Страница:
Погонщик кивнул:
– Их. А что?
– Э-э… – На мгновение обычно свободный язык Аргироса будто онемел. – Можно мне купить один лист? Я забыл выписать квитанции нескольким моим съемщикам, а вот увидел вас с этими свертками и вспомнил.
Сколько из этого объяснения понял местный погонщик, неизвестно, но он хорошо знал слово «купить». После быстрого торга они остановились на половине серебряного милиаресия. Погонщик осла открыл один из свертков. Аргирос опять приготовился к бою, думая, что этот человек сам не знает, что везет, и что сейчас обнаружатся подрывные листовки.
Но пергамент, протянутый Аргиросу, был чист.
– Хорошо?
– М-м? О, да, прекрасно, спасибо, – рассеянно ответил агент.
Словно инспектор качества товаров, он прошелся рукой по уголкам кипы – а вдруг только первые несколько листов оставили чистыми, чтобы спрятать остальные? Но ни на одном листе ничего не было написано. Пришлось смириться.
– У вас тут отличный товар. Писать на такой бумаге – настоящее удовольствие.
– Спасибо, господин. – Погонщик убрал монету в карман и снова завязал сверток. – Пойдет не писцу, однако.
– Правда? – спросил магистр не очень заинтересованно. – А кому же?
Погонщик усмехнулся, как будто собираясь рассказать какую-то смешную историю, в которую слушатель не поверит.
– Аврааму, горшечнику, вот кому. Он клей хочет тоже.
– Правда? – Тон голоса Аргироса резко изменился – с какой такой стати ему нужна тысяча листов пергамента и столько клея, что можно приклеить половину Дараса?
– Что я знаю? Сумасшедший он, – пожал плечами погонщик. – Мой хозяин Йесуйаб, он работать над этим заказом в прошлый месяц. И когда он приготовил его, сосед Муса, клеевар, он сказал мне, у него тоже есть для Авраама, так не возьму ли я заодно. Почему нет, говорю. Мой ишак сильный.
– Конечно. Что ж, спасибо еще раз.
Аргирос дал человеку удалиться и пристально смотрел ему вслед, пока погонщик с тремя вьючными лошадьми не потребовал освободить дорогу. Магистр отступил в сторону, почесывая затылок.
У него появилась одна идея. Он вернулся в канцелярию. С помощью расторопного Харуна скоро он добавил на карту Дараса еще две отметки, потом третью, а потом, подумав, и четвертую. Агент всмотрелся в новый рисунок.
– Так-так. Интересно, – произнес он.
Месопотамская ночь опускается с театральной внезапностью. Казалось, только что на небе еще было видно солнце, и вдруг наступает полная темнота. Вчера это обстоятельство стало помехой, а теперь Аргирос решил извлечь из него выгоду. Он вернулся в гостиницу Шахина ближе к вечеру, сетуя на то, что придется возвращаться в канцелярию и, вероятно, сидеть там несколько часов. Он заставил себя сдержаться и не кивнул удрученному соглядатаю, который поднял удивленный взгляд и оживился, когда пришел Аргирос.
Как и следовало ожидать, бедняга опять поплелся за ним, но агент действительно вернулся в контору Маммиана. Писцы и секретари с любопытством смотрели на магистра, а тот просто ждал. Наконец шпион затосковал и поплелся прочь, убежденный, что предмет его слежки пробудет здесь дотемна. Работники канцелярии ушли как раз перед закатом, оставив Василия в одиночестве.
Аргирос крался по задворкам Дараса, точно грабитель, без огня, который мог бы выдать его присутствие. Он спрятался в дверном проеме, услышав тяжелую поступь наряда патруля Леонтия. Вскоре, возможно, придется обращаться за помощью к начальнику гарнизона, но не сейчас.
К счастью для Аргироса, по кузнице оказалось легко найти горшечную лавку Авраама. Как он и предполагал, окна лавки закрыты ставнями, а двери заперты на засовы и замки, как парадная, так и задняя. Ничего удивительного – любой здравомыслящий хозяин поступил бы так же.
Агент осмотрел заднюю дверь: замок стандартный. В одном конце задвижки сверху вниз просверлено отверстие. Такое же отверстие в нижней части рамки засова, в которую входит задвижка. Прежде чем отправиться домой, Авраам опустил металлический цилиндрический штырь в отверстие задвижки, так что она наполовину оказалась в рамке, а другой половиной держала перекладину.
Верхушка цилиндра была ниже верхней поверхности задвижки, так что любой прохожий не мог его отодвинуть. Ключ Авраама, разумеется, был снабжен крючками или зажимами, чтобы вытащить штырь из отверстия.
Однако был и другой способ. Аргирос вынул из кармана на поясе щипцы с длинными концами, похожие на те, какие используют врачи, чтобы хватать сосуды для кровопускания. Его щипцы, однако, были не с плоскими зажимами, а с загнутыми внутрь.
Он просунул их в отверстие. Повертев их внутри, он почувствовал, что зажимы скользнули мимо верхней части штыря. Он зажал ее щипцами, а затем уже не составляло труда вытащить штырь из отверстия.
Магистр оставил дверь приоткрытой, чтобы в лавку проникал хотя бы какой-то свет и можно было найти лампу. Он бил кремнем по железу, пока фитиль не загорелся, а затем затворил за собой дверь. Закрытые ставнями окна не пропускали тусклый свет лампы на главную улицу.
Осторожно Аргирос пробрался в загроможденную, тесную лавку. Поначалу все казалось обыкновенным. Две печи, потушенные до утра, но еще теплые на ощупь. Между ними – гончарное колесо. Были тут и куски очищенной глины и, для их размягчения, – горшки с водой. У Авраама имелись формы для лепки в виде ладони, рыбы, кисти винограда и других предметов и набор инструментов как у скульптора, чтобы вырезать рельефы, популярные в Дарасе. Готовые к продаже горшки заполняли передние полки лавки.
Аргирос застонал от отчаяния и погрузился в раздумья. Если что-то здесь не так, это могло быть связано с пергаментами, которые Йесуйаб отправлял Аврааму. Где же они? Магистр поднял лампу и зарычал сам на себя. Ведь он прошел мимо них – вот они, сложены возле стола слева от задней двери.
А на столе – горшки с клеем. Рядом находились небольшие емкости с чернилами и прямоугольная металлическая пластина, которую кузнец передал Аврааму. Низкая железная рама охватывала ее вокруг. Последним предметом на столе оказалась большая красильная кисть.
Опять отчаяние. Вот пергаменты, вот чернила, но Аргирос не понимал, каким же непостижимым образом отсюда выходили листовки. Нужно было нанять двадцать писцов, чтобы исписать столько листов, сколько есть у Авраама, и в этом случае грамоты должны были сильно отличаться друг от друга.
Над столом – четыре полки, и на каждой – дюжина глиняных горшочков (кроме верхней, где их было тринадцать). Только потому, что они оказались рядом с пергаментами и клеем, Аргирос достал один из них. Он повертел его в руке и чуть не выронил – на обращенной к стене стороне была выгравирована большая буква «дельта»: «А». Агент вынул пробку, приподнял лампу и заглянул внутрь горшка.
Сначала он не увидел ничего похожего на дельту. В горшке были маленькие прямоугольные кусочки глины, каждый длиной с последнюю фалангу среднего пальца Василия, но меньшей толщины. Он взял один из них. Конечно, на конце обнаружилась выпуклая буква. Она еще в черной краске. Магистр взял другой горшочек. В нем тоже оказалась дельта. Как и в третьем, и в следующем.
Неудивительно, что Авраам вовлечен в заговор, подумал Аргирос. Гончар обладал сноровкой в работе с разного рода рельефами; буквы для него не представляли трудности. И Леонтий говорил, что горшечник – несторианин. У него есть причины быть врагом Константинополя, насаждавшего религиозное единство наряду с политическим.
Беззвучно присвистнув, магистр поставил горшочек на место и выбрал другой, стоявший выше на папу полок. На этом значилась строчная буква «бета»: «В». Как и первый, горшок был полон все тех же маленьких брусочков из обожженной глины. Аргирос вынул один, с уверенностью ожидая увидеть бету на конце. Так и вышло, только буква оказалась перевернутой задом наперед: 3.
В голове Аргироса пронеслась неблаговидная мысль по поводу ума того, кто оказался настолько невежественным, что пишет буквы наоборот. Конечно же, это ошибка, и агент вытащил еще несколько брусочков из горшка. Все буквы на них были перевернуты.
Василий нахмурился. Надо очень постараться, чтобы столько раз повторить ошибку. Он высыпал в горшок все брусочки, кроме одного, и принялся вертеть его в руке и так, и эдак, размышляя над загадкой. Он поднес брусок так близко к лицу, что вынужденно скосил глаза. Буква оставалась перевернутой.
Он сжал брусок между большим и указательным пальцами, будто пытаясь выжать ответ. Разумеется, к досаде Аргироса, этот способ воздействия никак не повлиял на обожженную глину. Зато пальцам стало больно. На подушечке большого пальца остался прямоугольный отпечаток основания брусочка. А на указательном…
Он уставился на отчетливый, не перевернутый отпечаток «беты» на коже.
– Конечно! – воскликнул он, вздрогнув от собственного голоса. – Это как кольцо-печатка, на которой изображение должно быть перевернуто, чтобы правильно выглядеть на воске.
Он понял, что дельта ввела его в заблуждение из-за ее симметричности.
Василий обмакнул перевернутую «бету» в чернильницу, прижал ее к поверхности стола и с улыбкой обнаружил правильно ориентированную букву. Он отштамповал ее еще и еще. Каждый отпечаток неизбежно в точности повторял остальные.
– Так вот как это делается, – прошептал Аргирос.
Он выяснил, что горшочки на двух верхних полках содержали строчные буквы (они располагались в алфавитном порядке для удобства поиска), тогда как напротив них на нижних полках были прописные. В лишнем горшочке на одной из полок оказались чуть меньшие по размеру глиняные брусочки без букв. Сначала это озадачило Аргироса, пока он не сообразил, что эти бруски использовались для обозначения интервалов между словами – они были ниже других, и попадавшие на них чернила не выявлялись на пергаменте.
Как ребенок с новой игрушкой, Аргирос решил составить свое имя. По одной он выбрал нужные буквы, выложил их на железную пластину и для устойчивости прижал к краю железной рамы. Они все равно продолжали опрокидываться. Вот, рассудил магистр, для чего, видимо, и нужен клей: размазанный по поверхности пластины, он удерживал печатные формы на местах.
Василий смочил кисть в краске, прошелся ею по буквам, а потом прижал к ним лист пергамента. Результат заставил его расхохотаться. На пергаменте довольно неровно отпечатались бессмысленные слова:
Он стукнул себя пястью по лбу и прошептал:
– Дурак!
Затем быстро переставил глиняные брусочки; конечно, если сами буквы изображены задом наперед, то и их порядок должен быть таким же, чтобы правильно отображаться на листе. Он едва не закричал от дости, когда со второй попытки получил смазанное «Василий Аргирос».
Что бы еще составить? Почти бессознательно он вспомнил первые слова Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Буква за буквой, знаменитое выражение евангелиста обретало форму. Вдруг Аргирос остановился на половине задачи: он начал осознавать важность своего открытия. Персы, затеявшие незначительную подрывную работу в Дарасе, были всего лишь мелкой сошкой, и страхи Георгия Лаканодракона выглядели столь же несущественными.
Конечно, Иоанн говорил о божественном Слове, о самом Христе, но его голос звучал со сверхъестественной силой. Из простых глиняных брусочков можно составить что угодно и сделать столько копий, сколько захочешь. Какую еще силу можно с большим правом назвать богоподобной?
Магистра так поглотила эта идея, что он не обратил внимания на приближавшиеся шаги в переулке позади лавки Авраама. Но сдавленные тревожные возгласы пришельцев, заметивших на двери открытый засов, вывели Аргироса из задумчивости. Он обругал себя за глупость – единственной причиной того, что все эти принадлежности были разложены по полочкам, могло быть намерение персов напечатать очередную партию листовок именно сегодня ночью.
Три прочных железных крючка просунулись внутрь сквозь дверные доски и у косяка. Очевидно, Авраам был из тех, кто завязывал свои сандалии двойными узлами – и Аргирос поступал так же. Только предусмотрительность горшечника спасла магистра. Василий едва успел замкнуть дверь на последний крючок, как кто-то навалился на нее плечом. Дверь затрещала, но выдержала.
Знакомый гортанный смех послышался из переулка.
– Это ты, дорогой Василий? – насмешливо окликнула Мирран. – Куда же тебе теперь деваться?
