В электричке Алексей Палыч и Борис сели в отдалении от ребят.
   Отношение к Алексею Палычу изменилось – это чувствовалось совершенно ясно: никто с ним не заговаривал, а он не напрашивался, молча переживая свой неблагородный поступок, совершенный из благородных побуждений. На Бориса тоже падала черная тень Алексея Палыча.
   В автобусе Алексей Палыч успел сунуть конверт с деньгами в рюкзак Чижика: он был уверен, что Чижик никогда ничего не теряет.
   Отчуждение было совершенно явным. Получалось, что именно Алексей Палыч в конечном итоге угробил поход. Провинность Лены, наверное, уже забыли: с ней, во всяком случае, разговаривали.
   – Боря, – сказал Алексей Палыч, – мы здесь уже ни к чему. Пойдем в другой вагон.
   Они перешли в соседний вагон и уселись у окна друг против друга.
   Молча смотрели они на струившуюся за окном стену леса. Казалось, все кончилось так, как они хотели. Но не было не только радости, а даже крошечного удовлетворения.
   – Жаль, – вздохнул Алексей Палыч. – Хорошие ребята... Для них я на всю жизнь останусь жалким растяпой. А может быть, и похуже, когда они найдут деньги...
   – Стойте, Алексей Палыч. – Борис даже подпрыгнул на сиденье. – А ведь получается, что деньги вы не теряли. Вы вообще ни при чем. Деньги украл Чижик!
   – Почему? Когда он мог украсть?
   – Элементарно. Ночью. Когда спали. Если бы вы сказали вчера...
   Это простое соображение не пришло в голову Алексею Палычу раньше, потому что он сосредоточил свои мысли на том, как вернуть деньги. Он их вернул. Он остался честным хотя бы наполовину, но угробил хорошего парня.
   – Я иду признаваться, – сказал Алексей Палыч.
   – Подождите хотя бы до Города, – посоветовал Борис.
   Алексей Палыч подумал и согласился. Не потому, что боялся расправы. Он боялся, что воскреснут надежды ребят и они захотят вернуться с полдороги.
   В вагон вошла Лена, села рядом с Алексеем Палычем.
   – Я пришла попрощаться, – сказала она. – Я понимаю, что вам, Алексей Палыч, встречаться с ребятами больше не хочется...
   – Дело не в желании. Я говорил вам, что имеется такое понятие, как совесть.
   – Я уже, кажется, начинаю в этом разбираться...
   – Куда же вы теперь денетесь?
   – Не знаю. Я ведь не выполнила программы – прекратила поход по своей инициативе.
   – Вас накажут?
   – Нет. Считается, что я лишена эмоций, а для такого... – Тут Лена запнулась, взглянула на Алексея Палыча и усмехнулась, – такого... человека наказание не имеет смысла. Но конечно, у нас прекрасно знают, что я зара...
   И тут Лена прервалась на полуслове. Ее лицо словно окаменело. Она выпрямилась, застыла на сиденье и стала похожа на прежнюю Лжедмитриевну. Но застывшее лицо был напряженным, словно она вслушивалась во что-то, как тогда, ночью, перед переправой.
   – Что с вами, Лена? – спросил Алексей Палыч.
   – Подождите, – коротко бросила Лена.
   Алексей Палыч в удивлении минуту промолчал, переглянулся с Борисом, как бы проверяя, видит ли его ученик то же самое, что и он. Борис пожал плечами. Он по-прежнему не ждал от Лены ничего хорошего.
   – Елена Дмитриевна... – начал Алексей Палыч, но его прервали.
   – Помолчите же!
   У Алексея Палыча промелькнула догадка, совершенно справедливая, как скоро и оказалось. Постепенно лицо Лены утратило напряженность, но на нем появилась растерянность, недоумение, даже что-то вроде обиды, – в общем, кое-что из набора чувств, в которых так нуждалась ее упорядоченная планета.
   – Другого я и не ждала, – сказала Лена.
   – Будут еще неожиданности? – спросил Алексей Палыч.
