Он позаботится о том, чтобы в его присутствии они вели себя подобающим образом и ни при каких обстоятельствах не давали выхода своим пошлым, вороватым, ленивым, наглым и в целом омерзительным помыслам. И пусть прекратят пичкать его гнусной ложью относительно отеля, поскольку все, что они скажут впредь, будет этой самой гнусной ложью. Он остановился у них, поскольку сам намеревался сделать это, и с сегодняшнего дня они будут во всем строго придерживаться правил, а не то он лично выбьет всю дурь из их глупых голов.
   — А я это могу сделать, поняли? — с воинственным блеском в покрасневших глазах пригрозил он. — Думаете, слабо мне, да? Ну ничего, вот только допустите где-нибудь промашку.
   — Да, сэр. Конечно, сэр.
   — Ну ладно. А теперь откройте-ка бутылочку, да побыстрее шевелитесь!
   Они подчинялись, и продолжали подчиняться. В их примитивно устроенных мозгах сам по себе факт, что верховный правитель лишился рассудка, еще не лишал его права на власть. Он по-прежнему оставался их боссом, их властью. Он был символом чего-то такого, что пусть и не вполне одобрялось обществом, но было крайне важно для существования Тэда и Эда Гусиков.
   В дневное время они по очереди присматривали за ним, вечерами же, перед уходом на работу, выставляли виски, еду и вообще все, что ему могло понадобиться, что он мог захотеть или они сами думали, что ему может понадобиться или он может захотеть. И больше ни разу не упомянули в его присутствии отель — как он им и приказал. Да и потом, практически беспрерывное пьянство Вестбрука практически лишало их возможности поговорить с ним.
   Как-то ночью, а точнее, ранним утром, управляющий проснулся с ощущением, будто он заново родился. В голове полностью прояснилось, не было ни предательской дрожи, ни выворачивающего внутренности мерзкого ощущения тошноты, сопровождавшего каждое его пробуждение.
   На самом деле он пребывал в состоянии эйфории. Природа давала ему возможность в последний раз ощутить свободу жизни, прежде чем навсегда отобрать ее. Однако это ощущение оптимизма и благополучия казалось ему совершенно явственным, и пока оно длилось, он успел вылить в туалет все остававшиеся у него бутылки спиртного.
   Едва сделав это, Вестбрук вновь погрузился в бездну, намного более глубокую, нежели ранее. Тело содрогнулось в конвульсии, с удвоенной силой нахлынули страх и боль. Невидимые руки стиснули голову, сжимая ее все туже, туже и туже, покуда мозг не взвизгнул и не забился в агонии.
   Вестбрук диким взглядом огляделся вокруг. На полу валялись пустые бутылки, но он совершенно не помнил, как они там оказались.
   «Наверное, Тэд и Эд, — подумал он. — Определенно, это они все подстроили. Все хотели заставить меня бросить пить, и вот...»
   — Убей их, — яростно пробормотал он. — Убей их, убей их, убей их! Я... я должен что-то взять. Я... Я ДОЛЖЕН ВЗЯТЬ...
   Пошатываясь, он прошел на кухню и принялся лихорадочно копаться в ящиках буфета. Потом стал переходить из комнаты в комнату, выворачивая наружу содержимое полок шкафов, расшвыривая мебель, переворачивая подушки и матрасы. В медицинском шкафчике в ванной он отыскал бутылку спирта для растираний, схватил ее, прижал к груди и заковылял обратно на кухню.
   Там взял маленькую кастрюльку, поставил ее на стойку раковины, накрыл куском хлеба и принялся через него фильтровать спирт. Неожиданно рука конвульсивно дернулась, и бутылка с размаху разбилась о стену.
   Вскрикнув, он горько разрыдался по поводу такой потери. На какое-то мгновение Вестбрук пребывал в состоянии полной растерянности, но затем распахнул дверцу холодильника и принялся вышвыривать наружу его содержимое.
   Ничего стоящего он там не нашел. Ничего. Только ерунда всякая — еда. О, мерзавцы! Гнусные, пронырливые мерзавцы! Набили холодильник яйцами, маслом, молоком, сметаной, отбивными и... и еще какой-то абсолютно ненужной снедью. И ни капли, ни единой капли вожделенного напитка.
   — Убей их, — вновь прошлепали губы. — Убей их. Это будет последнее, что я сделаю. Я... я...
   У дальней стенки холодильника, загороженная пакетом с грейпфрутами, стояла бутылка. Эдакий графинчик, немного походивший на маленький кувшин в подарочном исполнении, наполненный жидкостью шоколадного цвета. Наверняка сироп, что же еще. Скорее всего, они догадались, что к этому времени он будет буквально умирать, и задумали эту невыносимую, жесточайшую пытку, лишь бы заставить его переступить последнюю черту.
   Вестбрук сунул голову в холодильник и, царапаясь ушами о стоящие там предметы, прищурился. Надпись на этикетке расплывалась, буквы двоились, но он все же прочитал написанное. «Крем-какао»! Целая пятая часть, ну там плюс-минус, чистейшего семидесятиградусного спирта!
   Вестбрук издал тихий стон и хотел было схватить бутылку, но, вспомнив жуткую неудачу со спиртом, прислонил кастрюльку к стенке кухонной стойки, после чего поставил в нее бутылку. Потом он опустил кастрюльку на пол, наклонил бутылку и вытащил пробку.
   Послышалось негромкое бульканье, из горлышка потекла густая коричневая жидкость. Поскуливая, Вестбрук потянулся за чашкой. Теперь-то он уж не потеряет ни капли. Один раз они могли его одурачить, но дважды, Господь свидетель, им это не удастся. Он все перельет в кастрюльку, и...
   Струйка жидкости оборвалась — что-то внутри бутылки заткнуло горлышко. Вестбрук жалобно застонал. Каким-то чудом ему удалось дрожащими пальцами, большим и указательным, извлечь преграду и бросить ее в кастрюльку.
   Чудное бульканье возобновилось. Вестбрук постепенно наклонял бутылку, аккуратно помогая струе выливаться наружу. Наконец терпение его лопнуло, он резко повернул бутылку вверх дном, вытряхнул последние капли и зашвырнул ее в угол.
   А потом наконец выпил.
   Сделал два больших глотка — один, потом второй. Щеки надулись, глаза округлились, его всего дико передернуло. Вздохнув, управляющий откинулся спиной на стенку холодильника, длинными, глубокими, благодарными вдохами вгоняя в себя воздух.
   Потом закурил. Приподняв кастрюльку — теперь он уже снова мог доверять своим рукам, — он снова принялся наполнять чашку.
   В нее что-то плюхнулось — видимо, тот самый предмет, который ранее перегораживал горлышко. Аккуратно зажав преграду пальцами, Вестбрук вперил в нее нахмуренный взгляд.
   Нет, это была не пробка, как он подумал сначала. Это был маленький надувной шарик, плотно набитый чем-то и перехваченный у основания резинкой.
   Дрожь странного предчувствия всколыхнула тело Вестбрука. Он вытер предмет носовым платком, затем насухо вытер пальцы и лишь тогда разорвал резиновую упаковку.
   Ее содержимое упало на пол. Это были деньги, туго скрученные в рулончик пятисотдолларовые купюры. Управляющий пересчитал их и сквозь его зубы наружу прорвался возглас — триумфа и одновременно возмущения.
   Возмущения и гнева, поскольку даже если он и не знал, каким образом им удалось добраться до этих денег, однако то, где именно они их взяли, ему было прекрасно известно. У Дадли обнаружилась недостача в пять штук, а здесь оказались как раз пять штук. И если они не у него украли эту сумму — ту самую сумму, которую он разыскивал, — то тогда у кого же? А если эти деньги не были крадеными — хотя об этом было смешно даже подумать, — то зачем же им было так тщательно их сюда упрятывать?
   Впрочем, все эти вопросы были донельзя элементарными, а ответы на них для человека с опытом Вестбрука не оставляли под собой никаких сомнений. Он вспомнил, в каком страхе, ужасе и беспомощности жил из-за этой кражи, и с его губ сорвался еще один нечленораздельный звук.
   — Ну, теперь-то я уж определенно сделаю это, — мрачно пробормотал он. — Теперь я точно убью их!
   В спальне у него имелся запас чистых рубашек, белья и прочего. Его костюм, так и ненадеванный с тех пор, как он поселился здесь, также висел чистый и отглаженный. Он принял ванну, побрился и тщательно оделся. Потом приготовил целый кофейник, как бы ненароком отшвырнув от себя бутылку из-под «крем-какао».
   Алкоголь. Да зачем он вообще ему нужен? Что он давал ему из того, чего у него не было или чего он не мог без труда достать? Впрочем, не важно... В данный момент ему не хотелось пить, и у него было странное ощущение, что подобное желание не возникнет и впредь.
   Покончив с кофе, Вестбрук принялся бродить по квартире, осматривая шкафы и полки, переставляя различные подозрительные предметы.
   Все это потребовало немало времени, однако в конце концов он нашел то, что искал, — тяжелый деревянный брусок дюймов трех в окружности и не менее четырех в длину. Он находился в шкафу, где служил в качестве вешалки для одежды. Оторвав ненужные детали, он для пробы несколько раз взмахнул им и, мрачно-удовлетворенный, вернулся в гостиную.
   «Ну, теперь-то я покажу им фокус, — подумал Вестбрук. — Нет, конечно, не убью этих подонков, но заставлю подумать, будто они уже умерли».
   — Боже! — неожиданно воскликнул он. — Боже! — С этими словами он отшвырнул деревяшку. — Да что же это со мной происходит? Что на меня нашло?
   И когда Гусики вернулись с работы, он лишь поговорил с ними.
   По его словам, ничего веселого в краже не было. Ни веселого, ни умного, ни смелого — разве что она являлась для кого-то источником боли и страданий. И делом каждого — именно каждого, а не только лишь пострадавшего человека — было сделать так, чтобы никто не страдал и не чувствовал боли, если их можно было предотвратить. И они должны были сделать это. В противном случае они лишились бы покоя, они должны были бы постоянно быть начеку, а когда они устали бы от этого, что неизбежно случилось бы, петля оказалась бы у них на шее.
   Они нравились ему. Более того, он был им многим обязан. Сообразительные, деловые ребята, и ему это тоже нравилось. Однако, если они снова будут работать под его началом, то им предстоит проявлять эту сообразительность только там, где надо. И он надеется, что достаточно ясно дал им понять, что именно подразумевает под словами «где надо».
   Вкратце именно это он им и сказал. А потом, сунув деньги в карман, Вестбрук вернулся в отель.
   Но это, как уже было сказано, произошло лишь через несколько дней после смерти Дадли.
   И судьба Багза Маккены — равно как и многих других участников этих событий — была уже решена.

Глава 13

   Ни в сумочке Розали Вара, ни при ней самой не обнаружилось ничего предосудительного. Багз обыскивал ее недолго, но достаточно тщательно — о Боже, как же он ненавидел себя сейчас за это! — и в итоге нашел в одеждах Розали лишь саму Розали.
   На почту она отправилась с совершенно невинной целью, доказательство чему в данный момент находилось у нее в руках. Багз уставился на этот предмет — открытку, которую нашел в ее сумочке, — и с каждой секундой чувствовал себя все глупее и глупее, ощущая, как наливается краской его лицо. Он не знал, что сказать ей. Боялся даже взглянуть на нее. И потому не отводил взгляда от открытки:
   "Дорогая Рози!
   Я была так рада, хотя и немного удивлена твоему сегодняшнему телефонному звонку. Разумеется, мне очень хотелось бы повидаться с тобой. Но, как я уже говорила, мне надо согласовать этот вопрос с шефом, а он сказал, что сегодня я понадоблюсь ему до шести часов. Поэтому мы так и не увидимся, если ты не задержишься в городе до этого времени. Рози, мне правда очень жаль. В следующий раз, когда снова соберешься в наши края, дай мне знать заранее. С любовью
   Элла Мей".
   Дольше рассматривать открытку было уже нельзя, и он неловким движением руки положил ее на колени девушки, одновременно скользнув по ее лицу жалким, виноватым взглядом. На ней были свежий полотняный костюм и накрахмаленная белая блузка, а маленькие, красиво выгнутые в подъеме ножки украшали туфли на высоком каблуке. Тщательно приглаженные, густые, иссиня-черные волосы прикрывала изящная, симпатичная, хотя и явно самодельная шляпка.
   Что и говорить, бедненький был наряд, во всяком случае, весьма недорогой, и смотрелся он очаровательно и даже шикарно лишь потому, что надет был именно на Рози, да и потому еще, что она, наверное, не один час потратила на его выбор и подгонку.
   Вот, значит, кого он выбрал кандидатом в шантажисты! Это должна была быть обычная уличная девка, которая за пятерку готова переспать чуть ли не с каждым! А на деле ею оказалась тихая, воспитанная молодая женщина, к тому же настолько честная, что открыто и к явному своему неудобству признававшая, что является негритянкой!
   Ну ладно, признаем, что почтовая открытка еще не стопроцентное доказательство ее невиновности. В конце концов, она могла и сама послать ее себе, если подозревала, что он намеревается заманить ее в ловушку. Да, действительно могла, однако он был абсолютно уверен в том, что она этого не делала. Все, что было связано с этой девушкой, в корне противоречило его теории.
   Он ей нравился, так же как и она ему. Буквально с первой их встречи. И вот она приняла его приглашение, надела свой лучший воскресный наряд и постаралась организовать встречу с подругой, чтобы подобным тактичным способом избавить его от необходимости развлекать ее. А он отплатил ей за все это тем, что...
   — Рози, — сказал Багз, — я хотел сказать вам, что очень сожалею о случившемся.
   — Вс-се в порядке, — пробормотала она подрагивающими губами. — В конце концов, вы не обязаны извиняться или объясняться в чем-то перед человеком, который находится в моем положении. Вы можете делать все, что захотите, и если это кому-то не понравится...
   — Не надо. Не надо, Рози, — взмолился Багз. — Ты же знаешь, что я не такой.
   — Н-ну... я в общем-то никогда вас таким и не считала. Я просто думала... ч-что-то ужасно дурацкое, глупое, наверное. Что вы пригласили меня в знак уважения ко мне. Ч-что хотели этим сказать, что мы д-друзья и что вам не с-стыдно...
   Ее глаза снова наполнились слезами, и, рыдая, она ткнулась лицом в его плечо.
   — Я ч-чувствую себя такой грязной. Совсем падшей. Как будто нет никакой пользы от... от...
   — Не надо. — Багз погладил узкие угловатые плечи. — Это все было несерьезно, понимаешь? Просто один парень вздумал подшутить надо мной, и я подумал, что, возможно...
   — ...вот почему-то вспомнила один случай, о котором вроде бы совсем забыла. Это было в Чикаго, несколько лет назад. Один мужчина заговорил со мной в трамвае. Он показался мне таким милым, поэтому...
   Тот парень вышел вместе с ней, потом неожиданно выхватил ее сумочку, сунул в нее пятидолларовую бумажку, но саму сумочку не отдавал, а сам принялся свистеть, вызывая патрульную машину. Полицию нравов. Такие часто встречаются. Стал говорить, что она ему очень понравилась, но что если она не хочет попасть за решетку и встать на учет в полиции, то он мог бы...
   Багз сидел с окаменевшим лицом и слушал рассказ девушки, полностью разделяя переполнявшие ее душераздирающи чувства. Потом снова повторил, что история с почтой полностью на совести этого дурацкого шутника. Сейчас он не может ей всего объяснить, но...
   — О, продолжайте, продолжайте. — В окне машины показалось лицо Лу Форда. — Веселимся, значит, не так ли?
   Багз уставился на него, а Рози резко отодвинулась в сторону. Ощерившись, Багз грубоватым тоном задал помощнику шерифа вопрос.
   — Что я здесь делаю? — переспросил Форд. — А что бы я мог здесь делать? Может, деньги в банк клал. Оформлял счет на свои кровно заработанные... Тебя такой ответ устраивает?
   — Годится.
   — Вот так? Понравился, значит? Я так и думал. Честно говоря, сэр, именно на это я и рассчитывал. Хотя, возможно, не это является настоящей причиной. Не говорю ни да, ни нет, а просто — предположим. И еще предположим, что я оказался здесь, чтобы понаблюдать за тобой.
   Багз хмыкнул и натужно рассмеялся, тогда как Форд прямо-таки светился лучезарной улыбкой.
   — Такой ответ тебе еще больше понравился? Прямо до железы достал, да? Пожалуй, можно немного развить эту тему. Скажем так, что я присматривал за тобой, потому что опасался, не подашься ли ты в бега. А подумал я об этом потому — предположим, — потому, что подумал, не ты ли убил того парня и умыкнул у него пять тысяч долларов.
   Все с той же улыбкой на лице помощник шерифа ждал ответа. Сейчас он походил на человека, только что отпустившего удачную шутку.
   — Ты не находишь это забавным? — продолжал Форд. — Похоже, не находишь.
   — Не понимаю, о чем ты говоришь, — буркнул Багз. — С чего ты взял, что у Дадли были пять тысяч долларов?
   — Ну, до этого нетрудно было докумекать. В отеле много сотрудников, и у всех имеются рты. А у меня, если ты успел заметить, есть парочка ушей. Возможно, они и не так хороши, как твои, и не слышат того, что пока не сказано, и... Багз, а я ведь не упоминал имени Дадли. Я ни словом не обмолвился, что именно у него были пять тысяч.
   Багз пожал плечами. Он и сам заметил свою промашку, едва совершил ее.
   — Черт побери, — сказал он, — да ведь кроме него, насколько мне известно, в последние дни никто не умирал. Вот я и решил, что ты говоришь именно о нем.
   — Да? Ну что ж... — Форд рассудительно кивнул. — Ставлю тебе пятерку за сообразительность. Точнее, пятерку с минусом.
   А минус за то, что ты до сих пор не представил меня своей очаровательной спутнице.
   — С чего ты взял, что ей этого хочется? — резко отбрил его Багз, но краткая процедура взаимного представления все же состоялась.
   Розали вежливо пробормотала полагающиеся при этом слова. Форд еще ближе придвинул свое лицо к окну машины, с интересом рассматривая ее лицо.
   — Клянусь, что где-то я вас уже видел, не так ли. Сейчас в этом наряде вы смотритесь гораздо привлекательнее, но...
   — Спасибо, — проговорила Розали. — Да, сэр, я работаю в отеле.
   — М-м-м... А, ночной горничной, да? И вы прибирали комнату Дадли, когда он еще был жив?
   — Нет, сэр, он работал днем, поэтому его комнату убирала одна из дневных горничных.
   — Но в ту ночь вы ведь были где-то поблизости и могли без труда заглянуть к нему.
   — Да, сэр, конечно могла. Но я этого не делала. У меня не было на то причин.
   — Вы в этом уверены? Уверены в том, что пять тысяч долларов не были тому причиной?
   — Пять ты... — Она изумленно уставилась на него. — Но... но, мистер Форд, вы же не думаете, что я...
   — Нет, он этого не думает, — гневно оборвал ее Багз. — Просто у него такая манера развлекаться. Позволяет ему занять себя между рэкетирскими наездами.
   Форд подмигнул ему и сказал, что, пожалуй, Багзу все же следовало бы поставить за сообразительность полноценную пятерку.
   — Ну ладно, вернемся к делу... Скажите, мисс Вара, вам никогда не доводилось пользоваться хлоралгидратом? Я не имею в виду принимать его самой — просто, может, когда употребляли для чего-нибудь?
   — Но почему?.. Кажется, нет. Боюсь, я даже не знаю, что это такое.
   — Возможно, вы не знаете его по названию, и вам ближе какое-то другое выражение, например «капли для нокаута» или?..
   — "Капли для нокаута"? Но как... с к-какой стати я буду...
   — Вы не будете, — сказал Багз, — и ему это известно! Скажи, Форд, к чему ты клонишь? Какое отношение имеет хлорал к Дадли?
   — А я разве тебе не сказал? Да, похоже, память совсем дырявая стала, — нараспев проговорил Форд. — У Дадли все внутренности были им напичканы. Хватило бы, чтобы свалить с ног и корову. Док сказал, что, если бы он не выбросился из окна, одного этого было бы достаточно, чтобы прикончить его.
   — Но...
   — Похоже на то, что это валит наповал всю идею с самоубийством, не так ли? Все летит, прошу меня простить, мисс Вара, коту под хвост. В его комнате этой дряни не оказалось, следовательно, кто-то ему ее принес. Но если они таким образом могли прикончить парня, зачем было затевать эту историю с окном? Ни к чему им было все это. Парень бы и так через пять или десять минут отбросил бы копыта, и всякий, кто имел дело с хлоралгидратом, знает это.
   — Ну... — Багз никак не мог сообразить. С его совести свалился громадный камень, и единственное, о чем он мог подумать, это о том, что, даже если бы у них не произошла та потасовка, Дадли все равно бы умер. — Ну, я думаю, что этот человек, кем бы он ни был...
   — Она. Ты хочешь сказать — она, не так ли? Это ведь женское оружие, и именно женщина имела наибольшие шансы подсунуть его ему.
   — Ладно, пусть она. Значит, она вытолкнула его из окна — если, конечно, его вообще выталкивали оттуда, — чтобы тем самым прикрыть затею с хлоралгидратом. Чтобы все выглядело не как убийство, а как самоубийство.
   — Но тогда получается, что она совсем глупая. Даже полная дуреха доперла бы, что экспертиза все покажет.
   — Значит, она была глупой, — сказал Багз. — Как и множество других людей.
   Наконец он увидел Эми, стоящую в дверном проеме. Перехватил ее взгляд, заметил, как она неловко улыбнулась, как бы отрицая смущенным жестом всякую связь с происходящим.
   Багз равнодушно отвернулся от нее и снова посмотрел на Форда.
   — Ты же на самом деле не подозреваешь мисс Вара. У тебя нет на то никаких причин. Но она ответила на все твои вопросы, а потому...
   — Не-а. Вот здесь ты как раз и ошибаешься, — сказал Форд. — Я их пока еще даже не начал задавать.
   — Ну так задавай их в Рэгтауне! Езжай следом за нами, если боишься, что мы скроемся. С меня уже хватит! Я не намерен сидеть здесь и наблюдать, как ты разыгрываешь перед мисс Вара свою клоунаду. И она тоже не обязана это делать. Мы...
   — Ты хочешь сказать, что тебе не нравится сидеть здесь? — Брови Форда поползли вверх. — А я-то думал, что тебе здесь очень даже удобно. Но разумеется, если ты предпочитаешь отправиться в городскую тюрьму... Да-да, именно так, — кивнул он. — Ты все еще в моем округе.
   — Но... — Багз аж поперхнулся от ярости. — Да что ты такое несешь? Почему ты...
   — Помолчи пока, если тебе и в самом деле не по нраву все это, — сказал Форд, поворачивая лицо к Розали. — Мисс Вара, может, вы выйдете и мы здесь с вами поговорим?
   — Ни о чем она с тобой больше говорить не будет. Мы уезжаем, — отрезал Багз.
   — Это было бы не очень-то разумно с твоей стороны. Сомневаюсь, что ты и на шесть кварталов отъедешь, когда тебя вернет назад патрульная машина. Стоит ли тогда это делать, как вы считаете, мисс Вара?
   Розали ему не ответила, а просто проворно открыла дверцу и вышла. Форд обошел машину и присоединился к ней.
   — Итак, мисс Вара, в каких номерах вы убираетесь по ночам? Я имею в виду, помимо мистера Маккены.
   — Ну, иногда там работают приходящие рабочие, поэтому комната мистера Маккены является единственной, которую я убираю регулярно. Но есть и другие, не всегда одни и те же, в которых я тоже иногда прибираюсь.
   — Какие же?
   — Например, мистера и миссис Хэнлон. В первую очередь мистера Хэнлона. Он частенько до самого утра не ложится из-за своих болей, и...
   Багз вышел из машины и спросил, какого черта Форд здесь вытворяет.
   — Если твои вопросы такие уж важные, почему же ты их раньше не задавал? Почему дожидался сегодняшнего дня? Почему пустил дело на самотек, и только сегодня...
   — А может, все это время я еще был не готов, — мягко проговорил Форд. — И чем тебе не понравился сегодняшний день?
   — Всем! Мисс Вара — у нее был трудный день, и она неважно себя чувствует. И нам обоим еще работать сегодня ночью. Работать, это ты понимаешь? Р-а-б-о-т-а-т-ь! Мы по ночам работаем, и если сейчас не вернемся...
   — Ах, значит, р-а-б-о-т-а-т-ь? — переспросил Форд. — А мне всегда казалось, что это слово ты произносишь со второй буквой "о". Ну прямо на глазах парень учится, разве не так?
   — Слушай, Форд, черт побери...
   — Но я тебя понимаю — хочется ухом придавить подушку, правильно? Мисс Вара, по-моему, не нуждается в дополнительном отдыхе, чтобы выглядеть еще более красивой, тогда как ты... — Он ухмыльнулся и, не поворачиваясь, сделал призывный жест. — Эми, девочка моя, а ну-ка, иди сюда.
   С явным нежеланием Эми все же подошла. Лу Форд игриво подтолкнул ее локтем, указывая на Багза.
   — Мне надо еще кое о чем переговорить с мисс Вара, — пояснил он, — да вот только они с Багзом собрались возвращаться. Вот я и подумал, может, ты составишь ему компанию, а мисс Вара вернется вместе со мной?
   — Но послушай, Лу. — Эми смущенно потупила взгляд. — Я, конечно, с удовольствием проехалась бы с Маком, но...
   — Мисс Вара поедет со мной, — твердо проговорил Багз. — Я привез ее сюда, я ее...
   — Пожалуйста, не надо! — воскликнула Розали и одарила его мимолетной улыбкой. — Все в порядке, мистер Маккена. Давайте сделаем так, как говорит мистер Форд.
   Багз немного поколебался, но в конце концов все же неохотно согласился. Иного выхода из сложившейся ситуации он просто не видел. Когда Форд и Розали удалились, он распахнул дверцу машины и грубоватым жестом предложил Эми Стэндиш садиться.
   — Спасибо, — сказала она, — но я думаю, что мне лучше будет добраться на автобусе.
   — О, черт побери, ну давайте же! Если я приглашаю, то...
   — То что? — дрожащим голосом прервала она его. — То мне не остается ничего иного, кроме как из чувства благодарности пасть перед вами ниц? Вы расстроились, взвинтили себя и потому ведете себя самым что ни на есть мерзким образом, но это все, как говорится, в порядке вещей! Это ваше право, и мне не остается ничего иного, кроме как сносить ваши выходки. Мне просто не полагается что-то чувствовать! Я не имею права ощущать себя униженной! Мне не дано рассчитывать на к-какую-то вежливость, понимание или...