– Ты бы хоть поел сначала, – сказал Алексей Палыч.
В этот момент послышался стук в дверь. Алексей Палыч быстро накрыл мальчика своим пальто и пошел к двери.
– Кто там?
– Да я же, Алексей Палыч!
В подвал скатился разрумянившийся и запыхавшийся Борис.
– Ну что, нашелся?
– Нашелся. Он и не пропадал. Тут, Боря, такое дело... – Алексей Палыч сбросил пальто на верстак. – Посмотри сам.
Борис присвистнул.
– Это же совсем другой!
– Нет, тот же самый. Он так за одну ночь вырос.
– Еще этого не хватало, – сказал Борис. – Что же теперь с ним делать? А я для него одеяло из дома стащил. А получается, что ему не одеяло, а штаны надо. Где же мы одежду возьмем?
– Если бы только в этом дело... – вздохнул Алексей Палыч.
И Алексей Палыч рассказал Борису о своем разговоре с мальчиком.
Борис поверил сразу. Он еще вчера был уверен: дураков в космос не посылают.
– Вот и хорошо, – сказал он. – А я как раз список принес.
– Какой список?
Борис вынул из кармана сложенный вчетверо листок тетрадной бумаги и протянул его Алексею Палычу.
– "Конденсаторов разных – триста штук, – прочитал Алексей Палыч, – электромоторы переменного тока – пять штук; электромоторы постоянного тока – три штуки; аккумуляторные батареи – четыре штуки; проводов медных в изоляции – триста м; паяльные лампы – три штуки..." Ничего не понимаю. Какие паяльные лампы? Зачем три штуки?
– А в запас, – сказал Борис. – Вы дальше смотрите.
– И смотреть не хочу, – сказал Алексей Палыч. – Не до этого мне сейчас. Да никто и не даст нам столько оборудования...
Борис кивнул на мальчика:
– Пускай они присылают. Раз уж так получилось...
– Вот оно что, – сказал Алексей Палыч. – Ты что же, Боря, по чужим планетам собрался попрошайничать?
– Потому что надоело каждый кусок проволоки выпрашивать!
– А что о нас _там_ подумают, тебя не волнует?
– А им что, жалко? Вы же сами говорили, что у них там всего полно.
– Ну что же, проси, – сказал Алексей Палыч. – Если, конечно, тебе не стыдно.
– Не стыдно, – ответил Борис. – Я ведь не для себя.
Во время этого разговора мальчик внимательно поглядывал то на одного, то на другого. Взгляд у него был совершенно осмысленный, но, как это бывает у маленьких, настороженный.
Борис подошел к мальчику и протянул ему развернутый список.
– Это можешь достать?
Мальчик взял листок и стал внимательно его разглядывать.
– Борька, Борька, оглоед, съел собаку на обед, – сказал мальчик.
Борис понимающе усмехнулся.
– Молоток, – сказал он. – Только ты не притворяйся. Как тебя зовут?
– Борька, Борька, дурачок, съел на ужин пятачок, – ответил мальчик, и по расплывшейся его физиономии было видно, что он собой очень доволен.
На этот раз Борис с недоумением взглянул на Алексея Палыча. Учитель тоже не сразу понял, в чем дело.
– Я думаю вот что... – сказал наконец Алексей Палыч. – Он уже отключился. Ему сейчас столько лет, на сколько он выглядит.
– А зачем он нам тогда нужен? – спросил Борис.
– Но ведь дело вовсе не в том, что он нужен нам, а в том, что мы ему нужны!
Борис промолчал.
Это означало, что с Алексеем Палычем он не согласился. Борис был не против того, чтобы мальчик совершил какое-нибудь чудо. Иначе зачем было тащиться в такую дорогу?
Вообще, люди испокон веков ожидали сверху только чудес. Сначала от бога. Но бог ничего, кроме молний и ураганов, не присылал.
Тогда стали ждать чудес из других миров. В книгах сотни пришельцев прилетали на Землю – каждый со своими фокусами. И вот примчался один – прямо к Борису. И ничего не принес. Если не считать дырки в стекле. Но такие чудеса Борис мог делать и сам.
– А теперь давай его покормим, – сказал Алексей Палыч.
Борис возражать не стал. Он включил электроплитку. Алексей Палыч разбавил молочную смесь дистиллированной водой. Когда смесь стала теплой, он тщательно ее размешал и понес к мальчику.
– Все-таки спокойный мальчик, – сказал Алексей Палыч. – Другой на его месте давно бы кричал от голода. Сейчас, сейчас мы его покормим, – сказал Алексей Палыч, обращаясь уже к мальчику, таким тоном, каким, по его мнению, нужно было разговаривать с голодным ребенком.
– Не покормим, не покормим, – отозвался мальчик.
– Кушай, это вкусно, – сказал Алексей Палыч, поднося ложку.
– Не кушай, не вкусно, – отозвался мальчик, отталкивая ложку.
Борис рассмеялся.
– Нечего смеяться, – огрызнулся Алексей Палыч, – сам таким был.
– Сроду таким не был, – сказал Борис, с удовольствием наблюдая, как учитель вытанцовывает возле мальчика.
– Кушай, а то Палыч рассердится, – пригрозил учитель.
– Не кушай, не Палыч, – с восторгом сказал мальчик. Эта игра явно ему понравилась.
– Может быть, ты хочешь сам? – спросил Алексей Палыч.
– Сам, – неожиданно согласился мальчик.
Алексей Палыч с торжеством посмотрел на Бориса.
– Добром, – сказал он, – можно добиться от ребенка чего угодно. На, – сказал Алексей Палыч, протягивая мальчику ложку.
– На, – сказал мальчик и залепил кашей Алексею Палычу в переносицу.
Алексей Палыч медленно выпрямился. Он достал из кармана платок и стер кашу.
Борис, опираясь спиной о шкаф, постепенно сползал на пол. Он уже не смеялся, а тихо постанывал.
– Что здесь смешного? – строго спросил Алексей Палыч.
– К-ка... – простонал Борис, – к-каша...
– Ну, каша. Что – каша?
