И Турин пошел прочь, оставив Глаурунга гнить. Но каждый новый шаг казался уходящему все тяжелее.
   "Может быть, кто-нибудь из разведчиков остался у Нен Кирит, и ждет меня, - думал Турин. - Поскорей бы очутиться дома - там меня ждет нежная Ниниэль, и благой целитель Брандир!"
   И вот наконец, с первыми бледными лучами рассвета, опираясь на Гуртанг, он дотащился до Нен Кирит. Люди как раз собирались отправиться за телом Турина, когда он сам вышел им навстречу.
   Они в ужасе шарахнулись назад, решив, что это бродит беспокойный дух мертвеца. Женщины спрятали лица и зарыдали. Но Турин сказал:
   - О чем вы плачете? Радуйтесь! Смотрите, я ведь жив! И я убил ужасного Дракона!
   Тут все набросились на Брандира:
   - Дурак, что за сказки ты нам рассказывал? "Мертвый, мертвый"! Должно быть, ты и впрямь сошел с ума!
   Брандир же стоял, как громом пораженный, ничего не отвечал и с ужасом смотрел на Турина.
   Турин же сказал Брандиру:
   - Так это ты побывал там и перевязал мне руку? Спасибо тебе. Однако какой же ты лекарь, если не можешь отличить обморок от смерти. Глупцы! - сказал он бывшим рядом. - За что вы браните его? Кто из вас отважился на большее? Он хотя бы побывал на поле битвы, пока вы тут сидели и стонали!
   - Послушай, сын Хандира! - продолжал Турин. - Объясни мне, что делаешь здесь ты, и все эти люди? Я ведь велел вам ждать в Эфель. Раз уж я рискую жизнью ради вас, быть может, я имею право требовать, чтобы мне повиновались? А где Ниниэль? Надеюсь, ее-то вы сюда не привели? Она дома, под охраной надежных людей, не так ли?
   Никто не ответил.
   - Ну же, где Ниниэль, отвечайте! - вскричал Турин. - Она первая, кого я хочу видеть; ей первой поведаю я о деяньях этой ночи.
   Все отвернулись. Наконец Брандир выдавил:
   - Ее здесь нет.
   - Это хорошо, - сказал Турин. - Тогда пойду домой. Нет ли здесь лошади? Или, лучше, носилок - я еле на ногах стою.
   - Да нет же! - простонал Брандир. - Пуст твой дом. Ее там нет. Она мертва.
   Но одна из женщин, жена Дорласа - она недолюбливала Брандира - завопила:
   - Не верь ему, не верь ему, господин мой! Он свихнулся. Притащился и кричит, что ты, мол, умер, и это добрые вести. А ты ведь жив. Значит, и про Ниниэль все вранье, что она будто умерла, и еще похуже!
   - Ах вот как, значит, это добрые вести, что я умер? - воскликнул Турин, надвигаясь на Брандира. - Я всегда знал, что ты ревнуешь. А теперь она умерла, говоришь? И еще похуже? Что ты еще выдумал в своей злобе, косолапый? Не можешь разить оружием - так хочешь убивать ложью?
   Тогда жалость сменилась гневом в сердце Брандира, и он вскричал:
   - Я свихнулся? Это ты свихнулся, Черный Меч с черной судьбой! Ты, и все эти безумцы! Я не солгал! Ниниэль мертва, мертва, мертва! Ищи ее в Тейглине.
   Турин остановился.
   - Откуда ты знаешь? - холодно спросил он. - Что, это твоих рук дело?
   - Я видел, как она прыгнула, - ответил Брандир. - Но это дело твоих рук, Турин сын Хурина. Она бежала от тебя, и бросилась в Кабед-эн-Арас, чтобы больше не видеть тебя. Ниниэль! Она не Ниниэль! То была Ниэнор, дочь Хурина.
   И в этих словах Турину послышалась поступь настигающего рока, но сердце его ужаснулось и вспыхнуло яростью, не желая признавать поражения - так смертельно раненный зверь убивает всех, кто попадется на пути, - и Турин схватил Брандира и встряхнул его:
   - Да, я Турин, сын Хурина! - заорал он. - Ты давно догадался об этом. Но про мою сестру ты ничего не знаешь. Ничего! Она живет в Сокрытом Королевстве, она в безопасности! Это ты все выдумал, подлая душонка, это ты довел до безумия мою жену - а теперь и меня хочешь свести с ума? Ты решил затравить нас до смерти, хромой негодяй?
