпрянула. – Не смотри так…
   – Не повторяй больше подобной ерунды, – сказал я. Дуреха даже не догадывалась, как рисковала. Не для того я обзавелся новой рожей, чтобы возникли старые проблемы.
   – Извини, – пробормотала она. А я подумал, что было бы жаль прерывать игру на самом интересном месте, и решил не спешить, улыбнулся ласково, Маринка малость приободрилась. – Трофимов далеко не самая большая моя проблема, – произнесла она и замолчала.
   – Я слушаю, слушаю.
   – Муж не оставил завещания. Он обманул меня, сказал, что подписал все бумаги, а на самом деле…
   Я мысленно усмехнулся. «Как же ты так лопухнулась, милая? Отправила муженька на тот свет, даже не взглянув на документ с печатью и подписью? Непростительная беспечность».
   – У него есть дочь от первого брака, практически идиотка. Но теперь идиотка унаследует половину всего, что оставил муж.
   – Думаю, что и половины тебе хватит на приличную жизнь. Нет?
   – Дело не в этом… – поморщилась она. – Речь идет о бизнесе. Мой муженек только тем и занимался, что пьянствовал да шлялся по бабам. А я семь лет вкалывала как проклятая. Понимаешь? Этой дуре двадцать лет, мозгов как у овцы, зато гормоны вовсю бушуют. Она кинется на шею первому встречному, и что тогда делать мне? Ты понимаешь, что речь идет о деле всей моей жизни?
   – Как не понять. Скажи, милая, от меня ты чего хочешь?
   Чего она хочет, понять нетрудно. Дамочка решила, что крепко держит меня за яйца и я избавлю ее от необходимости делиться с падчерицей. В принципе я не видел в этом ничего особенного. Люди охотно лишают друг друга жизни и по меньшему поводу. Я был даже не против помочь ей. Почему бы и нет? Вот только тон она взяла неверный, решив, что может диктовать условия. Забудь об этом, милая. Оставался еще вопрос: зачем ей понадобился я? У нее под боком Трофимов и дурень-охранник по имени Павел. Вполне могли разделаться с двадцатилетней девчонкой. Если падчерица внезапно скончается, дурак поймет, кому это на руку. Трофимов вряд ли захочет рисковать второй раз, да и охранник должен понимать, что в списке подозреваемых окажется на первом месте. Выходит, им нужен козел отпущения. И на эту роль выбрали меня. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться в голос.
   – Мне нужен надежный человек… которому я могу доверять. Абсолютно.
   – Считай, ты его уже нашла. Тип, с которым я видел тебя в баре, адвокат?
   – Да, – кивнула Маринка. – Я пробовала с ним договориться, бесполезно. Муж врал, что все завещал мне. Его дочь получала бы деньги на содержание. Вполне приличные. Уверяю тебя, ей бы за глаза хватило. Я не собиралась бросать девчонку, но мне надо сохранить свой бизнес.
   – Ты хочешь, чтобы я ее пришил? Я правильно понял?
   – Саша… – тяжко вздохнула она, вновь испугавшись. – Ты же понимаешь, я никому не могу довериться. Лишь близкому человеку. Я заплачу столько, сколько скажешь. Возможно, деньги тебя действительно не интересуют… если ты захочешь остаться со мной, я буду счастлива. На любых условиях.
   «А мне-то сколько счастья привалило, пожалуй, полет с балкона в бассейн и то предпочтительнее».
   – Проще всего было бы послать тебя к черту, – сказал я. – Но есть проблема. Откажись я от твоего предложения, ты, чего доброго, таких дров наломаешь, что мигом окажешься в СИЗО. А это не самое подходящее место для свиданий. Кажется, я к тебе здорово привязался.
   Она благодарно улыбнулась и даже похорошела от удовольствия.
   – Ты сделаешь это? – спросила едва слышно.
   – Для тебя – все, что угодно. Но время и место я выберу сам. Будешь надоедать и лезть с советами – пошлю к черту. Уяснила?
   – Конечно, – кивнула она. – Господи… Саша, я люблю тебя, – и залилась счастливыми слезами.
   В тот же день мы отбыли в пансионат, где отдыхала Маринкина падчерица. Звали ее Машкой, но с детских лет к ней прилипло другое имя или прозвище – Муся. После безвременной кончины отца девчонка впала в депрессию, и заботливая мачеха отправила ее лечиться минеральными ваннами и кислородными коктейлями. Мы поехали за ней втроем. Пашка в роли шофера. Всю дорогу он пристально вглядывался в зеркало – то ли в самом деле чего-то опасался, то ли старался для меня.