– К-каша... горячая?
– Это не имеет никакого значения, – сухо сказал Алексей Палыч.
– Извините, Алексей Палыч, – проговорил Борис, понемногу успокаиваясь. – Я просто никогда такого не видел.
– Будешь сам отцом – увидишь.
– Но вы же не отец, – возразил Борис. – За что же вас – кашей?
Алексей Палыч взглянул на мальчишку, застывшего с поднятой в руке ложкой, и неожиданно для себя рассмеялся:
– А он понимает, что провинился. Смотри, какой у него виноватый вид.
И, словно в ответ на эти слова, мальчик сказал:
– Я больше не буду.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Алексей Палыч. – Будешь хорошим мальчиком?
– Не буду.
– Не будешь хорошим мальчиком?
– Буду нехорошим! – И глаза мальчишки лукаво блеснули.
Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.
– Пускай лучше он подключится, – посоветовал Борис.
– Это от меня не зависит, – сказал Алексей Палыч. – Давай подумаем насчет одежды.
– Алексей Палыч, – неуверенно сказал Борис, – это я, конечно, так... просто сейчас в голову пришло... Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?
– Почему? – спросил Алексей Палыч. Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.
– А какая от него польза?
– А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или, допустим, от меня?
– Это все понятно, – сказал Борис. – Но мы ведь ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?
– Боря, – сказал Алексей Палыч, – я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.
– А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И – привет. И никакой одежды не нужно.
– А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?
Борис взглянул на мальчика.
Тот сидел прямо, внимательно взглядывая то на Бориса, то на Алексея Палыча.
– Пускай он тогда скажет, что понимает.
Мальчик молчал. Вид у него был чрезвычайно серьезный.
– Ну, скажи что-нибудь, – обратился к нему Борис.
Мальчик молчал. Что-то не по-детски напряженное было в его позе. И еще – глаза: расширившиеся, застывшие в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.
Борису почему-то стало неловко.
– Насчет одежды... – сказал он. – Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ведь ему будет велико.
– С одеждой мы выкрутимся, – сказал Алексей Палыч. – Может быть, я даже сегодня успею съездить в одно место.
Но в этот день Алексей Палыч никуда не успел. Как раз в этот день вечером обнаружила Анна Максимовна пропажу продуктов, и Алексей Палыч не решился уйти из дома.
И это хорошо, что не решился, потому что на следующий день, когда Алексей Палыч и Борис скрывались в лесу от пожарников, в лаборатории кое-что изменилось.
День 3-й
В этот момент послышался стук в дверь. Алексей Палыч быстро накрыл мальчика своим пальто и пошел к двери.
– Кто там?
– Да я же, Алексей Палыч!
В подвал скатился разрумянившийся и запыхавшийся Борис.
– Ну что, нашелся?
– Нашелся. Он и не пропадал. Тут, Боря, такое дело... – Алексей Палыч сбросил пальто на верстак. – Посмотри сам.
Борис присвистнул.
– Это же совсем другой!
– Нет, тот же самый. Он так за одну ночь вырос.
– Еще этого не хватало, – сказал Борис. – Что же теперь с ним делать? А я для него одеяло из дома стащил. А получается, что ему не одеяло, а штаны надо. Где же мы одежду возьмем?
– Если бы только в этом дело... – вздохнул Алексей Палыч.
И Алексей Палыч рассказал Борису о своем разговоре с мальчиком.
Борис поверил сразу. Он еще вчера был уверен: дураков в космос не посылают.
– Вот и хорошо, – сказал он. – А я как раз список принес.
– Какой список?
Борис вынул из кармана сложенный вчетверо листок тетрадной бумаги и протянул его Алексею Палычу.
– "Конденсаторов разных – триста штук, – прочитал Алексей Палыч, – электромоторы переменного тока – пять штук; электромоторы постоянного тока – три штуки; аккумуляторные батареи – четыре штуки; проводов медных в изоляции – триста м; паяльные лампы – три штуки..." Ничего не понимаю. Какие паяльные лампы? Зачем три штуки?
– А в запас, – сказал Борис. – Вы дальше смотрите.
– И смотреть не хочу, – сказал Алексей Палыч. – Не до этого мне сейчас. Да никто и не даст нам столько оборудования...
Борис кивнул на мальчика:
– Пускай они присылают. Раз уж так получилось...
– Вот оно что, – сказал Алексей Палыч. – Ты что же, Боря, по чужим планетам собрался попрошайничать?
– Потому что надоело каждый кусок проволоки выпрашивать!
– А что о нас _там_ подумают, тебя не волнует?
– А им что, жалко? Вы же сами говорили, что у них там всего полно.
– Ну что же, проси, – сказал Алексей Палыч. – Если, конечно, тебе не стыдно.
– Не стыдно, – ответил Борис. – Я ведь не для себя.
Во время этого разговора мальчик внимательно поглядывал то на одного, то на другого. Взгляд у него был совершенно осмысленный, но, как это бывает у маленьких, настороженный.
Борис подошел к мальчику и протянул ему развернутый список.
– Это можешь достать?
Мальчик взял листок и стал внимательно его разглядывать.
– Борька, Борька, оглоед, съел собаку на обед, – сказал мальчик.
Борис понимающе усмехнулся.
– Молоток, – сказал он. – Только ты не притворяйся. Как тебя зовут?
– Борька, Борька, дурачок, съел на ужин пятачок, – ответил мальчик, и по расплывшейся его физиономии было видно, что он собой очень доволен.
На этот раз Борис с недоумением взглянул на Алексея Палыча. Учитель тоже не сразу понял, в чем дело.
– Я думаю вот что... – сказал наконец Алексей Палыч. – Он уже отключился. Ему сейчас столько лет, на сколько он выглядит.
– А зачем он нам тогда нужен? – спросил Борис.
– Но ведь дело вовсе не в том, что он нужен нам, а в том, что мы ему нужны!
Борис промолчал.
Это означало, что с Алексеем Палычем он не согласился. Борис был не против того, чтобы мальчик совершил какое-нибудь чудо. Иначе зачем было тащиться в такую дорогу?
Вообще, люди испокон веков ожидали сверху только чудес. Сначала от бога. Но бог ничего, кроме молний и ураганов, не присылал.
Тогда стали ждать чудес из других миров. В книгах сотни пришельцев прилетали на Землю – каждый со своими фокусами. И вот примчался один – прямо к Борису. И ничего не принес. Если не считать дырки в стекле. Но такие чудеса Борис мог делать и сам.
– А теперь давай его покормим, – сказал Алексей Палыч.
Борис возражать не стал. Он включил электроплитку. Алексей Палыч разбавил молочную смесь дистиллированной водой. Когда смесь стала теплой, он тщательно ее размешал и понес к мальчику.
– Все-таки спокойный мальчик, – сказал Алексей Палыч. – Другой на его месте давно бы кричал от голода. Сейчас, сейчас мы его покормим, – сказал Алексей Палыч, обращаясь уже к мальчику, таким тоном, каким, по его мнению, нужно было разговаривать с голодным ребенком.
– Не покормим, не покормим, – отозвался мальчик.
– Кушай, это вкусно, – сказал Алексей Палыч, поднося ложку.
– Не кушай, не вкусно, – отозвался мальчик, отталкивая ложку.
Борис рассмеялся.
– Нечего смеяться, – огрызнулся Алексей Палыч, – сам таким был.
– Сроду таким не был, – сказал Борис, с удовольствием наблюдая, как учитель вытанцовывает возле мальчика.
– Кушай, а то Палыч рассердится, – пригрозил учитель.
– Не кушай, не Палыч, – с восторгом сказал мальчик. Эта игра явно ему понравилась.
– Может быть, ты хочешь сам? – спросил Алексей Палыч.
– Сам, – неожиданно согласился мальчик.
Алексей Палыч с торжеством посмотрел на Бориса.
– Добром, – сказал он, – можно добиться от ребенка чего угодно. На, – сказал Алексей Палыч, протягивая мальчику ложку.
– На, – сказал мальчик и залепил кашей Алексею Палычу в переносицу.
Алексей Палыч медленно выпрямился. Он достал из кармана платок и стер кашу.
Борис, опираясь спиной о шкаф, постепенно сползал на пол. Он уже не смеялся, а тихо постанывал.
– Что здесь смешного? – строго спросил Алексей Палыч.
– К-ка... – простонал Борис, – к-каша...
– Ну, каша. Что – каша?
– К-каша... горячая?
– Это не имеет никакого значения, – сухо сказал Алексей Палыч.
– Извините, Алексей Палыч, – проговорил Борис, понемногу успокаиваясь. – Я просто никогда такого не видел.
– Будешь сам отцом – увидишь.
– Но вы же не отец, – возразил Борис. – За что же вас – кашей?
Алексей Палыч взглянул на мальчишку, застывшего с поднятой в руке ложкой, и неожиданно для себя рассмеялся:
– А он понимает, что провинился. Смотри, какой у него виноватый вид.
И, словно в ответ на эти слова, мальчик сказал:
– Я больше не буду.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Алексей Палыч. – Будешь хорошим мальчиком?
– Не буду.
– Не будешь хорошим мальчиком?
– Буду нехорошим! – И глаза мальчишки лукаво блеснули.
Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.
– Пускай лучше он подключится, – посоветовал Борис.
– Это от меня не зависит, – сказал Алексей Палыч. – Давай подумаем насчет одежды.
– Алексей Палыч, – неуверенно сказал Борис, – это я, конечно, так... просто сейчас в голову пришло... Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?
– Почему? – спросил Алексей Палыч. Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.
– А какая от него польза?
– А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или, допустим, от меня?
– Это все понятно, – сказал Борис. – Но мы ведь ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?
– Боря, – сказал Алексей Палыч, – я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.
– А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И – привет. И никакой одежды не нужно.
– А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?
Борис взглянул на мальчика.
Тот сидел прямо, внимательно взглядывая то на Бориса, то на Алексея Палыча.
– Пускай он тогда скажет, что понимает.
Мальчик молчал. Вид у него был чрезвычайно серьезный.
– Ну, скажи что-нибудь, – обратился к нему Борис.
Мальчик молчал. Что-то не по-детски напряженное было в его позе. И еще – глаза: расширившиеся, застывшие в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.
Борису почему-то стало неловко.
– Насчет одежды... – сказал он. – Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ведь ему будет велико.
– С одеждой мы выкрутимся, – сказал Алексей Палыч. – Может быть, я даже сегодня успею съездить в одно место.
Но в этот день Алексей Палыч никуда не успел. Как раз в этот день вечером обнаружила Анна Максимовна пропажу продуктов, и Алексей Палыч не решился уйти из дома.
И это хорошо, что не решился, потому что на следующий день, когда Алексей Палыч и Борис скрывались в лесу от пожарников, в лаборатории кое-что изменилось.
День 3-й
Голубой силуэт с голубыми иголочками
На следующий день, решив, что пожарный инспектор уже закончил обход школы, Алексей Палыч и Борис направились в лабораторию.
Они хотели заглянуть на минутку, после чего Алексей Палыч собирался поехать на ближайшую от Кулеминска станцию за одеждой. Покупать одежду в Кулеминске было чистым безумием. Молодые продавщицы когда-то учились у Алексея Палыча, а не очень молодые учили у него своих детей сейчас. Конечно, не все они знали, какого возраста у учителя внук. Но всех и не надо, достаточно одной.
После вчерашней беседы с мальчиком Алексей Палыч не так уж боялся, что в его отсутствие с ним что-то случится. Если те сумели "отозвать" ребенка, брошенного в реку, то, наверное, и этому не дадут погибнуть.
На этот раз в портфеле учителя на всякий случай лежали две булочки с маком и четыре сосиски, купленные в школьном буфете.
– Вот что, Боря, – сказал Алексей Палыч, подойдя к школе. Пройдись-ка ты по этажам на всякий случай, вдруг он еще не ушел.
В школе было пусто и тихо. Но проникнуть дальше вестибюля Борису не удалось. Его атаковала Ефросинья Дмитриевна, которая тряпкой вытирала пол.
