Зазвонил телефон, резко и непрерывно, но девушка не двинулась с места. Продолжала задумчиво смотреть на бокал вина в руке. Губы были упрямо сжаты.
   - Межгород, - напомнил Вадим.
   - Знаю. Он уже звонил рано утром. А я не подошла.
   - Но может быть, что-то важное? Упал курс акций или самолет. Хотите, я сниму трубку? Как ваш секретарь.
   - Сидите уж и не дергайтесь, сами управимся.
   Девушке все-таки пришлось встать и пойти в комнату, а мужчина повел себя как-то странно. Он тоже поднялся и подошел к стене, на которой висел натюрморт, очень подходящий к кухне: на бронзовом блюде были нарисованы ломти дыни, яблоки, груши, бананы, виноградные грозди. Все это, того и гляди, готово было свалиться вниз, прямо к столу. Вадим прижался щекой к стене и раскинул руки, словно измеряя пространство или пытаясь что-то обхватить. Потом щелкнул пальцем по самому большому яблоку, но к его ногам ничто не упало. Насвистывая, он прошелся по кухне, трогая и прикасаясь к вещам. Взгляд его задержался на мусорном ведре под раковиной. Он усмехнулся и приподнял крышку - так и есть, старая одежда была тут. Вытащив брюки и пошарив в карманах, Вадим выложил на стол разную мелочь: мятые сигареты, спички, ключ, монеты, огрызок карандаша, булавку, а также несколько надорванных и согнутых пополам фотографий. Девушка все еще продолжала разговаривать по телефону со своим женихом. Мужчина оставил перед собой только снимки, а все остальное убрал. Он разложил их, как карты в пасьянсе - наугад, изображением вниз. Оборотная сторона была измазана засохшим клеем, еще недавно они висели в соседней комнате. Немного сосредоточившись, Вадим начал открывать их, пробуя определить время или еще что-то. Но вообще-то было непонятно - в какую игру он играет и получается ли его "пасьянс" или нет. Он был настолько увлечен, что даже не слышал, как вошла Наташа и встала позади него. Ей тоже было любопытно наблюдать за его действиями. Но понемногу выражение ее лица стало меняться. Она словно начала догадываться о том, что происходило. И легкая улыбка исчезла, а брови нахмурились. Мужчина уже заметил ее присутствие, почувствовал дыхание за плечом,но продолжал заниматься своим делом. Теперь все фотографии выложились в ряд, как надо. Пожелтевшие бабушки, молодая пара - времен "дружбы народов", младенец, мальчик-подросток с повзрослевшими родителями, солдатский снимок, студенческий, веселая свадьба, оглядывающиеся старики, опять они же, в которых трудно признать юных, дачный домик, а перед крыльцом кто-то сидит в кресле-качалке и улыбается. Будто смотрит на них оттуда, из прошлого, и знает, что они сейчас видят его, и именно поэтому смеется...
   - Получилось, - произнес Вадим, взглянув на девушку.
   - О Боже, я должна была понять раньше, - проговорила Наташа. - Ведь это ваша квартира...
   6
   Мужчина сложил фотографии и убрал их в карман. Вроде бы ничего не изменилось, но в то же время что-то произошло, словно сцену тихо и незаметно покинули статисты, оставив двух главных героев, затрудняющихся взглянуть друг на друга.
   - Теперь не имеет значения, - сказал Вадим.
   - Поверьте, я... - начала девушка, но запнулась. Сложила вместе ладони, как молятся в церкви, хотя в этом не было никакой необходимости.
   - Ради Бога, никогда не берите чужую вину на себя, - попросил он. - У вас еще будет случай и нагрешить, и покаяться. И не забивайте голову ерундой. Даже собаки поневоле меняют своих хозяев, что уж говорить о недвижимости! Давайте не будем больше на эту тему. Как вы понимаете, и вам, и мне она малоприятна.
   Но девушка, судя по всему, не хотела с ним соглашаться. Она произнесла, думая о своем:
   - Значит... вы вернулись? Зачем?
   - Случайно оказался в этих краях, - пришлось ответить ему. - Вообще-то я стараюсь жить за городом. Особенно летом.
   - Как странно. И глупо получается. Все это меняет ситуацию, - негромко сказала Наташа. - И простите меня.
   - За что?
   - За то, что я заставила вас выбрасывать ваши же вещи. Вам, наверное, было очень неприятно?
