– Псевдоним? – задумчиво повторил он. – Я тоже в свое время пытался сменить имя. Ну, значит Иона. Иона, кстати, означает голубь. Но вы это наверняка знаете. Символ свободы, символ мира. Добро пожаловать, Иона. И пойдемте, осмотрим мои владения.
Его костлявая хрупкая кисть опустилась на мое плечо, чтобы дружелюбно подтолкнуть меня вперед, и я увидел на его предплечье татуировку.
Это был номер.
Лиор
Иона
Его костлявая хрупкая кисть опустилась на мое плечо, чтобы дружелюбно подтолкнуть меня вперед, и я увидел на его предплечье татуировку.
Это был номер.
Лиор
Я очутилась перед особняком, стоящим на тихой красивой улочке, прилегающей к авеню Ваграм. Сверилась с адресом: точно, он. Табличка на портале гласила: «Вилла “Венеция”».
Как только я позвонила в дверь, камера в саду повернулась в мою сторону. Механический голос попросил меня представиться, потом пригласил войти. На крыльце меня ждал какой-то мужчина. Он стоял, сложив руки на животе, – приветливое выражение на гладко выбритом лице, безупречно отглаженный костюм, – а потом преисполненным радушия жестом пригласил меня в дом.
Я застыла, пораженная роскошным убранством комнаты, в которую он ввел меня: огромные двери, высокий потолок, картины на стенах, широкая мраморная лестница. Одна эта комната была раз в пять больше, чем вся моя квартира.
– Меня зовут Клод. Я мажордом мсье Лучиани.
– Это я с вами разговаривала по телефону?
Он с достоинством кивнул.
– Мсье Лучиани ждет вас, – сказал он затем, приглашая меня следовать за ним.
Мы пошли по лестнице, чтобы подняться на второй этаж, прошли коридор с несколькими дверями, за которыми, очевидно, были комнаты. Я старалась охватить взглядом все детали, чтобы оценить стиль этого дома – столь же помпезный, сколь и какой-то случайный. Словно хозяева безуспешно пытались замаскировать свое стремление выставить богатство напоказ. Пышно, но бездушно.
Клод провел меня через богато обставленную гостиную и трижды постучал в одну из дверей. Пропустил меня в просторный кабинет и вышел, закрыв дверь за собой. Я увидела высокого немолодого человека с резкими чертами лица и квадратным подбородком. Это и был мсье Лучиани.
– Роберто Лучиани, – представился он, протягивая руку и глядя на меня в упор большими черными глазами.
– Лиор Видаль.
– Спасибо, что откликнулись на мое письмо.
– Довольно странное, между прочим, письмо.
– В самом деле? – спросил он, явно припоминая, что же написал в том письме.
– Выглядело как повестка. Нельзя не пойти.
– А, понятно. Мне жаль, что так получилось, простите.
– Вы так ничего и не сказали о том, в чем же заключается ваша пресловутая работа…
– Да, действительно. Дело в том, что это… как бы сказать… необычное предложение.
– Скажите сперва, как вы вышли на меня? Ваш управляющий говорил о каких-то общих друзьях…
– Сейчас я вам все объясню. Пойдемте, присядем.
Он провел меня в маленькую гостиную, изящную и удивительно уютную по сравнению с тем, что я видела до сих пор. Мы сели друг напротив друга.
– Дом вам не понравился, верно? – спросил он, пока я осматривала комнату.
– Ну… выглядит он, что называется, внушительно.
– Но нет уюта.
– В общем, да, – растерянно призналась я.
– Ничего удивительного. Жизнь постепенно уходит из этого места, – тихо произнес он. И вдруг показался мне ужасно грустным. – Еще несколько лет назад этот дом был живым, гостеприимным и уютным. Здесь жила счастливая семья. Сейчас я, видимо, единственный, кто видит этот дом таким, каким он был прежде, кто слышит раскаты смеха и гул голосов, наполнявшие его.
Он замолчал, словно вслушиваясь в эти умолкнувшие звуки.
– А чем мне нужно будет заниматься? – спросила я, пытаясь вернуть его к теме, которая волновала меня больше всего.
– О, простите меня, вы же ждете каких-то объяснений, а я гружу вас своими переживаниями. Но мои откровения находятся в непосредственной связи с причиной вашего присутствия здесь.
– Как это?
– Вы, как мне известно, превосходная медсестра. И в этом качестве я бы хотел нанять вас на работу, – сказал он, и в голосе его вновь послышались командные нотки. Так, по моему представлению, разговаривают директора крупных предприятий.
– Медсестры для вас? Вы, как мне представляется, в добром здравии.
– Речь не обо мне, а о моей дочери, – объяснил он неожиданно мягко, пожалуй, даже робко.
– Для вашей дочери? А что с ней?
Лучиани на мгновение замолк, набрал воздуха в легкие, словно собирался с силами, чтобы произнести роковые слова:
– У нее тяжелое неврологическое заболевание. Оно распространяется на всю нервную систему и в конце концов разрушает ее.
Он бережно и опасливо говорил о ее болезни, словно боясь разбудить какое-то проклятие, ухудшить дело неосторожным словом.
– На какой она стадии?
– На последней. Ей осталось несколько месяцев. Три, шесть… может, чуть больше. Я попросил, чтобы ее оставили дома, и установил в ее комнате все необходимое оборудование.