– Ты куда? – сказала она грозно.
– Я? – Борис думал недолго. – Я в кабинет физики. Учитель велел прибор принести.
– Это какой еще прибор?
– Физический.
– Понятно, что физический. А какой такой учитель? – спросила Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала какой.
– Алексей Палыч, – покорно ответил Борис.
– Куда принести?
– К нему домой.
– Как же ты в кабинет попадешь, ломать будешь, что ли?
– Он мне ключ дает.
– А разве это порядок, чтобы ученикам ключ давали?
– Вы же знаете, что я ему помогаю.
– Ничего я не знаю, – сказала Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала и это. – Мне вот никто не помогает, одна на всю школу.
– А в школе больше никого нет?
– Кто ж тут сейчас может быть? И не пущу никого. И учителя твоего не пущу. Вам бы только топтать. Вон, пожарник только что ушел, шлялся тут по чистому, наследил хуже медведя. Теперь ты будешь топтать?
– Тогда я не пойду, – сказал Борис.
– Ладно уж, иди, только ноги вытри.
Но задача была выполнена, идти наверх не имело смысла.
– До свидания, – сказал Борис, направляясь к выходу.
– Борька, – пригрозила вдогонку Ефросинья Дмитриевна, – я матери-то скажу.
– Что вы скажете? – спросил Борис от двери.
– А вот... это самое...
– Не говорите, пожалуйста, – попросил Борис.
– Чего не говорить? – с интересом спросила Ефросинья Дмитриевна.
– А вот... это самое...
Борис вышел, оставив Ефросинью Дмитриевну без последнего слова. Неуместная эта шуточка еще отольется двоим заговорщикам, ибо неясное, крошечное подозрение зародилось в голове Ефросиньи Дмитриевны. Что за подозрение, она не знала сама. Просто возникла и связалась в уме цепочка: Борис – кабинет – Алексей Палыч – пожарный инспектор.
После условного стука дверь в подвал отворилась, и Борис увидел растерянного Алексея Палыча, который молча посторонился, пропуская Бориса.
Лаборатория выглядела так, будто в ней повеселилась парочка обезьян. На столе и под столом валялись перепутанные провода. Из приборов на столе была сложена башня, грозившая вот-вот развалиться; инструменты, раньше аккуратно развешанные над верстаком, теперь были разбросаны по полу; даже шкаф был сдвинут со своего места.
Но все это было не главной новостью.
Возле стола стоял мальчик лет восьми, почти ровесник Сереги. Он был закутан в одеяло, молча наматывал на палец кусок провода и изредка шмыгал носом. На лице его застыла обида.
– Опять вырос, – сокрушенно сказал Алексей Палыч.
– Ты зачем все это наделал? – сурово спросил Борис.
– Я играл.
– Разве приборы для игры?
– Мне Палыч уже говорил, – мальчик тяжело вздохнул. – Теперь ты говоришь. Я не знал...
– Мы тоже не знали, что ты вырастешь.
– Разве я вырос? – спросил мальчик.
– Ты что, смеешься?
– Разве нужно смеяться? – спросил мальчик.
– Перестань дурака валять!
– А ты не поздоровался. Мне Палыч говорил, что, когда приходишь, всегда нужно здороваться.
Борис мельком взглянул на учителя. Тот пожал плечами.
– Ну, привет, привет, – усмехнулся Борис. – Что еще скажешь?
– Привет, – дружелюбно сказал мальчик. – Ты только не говори так громко. Мне это почему-то неприятно.
– Почему-то? – иронически переспросил Борис.
– Да, – серьезно ответил мальчик. – Только я не знаю почему.
Алексей Палыч положил Борису на плечо руку.
– Боря, – сказал учитель, – ты все-таки с ним помягче. Ты не забывай, кто он.
– Алексей Палыч! – возмутился Борис. – Что ж, так всегда будет?! Он будет все ломать, а его – по головке? Если бы я столько наломал!..
– Ты и ломал, – сказал Алексей Палыч. – Пылесос, например.
– Правильно, – согласился Борис. – Но сколько мне было лет – и сколько ему.
– А сколько ему? – спросил Алексей Палыч.
– Сколько тебе лет? – спросил Борис.
– Не знаю. А сколько нужно?
Борис ничего не ответил, только вздохнул – усталым таким, родительским вздохом. Он был очень сердит в эту минуту. Ведь столько труда затрачено на лабораторию. Его личного труда и его выдумки. И тут появляется какой-то дурачок с какой-то дурацкой планеты и наводит свои порядки, вместо того чтобы подарить летающую тарелку или хотя бы лучевой пистолет. Правда, мальчишка не спорит и выглядит виноватым, но это почему-то злит еще больше. Не будь здесь Алексея Палыча, космический гость получил бы пару затрещин.
Воспользовавшись минуткой молчания, Алексей Палыч вытащил из портфеля булочки, сосиски и протянул их мальчику.
– На, поешь.
Мальчик взял одну булочку.
– Когда тебе что-то дают, нужно говорить "спасибо", – сказал Борис.
– Спасибо, – повторил мальчик и завертел булочку в руке, не зная, что с ней делать.
– Кусай, – сказал Алексей Палыч и щелкнул зубами, показывая, как нужно обращаться с булочкой.
Мальчик откусил кусочек, проглотил и положил булочку на стол.
– Не хочу.
– Ты что, вообще никогда не ешь? – спросил Борис.
– Я могу. Но я не хочу.
– Хочу, не хочу – это все на твоей планете осталось, – строго сказал Борис. – У нас нужно есть.
Мальчик, морщась, проглотил и булочки и сосиски. И лицо его, пока он ел, снова чем-то напомнило Борису брата Серегу, когда тот попадал в безвыходное положение.
– А теперь, – сказал Борис, – давай наводить порядок. Ты будешь все ставить на место, как было. Чего не понимаешь, спрашивай. Мы тебе поможем. Так, Алексей Палыч?
– Так, так... – согласился Алексей Палыч, глядя на Бориса внимательно, будто открыл в нем что-то новое. – Так, давай попробуем.
