Страница:
“Однако до сих пор не достигнуто полное понимание как неврозов войны, так и травматических неврозов мирного времени”.
А ведь всякая болезнь вызывается каким-то неблагоприятным воздействием: даже “нетравматические” неврозы возникают от чего-то такого, что травмирует психику.
И при таких изъянах его исходной теории, он смело брался за толкование на её основе первобытной религии (см. его “Т?тем и таб?”), за решение эстетических проблем (“Остроумие и его отношение к бессознательному”), за оценку современной культуры (“Неудовлетворённость культурой”).
В теориях Фрейда имеются крупные недостатки. То ли из-за суматохи напряжённой врачебной деятельности, то ли из-за ограниченности личного жизненного опыта, у него по существу получилась ещё одна система оторванного от жизни умозрения в придачу ко многим таким системам, созданным в прошлом. Однако, как мыслитель Фрейд обладал и большими достоинствами. Он был на редкость своеобразным и стремился найти новый необычный подход к изучаемым явлениям. То, что другим казалось очевидным и само собой разумеющимся, он старался перетолковать и понять как-то иначе. Фрейд утверждал детерминизм, скептически относился к беспочвенным умствованиям некоторых философов и отвергал схоластические классификации современной ему психологии. В нём было мощное стремление к истине, и наверное поэтому сочинения Фрейда вызывали любопытство у значительного количества людей.
ГЛАВА III. Границы знания
Человек обычно воспринимает своё сновидение как реальность. Ему кажется, будто происходят какие-то события, он куда-то идёт, действует, спасается от смертельной опасности, бежит и в конечном итоге просыпается в холодном поту с одышкой и сильным сердцебиением. На самом деле ничего не было кроме деятельности его сознания, и сновидение, записанное после пробуждения, представляется странным набором нелепостей, хотя во сне всё казалось предельно естественным.
Возможно, что и бодрственное состояние точно также не является материальной реальностью. Это видение и ничего больше. В сознании появляются разные ощущения и комплексы ощущений, и всё это представляется осмысленным и логичным как во сне. Человек видит стол, то есть воспринимает комплекс ощущений. Для проверки видения он может этот стол потрогать или постучать по нему. В результате к прежнему комплексу прибавятся новые ощущения – осязательные и звуковые. Можно стол понюхать, поднять, разломать и бросить, но что бы человек с ним ни сделал, получатся только дополнительные ощущения и ничего больше. Выйти за пределы своих ощущений невозможно, а потому представление о каких-то самостоятельных вещах, которые не являются ощущениями? – это фантазия.
Чтобы воспринимать всё, что воспринимает человек, вполне достаточно, если у него будут возникать ощущения и их комплексы. Совсем не требуется, чтобы в придачу существовал ещё гигантский материальный мир, от которого исходили бы те ничтожные воздействия, которые якобы вызывают ощущения света, звука, запаха, вкуса и прикосновения. Представление о том, будто кроме ощущений существует ещё безбрежный океан материальных вещей, ни на чём не основано. Даже люди, якобы окружающие человека – это всего лишь комплексы его ощущений и ничего более.
С точки зрения солипсизма, человек, верующий, будто кроме его ощущений существуют ещё материальные предметы, неосновательно удваивает мир. Однако, если перейти на точку зрения солипсизма, то раздвоенность мира не исчезает в полной мере. Любой предмет всё равно существует в двух видах – как комплекс ярких ощущений (восприятие) и как менее яркое воспоминание об этом комплексе (представление). При этом представление о предмете не вызывает тех последствий, которые возникают от восприятия. Представляя пищу, невозможно насытиться, а от представления палочного удара не чувствуется боли. Представления можно вызывать по своему желанию, а восприятия волевым импульсам не подчиняются.
Не поддаётся волевым импульсам и восприятие собственного тела, но только иначе, чем другие тела: оно не исчезает просто по желанию. В него входят такие ощущения и чувства, которых нет во внешних предметах – боль, щекотка, сытость, усталость, сонливость, удовольствие, мускульное напряжение. Если дотронуться рукой до собственного тела, то получатся два осязательных ощущения, а не одно, как с внешними предметами.
Восприятие внешнего предмета возникает не как готовая картинка, а как результат обработки первого впечатления. Человек замечает вдали какую-то неопределённую дымку, а когда подходит ближе, то оказывается, что это горы. Он хочет пройти по заросшему травой полю, но, топнув ногой, замечает, что здесь болотная трясина. В сумерках ему кажется, будто по снегу бежит какое-то мелкое животное, но, вглядевшись, он убеждается, что это ветер несёт пустой полиэтиленовый пакет. Человек вынужден переделывать своё восприятие по какой-то независимой от него мерке и подгонять под что-то внешнее. Почти во всех случаях приходится узнавать воспринимаемое явление. Восприятие возникает не в виде готового комплекса ощущений, как во сне, а в результате работы по реставрации и распознаванию такого комплекса.
Солипсизм не так логичен, как кажется сначала, и И.И.Лапшин вроде бы полностью его опроверг. Это не столько логическая крепость, сколько антиномия, парадокс или ещё одна апория, подобная апориям Зенона Элейского, который доказывал, что движения не существует. Исследовать парадоксы необходимо, но они не должны перекрывать пути к дальнейшему размышлению. Как отметил Сенека (Письма 88,45):
“Если я поверю Протагору, в природе не останется ничего, кроме сомнения; если Навсифану – достоверно будет только то, что нет ничего достоверного; если Пармениду – останется только единое, если Зенону – и единого не останется”.