Он горестно обхватил руками голову, а потом проговорил внезапно дрогнувшим голосом:
– Она мой единственный ребенок, и каждый день я вижу, как она уходит все дальше…
– Кроме двигательных функций, что еще поражено?
– Она полностью парализована, не может разговаривать. Общается только с помощью специального устройства, которое работает от нажатия руки. Но редко. Говорит, что это ее утомляет. Но я думаю, что она просто больше не хочет…
– Почему?
– Чтобы я привыкал жить без нее, очевидно. Иногда она вечером пишет мне несколько слов. Каждый раз пытается меня подбодрить. Пишет, что не боится, что я не должен расстраиваться. Она еще думает о том, чтоб меня успокоить! – с грустной улыбкой ответил он.
Он встал, прошелся по комнате, поникнув головой, словно придавленный тяжестью горя.
– Какая злая ирония! Я всю жизнь работал, чтобы моя семья была избавлена от любых проблем. Первые годы были такими счастливыми. Мы с женой и дочкой были настоящей дружной семьей. Все мне удавалось. Меня пьянило ощущение всемогущества, оно подталкивало меня к еще более крупной игре, к еще большему риску. Я хотел заработать еще больше денег. И в итоге забыл о главном. Упустил свою жену. Она сбежала с одним из моих деловых знакомых и увезла с собой дочь. С помощью судов и угроз мне удалось вернуть себе Серену. Я не мог перенести, что она живет с этой женщиной, которая меня предала, и этим мужчиной, который ей не отец. Это был шаг, продиктованный бессмысленной гордыней, ведь я понимал, что не смогу уделять ей должного времени, самому заниматься ее воспитанием. Я доверил ее гувернанткам, и она росла в этом доме, окруженная любовью и заботой моих сотрудников. Несколько лет спустя она заболела. И тут-то я понял, что бессилен, что совершенно ничем не могу ей помочь. Я видел, как из года в год она чахнет. Бросил работу, проводил с ней все свое время, занимался только ею. Но теперь что я могу поделать? Она недвижна, парализована и ждет смерти. А я терплю все муки вместе с ней.
– А сколько ей лет? – спросила я дрогнувшим голосом.
– Примерно столько же, сколько вам.
– А мать?
– Мать время от времени навещает ее. Не часто. Но я могу ее понять. Она отдавала мне здоровую, веселую, красивую девочку. И с каждым разом видит, что той хуже и хуже. Но все равно приходит.
Я помолчала. Мне знакомы были эти вспышки чувств, перепады от внезапного гнева к безнадежному смирению.
– А почему я? – наконец задала я вопрос.
– Потому что она нуждается не только в медсестре, не только в сиделке. Мне бы хотелось, чтобы у нее была подруга, близкий ей по духу человек, в котором она узнает себя. Девушка, способная поддержать ее в эти дни, проводить ее в последний путь с любовью и участием.
– Вы не ответили на мой вопрос: почему все-таки я? Почему вы считаете, что я могу быть этим человеком? Откуда вы меня знаете?
– Анжела Дютур.
От неожиданности я вздрогнула.
– Мадам Дютур?
– Анжела Дютур была моей ассистенткой, – ответил он. – Я видел вас в больнице.
Тут я поняла, почему его лицо показалось мне знакомым.
– Я часто навещал ее и встречал там вас. – Накануне ее кончины я зашел в палату, а вы были с ней. Вы держали ее за руку и рассказывали что-то забавное, пытались ее развеселить. Я видел, как она улыбалась. Потом вы вышли, оставив нас вдвоем. А она в нашем с ней разговоре упомянула о том, как вы ей много помогаете. Именно Анжела внушила мне мысль нанять вас на работу. “Серена полюбит ее всем сердцем, вот увидите”. Таковы были ее слова. Когда я увидел вас на похоронах, я понял всю глубину вашего самопожертвования и решил, что обязательно обращусь к вам со своим предложением.
Его голос был тихим, мягким, почти завораживающим.
– Мне бы хотелось, чтобы вы подружились с Сереной так же, как подружились с Анжелой, – сказал он мне.
Я молчала, не в силах оправиться от изумления.
– Не знаю, – наконец проговорила я. – Мне приятно, что вы так обо мне думаете, но предложение ваше все равно довольно… необычное. Я как раз хотела сменить работу или даже профессию. Я слишком отдавалась делу в ущерб своей собственной жизни и…
– Примите мое предложение. Пусть это будет вашей последней… миссией. Такой способ уйти из больницы. А я тогда займусь поисками подходящей для вас профессии и образования, может быть, пройти обучение и работать в моей компании или где-то еще. Не говоря уже о том, что вам будет положена очень высокая оплата.
– Высокая оплата за то, чтобы я стала подругой вашей дочери… У меня несколько другие представления о работе и о дружбе.
– Я знаю… Простите мою неловкость. Но у меня просто нет никаких сомнений, что вы полюбите Серену и что она тоже вас полюбит.
– Я не знаю. Мне нужно подумать.
– Понимаю. Просто давайте попробуем. Неделю или две, а потом вы можете нас покинуть и выбрать по желанию образование и специальность, которые я смогу вам предложить.
– Все так внезапно, так странно…
– Подумайте над моим предложением, очень прошу вас.
Я встала, он тоже. Но прежде чем уйти, я почувствовала желание побольше узнать о его дочери.
– Могу ли я увидеться с Сереной?
Легкая улыбка озарила его суровое лицо, было видно, что он ждал этого вопроса.
Лучиани пропустил меня вперед, мы прошли по огромному дому и оказались перед дверью спальни.
Он постучал в дверь и открыл.
Я огляделась: передо мной была просторная комната, оформленная в ярких, радостных тонах, обставленная удобной приятной мебелью, изобилующая всяческими подушечками и пуфиками. На стенах – аппликации в виде цветов и деревьев. Огромная библиотека с сотнями томов. Это была комната юной девушки – той, что была Серена до болезни.
Я прошла вперед и увидела Серену. Она лежала на кровати, глядя в потолок. На первый взгляд казалось, что с ней все в порядке, просто она отдыхает и не слышала, как мы вошли. Но медицинские приборы на столике рядом с кроватью напоминали о том, какая трагедия ежечасно разыгрывается в этой комнате.
– Эти датчики позволяют контролировать ее состояние. Мы напрямую связаны с медицинским центром. При малейшей тревоге приедет врач.
Я подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть Серену.
Это была красивая девушка примерно моего возраста, однако болезнь истончила и обесцветила ее черты. Огромные глаза смотрели в пространство, темные волосы разметались по подушке.
– Это я, любимая, – тихо сказал мсье Лучиани. – Я привел сиделку. Ту самую, про которую рассказывал. Ее зовут Лиор, и она хочет с тобой познакомиться.
– Здравствуй, Серена, – сказала я, наклонившись над кроватью.
Взяв ее за руку, я увидела, как ее веки дрогнули.
– У тебя чудесная комната, – сказала я. – Немного похожа на мою. Только у меня меньше книг!
– Серена всегда любила читать, – вмешался мсье Лучиани. – Пока ее болезнь еще не проявилась, она прочитывала несколько книг в неделю. А когда ей пришлось все время проводить в комнате, она целыми днями только и читала. Она прочла все книги, которые здесь стоят.
– А кто-нибудь тебе сейчас читает?
– Я, – ответил ее отец. – Но недостаточно и притом плохо, хотя Серена и делает вид, что ее все устраивает. Я просил кое-кого из своих помощников читать ей, но Серена чувствовала, что им это неинтересно, и расстраивалась.
Меня возмутило, что девушка лишена возможности удовлетворить свою благородную страсть к чтению. Видимо, поэтому я все решила сразу и сама даже удивилась, когда у меня вырвалось:
– Если ты не против, я займусь тобой, Серена. Буду читать тебе романы. Я обожаю читать, но, к сожалению, у меня никогда не хватает на это времени. Таким образом, я смогу доставлять тебе удовольствие и сама при этом буду счастлива… это же здорово!
Я ни минуты не обдумывала последствий своего решения: мне просто стало совершенно очевидно, что мое место – здесь, рядом с Сереной.
Я увидела, как ее веки дрогнули и легкая улыбка появилась в уголках губ.
– Я просмотрю твою библиотеку, чтобы понять, какие книги ты предпочитаешь. Но буду выбирать книги и на свой вкус тоже. Мы примерно одного возраста и, судя по обстановке твоей комнаты, в наших характерах много общего. Значит, наши пристрастия тоже должны быть схожи.
Мне показалось, что ей понравилось мое предложение.
– Я еще не знаю, когда смогу начать, Серена. Но я постараюсь поскорее справиться со своими делами и оказаться рядом с тобой.
Она шевельнула пальцами.
– Она просит свой стилус. Что-то хочет вам сказать.
Мсье Лучиани вложил стержень, похожий на оптическую ручку, в руку дочери. Нажатием руки она включила компьютер, лежащий рядом с ней. На экране появилась клавиатура. Легкими, почти незаметными движениями она передвигала курсор, довольно долго, пока на экране не появилась фраза:
Я буду вас ждать.
Я застыла в удивлении. Она погрузилась взглядом в мои глаза, словно желая проникнуть на самое дно.
– Вот и славно, – в конце концов произнесла я, не зная, как реагировать на такое неожиданное откровение. Затем, склонившись над ней, погладила ее по руке.
– До скорого, Серена.
Она прикрыла глаза, в них читалась нежность.
Обернувшись, я заметила, что мсье Лучиани изо всех сил старается скрыть нахлынувшие чувства. Вздохнув, он с благодарностью улыбнулся мне.
– И что, ты вот так, с бухты-барахты, в порыве эмоций возьмешь и бросишь работу?
– Не в порыве эмоций, а в душевном порыве.
– Скорее в порыве безумия.
Мы сидели на моей кровати, обе в пижамах. Я рассказала ей про встречу с Сереной, про мое решение, про переживания моего нового работодателя. Снимая макияж, Эльза обдумывала мой рассказ, задавала вопросы, вставляла замечания.
– И когда ты начинаешь?
– Если принять во внимание полагающийся мне оплачиваемый отпуск и отработанные дни, за которые больница мне еще не заплатила, думаю, дней через десять.
– Ты не слишком спешишь?