   Маринка скрылась в трехэтажном здании пансионата, а мы с ним курили, устроившись в тенечке. Ждать пришлось довольно долго. Наконец появилась Маринка, одной рукой везла чемодан, второй ухватилась за ладошку длинной худой девчонки в нелепом цветастом платье. Одели ее, точно насмех, как будто она дитя малое, а не девушка двадцати лет. Впрочем, выглядела она шестнадцатилетней. Ключицы торчали, ноги и руки до того тощие, словно она двигает не из пансионата, а из холерного барака. Волосы ей стриг затейник, они были редкого пепельного цвета и торчали во все стороны. Не скажешь, что она совсем дурнушка, но близка к этому. Глазищи в пол-лица должны были ее красить, но казались до того пустыми, что скорее портили. Такое впечатление, что девчонка абсолютно погружена в себя, ничего не видит и не слышит вокруг. Наркотой ее здесь, что ли, накачали? Или она в самом деле почти что идиотка?
   – Здравствуй, Муся, – приветствовал ее Павел, взял чемодан и запихнул его в багажник. Развернувшись к девчонке, Маринка сказала:
   – Это Саша. Он будет жить в нашем доме. – И ткнула в меня пальцем.
   – Привет, – сказал я. Она была почти одного со мной роста. Надень она туфли на каблуках, точно бы сравнялась со мной. Вскинула голову и посмотрела мне в глаза, а я почувствовал легкое беспокойство. Что-то в ней было не так. И дело тут вовсе не в наркоте или врожденном идиотизме. Дурой она не была. Взгляд стал внимательным, а чувство было такое, точно мне нахально лезут в душу и там копошатся. – Как отдохнула? – задал я вопрос. Она вдруг протянула руку и коснулась моих губ. Едва заметно кивнула. – Тебе понравилось здесь? – Вновь кивок, а до меня наконец-то дошло: девчонка глухонемая.
   – Поехали, – сказала Маринка, с некоторым неудовольствием наблюдая за этой сценой. Муся села рядом с водителем, мы сзади. – Вот такое сокровище мне досталось, – пробормотала моя пышногрудая и сжала мою ладонь.
   Надо сказать – о падчерице она проявляла трогательную заботу. Если бы я не знал о ее намерениях, скорее всего, решил бы, что девчонку она по-своему любит. О том, как к ней относится Муся, оставалось лишь гадать. Всю дорогу она вроде бы дремала, пребывая в собственном мире и мало реагируя на окружающих. Так мне казалось. Когда машина остановилась возле дома, Муся быстро поднялась по ступенькам и скрылась в одной из комнат. Как видно, в нашей компании она не нуждалась.
   – Что скажешь? – со вздохом спросила Маринка, села в кресло на веранде и закурила. Я пожал плечами. – С ней занимался учитель. Она умеет читать и писать, но азбуку глухонемых так и не освоила. Я, между прочим, училась вместе с ней. Оказалось, напрасно. Она не желает ни с кем общаться. Зато неплохо читает по губам. Иногда я думаю, что она просто прикидывается, а на самом деле все слышит. Но это, конечно, глупость.
   – Она знает о том, как обстоят дела с завещанием? – задал я вопрос.
   – Вряд ли. Мы с ней это не обсуждали. По-моему, о деньгах она вообще не думает, – усмехнувшись, сказала Маринка и, точно опомнившись, добавила: – Но доброхоты, конечно, найдутся. Просветят. И тогда…
   – Значит, нам следует поторопиться, – сказал я.
   Вечером, выйдя на веранду, я застал Мусю, сидящей за столом перед шахматной доской.
   – Можно? – спросил я, устраиваясь напротив, она кивнула.
   Мы сыграли три партии, и все три я продул. Не потому, что желал свести с ней дружбу, она действительно здорово играла. Взгляд ее был устремлен на шахматные фигуры, но, когда она поднимала голову, мне становилось не по себе. Было что-то в ее глазах… тревожное. Закончив очередную партию, Муся написала в блокноте, что лежал у нее под рукой, «Спасибо» и улыбнулась мне.
   – Ты хорошо играешь, – кивнул я, а она опять улыбнулась. – Почему ты не учишься говорить? – спросил я, вспомнив слова Марины. – Я имею в виду так, как говорят глухонемые. – Муся хмуро размышляла о чем-то, я решил, что вопрос она не поняла, тут она вновь взяла авторучку и написала: «Не хочу. Это выглядит жалко». – Зато ты могла бы… – начал я, но она, как там, у машины, коснулась рукой моих губ и покачала головой. – Тебе виднее, – кивнул я.
   Следующие три дня мы довольно много времени проводили вместе. Маринка с утра уезжала в офис, а мы обретались возле бассейна или на веранде под наблюдением Пашки, который жался по углам, предпочитая не показываться нам на глаза. Конечно, он следил за нами, а по вечерам являлся с подробным отчетом к грудастой.
   Мы играли в шахматы, один раз мне удалось выиграть, Муся улыбнулась, а у меня возникло чувство, что выигрыш вовсе не моя заслуга. Девчонка просто решила меня порадовать. Не скажу, что я большой любитель шахмат, но чем еще занять себя в компании глухонемой? А оставлять ее одну мне не хотелось.
   Уже через день она практически не отходила от меня ни на шаг. Странное дело, но ее присутствие вовсе не было в тягость. «Убогих тянет к убогим, – мысленно усмехался я. – Вот мы и нашли друг друга». Я смотрел, как она выходит из бассейна, длинная, нескладная, с квадратными коленками, и пытался представить: каково это, жить в мире, где всегда царит тишина? Где люди не могут запудрить тебе мозги словами, и ты оцениваешь их только по поступкам. Девчонка очень наблюдательна, это я понял сразу. На Пашку она смотрела едва ли не с жалостью, он вряд ли это замечал, а если бы вдруг обратил внимание, то очень бы удивился. Интересно, что она думала обо мне? Очень скоро я смог узнать об этом.
   Мы закончили очередную партию, и Муся написала в блокноте: «Ты добрый».
   – Решила, что я нарочно поддаюсь? – спросил я.
   «Нет, – написала она. – По-другому. Ты не считаешь меня калекой».
   Это здорово разозлило, может, потому, что я ей поверил. Полдня после этого я мысленно повторял «добрый» и зло усмехался. Но злился я, конечно, не на нее. Рядом оказался человек, которому не жаль было потратить на нее время, и девчонка была мне признательна. Вот и все. Ей невдомек, почему я это делаю, так что ее проницательность в этот раз не сработала.
   Через два дня я решил, что торчать все время в доме ни к чему, мы выбрались в город. Болтались по набережной, потом в парке. Обедать отправились в ресторан. Она держала меня под руку и выглядела очень забавно. Постоянно оглядывалась, точно проверяя, смотрит на нас кто-то или нет. Напускала на себя вид серьезной дамочки, даже пригладила свои вихры и накрасила губы. Я посмеивался, а она улыбалась мне в ответ. Она отлично читала по губам, я говорил, а она исписывала блокнот ответами. Писала крупно, с большим количеством ошибок, я их исправлял, и тогда она начинала смеяться. Это было что-то вроде игры, которая увлекла обоих. В тот день она была в сарафане с дурацкими рюшами и выглядела школьницей-подростком. На ногах сланцы.
   – Давай купим тебе туфли, – предложил я, и мы зашли в ближайший торговый центр.
   У нее оказался сороковой размер, стопа длинная и широкая, я подумал, что она похожа на лягушонка из мультика. Туфли ее не украсили, Муся шла на полусогнутых, то и дело спотыкаясь. Сланцы мы оставили в магазине. Когда наконец-то нашли подходящие туфли, девчонка так и отправилась в них, но, быстро измучившись с непривычки, сняла их и теперь шлепала рядом по асфальту босыми ногами, прижимая туфли к груди. И улыбалась. Счастливо. А я думал, вряд ли она проживет долго с такой-то мачехой. Не я, так найдется кто-нибудь другой. Моя пышногрудая не успокоится. Муся повисла на моем локте, руки ее были заняты, и она решила обойтись без блокнота, губы ее шевелились, но я не разобрал ни слова. Она в досаде что-то промычала и стала размахивать руками, а я подумал, что это действительно жалко, и зачем-то обнял ее.
   Когда мы в ожидании Маринки пили чай на веранде, Муся написала в блокноте: «Ты ее любишь?»
   – Не твое дело, – ответил я зло. Она нахохлилась и сидела так, не поднимая глаз, пока я не ткнул ее в плечо и не заметил с усмешкой: – Ты сейчас похожа на пингвина.
   Она вскочила и, расставив руки, принялась кружить вокруг меня, семеня по-птичьи. Я засмеялся, и она тоже, а в глазах стояли слезы.
   На третий день Маринка не выдержала. Устроив голову на моем плече, заметила осторожно:
   – Вы подружились.
   – Я стараюсь, – кивнул я. Она немного помедлила и все-таки спросила:
   – Тебе это не помешает?
   – С чего вдруг?
   – Знаешь, по-моему, она в тебя влюбилась, – приподнявшись на локте, Маринка заглядывала мне в глаза, ожидая реакции.
   – Так это хорошо, – ответил я с усмешкой.
   – Хорошо? – В ее голосе была растерянность.
   – Конечно. Вдруг убивать ее не потребуется и она сама нам поможет? Например, вскроет себе вены от несчастной любви.
   – Иногда ты меня пугаешь, – сказала грудастая, и я ей поверил. Наверное, это были первые правдивые слова с момента нашего знакомства.
   – Избавиться от девчонки не проблема, – терпеливо начал объяснять я. – Куда важнее, что будет потом. Если несчастный случай кому-то покажется подозрительным, мы окажемся первыми в списке подозреваемых. Так что в наших интересах, чтобы девчонка вообразила бог знает что, а затем почувствовала разочарование, несовместимое с жизнью. – Я весело подмигнул Марине, но это ее отнюдь не успокоило. Скорее наоборот.
   – Ты… – начала она, но вовремя замолчала.
   – Продолжай, – хмыкнул я, приглядываясь к ней. Она поспешно отвела глаза. – Ясно, – сказал я, поднимаясь. – Сейчас ты думаешь примерно следующее: когда девчонки не станет и мы счастливо соединим свои судьбы, не придет ли мне в голову мысль точно так же избавиться от тебя.
   – Я так не думаю, – ответила она запальчиво.
   – А зря. Я бы подумал. По этой причине и не женюсь на тебе. Слишком велико будет искушение.
   – Ты сумасшедший, – сказала она с обидой.
   – Нет, просто привык быть один.
   – Но ведь когда-нибудь… когда-нибудь появится женщина, с которой тебе захочется остаться?
   – Думаю, куда раньше появится тип, который выстрелит мне в спину.
   – Да, – подумав, кивнула Марина. – Только так тебя и могут убить. В спину.
   «Не жди, что я тебе ее подставлю», – подумал я и улыбнулся.
   – Лучше скажи, как там Витенька? Не досаждает?
   – Нет. Ты сумел произвести впечатление.
   «Это вряд ли. Интересно, насколько хватит ее терпения?» Я был бы не прочь, случись это как можно раньше. Безделье тяготило. Хотя дело скорее было в другом. Дело было в Мусе. Теперь мне казалось, что она вовсе не дурнушка. Смешная, конечно, но смотреть на нее мне куда приятней, чем на мою грудастую. Куда это заведет, сообразить нетрудно.
   Днем мы вновь болтались по городу, а, вернувшись домой, играли в шахматы возле бассейна. Муся вдруг уставилась на меня и про шахматы вроде бы забыла.
   – Твой ход, – сказал я, она взяла блокнот и написала: «Ты ангел». – Дура, – ответил я.
   «Я знаю, – рука ее дрожала, когда она торопливо выводила слова авторучкой, буквы корявые, большие. – Ты ангел. Ангел смерти. Но я не боюсь».
   – Что это пришло тебе в голову? – спросил я, но теперь она сидела, уткнувшись взглядом в стол, и ничего не поняла. Я схватил ее за подбородок и повторил: – Что это пришло тебе в голову?
   «Я не боюсь, – размашисто написала она. – Всего несколько дней, ладно?»
   А я ее ударил. Не больно, но она все равно заплакала, таращилась на шахматы и глотала слезы. Я взял ее блокнот и написал: «Ничего плохого не случится». Она прочитала и кивнула, благодарно улыбнувшись, а я, злясь на себя, вырвал листы из блокнота и сунул их в карман. Насчет ее проницательности я не ошибся, она все прекрасно понимала или догадывалась. Я подумал и спросил:
   – Ты знаешь, кто убил твоего отца?
   Она опять кивнула. И потянулась за блокнотом, чтобы написать имя. Но я ее остановил. И перевел взгляд в сторону Пашки, который наблюдал за нами, сидя на веранде.
