Страница:
- Лучше отдай меня, 120-й. Они до тебя все равно доберутся. Да, телепатия, конечно, вещь хорошая, но все-таки неприятно, когда новость берут у тебя прямо из головы.
- А я не из пугливых. Хочешь взглянуть на них?
Лоулл некоторое время молчал и, видимо, напряженно думал. После все-таки решился: пока я опять нашел нужный канал, события, судя по всему, развивались. Наши с комморянином сородичи дискутировали, обвиваясь логическими кольцами как два удава, пытающихся задушить друг друга, а земляне ошарашенно созерцали этот процесс. Мой однопланетник то зеленел, то желтел, а господин Ут впадал то в трагический, то в патетический тон попеременно:
- Вы не имеете права держать у себя нашего человека, поскольку он есть неотделимая часть нашей цивилизации.
- Но вы сами отделили эту часть, послав ее на Землю, так что она вполне автономна.
- Вы не можете об этом судить. Мне должна быть предоставлена возможность видеть Лоулла.
- Это как захочет 120-й.
- Причем здесь 120-й! Мы говорим от имени цивилизаций, а вы мне суете эту пешку, вашего 120-го.
У нас в своем роде каждый сам себе цивилизация. Личное есть личное. Лоулл его вещь, и он как хочет так и поступает.
- У вас что, рабство?
- Что вы, у нас законы, по которым, в частности, мы не можем вмешиваться в имущественные дела наших людей...
Похоже, они крепко зациклились. Меня это, честно говоря, скорее смешило, чем страшило, но вот Лоулл все больше и больше скучнел. Неожиданно схватил меня за руку и прошептал:
- Что бы ни говорил тебе этот человек, - он взглянул на господина Ута, - не верь ему. Это страшный тип!
Тут только я заметил, что он весь трясется, и сразу прервал трансляцию.
- Кто это?
Коморрянин посмотрел на меня с непонятным, тяжелым выражением:
- Это советник Главного Аксиоматика, убийца моего учителя. Наконец я понял, что не ужас, но ненависть переполняли его. Древнее, архаическое чувство, крунсянам почти не свойственное. Неприятный сюрприз, настораживающий. Что еще кроется за этим обычно невыразительным лицом? Что ускользнуло за крупное решето голограммы его памяти? Ведь приборы фиксируют только то, что запечатлевали рецепторы, собственно содержание личности ускользает от них.
* * *
Не очень радостно ощущать себя младенцем, еще меньше - бильярдным шаром, который гоняют по сукну. Участвовать в событиях, не имея возможности изменить их или направить - занятие не вдохновляющее. Земляне почувствовали эту тривиальную истину сполна на собственном опыте. Эта игра, в которую ни одна из сторон не считала нужным посвятить их до конца, начинала уже порядком надоедать. Больше всего Аркету хотелось плюнуть как на тех, так и на других и предоставить им разбираться между собой без землян. Еще одно обстоятельство действовало на них угнетающе: люди, вышедшие к звездам, овладевшие тайной рождения вещества и энергии, очистившие Землю от многовековой грязи, здесь, на Крунсе, ощутили себя отсталыми провинциалами из глухомани, попавшими в столичный город. Хозяева посадили "Викинг" на плато над городом и предоставили им жилье в долине, но в остальном их практически не замечали. Любые проблемы решались крунсянами моментально, но они нисколько не воодушевлялись самим фактом явления гостей с другой планеты. Неудивительно, впрочем, поскольку инопланетян прибывало на Крунс и отлетало с него видимо-невидимо каждую минуту. Даже Фил, обычно падкий на все новое, вскоре пресытился впечатлениями. И он вполне разделял общее для всего экипажа настроение растерянности и уныния. Рассевшись на террасе, отделенной от окружающего мира незримой стеной, они рассеянно разглядывали переменчивый крунсянский пейзаж. Собственно, городом окружающее назвать было трудно, поскольку их обитель была практически единственным строением, постоянно находящимся на одном месте. Все остальные здания вели себя как стая птиц, сиюминутно переносясь с места на место. Окрестности кишели зверьем. Посреди построек могли спокойно расти кусты, и аборигенов, похоже, это нисколько не беспокоило. Из-за множества светящихся пятен долина днем и ночью напоминала ковер с подвижным рисунком.
Сол, медлительный любитель порядка, проворчал, когда на его глазах часть горизонта оторвалась, образовав огромный кратер, и унеслась в люминесцирующее, как северное сияние, небо:
- Как только они управляются с этим безобразным разнообразием.
А второй пилот, резкий и нетерпеливый парень, заявил:
- Слушайте, ну кто мне скажет, чего мы ждем? Аркет, мрачно созерцавший маневры аппарата причудливой конструкции неподалеку от них, пояснил:
- Когда этот их 120-й изволит нас принять.
- А кто он такой?
- Насколько я понял, местный Джеймс Бонд... Консорт, наконец, ответил на обращенную к нему реплику Сола:
- Видимо законы и у них тоже жесткие... в своем роде... Но исходят они не из монополии власти, а из других, более естественных принципов...
- Слушай, а ты хотел бы тут жить?
Телепат открыл рот, но ничего не сказал, поскольку заметил приближение к ним господина Ута в паре с крунсянским представителем. С тех пор, как он внезапно присоединился к людям прямо в Зале контактов с заявлением, что теперь не оставит их без своей помощи, коморрянин успел всем изрядно надоесть. Поучения и наставления, коими он щедро их пичкал, могли составить краткий курс "О том, как неразумному человечеству приблизиться к идеалу разума".
- 120-й нас ждет, - провозгласил господин Ут.
* * *
Хозяин, на первый взгляд, производил довольно приятное впечатление. Вообще-то крунсяне - крупная раса, но 120-й никоим образом не выглядел громоздким. Он оставлял впечатление доброжелательного, уверенного и энергичного гуманоида, и люди как-то сразу успокоились, расположившись среди гостиной, украшенной, как здесь принято, зеленью. После небольшой паузы Аркет приступил к Делу:
- Не пожелает ли господин 120-й вернуть нам Лоулла за любое вознаграждение, какое только нам по силам?