Пока лаборатория принимала нормальный вид, в ней ничего интересного не произошло.
Но в это время поблизости происходили другие события, от которых и в лаборатории скоро станет интересно.
Дело в том, что разведка Бориса оказалась точной только наполовину: пожарный инспектор на самом деле ушел из школы, но он собирался в нее вернуться.
Часа два он бродил по школе, осматривал распределительные щиты, проводку, выворачивал пробки и даже иногда зачем-то нюхал. Ничего опасного в пожарном смысле ему обнаружить не удалось. И никто не заподозрил, что в смысле этом наиболее опасным являлся сам инспектор.
Ибо в груди у него бушевал пожар.
Пожар этот разгорался постепенно в течение ночи. Накануне вечером инспектор закусывал селедкой и съел их четыре штуки.
Пожар не удалось потушить утром ни холодным молоком, ни кефиром.
Мучась от сжигавшего его внутреннего огня, инспектор ходил по школе. Даже огнетушители вызывали у него воспоминания о чем-то шипучем, прохладном, приятно освежающем горло. Наконец инспектору стало невмоготу бороться с внутренним пламенем. Так и не осмотрев подвал, инспектор устремился в столовую, решив вернуться попозже.
Пока инспектор глоток за глотком поливал пивом пылающий внутри костер, в лаборатории инструменты и приборы постепенно возвращались на свои места. Когда же он решительным шагом подошел к двери и подергал ее, то предпринимать что-либо было уже поздно.
– Кто там? – спросил Алексей Палыч.
– Инспектор...
Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.
Спустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.
– Ну, как тут у вас в нашем смысле? – спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.
– По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, – почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.
– Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?
– Вот, к станку.
Инспектор подтащил табуретку в угол.
– Ну-ка, мальчик, подвинься, – попросил он, отодвигая рукой пришельца.
Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.
Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком.
Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание что-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании... От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!
Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.
– А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?
– Видите ли... – пробормотал Алексей Палыч. – Это в целях...
– Репетиция, – быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.
– Ага, ага, – согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция была словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.
Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладонь.
– Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.
Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал:
– За что же нас штрафовать?
– А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.
Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.
– А почему вы тут репетируете? – спросил он, отыскивая глазами мальчишку.
– Это мой брат, – быстро сказал Борис.
– Ага, – кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли. – Брат – это хорошо.
Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.
Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.
Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.
– Ты – молоток, – сказал Борис.
– Молоток? – повторил мальчик.
– Молоток – это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.
– Погорели? – снова спросил мальчик.
– Ну, засыпались бы, понимаешь?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Засыпались – это значит... – уже с некоторым раздражением сказал Борис. – Это значит... это значит... – Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.
Борис нахмурился.
– Засыпался – это означает, что... – начал Борис, как на уроке. Что... что человек хочет что-то скрыть, а его... разоблачают. Ты молчал, и поэтому ты не засы... поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.
– Теперь понятно, – сказал мальчик. – Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.
– Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, – посоветовал Борис.
– Подключился? А что такое – подключиться?
– Да не темни ты! – тоскливо сказал Борис. – Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.
– Я слышал, – согласился мальчик. – Но я все равно не понимаю, что такое "подключиться". А еще больше не понимаю, что такое "темнить".
– Темнить – это значит скрывать правду! – заорал Борис. – А говорить "еще больше не понимаю" – неграмотно! Надо говорить "еще меньше понимаю"!
– Ты опять говоришь очень громко, – сказал мальчик. – Когда ты говоришь громко, я еще меньше понимаю. Но я не скрываю правду.
Борис, обессилев, плюхнулся на табурет. Он посмотрел на Алексея Палыча, словно призывая того в свидетели тупости инопланетных жителей.
Другой бы на месте Бориса мог насладиться чувством превосходства; это чувство согревает души многих людей. Некоторые способны годами копаться в себе, выискивая, чем же они лучше других. Есть и такие, кто может потратить на это всю жизнь. И тогда, устав от поисков, они неожиданно обнаруживают это превосходство. Им, к сожалению, оказывается возраст.
Борис Куликов был не из этой породы. Он умел работать. Он знал, что может и чего не может. Если кто-то из его одноклассников не мог решить несложной задачи по математике, Борис не хохотал и не издевался над ним. Но и не помогал. Таких он просто не замечал. Борис всегда шел вперед. На этом пути он никого не отталкивал, но никого и не увлекал за собой. Он делал свое дело, и из этого всегда что-нибудь получалось. Теперь же с мальчишкой не получалось ничего. И даже Алексей Палыч, с которым все всегда у Бориса ладилось, теперь ничего придумать не мог, а плыл по течению.
Вместо того, чтобы посочувствовать, Алексей Палыч сказал:
– Боря, а ведь ты не соврал, когда сказал инспектору, что мальчик твой брат. Вы и есть братья – по разуму.
– У меня таких братьев – целый класс, – буркнул Борис. – Только они умнее.
– Боря, я понимаю тебя, – стараясь говорить как можно мягче, произнес Алексей Палыч. – Я тем более понимаю тебя, потому... ну, потому что видел много разных ребят. Бывали и такие, от которых просто в отчаяние приходишь. Но они понимали, что делали. А наш гость не делает ничего назло. Он ведет себя как положено ребенку: если не понимает – спрашивает. Неужели ты хочешь, чтобы его "отозвали" только за это? Для меня само это слово звучит как-то жестоко. Будто не "отозвать", а убить.
Мальчик шевельнулся.
– Что такое "убить"? – спросил он.
– Это... ну, как тебе объяснить... – сказал Алексей Палыч. – Это так, вроде "отозвать".
– Отозвать?
– Да. Когда тебя отзовут, ты ведь с нами больше не будешь.
– Я с вами, – сказал мальчик. – Кто меня отзовет?
Алексей Палыч многозначительно посмотрел на Бориса.
– Никто тебя не отзовет, – сказал он. – Ты будешь с нами. Это была шутка.
– Что такое шутка?
На этот раз в затруднении оказался и Алексей Палыч.
– Боря, – сказал он, – ты у нас специалист по переводу с русского на русский. Может быть, попробуешь?
– Не могу я, Алексей Палыч [22], – взмолился Борис. – У меня и так в голове как будто каша. Я тебе потом объясню, – сказал он мальчику. – Ведь не горит у тебя?
– Не горит?
Борис застонал. Не голосом застонал, а так – внутренне. В школе ему давно уже объяснили, что русский язык богат и разнообразен. Но это был тот случай, про который говорят: "Язык мой – враг мой".
– Ты можешь обождать? – простонал Борис, на этот раз вслух. – Не обязательно, чтобы я все немедленно объяснял.
– Я могу обождать, – послушно сказал мальчик. – Ты, Боря, хороший, когда не кричишь.
– А ты не слишком хороший, – сказал Борис. – Ты все время растешь. А это уже не шутка. Мы не знаем, какую одежду тебе доставать. Долго ты еще будешь расти?
– Я не знаю, – тихо сказал мальчик.
– А я знаю, – решительно сказал Борис.
Взяв мальчика за руку, он подвел его к стене.
– Алексей Палыч, какой рост ему лучше всего сделать?
– Я думаю, хорошо, если бы вы были примерно одного роста. Но каким образом...
– А это пускай он сам соображает. Или они пускай думают. – Борис показал пальцем наверх. – Посылают человека в такую даль без штанов, а мы должны изобретать. Может быть, они нас сейчас слышат? – Борис задрал подбородок и проговорил в потолок: – Эй вы, товарищи, или пришлите одежду, или перестаньте его растить! – Спохватившись, Борис глянул на мальчика, но тот ничего не сказал. Борис поправился: – Или сделайте так, чтобы он не рос выше этой черты.
Борис прислонил мальчика к стене, встал с ним рядом и карандашом провел на уровне своих глаз черту.
– Нормально? – спросил он учителя.
– Это было бы неплохо, – согласился Алексей Палыч.
– Ну и все, можно покупать на такой размер.
– Ты уже, кажется, начал распоряжаться в космосе, – усмехнулся Алексей Палыч.
– Больше я ничего не могу придумать.
– Да я не в укор, – сказал Алексей Палыч. – Мне, например, это и в голову не пришло. Будем надеяться. Впрочем, у меня завтра свободный день, я с утра зайду сюда на примерку. А теперь давай по домам. Если нас будут домашние разыскивать да заглянут сюда, это может кончиться плохо. Мама ведь не инспектор, ей не докажешь, что он твой брат.
Они хотели заглянуть на минутку, после чего Алексей Палыч собирался поехать на ближайшую от Кулеминска станцию за одеждой. Покупать одежду в Кулеминске было чистым безумием. Молодые продавщицы когда-то учились у Алексея Палыча, а не очень молодые учили у него своих детей сейчас. Конечно, не все они знали, какого возраста у учителя внук. Но всех и не надо, достаточно одной.
После вчерашней беседы с мальчиком Алексей Палыч не так уж боялся, что в его отсутствие с ним что-то случится. Если те сумели "отозвать" ребенка, брошенного в реку, то, наверное, и этому не дадут погибнуть.
На этот раз в портфеле учителя на всякий случай лежали две булочки с маком и четыре сосиски, купленные в школьном буфете.
– Вот что, Боря, – сказал Алексей Палыч, подойдя к школе. Пройдись-ка ты по этажам на всякий случай, вдруг он еще не ушел.
В школе было пусто и тихо. Но проникнуть дальше вестибюля Борису не удалось. Его атаковала Ефросинья Дмитриевна, которая тряпкой вытирала пол.
– Ты куда? – сказала она грозно.
– Я? – Борис думал недолго. – Я в кабинет физики. Учитель велел прибор принести.
– Это какой еще прибор?
– Физический.
– Понятно, что физический. А какой такой учитель? – спросила Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала какой.
– Алексей Палыч, – покорно ответил Борис.
– Куда принести?
– К нему домой.
– Как же ты в кабинет попадешь, ломать будешь, что ли?
– Он мне ключ дает.
– А разве это порядок, чтобы ученикам ключ давали?
– Вы же знаете, что я ему помогаю.
– Ничего я не знаю, – сказала Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала и это. – Мне вот никто не помогает, одна на всю школу.
– А в школе больше никого нет?
– Кто ж тут сейчас может быть? И не пущу никого. И учителя твоего не пущу. Вам бы только топтать. Вон, пожарник только что ушел, шлялся тут по чистому, наследил хуже медведя. Теперь ты будешь топтать?
– Тогда я не пойду, – сказал Борис.
– Ладно уж, иди, только ноги вытри.
Но задача была выполнена, идти наверх не имело смысла.
– До свидания, – сказал Борис, направляясь к выходу.
– Борька, – пригрозила вдогонку Ефросинья Дмитриевна, – я матери-то скажу.
– Что вы скажете? – спросил Борис от двери.
– А вот... это самое...
– Не говорите, пожалуйста, – попросил Борис.
– Чего не говорить? – с интересом спросила Ефросинья Дмитриевна.
– А вот... это самое...
Борис вышел, оставив Ефросинью Дмитриевну без последнего слова. Неуместная эта шуточка еще отольется двоим заговорщикам, ибо неясное, крошечное подозрение зародилось в голове Ефросиньи Дмитриевны. Что за подозрение, она не знала сама. Просто возникла и связалась в уме цепочка: Борис – кабинет – Алексей Палыч – пожарный инспектор.
После условного стука дверь в подвал отворилась, и Борис увидел растерянного Алексея Палыча, который молча посторонился, пропуская Бориса.
Лаборатория выглядела так, будто в ней повеселилась парочка обезьян. На столе и под столом валялись перепутанные провода. Из приборов на столе была сложена башня, грозившая вот-вот развалиться; инструменты, раньше аккуратно развешанные над верстаком, теперь были разбросаны по полу; даже шкаф был сдвинут со своего места.
Но все это было не главной новостью.