   – Ну, первое для меня не такая уж неожиданность... А второе... Ладно, это мое дело. А вы, Алексей Палыч, можете не беспокоиться, что подумают о вас ребята. Их уже нет.
   Алексей Палыч похолодел.
   – Как нет?
   – Так. Не существует.
   Алексей Палыч вскочил.
   – Боря, оставайся на месте! – приказал он и бросился в другой вагон.
   В вагоне ребят не оказалось. По проходу метался растерянный Веник и выл, словно катер в тумане. Увидев и учуяв Алексея Палыча, он бросился к нему.
   "Ай, ай, ай!" – жалобно закричал Веник.
   Алексей Палыч рванул дверь в тамбур. В соседнем, хвостовом вагоне ребят тоже не было. Алексей Палыч вернулся в вагон. За ним, преодолев страх перед грохотом и лязгом переходной площадки, проник Веник.
   – Куда вы их дели?! – заорал Алексей Палыч. – Отвечайте немедленно, или я из вас душу вытрясу!
   – Успокойтесь, Алексей Палыч, – сказала Лена. – Никуда они не делись. Ведь не могли они выпрыгнуть на ходу.
   "Да, – подумал Алексей Палыч, – через наш вагон они не проходили, остановок не было."
   – Дело в том, что ребят вообще не было.
   – Дальше! – прорычал Алексей Палыч, у которого впервые в жизни прорезался бас.
   – Ребят не было в том смысле... В общем, так: вы подозревали, что я – машина, а машинами были они. Машинами не в вашем, а в нашем понимании. Можете считать, что они – иллюзии.
   – Так это иллюзии съедали каждое утро по котелку каши?! Это они построили плот?! Они мокли под дождем и выпили два ведра молока?!
   – Это элементарно, – улыбнулась Елена. – Я немного неточно выразилась. Скажем, не иллюзии, а копии, модели... Не ваши модели, а наши, не молекулярные копии, а поля, которым можно придавать самые различные свойства. Но абсолютно точные копии; вплоть до внешности, характеров и даже – запаха.
   Алексей Палыч удивился не слишком. Его заинтересовала другая сторона дела.
   – Значит, вы нас все время обманывали?
   – Я сама об этом узнала случайно. Помните ночь накануне переправы? Я случайно услышала информацию, которая предназначалась не мне. Я узнала, что ребята – копии.
   – Почему вы сразу мне не сказали?
   – А вы бы мне поверили?
   – Нет, – отрезал Алексей Палыч.
   – И я так подумала. Но я тогда же решила вывести вас и Борю из леса. И еще я подумала: даже если вы поверите... Никому легче не станет, вам будет тяжелее, а я останусь без вашей помощи.
   – Все это очень складно. Но если есть копии, то должны быть и оригиналы. И я не успокоюсь, пока их не увижу!
   – Вы их уже видели там, в школе. Где-то по дороге на вокзал их подменили. И мне даже не сообщили об этом. У нас считается, что наблюдатель должен знать как можно меньше: тогда наблюдения не загрязняются излишней информацией.
   – Это я уже слышал, – сказал Алексей Палыч раздраженно. – А нас, случайно, не подменили?
   Лена восприняла эти слова совершенно серьезно.
   – Вас – нет. Никто не имеет права к вам даже прикасаться.
   – Шесть дней блужданий по лесу... – сказал Алексей Палыч. Розыски, которые уже наверняка устроили наши близкие, – это называется "не прикасаться"?
   – Да. Мне вы можете не верить... Потерпите полчаса, до Города. На вокзале вы все узнаете. Мне сейчас сообщили, теперь я знаю... Но лучше будет, если вы сами...
   – Тогда, – сказал Алексей Палыч, – я вообще не понимаю, для чего вся эта карусель и над кем велись наблюдения.
   – Над вами, – сказала Лена таким тоном, словно это разумелось само собой. – И над Борей. Так было задумано с самого начала.
   – Но об этом-то вы знали? Почему не сказали сразу?
   – Вы много от меня хотите. Тогда я была не ваша, а наша.
   – А сейчас?
   – Сейчас?.. – Лена улыбнулась достаточно грустно для того, чтобы понять, что ей было не слишком весело, но и достаточно для того, чтобы Алексей Палыч отметил, что за последние сутки она научилась улыбаться. – Сейчас я сама не знаю...
   – А если бы все сложилось иначе? Я мог не поехать в Город... не пойти с вами... не пустить Бориса, наконец.
   – Тогда меня бы отозвали. Провели эксперимент с кем-то другим. Но Совет решил, что вы с Борей идеальные кандидатуры. И что вы пойдете.
   Может быть, Елена умышленно льстила, чтобы чуть-чуть загладить свои провинности. Но Алексей Палыч, которого жизнь не баловала ни премиями, ни наградами, ощутил в груди приятную теплоту.
   – Мы с Борей далеко не идеальные люди, – попытался он смягчить похвалу, за что и был немедленно перенесен из теплой воды в холодную.
   – Идеальные своим несовершенством, – пояснила Елена.
   – Гм, – сказал Алексей Палыч и обратился к Борису: – А ты что об этом думаешь?
   – Строителей, четыре, сорок четыре... – сказал Борис.
   – Это еще что?
   – Мартышкин адрес.
   – Она живет по этому адресу, можешь не сомневаться, – сказала Елена, – только настоящая. Можешь ее навестить...
   – Делать мне больше нечего, – сказал Борис. – А ты, наверное, врешь, что не знала...
   – Честное слово! – сказала Елена.
   Борис усмехнулся.
   – Честное... Мазь ты украла?
   – Я.
   – А спички, а карту?
   – Тоже я.
   – Какое же у тебя может быть честное слово?
   – Это было в моей программе с самого начала. Не я придумывала. Ты знаешь, Боря, сколько было споров... Нужно было придумать какие-то трудности. Считается, что при этом люди проявляют наиболее сильные стороны характера. Ну, соответственно – больше эмоций...
   – Не сильно ты нас напугала, – усмехнулся Борис.
   – Я тут ни при чем, – вздохнула Елена. – Множество ученых заседали по мази, создали модель комара... У нас ведь их нет. Еще больше заседали по спичкам: огнем мы не пользуемся. Уйма ученых решали, что делать с картой... Только по тебе было создано несколько комиссий. По Алексею Палычу – тоже много...
   – Вам что, делать нечего? – спросил Борис.
   – С вашей точки зрения – да, – сказала Елена. – Потому и заражаются наши наблюдатели – они под вашим влиянием начинают действовать не по программе. Но тогда они перестают быть наблюдателями.
   – А все-таки ты врешь, что не знала про ребят.
   – Не вру, – сказала Елена и упрямо мотнула головой.
   – Поклянись.
   – Я не умею.
   – Скажи: чтобы мне больше никогда моей планеты не увидеть.
   – А мне и так не увидеть, – спокойно сказала Елена. – Я остаюсь здесь. Там я уже не нужна. Сейчас мне сообщили, что отзывать меня не станут.
   Алексей Палыч мысленно вздрогнул. Он представил себе новый круг приключений с Еленой, которую нужно будет куда-то пристроить, что совершенно немыслимо без паспорта, прописки, социального положения, о происхождении уж и говорить нечего.
   – Что же вы намерены делать? – спросил Алексей Палыч.
   – Пока не знаю.
   – Но ведь это жестоко.
   Лена усмехнулась:
   – У нас не существует понятия "жестокость", поскольку не существует понятия "доброта". До этого я додумалась сама, Алексей Палыч! Это – по-человечески?
   – По-человечески, да не совсем... – сказал Алексей Палыч. – они и сейчас нас слышат?
   – Нет. Они отключились.
   – Неужели так трудно вас отозвать?
   – А зачем? Им я не нужна. – И тут Алексей Палыч отметил, что впервые Лена произнесла "им", а не "нам". – Информацию они получили. Теперь для них я бесполезна, потому что я заразилась. Все логично. Не я первая, не я последняя. Моя сестра, например, была послана к вам младенцем. Ее подобрали, воспитали. За этим процессом следили. Недавно ее отозвали в "отпуск". Это не такой отпуск, как на земле, – всего несколько минут. Но там она оказалась совершенно бесполезной: полностью очеловечилась...
   – Стоп! – сказал Алексей Палыч. – Как зовут вашу сестру?
   – Лена.
   – Елена Дмитриевна Кашеварова, кандидат в мастера спорта?
   – Да. И еще – студентка педагогического института.
   – Так вот вы чья копия!
   – Молекулярная, – сказала Елена. – Или, как у вас говорят, генетическая. Мы близнецы.
   – Она вас знает?
   – Нет.
   – Чушь какая-то! – возмутился Алексей Палыч.
   – Вполне логично, – возразила Лена, но на этот раз в голосе ее промелькнула довольно земная ирония.
   Поезд завихлял на стрелках городского вокзала. Поплыл мимо и остановился бетонный перрон. Алексей Палыч, вышагивая по перрону, все же не оставлял мысли о том, чтобы заглянуть в ту самую школу и справиться насчет ребят. Это было необходимо для его собственного спокойствия.
   И тут он увидел группу туристов.
   Навстречу им по перрону нагруженные рюкзаками шли:
   Елена Дмитриевна Кашеварова, ни одной молекулой не отличавшаяся от той, что шла рядом с Алексеем Палычем и Борисом;
   Стасик с шейным платком, повязанным под воротом свитера,
   Гена в темных очках,
   сосредоточенный Чижик,
   акселерат Шурик,
   толстая Валентина,
   Марина-Мартышка со своим обычным румянцем на юных щеках.
   Алексей Палыч и Борис так и застыли на месте. Среди обтекающих их пассажиров они выглядели монументально, и не обратить на них внимания было невозможно. Ребята обратили.
   Стасик скользнул взглядом по Алексею Палычу и спокойно прошел мимо. Марина, у которой Борис оказался на дороге, почти столкнулась с ним и даже собиралась что-то сказать, но воздержалась.
   Лену не заметить было невозможно. Ее заметили и, никак не отреагировав, прошли мимо.
   Один лишь Веник, который понуро плелся сзади, вдруг подпрыгнул, подбежал к Валентине и стал прыгать на нее, радостно завывая.
   – Какая хорошая собачка! – сказала Валентина. – Ребята, возьмем ее с собой?
   – А кормить кто будет? – спросил Шурик.
   – Я, – ответила Валентина.
   Дальнейшего разговора Алексей Палыч не слышал. Группа удалялась вместе с Веником. Алексей Палыч хотел было броситься вслед за ребятами, но Лена удержала его за руку.
   – Они вас не знают, – сказала она. – Это настоящие. Теперь я поняла: их подменили на вокзале.
   – Неделю назад?
   Лена покачала головой.
   Взвизгнув, электричка, в которой скрылись ребята, тронулась с места. Алексей Палыч машинально взглянул на электронное табло. Конечно, он не верил во все эти штучки с поворотом времени. Но ведь в последние дни он имел дело с другими мирами...
   – Какое сегодня число? – спросил Алексей Палыч у проходившей мимо соломенной шляпы.
   – Шестое июня с утра было, – не без юмора ответила шляпа.
   – А год?
   Шляпа вздернула плечи к полям и удалилась.
   – Ну вот, – сказала Лена, – вы все поняли сами. В этом времени наше путешествие продолжалось меньше минуты. Сейчас мы замкнули кольцо и вернулись в исходную точку. Теперь я знаю, почему мы не могли вернуться тем же путем: если бы мы повернули назад с места переправы, то вернулись бы на четыре дня раньше, чем вышли. Все очень просто, Алексей Палыч.
   – Чрезвычайно просто, – сказал Алексей Палыч, в растерянности надевая очки. – А как же с ребятами? С настоящими? Все повторится?
   – Может быть, что-то и повторится, – сказала Лена. – Но у сестры нет никакого задания. Будет обычный поход.