   - Мне они не нужны. Старое барахло. А вам - и подавно. Все правильно. Я не чувствую себя рыбкой, вернувшейся в аквариум. Тем более что в нем давно нет воды.
   - Но все же... все же вы хоть чуть-чуть огорчены? Или вы такой железный, что вас ничем не прошибешь? И можно ломать, калечить, гнуть по-всякому, а вы будете лишь терпеть и улыбаться разбитыми губами? Что вы за человек такой? - она не на шутку разволновалась, даже покраснела.
   - Такой же, как и вы, - уклончиво отозвался он. - Как большинство в нашей эр-эфии. Ничего удивительного. Огорчаться надо тому, что мы еще живы. И я, напротив, рад, что в моей бывшей квартире будет жить столь симпатичная и неглупая девушка, как вы. Дай Бог счастья. Кстати, это звонил ваш жених?
   - Да, - ответила она не сразу. - Вылет задерживается.
   - А чем все-таки он занимается?
   Но можно было и не спрашивать. Многое было видно по ее растерянному лицу. По тому, как она пыталась скрыть взгляд, будто борясь с собой. И все же произнесла:
   - Недвижимость. Обмен и продажа квартир - вот чем он занимается. Вы довольны?
   - Скорее доволен должен быть он. Я к этому делу человек уже далеко посторонний. И спросил просто так, в порядке эксклюзивного интервью.
   - Не надо. Ведь я вижу, вы думаете, ваша квартира прошла через его руки? А если не так? Сколько этих перекупщиков побывало до него? Может быть, десятки? Его фирма пользуется солидной репутацией...
   - Вы так набросились, словно я его в чем-то обвиняю. Думаю, он не нуждается в вашей защите. Найдутся другие, кто сделает это лучше вас.
   Наташа пристально посмотрела на него, начиная догадываться.
   - Не понимаю... что вы имеете в виду? - ей очень не хотелось, чтобы ее подозрения подтвердились. - Брата?
   Мужчина кивнул, потянувшись за сигаретой.
   - Вы затеяли этот разговор, не я, - произнес он. - Извините. Ваш Глеб не узнал меня, а я не мог не запомнить человека, который... словом... Вадим дотронулся пальцем до того нароста, где когда-то было ухо. Усмехнувшись, добавил: - Правда, тогда на нем не было формы.
   Наступила пауза, которая длилась так долго, что казалось, их беседа не возобновится уже никогда. Мужчина потушил сигарету, но тотчас же взял другую, сломал ее, бросил в пепельницу. Девушка смотрела в окно и думала. Ее пальцы были сплетены и напряжены. Поднявшееся к зениту солнце большене заливало уютную кухню своими лучами, а легкий ветерок шевелил занавески, норовя забрать себе и пряди Наташиных волос, играя ими.
   - Знаете, когда прилетел вертолет, я решила, что встретила на крыше волшебника-трубочиста, - сказала она вдруг. - А сейчас у меня такое ощущение, что мы знакомы с вами очень давно, с детства. Не- смотря на разницу в возрасте. Мы как бы из одной семьи, понимаете? Хотя я родилась в Хабаровске, а вы, очевидно, москвич. Мне нравятся красивые и дорогие вещи, развлечения, но я никогда не считала это главным в своей жизни. Похоже, вы согласны со мной? Я, если хотите, из "старых" русских, хотя и выхожу за "нового". Но я не думаю, что совершаю ошибку. Надо жить. И выжить. Может быть, для того, чтобы потом... когда-нибудь рассказать об этом. Как после потопа. А пока успеть запрыгнуть в ковчег и плыть... Но одну ошибку я все-таки могу исправить. Вам надо вернуть квартиру.
   Мужчина слушал ее не перебивая, но теперь возразил:
   - Это невозможно. Да, собственно, и ни к чему. Поверьте, я совсем неплохо устроился в своей новой жизни.
   - Нет-нет, я поговорю... А впрочем, зачем? Это мое владение, и я вольна распоряжаться им как захочу.
   - Но это несерьезно, - сказал он. - Я даже готов обидеться. Забудьте все, что я вам тут нарассказал. Не хватало, чтобы и на вас посыпались шишки. Может быть, вы вообще вернетесь в Хабаровск? И займетесь обороной от китайского вторжения, коли уж такая героическая натура? По-моему, лавры Жанны Д'Арк не дают вам покоя. Но ее сожгли.