120-й взглянул на него и, как Белу показалось, фыркнул.
Консорт, схоронившись за ветвями, пытатся, но безуспешно, прочитать мысли крунсянина.
- Я не торгую людьми, господин Аркет. Я бы отпустил Лоулла, будь у меня гарантия, что его не убьют тут же его сородичи, - по их круглым глазам я понял, что коморряне не слишком-то откровенны с союзниками.
А длинноносый господин Ут прямо-таки засверкал очами.
- То есть? - переспросил кто-то из людей.
- Есть у них милый обычай приканчивать послов, если те в плен попадают.
- Ложь, - взвился Лоуллов сопланетник. Зачем же гак глупо попадаться на вранье. Я-то могу все доказать, даже показать:
- Посмотрите сами, - и указал им на экран, прокрутив сцены из памяти моего "покойника", как-то раз он был на такой церемонии.
Мерзкое убийство, по правде сказать. Землянам оно тоже, видно по всему, не понравилось. Но не успели они высказаться, как господин Ут бросился на меня. Некоторое время я с удовольствием наблюдал, как он пытается поколотить мое голографическое изображение, я ведь не кретин, чтобы самому подставляться, после чего пояснил:
- Агрессивность есть свойство иерархических цивилизаций, - и отрадно же мне было видеть, как резко насупились земляне, а их главный спросил:
- Вы ведь не можете дать гарантии господину 120-му? Коморрянин только прошипел:
- Могу дать гарантии, что этого дела мы так не оставим. Идемте, заключил он повелительно, как будто люди были его вассалами.
Произошла заминка, и тут я решил их доконать:
- Вы ведь Лоулла хотели видеть? Так он согласен, можете с ним поговорить.
Не стал я им, правда, сообщать, как мне долго пришлось Лоулла уговаривать, с какой неохотой он согласился на эту встречу. Сейчас он стоял позади меня и сразу же выскользнул к гостям. Едва-едва я успел поставить прозрачную стену - на всякий случай. Секунду-другую оба коморрянина смотрели друг на друга. От них исходило немое напряжение, ощущаемое даже мной. И...и не Лоулл, а тот, другой, отвел глаза. Землянин, по имени Фил Консорт, спросил:
- Как вы себя чувствуете? - Лоулл обернулся к нему, не отрывая в то же время взгляд от господина Ута:
- Прекрасно, лучше, чем раньше.
Эта фраза имела еще один, дополнительный, смысл для его соплеменника. Тот разозлился еще больше, хотя это уже казалось невозможным.
- Вы хотите вернуться домой?
Я не уловил, кто это поинтересовался.
- Нет, - резко ответил Лоулл.
Но это была неправда. Несмотря на все мои старания, он оставался коморрянином до мозга костей, и его до стона тянуло туда, где его ждала быстрая, верная и мучительная смерть. Я понял, что он ведет какую-то свою игру, добиваясь одному ему известной цели.
- Его обработали, - заявил господин Ут.
- Это у нас на Коморре людей обрабатывают, - отрезал Лоулл, - а не здесь.
- Предатель! - завопил представитель Коморры. - Изменник, ты еще...
Мой "покойник", видать, дошел до предела, поскольку закричал:
- А ты... ты убийца. Это ты продал Онка, чтобы стать советником!
Судя по всему, он давно мечтал все это высказать и за эту возможность был готов расстаться с жизнью. На землян жалко было смотреть. Они сидели, разевая рты, как бестолковые статисты и только что успевали следить за событиями. Если бы ненависть была веществом, им бы уже негде было бы повернуться. Лоулл кричат:
- Что, не достать, зубы коротки, да подавись ты своей Коморрой...
Ого, это уже истерика, пора вмешиваться. Я нажал кнопку, и стена между Лоуллом и гостями, загустев, стала непроницаемой. Но страсти за нею продолжали бушевать. Наш представитель, наконец, счел нужным высказаться:
- Вот видите, господин Ут, присутствие Лоулла у нас акт добровольный, так что межпланетные правила соблюдены.
- Я требую экспертизы сознания.
- Во-первых, это возможно, только если он сам согласится. Во-вторых, единых критериев не существует, а стандартные тесты, он, я думаю, пройдет без труда...
- Как вы можете претендовать на контакты с нами, если у вас нет никаких законов и вы не можете укротить собственных людей...
- Что вы, в таких законах мы просто не нуждаемся, наши собратья достаточно сообразительны...
Дальше слушать их мне становилось неинтересно. Я вернулся к Лоуллу, и, надо сказать, вид у него был самый что ни на есть измученный и несчастный. Мне надо было кое-что уточнить:
- Послушай, что они в тебя так вцепились. Ведь ты для них - все равно что мертвец? Он тяжко вздохнул:
- Тебе это очень трудно понять. Это противоречит одной из аксиом Великого Аксиоматика: коморрянин может и должен существовать только среди коморрян на своей планете.
- Но это же. - я чуть не сказал - "глупость", но осекся. Чужие заблуждения надо уважать. Еще один момент был для меня не совсем ясен:
- А что у тебя с господином Утом, все-таки?
- Это очень просто. Ты, наверное, не слишком подробно просмотрел мою память. - Мне стало неловко, но Лоулл, похоже, нисколько не обиделся, просто констатировал это, как факт. - Так вот, когда нас обучают, так сказать, жизненным правилам, считается, что в этот особо опасный период некоторые особи могут уклоняться от догм. Учитель при решении тех или иных задач должен наблюдать за учениками и... исправлять отклонения. Наш учитель был превосходным учителем, но он не исправлял отклонения. А все особо приближенные имеют в мозге "пятно", усиливающее их телепатические способности. Они находят вышедших за стандарт и, в зависимости от степени отклонения, решают их участь. Моего учителя поставили на работу, где люди сходят с ума. А нас отдали господину Уту, который и донес на нашего учителя. Как он нас мучил, скотина... А мы ничего не могли сделать, у него же "пятно", и мы для него как марионетки. Вот я и проверил, могу ли теперь устоять перед его нажимом. Могу, но пока мне это дорого дается... Но это не важно... Вот что теперь делать?