   Брандир вырвался.
   - Не трогай меня! - сказал он. - И не ори. Та, кого ты зовешь своей женой, - она пришла и перевязала тебя, и она звала тебя - а ты не отозвался. Вместо тебя отозвался другой. Дракон Глаурунг. Должно быть, это он околдовал вас. Вот что он сказал перед смертью: "Ниэнор, дочь Хурина, вот твой брат: он подл с врагами, предает друзей, - проклятие своего рода, Турин сын Хурина".
   И Брандир вдруг расхохотался безумным смехом.
   - Говорят, на смертном ложе люди не лгут. Видно, драконы тоже! Турин, сын Хурина - ты навлекаешь несчастья на своих родичей, и на всех, кто приютит тебя!
   Турин выхватил Гуртанг - глаза его горели страшным огнем.
   - Что же сказать о тебе, косолапый? - процедил он. - Кто выдал ей мое настоящее имя? Кто стоял рядом и позволил ей умереть? А потом явился сюда, чтобы поскорей рассказать об этом ужасе? Кто собирался посмеяться надо мной? Значит, перед смертью все говорят правду? Что ж, говори, да побыстрее!
   Брандир увидел по лицу Турина, что тот сейчас убьет его. Брандир не дрогнул, хотя у него не было оружия, кроме клюки, - он выпрямился и сказал:
   - Как все это вышло - долго рассказывать, а я уже устал от тебя. Но знай, сын Хурина, ты клевещешь на меня. Оболгал ли тебя Глаурунг? Если ты убьешь меня, ясно будет, что нет. Но я не боюсь смерти - я отправлюсь искать Ниниэль, мою возлюбленную, и, быть может, найду ее - там, за Морем.
   - Ниниэль! - вскричал Турин. - Глаурунга, Глаурунга ты найдешь там - лжец со лжецом, вместе со Змеем, в единой тьме сгниете вы оба!
   И он взмахнул Гуртангом, и нанес Брандиру смертельный удар. Люди отвернулись и спрятали глаза от ужаса. Турин пошел прочь, и люди в страхе разбежались с его пути.
   Турин, как безумный, бродил по лесу, не разбирая дороги. Он то проклинал жизнь и все Средиземье, то призывал Ниниэль. Но наконец безумное отчаяние немного рассеялось. Турин сел и задумался о своих деяниях. Он вспомнил, как сказал: "Она в Сокрытом Королевстве, она в безопасности!" Теперь жизнь его рухнула - так не уйти ли ему в Дориат? Ведь это обманы и наваждения Глаурунга мешали ему вернуться туда! И вот Турин встал и пошел к Перекрестьям Тейглина. Проходя мимо Хауд-эн-Эллет, он воскликнул:
   - О Финдуилас! Дорого поплатился я за то, что внял словам Дракона! Помоги мне советом!
   Но едва он сказал это, как увидел на переправе двенадцать эльфов-охотников во всеоружии. Когда эльфы подошли ближе, Турин признал одного из них - то был Маблунг, предводитель охотников Тингола.
   - Турин! - воскликнул Маблунг. - Наконец-то свиделись! Я ищу тебя, и рад, что ты жив. Но, видно, тяжкими были для тебя эти годы.
   - Тяжкими! - сказал Турин. - Да, как стопы Моргота. Но ты, кажется, единственный во всем Средиземье, кто рад, что я жив. Чему ты рад?
   - Ты ведь дорог нам, - ответил Маблунг. - Тебе удалось из бежать многих опасностей, но я все же боялся за тебя. Я видел, как Глаурунг покинул Нарготронд - я думал, что он завершил свои злодейства и возвращается к Хозяину. Но он повернул к Бретилю, а я вскоре услышал от странников, что там появился Черный Меч Нарготронда, и орки теперь как огня боятся тех мест. Мне стало страшно - я сказал себе: "Глаурунг ползет туда, куда не решаются сунуться его орки. Он ищет Турина". И вот я бросился сюда - предупредить тебя и помочь.
   - Ты опоздал, - сказал Турин. - Глаурунг убит.
   Эльфы взглянули на него с изумлением.
   - Ты убил Большого Змея?! Имя твое навеки прославится меж эльфов и людей!
   - Мне все равно, - устало ответил Турин. - Мое сердце тоже убито. Но вы ведь из Дориата? Скажите, что с моими родичами? В Дор-ломине мне сказали, что они бежали в Сокрытое Королевство.
   Эльфы не ответили. Наконец Маблунг проговорил:
   - Да. Бежали. За год до того, как явился Дракон. Но, увы, теперь их там нет!
   У Турина замерло сердце - он снова заслышал поступь рока, рока, что преследует до конца.
   - Говори! - воскликнул он. - Да побыстрее!
   - Они отправились в глушь, тебя разыскивать, - продолжал Маблунг. - Их все отговаривали, но стало известно, что Черный Меч - это ты, и они поехали в Нарготронд, а Глаурунг выполз, и разогнал стражу. Морвен с того дня никто не видел, а на Ниэнор пало заклятье немоты, и она умчалась на север, как лесной олень, и пропала.
   К изумлению эльфов, Турин расхохотался во все горло.
   - Ну, разве не забавно? - вскричал он. - Милая моя Ниэнор! Из Дориата к Дракону, а от Дракона ко мне! Что за подарок судьбы! Смуглая и темноволосая, крохотная и юркая, словно маленький эльф - ни с кем не спутаешь мою Ниэнор!
   - Да что ты, Турин! - удивленно возразил Маблунг. - Она была высокая, синеглазая, златовласая - обликом подобна своему отцу, Хурину. Ты не мог ее видеть!
   - Не мог, говоришь? Почему же не мог? Хотя да, я ведь слеп! А ты не знал? Слепец, слепец, с детства застила мне глаза темная мгла Моргота! Оставьте меня! Уходите прочь! Ступайте, ступайте в Дориат - пусть зимняя стужа оледенит его! Проклятье Менегроту! Проклятье вам! Только этого недоставало - теперь наступает ночь!
   И Турин помчался прочь, как ветер. Эльфов охватило недоумение и страх. Но Маблунг воскликнул:
   - Что-то небывалое и страшное случилось в этих местах! За ним! Поможем ему, как сумеем - он обезумел и близок к смерти!
   Но Турин обогнал их, и прибежал к Кабед-эн-арас, и застыл над обрывом. Он услышал рев воды, и увидел, что все деревья вокруг увяли, и жухлая листва печально опадает на землю, словно зима пришла в начале лета.
   - Кабед-эн-Арас, Кабед Наэрамарт! - воскликнул Турин. - Не стану осквернять воды, что омыли Ниниэль. Зло за злом творил я, и злее всего - последнее из моих деяний.
   И он выхватил меч, и воскликнул:
   - Привет тебе, Гуртанг, Смертное Железо! Один ты у меня остался! Но ты не ведаешь ни повелителя, ни верности - верен ты лишь руке, что владеет тобой. Чья кровь устрашит тебя? Примешь ли ты Турина Турамбара? Дашь ли ты мне скорую смерть?
   И ответил клинок ледяным голосом:
   - Да, я выпью твою кровь, чтобы забыть кровь Белега, моего хозяина, и кровь невинно убиенного Брандира. Я дам тебе скорую смерть.
   И Турин воткнул рукоять в землю, и бросился на меч, и черный клинок отнял у него жизнь.
   Тут прибежал Маблунг, и увидел огромную тушу мертвого Глаурунга, и Турина рядом с ним; и опустил голову, вспомнив Хурина, каким видел его в страшный день Нирнаэт Арноэдиад, и помыслив о страшной судьбе его рода. В это время пришли туда люди от Нен Кирит, и зарыдали они, увидев, как погиб Турин Турамбар, эльфы же, узнав, что означали слова Турина, ужаснулись.
   - И я замешан в судьбе детей Хурина, - горько молвил Маблунг. - И вот я неосторожным словом погубил того, кто был дорог мне.
   Они подняли Турина, и увидели, что меч его разбился. Не осталось ничего, чем владел Турин.