Возле стола стоял мальчик лет восьми, почти ровесник Сереги. Он был закутан в одеяло, молча наматывал на палец кусок провода и изредка шмыгал носом. На лице его застыла обида.
– Опять вырос, – сокрушенно сказал Алексей Палыч.
– Ты зачем все это наделал? – сурово спросил Борис.
– Я играл.
– Разве приборы для игры?
– Мне Палыч уже говорил, – мальчик тяжело вздохнул. – Теперь ты говоришь. Я не знал...
– Мы тоже не знали, что ты вырастешь.
– Разве я вырос? – спросил мальчик.
– Ты что, смеешься?
– Разве нужно смеяться? – спросил мальчик.
– Перестань дурака валять!
– А ты не поздоровался. Мне Палыч говорил, что, когда приходишь, всегда нужно здороваться.
Борис мельком взглянул на учителя. Тот пожал плечами.
– Ну, привет, привет, – усмехнулся Борис. – Что еще скажешь?
– Привет, – дружелюбно сказал мальчик. – Ты только не говори так громко. Мне это почему-то неприятно.
– Почему-то? – иронически переспросил Борис.
– Да, – серьезно ответил мальчик. – Только я не знаю почему.
Алексей Палыч положил Борису на плечо руку.
– Боря, – сказал учитель, – ты все-таки с ним помягче. Ты не забывай, кто он.
– Алексей Палыч! – возмутился Борис. – Что ж, так всегда будет?! Он будет все ломать, а его – по головке? Если бы я столько наломал!..
– Ты и ломал, – сказал Алексей Палыч. – Пылесос, например.
– Правильно, – согласился Борис. – Но сколько мне было лет – и сколько ему.
– А сколько ему? – спросил Алексей Палыч.
– Сколько тебе лет? – спросил Борис.
– Не знаю. А сколько нужно?
Борис ничего не ответил, только вздохнул – усталым таким, родительским вздохом. Он был очень сердит в эту минуту. Ведь столько труда затрачено на лабораторию. Его личного труда и его выдумки. И тут появляется какой-то дурачок с какой-то дурацкой планеты и наводит свои порядки, вместо того чтобы подарить летающую тарелку или хотя бы лучевой пистолет. Правда, мальчишка не спорит и выглядит виноватым, но это почему-то злит еще больше. Не будь здесь Алексея Палыча, космический гость получил бы пару затрещин.
Воспользовавшись минуткой молчания, Алексей Палыч вытащил из портфеля булочки, сосиски и протянул их мальчику.
– На, поешь.
Мальчик взял одну булочку.
– Когда тебе что-то дают, нужно говорить "спасибо", – сказал Борис.
– Спасибо, – повторил мальчик и завертел булочку в руке, не зная, что с ней делать.
– Кусай, – сказал Алексей Палыч и щелкнул зубами, показывая, как нужно обращаться с булочкой.
Мальчик откусил кусочек, проглотил и положил булочку на стол.
– Не хочу.
– Ты что, вообще никогда не ешь? – спросил Борис.
– Я могу. Но я не хочу.
– Хочу, не хочу – это все на твоей планете осталось, – строго сказал Борис. – У нас нужно есть.
Мальчик, морщась, проглотил и булочки и сосиски. И лицо его, пока он ел, снова чем-то напомнило Борису брата Серегу, когда тот попадал в безвыходное положение.
– А теперь, – сказал Борис, – давай наводить порядок. Ты будешь все ставить на место, как было. Чего не понимаешь, спрашивай. Мы тебе поможем. Так, Алексей Палыч?
– Так, так... – согласился Алексей Палыч, глядя на Бориса внимательно, будто открыл в нем что-то новое. – Так, давай попробуем.
Пока лаборатория принимала нормальный вид, в ней ничего интересного не произошло.
Но в это время поблизости происходили другие события, от которых и в лаборатории скоро станет интересно.
Дело в том, что разведка Бориса оказалась точной только наполовину: пожарный инспектор на самом деле ушел из школы, но он собирался в нее вернуться.
Часа два он бродил по школе, осматривал распределительные щиты, проводку, выворачивал пробки и даже иногда зачем-то нюхал. Ничего опасного в пожарном смысле ему обнаружить не удалось. И никто не заподозрил, что в смысле этом наиболее опасным являлся сам инспектор.
Ибо в груди у него бушевал пожар.
Пожар этот разгорался постепенно в течение ночи. Накануне вечером инспектор закусывал селедкой и съел их четыре штуки.
Пожар не удалось потушить утром ни холодным молоком, ни кефиром.
Мучась от сжигавшего его внутреннего огня, инспектор ходил по школе. Даже огнетушители вызывали у него воспоминания о чем-то шипучем, прохладном, приятно освежающем горло. Наконец инспектору стало невмоготу бороться с внутренним пламенем. Так и не осмотрев подвал, инспектор устремился в столовую, решив вернуться попозже.
Пока инспектор глоток за глотком поливал пивом пылающий внутри костер, в лаборатории инструменты и приборы постепенно возвращались на свои места. Когда же он решительным шагом подошел к двери и подергал ее, то предпринимать что-либо было уже поздно.
– Кто там? – спросил Алексей Палыч.
– Инспектор...
Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.
Спустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.
– Ну, как тут у вас в нашем смысле? – спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.
– По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, – почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.
– Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?
– Вот, к станку.
Инспектор подтащил табуретку в угол.
– Ну-ка, мальчик, подвинься, – попросил он, отодвигая рукой пришельца.
Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.
Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком.
Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание что-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании... От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!
Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.
– А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?
– Видите ли... – пробормотал Алексей Палыч. – Это в целях...
– Репетиция, – быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.
– Ага, ага, – согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция была словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.
Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладонь.
– Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.
Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал:
– За что же нас штрафовать?
– А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.
Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.
– А почему вы тут репетируете? – спросил он, отыскивая глазами мальчишку.
– Это мой брат, – быстро сказал Борис.
– Ага, – кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли. – Брат – это хорошо.
Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.
Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.
Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.
– Ты – молоток, – сказал Борис.
– Молоток? – повторил мальчик.
– Молоток – это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.