   - Но что ж делать, если на мужчин теперь нечего надеяться? - ответила она. - Хочу вам объяснить, почему я вчера ночью поднялась из-за стола и ушла. И оказалась на крыше.
   - Потому что вам стало душно.
   В его голосе не было иронии, и она посмотрела так, словно он наконец-то стал понимать ее и относиться серьезно.
   - Правильно, душно. Как... в телевизоре, в рамках экрана. Нет воздуха, живого света. Одни тени. Мерцающее общение, заученное веселье. Чувствуешь, словно прячущийся режиссер внимательно следит за участниками передачи. Я могу перейти на другую программу, в иную среду, поменять интерьер лиц, но и там будет то же самое. Душно. Казалось бы, сейчас перед тобой - великое множество соблазнов, прелестей мира - в любом уголке, живи и радуйся, но... все равно душно. Или я рождена для иного летосчисления?
   - Ну-у... к монастырской жизни вы также не годитесь, - произнес Вадим. - Женщины зачастую лишь примеряют на себя жертвенность, как вы сейчас, и это одно из самых дорогих украшений в их наряде, но носить постоянно не удается. Теряют. Или запирают в шкатулке, до следующего раза. Я ценю ваш душевный порыв и в ответ тоже буду откровенен. Когда-то я считал, что мои образованность, знания, которые я приобрел, эта впитанная с молоком культура всегда помогут мне держаться на плаву, как спасательный круг, что бы ни случилось. Но декоративные растения во время грозы погибают первыми. Они вырываются с корнем, в отличие, скажем, от чертополоха. А дуб с золотой цепью останется дубом. Ведь это миф, что Рим разрушили грубые варвары. Народ всегда выедает себя сам, изнутри, возьмите хоть немцев, хоть евре
   ев, хоть американцев, хоть русских. Я - частица той опухоли, которая разъедала Россию. А ваш жених - уже ее метастаз. Так что не будет ничего удивительного, если он вдруг окажется на моем месте или того хуже. Поэтому я не вправе жалеть о том, что со мной приключилось. И моя единственная спасительная соломинка сейчас - это отношение к жизни как к комедии положений с переодеванием. Большой драмы тут нет, поверьте.
   Он выпил вина и улыбнулся, будто призывая ее не грустить, даже если Земля начнет вращаться в другую сторону.
   - Вы философ, - сказала Наташа, вложив в это слово желчный привкус. Диоген... Я тут толкую с ним о возрождении, а ему на все плевать! когда-нибудь вы все очухаетесь или нет?
   Возможно, этот резкий тон и ее слова подействовали на него. Возможно, что-то другое. Но Вадим как-то встряхнулся, перестав улыбаться и смотреть сквозь нее, рассеянно и неопределенно, - словно долгий сон вдруг оборвался со звонком будильника.
   - Простите, - произнес он и встал, намереваясь пройти к двери.
   Но и Наташа тоже поднялась, отойдя в сторону, к окну, уступая путь, оставляя выбор. Она также мучительно думала о том, что происходит, почему и кто они, два человека, случайно встретившиеся в этом мире. Два мотылька или две звезды? А может быть, лишь яркий след двух соприкоснувшихся и разлетающихся душ? Она почувствовала, что он тронул ее плечи, и обернулась.
   - Ну конечно... - прошептала она, подставляя лицо, губы.
   7
   Они не сразу поняли, что в дверь снова стучат, а услышав - испуганно отпрянули друг от друга, не глядя в глаза, будто схваченные за руку на месте преступления. Но был лишь непонятный, случайный, жаркий, торопливый поцелуй, и только, как внезапный аккорд слепого музыканта. Виной всему и тревожный силуэт отлетевшей ночи, и необычные откровения их разговора. но гораздо важнее было затаившееся в молчании стремление, порыв навстречу, сродни солнечному удару.
   Девушка опомнилась первой.
   - Кто стучится в дверь ко мне? - нараспев произнесла Наташа.
   - Почтальон с гамбургским счетом, - неловко отозвался Вадим. Он почему-то догадался, кто это может быть, и подумал: "А что в таком случае стал бы делать настоящий Роберт де Ниро? Или по всем законам жанра тот просто не смог бы попасть в подобную ситуацию? Где уж им, американцам, испробовать всех прелестей русской жизни..."
   Кажется, и Наташе тоже не хотелось впускать в квартиру посторонних.
   - Может быть, я сплю? - предположила она.
   - Стук слишком сильный. Вы уже должны проснуться, - ответил он. - А меня здесь... нет. Хотите, я спрячусь?
   - Куда?
   - Хотя бы в шкаф. В новую стенку.
   - Это походит на водевиль.
   - Как и все, что мы делаем, когда теряем разум, - согласился он, идя вслед за ней в комнату.
   Дверца шкафа гостеприимно распахнулась.
   - Тут менее просторно, чем на крыше, но уже гораздо больше похоже на человеческое жилище, - сказала Наташа. - Полезайте, я запру на ключ. Это Глеб.
   - Кто же еще может так ломиться, кроме милиции и бандитов? - кивнул он, через пару секунд оказавшись в кромешной тьме.
   Нет, сквозь замочную скважину пробивался тоненький лучик света. Внутри пахло полированными досками и клеем. Но можно было стоять в полный рост, поскольку шкаф предназначался для верхней одежды. Здесь поместились бы четыре таких человека, как Вадим, но сыграть в преферанс все же не смогли бы. Послышался голос Глеба, он что-то резко выговаривал хозяйке. Затем они очутились тут, в комнате. Их можно было даже увидеть в узкую щелочку. Вадим приготовился чихнуть, но пересилил себя. "Действительно, водевиль", подумал он.
   - ...Мне не нравится, как ты себя ведешь, - продолжал отчитывать Глеб. - И Костя, если узнает... Словом, прекращай тут принимать... всяких. Куда делся этот тип?
   - Это моя квартира, - сказала Наташа. - И не врывайся больше без разрешения.
   - Я должен тебя оберегать. А могу все сообщить брату.
   - Ну и что же я такого несусветного натворила?
   - Сама знаешь!
   - Нет. Ты каждого готов подозревать в чем угодно. Как цепной пес. Честно говоря, ты мне надоел!
   Они оба говорили на повышенных тонах, а рамки благоразумия и приличия уже начинали трещать. Вадиму было не слишком уютно в своем убежище, но ему оставалось только слушать и ловить в скважину мелькающие силуэты. Занятие неблагодарное и малоприятное. Но иного выбора не было. Вывались он сейчас из шкафа, братец придет в еще большую ярость. Впрочем, дверца все равно была заперта на ключ.
   - А ведь я вспомнил, где его видел, - произнес Глеб. При этом еще и посмотрел в сторону шкафа, словно и сейчас был способен разглядеть все насквозь. - Потому и вернулся.
   - Ну и что ты вспомнил? - Голос у Наташи был совершенно ледяной.
   - Это тот, который вчера был на крыше, да?
   - Допустим.
   - Тут и допускать нечего. Он. Морда знакомая. Надо проверить по картотеке. Уверен, за ним что-нибудь числится. Ты с ним давно знакома?
   - Не буду отвечать.
   Наташа отошла к окну и выпала из поля зрения Вадима. А через пару секунд пропал и силуэт Глеба. Но сцена не опустела, голоса продолжали звучать. Только разговаривали они сейчас как-то иначе, гораздо сумбурней. И сидящий взаперти Вадим вскоре догадался, почему именно так, почему милиционер вдруг стал пришепетывать и монотонно бубнить, а девушка отвечать резко и взволнованно.
   - Ну... ладно, черт с ним... ничего, ничего... ладно... пойдем, пойдем... - твердил Глеб. - Костя ничего не узнает... не ломайся...
   - Пусти!.. - Наташа, судя по всему, вырывалась. - Совсем спятил?.. Не трогай!.. Пошел вон, подонок...
   - Ишь ты! Не строй из себя... всего один раз... Ты же сама этого хочешь!
   Что-то там упало, разбилось, затем послышался глухой удар, Глеб вскрикнул и вновь оказался посередине комнаты, но уже на полу. Он очумело вертел головой из стороны в сторону, потирал затылок. Поднес окровавленную ладонь к самому носу и удивленно спросил:
   - Чем это ты меня?.. Дура. Вазой, что ли?
   - Не лезь, - ответила Наташа. Ее по-прежнему не было видно, но голос уже не дрожал.
   - Могла же убить. А куда бы труп дела?
   Капитан поднялся, лицо его было несколько перекошено от обиды и чувствительного удара. Но повторных попыток уже не предпринимал. Очевидно, пыл пропал, а вот кровь продолжала сочиться, и он теперь прикладывал к ране платок.
   - Психованная, - сказал он угрюмо. - Я ведь шутил. