Страница:
— Открыть ворота, — зарычал Красный от Злости Царь Полидект, — и бросить его чудовищу!
Створки ворот со скрипом раскрылись. Энн и Перси втолкнули в огромное углубление в каменном полу. Энн удалось удержать равновесие, но Перси, державший руку под одеждой, где на груди лежал мешочек, споткнулся и упал, стукнувшись рукой и коленом; он выпустил меч, и тот со звоном ударился о камни.
Он услышал отчаянный вопль Энн и взглянул вверх. Из других ворот к ним мчалось существо, которое могло сойти лишь с мольберта сумасшедшего художника.
Оно было высотой ему по пояс, но свыше двенадцати футов в ширину, чудовищная смесь собачьих, волчьих, змеиных, человеческих и прочих черт — нечто такое, что, как показалось Перси, никогда не могло бы возникнуть на этой планете. Существо опиралось на тела змей, ящериц, собак и волков, каждое из которых казалось живущим самостоятельно, и вместе с тем было связано с главным телом толстыми придатками, напоминавшими хоботы, которые заменяли им задние части. У чудовища было шесть голов, и все они, включая человеческую, кричали что-то друг другу, широко раскрыв пасти.
Оно двигалось невероятно быстро. Перси вскочил на ноги и, выхватив горсть шевелящихся комочков, рванулся к перепуганной девушке.
Он оттолкнул ее назад и швырнул зерна в чудовище. Нависшая над ними крокодилья пасть внезапно отдернулась, когда один из комочков попал в нее. Перси разбросал их широким полукругом, и, толкая вперед Энн и спотыкаясь из-за того, что то и дело бросал взгляды назад, зигзагами побежал к противоположной стене.
Они стояли, ошеломленные стихией, которую выпустили на свободу.
Эти комочки действительно были зернами. Но зернами такого растения, которое мог посеять лишь дьявольский садовник!
Где бы зернышко ни коснулось твердой поверхности, оно начинало обильно прорастать. Прошло лишь несколько секунд, и появились исполинские грязно-белые цветы, покрытые неправильной формы пурпурными пятнами. Их корни продирались сквозь поверхность, словно потоки воды, неутомимо ищущие путь к выходу. Корни должны были быть невероятно голодными, чтобы поддерживать столь фантастический рост остальной части растения, и они действительно были невероятно голодными. Все, чего бы они ни касались, тут же погибало — плоть становилась бескровной, нормальная растительность внезапно желтела, теряя хлорофилл, даже камни рассыпались в пыль под давлением проникавших в них корней.
Зернышки прорастали, сохраняя силу и направление, в котором Перси их бросил. Каждый цветок тут же начинал плодоносить, производя на свет все новые и новые семена.
Чудовище, которое бросилось было бежать, оказалось тут же поглощено и осело на землю бледной бесформенной тушей. Стены стадиона на той стороне, куда Перси бросил семена, тоже обратились в руины. Публика, которая сначала остолбенела, ничего не понимая, повскакала с мест и кинулась прочь от всесокрушающей растительности.
Однако та едва достигла верхних рядов.
Казалось, всего лишь через несколько мгновений после столь бурного начала наступила смерть — словно в своей ненасытной жажде жизни растения не могли уже найти в этом месте ничего, что годилось бы в пищу, ничего, что могло бы и дальше поддерживать их существование. Ко времени, когда первые цветы начали заполнять стремительно опустевшие трибуны, их предшественники на земле почернели и опали.
Через несколько минут не осталось никаких следов оружия, которое Гермес дал Перси — если не считать бесформенных очертаний чудовища, лежащего возле остатков ворот, к которым оно безнадежно стремилось, и полностью разрушенной стены, через которую прокатилась волна растительности. Медленно рассеялся серый туман, и на этом все кончилось.
Внезапно послышался звук удара каблуков о землю. Перси и Энн обернулись. Появился Гермес, с иронической улыбкой на красивом лице.
— Ну как? — спросил он. — Подействовало, Персей?
— Меня зовут Перси, — коротко ответил молодой человек. — И если вы обладаете таким оружием, не понимаю, почему бы вам самому не выступить против Горгоны.
— Пока действует наш договор, друг мой, тебя зовут Персей, по крайней мере для олимпийцев. Что касается оружия, — он пожал плечами, — то оно бывает очень разным. Некоторое столь старо, что победить его можно лишь ценой всеобщего уничтожения. Некоторое столь ново, — он лучезарно улыбнулся им обоим, — что его мощь невозможно даже оценить. И есть сила легенды, предсказание которой должно свершиться, прежде чем нить жизни Вселенной сможет разматываться дальше. — Он самодовольно кивнул. — А теперь, если вы будете так любезны обнять меня за пояс, мы можем отправляться дальше.
На этот раз Гермес показался Перси значительно более холодным и высокомерным, чем прошлой ночью, в темнице царя Полидекта, когда то и дело нервно поглядывал на решетку наверху. Если он располагал таким оружием, то почему его беспокоили солдаты столь мелкого монарха, как Полидект?
Может быть, потому, что количество этого оружия было весьма ограничено, и его можно было использовать лишь в крайнем случае — или для заключения столь важных сделок с людьми вроде него самого? Но почему было так необходимо заключать сделку с неудачливым совладельцем ресторана по имени Перси С. Юсс? Несмотря на всю болтовню Гермеса о различных видах оружия, все же казалось более логичным, если бы олимпийцы справились с Медузой сами, вместо того чтобы снабжать для этого оружием обычного человека.
Если они могли снабдить его оружием. Если могли…
Он в замешательстве тряхнул головой и схватился за пояс Гермеса, последовав примеру Энн. Их руки соприкоснулись. Золотокожий человек слегка пригнулся и дотронулся до пряжки.
Они поднялись в воздух — не внезапно, но как бы влекомые вверх непреодолимой силой. На высоте двух или трех сотен футов Гермес что-то подкрутил на пряжке и, все ускоряясь, полетел на юг. Держаться было не тяжело, и, поскольку вечер был теплый, этот своеобразный полет казался очень приятным.
Перси и Энн улыбнулись друг другу.
— Забавно, правда?
— Это антигравитационный пояс, да? — спросил Перси.
Гермес холодно взглянул на него.
— Не задавай таких вопросов! — подчеркнуто резко сказал он и снова уставился прямо перед собой.
Перси прикусил губу. Этот тип ему определенно не нравился…
Они опустились на небольшой полуостров на южном конце Серифа. Там, возле большого каменного утеса, нависавшего над морем, стояла маленькая, сложенная из плавника хижина. Отпустив пояс Гермеса, оба неуверенно остановились на тропинке.
— Профессор Грэй! — крикнул золотой человек. — Ваши соотечественники-туристы!
Из хижины с важным видом вышел энергичный старичок в сером фланелевом костюме.
— Привет, привет! — прочирикал он. — Заходите, милости просим. Я вас жду, молодой человек. Спасибо, Гермес, вы вернетесь завтра?
— Если удастся привести в порядок сапоги.
Посланец взмыл в небо и исчез на скорости в несколько раз большей, чем когда нес их сюда.
Профессор Грэй взял их за руки и потащил в хижину.
— Садитесь и чувствуйте себя как дома. Обед сейчас будет готов. — Он показал на котелок, булькающий над очагом. Перси вспомнил другой котел и, отметив полную схожесть во всем, кроме размера, криво улыбнулся.
— В чем дело? — спросил старичок. Несмотря на свой возраст, он быстро жестикулировал и нервно подскакивал, словно воробей. — О чем вы задумались? Вы должны все рассказать мне о своих приключениях — вы оба.
Они так и сделали. Это заняло весь обед.
— Сожалею. Искренне сожалею. — Профессор Грэй глубоко засунул руки в карманы. — Я никак не думал — вообще не думал, — что мой небольшой эксперимент может навлечь на ни в чем не повинных людей такие несчастья. Приношу вам обоим мои глубочайшие извинения, особенно молодой леди. И, конечно, я вовсе не собирался обеспечивать миссис Даннер пожизненной пенсией.
— Что за небольшой эксперимент? — поинтересовался Перси.
— Вы хотите сказать, что были первым? — спросила Энн, широко раскрыв глаза.
— Боюсь, что именно так. — Старичок, подпрыгивая, ходил взад и вперед по хижине. — Видите ли, я был деканом отделения классической истории университета, и, когда я ушел на пенсию, я снял эту квартиру, чтобы использовать ее в качестве лаборатории. Мне казалось, что именно там я мог бы провести некоторые эксперименты в подтверждение моей теории субъективного перемещения во времени — теории, основанной в большей степени на учении древнегреческих философов, чем наших современных математиков. Я думал, что там я буду один, по крайней мере, никто не будет надо мной смеяться. Единственным, чего я не ожидал так скоро, был мой успех! Лишь из-за того, что этот период мало известен нашим археологам, я решил поэкспериментировать с так называемой эпохой древних героев. Для этой цели я воспользовался стихами Пиндара, написанными девять веков спустя после периода, который меня интересовал. Я написал английский перевод этих стихов на куске овечьей кожи, для большего субъективного правдоподобия. Однако у меня не было никаких предчувствий в тот день, когда я сел и решил провести очередной эксперимент по мысленному управлению временем…
Он улыбнулся, жестикулируя обеими руками.
— К моему удивлению, я… провалился! Мне повезло больше, чем вам обоим, так как у меня оказался при себе достаточный запас серебряных и медных монет, когда я очутился на южной, менее населенной части острова. Кстати, я неизбежно должен был оказаться на Серифе, поскольку именно сюда вернулся Персей, завладев головой Горгоны — как говорилось в стихах, которые я использовал для межвременной связи. Благодаря моему знанию людей и эпохи я сумел приобрести репутацию местного доброго волшебника, и дела у меня идут достаточно неплохо для ученого, который никогда не имел отношения ни к прессе, ни к бизнесу: я владею этой хижиной и довольно большим участком плодородной земли. По стандартам этого общества я вполне состоятельный человек.
Но самый большой подарок для меня — возможность вблизи, на месте, изучить эпоху, которая всегда интересовала меня. Кстати, я отношу ее ко времени примерно между концом микенского и началом ахейского периода греческой истории, около 1400 года до нашей эры. Эта эпоха отличается тем, что в те времена процветали всевозможные суеверия, религии же — составлявшей существенную часть жизни общества как до, так и после этого периода — практически не существовало. Некоторые ученые даже утверждают…
— Простите, сэр, — перебил его Перси, — но как мы попали сюда?
— Думаю, что ответ очевиден. Пергамент, содержавший английский перевод стихов, послуживших мне чем-то вроде мишени, все еще оставался в квартире. Таким образом, там оставалась и моя субъективная аура. И там также образовалось нечто, что можно было бы назвать психо-хронологической дырой в том месте, через которое я провалился. Вам, молодые люди, не повезло — вы прочитали в этих условиях стихи и таким образом последовали за мной, оказавшись примерно там же, в зависимости от субъективных различий по отношению к психо-хронологической дыре. Думаю, что теперь квартира уже не представляет опасности, поскольку пергамент был у Перси в руке, когда он свалился в Эгейское море.
— Итак, мы здесь, — задумчиво произнес Перси. — В мире греческих мифов.
Профессор Грэй отрицательно покачал головой.
— Прошу прощения, но вы со всей определенностью ошибаетесь. Такого мира никогда не было! Он существует лишь в человеческом воображении. Вы же находитесь в эпохе, которая даст начало тому, что мы называем греческой мифологией. Реальные события этой эпохи станут религией и мифами в следующей. Какую в точности форму они примут, мне неизвестно, поскольку это не наш мир и не наша Вселенная.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Перси, охваченный внезапной паникой.
— Я хочу сказать, что вы вовсе не в прошлом. Вы в будущем, в невероятно далеком будущем! Это эпоха формирования греческой мифологии на другой Земле, в пространственно-временной Вселенной, которая возникла лишь после того, как наша состарилась и погибла. Здесь происходят примерно те же самые события, что и на нашей планете, но, поскольку это не та же самая Земля, их результаты различаются все больше и больше.
— Будущее? — Энн тряхнула головой, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли. — Другая пространственно-временная Вселенная?
— Неужели так трудно понять или поверить? Во времени невозможно путешествовать назад, только вперед по отношению к собственной эпохе. Прошлое, которое умерло, умерло навсегда; лишь будущее постоянно простирается перед нами. Поскольку я швырнул сам себя именно в эту конкретную эпоху, которая, будучи в прошлом, прекратила существование, я с неизбежностью материализовался в параллельной эпохе последующей Вселенной. Древний философ Анаксимандр Милетский был одним из первых, предложивших концепцию «неопределенного-бесконечного», из которого возникает все сущее, включая первичные атомы и планетные системы, метагалактики и даже потоки времени. Все сущее рождается и умирает, говорит Анаксимандр, и умирая, воплощается в то, из чего само возникло. Таким образом, в каждой из пространственно-временных вселенных, которые существовали задолго до нашей, была своя Земля, и, развивая теорию «неопределенного-бесконечного» Анаксимандра, можно утверждать, что своя Земля будет и в каждой из многих последующих пространственно-временных Вселенных.
— И в каждой из них, — медленно пробормотал Перси, начиная понимать,
— в каждой из них будет свой Персей.
— Именно! — радостно воскликнул профессор Грэй. — За исключением того, что он не обязательно должен каждый раз делать то же самое и таким же образом. Но хватит метафизики! Вы, молодые люди, устали; позвольте показать вам ваши кровати. Мы начнем занятия завтра, Перси — вам особенно надо хорошо выспаться.
Он проводил Энн в небольшую спальню на чердаке, которую она, после тех условий, в которых недавно находилась, сочла просто восхитительной. Перси и профессор устроились возле очага на мягкой охапке шкур.
— Послушайте, профессор, — спросил Перси, когда старик погасил факел,
— если это — не мир настоящей мифологии, тогда здесь не может быть ни богов, ни чудовищ. Однако я видел на арене такого монстра, что мне хотелось бы как можно скорее о нем забыть, и помню другие вещи, которые еще труднее объяснить.
— Конечно. И если бы эта тварь — кстати, это была сцилла — схватила вас, то… Но, хотя они и реальны, реальны до боли, но они вовсе не из нашей Вселенной.
— Как это?
— Есть вселенные, которые лежат рядом с нашей. Существуют всевозможные типы вселенных, параллельные нашей. Многие из них имеют планеты типа Земли и звезды типа Солнца, расположенные в пространстве так же, как и наши. Так вот, случается, что подпространственная пленка, разделяющая вселенные, достаточно слаба, когда вселенная еще молода, и становится все прочнее с течением веков. Вероятно, когда-то происходил постоянный обмен и переселение различных существ с «Земли» одной вселенной на «Землю» другой. Сейчас, видимо, этот процесс сократился до тонкого ручейка, поскольку подпространственная пленка начала твердеть и почти ничего не пропускает. Вскоре она окончательно сомкнется и останутся лишь воспоминания о странных неземных созданиях, которые будут давать почву для прекрасных легенд и необычных суеверий.
Перси с трудом переваривал полученную информацию.
— То есть, насколько я понимаю, боги — вовсе не боги, а, как называл их один из людей, поймавших меня — олимпийские чудовища.
— В общем, да. Чудовища в том смысле, что их внутренняя сущность отлична от человеческой, поскольку они происходят из другого мира. Но, Перси, они во многом похожи на нас! Уровень их развития намного выше нашего, и они не столь ужасны, как, к примеру, соплеменники Горгоны. Они — гуманоиды, и потому должны происходить из мира и вселенной, природные законы которых подобны нашим; и они крайне заинтересованы в том, чтобы помочь человечеству подняться до их собственного уровня. Люди этой эпохи называют их олимпийскими чудовищами, кстати, потому, что в нашем мире они происходят с горы Олимп в Северной Фессалии.
Я многим обязан одному из них, по имени Гермес; если бы не его помощь, я бы не обладал и третью тех знаний и богатства, которыми обладаю сейчас. Он нашел меня вскоре после того, как я здесь появился, и сам предложил мне свои услуги. Сперва я испытывал к нему некоторое недоверие, как, впрочем, наверное, и вы. Но его искреннее дружелюбие быстро развеяло мои сомнения. Не понимаю, почему в возникших позднее мифах он фигурирует как злой интриган! Конечно, вполне возможно, что мифы, которые возникнут в этом мире, будут сильно отличаться от наших.
Он задумчиво кивнул, склонив голову набок — словно живо вообразив некий греческий миф с неким профессором классической истории в качестве главного героя.
— Горгона по сравнению с ним намного хуже, да? Если я должен отправиться за ней на… на…
— На Крит. Она обитает на острове Крит.
— Не могли бы вы мне объяснить, что она из себя представляет?
Профессор Грэй сел и подпер подбородок руками.
— Могу, но прошу помнить, что то, что мне известно, — некая смесь археолого-антропологических данных и того, что я узнал от Гермеса. Как он объяснил, практически все наиболее отвратительные чудовища фактически принадлежат к расе Горгоны, которая обладает многими чертами, свойственным рептилиям. Горгоны происходят из вселенной или вселенных столь не похожих на нашу даже с точки зрения законов биологии и химии, что они, в сущности, недоступны нашему пониманию. Например, у их предводительницы человеческое тело и голова, покрытая вместо волос извивающимися змеями — что вполне соответствует описанию Медузы почти во всех текстах.
Единственное, что меня слегка беспокоит, — внезапно нахмурившись, продолжал профессор, — это прямая связь Медузы с культом Богини-Змеи или Матери Всего Сущего древнего матриархального Крита. Собственно, в середине микенской эпохи — незадолго до настоящего времени — религия Триединой Богини, как она тогда называлась, была распространена почти по всему Средиземноморью, и жрицы этого культа были не только ведущей силой общества, но и полностью контролировали сельское хозяйство и большую часть местной промышленности. В хрониках нашего мира эта религия внезапно исчезла, и ее место занял олимпийский пантеон. Однако здесь, во время переходного периода, примерно за два столетия до героев Гомера, нет никаких следов какой бы то ни было религии. Это очень странно. Возможно, ни одна еще не возникла; однако мне очень хотелось бы посмотреть, что происходит на Крите. Гермес говорит, что с тех пор как там поселились Горгоны, остров слишком опасно посещать лишь из научного интереса. Однако…
И еще один вопрос — почему Горгоны внешностью напоминают рептилий. У большинства древних народов змея была символом мудрости и плодородия. Лишь в книге Бытия нашей Библии мы находим менее приятный образ змея, но даже и там он исключительно умен и хитер, хотя уже более и не дружествен Человеку. Возможно, что…
Измотанный первыми двумя днями в доахейской Греции, Перси на этом месте уснул, и ему приснилось, будто он снова вернулся в свое время, и хитрый торговец по имени Люцифер Вельзевул Гермес уговорил его купить очень дорогой ресторан, клиенты которого оказались исключительно гремучими змеями, нетерпеливо требовавшими пищи. Когда он подошел к одной из них с предложением расплатиться, тварь бросилась на него, обнажив тройной ряд быстро растущих ядовитых зубов…
Он проснулся в довольно мрачном настроении, несмотря на то, что Энн приготовила вкусный завтрак из местного хлеба с сыром и пяти яиц, принадлежавших различным птицам. Кроме того, профессор Грэй принес им вполне приличную одежду.
Факт оставался фактом: чем бы ни была Медуза, как бы опасны ни были Горгоны, он, Перси Сактрист Юсс, был обречен на то, чтобы избавить от них мир, в результате чего он, вполне возможно, мог избавить мир и от себя самого.
— У некоторых, — угрюмо сказал он Энн, — куча разнообразных талантов. У меня же лишь один — быть неудачником. Но я — выдающийся неудачник, самый законченный неудачник, какого только видел этот мир. В данной области я просто гений.
— Твой главный недостаток, — заметила Энн, глядя на него из-за края удивительно изящной чашки, — в том, что ты все время сам стараешься убедить себя в этом.
— А что мне еще остается делать?
Вошел профессор Грэй и настойчиво предложил Перси пойти вместе с ним, чтобы испытать оружие, которое предоставил ему Гермес для сражения с Горгоной. Перси неохотно последовал за профессором. Утро было ясным и солнечным — обычная погода для Восточного Средиземноморья.
— Это шапка-невидимка, — сказал профессор, подавая ему набор искривленных металлических пластинок, соединенных в грубое подобие полусферы и украшенных проволочками и крошечными катушками. — Выключатель находится с краю — вот здесь, — но вы должны пользоваться ею очень аккуратно, поскольку Гермес говорит, что запасы энергии невелики, а подзаряжать ее очень сложно. Ну что вы так уставились, Перси, она в самом деле работает! Я же вам говорил, что их наука намного опередила нашу.
Он полез в большую плетеную корзину и достал черный предмет, напоминавший сумку на молнии с длинной ручкой в виде петли. Однако вместо молнии края сумки соединяла тонкая, едва заметная линия, так что сумка была закрыта столь плотно, что казалась состоящей из единого куска.
Профессор Грэй с важным видом похлопал по сумке.
— Это кибисис, мешок, в который вы должны поместить голову Горгоны после того, как отрежете ее. Вероятно, это самый важный предмет — за исключением сапог, — который вам дадут. Видите ли, в соответствии с легендой, даже после того, как голова Медузы будет отделена, она все еще сохраняет способность мгновенно превращать людей в камень. Более того, по словам Гермеса, она обладает столь необычной силой — даже только ее голова, — что в состоянии разорвать в клочья любой обычный мешок. Эту сумку можно открыть только снаружи. Вы должны положить голову в кибисис и держать ее там, пока не передадите ее Гермесу. А теперь главное: каким образом заполучить ее голову? Для этого вам послужит меч, знаменитый гарп.
Перси с неудовольствием отметил в речи профессора отеческую фамильярность спортивного болельщика или тренера по боксу, объясняющего достоинства новой защитной стойки молодому претенденту на звание чемпиона.
— Вы, наверное, довольны, профессор, что сами попали в ту историю, о которой читали лекции?
— Попал в историю? Но я уже легендарная личность! Профессор Грэй — такая же часть настоящей истории, как Перси С. Юсс в качестве Персея и Энн Драммонд в качестве Андромеды. Гесиод упоминает о сестрах Грайях, которые снабдили Персея всем необходимым для битвы с Медузой. Я, правда, только один, и во мне нет ничего женского, но все же это достаточно близко к реальному мифу. Так же, как, например, ваше с Энн спасение от сциллы, которая в классических мифах обитает в морских глубинах и поглощает корабли, соответствует исходной легенде, в которой Персей спасает Андромеду от морского чудовища — правда, лишь после того, как он убил Горгону. Тот факт, что вы прибыли на Сериф в ванне и взрослым, противоречит версии Ферекида, в которой младенца Персея, запертого в сундуке вместе со своей матерью Данаей, спасает из моря рыбак Диктис, брат царя Полидекта. Однако именно Диктис вытащил вас своей сетью из Средиземного моря…
Как видите, что-то соответствует легенде, что-то слегка отличается. Самое интересное, — продолжал старый ученый, — искать в мифах подобные факты, словно самородки золота, и уметь их распознавать. Вполне может оказаться, что и в нашей истории был некий профессор Грэй — а его фамилия, пол и… количество изменились в более поздних преданиях. Возможно, что одни и те же мифы повторяются в каждой пространственно-временной вселенной, мифы, которые совпадают в общих чертах, но могут дополняться деталями почти из любой палитры.
— Вы имеете в виду, — медленно спросил Перси, чувствуя, как ускользает потаенная надежда, — что на этот раз Горгона может убить Персея, а не наоборот?
Профессор Грэй кивнул с леденящим душу энтузиазмом.
— Вы, кажется, начинаете понимать! Именно так. Разве не ясно, что подобное всегда возможно, так же как возможно, что вы настоящий Персей не в большей степени, чем я настоящий Грэй — или Грайи? Вот почему все это чертовски интересно!
Перси попытался улыбнуться, но без особого успеха.
— Ясно, — сказал он. — Начинаю понимать.
— Возьмите меч, — предложил профессор, с невероятными усилиями удерживая двумя руками огромную массу металла.
Перси взял меч и, отчаянно напрягая мускулы спины, сумел положить его на землю, прежде чем тот выпал из его рук.
— Только не говорите мне, что я должен сражаться этой железякой!
— Ничего, привыкнете! Обратите внимание — меч сделан из железа, не из бронзы. Все лучшее — Персею!
— Благодарю от всей души, но…
— Конечно, на более поздних вазах, — вновь обратился профессор к археологии, — особенно краснофигурных, гарп Персея изображен в виде серпа. Но на более ранних, чернофигурных вазах, он выглядит как прямой меч. Так, видимо, и должно быть, поскольку именно такой меч принес мне Гермес, чтобы я хранил его до прибытия Персея.
Створки ворот со скрипом раскрылись. Энн и Перси втолкнули в огромное углубление в каменном полу. Энн удалось удержать равновесие, но Перси, державший руку под одеждой, где на груди лежал мешочек, споткнулся и упал, стукнувшись рукой и коленом; он выпустил меч, и тот со звоном ударился о камни.
Он услышал отчаянный вопль Энн и взглянул вверх. Из других ворот к ним мчалось существо, которое могло сойти лишь с мольберта сумасшедшего художника.
Оно было высотой ему по пояс, но свыше двенадцати футов в ширину, чудовищная смесь собачьих, волчьих, змеиных, человеческих и прочих черт — нечто такое, что, как показалось Перси, никогда не могло бы возникнуть на этой планете. Существо опиралось на тела змей, ящериц, собак и волков, каждое из которых казалось живущим самостоятельно, и вместе с тем было связано с главным телом толстыми придатками, напоминавшими хоботы, которые заменяли им задние части. У чудовища было шесть голов, и все они, включая человеческую, кричали что-то друг другу, широко раскрыв пасти.
Оно двигалось невероятно быстро. Перси вскочил на ноги и, выхватив горсть шевелящихся комочков, рванулся к перепуганной девушке.
Он оттолкнул ее назад и швырнул зерна в чудовище. Нависшая над ними крокодилья пасть внезапно отдернулась, когда один из комочков попал в нее. Перси разбросал их широким полукругом, и, толкая вперед Энн и спотыкаясь из-за того, что то и дело бросал взгляды назад, зигзагами побежал к противоположной стене.
Они стояли, ошеломленные стихией, которую выпустили на свободу.
Эти комочки действительно были зернами. Но зернами такого растения, которое мог посеять лишь дьявольский садовник!
Где бы зернышко ни коснулось твердой поверхности, оно начинало обильно прорастать. Прошло лишь несколько секунд, и появились исполинские грязно-белые цветы, покрытые неправильной формы пурпурными пятнами. Их корни продирались сквозь поверхность, словно потоки воды, неутомимо ищущие путь к выходу. Корни должны были быть невероятно голодными, чтобы поддерживать столь фантастический рост остальной части растения, и они действительно были невероятно голодными. Все, чего бы они ни касались, тут же погибало — плоть становилась бескровной, нормальная растительность внезапно желтела, теряя хлорофилл, даже камни рассыпались в пыль под давлением проникавших в них корней.
Зернышки прорастали, сохраняя силу и направление, в котором Перси их бросил. Каждый цветок тут же начинал плодоносить, производя на свет все новые и новые семена.
Чудовище, которое бросилось было бежать, оказалось тут же поглощено и осело на землю бледной бесформенной тушей. Стены стадиона на той стороне, куда Перси бросил семена, тоже обратились в руины. Публика, которая сначала остолбенела, ничего не понимая, повскакала с мест и кинулась прочь от всесокрушающей растительности.
Однако та едва достигла верхних рядов.
Казалось, всего лишь через несколько мгновений после столь бурного начала наступила смерть — словно в своей ненасытной жажде жизни растения не могли уже найти в этом месте ничего, что годилось бы в пищу, ничего, что могло бы и дальше поддерживать их существование. Ко времени, когда первые цветы начали заполнять стремительно опустевшие трибуны, их предшественники на земле почернели и опали.
Через несколько минут не осталось никаких следов оружия, которое Гермес дал Перси — если не считать бесформенных очертаний чудовища, лежащего возле остатков ворот, к которым оно безнадежно стремилось, и полностью разрушенной стены, через которую прокатилась волна растительности. Медленно рассеялся серый туман, и на этом все кончилось.
Внезапно послышался звук удара каблуков о землю. Перси и Энн обернулись. Появился Гермес, с иронической улыбкой на красивом лице.
— Ну как? — спросил он. — Подействовало, Персей?
— Меня зовут Перси, — коротко ответил молодой человек. — И если вы обладаете таким оружием, не понимаю, почему бы вам самому не выступить против Горгоны.
— Пока действует наш договор, друг мой, тебя зовут Персей, по крайней мере для олимпийцев. Что касается оружия, — он пожал плечами, — то оно бывает очень разным. Некоторое столь старо, что победить его можно лишь ценой всеобщего уничтожения. Некоторое столь ново, — он лучезарно улыбнулся им обоим, — что его мощь невозможно даже оценить. И есть сила легенды, предсказание которой должно свершиться, прежде чем нить жизни Вселенной сможет разматываться дальше. — Он самодовольно кивнул. — А теперь, если вы будете так любезны обнять меня за пояс, мы можем отправляться дальше.
На этот раз Гермес показался Перси значительно более холодным и высокомерным, чем прошлой ночью, в темнице царя Полидекта, когда то и дело нервно поглядывал на решетку наверху. Если он располагал таким оружием, то почему его беспокоили солдаты столь мелкого монарха, как Полидект?
Может быть, потому, что количество этого оружия было весьма ограничено, и его можно было использовать лишь в крайнем случае — или для заключения столь важных сделок с людьми вроде него самого? Но почему было так необходимо заключать сделку с неудачливым совладельцем ресторана по имени Перси С. Юсс? Несмотря на всю болтовню Гермеса о различных видах оружия, все же казалось более логичным, если бы олимпийцы справились с Медузой сами, вместо того чтобы снабжать для этого оружием обычного человека.
Если они могли снабдить его оружием. Если могли…
Он в замешательстве тряхнул головой и схватился за пояс Гермеса, последовав примеру Энн. Их руки соприкоснулись. Золотокожий человек слегка пригнулся и дотронулся до пряжки.
Они поднялись в воздух — не внезапно, но как бы влекомые вверх непреодолимой силой. На высоте двух или трех сотен футов Гермес что-то подкрутил на пряжке и, все ускоряясь, полетел на юг. Держаться было не тяжело, и, поскольку вечер был теплый, этот своеобразный полет казался очень приятным.
Перси и Энн улыбнулись друг другу.
— Забавно, правда?
— Это антигравитационный пояс, да? — спросил Перси.
Гермес холодно взглянул на него.
— Не задавай таких вопросов! — подчеркнуто резко сказал он и снова уставился прямо перед собой.
Перси прикусил губу. Этот тип ему определенно не нравился…
Они опустились на небольшой полуостров на южном конце Серифа. Там, возле большого каменного утеса, нависавшего над морем, стояла маленькая, сложенная из плавника хижина. Отпустив пояс Гермеса, оба неуверенно остановились на тропинке.
— Профессор Грэй! — крикнул золотой человек. — Ваши соотечественники-туристы!
Из хижины с важным видом вышел энергичный старичок в сером фланелевом костюме.
— Привет, привет! — прочирикал он. — Заходите, милости просим. Я вас жду, молодой человек. Спасибо, Гермес, вы вернетесь завтра?
— Если удастся привести в порядок сапоги.
Посланец взмыл в небо и исчез на скорости в несколько раз большей, чем когда нес их сюда.
Профессор Грэй взял их за руки и потащил в хижину.
— Садитесь и чувствуйте себя как дома. Обед сейчас будет готов. — Он показал на котелок, булькающий над очагом. Перси вспомнил другой котел и, отметив полную схожесть во всем, кроме размера, криво улыбнулся.
— В чем дело? — спросил старичок. Несмотря на свой возраст, он быстро жестикулировал и нервно подскакивал, словно воробей. — О чем вы задумались? Вы должны все рассказать мне о своих приключениях — вы оба.
Они так и сделали. Это заняло весь обед.
— Сожалею. Искренне сожалею. — Профессор Грэй глубоко засунул руки в карманы. — Я никак не думал — вообще не думал, — что мой небольшой эксперимент может навлечь на ни в чем не повинных людей такие несчастья. Приношу вам обоим мои глубочайшие извинения, особенно молодой леди. И, конечно, я вовсе не собирался обеспечивать миссис Даннер пожизненной пенсией.
— Что за небольшой эксперимент? — поинтересовался Перси.
— Вы хотите сказать, что были первым? — спросила Энн, широко раскрыв глаза.
— Боюсь, что именно так. — Старичок, подпрыгивая, ходил взад и вперед по хижине. — Видите ли, я был деканом отделения классической истории университета, и, когда я ушел на пенсию, я снял эту квартиру, чтобы использовать ее в качестве лаборатории. Мне казалось, что именно там я мог бы провести некоторые эксперименты в подтверждение моей теории субъективного перемещения во времени — теории, основанной в большей степени на учении древнегреческих философов, чем наших современных математиков. Я думал, что там я буду один, по крайней мере, никто не будет надо мной смеяться. Единственным, чего я не ожидал так скоро, был мой успех! Лишь из-за того, что этот период мало известен нашим археологам, я решил поэкспериментировать с так называемой эпохой древних героев. Для этой цели я воспользовался стихами Пиндара, написанными девять веков спустя после периода, который меня интересовал. Я написал английский перевод этих стихов на куске овечьей кожи, для большего субъективного правдоподобия. Однако у меня не было никаких предчувствий в тот день, когда я сел и решил провести очередной эксперимент по мысленному управлению временем…
Он улыбнулся, жестикулируя обеими руками.
— К моему удивлению, я… провалился! Мне повезло больше, чем вам обоим, так как у меня оказался при себе достаточный запас серебряных и медных монет, когда я очутился на южной, менее населенной части острова. Кстати, я неизбежно должен был оказаться на Серифе, поскольку именно сюда вернулся Персей, завладев головой Горгоны — как говорилось в стихах, которые я использовал для межвременной связи. Благодаря моему знанию людей и эпохи я сумел приобрести репутацию местного доброго волшебника, и дела у меня идут достаточно неплохо для ученого, который никогда не имел отношения ни к прессе, ни к бизнесу: я владею этой хижиной и довольно большим участком плодородной земли. По стандартам этого общества я вполне состоятельный человек.
Но самый большой подарок для меня — возможность вблизи, на месте, изучить эпоху, которая всегда интересовала меня. Кстати, я отношу ее ко времени примерно между концом микенского и началом ахейского периода греческой истории, около 1400 года до нашей эры. Эта эпоха отличается тем, что в те времена процветали всевозможные суеверия, религии же — составлявшей существенную часть жизни общества как до, так и после этого периода — практически не существовало. Некоторые ученые даже утверждают…
— Простите, сэр, — перебил его Перси, — но как мы попали сюда?
— Думаю, что ответ очевиден. Пергамент, содержавший английский перевод стихов, послуживших мне чем-то вроде мишени, все еще оставался в квартире. Таким образом, там оставалась и моя субъективная аура. И там также образовалось нечто, что можно было бы назвать психо-хронологической дырой в том месте, через которое я провалился. Вам, молодые люди, не повезло — вы прочитали в этих условиях стихи и таким образом последовали за мной, оказавшись примерно там же, в зависимости от субъективных различий по отношению к психо-хронологической дыре. Думаю, что теперь квартира уже не представляет опасности, поскольку пергамент был у Перси в руке, когда он свалился в Эгейское море.
— Итак, мы здесь, — задумчиво произнес Перси. — В мире греческих мифов.
Профессор Грэй отрицательно покачал головой.
— Прошу прощения, но вы со всей определенностью ошибаетесь. Такого мира никогда не было! Он существует лишь в человеческом воображении. Вы же находитесь в эпохе, которая даст начало тому, что мы называем греческой мифологией. Реальные события этой эпохи станут религией и мифами в следующей. Какую в точности форму они примут, мне неизвестно, поскольку это не наш мир и не наша Вселенная.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Перси, охваченный внезапной паникой.
— Я хочу сказать, что вы вовсе не в прошлом. Вы в будущем, в невероятно далеком будущем! Это эпоха формирования греческой мифологии на другой Земле, в пространственно-временной Вселенной, которая возникла лишь после того, как наша состарилась и погибла. Здесь происходят примерно те же самые события, что и на нашей планете, но, поскольку это не та же самая Земля, их результаты различаются все больше и больше.
— Будущее? — Энн тряхнула головой, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли. — Другая пространственно-временная Вселенная?
— Неужели так трудно понять или поверить? Во времени невозможно путешествовать назад, только вперед по отношению к собственной эпохе. Прошлое, которое умерло, умерло навсегда; лишь будущее постоянно простирается перед нами. Поскольку я швырнул сам себя именно в эту конкретную эпоху, которая, будучи в прошлом, прекратила существование, я с неизбежностью материализовался в параллельной эпохе последующей Вселенной. Древний философ Анаксимандр Милетский был одним из первых, предложивших концепцию «неопределенного-бесконечного», из которого возникает все сущее, включая первичные атомы и планетные системы, метагалактики и даже потоки времени. Все сущее рождается и умирает, говорит Анаксимандр, и умирая, воплощается в то, из чего само возникло. Таким образом, в каждой из пространственно-временных вселенных, которые существовали задолго до нашей, была своя Земля, и, развивая теорию «неопределенного-бесконечного» Анаксимандра, можно утверждать, что своя Земля будет и в каждой из многих последующих пространственно-временных Вселенных.
— И в каждой из них, — медленно пробормотал Перси, начиная понимать,
— в каждой из них будет свой Персей.
— Именно! — радостно воскликнул профессор Грэй. — За исключением того, что он не обязательно должен каждый раз делать то же самое и таким же образом. Но хватит метафизики! Вы, молодые люди, устали; позвольте показать вам ваши кровати. Мы начнем занятия завтра, Перси — вам особенно надо хорошо выспаться.
Он проводил Энн в небольшую спальню на чердаке, которую она, после тех условий, в которых недавно находилась, сочла просто восхитительной. Перси и профессор устроились возле очага на мягкой охапке шкур.
— Послушайте, профессор, — спросил Перси, когда старик погасил факел,
— если это — не мир настоящей мифологии, тогда здесь не может быть ни богов, ни чудовищ. Однако я видел на арене такого монстра, что мне хотелось бы как можно скорее о нем забыть, и помню другие вещи, которые еще труднее объяснить.
— Конечно. И если бы эта тварь — кстати, это была сцилла — схватила вас, то… Но, хотя они и реальны, реальны до боли, но они вовсе не из нашей Вселенной.
— Как это?
— Есть вселенные, которые лежат рядом с нашей. Существуют всевозможные типы вселенных, параллельные нашей. Многие из них имеют планеты типа Земли и звезды типа Солнца, расположенные в пространстве так же, как и наши. Так вот, случается, что подпространственная пленка, разделяющая вселенные, достаточно слаба, когда вселенная еще молода, и становится все прочнее с течением веков. Вероятно, когда-то происходил постоянный обмен и переселение различных существ с «Земли» одной вселенной на «Землю» другой. Сейчас, видимо, этот процесс сократился до тонкого ручейка, поскольку подпространственная пленка начала твердеть и почти ничего не пропускает. Вскоре она окончательно сомкнется и останутся лишь воспоминания о странных неземных созданиях, которые будут давать почву для прекрасных легенд и необычных суеверий.
Перси с трудом переваривал полученную информацию.
— То есть, насколько я понимаю, боги — вовсе не боги, а, как называл их один из людей, поймавших меня — олимпийские чудовища.
— В общем, да. Чудовища в том смысле, что их внутренняя сущность отлична от человеческой, поскольку они происходят из другого мира. Но, Перси, они во многом похожи на нас! Уровень их развития намного выше нашего, и они не столь ужасны, как, к примеру, соплеменники Горгоны. Они — гуманоиды, и потому должны происходить из мира и вселенной, природные законы которых подобны нашим; и они крайне заинтересованы в том, чтобы помочь человечеству подняться до их собственного уровня. Люди этой эпохи называют их олимпийскими чудовищами, кстати, потому, что в нашем мире они происходят с горы Олимп в Северной Фессалии.
Я многим обязан одному из них, по имени Гермес; если бы не его помощь, я бы не обладал и третью тех знаний и богатства, которыми обладаю сейчас. Он нашел меня вскоре после того, как я здесь появился, и сам предложил мне свои услуги. Сперва я испытывал к нему некоторое недоверие, как, впрочем, наверное, и вы. Но его искреннее дружелюбие быстро развеяло мои сомнения. Не понимаю, почему в возникших позднее мифах он фигурирует как злой интриган! Конечно, вполне возможно, что мифы, которые возникнут в этом мире, будут сильно отличаться от наших.
Он задумчиво кивнул, склонив голову набок — словно живо вообразив некий греческий миф с неким профессором классической истории в качестве главного героя.
— Горгона по сравнению с ним намного хуже, да? Если я должен отправиться за ней на… на…
— На Крит. Она обитает на острове Крит.
— Не могли бы вы мне объяснить, что она из себя представляет?
Профессор Грэй сел и подпер подбородок руками.
— Могу, но прошу помнить, что то, что мне известно, — некая смесь археолого-антропологических данных и того, что я узнал от Гермеса. Как он объяснил, практически все наиболее отвратительные чудовища фактически принадлежат к расе Горгоны, которая обладает многими чертами, свойственным рептилиям. Горгоны происходят из вселенной или вселенных столь не похожих на нашу даже с точки зрения законов биологии и химии, что они, в сущности, недоступны нашему пониманию. Например, у их предводительницы человеческое тело и голова, покрытая вместо волос извивающимися змеями — что вполне соответствует описанию Медузы почти во всех текстах.
Единственное, что меня слегка беспокоит, — внезапно нахмурившись, продолжал профессор, — это прямая связь Медузы с культом Богини-Змеи или Матери Всего Сущего древнего матриархального Крита. Собственно, в середине микенской эпохи — незадолго до настоящего времени — религия Триединой Богини, как она тогда называлась, была распространена почти по всему Средиземноморью, и жрицы этого культа были не только ведущей силой общества, но и полностью контролировали сельское хозяйство и большую часть местной промышленности. В хрониках нашего мира эта религия внезапно исчезла, и ее место занял олимпийский пантеон. Однако здесь, во время переходного периода, примерно за два столетия до героев Гомера, нет никаких следов какой бы то ни было религии. Это очень странно. Возможно, ни одна еще не возникла; однако мне очень хотелось бы посмотреть, что происходит на Крите. Гермес говорит, что с тех пор как там поселились Горгоны, остров слишком опасно посещать лишь из научного интереса. Однако…
И еще один вопрос — почему Горгоны внешностью напоминают рептилий. У большинства древних народов змея была символом мудрости и плодородия. Лишь в книге Бытия нашей Библии мы находим менее приятный образ змея, но даже и там он исключительно умен и хитер, хотя уже более и не дружествен Человеку. Возможно, что…
Измотанный первыми двумя днями в доахейской Греции, Перси на этом месте уснул, и ему приснилось, будто он снова вернулся в свое время, и хитрый торговец по имени Люцифер Вельзевул Гермес уговорил его купить очень дорогой ресторан, клиенты которого оказались исключительно гремучими змеями, нетерпеливо требовавшими пищи. Когда он подошел к одной из них с предложением расплатиться, тварь бросилась на него, обнажив тройной ряд быстро растущих ядовитых зубов…
Он проснулся в довольно мрачном настроении, несмотря на то, что Энн приготовила вкусный завтрак из местного хлеба с сыром и пяти яиц, принадлежавших различным птицам. Кроме того, профессор Грэй принес им вполне приличную одежду.
Факт оставался фактом: чем бы ни была Медуза, как бы опасны ни были Горгоны, он, Перси Сактрист Юсс, был обречен на то, чтобы избавить от них мир, в результате чего он, вполне возможно, мог избавить мир и от себя самого.
— У некоторых, — угрюмо сказал он Энн, — куча разнообразных талантов. У меня же лишь один — быть неудачником. Но я — выдающийся неудачник, самый законченный неудачник, какого только видел этот мир. В данной области я просто гений.
— Твой главный недостаток, — заметила Энн, глядя на него из-за края удивительно изящной чашки, — в том, что ты все время сам стараешься убедить себя в этом.
— А что мне еще остается делать?
Вошел профессор Грэй и настойчиво предложил Перси пойти вместе с ним, чтобы испытать оружие, которое предоставил ему Гермес для сражения с Горгоной. Перси неохотно последовал за профессором. Утро было ясным и солнечным — обычная погода для Восточного Средиземноморья.
— Это шапка-невидимка, — сказал профессор, подавая ему набор искривленных металлических пластинок, соединенных в грубое подобие полусферы и украшенных проволочками и крошечными катушками. — Выключатель находится с краю — вот здесь, — но вы должны пользоваться ею очень аккуратно, поскольку Гермес говорит, что запасы энергии невелики, а подзаряжать ее очень сложно. Ну что вы так уставились, Перси, она в самом деле работает! Я же вам говорил, что их наука намного опередила нашу.
Он полез в большую плетеную корзину и достал черный предмет, напоминавший сумку на молнии с длинной ручкой в виде петли. Однако вместо молнии края сумки соединяла тонкая, едва заметная линия, так что сумка была закрыта столь плотно, что казалась состоящей из единого куска.
Профессор Грэй с важным видом похлопал по сумке.
— Это кибисис, мешок, в который вы должны поместить голову Горгоны после того, как отрежете ее. Вероятно, это самый важный предмет — за исключением сапог, — который вам дадут. Видите ли, в соответствии с легендой, даже после того, как голова Медузы будет отделена, она все еще сохраняет способность мгновенно превращать людей в камень. Более того, по словам Гермеса, она обладает столь необычной силой — даже только ее голова, — что в состоянии разорвать в клочья любой обычный мешок. Эту сумку можно открыть только снаружи. Вы должны положить голову в кибисис и держать ее там, пока не передадите ее Гермесу. А теперь главное: каким образом заполучить ее голову? Для этого вам послужит меч, знаменитый гарп.
Перси с неудовольствием отметил в речи профессора отеческую фамильярность спортивного болельщика или тренера по боксу, объясняющего достоинства новой защитной стойки молодому претенденту на звание чемпиона.
— Вы, наверное, довольны, профессор, что сами попали в ту историю, о которой читали лекции?
— Попал в историю? Но я уже легендарная личность! Профессор Грэй — такая же часть настоящей истории, как Перси С. Юсс в качестве Персея и Энн Драммонд в качестве Андромеды. Гесиод упоминает о сестрах Грайях, которые снабдили Персея всем необходимым для битвы с Медузой. Я, правда, только один, и во мне нет ничего женского, но все же это достаточно близко к реальному мифу. Так же, как, например, ваше с Энн спасение от сциллы, которая в классических мифах обитает в морских глубинах и поглощает корабли, соответствует исходной легенде, в которой Персей спасает Андромеду от морского чудовища — правда, лишь после того, как он убил Горгону. Тот факт, что вы прибыли на Сериф в ванне и взрослым, противоречит версии Ферекида, в которой младенца Персея, запертого в сундуке вместе со своей матерью Данаей, спасает из моря рыбак Диктис, брат царя Полидекта. Однако именно Диктис вытащил вас своей сетью из Средиземного моря…
Как видите, что-то соответствует легенде, что-то слегка отличается. Самое интересное, — продолжал старый ученый, — искать в мифах подобные факты, словно самородки золота, и уметь их распознавать. Вполне может оказаться, что и в нашей истории был некий профессор Грэй — а его фамилия, пол и… количество изменились в более поздних преданиях. Возможно, что одни и те же мифы повторяются в каждой пространственно-временной вселенной, мифы, которые совпадают в общих чертах, но могут дополняться деталями почти из любой палитры.
— Вы имеете в виду, — медленно спросил Перси, чувствуя, как ускользает потаенная надежда, — что на этот раз Горгона может убить Персея, а не наоборот?
Профессор Грэй кивнул с леденящим душу энтузиазмом.
— Вы, кажется, начинаете понимать! Именно так. Разве не ясно, что подобное всегда возможно, так же как возможно, что вы настоящий Персей не в большей степени, чем я настоящий Грэй — или Грайи? Вот почему все это чертовски интересно!
Перси попытался улыбнуться, но без особого успеха.
— Ясно, — сказал он. — Начинаю понимать.
— Возьмите меч, — предложил профессор, с невероятными усилиями удерживая двумя руками огромную массу металла.
Перси взял меч и, отчаянно напрягая мускулы спины, сумел положить его на землю, прежде чем тот выпал из его рук.
— Только не говорите мне, что я должен сражаться этой железякой!
— Ничего, привыкнете! Обратите внимание — меч сделан из железа, не из бронзы. Все лучшее — Персею!
— Благодарю от всей души, но…
— Конечно, на более поздних вазах, — вновь обратился профессор к археологии, — особенно краснофигурных, гарп Персея изображен в виде серпа. Но на более ранних, чернофигурных вазах, он выглядит как прямой меч. Так, видимо, и должно быть, поскольку именно такой меч принес мне Гермес, чтобы я хранил его до прибытия Персея.