- Вряд ли они пойдут на конфликт, не сумасшедшие же. Пошумят и оставят тебя в покое.
- Ты их плохо себе представляешь. Даже сам Великий Аксиоматик такой же раб аксиом, как и его последний слуга. У них же нет ничего важнее. Пусть гибнет Вселенная, но Коморра вечна и неизменна. Кроме того, отсутствие развития понуждает их все время искать источник поживы. Они не могут справиться с хаосом, который сами же порождают, иначе чем пожирая чужие миры. А теперь они должны доказать свое могущество землянам, дабы те вступили с ними в союз и послужили, в свою очередь, Великим Аксиомам. Вот видишь, как я им нужен.
Слова Лоулла меня поразили, но не страхом перед коморрянами, а тем, как спокойно он говорил о своей прежней миссии. Немыслимо, как вообще разумное существо может согласиться участвовать в подобной затее. Наверное, он легко прочел эти мои мысли, поскольку сделался еще более унылым:
- Тебе этого не понять, 120-й. Я все равно обречен, что бы ты ни сделал.
Я глубоко задумался. Действительно, положение казалось если и не безнадежным, то достаточно трудным.
* * *
Не то чтобы Фил Консорт вовсе не доверял своему седьмому чувству, просто он не всегда его хорошо понимал. Особенно если видимое и логически выводимое противоречило его внутреннему чутью. Причина же была в том, что если зрительно или же по логической цепочке всегда можно было добраться до исходных данных, то его внутреннее око, или из-за собственного несовершенства, или в силу его природы, давало ему достоверную, но не конкретную информацию. Примерно как гадалка: "будет тебе дальняя дорога при пиковом интересе, бойся усатых мужчин и рыжих собак". Если внешняя сторона событий вызывала у него только некоторую озабоченность, то внутренняя подоплека, которую он даже не смог бы сформулировать, вызывала у него постоянное напряжение. Он чувствовал себя как бы балансирующим на доске, уложенной поверх острой вершины скалы. Причем каждый его шаг непредсказуемо смещал равновесие в какую-то сторону. Апогея это состояние достигло, когда они вернулись от 120-го. Сначала, сморенный усталостью, Фил заснул как убитый. Но среди ночи неожиданно проснулся с совершенно ясной головой, дрожа от возбуждения. Его захватила непреодолимая потребность видеть Лоулла. Наедине. Без ревнивого ока официальной Коморры. И он был уверен, что тот пойдет на контакт.
С лихорадочной быстротой Фил выскочил наружу, уселся в катер и почти услышал, что за ним захлопнулась невидимая дверь. Теперь главная трудность состояла в том, как найти дорогу к дому 120-го. Но он не почувствовал незримого наблюдения господина Ута, для которого его намереньи было так же ясно, как если бы Фил прокричал ему об этом прямо в ухо. Естественно, что допустить эту встречу коморрянин не мог.
Консорт, не защищенный в своем катере от телепатической атаки, ощутил мгновенное помрачение сознания. Управлять сложной психикой землян господину Угу было не под силу, но подавить активность мозга он был в состоянии. Катер, потеряв управление, врезался в угол ближайшего здания...
Аркета разбудил настырный писк сигнала связи. От первых же слов крунсян он облился холодным потом. Нет, этого просто не могло быть. Вокруг уже толпились сонные и взбудораженные коллеги. Быстроте, с какой Бел добрался до точки происшествия, позавидовал бы призер межпланетных гонок.
Над городом полыхал красочный крунсянский рассвет. Жаркий ветер волнами прокатывался по улице, струями обвиваясь вокруг неподвижного тела Фила Консорта, свесившегося из разбитой машины. Аркет, впервые растерявшийся, не сразу заметил, что телепат постепенно теряет плотность. Он как бы растворялся в воздухе. Бел кинулся вперед, но его руки прошли сквозь пустоту. Позади раздался голос:
- Откуда у вас Ахрон? - обернувшись, землянин увидел двух крунсян, один из которых указывал на овальный предмет, также постепенно исчезавший, на месте, где только что лежал труп. Аркет пожал плечами:
- А что это такое?
Крунсяне некоторое время спорили между собой, потом тот, кто спросил, подошел ближе, а второй, нахмурясь, отвернулся:
- Это изделие очень древней цивилизации, от которой в Галактике почти не осталось следов. Мы не умеем им управлять. Но тот, у кого Ахрон, живет вечно. Каждый раз, когда он умирает, то переносится в какой-нибудь другой мир. Но этот бессмертный никогда не может вернуться туда, где уже умер. Его носит, как пылинку, по бесконечностям. Странно, что Ахрон сработал не сразу.
- Но избавиться от него можно?!
- Да, есть такой момент в его работе - плоская точка. Если в это время его передать, именно передать, другому гуманоиду, то можно от него избавиться вместе с бессмертием.
С ужасом представил себе Аркет телепата, странствующего по бесчисленным мирам. В отличие от своего друга он не то чтобы боялся неведомого, но не ждал от него ничего хорошего, но теперь, прежде всего, необходимо было выяснить причины происшедшего.
* * *
120-й поставил вокруг дома защитную стену односторонней телепатической прозрачности и Лоулл мог наблюдать за событиями без всякого риска. Он первым учуял новость и кинулся будить крунсянина. Тот быстро сориентировался, известие не то чтобы поразило его, но вызвало глубокое отвращение. Убийство на Крунсе - неслыханное преступление, признак глубокой недоразвитости, примитивного, убогого варварства. Для крунсян это, прежде всего, означает неспособность индивида решить проблему иначе, нехватку интеллекта, а разум здесь ставился превыше всего.