– Я попросила у него время на раздумье, но, когда увидела Серену, мне все сразу стало ясно. Я поняла, что нужна ей, и, пусть это покажется тебе странным, ощутила вдобавок, что и я в ней нуждаюсь.
– Да, в качестве подруги по дуракавалянию она должна быть очень и очень ничего.
– Я чувствую, что она может много мне дать.
– Только не рассказывай мне про ваши безумные девичьи междусобойчики, не то я буду ревновать.
– Знаешь, она словно какая-то неизвестная часть меня самой, – объяснила я, скорее пытаясь найти слова для своих ощущений, чем убедить Эльзу.
– Спасибо, это так мило с твоей стороны, – сказала она, изображая обиду. – Я бы предпочла услышать нечто подобное о себе.
– Глупая ты, – ответила я смеясь, – делаешь вид, что не понимаешь.
– Нет-нет, я все понимаю. Я годами таскаю тебя по вечеринкам, утешаю после неудачных романов, трачу свое хорошее настроение, чтобы как-то расцветить твою печальную жизнь, и тут появляется незнакомка, один взмах ресниц – и она уже “часть тебя”. Ну что ж, если надо быть парализованной и умирающей, чтобы заслужить твою дружбу, я сдаюсь, – съязвила Эльза, широким жестом швырнув в меня ватку, пропитанную кремом для снятия макияжа.
– Ты правда думаешь, что я совершаю глупость?
– Если бы я обладала даром предупреждать глупости, мы обе давно уже были бы замужем и имели кучу детишек.
– Побудь хоть минутку серьезной, Эльза, – взмолилась я.
– Ладно. Нет, на твоем месте я бы воспользовалась подвернувшейся возможностью. Вместо того чтобы возиться с целой кучей больных, ты будешь заниматься одним человеком. Тебе будут хорошо платить. Будешь проводить дни в шикарном дворце. А если этот человек обещает тебе помощь в образовании и трудоустройстве…
– Да, по крайней мере, он так говорит…
– А какой он, этот мсье Лучиани? – спросила она.
– То есть?
– Ну, чисто внешне.
– Ему на вид лет пятьдесят.
– Ну, красавец-мужчина в годах или старая развалина? Типа Ричарда Гира или нашего консьержа?
– А к чему этот вопрос?
– Разведенный, богатый, нежный, тоскующий… Я уже вижу себя в роли утешительницы.
– Какая ты противная, фу!
– Так как?
– Не буду отвечать.
– Ладно, как хочешь. Я и так сейчас все узнаю.
Она выпрыгнула из кровати, схватила ноутбук и набрала в Гугле “Лучиани”.
– Ого, а старик-то вполне ничего! Красавец-итальянец, раскаявшийся мафиозо, типаж равнодушный мачо, я обожаю таких!
– Как ты можешь…
– Только не говори, что тебе это не пришло в голову!
– Мне это не пришло в голову! – возмутилась я.
– Да, кстати сказать, в этом вся разница между нами.
– Но ему пятьдесят лет!
– Ну и что? Мне как раз это и нужно. Зрелый мужчина, уверенный в себе, который прожил целую жизнь и мою молодость будет воспринимать как подарок, как последний шанс, будет ценить меня, как драгоценность, юную и прекрасную. Ну… по крайней мере юную.
Она глубоко вздохнула.
– Ты нас познакомишь?
– Даже и не рассчитывай.
– И она называет себя моей подругой! – вскричала она, притворяясь оскорбленной.
– Да, наша дружба – самое дорогое, что есть у меня.
– Ух, как это славно! – воскликнула она, смягчаясь. – Знаешь, когда я умираю от горя, то каждый раз, когда меня бросают, то есть примерно раз в неделю, лишь одна мысль не дает мне окончательно погрузиться в пучину мрака. Я говорю себе, что я все-таки, наверное, совсем не так плоха, если такая девушка, как ты, выбрала меня в свои подруги и не бросает ни при каких обстоятельствах.
Я протянула ей руку, и она свернулась клубочком возле меня.
– Не сомневайся, мы отличные девчонки, – шепнула я ей.
Она вновь села на кровати:
– А можно, я поставлю музыку?
– Если хочешь, но, пожалуйста, ради всего святого, не твою любимую.
– Ну давай Азнавура! – предложила она, словно не расслышав моих слов.
– Нет, опять тоску наведет, сердце заноет…
Она протянула руку к проигрывателю:
– Ладно, вот эта тебе точно нравится: “Опять она мне снилась…”
– Ой, нет, пожалуйста, только не эту…
Я не успела закончить фразу, как раздались первые ноты фортепьяно.
Поскольку я один раз похвалила этот шлягер семидесятых годов, она решила, что это – моя любимая песня. Мне действительно нравился ее старомодный романтизм, нежные голоса, сливающиеся в один и славящие любовь. Обычно ее прослушивание сопровождалось у нас с Эльзой целым ритуалом. У каждой была своя определенная роль, мы разыгрывали пантомиму, сопровождая слова песни утрированными жестами и страстными гримасами, чтобы нас не одолела тоска, чтобы прогнать нахлынувшую грусть.
Эльза пропела первый куплет, используя швабру в качестве микрофона, принимая вычурные позы. Я не могла сдержать смех, хотя наблюдала это зрелище далеко не в первый раз. С Эльзой мне повезло в жизни. Близкая подруга – любящая, искренняя и веселая. Сестра, что уж там говорить.