§ 15. Реальность и мистика
В настоящее время на производстве, в быту и в военном деле применяется множество различных автоматических приспособлений, устройств, станков, производственных линий и даже заводов-автоматов. Почти в любой квартире автоматически включается и выключается холодильник, звенит будильник, перекрывается поступление воды в бачок унитаза, отключаются пробки в случае короткого замыкания в электросети. На улицах работают автоматы по продаже газированной воды и некоторых других товаров, в метро автоматически перекрывается турникет, если пассажир забыл вставить проездную карточку, на вокзалах автоматические устройства продают билеты на пригородные поезда, а на почтамтах другие автоматические устройства сортируют письма. Всё это уже давно стало привычным и естественным, и почти никто не вспоминает, что каждый такой автомат по существу выполняет работу мыслящего человека, которому пришлось бы включать и выключать холодильник, в нужное время будить людей, перекрывать поступление воды, когда она наполняет бачок унитаза, продавать билеты на вокзалах и выполнять ещё множество разнообразных работ. Автомат действует как мыслящее существо и в этом отношении отличается от человека только своей узкой специализацией. Автомат может производить лишь одну или несколько операций в какой-то одной области человеческой деятельности, а человек способен выполнить любую операцию в любом жизненно важном для себя деле. К тому же он нередко решает такие задачи, для которых специализированных автоматов нет, и вряд ли они когда-нибудь будут созданы.
Кроме автоматов, которые производят различные физические действия и лишь внешне кажутся разумными, имеются автоматы, осуществляющие умственную деятельность человека в чистом виде. Обычный арифмометр, если повернуть его ручку нужное число раз, перемножит, разделит и произведёт другие математические действия с любыми не слишком большими числами. А электронно-вычислительные машины по заранее заданным программам могут последовательно производить большое количество математических действий и тем решать сложные задачи, затрачивая на это намного меньше времени, чем человек. Да и многие другие автоматы действуют, а этим как бы соображают быстрее человека. Человек своей универсальностью превосходит любой автомат, но зато почти любой автомат в своей узкой области превосходит человека.
Арифмометр, осуществляющий один из видов умственной деятельности, как известно, состоит из металлических деталей и не содержит ни одного (ни единого!) духовного элемента. Такого элемента нет и ни в каком другом автомате. Не обнаружен такой элемент и в человеке. Хирурги сделали миллионы операций на живом человеке, анатомы вскрыли огромное количество мёртвых тел, но ничего кроме вещества не обнаружили. Как в арифмометре известно только вещество и детали, из которых он собран, так и в человеке обнаруживается только вещество и внутренние органы, состоящие из вещества. Если арифмометр выполняет умственную работу без всяких духовных явлений, то и для умственной работы человека не требуется ярлычок духовного. Дух, духовное, духовность – это либо какое-то иносказание, либо просто выдумки, но ни в коем случае не реальность.
Когда работает арифмометр, то в нём крутятся соответствующие колёсики, поворачиваются рычаги, двигаются другие детали механизма. Всё это хорошо известно и не требует никакого иносказания. Но когда думает и решает человек, когда он радуется, огорчается, влюбляется и гневается, то ему неизвестно с такой же полнотой всё, происходящее в организме. Какие-то атомы, молекулы, прочие частицы, быть может, как-то крутятся, взаимодействуют, соединяются, но как именно и какие частицы – неизвестно. Кое-что удалось установить относительно повышенного выделения в кровь адреналина, кетостероидов и других веществ, относительно потребления кислорода мозгом и относительно прочих изменений в организме, но общего механического или химического описания человеческого мышления сделать не удаётся. В целом остаётся неясным каков механизм его мышления и вообще всей саморегуляции, и эта неясность подменяется понятиями духа и духовности. Неизвестное покрывается мистикой, как бывает и в других подобных случаях. Когда проверка невозможна, то фантазировать и сочинять можно смело.
Многие люди не размышляют ни о чём духовном и не верят ни в каких духов. И это не только не влияет на их жизнь, а и вообще ни на что не влияет. В практической деятельности дух нигде не требуется – ни в производстве, ни в развлечениях, ни в науке, ни в быту. В физике, химии, технических науках, математике, географии, астрономии, геологии понятие духа не применяется. Даже в античной религии понятие духа не пригодилось.
Все знают, что никакого Змея Горыныча или Бабы Яги не существует. Но это не в том смысле, будто люди обыскали всю вселенную и нигде их не нашли, а в том, что для практической деятельности и жизни они не требуются, как и любые другие несерьёзные фантазии. Их вполне можно заменить Аполлоном и Афродитой, Асмодеем и Вельзевулом, Шахразадой и Шахрияром или совсем без них обойтись. И в таком же смысле не существует духов или чего-то духовного. Без понятия духа и духовного вполне можно обойтись.
Известен такой пример нелепости: докажи, что ты не верблюд. Также можно “доказывать”, что не существует Бабы Яги и Змея Горыныча. И точно также нелепо какое-то доказательство, что не существует духов и духовного. Когда что-то действительно существует, то оно либо видимо и слышимо, как например, стена и гром, либо его приходится учитывать как невидимое, бесшумное и неосязаемое ионизирующее излучение. А то, что можно совсем не учитывать, не требует никаких доказательств. “Сущности не должны быть умножаемы сверх необходимости”, – писал Уильям Оккам. “То, что именуется душой, в сущности не заслуживает особого упоминания” (Ламетри). Можно сочинять сказки об эльфах, гномах, волхвах, духах и ещё о чём угодно, но не надо выдавать всё это за философию или за какую-то священную мудрость. Игра воображения не должна смешиваться с серьёзными размышлениями.
Когда говорят, что Амур пронзил сердце, что какое-то известие кануло в Лету, что Фортуна повернулась спиной, то в таких случаях реальные события выражают с помощью нереальных представлений. Если при этом учитывать, что Амура, Леты и Фортуны на самом деле не существует, а просто это персонификации любви, забвения и удачи, то никакого обмана в иносказательных выражениях не будет. Но если верить, будто действительно существует какой-то Амур или Фортуна, то получится ложь. Такая же ложь получается и в тех случаях, когда мысли и чувства человека обозначают как особые внепространственные духовные явления. На самом деле в человеке происходят лишь какие-то телесные изменения, которые в общем виде заметны даже внешне (когда он смеётся, хмурится, бледнеет, дрожит), а все музы, гении, духи, джины и прочие иносказания этого процесса нереальны, если их понимать дословно.
Все знают, что от волнения у человека учащается сердцебиение, повышается артериальное давление, выступает холодный пот. Итальянский физиолог А.Моссо экспериментально установил, что при умственном напряжении кровь приливает к головному мозгу. Психическое потрясение может вызвать инфаркт, инсульт, так называемые психогенные (функциональные) расстройства и прочие неполадки в организме, о которых говорят “на нервной почве”. То есть психические процессы чувствуются в различных частях тела и даже оставляют там следы. Как и вращение колёсиков в арифмометре, они происходят в пространстве, они захватывают некоторый объём живого вещества.
Мистики не отрицают действительность. Они просто добавляют к ней свои вымыслы и мешают всё в одну кучу. За спиной процессов, происходящих в организме, они усматривают ещё особую духовную реальность, которая находится вне пространства. Процессы, происходящие в организме – это физиологические процессы, а духовные (психические) процессы – это уже совсем другое дело, хотя они и сопровождаются физиологическими. Придумав такую дополнительную реальность, мистики затем решали вопросы о её первичности, о взаимодействии между духом и материей, о природе духовного и даже пытались осилить проблему: существует ли ещё какая-нибудь субстанция, кроме духовной? “Право же, какую можно высказать ещё нелепость, которая бы уже не была высказана кем-нибудь из философов!” – воскликнул однажды Цицерон (О дивинации. II,119).
Челпанов в своей книге “Мозг и душа” [154, с.90] писал:
“Вопрос о коренном различии между явлениями физическими и явлениями психическими есть один из очень существенных вопросов философии. Для того, кто не постиг этой разницы между физическими и психическими явлениями, знакомство с философскими учениями о том, чт? такое душа, существует ли духовная субстанция, существует ли взаимодействие между духом и материей, окажется невозможным; тот, кто не постиг этой разницы, не может приступать к изучению философии вообще; для того закрыт доступ к философии”.
То есть мистики убеждены, будто философия существует для обслуживания их фантазий. Они пытались монополизировать философию. По их мнению, основной вопрос философии – это вопрос об отношении духовного к материальному вообще. Если признать первичным духовное, то получится идеализм, а если первичным считать материальное, то будет материализм. Так они проповедовали, хотя на самом деле тут происходит не решение какого-то вопроса, а подмена действительности выдумками. Идеализм и материализм отличаются друг от друга не голословной первичностью какой-то одной субстанции, а примесью несуществующего. Как только допускается существование духа или духовной субстанции, так сразу получается идеализм, как бы настойчиво он ни проповедовал, что материя первична.
§ 16 Разновидности знания
Основа, фундамент знания дан человеку вместе с жизнью. Это принцип «из любого положения есть выход» (или: все жизненно важные задачи разрешимы), который постоянно подразумевается во всех важных делах. Относительно действительности, взятой в целом, этот принцип конечно ложен. Даже в спокойное мирное время некоторые люди попадают в безвыходные положения и погибают, а в военное время такие случаи становятся массовыми и систематическими. Но относительно благоприятных внешних условий этот принцип истинен. Жить можно лишь тогда, если удаётся выйти, хотя бы с потерями, из любого положения, в которое попадаешь. То есть любая жизненно важная проблема в основном разрешима, и в пределах жизни этот принцип неопровержим. Если ложность этого утверждения не приводит к гибели, то человек всю жизнь убеждается в его истинности. На собственном опыте можно убедиться лишь в том, что это правило всегда подтверждается, а если какие-то другие люди выхода не находят, то они, возможно, сами в этом виноваты.
Поскольку человек собирается жить, а не умирать, ему изначально в общем виде известно всё. Полного неведения не бывает, если между устройством человека и среды его обитания имеется достаточное для жизни соответствие. Даже когда ребёнок ещё ничего не может высказать, он уже готов к тому, что дальнейший ход событий будет в его пользу. И любой живущий постоянно убеждается, что так оно и есть.
Имея такое доопытное знание или предчувствие, человек затем расширяет его подробностями – получает первичное опытное знание. Он узнаёт окружающих людей и предметы, запоминает дорогу в места, которые посещает, пробует разные виды пищевых и непищевых веществ, исследует свои возможности в различных делах, приобретает запас воспоминаний. Эти знания неодинаковы у разных людей и не могут оформиться в виде науки. Это донаучные знания.
Поскольку между действиями людей обычно требуется согласованность, одного опытного донаучного знания им недостаточно. Необходимо ещё как-то условиться о взаимодействии не только в делах, но и в познании. В результате появляется знание условностей – условное знание. Это языки, математика, право, классификации и теории, обычаи и этикет, цензура, мифы и сверхъестественные представления. Усваивая эти условности, человек начинает мыслить и воспринимать окружающий мир по-другому. Мышление становится в основном словесным, а восприятие – выборочным. Старое бессловесное мышление теперь проявляется только в сновидениях, которые почти целиком состоят из зрительных образов и с трудом поддаются словесной передаче, и ещё в интуитивном чутье, когда человек угадывает верное решение задачи или какое-нибудь соотношение, но затрудняется выразить этот процесс словами.