- Что теперь будет? - почему-то шепотом спросил Лоулл.
- Ничего особенного, - мрачно ответил 120-й. - Конечно, господина Ута тут же интернируют с планеты, и никто из тех, кто так или иначе связан с Крунсом, больше не будет иметь с ним никаких дел. А ваших не будут сюда пускать без квоты сознания.
- Это что?
- Мерка, снимаемая с интеллекта. Есть некий минимум, после которого гуманоид уже не совершает убийств.
- А я?
- Ты - особый случаи. Кроме того, думаю, квота у тебя достаточная. И вообще ты мог бы у нас остаться. Твоих собратьев сюда будут пускать с большой подстраховкой. Я тебя устрою, дел у нас полно.
Лоулл, казалось, колебался. Несколько раз прошелся кругом по комнате и неуверенно посмотрел на 120-го:
- Понимаешь... чтобы принять твое предложение, мне надо было бы родиться заново, на Крунсе. Как бы я ни относился теперь к Коморре, на мне лежит ее клеймо. Слишком здесь все чужое. Мне никогда не понять ни ваших неписаных законов, ни смысла вашей жизни Я не могу тут стать нужным, скорее помехой, сколь ни был бы слаб мой разум, я все-таки хочу, чтоб от него был прок хоть кому-нибудь. Это моя слабость. Вам, крунсянам, необязательно быть с чем-то связанным, выполнять функцию, вы свободные люди. Я же могу жить только долгом. Мне нельзя вернуться, это так, но я могу ведь еще кое-что, хотя бы попытаться помочь землянам.
Лоулл взглянул на 120-го, и тот вдруг понял, насколько все это время он недооценивал коморрянина. Он ощутил, какой огромный скрытый потенциал тот несет в себе, какую разрушительную силу разбудили его манипуляции в этом ранее дремавшем сознании... Впервые в жизни насмешливый и холодный крунсянин почувствовал что-то похожее на благоговение. Поэтому тон, которым он спросил, был чрезмерно почтительным:
- Но ты еще вернешься, Лоулл?
Темно-вишневые глаза выражали то ли грусть, то ли сожаление, или еще какие-нибудь чувства, неведомые на Крунсе:
- Возможно, я еще буду работать на вас, 120-й. Или, скажем так, в том же направлении, что и вы. Возможно, им все-таки удастся меня уничтожить. На данный момент мне это почти безразлично. Но так или иначе, я останусь твоим другом, хотя вам, вечно несущимся вперед, неизвестно, что это такое постоянство человеческих отношений.
120-й почувствовал себя странно. Он не мог понять, что с ним происходит, поскольку ранее не испытывал ничего подобного. В первый момент ему даже показалось, что у него помрачился рассудок. Что-то щемило внутри, словно ему собирались оторвать руку или выколоть глаз. Будто Лоулл ударил его невиданным приемом, причинил непривычную боль. Непонятные эмоции, исходящие от коморрянина, проникли в него, отразились, как в зеркале, в его сознании, нарушив связное течение его мыслей. И ничего, совершенно ничего не мог он поделать, единственное, что породил его практический ум, это слова:
- Ладно, но тогда я снабжу тебя нашей техникой... И если что, сразу возвращайся.
* * *
Человеку необходимо умереть, чтобы образовавшаяся пустота указала его истинное место. С тех пор как нелепо погиб Фил Консорт, Аркет ощущал ненаполнимую никакой самоуверенностью пустоту внутри себя. Конечно, он давно приучился справляться с любым, самым тяжелым, внутренним состоянием, без этого не мог бы без потерь выпутываться из ситуаций, в которые, как косморазведчик, попадал время от времени. И теперь его действия были продуманны и быстры, как обычно. Вместе с крунсянами они моментально восстановили ход событий и причину смерти телепата, как бы это ни отрицал свою причастность господин Ут. И здесь вопрос встал ребром. Крунсяне рекомендовали им воздержаться от любых контактов с убийцей, ежели люди хотят остаться в дружеских с ними отношениях. Самому Аркету очень этого хотелось, поскольку он верил им, а не господину Уту, все отрицавшему и с негодованием требовавшему, чтобы люди тут же покинули Крунс и вернулись на Землю вместе с ним. Бел с трудом подавлял в себе первобытное желание удавить коморрянина. Но личные эмоции не могли тут ничего решить, даже если большинство экипажа придерживалось той же точки зрения. Бел прекрасно осознавал, что земная цивилизация по своему состоянию напоминала раствор, достигший критической точки. Неустойчивое положение должно было разрешиться либо кристаллическим, наподобие Коморры, либо газообразным, по типу Крунса, устройством социума. Обе эти тенденции соперничали на Земле, и от него, его решения, как суммарного выражения воли находившихся с ним людей, зависело, распылиться ли человечеству среди звезд или же отвердеть. И какой бы выбор ни был ими сделан, они все равно окажутся тем стрелочником, который всегда виноват. А Бел не чувствовал в себе никаких резервов, никакого внутреннего видения, особого чутья, позволяющего найти в этом случае единственно оптимальный выход. И не было Фила Консорта, в избытке обладавшего этими качествами.
Аркет был так поглощен своими невеселыми рассуждениями, что не заметил, как вспыхнул и сразу погас на пульте сигнал, возвещающий, что вблизи "Викинга" движется какое-то тело. Тем более не мог он знать, когда вплотную к корпусу корабля скользнул овальный катер, явно изготовленный на Крунсе. Катер прилепился к обшивке и просочился сквозь нее, как вода сквозь бумагу. Бел лишь тогда встрепенулся, когда чуткое ухо косморазведчика уловило сзади то ли шаги, то ли просто движение рассекаемого воздуха. Аркет резкое обернулся. На пороге рубки стоял Лоулл. Коморрянин неуловимо изменился. Он стал жестче, но вместе с тем мудрее, в его облике исчезла неуверенность. Прежде чем он произнес какие-то слова, Бел понял, что земляне получили такого преданного и могущественного союзника, о котором не могли даже мечтать.
- А я не из пугливых. Хочешь взглянуть на них?
Лоулл некоторое время молчал и, видимо, напряженно думал. После все-таки решился: пока я опять нашел нужный канал, события, судя по всему, развивались. Наши с комморянином сородичи дискутировали, обвиваясь логическими кольцами как два удава, пытающихся задушить друг друга, а земляне ошарашенно созерцали этот процесс. Мой однопланетник то зеленел, то желтел, а господин Ут впадал то в трагический, то в патетический тон попеременно:
- Вы не имеете права держать у себя нашего человека, поскольку он есть неотделимая часть нашей цивилизации.
- Но вы сами отделили эту часть, послав ее на Землю, так что она вполне автономна.
- Вы не можете об этом судить. Мне должна быть предоставлена возможность видеть Лоулла.
- Это как захочет 120-й.
- Причем здесь 120-й! Мы говорим от имени цивилизаций, а вы мне суете эту пешку, вашего 120-го.
У нас в своем роде каждый сам себе цивилизация. Личное есть личное. Лоулл его вещь, и он как хочет так и поступает.
- У вас что, рабство?
- Что вы, у нас законы, по которым, в частности, мы не можем вмешиваться в имущественные дела наших людей...
Похоже, они крепко зациклились. Меня это, честно говоря, скорее смешило, чем страшило, но вот Лоулл все больше и больше скучнел. Неожиданно схватил меня за руку и прошептал:
- Что бы ни говорил тебе этот человек, - он взглянул на господина Ута, - не верь ему. Это страшный тип!
Тут только я заметил, что он весь трясется, и сразу прервал трансляцию.
- Кто это?
Коморрянин посмотрел на меня с непонятным, тяжелым выражением:
- Это советник Главного Аксиоматика, убийца моего учителя. Наконец я понял, что не ужас, но ненависть переполняли его. Древнее, архаическое чувство, крунсянам почти не свойственное. Неприятный сюрприз, настораживающий. Что еще кроется за этим обычно невыразительным лицом? Что ускользнуло за крупное решето голограммы его памяти? Ведь приборы фиксируют только то, что запечатлевали рецепторы, собственно содержание личности ускользает от них.
* * *
Не очень радостно ощущать себя младенцем, еще меньше - бильярдным шаром, который гоняют по сукну. Участвовать в событиях, не имея возможности изменить их или направить - занятие не вдохновляющее. Земляне почувствовали эту тривиальную истину сполна на собственном опыте. Эта игра, в которую ни одна из сторон не считала нужным посвятить их до конца, начинала уже порядком надоедать. Больше всего Аркету хотелось плюнуть как на тех, так и на других и предоставить им разбираться между собой без землян. Еще одно обстоятельство действовало на них угнетающе: люди, вышедшие к звездам, овладевшие тайной рождения вещества и энергии, очистившие Землю от многовековой грязи, здесь, на Крунсе, ощутили себя отсталыми провинциалами из глухомани, попавшими в столичный город. Хозяева посадили "Викинг" на плато над городом и предоставили им жилье в долине, но в остальном их практически не замечали. Любые проблемы решались крунсянами моментально, но они нисколько не воодушевлялись самим фактом явления гостей с другой планеты. Неудивительно, впрочем, поскольку инопланетян прибывало на Крунс и отлетало с него видимо-невидимо каждую минуту. Даже Фил, обычно падкий на все новое, вскоре пресытился впечатлениями. И он вполне разделял общее для всего экипажа настроение растерянности и уныния. Рассевшись на террасе, отделенной от окружающего мира незримой стеной, они рассеянно разглядывали переменчивый крунсянский пейзаж. Собственно, городом окружающее назвать было трудно, поскольку их обитель была практически единственным строением, постоянно находящимся на одном месте. Все остальные здания вели себя как стая птиц, сиюминутно переносясь с места на место. Окрестности кишели зверьем. Посреди построек могли спокойно расти кусты, и аборигенов, похоже, это нисколько не беспокоило. Из-за множества светящихся пятен долина днем и ночью напоминала ковер с подвижным рисунком.
Сол, медлительный любитель порядка, проворчал, когда на его глазах часть горизонта оторвалась, образовав огромный кратер, и унеслась в люминесцирующее, как северное сияние, небо:
- Как только они управляются с этим безобразным разнообразием.
А второй пилот, резкий и нетерпеливый парень, заявил:
- Слушайте, ну кто мне скажет, чего мы ждем? Аркет, мрачно созерцавший маневры аппарата причудливой конструкции неподалеку от них, пояснил:
- Когда этот их 120-й изволит нас принять.
- А кто он такой?
- Насколько я понял, местный Джеймс Бонд... Консорт, наконец, ответил на обращенную к нему реплику Сола:
- Видимо законы и у них тоже жесткие... в своем роде... Но исходят они не из монополии власти, а из других, более естественных принципов...
- Слушай, а ты хотел бы тут жить?
Телепат открыл рот, но ничего не сказал, поскольку заметил приближение к ним господина Ута в паре с крунсянским представителем. С тех пор, как он внезапно присоединился к людям прямо в Зале контактов с заявлением, что теперь не оставит их без своей помощи, коморрянин успел всем изрядно надоесть. Поучения и наставления, коими он щедро их пичкал, могли составить краткий курс "О том, как неразумному человечеству приблизиться к идеалу разума".
- 120-й нас ждет, - провозгласил господин Ут.
* * *
Хозяин, на первый взгляд, производил довольно приятное впечатление. Вообще-то крунсяне - крупная раса, но 120-й никоим образом не выглядел громоздким. Он оставлял впечатление доброжелательного, уверенного и энергичного гуманоида, и люди как-то сразу успокоились, расположившись среди гостиной, украшенной, как здесь принято, зеленью. После небольшой паузы Аркет приступил к Делу:
- Не пожелает ли господин 120-й вернуть нам Лоулла за любое вознаграждение, какое только нам по силам?