   Тогда многие взялись за работу, принесли дров, обложили ими Дракона и сожгли его, так что от него остался лишь черный пепел и прах - то место так и осталось голым и черным. А над Турамбаром насыпали высокий курган там, где он погиб, и с ним положили обломки Гуртанга. Когда все было сделано, менестрели эльфов и людей сложили плач по Турину и Ниниэли, поведав о его доблести и ее красоте, а на кургане поставили большой серый камень, и эльфы вырезали надпись дориатскими рунами:
 
 
ТУРИН ТУРАМБАР ДАГНИР ГЛАУРУНГА
 
 
   а ниже добавили:
 
 
НИЭНОР НИНИЭЛЬ
Но ее нет там, и никто не ведает, куда умчали ее холодные воды Тейглина.
Так кончается "Повесть о детях Хурина", самая длинная из песней Белерианда.
 
 
ПРИМЕЧАНИЯ
 
   Во введении, существующем в различных вариантах, сказано, что, хотя Narn i Hin Hurin написана на эльфийском языке и содержит немало эльфийских преданий, особенно преданий Дориата, создана она человеком, Диравелем, жившим в Гаванях Сириона во дни Эарендиля и собравшим все сведения о Доме Хурина, какие он мог получить от людей и эльфов, беженцев из Дор-ломина, Из Нарготронда, из Гондолина и из Дориата. В одном варианте введения сказано, что Диравель сам принадлежал к Дому Хадора. Эта поэма, самая длинная из песней Белерианда, была его единственным творением, но эльдары высоко ценили ее, ибо Диравель писал на серо-эльфийском наречии, которым владел весьма хорошо. Он использовал эльфийский размер, который называется Minlamed thent/estent, - в древности им слагали narn (повести в стихах, предназначенные не для пения, а для рассказывания). Диравель погиб во время нападения на Гавани сынов Феанора.
 
ПРИЛОЖЕНИЕ
 
 
   С того места, где Турин со своими людьми поселился в древнем городе Мелких гномов на Амон Руд и до путешествия Турина на север после падения Нарготронда, где снова начинается Narn, детально разработанного повествования не существует. Однако из множества набросков и заметок можно извлечь некоторые сведения, которых нет в кратком изложении "С", и даже отрывки связного повествования в том же масштабе, что и Narn.
   В одном отрывке описывается жизнь изгоев на Амон Руд, после того, как они поселились там, и устройство Бар-эн-Данвед.
   "Изгои были довольны своей жизнью. Еды было вдоволь, и у них было хорошее убежище: теплое, сухое, и просторное, даже с избытком: они обнаружили, что в этих пещерах при нужде можно расселить сотню человек, а то и больше. За первым залом был другой, поменьше. У стены был очаг, а над ним - дымоход; она шел через скалу и его выход был искусно спрятан в какой-то расселине. Были там и другие комнаты, куда вели двери из больших залов или из коридора, что соединял их. Там были спальни, мастерские, кладовые. Делать запасы Мим умел куда лучше изгоев, и у него было множество сосудов, сундуков, каменных и деревянных, - очень древних на вид. Но большинство комнат теперь опустели: секиры и прочее оружие, что висело в оружейнях, было ржавым и пыльным, полки стояли голые, и праздны были кузни. Лишь в одной шла работа: в маленькой мастерской, что примыкала к дальнему залу и имела общий дымоход с его очагом. Мим иногда работал там, но никого другого туда не пускал.
   До конца года они больше не совершали набегов, а на охоту или собирать пищу выходили обычно маленькими группами. Но они долго не могли научиться находить дорогу, и, кроме самого Турина да еще полдюжины людей, остальные так и не привыкли к ней. Однако, видя, что человек, искусный в таких вещах, может найти логово и без помощи Мима, они днем и ночью держали стражу вблизи расселины в северной стене. С юга им ничто не угрожало: взобраться на Амон Руд с той стороны было невозможно; но днем на вершине обычно стоял часовой - оттуда было далеко видно. Склоны вершины были очень крутыми, но туда все же можно было подняться - к востоку от входа в пещеру поднималась грубая лестница, до того места, где склоны становились положе.
   Так шло время, без тревог и опасностей. Но с наступлением осени пруд сделался серым и холодным, березы облетели, начались ливни, так что приходилось больше времени сидеть в пещере. И вскоре они устали от темных подземелий и тусклого сумрака залов; и большинству казалось, что жизнь была бы куда приятней, если бы рядом не было Мима. Слишком часто возникал он из какого-нибудь темного угла или боковой двери, когда они думали, что он совсем в другом месте; а при Миме разговор не клеился. Они даже начинали разговаривать шепотом.
   Однако с Турином было иначе, хоть его люди и дивились этому. Он все больше сходился со старым гномом, и все чаще прислушивался к его советам. Когда пришла зима, он, бывало, часами сиживал с Мимом, слушая рассказы о его жизни и гномьи предания; и, когда гному случалось дурно отозваться об эльдарах, Турин не одергивал его. Мим, казалось, был весьма доволен этим, и платил Турину искренним расположением; лишь его пускал он по временам в свою кузницу, и они подолгу беседовали там наедине.Людям же это не очень нравилось; и Андрог ревниво косился на эту дружбу".
   Текст, что следует далее в "С", не сообщает, каким образом Белег нашел дорогу в Бар-эн-Данвед: он "внезапно появился среди них" "в тусклых сумерках зимнего дня". В других коротких набросках говорится, что из-за беспечности изгоев в Бар-эн-Данвед в разгар зимы иссякли запасы, а Мим неохотно делился съедобными кореньями; поэтому в начале года они вышли из крепости на охоту. Белег вышел к Амон Руд, наткнулся на их следы, и то ли разыскал лагерь, который им пришлось раскинуть, ибо их застала метель, то ли прокрался вслед за ними в Бар-эн-Данвед.
   В это же время Андрог, разыскивая тайную кладовую Мима, заблудился в пещерах и нашел потайную лестницу, что вела наверх, на плоскую вершину Амон Руд (именно по этой лестнице несколько изгоев бежали из Бар-эн-Данвед во время нападения орков -"С", стр. 224). И то ли во время упомянутой вылазки, то ли позднее, Андрог, несмотря на проклятие Мима, вновь взялся за лук, и был ранен отравленной стрелой - только в одном из нескольких упоминаний об этом событии сказано, что стрела была орочья.
   Андрога вылечил Белег - но, похоже, недоверие и нелюбовь Андрога к эльфу от этого не уменьшились; Мим же еще сильнее возненавидел Белега, ибо он посмел "снять" проклятие, наложенное Мимом на Андрога.
   - Оно еще исполнится, - сказал гном. Миму пришло на ум, что если он тоже отведает лембас Мелиан, он вновь обретет юность и станет сильным; украсть их ему не удалось, и тогда он притворился больным и попросил лембас у своего недруга. Белег отказал ему, и ненависть Мима стала непримиримой, особенно оттого, что Турин любил эльфа.
   Можно также упомянуть, что, когда Белег достал из мешка лембас (см. "С", стр. 222, 223), Турин сперва отказался от них:
   "Серебристые листья казались красными в свете пламени; когда Турин увидел печать, глаза его потемнели.
   - Что у тебя там? - спросил он.
   - Величайший дар, какой может дать тебе та, кто любит тебя, - ответил Белег. - Это лембас, дорожный хлеб эльдар, и доселе ни одному человеку не случалось отведать его.
   - Шлем моих отцов я приму от тебя с благодарностью, - сказал Турин, - но не возьму я даров из Дориата.
   - Ну так верни свой меч и доспехи, - возразил Белег. - Верни и то, чему тебя учили, и хлеб, что ел ты в юности. А твои люди пусть перемрут от голода, в утеху твоей гордыне. Однако хлеб этот был подарен не тебе, а мне, и я могу делать с ним, что хочу. Можешь не есть, если он нейдет тебе в горло; но, быть может, другие более голодны и менее горды.
   Тут Турин устыдился, и в этом деле поступился гордостью".
   Есть еще несколько мелких сообщений о Дор-Куартол, Земле Лука и Шлема к югу от Тейглина, которой Белег с Турином правили из своей крепости на Амон Руд, сделавшись на время предводителями могучего воинства ("С", стр. 224).