Отличный вопрос. Передняя дверь гончарной лавки заперта на засов снаружи, как до того была и задняя. Замкнуты и крепкие деревянные ставни, на которых – проклятый Авраам – замки были и изнутри, и снаружи.
Мирран дала Аргиросу время на оценку его положения, а потом промолвила:
– Что же, видимо, пока нам не удастся поднять мятеж в Дарасе. Жаль. Тем не менее поймать одного из ценных императорских магистров (о да, я знаю, кто ты!) – это тоже немалый успех.
– Так это ты стоишь за всем этим! – выпалил Аргирос.
А он считал, что она – всего лишь приятная забава, подосланная для отвлечения его от дела настоящим главой заговорщиков – был ли то Шахин, Авраам или пока незнакомый Йесуйаб.
Должно быть, она читала его мысли.
– Ай, ради бога Ормузда, это я! А ты думал, у меня нет ума и воли, потому что я – женщина? Ты не первый, кто платит за эту ошибку, и не последний. – Она перешла с греческого на персидский: – Я не собираюсь больше тратить время на этого римлянина. Поджигайте дом!
Кто-то резко запротестовал по-арабски.
– Не будь ослом, Авраам, – бросила в ответ Мирран. – Если взломать дверь, шум может привлечь стражу – мы слишком близко к казармам, чтобы рисковать. Царь царей заплатит тебе больше, чем ты заработаешь в этой жалкой лачуге за пятьдесят лет. Давай, Бахрам, подноси факел. Чем больше пламя, тем скорее мы уничтожим все, что нужно, включая Аргироса.
– Верно, Василий? – добавила она сквозь дверь.
Магистр не ответил, но не мог оспорить ее тактику.
«В самом деле, исключительно одаренная молодая персиянка, – с сожалением подумал он, – и в столь неожиданных вещах».
Он не сомневался: если дым и пламя вынудят его вырваться через дверь, там его будут ждать несколько вооруженных людей. Он видел, как в зазоре под дверью заколыхалось жаркое желтое пламя факела Бахрама.
Но Мирран, при всех ее способностях и жестокости, не знала всего. Помимо воровской отмычки, Аргирос принес с собой пару прочно закупоренных глиняных горшков, которые он ей выдал за приспособления для изучения речного осадка. Агент наклонился и поместил их у основания задней двери.
Лампа начала коптить, но в ней еще было достаточно масла для целей магистра. Он поднес пламя к фитилям, торчавшим из пробок. Те сами были пропитаны маслом и мгновенно загорелись.
Как только магистр убедился в этом, он поставил лампу на пол, спрятался за прилавком Авраама и закрыл ладонями уши.
Он успел как раз вовремя. Бомбы с адским порошком взорвались, причем взрыв первой спровоцировал взрыв второй. Грохот заставил подумать о конце света. Осколки глиняной посуды разлетелись по лавке, точно смертельные снаряды пращника. Двойной заряд смеси древесного угля, серы и селитры, открытой франко-саксонцами, сорвал дверь с петель и выбросил ее на Мирран и ее спутников.
Аргирос вскарабкался на ноги с кинжалом в руке. В голове звенело, но, по крайней мере, он знал, отчего случился громовой удар. Для Мирран и ее друзей в переулке это стало полным и ужасным сюрпризом.
Магистр пробрался сквозь облако густого сернистого дыма, зависшего в покосившемся дверном проеме, и едва не споткнулся об парня, который лежал и корчился, схватившись за длинный кусок дерева, вонзившийся в пах. Он не был опасен, да и жить ему осталось недолго.
Несколько мужчин со всех ног неслись прочь по переулку. Наполовину оглушенный, Аргирос смог разобрать их испуганные вопли:
– Дьяволы!
– Демоны!
– Матерь Божья, огради от сатаны!
– На землю явился Ахриман!
Упомянутый Ахриман происходил из Персии: в ее дуалистической религии он считался лютым врагом Ормузда.
Одна из ближних теней вдруг зашевелилась. Аргирос развернулся.
– Фокус, о котором я не знала, – спокойно молвила Мирран. Она полностью владела собой и, казалось, сейчас вполне могла бы рассуждать о погоде. – В конечном счете, на этот раз ты выиграл.
– И тебя тоже! – крикнул он и бросился на нее.
– Прости, но – нет.
Она отворила засов за спиной, шагнула в проем и хлопнула дверью перед самым носом Аргироса. Замок щелкнул в момент, когда Василий с силой ударился в дверь. Он отскочил, ошеломленный ударом. Мирран произнесла:
– Мы еще встретимся, ты и я.
И он услышал звук ее быстрых шагов.
Аргирос выпутался из затруднительного положения и теперь мог подумать о дальнейших действиях. Как сказала Мирран, гончарня Авраама находилась всего в одном квартале от главных казарм Дараса. Аргирос уже расслышал крики тревоги, и за ними – размеренный топот приближавшегося отряда солдат.
– Сюда! – крикнул магистр.
Командир отряда с поднятым в руке факелом подошел с важным видом.
Он в изумлении посмотрел на вывороченную дверь лавки Авраама.
– Что происходит?
– Некогда объяснять, – бросил Аргирос, тем самым осадив унтер-офицера. Тот застыл – весь внимание. – Пусть несколько солдат сломают ту дверь, – приказал магистр.
Он указал на место, где скрылась Мирран, и вкратце описал персиянку, а потом послал остальных солдат в обход к главному входу дома – будь то лавка или что-либо другое.
Солдаты вернулись ни с чем. По настоянию Аргироса Леонтий через час запер ворота Дараса, и за два последующих дня силами гарнизона весь город был перевернут вверх дном. Нашли скрывавшихся Авраама и портного Йесуйаба, но никаких признаков Мирран не обнаружили.
Аргирос был разочарован, однако не удивлен.
– Очень умно, Василий, использовать карту, чтобы выявить шпионское гнездо, – сказал Георгий Лаканодракон.
– Спасибо, господин. – Стул в кабинете заскрипел, когда Аргирос откинулся на спинку. – Только обидно, что это заняло столько времени. Я должен был догадаться, что персы сознательно избегали развешивать пергаменты в некоторых частях города, дабы у Леонтия не было основания искать там. Но все стало на место, когда я выяснил, что дубильня Йесуйаба (и соседняя клееварня), гончарня Авраама и таверна Шахина – все были в самом центре свободных от листовок участков.