Условности направляют внимание человека на одни ощущения, чувства и мысли и делают незаметными другие. В результате, например, многие философы не только не замечали, что 2+2=4 – это иллюзия, но даже считали подобные утверждения аподиктическими истинами. Если к двум центнерам прибавить два пуда, то не получится ни 4 центнера, ни 4 пуда: арифметические действия приложимы только к предметам одного названия, если к тому же эти предметы считаются одинаковыми. Поэтому, например, невозможно указать общее количество музыкальных произведений Чайковского, хотя каждое отдельное произведение хорошо известно – 10 опер, 3 балета, 6 симфоний, десятки других крупных произведений и больше 100 романсов. Но среди них есть циклы произведений, и некоторые произведения он переделывал. В результате неясно, считать ли первоначальные варианты за отдельные произведения и считать ли циклы произведений как одно произведение. Только чётко условившись, что считать отдельным произведением, можно указать их общее количество.
На самом деле безусловной одинаковости предметов не бывает, а потому 2+2=4 – это аподиктическое заблуждение, если требуется точное соответствие действительности. Но поскольку во многих случаях точного соответствия не требуется, математические утверждения признаются истинными, а математика получает титул точной науки.
Явления, изучаемые науками, выделяются и отделяются друг от друга условно. Например, граница между проступком и преступлением в разное время и в разных местах устанавливается по-разному, и юриспруденция это учитывает. В медицине известно, что болезненное состояние организма не всегда чётко отличается от здорового, так что человека иногда приходится считать здоровым лишь в некотором смысле или в некотором отношении. В географии широты, долготы, а отсюда и координаты любого пункта на Земле условны. В астрономии применяется несколько систем небесных координат, то есть несколько различных условностей.
Всё научное знание пронизано условностями и группируется вокруг них. Вот к примеру технические науки, в частности металловедение. Там всё установлено экспериментально – удельный вес, твёрдость, ковкость, электропроводность, способность к адсорбции, коррозионная устойчивость и вообще химическая активность и различные другие свойства металлов. Условиться вроде не о чем. Однако все эти свойства относятся только к таким металлам, которые соответствуют стандартам (ГОСТам) или тем техническим условиям (ТУ), по которым они производятся. Стоит лишь получить эти же металлы с нарушением технологии или в особо чистом виде, как их свойства резко меняются. К тому же внешние обстоятельства должны быть строго определёнными. При особо низких температурах, в раскалённом состоянии, при высоком давлении, в вакууме их свойства становятся не те. Существуют тщательно выверенные технические справочники, но полагаться на них можно только если учитывать способы производства металлов и состояние окружающей их среды.
Технология производства металлов выбирается не как попало. И точно также разные условности стараются сделать как можно более целесообразными для данного случая или для данной науки. В одних обстоятельствах удобны одни условности, в других – другие. Поэтому, например, ботаническая классификация плодов, употребляемых человеком в пищу, не совпадает с товароведческой классификацией, а температуру измеряют по Реомюру, по Цельсию, по Фаренгейту или по Кельвину. Условности могут быть более или менее удобными для какого-то случая, но они не могут быть истинными или ложными. Понятие истинности к условностям неприложимо.
Поскольку наука никогда не создаётся для единичного человека, создать её можно только на основе оценок или системы мер, признаваемых многими людьми. В физике это система единиц физических величин, в химии – система химических элементов, в истории – хронология, в богословии – канонизированные тексты. Всё познаётся в сравнении, или «наука начинается с тех пор, как начали измерять», – как утверждал Менделеев. А чтобы измерять, надо иметь общепризнанную мерку. В тех науках, где не удаётся ввести общепризнанные меры или ориентиры, познание подменяется фантазированием и фальсификацией.
Условное знание получается не только с помощью органов чувств, но ещё из предположения, что все люди устроены приблизительно одинаково. Мыслитель учитывает других людей как своё подобие и на этой основе разрабатывает условные науки, правила, нормы. А все остальные люди с ним соглашаются. То есть часть окружающего мира известна единичному человеку не только по внешним наблюдениям, но ещё по самонаблюдению и по согласию других людей.
Благодаря условностям, одни впечатления воспринимаются с повышенным вниманием, а некоторые другие не замечаются совсем. Внешний мир усваивается умом не так, как его усваивает киноплёнка или отражает зеркало, а в соответствии с условным знанием. Люди всё мерят своей меркой или, как утверждал Протагор, «человек есть мера всех вещей».
Первичное опытное знание и условное знание человек приобретает индивидуально и может использовать также индивидуально по своему желанию. А техническое экспериментальное знание можно добыть только усилиями больших масс людей и использовать тоже только для массовых усилий. Техническое знание добывается не просто органами чувств на глазок, как первичное опытное знание, а с помощью технических средств – ускорителей элементарных частиц и других установок и оборудования, экспериментальных заводов, на испытательных полигонах, где опробуется новая техника. При этом применяются сложные аппараты, чувствительные приборы и разные прочие устройства. А для создания всего этого необходима мощная промышленная база с миллионами рабочих. Экспериментатор может ничего не видеть и не чувствовать, а приборы показывают ему наличие электромагнитных колебаний, элементарных частиц высоких энергий, магнитного поля или ещё чего-нибудь неощущаемого. Он может находиться в лаборатории в единственном числе, но в окружающее его оборудование прямо и косвенно вложен труд огромного количества людей – рабочих, техников, инженеров, обслуживающего персонала. А чтобы заниматься такими исследованиями, требуется допуск в виде соответствующих документов об образовании, либо в виде разрешения административных органов. В любой момент в приказном порядке исследователь может быть отстранён от научной работы или само это экспериментальное исследование прекращено как якобы неперспективное или по другим причинам.
Разрабатывать условное знание – например, создавать новую физическую теорию – человек может в своём кабинете, не спрашивая ни у кого разрешения. А экспериментировать на дорогом новейшем оборудовании без согласия других людей нельзя. Единичный человек, даже если он изобрёл какую-то техническую новинку, не может также на своём письменном столе осуществлять её массовое производство, а потому это его знание остаётся при себе. Этим знанием может воспользоваться только большая масса людей, когда изобретение наконец «внедрено» в производство.
А ведь всякая болезнь вызывается каким-то неблагоприятным воздействием: даже “нетравматические” неврозы возникают от чего-то такого, что травмирует психику.
И при таких изъянах его исходной теории, он смело брался за толкование на её основе первобытной религии (см. его “Т?тем и таб?”), за решение эстетических проблем (“Остроумие и его отношение к бессознательному”), за оценку современной культуры (“Неудовлетворённость культурой”).
В теориях Фрейда имеются крупные недостатки. То ли из-за суматохи напряжённой врачебной деятельности, то ли из-за ограниченности личного жизненного опыта, у него по существу получилась ещё одна система оторванного от жизни умозрения в придачу ко многим таким системам, созданным в прошлом. Однако, как мыслитель Фрейд обладал и большими достоинствами. Он был на редкость своеобразным и стремился найти новый необычный подход к изучаемым явлениям. То, что другим казалось очевидным и само собой разумеющимся, он старался перетолковать и понять как-то иначе. Фрейд утверждал детерминизм, скептически относился к беспочвенным умствованиям некоторых философов и отвергал схоластические классификации современной ему психологии. В нём было мощное стремление к истине, и наверное поэтому сочинения Фрейда вызывали любопытство у значительного количества людей.
ГЛАВА III. Границы знания
§ 14. Сомнения
Человек обычно воспринимает своё сновидение как реальность. Ему кажется, будто происходят какие-то события, он куда-то идёт, действует, спасается от смертельной опасности, бежит и в конечном итоге просыпается в холодном поту с одышкой и сильным сердцебиением. На самом деле ничего не было кроме деятельности его сознания, и сновидение, записанное после пробуждения, представляется странным набором нелепостей, хотя во сне всё казалось предельно естественным.
Возможно, что и бодрственное состояние точно также не является материальной реальностью. Это видение и ничего больше. В сознании появляются разные ощущения и комплексы ощущений, и всё это представляется осмысленным и логичным как во сне. Человек видит стол, то есть воспринимает комплекс ощущений. Для проверки видения он может этот стол потрогать или постучать по нему. В результате к прежнему комплексу прибавятся новые ощущения – осязательные и звуковые. Можно стол понюхать, поднять, разломать и бросить, но что бы человек с ним ни сделал, получатся только дополнительные ощущения и ничего больше. Выйти за пределы своих ощущений невозможно, а потому представление о каких-то самостоятельных вещах, которые не являются ощущениями? – это фантазия.
Чтобы воспринимать всё, что воспринимает человек, вполне достаточно, если у него будут возникать ощущения и их комплексы. Совсем не требуется, чтобы в придачу существовал ещё гигантский материальный мир, от которого исходили бы те ничтожные воздействия, которые якобы вызывают ощущения света, звука, запаха, вкуса и прикосновения. Представление о том, будто кроме ощущений существует ещё безбрежный океан материальных вещей, ни на чём не основано. Даже люди, якобы окружающие человека – это всего лишь комплексы его ощущений и ничего более.
С точки зрения солипсизма, человек, верующий, будто кроме его ощущений существуют ещё материальные предметы, неосновательно удваивает мир. Однако, если перейти на точку зрения солипсизма, то раздвоенность мира не исчезает в полной мере. Любой предмет всё равно существует в двух видах – как комплекс ярких ощущений (восприятие) и как менее яркое воспоминание об этом комплексе (представление). При этом представление о предмете не вызывает тех последствий, которые возникают от восприятия. Представляя пищу, невозможно насытиться, а от представления палочного удара не чувствуется боли. Представления можно вызывать по своему желанию, а восприятия волевым импульсам не подчиняются.
Не поддаётся волевым импульсам и восприятие собственного тела, но только иначе, чем другие тела: оно не исчезает просто по желанию. В него входят такие ощущения и чувства, которых нет во внешних предметах – боль, щекотка, сытость, усталость, сонливость, удовольствие, мускульное напряжение. Если дотронуться рукой до собственного тела, то получатся два осязательных ощущения, а не одно, как с внешними предметами.
Восприятие внешнего предмета возникает не как готовая картинка, а как результат обработки первого впечатления. Человек замечает вдали какую-то неопределённую дымку, а когда подходит ближе, то оказывается, что это горы. Он хочет пройти по заросшему травой полю, но, топнув ногой, замечает, что здесь болотная трясина. В сумерках ему кажется, будто по снегу бежит какое-то мелкое животное, но, вглядевшись, он убеждается, что это ветер несёт пустой полиэтиленовый пакет. Человек вынужден переделывать своё восприятие по какой-то независимой от него мерке и подгонять под что-то внешнее. Почти во всех случаях приходится узнавать воспринимаемое явление. Восприятие возникает не в виде готового комплекса ощущений, как во сне, а в результате работы по реставрации и распознаванию такого комплекса.
Солипсизм не так логичен, как кажется сначала, и И.И.Лапшин вроде бы полностью его опроверг. Это не столько логическая крепость, сколько антиномия, парадокс или ещё одна апория, подобная апориям Зенона Элейского, который доказывал, что движения не существует. Исследовать парадоксы необходимо, но они не должны перекрывать пути к дальнейшему размышлению. Как отметил Сенека (Письма 88,45):
“Если я поверю Протагору, в природе не останется ничего, кроме сомнения; если Навсифану – достоверно будет только то, что нет ничего достоверного; если Пармениду – останется только единое, если Зенону – и единого не останется”.
§ 15. Реальность и мистика
В настоящее время на производстве, в быту и в военном деле применяется множество различных автоматических приспособлений, устройств, станков, производственных линий и даже заводов-автоматов. Почти в любой квартире автоматически включается и выключается холодильник, звенит будильник, перекрывается поступление воды в бачок унитаза, отключаются пробки в случае короткого замыкания в электросети. На улицах работают автоматы по продаже газированной воды и некоторых других товаров, в метро автоматически перекрывается турникет, если пассажир забыл вставить проездную карточку, на вокзалах автоматические устройства продают билеты на пригородные поезда, а на почтамтах другие автоматические устройства сортируют письма. Всё это уже давно стало привычным и естественным, и почти никто не вспоминает, что каждый такой автомат по существу выполняет работу мыслящего человека, которому пришлось бы включать и выключать холодильник, в нужное время будить людей, перекрывать поступление воды, когда она наполняет бачок унитаза, продавать билеты на вокзалах и выполнять ещё множество разнообразных работ. Автомат действует как мыслящее существо и в этом отношении отличается от человека только своей узкой специализацией. Автомат может производить лишь одну или несколько операций в какой-то одной области человеческой деятельности, а человек способен выполнить любую операцию в любом жизненно важном для себя деле. К тому же он нередко решает такие задачи, для которых специализированных автоматов нет, и вряд ли они когда-нибудь будут созданы.
Кроме автоматов, которые производят различные физические действия и лишь внешне кажутся разумными, имеются автоматы, осуществляющие умственную деятельность человека в чистом виде. Обычный арифмометр, если повернуть его ручку нужное число раз, перемножит, разделит и произведёт другие математические действия с любыми не слишком большими числами. А электронно-вычислительные машины по заранее заданным программам могут последовательно производить большое количество математических действий и тем решать сложные задачи, затрачивая на это намного меньше времени, чем человек. Да и многие другие автоматы действуют, а этим как бы соображают быстрее человека. Человек своей универсальностью превосходит любой автомат, но зато почти любой автомат в своей узкой области превосходит человека.
Арифмометр, осуществляющий один из видов умственной деятельности, как известно, состоит из металлических деталей и не содержит ни одного (ни единого!) духовного элемента. Такого элемента нет и ни в каком другом автомате. Не обнаружен такой элемент и в человеке. Хирурги сделали миллионы операций на живом человеке, анатомы вскрыли огромное количество мёртвых тел, но ничего кроме вещества не обнаружили. Как в арифмометре известно только вещество и детали, из которых он собран, так и в человеке обнаруживается только вещество и внутренние органы, состоящие из вещества. Если арифмометр выполняет умственную работу без всяких духовных явлений, то и для умственной работы человека не требуется ярлычок духовного. Дух, духовное, духовность – это либо какое-то иносказание, либо просто выдумки, но ни в коем случае не реальность.
Когда работает арифмометр, то в нём крутятся соответствующие колёсики, поворачиваются рычаги, двигаются другие детали механизма. Всё это хорошо известно и не требует никакого иносказания. Но когда думает и решает человек, когда он радуется, огорчается, влюбляется и гневается, то ему неизвестно с такой же полнотой всё, происходящее в организме. Какие-то атомы, молекулы, прочие частицы, быть может, как-то крутятся, взаимодействуют, соединяются, но как именно и какие частицы – неизвестно. Кое-что удалось установить относительно повышенного выделения в кровь адреналина, кетостероидов и других веществ, относительно потребления кислорода мозгом и относительно прочих изменений в организме, но общего механического или химического описания человеческого мышления сделать не удаётся. В целом остаётся неясным каков механизм его мышления и вообще всей саморегуляции, и эта неясность подменяется понятиями духа и духовности. Неизвестное покрывается мистикой, как бывает и в других подобных случаях. Когда проверка невозможна, то фантазировать и сочинять можно смело.
Многие люди не размышляют ни о чём духовном и не верят ни в каких духов. И это не только не влияет на их жизнь, а и вообще ни на что не влияет. В практической деятельности дух нигде не требуется – ни в производстве, ни в развлечениях, ни в науке, ни в быту. В физике, химии, технических науках, математике, географии, астрономии, геологии понятие духа не применяется. Даже в античной религии понятие духа не пригодилось.
Все знают, что никакого Змея Горыныча или Бабы Яги не существует. Но это не в том смысле, будто люди обыскали всю вселенную и нигде их не нашли, а в том, что для практической деятельности и жизни они не требуются, как и любые другие несерьёзные фантазии. Их вполне можно заменить Аполлоном и Афродитой, Асмодеем и Вельзевулом, Шахразадой и Шахрияром или совсем без них обойтись. И в таком же смысле не существует духов или чего-то духовного. Без понятия духа и духовного вполне можно обойтись.
Известен такой пример нелепости: докажи, что ты не верблюд. Также можно “доказывать”, что не существует Бабы Яги и Змея Горыныча. И точно также нелепо какое-то доказательство, что не существует духов и духовного. Когда что-то действительно существует, то оно либо видимо и слышимо, как например, стена и гром, либо его приходится учитывать как невидимое, бесшумное и неосязаемое ионизирующее излучение. А то, что можно совсем не учитывать, не требует никаких доказательств. “Сущности не должны быть умножаемы сверх необходимости”, – писал Уильям Оккам. “То, что именуется душой, в сущности не заслуживает особого упоминания” (Ламетри). Можно сочинять сказки об эльфах, гномах, волхвах, духах и ещё о чём угодно, но не надо выдавать всё это за философию или за какую-то священную мудрость. Игра воображения не должна смешиваться с серьёзными размышлениями.
Когда говорят, что Амур пронзил сердце, что какое-то известие кануло в Лету, что Фортуна повернулась спиной, то в таких случаях реальные события выражают с помощью нереальных представлений. Если при этом учитывать, что Амура, Леты и Фортуны на самом деле не существует, а просто это персонификации любви, забвения и удачи, то никакого обмана в иносказательных выражениях не будет. Но если верить, будто действительно существует какой-то Амур или Фортуна, то получится ложь. Такая же ложь получается и в тех случаях, когда мысли и чувства человека обозначают как особые внепространственные духовные явления. На самом деле в человеке происходят лишь какие-то телесные изменения, которые в общем виде заметны даже внешне (когда он смеётся, хмурится, бледнеет, дрожит), а все музы, гении, духи, джины и прочие иносказания этого процесса нереальны, если их понимать дословно.
Все знают, что от волнения у человека учащается сердцебиение, повышается артериальное давление, выступает холодный пот. Итальянский физиолог А.Моссо экспериментально установил, что при умственном напряжении кровь приливает к головному мозгу. Психическое потрясение может вызвать инфаркт, инсульт, так называемые психогенные (функциональные) расстройства и прочие неполадки в организме, о которых говорят “на нервной почве”. То есть психические процессы чувствуются в различных частях тела и даже оставляют там следы. Как и вращение колёсиков в арифмометре, они происходят в пространстве, они захватывают некоторый объём живого вещества.
Мистики не отрицают действительность. Они просто добавляют к ней свои вымыслы и мешают всё в одну кучу. За спиной процессов, происходящих в организме, они усматривают ещё особую духовную реальность, которая находится вне пространства. Процессы, происходящие в организме – это физиологические процессы, а духовные (психические) процессы – это уже совсем другое дело, хотя они и сопровождаются физиологическими. Придумав такую дополнительную реальность, мистики затем решали вопросы о её первичности, о взаимодействии между духом и материей, о природе духовного и даже пытались осилить проблему: существует ли ещё какая-нибудь субстанция, кроме духовной? “Право же, какую можно высказать ещё нелепость, которая бы уже не была высказана кем-нибудь из философов!” – воскликнул однажды Цицерон (О дивинации. II,119).
Челпанов в своей книге “Мозг и душа” [154, с.90] писал:
“Вопрос о коренном различии между явлениями физическими и явлениями психическими есть один из очень существенных вопросов философии. Для того, кто не постиг этой разницы между физическими и психическими явлениями, знакомство с философскими учениями о том, чт? такое душа, существует ли духовная субстанция, существует ли взаимодействие между духом и материей, окажется невозможным; тот, кто не постиг этой разницы, не может приступать к изучению философии вообще; для того закрыт доступ к философии”.
То есть мистики убеждены, будто философия существует для обслуживания их фантазий. Они пытались монополизировать философию. По их мнению, основной вопрос философии – это вопрос об отношении духовного к материальному вообще. Если признать первичным духовное, то получится идеализм, а если первичным считать материальное, то будет материализм. Так они проповедовали, хотя на самом деле тут происходит не решение какого-то вопроса, а подмена действительности выдумками. Идеализм и материализм отличаются друг от друга не голословной первичностью какой-то одной субстанции, а примесью несуществующего. Как только допускается существование духа или духовной субстанции, так сразу получается идеализм, как бы настойчиво он ни проповедовал, что материя первична.
§ 16 Разновидности знания
Основа, фундамент знания дан человеку вместе с жизнью. Это принцип «из любого положения есть выход» (или: все жизненно важные задачи разрешимы), который постоянно подразумевается во всех важных делах. Относительно действительности, взятой в целом, этот принцип конечно ложен. Даже в спокойное мирное время некоторые люди попадают в безвыходные положения и погибают, а в военное время такие случаи становятся массовыми и систематическими. Но относительно благоприятных внешних условий этот принцип истинен. Жить можно лишь тогда, если удаётся выйти, хотя бы с потерями, из любого положения, в которое попадаешь. То есть любая жизненно важная проблема в основном разрешима, и в пределах жизни этот принцип неопровержим. Если ложность этого утверждения не приводит к гибели, то человек всю жизнь убеждается в его истинности. На собственном опыте можно убедиться лишь в том, что это правило всегда подтверждается, а если какие-то другие люди выхода не находят, то они, возможно, сами в этом виноваты.
Поскольку человек собирается жить, а не умирать, ему изначально в общем виде известно всё. Полного неведения не бывает, если между устройством человека и среды его обитания имеется достаточное для жизни соответствие. Даже когда ребёнок ещё ничего не может высказать, он уже готов к тому, что дальнейший ход событий будет в его пользу. И любой живущий постоянно убеждается, что так оно и есть.
Имея такое доопытное знание или предчувствие, человек затем расширяет его подробностями – получает первичное опытное знание. Он узнаёт окружающих людей и предметы, запоминает дорогу в места, которые посещает, пробует разные виды пищевых и непищевых веществ, исследует свои возможности в различных делах, приобретает запас воспоминаний. Эти знания неодинаковы у разных людей и не могут оформиться в виде науки. Это донаучные знания.
Поскольку между действиями людей обычно требуется согласованность, одного опытного донаучного знания им недостаточно. Необходимо ещё как-то условиться о взаимодействии не только в делах, но и в познании. В результате появляется знание условностей – условное знание. Это языки, математика, право, классификации и теории, обычаи и этикет, цензура, мифы и сверхъестественные представления. Усваивая эти условности, человек начинает мыслить и воспринимать окружающий мир по-другому. Мышление становится в основном словесным, а восприятие – выборочным. Старое бессловесное мышление теперь проявляется только в сновидениях, которые почти целиком состоят из зрительных образов и с трудом поддаются словесной передаче, и ещё в интуитивном чутье, когда человек угадывает верное решение задачи или какое-нибудь соотношение, но затрудняется выразить этот процесс словами.
Условности направляют внимание человека на одни ощущения, чувства и мысли и делают незаметными другие. В результате, например, многие философы не только не замечали, что 2+2=4 – это иллюзия, но даже считали подобные утверждения аподиктическими истинами. Если к двум центнерам прибавить два пуда, то не получится ни 4 центнера, ни 4 пуда: арифметические действия приложимы только к предметам одного названия, если к тому же эти предметы считаются одинаковыми. Поэтому, например, невозможно указать общее количество музыкальных произведений Чайковского, хотя каждое отдельное произведение хорошо известно – 10 опер, 3 балета, 6 симфоний, десятки других крупных произведений и больше 100 романсов. Но среди них есть циклы произведений, и некоторые произведения он переделывал. В результате неясно, считать ли первоначальные варианты за отдельные произведения и считать ли циклы произведений как одно произведение. Только чётко условившись, что считать отдельным произведением, можно указать их общее количество.
На самом деле безусловной одинаковости предметов не бывает, а потому 2+2=4 – это аподиктическое заблуждение, если требуется точное соответствие действительности. Но поскольку во многих случаях точного соответствия не требуется, математические утверждения признаются истинными, а математика получает титул точной науки.
Явления, изучаемые науками, выделяются и отделяются друг от друга условно. Например, граница между проступком и преступлением в разное время и в разных местах устанавливается по-разному, и юриспруденция это учитывает. В медицине известно, что болезненное состояние организма не всегда чётко отличается от здорового, так что человека иногда приходится считать здоровым лишь в некотором смысле или в некотором отношении. В географии широты, долготы, а отсюда и координаты любого пункта на Земле условны. В астрономии применяется несколько систем небесных координат, то есть несколько различных условностей.
Всё научное знание пронизано условностями и группируется вокруг них. Вот к примеру технические науки, в частности металловедение. Там всё установлено экспериментально – удельный вес, твёрдость, ковкость, электропроводность, способность к адсорбции, коррозионная устойчивость и вообще химическая активность и различные другие свойства металлов. Условиться вроде не о чем. Однако все эти свойства относятся только к таким металлам, которые соответствуют стандартам (ГОСТам) или тем техническим условиям (ТУ), по которым они производятся. Стоит лишь получить эти же металлы с нарушением технологии или в особо чистом виде, как их свойства резко меняются. К тому же внешние обстоятельства должны быть строго определёнными. При особо низких температурах, в раскалённом состоянии, при высоком давлении, в вакууме их свойства становятся не те. Существуют тщательно выверенные технические справочники, но полагаться на них можно только если учитывать способы производства металлов и состояние окружающей их среды.
Технология производства металлов выбирается не как попало. И точно также разные условности стараются сделать как можно более целесообразными для данного случая или для данной науки. В одних обстоятельствах удобны одни условности, в других – другие. Поэтому, например, ботаническая классификация плодов, употребляемых человеком в пищу, не совпадает с товароведческой классификацией, а температуру измеряют по Реомюру, по Цельсию, по Фаренгейту или по Кельвину. Условности могут быть более или менее удобными для какого-то случая, но они не могут быть истинными или ложными. Понятие истинности к условностям неприложимо.
Поскольку наука никогда не создаётся для единичного человека, создать её можно только на основе оценок или системы мер, признаваемых многими людьми. В физике это система единиц физических величин, в химии – система химических элементов, в истории – хронология, в богословии – канонизированные тексты. Всё познаётся в сравнении, или «наука начинается с тех пор, как начали измерять», – как утверждал Менделеев. А чтобы измерять, надо иметь общепризнанную мерку. В тех науках, где не удаётся ввести общепризнанные меры или ориентиры, познание подменяется фантазированием и фальсификацией.
Условное знание получается не только с помощью органов чувств, но ещё из предположения, что все люди устроены приблизительно одинаково. Мыслитель учитывает других людей как своё подобие и на этой основе разрабатывает условные науки, правила, нормы. А все остальные люди с ним соглашаются. То есть часть окружающего мира известна единичному человеку не только по внешним наблюдениям, но ещё по самонаблюдению и по согласию других людей.
Благодаря условностям, одни впечатления воспринимаются с повышенным вниманием, а некоторые другие не замечаются совсем. Внешний мир усваивается умом не так, как его усваивает киноплёнка или отражает зеркало, а в соответствии с условным знанием. Люди всё мерят своей меркой или, как утверждал Протагор, «человек есть мера всех вещей».
Первичное опытное знание и условное знание человек приобретает индивидуально и может использовать также индивидуально по своему желанию. А техническое экспериментальное знание можно добыть только усилиями больших масс людей и использовать тоже только для массовых усилий. Техническое знание добывается не просто органами чувств на глазок, как первичное опытное знание, а с помощью технических средств – ускорителей элементарных частиц и других установок и оборудования, экспериментальных заводов, на испытательных полигонах, где опробуется новая техника. При этом применяются сложные аппараты, чувствительные приборы и разные прочие устройства. А для создания всего этого необходима мощная промышленная база с миллионами рабочих. Экспериментатор может ничего не видеть и не чувствовать, а приборы показывают ему наличие электромагнитных колебаний, элементарных частиц высоких энергий, магнитного поля или ещё чего-нибудь неощущаемого. Он может находиться в лаборатории в единственном числе, но в окружающее его оборудование прямо и косвенно вложен труд огромного количества людей – рабочих, техников, инженеров, обслуживающего персонала. А чтобы заниматься такими исследованиями, требуется допуск в виде соответствующих документов об образовании, либо в виде разрешения административных органов. В любой момент в приказном порядке исследователь может быть отстранён от научной работы или само это экспериментальное исследование прекращено как якобы неперспективное или по другим причинам.
Разрабатывать условное знание – например, создавать новую физическую теорию – человек может в своём кабинете, не спрашивая ни у кого разрешения. А экспериментировать на дорогом новейшем оборудовании без согласия других людей нельзя. Единичный человек, даже если он изобрёл какую-то техническую новинку, не может также на своём письменном столе осуществлять её массовое производство, а потому это его знание остаётся при себе. Этим знанием может воспользоваться только большая масса людей, когда изобретение наконец «внедрено» в производство.