Второй куплет я уже исполняла вместе с ней.
Как только я позвонила в дверь, камера в саду повернулась в мою сторону. Механический голос попросил меня представиться, потом пригласил войти. На крыльце меня ждал какой-то мужчина. Он стоял, сложив руки на животе, – приветливое выражение на гладко выбритом лице, безупречно отглаженный костюм, – а потом преисполненным радушия жестом пригласил меня в дом.
Я застыла, пораженная роскошным убранством комнаты, в которую он ввел меня: огромные двери, высокий потолок, картины на стенах, широкая мраморная лестница. Одна эта комната была раз в пять больше, чем вся моя квартира.
– Меня зовут Клод. Я мажордом мсье Лучиани.
– Это я с вами разговаривала по телефону?
Он с достоинством кивнул.
– Мсье Лучиани ждет вас, – сказал он затем, приглашая меня следовать за ним.
Мы пошли по лестнице, чтобы подняться на второй этаж, прошли коридор с несколькими дверями, за которыми, очевидно, были комнаты. Я старалась охватить взглядом все детали, чтобы оценить стиль этого дома – столь же помпезный, сколь и какой-то случайный. Словно хозяева безуспешно пытались замаскировать свое стремление выставить богатство напоказ. Пышно, но бездушно.
Клод провел меня через богато обставленную гостиную и трижды постучал в одну из дверей. Пропустил меня в просторный кабинет и вышел, закрыв дверь за собой. Я увидела высокого немолодого человека с резкими чертами лица и квадратным подбородком. Это и был мсье Лучиани.
– Роберто Лучиани, – представился он, протягивая руку и глядя на меня в упор большими черными глазами.
– Лиор Видаль.
– Спасибо, что откликнулись на мое письмо.
– Довольно странное, между прочим, письмо.
– В самом деле? – спросил он, явно припоминая, что же написал в том письме.
– Выглядело как повестка. Нельзя не пойти.
– А, понятно. Мне жаль, что так получилось, простите.
– Вы так ничего и не сказали о том, в чем же заключается ваша пресловутая работа…
– Да, действительно. Дело в том, что это… как бы сказать… необычное предложение.
– Скажите сперва, как вы вышли на меня? Ваш управляющий говорил о каких-то общих друзьях…
– Сейчас я вам все объясню. Пойдемте, присядем.
Он провел меня в маленькую гостиную, изящную и удивительно уютную по сравнению с тем, что я видела до сих пор. Мы сели друг напротив друга.
– Дом вам не понравился, верно? – спросил он, пока я осматривала комнату.
– Ну… выглядит он, что называется, внушительно.
– Но нет уюта.
– В общем, да, – растерянно призналась я.
– Ничего удивительного. Жизнь постепенно уходит из этого места, – тихо произнес он. И вдруг показался мне ужасно грустным. – Еще несколько лет назад этот дом был живым, гостеприимным и уютным. Здесь жила счастливая семья. Сейчас я, видимо, единственный, кто видит этот дом таким, каким он был прежде, кто слышит раскаты смеха и гул голосов, наполнявшие его.
Он замолчал, словно вслушиваясь в эти умолкнувшие звуки.
– А чем мне нужно будет заниматься? – спросила я, пытаясь вернуть его к теме, которая волновала меня больше всего.
– О, простите меня, вы же ждете каких-то объяснений, а я гружу вас своими переживаниями. Но мои откровения находятся в непосредственной связи с причиной вашего присутствия здесь.
– Как это?
– Вы, как мне известно, превосходная медсестра. И в этом качестве я бы хотел нанять вас на работу, – сказал он, и в голосе его вновь послышались командные нотки. Так, по моему представлению, разговаривают директора крупных предприятий.
– Медсестры для вас? Вы, как мне представляется, в добром здравии.
– Речь не обо мне, а о моей дочери, – объяснил он неожиданно мягко, пожалуй, даже робко.
– Для вашей дочери? А что с ней?
Лучиани на мгновение замолк, набрал воздуха в легкие, словно собирался с силами, чтобы произнести роковые слова:
– У нее тяжелое неврологическое заболевание. Оно распространяется на всю нервную систему и в конце концов разрушает ее.
Он бережно и опасливо говорил о ее болезни, словно боясь разбудить какое-то проклятие, ухудшить дело неосторожным словом.
– На какой она стадии?
– На последней. Ей осталось несколько месяцев. Три, шесть… может, чуть больше. Я попросил, чтобы ее оставили дома, и установил в ее комнате все необходимое оборудование.
Он горестно обхватил руками голову, а потом проговорил внезапно дрогнувшим голосом:
– Она мой единственный ребенок, и каждый день я вижу, как она уходит все дальше…
– Кроме двигательных функций, что еще поражено?
– Она полностью парализована, не может разговаривать. Общается только с помощью специального устройства, которое работает от нажатия руки. Но редко. Говорит, что это ее утомляет. Но я думаю, что она просто больше не хочет…
– Почему?
– Чтобы я привыкал жить без нее, очевидно. Иногда она вечером пишет мне несколько слов. Каждый раз пытается меня подбодрить. Пишет, что не боится, что я не должен расстраиваться. Она еще думает о том, чтоб меня успокоить! – с грустной улыбкой ответил он.