– Погорели? – снова спросил мальчик.
– Ну, засыпались бы, понимаешь?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Засыпались – это значит... – уже с некоторым раздражением сказал Борис. – Это значит... это значит... – Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.
Борис нахмурился.
– Засыпался – это означает, что... – начал Борис, как на уроке. Что... что человек хочет что-то скрыть, а его... разоблачают. Ты молчал, и поэтому ты не засы... поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.
– Теперь понятно, – сказал мальчик. – Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.
– Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, – посоветовал Борис.
– Подключился? А что такое – подключиться?
– Да не темни ты! – тоскливо сказал Борис. – Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.
– Я слышал, – согласился мальчик. – Но я все равно не понимаю, что такое "подключиться". А еще больше не понимаю, что такое "темнить".
– Темнить – это значит скрывать правду! – заорал Борис. – А говорить "еще больше не понимаю" – неграмотно! Надо говорить "еще меньше понимаю"!
– Ты опять говоришь очень громко, – сказал мальчик. – Когда ты говоришь громко, я еще меньше понимаю. Но я не скрываю правду.
Борис, обессилев, плюхнулся на табурет. Он посмотрел на Алексея Палыча, словно призывая того в свидетели тупости инопланетных жителей.
Другой бы на месте Бориса мог насладиться чувством превосходства; это чувство согревает души многих людей. Некоторые способны годами копаться в себе, выискивая, чем же они лучше других. Есть и такие, кто может потратить на это всю жизнь. И тогда, устав от поисков, они неожиданно обнаруживают это превосходство. Им, к сожалению, оказывается возраст.
Борис Куликов был не из этой породы. Он умел работать. Он знал, что может и чего не может. Если кто-то из его одноклассников не мог решить несложной задачи по математике, Борис не хохотал и не издевался над ним. Но и не помогал. Таких он просто не замечал. Борис всегда шел вперед. На этом пути он никого не отталкивал, но никого и не увлекал за собой. Он делал свое дело, и из этого всегда что-нибудь получалось. Теперь же с мальчишкой не получалось ничего. И даже Алексей Палыч, с которым все всегда у Бориса ладилось, теперь ничего придумать не мог, а плыл по течению.
Вместо того, чтобы посочувствовать, Алексей Палыч сказал:
– Боря, а ведь ты не соврал, когда сказал инспектору, что мальчик твой брат. Вы и есть братья – по разуму.
– У меня таких братьев – целый класс, – буркнул Борис. – Только они умнее.
– Боря, я понимаю тебя, – стараясь говорить как можно мягче, произнес Алексей Палыч. – Я тем более понимаю тебя, потому... ну, потому что видел много разных ребят. Бывали и такие, от которых просто в отчаяние приходишь. Но они понимали, что делали. А наш гость не делает ничего назло. Он ведет себя как положено ребенку: если не понимает – спрашивает. Неужели ты хочешь, чтобы его "отозвали" только за это? Для меня само это слово звучит как-то жестоко. Будто не "отозвать", а убить.
Мальчик шевельнулся.
– Что такое "убить"? – спросил он.
– Это... ну, как тебе объяснить... – сказал Алексей Палыч. – Это так, вроде "отозвать".
– Отозвать?
– Да. Когда тебя отзовут, ты ведь с нами больше не будешь.
– Я с вами, – сказал мальчик. – Кто меня отзовет?
Алексей Палыч многозначительно посмотрел на Бориса.
– Никто тебя не отзовет, – сказал он. – Ты будешь с нами. Это была шутка.
– Что такое шутка?
На этот раз в затруднении оказался и Алексей Палыч.
– Боря, – сказал он, – ты у нас специалист по переводу с русского на русский. Может быть, попробуешь?
– Не могу я, Алексей Палыч [22], – взмолился Борис. – У меня и так в голове как будто каша. Я тебе потом объясню, – сказал он мальчику. – Ведь не горит у тебя?
– Не горит?
Борис застонал. Не голосом застонал, а так – внутренне. В школе ему давно уже объяснили, что русский язык богат и разнообразен. Но это был тот случай, про который говорят: "Язык мой – враг мой".
– Ты можешь обождать? – простонал Борис, на этот раз вслух. – Не обязательно, чтобы я все немедленно объяснял.
– Я могу обождать, – послушно сказал мальчик. – Ты, Боря, хороший, когда не кричишь.
– А ты не слишком хороший, – сказал Борис. – Ты все время растешь. А это уже не шутка. Мы не знаем, какую одежду тебе доставать. Долго ты еще будешь расти?
– Я не знаю, – тихо сказал мальчик.
– А я знаю, – решительно сказал Борис.
Взяв мальчика за руку, он подвел его к стене.
– Алексей Палыч, какой рост ему лучше всего сделать?
– Я думаю, хорошо, если бы вы были примерно одного роста. Но каким образом...
– А это пускай он сам соображает. Или они пускай думают. – Борис показал пальцем наверх. – Посылают человека в такую даль без штанов, а мы должны изобретать. Может быть, они нас сейчас слышат? – Борис задрал подбородок и проговорил в потолок: – Эй вы, товарищи, или пришлите одежду, или перестаньте его растить! – Спохватившись, Борис глянул на мальчика, но тот ничего не сказал. Борис поправился: – Или сделайте так, чтобы он не рос выше этой черты.
Борис прислонил мальчика к стене, встал с ним рядом и карандашом провел на уровне своих глаз черту.
– Нормально? – спросил он учителя.
– Это было бы неплохо, – согласился Алексей Палыч.
– Ну и все, можно покупать на такой размер.
– Ты уже, кажется, начал распоряжаться в космосе, – усмехнулся Алексей Палыч.
– Больше я ничего не могу придумать.
– Да я не в укор, – сказал Алексей Палыч. – Мне, например, это и в голову не пришло. Будем надеяться. Впрочем, у меня завтра свободный день, я с утра зайду сюда на примерку. А теперь давай по домам. Если нас будут домашние разыскивать да заглянут сюда, это может кончиться плохо. Мама ведь не инспектор, ей не докажешь, что он твой брат.