   "Турин радушно принимал всех, кто приходил к нему, но, по совету Белега, не пускал новоприбывших в убежище на Амон Руд (которое теперь называли Эхад и Седрин ("Echad i Sedryn"), Стан Верных); путь на гору знали только люди из Старого Отряда, и никого другого туда не пускали. Но вокруг устроили другие становища и крепости: и в лесу на востоке, и на холмах, и на болотах на юге, от Метед-эн-глад ("Конца Леса") до Бар-эриб в нескольких лигах к югу от Амон Руд; вершина Амон Руд была видна отовсюду, и можно было разными сигналами сообщать новости и отдавать приказы.
   Таким образом еще до конца лета войско Турина сделалось большой силой; и орды Ангбанда были отброшены. Вести об этом долетели даже в Нарготронд, и многие эльфы Нарготронда забеспокоились, говоря, что если какой-то изгой сумел нанести такой ущерб Врагу, то что же медлит Владыка Нарога? Но Ородрет не хотел изменять своему образу действий. Он во всем следовал советам Тингола - они обменивались посланиями по тайным тропам; и Ородрет был мудрым владыкой, если считать мудрым того, кто заботится в первую очередь о своем народе, о том, как долго им удастся сохранить свою жизнь и свое добро от лап алчного Севера. И потому он не отпустил к Турину никого из своего народа, и отправил к нему посланцев, сказать, что, что бы он, Турин, ни сделал и ни задумал в своей войне, он не должен вступать в земли Нарготронда и загонять туда орков. Он отказался помочь Двум Вождям оружием, но предложил им всяческую иную помощь, буде случится в том нужда (и, по-видимому, на это его подвигли Тингол и Мелиан)".
   Неоднократно подчеркивается, что Белег все время был против великих замыслов Турина, хотя и поддерживал его; что Белегу казалось, что драконий Шлем произвел на Турина действие, противоположное тому, на которое он, Белег, надеялся; и что он был в смятении, ибо предвидел, что принесут грядущие дни. Сохранились отрывки его бесед с Турином по этому поводу. В одном из них они сидят вдвоем в крепости Эхад и Седрин, и Турин говорит Белегу:
   "Отчего ты так печален и задумчив? Ведь все идет хорошо с тех пор, как ты вернулся ко мне, разве нет? Мой замысел оказался хорош, не так ли?
   - Пока все хорошо, - ответил Белег. - Наши враги все еще не опомнились, никак не могут прийти в себя. Да, впереди еще будут хорошие дни; но не так уж много.
   - А потом?
   - Зима. А потом - следующий год, для тех, кто доживет.
   - А потом?
   - Ярость Ангбанда. Мы просто обожгли кончики пальцев Черной Руки, вот и все. Она не отдернется.
   - Но разве не было нашей целью и радостью навлечь на себя ярость Ангбанда? - сказал Турин. - Чего бы еще ты хотел от меня?
   - Ты сам отлично знаешь, - ответил Белег. - Но об этом ты мне запретил упоминать. Но выслушай меня. Предводитель большого войска нуждается во многом. Ему нужно надежное убежище; и ему нужно богатство и много людей, которые занимаются не войной. Многим людям нужно много еды, лес их не прокормит. И остаться незамеченными они тоже не могут. Амон Руд хороша для небольшого отряда: у нее есть и глаза, и уши. Но она стоит на равнине, и ее видно издалека; и не требуется большого войска, чтобы окружить ее.
   - И все же я хочу, чтобы у меня было свое войско, - сказал Турин. - Если оно погибнет, погибну и я. Вот, я встал на дороге у Моргота, и пока я стою здесь, нет ему дороги на юг. За это Нарготронд обязан нам благодарностью; может, помогут и в нужде".
   В другом коротком отрывке Турин ответил на предупреждения Белега о ненадежности его силы так:
   "Я хочу править страной; но не этой страной. Здесь я только собираю силы. К землям моего отца в Дор-ломине лежит мое сердце, и туда уйду я, как только смогу".
   Утверждается также, что Моргот до времени не наносил удара и предпринимал лишь ложные нападения, "чтобы легкими победами вселить самоуверенность в этих мятежников; так оно и вышло".
   Андрог снова появляется в описании штурма Амон Руд. Только тогда сообщил он Турину о существовании внутренней лестницы; и он был одним из тех, кто выбрался на вершину. Сказано, что он сражался отважнее многих, но наконец пал, смертельно раненный стрелой; и так сбылось проклятие Мима.
   К изложенной в "С" истории похода Белега на помощь Турину, его встречи с Гвиндором в Таур-ну-Фуйне, спасения Турина и смерти Белега от руки Турина добавить пока нечего. О том, что у Гвиндора был один из "Феаноровых светильников", излучавших синий свет, и о роли этого светильника в одной из версий истории см. "Путешествие Туора в Гондолин", прим. 2.
   Можно также заметить, что отец собирался продолжить историю Драконьего Шлема Дор-ломина до периода пребывания Турина в Нарготронде, и даже дальше; но в повествования это так и не включил. В существующих версиях Драконий Шлем исчезает во время падения Дор-Куартол, во время разорения крепости изгоев на Амон Руд; но он должен был каким-то образом вернуться к Турину в Нарготронде. Он мог появиться там лишь в том случае, если его захватили орки, которые увели Турина в Ангбанд; но если бы Белегу и Гвиндору пришлось отнять его у орков во время спасения Турина, это потребовало бы некоторого развития повествования.
   В отдельном отрывке сказано, что в Нарготронде Турин не хотел носить Шлем, "чтобы он не выдал его", но, отправляясь на битву в Тумхалад, надел его ("С", стр. 232 - там сказано, что на Турине была гномья маска, которую он нашел в оружейнях Нарготронда). Далее в отрывке сказано:
   "Все враги избегали его, страшась этого шлема, - так и вышло, что он вернулся из той страшной битвы целым и невредимым. Он так и вернулся в Нарготронд в этом Драконьем Шлеме, и Глаурунг, желая лишить Турина его помощи и защиты (ибо даже он боялся этого шлема) стал насмехаться над Турином, говоря, что Турин, должно быть, признал себя его воином и вассалом, раз носит на шлеме изображение своего хозяина.
   Но Турин ответил:
   - Ты лжешь, и сам то ведаешь. Ибо образ этот создан как вызов тебе; и доколе есть человек, что способен носить его, вечно пребывать тебе в сомнении, страшась гибели от его руки.
   - Что ж, тогда придется ему дождаться хозяина с другим именем, - сказал Глаурунг, - ибо Турина сына Хурина я не страшусь. Скорее, напротив. Ведь это у него недостает дерзости открыто взглянуть мне в лицо.
   И, воистину, Дракон был столь ужасен, что Турин не решался смотреть ему в глаза, и. говоря с ним, опустил забрало, защищая лицо, и не поднимал глаз выше лап Глаурунга. Но, слыша такие насмешки, он в своей гордыне и опрометчивости поднял забрало и посмотрел в глаза Глаурунгу".
   В другом месте сказано, что именно тогда, когда Морвен узнала, что в битве в Тумхалад появился Драконий Шлем, она поняла, что верно говорят, будто Мормегиль был действительно ее сын, Турин.
   Наконец, предполагалось, что Шлем был на Турине, когда он убил Глаурунга, и перед тем, как Глаурунг издох, в насмешку припомнил ему его слова насчет "другого имени хозяина"; но нигде не указано, как должно было быть выстроено повествование, чтобы это стало возможным.
   Есть еще рассказ о том, как и в чем Гвиндор противостоял Турину в Нарготронде (в "С" об этом лишь упоминается - стр. 231). Это, собственно, даже не рассказ, но изложить его можно так:
   "Гвиндор всегда противоречил Турину на королевских советах, говоря, что он сам был в Ангбанде, и кое-что знает о мощи Моргота и о его замыслах.
   - Мелкие победы в конце концов окажутся бесплодными, - говорил он, - ибо они лишь дают знать Морготу, где живут самые отважные его враги, и тогда он собирает войско, достаточно большое, чтобы уничтожить их. Объединенных сил всех эльдаров и аданов едва хватало на то, чтобы сдерживать его и хранить мир во время осады. Долгим был тот мир, но не дольше, чем понадобилось Морготу на то, чтобы прорвать кольцо; и никогда впредь не сможем мы создать подобного союза. Теперь вся надежда лишь на то, чтобы скрываться, пока не явятся валары.