   Алексей Палыч чувствовал, как он безмерно устал. Если бы можно было, он улегся бы где-нибудь на скамье и уснул.
   Борис потянул его за руку.
   – Поехали домой.
   – У нас даже денег нет... – сказал Алексей Палыч.
   – Есть, – сказала Лена. – Помните, я брала у вас на мороженое?
   Лена достала из кармана два рубля пятьдесят две копейки и протянула Алексею Палычу.
   – Но у вас же ничего не осталось. Да и вообще... Куда вы денетесь? Надо подумать, чем мы вам можем помочь.
   – Вы уже помогли, – сказала Лена. – И помешали тоже. Вы и Боря помогли мне приобрести замечательные человеческие недостатки. Вы и Боря помешали мне вернуться домой. Но разве так уж все плохо?
   – Я не знаю... – ответил Алексей Палыч. – Это вам решать... я же со своей стороны...
   – Дайте мне пять копеек, – попросила Лена. – Сестра живет в общежитии, пойду пока на ее место.
   – Да берите все!
   Лена покачала головой и улыбнулась.
   – Это ничего не изменит. Начну устраиваться с самого начала.
   – А знаете... – начал было Алексей Палыч, и в голове его закрутились варианты устройства Лены в кулеминской школе.
   – А что это за птица? – спросила Лена, ткнув пальцем куда-то в сторону вокзального шпиля.
   Птицы в тех краях не было. Когда Алексей Палыч вернул своему телу прежнее положение, то не было и Лены. Где-то уже в конце перрона он увидел знакомый блондинистый хвост прически и серо-голубой проблеск джинсовой ткани.
   – Ну? – сказал Алексей Палыч, обращаясь к Борису.
   – Все нормально, – ответил Борис. – Если только нам не приснилось...
   – Если, конечно, да... – сказал Алексей Палыч не вполне по-русски, но вполне соответственно своему настроению.
   Затем они купили билеты и поехали в Кулеминск по другой линии.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

   За все в жизни приходится платить. Здесь имеются в виду вовсе не тепличные огурцы, которые в феврале стоят два рубля пятьдесят копеек за килограмм. Платить приходится за каждый шаг, и далеко не всегда деньгами. Даже если делаешь кому-то доброе дело, то и за это часто приходится платить: иногда и добро без выкупа не принимают. Наступила минута расплаты и для Алексея Палыча.
   Когда он через кухню пытался пробраться в спальню, чтобы навести на себе хоть минимальный глянец, его засекли. Жена стояла у газовой плиты и спросила поначалу буднично и без всяких эмоций:
   – Что так быстро вернулся?
   – Экзамена сегодня нет.
   – Тогда зачем ходил? Сбегай, Алексей, в магазин, купишь...
   Жена окинула взглядом фигуру мужа и по фигуре этой пробежал трепет.
   – Господи! Где же ты так извозился?!
   – Я упал, – сказал Алексей Палыч.
   Жена с сомнением покачала головой.
   – Я падал восемь раз, – сказал Алексей Палыч.
   – Это с чего же?
   – С того самого, – сказал Алексей Палыч.
   – Врешь.
   – Вру, – согласился Алексей Палыч. – Может быть, отложим разговор до завтра? Или мне придется продолжать врать.
   – Продолжай. Почему ты в этих дурацких тапочках? Где твои иностранные туфли?
   – Я дал их поносить, – сказал Алексей Палыч.
   В прихожей послышался топот, раздался стук в дверь, и вошла девочка-почтальонша.
   – Тетя Аня, вам телеграмма, распишитесь.
   О телеграмме Алексей Палыч забыл начисто. Он попытался было перехватить бланк, но жена стояла к девочке ближе. Она взяла телеграмму, прочла, внимательно взглянула на мужа и расписалась.
   Девочка ушла.
   – Идем, Алексей, поговорим... – сказала жена.
   На этом мужа и жену можно оставить.
   Что же касается Бориса, то его отсутствия просто никто не заметил.