120-й взглянул на него и, как Белу показалось, фыркнул.
Консорт, схоронившись за ветвями, пытатся, но безуспешно, прочитать мысли крунсянина.
- Я не торгую людьми, господин Аркет. Я бы отпустил Лоулла, будь у меня гарантия, что его не убьют тут же его сородичи, - по их круглым глазам я понял, что коморряне не слишком-то откровенны с союзниками.
А длинноносый господин Ут прямо-таки засверкал очами.
- То есть? - переспросил кто-то из людей.
- Есть у них милый обычай приканчивать послов, если те в плен попадают.
- Ложь, - взвился Лоуллов сопланетник. Зачем же гак глупо попадаться на вранье. Я-то могу все доказать, даже показать:
- Посмотрите сами, - и указал им на экран, прокрутив сцены из памяти моего "покойника", как-то раз он был на такой церемонии.
Мерзкое убийство, по правде сказать. Землянам оно тоже, видно по всему, не понравилось. Но не успели они высказаться, как господин Ут бросился на меня. Некоторое время я с удовольствием наблюдал, как он пытается поколотить мое голографическое изображение, я ведь не кретин, чтобы самому подставляться, после чего пояснил:
- Агрессивность есть свойство иерархических цивилизаций, - и отрадно же мне было видеть, как резко насупились земляне, а их главный спросил:
- Вы ведь не можете дать гарантии господину 120-му? Коморрянин только прошипел:
- Могу дать гарантии, что этого дела мы так не оставим. Идемте, заключил он повелительно, как будто люди были его вассалами.
Произошла заминка, и тут я решил их доконать:
- Вы ведь Лоулла хотели видеть? Так он согласен, можете с ним поговорить.
Не стал я им, правда, сообщать, как мне долго пришлось Лоулла уговаривать, с какой неохотой он согласился на эту встречу. Сейчас он стоял позади меня и сразу же выскользнул к гостям. Едва-едва я успел поставить прозрачную стену - на всякий случай. Секунду-другую оба коморрянина смотрели друг на друга. От них исходило немое напряжение, ощущаемое даже мной. И...и не Лоулл, а тот, другой, отвел глаза. Землянин, по имени Фил Консорт, спросил:
- Как вы себя чувствуете? - Лоулл обернулся к нему, не отрывая в то же время взгляд от господина Ута:
- Прекрасно, лучше, чем раньше.
Эта фраза имела еще один, дополнительный, смысл для его соплеменника. Тот разозлился еще больше, хотя это уже казалось невозможным.
- Вы хотите вернуться домой?
Я не уловил, кто это поинтересовался.
- Нет, - резко ответил Лоулл.
Но это была неправда. Несмотря на все мои старания, он оставался коморрянином до мозга костей, и его до стона тянуло туда, где его ждала быстрая, верная и мучительная смерть. Я понял, что он ведет какую-то свою игру, добиваясь одному ему известной цели.
- Его обработали, - заявил господин Ут.
- Это у нас на Коморре людей обрабатывают, - отрезал Лоулл, - а не здесь.
- Предатель! - завопил представитель Коморры. - Изменник, ты еще...
Мой "покойник", видать, дошел до предела, поскольку закричал:
- А ты... ты убийца. Это ты продал Онка, чтобы стать советником!
Судя по всему, он давно мечтал все это высказать и за эту возможность был готов расстаться с жизнью. На землян жалко было смотреть. Они сидели, разевая рты, как бестолковые статисты и только что успевали следить за событиями. Если бы ненависть была веществом, им бы уже негде было бы повернуться. Лоулл кричат:
- Что, не достать, зубы коротки, да подавись ты своей Коморрой...
Ого, это уже истерика, пора вмешиваться. Я нажал кнопку, и стена между Лоуллом и гостями, загустев, стала непроницаемой. Но страсти за нею продолжали бушевать. Наш представитель, наконец, счел нужным высказаться:
- Вот видите, господин Ут, присутствие Лоулла у нас акт добровольный, так что межпланетные правила соблюдены.
- Я требую экспертизы сознания.
- Во-первых, это возможно, только если он сам согласится. Во-вторых, единых критериев не существует, а стандартные тесты, он, я думаю, пройдет без труда...
- Как вы можете претендовать на контакты с нами, если у вас нет никаких законов и вы не можете укротить собственных людей...
- Что вы, в таких законах мы просто не нуждаемся, наши собратья достаточно сообразительны...
Дальше слушать их мне становилось неинтересно. Я вернулся к Лоуллу, и, надо сказать, вид у него был самый что ни на есть измученный и несчастный. Мне надо было кое-что уточнить:
- Послушай, что они в тебя так вцепились. Ведь ты для них - все равно что мертвец? Он тяжко вздохнул:
- Тебе это очень трудно понять. Это противоречит одной из аксиом Великого Аксиоматика: коморрянин может и должен существовать только среди коморрян на своей планете.
- Но это же. - я чуть не сказал - "глупость", но осекся. Чужие заблуждения надо уважать. Еще один момент был для меня не совсем ясен:
- А что у тебя с господином Утом, все-таки?
- Это очень просто. Ты, наверное, не слишком подробно просмотрел мою память. - Мне стало неловко, но Лоулл, похоже, нисколько не обиделся, просто констатировал это, как факт. - Так вот, когда нас обучают, так сказать, жизненным правилам, считается, что в этот особо опасный период некоторые особи могут уклоняться от догм. Учитель при решении тех или иных задач должен наблюдать за учениками и... исправлять отклонения. Наш учитель был превосходным учителем, но он не исправлял отклонения. А все особо приближенные имеют в мозге "пятно", усиливающее их телепатические способности. Они находят вышедших за стандарт и, в зависимости от степени отклонения, решают их участь. Моего учителя поставили на работу, где люди сходят с ума. А нас отдали господину Уту, который и донес на нашего учителя. Как он нас мучил, скотина... А мы ничего не могли сделать, у него же "пятно", и мы для него как марионетки. Вот я и проверил, могу ли теперь устоять перед его нажимом. Могу, но пока мне это дорого дается... Но это не важно... Вот что теперь делать?