   – Будь осторожна.
   Пришла пятница, и Маринка сказала:
   – Почему бы нам не отправиться на морскую прогулку? У меня есть яхта. Не помню, когда последний раз выходила на ней в море. Как тебе идея?
   – Отличная, – сказал я. – Сегодня отправимся?
   – Почему бы и нет? Будем любоваться звездами и любить друг друга.
   – Тогда стоит взять с собой Мусю. Пусть девчонка позавидует нашему счастью.
   – Ты думаешь… – Маринка сделала вид, что пребывает в нерешительности, а я был уверен: не предложи этого я, она с легкостью нашла бы предлог взять девчонку с собой. Как видно, ожидание ее тоже тяготило.
   Яхта оказалась довольно большой, команда – три человека. Мы приехали на пристань вчетвером: я, Муся, Маринка и Павел. Муся упорно избегала моего взгляда, уверен, девчонка, как и я, чувствовала: все произойдет сегодня. Мы поднялись на борт. Присутствие охранника, по мнению Маринки, не должно меня насторожить. И не насторожило. Однако с его стороны довольно самонадеянно рассчитывать, что он справится со мной в одиночку. Парень он недалекий, но опасливый. Рассчитывает на помощь кого-то из экипажа? Я присматривался к троице, пока они сновали рядом, готовясь к отплытию. Капитан – мужик лет шестидесяти, второй – чуть помоложе, третий из команды совсем еще пацан, вряд ли ему исполнилось двадцать. Никто на роль добровольного помощника не годился. На Павла они косились скорее с неприязнью, непохоже, что их связывают добрые чувства. Хотя я мог ошибаться, и здесь собралась дружная компания. Ничего, скоро узнаем.
   Мы шли на яхте вдоль берега. К ужину стол нам накрыли на палубе.
   – В чем дело, милая? – понаблюдав за Мусей, спросила Маринка. – Ты ведь любишь кататься. Разве нет? Почему такой хмурый вид?
   Муся не удостоила ее ответом, смотрела куда-то поверх ее плеча.
   – Как мне надоела эта юродивая, – буркнула Маринка, отворачиваясь. – Зря мы взяли ее с собой.
   Интересно, что они задумали? Будь я на месте пышногрудой, избрал бы самый простой способ избавиться от Муси: похищение с целью выкупа. Девчонку увозят в неизвестном направлении во время прогулки по городу и требуют деньги, Маринка обращается в милицию. А дальше примерно так: деньги собраны, но в день передачи выкупа похитители, внезапно что-то заподозрив, на встречу не являются. Девчушка исчезает вместе с ними, и больше уже никто никогда ее не видит. По крайней мере, живой. Мачеха вне подозрений. Даже если они возникнут, доказать ее связь с похитителями будет нелегко. Вся грязная работа достается компаньону, а она в стороне. Скорее всего, именно это его и останавливает. Маринка в стороне, и очень вероятно, что о его услуге быстро забудет. Выколотить деньги из пышногрудой будет нелегко: не самому же себя ментам закладывать, а запугать ее непросто. Если подобный сценарий развития отношений с любовником Маринка уже один раз задействовала, избавляясь от благоверного, второй раз он вряд ли сработает. Каким бы дурнем Пашка ни был, а подумать о том, что его разведут, как недавно развели Витеньку, просто обязан. Скорее всего, по этой причине похищение девчонки и не показалось стоящей идеей. Он решил, что Маринка должна участвовать в убийстве наравне с ним, тогда уже с крючка не сорвется.
   Муся поднялась из-за стола и не спеша направилась в каюту. Маринка хотела пойти за ней, но я этому воспрепятствовал.
   – Оставь ее в покое.
   – Скажи, как долго ты еще намерен ждать? – зашипела она.
   – А куда мы торопимся? Тебе уже надоела моя компания?
   – Не болтай чепухи. Я нервничаю, и это понятно. Хочешь выпить? – спросила она гораздо спокойнее.
   – Разумеется.
   – Сейчас принесу.
   Она скрылась в кают-компании, откуда вернулась с двумя рюмками и бутылкой коньяка. Павел сидел в шезлонге на другом конце палубы, глаз с нас не спускал. Стоя ко мне спиной, пышногрудая разлила коньяк в два бокала, один протянула мне. Пододвинула поближе плетеное кресло и прижалась головкой к моему плечу.