– Чудесный образец рассудительности, и не важно, как ты к этому пришел. – Магистр официорий помедлил, прочистил горло и продолжил: – В то же время я не вполне уверен в том, что положение там после твоего отъезда меня устраивает.
– Я не знаю, что еще я мог предпринять, ваша светлость, – вежливо ответил магистр. – Листовки в Дарасе больше не появляются, в городе было спокойно, когда я его покидал, и я открыл средства, с помощью которых персы производили столько копий одного и того же текста. – Тут его голос зазвучал вдохновеннее. – Средства, добавлю я, которые можно использовать для…
– Да-да, – перебил магистр официорий. – Я не намерен отчитывать тебя, мой мальчик, вовсе нет. Как я сказал, ты справился великолепно. И все-таки пока нет конечного решения этой конкретной проблемы. Это может опять проявиться в любом месте на Востоке, в Киркесии[52], Амиде или Мартирополе, тем более что отвечавшая за план коварная девчонка-персиянка улизнула из твоих сетей.
– Здесь вы правы, господин, – признал Аргирос.
Воспоминания о бегстве Мирран еще терзали его. К тому же его задевало, что наслаждение, которое она выказывала в его объятиях, вероятно, было притворным и имело целью убаюкать его. В те моменты оно казалось настоящим, и он думал, что не испытывал подобного ни с одной женщиной после Елены. Он надеялся, что прощальное предупреждение Мирран осуществится так или иначе, но он снова хотел посостязаться с ней.
Агент продолжал:
– В любом случае вторая вспышка вряд ли окажется столь же серьезной, как первая. Теперь, когда мы знаем, как это делается, местные власти сами смогут разыскать подпольных печатников. А если правительство разошлет наборы глиняных образцов, можно легко опровергнуть любую ложь, которую попытаются распространять персы.
– Разослать им архетипы? – Лаканодракон чуть ли не в страхе развел руками. – Ты не считаешь, что это – такой же опасный секрет, как и адский порошок? Он должен оставаться под запретом, а производство документов этим способом надо ограничить рамками столичной канцелярии.
– Я хотел бы убедить вас, что этот новый способ тиснения букв имеет больше областей применения, чем только политика.
Магистр официорий помрачнел, точно грозовая туча.
– Моя забота – о безопасности государства. Тебе потребуется предъявить убедительные доказательства, чтобы изменить мое мнение.
– Догадываюсь, – со вздохом ответил Аргирос. И как будто переменил тему: – Вы по-прежнему назначили чтение на следующей неделе, господин?
Мрачность Лаканодракона улетучилась. Он сочинял эпическую поэму о триумфе Константина II над лангобардами в Италии, используя ямбический триметр, каким Георгий Писидский[53] написал свою поэму о победах Ираклия.
– Да, с третьей книги, – ответил он. – Надеюсь, ты придешь?
– Жду с большим нетерпением. Только я не знаю, многие ли из приглашенных будут знакомы с тем, что уже написано.
– Смею надеяться, таких наберется немало. Многие были на предыдущих чтениях в прошлом году и этой зимой, и, конечно, манускрипт кое-где ходит из рук в руки. Во всяком случае, в предисловии я намерен дать обзор того, что вышло раньше.
– В этом нет нужды.
Аргирос открыл ящик стола и протянул Лаканодракону пачку тонких исписанных папирусов.
– Что это?
– Книги первая и вторая вашей «Италиады», господин, – простодушно ответил Аргирос. – Я даю вам тридцать пять копий, чего, полагаю, будет достаточно, чтобы раздать всем, кто придет. Если нет, текст у меня еще в рамах. Буду рад сделать еще столько, сколько вам понадобится.
Сказав это, Аргирос покривил душой. Задумав преподнести сюрприз магистру официорий, он не пожалел денег на семьсот листов папируса. Тот был недорог в столице, поскольку много бумаги расходовалось правительством. Магистр прекрасно знал Константинополь и потому без труда нашел гончара из Месопотамии который быстро понял, как изготовлять глиняные формы.
Но Аргирос до сих пор косил из-за непривычной работы – набирать двадцать страниц стихов в рамы по буковке задом наперед. Немного помог Анфим, но так и не освоил дело, и Василий потратил почти столько же времени на исправление ошибок секретаря, сколько на собственную часть работы. А потом на середине восемнадцатой страницы закончились формы буквы «омега», и он поспешил к гончару, чтобы получить дополнительное их количество.
И все же результат стоил усилий. На лице магистра официорий сначала изобразилось удивление, а затем – восторг.
– Тридцать пять копий? – изумленно прошептал он. – Ах, кроме Библии и поэм Гомера, я не знаю, какие еще произведения в столице насчитывают тридцать пять копий. Может быть, Фукидид, Платон или святой Иоанн Златоуст – и я. Мне неловко присоединяться к такой компании, в которую ты, Василий, меня выдвинул.
– Это очень хорошая поэма, господин, – благонамеренно заметил Аргирос. – Вот видите? С новым тиснением мы можем сделать много копий всех наших авторов, и уже не будет риска потери рукописей из-за того, что мыши съели последний экземпляр за три дня до намеченной переписки. И речь не только о литературе. Представляете, как изменилась бы к лучшему наша армия, если бы у каждого офицера была своя копия «Стратегикона» Маврикия? И юристы, и церковники будут уверены, что их тексты совпадают, потому что происходят от одного оригинала. Капитаны кораблей получат карты и лоции для плавания от одного порта до другого…
Наконец магистр официорий начал проникаться энтузиазмом молодого человека.
– Защити меня Богородица, ты, скорее всего, прав! Я вижу, что это изобретение может принести великое благо для правительства. Будет проще размножать императорские рескрипты. И – подумать только! Мы сможем сделать безграничное число копий стандартных форм и разослать их по всей империи. И это будет не так уж трудно – изготовить формы, которые мы будем отслеживать и распределять подобающим образом. Теперь я вижу всю картину, а ты?
Аргирос все прекрасно видел. Он подумал о том, получилось бы у него теперь разубедить своего начальника или нет.
VI
– Их. А что?
– Э-э… – На мгновение обычно свободный язык Аргироса будто онемел. – Можно мне купить один лист? Я забыл выписать квитанции нескольким моим съемщикам, а вот увидел вас с этими свертками и вспомнил.
Сколько из этого объяснения понял местный погонщик, неизвестно, но он хорошо знал слово «купить». После быстрого торга они остановились на половине серебряного милиаресия. Погонщик осла открыл один из свертков. Аргирос опять приготовился к бою, думая, что этот человек сам не знает, что везет, и что сейчас обнаружатся подрывные листовки.
Но пергамент, протянутый Аргиросу, был чист.
– Хорошо?
– М-м? О, да, прекрасно, спасибо, – рассеянно ответил агент.
Словно инспектор качества товаров, он прошелся рукой по уголкам кипы – а вдруг только первые несколько листов оставили чистыми, чтобы спрятать остальные? Но ни на одном листе ничего не было написано. Пришлось смириться.
– У вас тут отличный товар. Писать на такой бумаге – настоящее удовольствие.
– Спасибо, господин. – Погонщик убрал монету в карман и снова завязал сверток. – Пойдет не писцу, однако.
– Правда? – спросил магистр не очень заинтересованно. – А кому же?
Погонщик усмехнулся, как будто собираясь рассказать какую-то смешную историю, в которую слушатель не поверит.
– Аврааму, горшечнику, вот кому. Он клей хочет тоже.
– Правда? – Тон голоса Аргироса резко изменился – с какой такой стати ему нужна тысяча листов пергамента и столько клея, что можно приклеить половину Дараса?
– Что я знаю? Сумасшедший он, – пожал плечами погонщик. – Мой хозяин Йесуйаб, он работать над этим заказом в прошлый месяц. И когда он приготовил его, сосед Муса, клеевар, он сказал мне, у него тоже есть для Авраама, так не возьму ли я заодно. Почему нет, говорю. Мой ишак сильный.
– Конечно. Что ж, спасибо еще раз.
Аргирос дал человеку удалиться и пристально смотрел ему вслед, пока погонщик с тремя вьючными лошадьми не потребовал освободить дорогу. Магистр отступил в сторону, почесывая затылок.
У него появилась одна идея. Он вернулся в канцелярию. С помощью расторопного Харуна скоро он добавил на карту Дараса еще две отметки, потом третью, а потом, подумав, и четвертую. Агент всмотрелся в новый рисунок.
– Так-так. Интересно, – произнес он.
Месопотамская ночь опускается с театральной внезапностью. Казалось, только что на небе еще было видно солнце, и вдруг наступает полная темнота. Вчера это обстоятельство стало помехой, а теперь Аргирос решил извлечь из него выгоду. Он вернулся в гостиницу Шахина ближе к вечеру, сетуя на то, что придется возвращаться в канцелярию и, вероятно, сидеть там несколько часов. Он заставил себя сдержаться и не кивнул удрученному соглядатаю, который поднял удивленный взгляд и оживился, когда пришел Аргирос.
Как и следовало ожидать, бедняга опять поплелся за ним, но агент действительно вернулся в контору Маммиана. Писцы и секретари с любопытством смотрели на магистра, а тот просто ждал. Наконец шпион затосковал и поплелся прочь, убежденный, что предмет его слежки пробудет здесь дотемна. Работники канцелярии ушли как раз перед закатом, оставив Василия в одиночестве.
Аргирос крался по задворкам Дараса, точно грабитель, без огня, который мог бы выдать его присутствие. Он спрятался в дверном проеме, услышав тяжелую поступь наряда патруля Леонтия. Вскоре, возможно, придется обращаться за помощью к начальнику гарнизона, но не сейчас.
К счастью для Аргироса, по кузнице оказалось легко найти горшечную лавку Авраама. Как он и предполагал, окна лавки закрыты ставнями, а двери заперты на засовы и замки, как парадная, так и задняя. Ничего удивительного – любой здравомыслящий хозяин поступил бы так же.
Агент осмотрел заднюю дверь: замок стандартный. В одном конце задвижки сверху вниз просверлено отверстие. Такое же отверстие в нижней части рамки засова, в которую входит задвижка. Прежде чем отправиться домой, Авраам опустил металлический цилиндрический штырь в отверстие задвижки, так что она наполовину оказалась в рамке, а другой половиной держала перекладину.
Верхушка цилиндра была ниже верхней поверхности задвижки, так что любой прохожий не мог его отодвинуть. Ключ Авраама, разумеется, был снабжен крючками или зажимами, чтобы вытащить штырь из отверстия.
Однако был и другой способ. Аргирос вынул из кармана на поясе щипцы с длинными концами, похожие на те, какие используют врачи, чтобы хватать сосуды для кровопускания. Его щипцы, однако, были не с плоскими зажимами, а с загнутыми внутрь.
Он просунул их в отверстие. Повертев их внутри, он почувствовал, что зажимы скользнули мимо верхней части штыря. Он зажал ее щипцами, а затем уже не составляло труда вытащить штырь из отверстия.
Магистр оставил дверь приоткрытой, чтобы в лавку проникал хотя бы какой-то свет и можно было найти лампу. Он бил кремнем по железу, пока фитиль не загорелся, а затем затворил за собой дверь. Закрытые ставнями окна не пропускали тусклый свет лампы на главную улицу.
Осторожно Аргирос пробрался в загроможденную, тесную лавку. Поначалу все казалось обыкновенным. Две печи, потушенные до утра, но еще теплые на ощупь. Между ними – гончарное колесо. Были тут и куски очищенной глины и, для их размягчения, – горшки с водой. У Авраама имелись формы для лепки в виде ладони, рыбы, кисти винограда и других предметов и набор инструментов как у скульптора, чтобы вырезать рельефы, популярные в Дарасе. Готовые к продаже горшки заполняли передние полки лавки.
Аргирос застонал от отчаяния и погрузился в раздумья. Если что-то здесь не так, это могло быть связано с пергаментами, которые Йесуйаб отправлял Аврааму. Где же они? Магистр поднял лампу и зарычал сам на себя. Ведь он прошел мимо них – вот они, сложены возле стола слева от задней двери.
А на столе – горшки с клеем. Рядом находились небольшие емкости с чернилами и прямоугольная металлическая пластина, которую кузнец передал Аврааму. Низкая железная рама охватывала ее вокруг. Последним предметом на столе оказалась большая красильная кисть.
Опять отчаяние. Вот пергаменты, вот чернила, но Аргирос не понимал, каким же непостижимым образом отсюда выходили листовки. Нужно было нанять двадцать писцов, чтобы исписать столько листов, сколько есть у Авраама, и в этом случае грамоты должны были сильно отличаться друг от друга.
Над столом – четыре полки, и на каждой – дюжина глиняных горшочков (кроме верхней, где их было тринадцать). Только потому, что они оказались рядом с пергаментами и клеем, Аргирос достал один из них. Он повертел его в руке и чуть не выронил – на обращенной к стене стороне была выгравирована большая буква «дельта»: «А». Агент вынул пробку, приподнял лампу и заглянул внутрь горшка.
Сначала он не увидел ничего похожего на дельту. В горшке были маленькие прямоугольные кусочки глины, каждый длиной с последнюю фалангу среднего пальца Василия, но меньшей толщины. Он взял один из них. Конечно, на конце обнаружилась выпуклая буква. Она еще в черной краске. Магистр взял другой горшочек. В нем тоже оказалась дельта. Как и в третьем, и в следующем.
Неудивительно, что Авраам вовлечен в заговор, подумал Аргирос. Гончар обладал сноровкой в работе с разного рода рельефами; буквы для него не представляли трудности. И Леонтий говорил, что горшечник – несторианин. У него есть причины быть врагом Константинополя, насаждавшего религиозное единство наряду с политическим.
Беззвучно присвистнув, магистр поставил горшочек на место и выбрал другой, стоявший выше на папу полок. На этом значилась строчная буква «бета»: «В». Как и первый, горшок был полон все тех же маленьких брусочков из обожженной глины. Аргирос вынул один, с уверенностью ожидая увидеть бету на конце. Так и вышло, только буква оказалась перевернутой задом наперед: 3.
В голове Аргироса пронеслась неблаговидная мысль по поводу ума того, кто оказался настолько невежественным, что пишет буквы наоборот. Конечно же, это ошибка, и агент вытащил еще несколько брусочков из горшка. Все буквы на них были перевернуты.
Василий нахмурился. Надо очень постараться, чтобы столько раз повторить ошибку. Он высыпал в горшок все брусочки, кроме одного, и принялся вертеть его в руке и так, и эдак, размышляя над загадкой. Он поднес брусок так близко к лицу, что вынужденно скосил глаза. Буква оставалась перевернутой.
Он сжал брусок между большим и указательным пальцами, будто пытаясь выжать ответ. Разумеется, к досаде Аргироса, этот способ воздействия никак не повлиял на обожженную глину. Зато пальцам стало больно. На подушечке большого пальца остался прямоугольный отпечаток основания брусочка. А на указательном…
Он уставился на отчетливый, не перевернутый отпечаток «беты» на коже.
– Конечно! – воскликнул он, вздрогнув от собственного голоса. – Это как кольцо-печатка, на которой изображение должно быть перевернуто, чтобы правильно выглядеть на воске.
Он понял, что дельта ввела его в заблуждение из-за ее симметричности.
Василий обмакнул перевернутую «бету» в чернильницу, прижал ее к поверхности стола и с улыбкой обнаружил правильно ориентированную букву. Он отштамповал ее еще и еще. Каждый отпечаток неизбежно в точности повторял остальные.
– Так вот как это делается, – прошептал Аргирос.
Он выяснил, что горшочки на двух верхних полках содержали строчные буквы (они располагались в алфавитном порядке для удобства поиска), тогда как напротив них на нижних полках были прописные. В лишнем горшочке на одной из полок оказались чуть меньшие по размеру глиняные брусочки без букв. Сначала это озадачило Аргироса, пока он не сообразил, что эти бруски использовались для обозначения интервалов между словами – они были ниже других, и попадавшие на них чернила не выявлялись на пергаменте.
Как ребенок с новой игрушкой, Аргирос решил составить свое имя. По одной он выбрал нужные буквы, выложил их на железную пластину и для устойчивости прижал к краю железной рамы. Они все равно продолжали опрокидываться. Вот, рассудил магистр, для чего, видимо, и нужен клей: размазанный по поверхности пластины, он удерживал печатные формы на местах.
Василий смочил кисть в краске, прошелся ею по буквам, а потом прижал к ним лист пергамента. Результат заставил его расхохотаться. На пергаменте довольно неровно отпечатались бессмысленные слова:
Он стукнул себя пястью по лбу и прошептал:
– Дурак!
Затем быстро переставил глиняные брусочки; конечно, если сами буквы изображены задом наперед, то и их порядок должен быть таким же, чтобы правильно отображаться на листе. Он едва не закричал от дости, когда со второй попытки получил смазанное «Василий Аргирос».
Что бы еще составить? Почти бессознательно он вспомнил первые слова Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Буква за буквой, знаменитое выражение евангелиста обретало форму. Вдруг Аргирос остановился на половине задачи: он начал осознавать важность своего открытия. Персы, затеявшие незначительную подрывную работу в Дарасе, были всего лишь мелкой сошкой, и страхи Георгия Лаканодракона выглядели столь же несущественными.
Конечно, Иоанн говорил о божественном Слове, о самом Христе, но его голос звучал со сверхъестественной силой. Из простых глиняных брусочков можно составить что угодно и сделать столько копий, сколько захочешь. Какую еще силу можно с большим правом назвать богоподобной?
Магистра так поглотила эта идея, что он не обратил внимания на приближавшиеся шаги в переулке позади лавки Авраама. Но сдавленные тревожные возгласы пришельцев, заметивших на двери открытый засов, вывели Аргироса из задумчивости. Он обругал себя за глупость – единственной причиной того, что все эти принадлежности были разложены по полочкам, могло быть намерение персов напечатать очередную партию листовок именно сегодня ночью.
Три прочных железных крючка просунулись внутрь сквозь дверные доски и у косяка. Очевидно, Авраам был из тех, кто завязывал свои сандалии двойными узлами – и Аргирос поступал так же. Только предусмотрительность горшечника спасла магистра. Василий едва успел замкнуть дверь на последний крючок, как кто-то навалился на нее плечом. Дверь затрещала, но выдержала.
Знакомый гортанный смех послышался из переулка.
– Это ты, дорогой Василий? – насмешливо окликнула Мирран. – Куда же тебе теперь деваться?
Отличный вопрос. Передняя дверь гончарной лавки заперта на засов снаружи, как до того была и задняя. Замкнуты и крепкие деревянные ставни, на которых – проклятый Авраам – замки были и изнутри, и снаружи.
Мирран дала Аргиросу время на оценку его положения, а потом промолвила:
– Что же, видимо, пока нам не удастся поднять мятеж в Дарасе. Жаль. Тем не менее поймать одного из ценных императорских магистров (о да, я знаю, кто ты!) – это тоже немалый успех.
– Так это ты стоишь за всем этим! – выпалил Аргирос.
А он считал, что она – всего лишь приятная забава, подосланная для отвлечения его от дела настоящим главой заговорщиков – был ли то Шахин, Авраам или пока незнакомый Йесуйаб.
Должно быть, она читала его мысли.
– Ай, ради бога Ормузда, это я! А ты думал, у меня нет ума и воли, потому что я – женщина? Ты не первый, кто платит за эту ошибку, и не последний. – Она перешла с греческого на персидский: – Я не собираюсь больше тратить время на этого римлянина. Поджигайте дом!
Кто-то резко запротестовал по-арабски.
– Не будь ослом, Авраам, – бросила в ответ Мирран. – Если взломать дверь, шум может привлечь стражу – мы слишком близко к казармам, чтобы рисковать. Царь царей заплатит тебе больше, чем ты заработаешь в этой жалкой лачуге за пятьдесят лет. Давай, Бахрам, подноси факел. Чем больше пламя, тем скорее мы уничтожим все, что нужно, включая Аргироса.
– Верно, Василий? – добавила она сквозь дверь.
Магистр не ответил, но не мог оспорить ее тактику.
«В самом деле, исключительно одаренная молодая персиянка, – с сожалением подумал он, – и в столь неожиданных вещах».
Он не сомневался: если дым и пламя вынудят его вырваться через дверь, там его будут ждать несколько вооруженных людей. Он видел, как в зазоре под дверью заколыхалось жаркое желтое пламя факела Бахрама.
Но Мирран, при всех ее способностях и жестокости, не знала всего. Помимо воровской отмычки, Аргирос принес с собой пару прочно закупоренных глиняных горшков, которые он ей выдал за приспособления для изучения речного осадка. Агент наклонился и поместил их у основания задней двери.
Лампа начала коптить, но в ней еще было достаточно масла для целей магистра. Он поднес пламя к фитилям, торчавшим из пробок. Те сами были пропитаны маслом и мгновенно загорелись.
Как только магистр убедился в этом, он поставил лампу на пол, спрятался за прилавком Авраама и закрыл ладонями уши.
Он успел как раз вовремя. Бомбы с адским порошком взорвались, причем взрыв первой спровоцировал взрыв второй. Грохот заставил подумать о конце света. Осколки глиняной посуды разлетелись по лавке, точно смертельные снаряды пращника. Двойной заряд смеси древесного угля, серы и селитры, открытой франко-саксонцами, сорвал дверь с петель и выбросил ее на Мирран и ее спутников.
Аргирос вскарабкался на ноги с кинжалом в руке. В голове звенело, но, по крайней мере, он знал, отчего случился громовой удар. Для Мирран и ее друзей в переулке это стало полным и ужасным сюрпризом.
Магистр пробрался сквозь облако густого сернистого дыма, зависшего в покосившемся дверном проеме, и едва не споткнулся об парня, который лежал и корчился, схватившись за длинный кусок дерева, вонзившийся в пах. Он не был опасен, да и жить ему осталось недолго.
Несколько мужчин со всех ног неслись прочь по переулку. Наполовину оглушенный, Аргирос смог разобрать их испуганные вопли:
– Дьяволы!
– Демоны!
– Матерь Божья, огради от сатаны!
– На землю явился Ахриман!
Упомянутый Ахриман происходил из Персии: в ее дуалистической религии он считался лютым врагом Ормузда.
Одна из ближних теней вдруг зашевелилась. Аргирос развернулся.
– Фокус, о котором я не знала, – спокойно молвила Мирран. Она полностью владела собой и, казалось, сейчас вполне могла бы рассуждать о погоде. – В конечном счете, на этот раз ты выиграл.
– И тебя тоже! – крикнул он и бросился на нее.
– Прости, но – нет.
Она отворила засов за спиной, шагнула в проем и хлопнула дверью перед самым носом Аргироса. Замок щелкнул в момент, когда Василий с силой ударился в дверь. Он отскочил, ошеломленный ударом. Мирран произнесла:
– Мы еще встретимся, ты и я.
И он услышал звук ее быстрых шагов.
Аргирос выпутался из затруднительного положения и теперь мог подумать о дальнейших действиях. Как сказала Мирран, гончарня Авраама находилась всего в одном квартале от главных казарм Дараса. Аргирос уже расслышал крики тревоги, и за ними – размеренный топот приближавшегося отряда солдат.
– Сюда! – крикнул магистр.
Командир отряда с поднятым в руке факелом подошел с важным видом.
Он в изумлении посмотрел на вывороченную дверь лавки Авраама.
– Что происходит?
– Некогда объяснять, – бросил Аргирос, тем самым осадив унтер-офицера. Тот застыл – весь внимание. – Пусть несколько солдат сломают ту дверь, – приказал магистр.
Он указал на место, где скрылась Мирран, и вкратце описал персиянку, а потом послал остальных солдат в обход к главному входу дома – будь то лавка или что-либо другое.
Солдаты вернулись ни с чем. По настоянию Аргироса Леонтий через час запер ворота Дараса, и за два последующих дня силами гарнизона весь город был перевернут вверх дном. Нашли скрывавшихся Авраама и портного Йесуйаба, но никаких признаков Мирран не обнаружили.
Аргирос был разочарован, однако не удивлен.
– Очень умно, Василий, использовать карту, чтобы выявить шпионское гнездо, – сказал Георгий Лаканодракон.
– Спасибо, господин. – Стул в кабинете заскрипел, когда Аргирос откинулся на спинку. – Только обидно, что это заняло столько времени. Я должен был догадаться, что персы сознательно избегали развешивать пергаменты в некоторых частях города, дабы у Леонтия не было основания искать там. Но все стало на место, когда я выяснил, что дубильня Йесуйаба (и соседняя клееварня), гончарня Авраама и таверна Шахина – все были в самом центре свободных от листовок участков.
– Чудесный образец рассудительности, и не важно, как ты к этому пришел. – Магистр официорий помедлил, прочистил горло и продолжил: – В то же время я не вполне уверен в том, что положение там после твоего отъезда меня устраивает.
– Я не знаю, что еще я мог предпринять, ваша светлость, – вежливо ответил магистр. – Листовки в Дарасе больше не появляются, в городе было спокойно, когда я его покидал, и я открыл средства, с помощью которых персы производили столько копий одного и того же текста. – Тут его голос зазвучал вдохновеннее. – Средства, добавлю я, которые можно использовать для…
– Да-да, – перебил магистр официорий. – Я не намерен отчитывать тебя, мой мальчик, вовсе нет. Как я сказал, ты справился великолепно. И все-таки пока нет конечного решения этой конкретной проблемы. Это может опять проявиться в любом месте на Востоке, в Киркесии[52], Амиде или Мартирополе, тем более что отвечавшая за план коварная девчонка-персиянка улизнула из твоих сетей.
– Здесь вы правы, господин, – признал Аргирос.
Воспоминания о бегстве Мирран еще терзали его. К тому же его задевало, что наслаждение, которое она выказывала в его объятиях, вероятно, было притворным и имело целью убаюкать его. В те моменты оно казалось настоящим, и он думал, что не испытывал подобного ни с одной женщиной после Елены. Он надеялся, что прощальное предупреждение Мирран осуществится так или иначе, но он снова хотел посостязаться с ней.
Агент продолжал:
– В любом случае вторая вспышка вряд ли окажется столь же серьезной, как первая. Теперь, когда мы знаем, как это делается, местные власти сами смогут разыскать подпольных печатников. А если правительство разошлет наборы глиняных образцов, можно легко опровергнуть любую ложь, которую попытаются распространять персы.
– Разослать им архетипы? – Лаканодракон чуть ли не в страхе развел руками. – Ты не считаешь, что это – такой же опасный секрет, как и адский порошок? Он должен оставаться под запретом, а производство документов этим способом надо ограничить рамками столичной канцелярии.
– Я хотел бы убедить вас, что этот новый способ тиснения букв имеет больше областей применения, чем только политика.
Магистр официорий помрачнел, точно грозовая туча.
– Моя забота – о безопасности государства. Тебе потребуется предъявить убедительные доказательства, чтобы изменить мое мнение.
– Догадываюсь, – со вздохом ответил Аргирос. И как будто переменил тему: – Вы по-прежнему назначили чтение на следующей неделе, господин?
Мрачность Лаканодракона улетучилась. Он сочинял эпическую поэму о триумфе Константина II над лангобардами в Италии, используя ямбический триметр, каким Георгий Писидский[53] написал свою поэму о победах Ираклия.
– Да, с третьей книги, – ответил он. – Надеюсь, ты придешь?
– Жду с большим нетерпением. Только я не знаю, многие ли из приглашенных будут знакомы с тем, что уже написано.
– Смею надеяться, таких наберется немало. Многие были на предыдущих чтениях в прошлом году и этой зимой, и, конечно, манускрипт кое-где ходит из рук в руки. Во всяком случае, в предисловии я намерен дать обзор того, что вышло раньше.
– В этом нет нужды.
Аргирос открыл ящик стола и протянул Лаканодракону пачку тонких исписанных папирусов.
– Что это?
– Книги первая и вторая вашей «Италиады», господин, – простодушно ответил Аргирос. – Я даю вам тридцать пять копий, чего, полагаю, будет достаточно, чтобы раздать всем, кто придет. Если нет, текст у меня еще в рамах. Буду рад сделать еще столько, сколько вам понадобится.
Сказав это, Аргирос покривил душой. Задумав преподнести сюрприз магистру официорий, он не пожалел денег на семьсот листов папируса. Тот был недорог в столице, поскольку много бумаги расходовалось правительством. Магистр прекрасно знал Константинополь и потому без труда нашел гончара из Месопотамии который быстро понял, как изготовлять глиняные формы.
Но Аргирос до сих пор косил из-за непривычной работы – набирать двадцать страниц стихов в рамы по буковке задом наперед. Немного помог Анфим, но так и не освоил дело, и Василий потратил почти столько же времени на исправление ошибок секретаря, сколько на собственную часть работы. А потом на середине восемнадцатой страницы закончились формы буквы «омега», и он поспешил к гончару, чтобы получить дополнительное их количество.
И все же результат стоил усилий. На лице магистра официорий сначала изобразилось удивление, а затем – восторг.
– Тридцать пять копий? – изумленно прошептал он. – Ах, кроме Библии и поэм Гомера, я не знаю, какие еще произведения в столице насчитывают тридцать пять копий. Может быть, Фукидид, Платон или святой Иоанн Златоуст – и я. Мне неловко присоединяться к такой компании, в которую ты, Василий, меня выдвинул.
– Это очень хорошая поэма, господин, – благонамеренно заметил Аргирос. – Вот видите? С новым тиснением мы можем сделать много копий всех наших авторов, и уже не будет риска потери рукописей из-за того, что мыши съели последний экземпляр за три дня до намеченной переписки. И речь не только о литературе. Представляете, как изменилась бы к лучшему наша армия, если бы у каждого офицера была своя копия «Стратегикона» Маврикия? И юристы, и церковники будут уверены, что их тексты совпадают, потому что происходят от одного оригинала. Капитаны кораблей получат карты и лоции для плавания от одного порта до другого…
Наконец магистр официорий начал проникаться энтузиазмом молодого человека.
– Защити меня Богородица, ты, скорее всего, прав! Я вижу, что это изобретение может принести великое благо для правительства. Будет проще размножать императорские рескрипты. И – подумать только! Мы сможем сделать безграничное число копий стандартных форм и разослать их по всей империи. И это будет не так уж трудно – изготовить формы, которые мы будем отслеживать и распределять подобающим образом. Теперь я вижу всю картину, а ты?
Аргирос все прекрасно видел. Он подумал о том, получилось бы у него теперь разубедить своего начальника или нет.
VI
Etos kosmou 6826
Если бы Василий Аргирос не решил помолиться в церкви Святого Муамета, он не попал бы в гущу мятежа.
Церковь находилась в бедной части Константинополя, недалеко от гавани Феодосия на Мраморном море. Она вмещала всего двадцать человек. Как магистр, Аргирос мог выбрать более роскошное святое место. Он довольно часто молился в Святой Софии.
Церковь находилась в бедной части Константинополя, недалеко от гавани Феодосия на Мраморном море. Она вмещала всего двадцать человек. Как магистр, Аргирос мог выбрать более роскошное святое место. Он довольно часто молился в Святой Софии.