- Вряд ли они пойдут на конфликт, не сумасшедшие же. Пошумят и оставят тебя в покое.
- Ты их плохо себе представляешь. Даже сам Великий Аксиоматик такой же раб аксиом, как и его последний слуга. У них же нет ничего важнее. Пусть гибнет Вселенная, но Коморра вечна и неизменна. Кроме того, отсутствие развития понуждает их все время искать источник поживы. Они не могут справиться с хаосом, который сами же порождают, иначе чем пожирая чужие миры. А теперь они должны доказать свое могущество землянам, дабы те вступили с ними в союз и послужили, в свою очередь, Великим Аксиомам. Вот видишь, как я им нужен.
Слова Лоулла меня поразили, но не страхом перед коморрянами, а тем, как спокойно он говорил о своей прежней миссии. Немыслимо, как вообще разумное существо может согласиться участвовать в подобной затее. Наверное, он легко прочел эти мои мысли, поскольку сделался еще более унылым:
- Тебе этого не понять, 120-й. Я все равно обречен, что бы ты ни сделал.
Я глубоко задумался. Действительно, положение казалось если и не безнадежным, то достаточно трудным.
* * *
Не то чтобы Фил Консорт вовсе не доверял своему седьмому чувству, просто он не всегда его хорошо понимал. Особенно если видимое и логически выводимое противоречило его внутреннему чутью. Причина же была в том, что если зрительно или же по логической цепочке всегда можно было добраться до исходных данных, то его внутреннее око, или из-за собственного несовершенства, или в силу его природы, давало ему достоверную, но не конкретную информацию. Примерно как гадалка: "будет тебе дальняя дорога при пиковом интересе, бойся усатых мужчин и рыжих собак". Если внешняя сторона событий вызывала у него только некоторую озабоченность, то внутренняя подоплека, которую он даже не смог бы сформулировать, вызывала у него постоянное напряжение. Он чувствовал себя как бы балансирующим на доске, уложенной поверх острой вершины скалы. Причем каждый его шаг непредсказуемо смещал равновесие в какую-то сторону. Апогея это состояние достигло, когда они вернулись от 120-го. Сначала, сморенный усталостью, Фил заснул как убитый. Но среди ночи неожиданно проснулся с совершенно ясной головой, дрожа от возбуждения. Его захватила непреодолимая потребность видеть Лоулла. Наедине. Без ревнивого ока официальной Коморры. И он был уверен, что тот пойдет на контакт.
С лихорадочной быстротой Фил выскочил наружу, уселся в катер и почти услышал, что за ним захлопнулась невидимая дверь. Теперь главная трудность состояла в том, как найти дорогу к дому 120-го. Но он не почувствовал незримого наблюдения господина Ута, для которого его намереньи было так же ясно, как если бы Фил прокричал ему об этом прямо в ухо. Естественно, что допустить эту встречу коморрянин не мог.
Консорт, не защищенный в своем катере от телепатической атаки, ощутил мгновенное помрачение сознания. Управлять сложной психикой землян господину Угу было не под силу, но подавить активность мозга он был в состоянии. Катер, потеряв управление, врезался в угол ближайшего здания...
Аркета разбудил настырный писк сигнала связи. От первых же слов крунсян он облился холодным потом. Нет, этого просто не могло быть. Вокруг уже толпились сонные и взбудораженные коллеги. Быстроте, с какой Бел добрался до точки происшествия, позавидовал бы призер межпланетных гонок.
Над городом полыхал красочный крунсянский рассвет. Жаркий ветер волнами прокатывался по улице, струями обвиваясь вокруг неподвижного тела Фила Консорта, свесившегося из разбитой машины. Аркет, впервые растерявшийся, не сразу заметил, что телепат постепенно теряет плотность. Он как бы растворялся в воздухе. Бел кинулся вперед, но его руки прошли сквозь пустоту. Позади раздался голос:
- Откуда у вас Ахрон? - обернувшись, землянин увидел двух крунсян, один из которых указывал на овальный предмет, также постепенно исчезавший, на месте, где только что лежал труп. Аркет пожал плечами:
- А что это такое?
Крунсяне некоторое время спорили между собой, потом тот, кто спросил, подошел ближе, а второй, нахмурясь, отвернулся:
- Это изделие очень древней цивилизации, от которой в Галактике почти не осталось следов. Мы не умеем им управлять. Но тот, у кого Ахрон, живет вечно. Каждый раз, когда он умирает, то переносится в какой-нибудь другой мир. Но этот бессмертный никогда не может вернуться туда, где уже умер. Его носит, как пылинку, по бесконечностям. Странно, что Ахрон сработал не сразу.
- Но избавиться от него можно?!
- Да, есть такой момент в его работе - плоская точка. Если в это время его передать, именно передать, другому гуманоиду, то можно от него избавиться вместе с бессмертием.
С ужасом представил себе Аркет телепата, странствующего по бесчисленным мирам. В отличие от своего друга он не то чтобы боялся неведомого, но не ждал от него ничего хорошего, но теперь, прежде всего, необходимо было выяснить причины происшедшего.
* * *
120-й поставил вокруг дома защитную стену односторонней телепатической прозрачности и Лоулл мог наблюдать за событиями без всякого риска. Он первым учуял новость и кинулся будить крунсянина. Тот быстро сориентировался, известие не то чтобы поразило его, но вызвало глубокое отвращение. Убийство на Крунсе - неслыханное преступление, признак глубокой недоразвитости, примитивного, убогого варварства. Для крунсян это, прежде всего, означает неспособность индивида решить проблему иначе, нехватку интеллекта, а разум здесь ставился превыше всего.
- Что теперь будет? - почему-то шепотом спросил Лоулл.
- Ничего особенного, - мрачно ответил 120-й. - Конечно, господина Ута тут же интернируют с планеты, и никто из тех, кто так или иначе связан с Крунсом, больше не будет иметь с ним никаких дел. А ваших не будут сюда пускать без квоты сознания.
- Это что?
- Мерка, снимаемая с интеллекта. Есть некий минимум, после которого гуманоид уже не совершает убийств.
- А я?
- Ты - особый случаи. Кроме того, думаю, квота у тебя достаточная. И вообще ты мог бы у нас остаться. Твоих собратьев сюда будут пускать с большой подстраховкой. Я тебя устрою, дел у нас полно.
Лоулл, казалось, колебался. Несколько раз прошелся кругом по комнате и неуверенно посмотрел на 120-го:
- Понимаешь... чтобы принять твое предложение, мне надо было бы родиться заново, на Крунсе. Как бы я ни относился теперь к Коморре, на мне лежит ее клеймо. Слишком здесь все чужое. Мне никогда не понять ни ваших неписаных законов, ни смысла вашей жизни Я не могу тут стать нужным, скорее помехой, сколь ни был бы слаб мой разум, я все-таки хочу, чтоб от него был прок хоть кому-нибудь. Это моя слабость. Вам, крунсянам, необязательно быть с чем-то связанным, выполнять функцию, вы свободные люди. Я же могу жить только долгом. Мне нельзя вернуться, это так, но я могу ведь еще кое-что, хотя бы попытаться помочь землянам.
Лоулл взглянул на 120-го, и тот вдруг понял, насколько все это время он недооценивал коморрянина. Он ощутил, какой огромный скрытый потенциал тот несет в себе, какую разрушительную силу разбудили его манипуляции в этом ранее дремавшем сознании... Впервые в жизни насмешливый и холодный крунсянин почувствовал что-то похожее на благоговение. Поэтому тон, которым он спросил, был чрезмерно почтительным:
- Но ты еще вернешься, Лоулл?
Темно-вишневые глаза выражали то ли грусть, то ли сожаление, или еще какие-нибудь чувства, неведомые на Крунсе:
- Возможно, я еще буду работать на вас, 120-й. Или, скажем так, в том же направлении, что и вы. Возможно, им все-таки удастся меня уничтожить. На данный момент мне это почти безразлично. Но так или иначе, я останусь твоим другом, хотя вам, вечно несущимся вперед, неизвестно, что это такое постоянство человеческих отношений.
120-й почувствовал себя странно. Он не мог понять, что с ним происходит, поскольку ранее не испытывал ничего подобного. В первый момент ему даже показалось, что у него помрачился рассудок. Что-то щемило внутри, словно ему собирались оторвать руку или выколоть глаз. Будто Лоулл ударил его невиданным приемом, причинил непривычную боль. Непонятные эмоции, исходящие от коморрянина, проникли в него, отразились, как в зеркале, в его сознании, нарушив связное течение его мыслей. И ничего, совершенно ничего не мог он поделать, единственное, что породил его практический ум, это слова:
- Ладно, но тогда я снабжу тебя нашей техникой... И если что, сразу возвращайся.
* * *
Человеку необходимо умереть, чтобы образовавшаяся пустота указала его истинное место. С тех пор как нелепо погиб Фил Консорт, Аркет ощущал ненаполнимую никакой самоуверенностью пустоту внутри себя. Конечно, он давно приучился справляться с любым, самым тяжелым, внутренним состоянием, без этого не мог бы без потерь выпутываться из ситуаций, в которые, как косморазведчик, попадал время от времени. И теперь его действия были продуманны и быстры, как обычно. Вместе с крунсянами они моментально восстановили ход событий и причину смерти телепата, как бы это ни отрицал свою причастность господин Ут. И здесь вопрос встал ребром. Крунсяне рекомендовали им воздержаться от любых контактов с убийцей, ежели люди хотят остаться в дружеских с ними отношениях. Самому Аркету очень этого хотелось, поскольку он верил им, а не господину Уту, все отрицавшему и с негодованием требовавшему, чтобы люди тут же покинули Крунс и вернулись на Землю вместе с ним. Бел с трудом подавлял в себе первобытное желание удавить коморрянина. Но личные эмоции не могли тут ничего решить, даже если большинство экипажа придерживалось той же точки зрения. Бел прекрасно осознавал, что земная цивилизация по своему состоянию напоминала раствор, достигший критической точки. Неустойчивое положение должно было разрешиться либо кристаллическим, наподобие Коморры, либо газообразным, по типу Крунса, устройством социума. Обе эти тенденции соперничали на Земле, и от него, его решения, как суммарного выражения воли находившихся с ним людей, зависело, распылиться ли человечеству среди звезд или же отвердеть. И какой бы выбор ни был ими сделан, они все равно окажутся тем стрелочником, который всегда виноват. А Бел не чувствовал в себе никаких резервов, никакого внутреннего видения, особого чутья, позволяющего найти в этом случае единственно оптимальный выход. И не было Фила Консорта, в избытке обладавшего этими качествами.
Аркет был так поглощен своими невеселыми рассуждениями, что не заметил, как вспыхнул и сразу погас на пульте сигнал, возвещающий, что вблизи "Викинга" движется какое-то тело. Тем более не мог он знать, когда вплотную к корпусу корабля скользнул овальный катер, явно изготовленный на Крунсе. Катер прилепился к обшивке и просочился сквозь нее, как вода сквозь бумагу. Бел лишь тогда встрепенулся, когда чуткое ухо косморазведчика уловило сзади то ли шаги, то ли просто движение рассекаемого воздуха. Аркет резкое обернулся. На пороге рубки стоял Лоулл. Коморрянин неуловимо изменился. Он стал жестче, но вместе с тем мудрее, в его облике исчезла неуверенность. Прежде чем он произнес какие-то слова, Бел понял, что земляне получили такого преданного и могущественного союзника, о котором не могли даже мечтать.