Он встал, прошелся по комнате, поникнув головой, словно придавленный тяжестью горя.
– Какая злая ирония! Я всю жизнь работал, чтобы моя семья была избавлена от любых проблем. Первые годы были такими счастливыми. Мы с женой и дочкой были настоящей дружной семьей. Все мне удавалось. Меня пьянило ощущение всемогущества, оно подталкивало меня к еще более крупной игре, к еще большему риску. Я хотел заработать еще больше денег. И в итоге забыл о главном. Упустил свою жену. Она сбежала с одним из моих деловых знакомых и увезла с собой дочь. С помощью судов и угроз мне удалось вернуть себе Серену. Я не мог перенести, что она живет с этой женщиной, которая меня предала, и этим мужчиной, который ей не отец. Это был шаг, продиктованный бессмысленной гордыней, ведь я понимал, что не смогу уделять ей должного времени, самому заниматься ее воспитанием. Я доверил ее гувернанткам, и она росла в этом доме, окруженная любовью и заботой моих сотрудников. Несколько лет спустя она заболела. И тут-то я понял, что бессилен, что совершенно ничем не могу ей помочь. Я видел, как из года в год она чахнет. Бросил работу, проводил с ней все свое время, занимался только ею. Но теперь что я могу поделать? Она недвижна, парализована и ждет смерти. А я терплю все муки вместе с ней.
– А сколько ей лет? – спросила я дрогнувшим голосом.
– Примерно столько же, сколько вам.
– А мать?
– Мать время от времени навещает ее. Не часто. Но я могу ее понять. Она отдавала мне здоровую, веселую, красивую девочку. И с каждым разом видит, что той хуже и хуже. Но все равно приходит.
Я помолчала. Мне знакомы были эти вспышки чувств, перепады от внезапного гнева к безнадежному смирению.
– А почему я? – наконец задала я вопрос.
– Потому что она нуждается не только в медсестре, не только в сиделке. Мне бы хотелось, чтобы у нее была подруга, близкий ей по духу человек, в котором она узнает себя. Девушка, способная поддержать ее в эти дни, проводить ее в последний путь с любовью и участием.
– Вы не ответили на мой вопрос: почему все-таки я? Почему вы считаете, что я могу быть этим человеком? Откуда вы меня знаете?
– Анжела Дютур.
От неожиданности я вздрогнула.
– Мадам Дютур?
– Анжела Дютур была моей ассистенткой, – ответил он. – Я видел вас в больнице.
Тут я поняла, почему его лицо показалось мне знакомым.
– Я часто навещал ее и встречал там вас. – Накануне ее кончины я зашел в палату, а вы были с ней. Вы держали ее за руку и рассказывали что-то забавное, пытались ее развеселить. Я видел, как она улыбалась. Потом вы вышли, оставив нас вдвоем. А она в нашем с ней разговоре упомянула о том, как вы ей много помогаете. Именно Анжела внушила мне мысль нанять вас на работу. “Серена полюбит ее всем сердцем, вот увидите”. Таковы были ее слова. Когда я увидел вас на похоронах, я понял всю глубину вашего самопожертвования и решил, что обязательно обращусь к вам со своим предложением.
Его голос был тихим, мягким, почти завораживающим.
– Мне бы хотелось, чтобы вы подружились с Сереной так же, как подружились с Анжелой, – сказал он мне.
Я молчала, не в силах оправиться от изумления.
– Не знаю, – наконец проговорила я. – Мне приятно, что вы так обо мне думаете, но предложение ваше все равно довольно… необычное. Я как раз хотела сменить работу или даже профессию. Я слишком отдавалась делу в ущерб своей собственной жизни и…
– Примите мое предложение. Пусть это будет вашей последней… миссией. Такой способ уйти из больницы. А я тогда займусь поисками подходящей для вас профессии и образования, может быть, пройти обучение и работать в моей компании или где-то еще. Не говоря уже о том, что вам будет положена очень высокая оплата.
– Высокая оплата за то, чтобы я стала подругой вашей дочери… У меня несколько другие представления о работе и о дружбе.
– Я знаю… Простите мою неловкость. Но у меня просто нет никаких сомнений, что вы полюбите Серену и что она тоже вас полюбит.
– Я не знаю. Мне нужно подумать.
– Понимаю. Просто давайте попробуем. Неделю или две, а потом вы можете нас покинуть и выбрать по желанию образование и специальность, которые я смогу вам предложить.
– Все так внезапно, так странно…
– Подумайте над моим предложением, очень прошу вас.
Я встала, он тоже. Но прежде чем уйти, я почувствовала желание побольше узнать о его дочери.
– Могу ли я увидеться с Сереной?
Легкая улыбка озарила его суровое лицо, было видно, что он ждал этого вопроса.
Лучиани пропустил меня вперед, мы прошли по огромному дому и оказались перед дверью спальни.
Он постучал в дверь и открыл.
Я огляделась: передо мной была просторная комната, оформленная в ярких, радостных тонах, обставленная удобной приятной мебелью, изобилующая всяческими подушечками и пуфиками. На стенах – аппликации в виде цветов и деревьев. Огромная библиотека с сотнями томов. Это была комната юной девушки – той, что была Серена до болезни.
Я прошла вперед и увидела Серену. Она лежала на кровати, глядя в потолок. На первый взгляд казалось, что с ней все в порядке, просто она отдыхает и не слышала, как мы вошли. Но медицинские приборы на столике рядом с кроватью напоминали о том, какая трагедия ежечасно разыгрывается в этой комнате.
– Эти датчики позволяют контролировать ее состояние. Мы напрямую связаны с медицинским центром. При малейшей тревоге приедет врач.
Я подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть Серену.
Это была красивая девушка примерно моего возраста, однако болезнь истончила и обесцветила ее черты. Огромные глаза смотрели в пространство, темные волосы разметались по подушке.
– Это я, любимая, – тихо сказал мсье Лучиани. – Я привел сиделку. Ту самую, про которую рассказывал. Ее зовут Лиор, и она хочет с тобой познакомиться.
– Здравствуй, Серена, – сказала я, наклонившись над кроватью.
Взяв ее за руку, я увидела, как ее веки дрогнули.
– У тебя чудесная комната, – сказала я. – Немного похожа на мою. Только у меня меньше книг!
– Серена всегда любила читать, – вмешался мсье Лучиани. – Пока ее болезнь еще не проявилась, она прочитывала несколько книг в неделю. А когда ей пришлось все время проводить в комнате, она целыми днями только и читала. Она прочла все книги, которые здесь стоят.
– А кто-нибудь тебе сейчас читает?
– Я, – ответил ее отец. – Но недостаточно и притом плохо, хотя Серена и делает вид, что ее все устраивает. Я просил кое-кого из своих помощников читать ей, но Серена чувствовала, что им это неинтересно, и расстраивалась.
Меня возмутило, что девушка лишена возможности удовлетворить свою благородную страсть к чтению. Видимо, поэтому я все решила сразу и сама даже удивилась, когда у меня вырвалось:
– Если ты не против, я займусь тобой, Серена. Буду читать тебе романы. Я обожаю читать, но, к сожалению, у меня никогда не хватает на это времени. Таким образом, я смогу доставлять тебе удовольствие и сама при этом буду счастлива… это же здорово!
Я ни минуты не обдумывала последствий своего решения: мне просто стало совершенно очевидно, что мое место – здесь, рядом с Сереной.
Я увидела, как ее веки дрогнули и легкая улыбка появилась в уголках губ.
– Я просмотрю твою библиотеку, чтобы понять, какие книги ты предпочитаешь. Но буду выбирать книги и на свой вкус тоже. Мы примерно одного возраста и, судя по обстановке твоей комнаты, в наших характерах много общего. Значит, наши пристрастия тоже должны быть схожи.
Мне показалось, что ей понравилось мое предложение.
– Я еще не знаю, когда смогу начать, Серена. Но я постараюсь поскорее справиться со своими делами и оказаться рядом с тобой.
Она шевельнула пальцами.
– Она просит свой стилус. Что-то хочет вам сказать.
Мсье Лучиани вложил стержень, похожий на оптическую ручку, в руку дочери. Нажатием руки она включила компьютер, лежащий рядом с ней. На экране появилась клавиатура. Легкими, почти незаметными движениями она передвигала курсор, довольно долго, пока на экране не появилась фраза:
Я буду вас ждать.
Я застыла в удивлении. Она погрузилась взглядом в мои глаза, словно желая проникнуть на самое дно.
– Вот и славно, – в конце концов произнесла я, не зная, как реагировать на такое неожиданное откровение. Затем, склонившись над ней, погладила ее по руке.
– До скорого, Серена.
Она прикрыла глаза, в них читалась нежность.
Обернувшись, я заметила, что мсье Лучиани изо всех сил старается скрыть нахлынувшие чувства. Вздохнув, он с благодарностью улыбнулся мне.
– И что, ты вот так, с бухты-барахты, в порыве эмоций возьмешь и бросишь работу?
– Не в порыве эмоций, а в душевном порыве.
– Скорее в порыве безумия.
Мы сидели на моей кровати, обе в пижамах. Я рассказала ей про встречу с Сереной, про мое решение, про переживания моего нового работодателя. Снимая макияж, Эльза обдумывала мой рассказ, задавала вопросы, вставляла замечания.
– И когда ты начинаешь?
– Если принять во внимание полагающийся мне оплачиваемый отпуск и отработанные дни, за которые больница мне еще не заплатила, думаю, дней через десять.
– Ты не слишком спешишь?
– Я попросила у него время на раздумье, но, когда увидела Серену, мне все сразу стало ясно. Я поняла, что нужна ей, и, пусть это покажется тебе странным, ощутила вдобавок, что и я в ней нуждаюсь.
– Да, в качестве подруги по дуракавалянию она должна быть очень и очень ничего.
– Я чувствую, что она может много мне дать.
– Только не рассказывай мне про ваши безумные девичьи междусобойчики, не то я буду ревновать.
– Знаешь, она словно какая-то неизвестная часть меня самой, – объяснила я, скорее пытаясь найти слова для своих ощущений, чем убедить Эльзу.
– Спасибо, это так мило с твоей стороны, – сказала она, изображая обиду. – Я бы предпочла услышать нечто подобное о себе.
– Глупая ты, – ответила я смеясь, – делаешь вид, что не понимаешь.
– Нет-нет, я все понимаю. Я годами таскаю тебя по вечеринкам, утешаю после неудачных романов, трачу свое хорошее настроение, чтобы как-то расцветить твою печальную жизнь, и тут появляется незнакомка, один взмах ресниц – и она уже “часть тебя”. Ну что ж, если надо быть парализованной и умирающей, чтобы заслужить твою дружбу, я сдаюсь, – съязвила Эльза, широким жестом швырнув в меня ватку, пропитанную кремом для снятия макияжа.
– Ты правда думаешь, что я совершаю глупость?
– Если бы я обладала даром предупреждать глупости, мы обе давно уже были бы замужем и имели кучу детишек.
– Побудь хоть минутку серьезной, Эльза, – взмолилась я.
– Ладно. Нет, на твоем месте я бы воспользовалась подвернувшейся возможностью. Вместо того чтобы возиться с целой кучей больных, ты будешь заниматься одним человеком. Тебе будут хорошо платить. Будешь проводить дни в шикарном дворце. А если этот человек обещает тебе помощь в образовании и трудоустройстве…
– Да, по крайней мере, он так говорит…
– А какой он, этот мсье Лучиани? – спросила она.
– То есть?
– Ну, чисто внешне.
– Ему на вид лет пятьдесят.
– Ну, красавец-мужчина в годах или старая развалина? Типа Ричарда Гира или нашего консьержа?
– А к чему этот вопрос?
– Разведенный, богатый, нежный, тоскующий… Я уже вижу себя в роли утешительницы.
– Какая ты противная, фу!
– Так как?
– Не буду отвечать.
– Ладно, как хочешь. Я и так сейчас все узнаю.
Она выпрыгнула из кровати, схватила ноутбук и набрала в Гугле “Лучиани”.
– Ого, а старик-то вполне ничего! Красавец-итальянец, раскаявшийся мафиозо, типаж равнодушный мачо, я обожаю таких!
– Как ты можешь…
– Только не говори, что тебе это не пришло в голову!
– Мне это не пришло в голову! – возмутилась я.
– Да, кстати сказать, в этом вся разница между нами.
– Но ему пятьдесят лет!
– Ну и что? Мне как раз это и нужно. Зрелый мужчина, уверенный в себе, который прожил целую жизнь и мою молодость будет воспринимать как подарок, как последний шанс, будет ценить меня, как драгоценность, юную и прекрасную. Ну… по крайней мере юную.
Она глубоко вздохнула.
– Ты нас познакомишь?
– Даже и не рассчитывай.
– И она называет себя моей подругой! – вскричала она, притворяясь оскорбленной.
– Да, наша дружба – самое дорогое, что есть у меня.
– Ух, как это славно! – воскликнула она, смягчаясь. – Знаешь, когда я умираю от горя, то каждый раз, когда меня бросают, то есть примерно раз в неделю, лишь одна мысль не дает мне окончательно погрузиться в пучину мрака. Я говорю себе, что я все-таки, наверное, совсем не так плоха, если такая девушка, как ты, выбрала меня в свои подруги и не бросает ни при каких обстоятельствах.
Я протянула ей руку, и она свернулась клубочком возле меня.
– Не сомневайся, мы отличные девчонки, – шепнула я ей.
Она вновь села на кровати:
– А можно, я поставлю музыку?
– Если хочешь, но, пожалуйста, ради всего святого, не твою любимую.
– Ну давай Азнавура! – предложила она, словно не расслышав моих слов.
– Нет, опять тоску наведет, сердце заноет…
Она протянула руку к проигрывателю:
– Ладно, вот эта тебе точно нравится: “Опять она мне снилась…”
– Ой, нет, пожалуйста, только не эту…
Я не успела закончить фразу, как раздались первые ноты фортепьяно.
Поскольку я один раз похвалила этот шлягер семидесятых годов, она решила, что это – моя любимая песня. Мне действительно нравился ее старомодный романтизм, нежные голоса, сливающиеся в один и славящие любовь. Обычно ее прослушивание сопровождалось у нас с Эльзой целым ритуалом. У каждой была своя определенная роль, мы разыгрывали пантомиму, сопровождая слова песни утрированными жестами и страстными гримасами, чтобы нас не одолела тоска, чтобы прогнать нахлынувшую грусть.
Эльза пропела первый куплет, используя швабру в качестве микрофона, принимая вычурные позы. Я не могла сдержать смех, хотя наблюдала это зрелище далеко не в первый раз. С Эльзой мне повезло в жизни. Близкая подруга – любящая, искренняя и веселая. Сестра, что уж там говорить.
Второй куплет я уже исполняла вместе с ней.
Иона
Мало того что теперь у меня была возможность оплачивать текущие расходы, новая работа показалась мне истинным счастьем, до того она была приятна. Мсье Гилель отнесся ко мне с большим уважением. Как же: в его распоряжении появился настоящий писатель, и он счел, что настал его звездный час, что теперь у него появился мощный козырь в соперничестве с соседним большим книжным супермаркетом, который распространил свою гегемонию на все окрестные улицы. Мсье Гилель придумал себе призрачную конкуренцию с этим гигантом и приводил массу примеров того, как сперва оказывался жертвой этого безжалостного механизма, но затем, в результате ему одному заметных событий, неизменно выходил победителем.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента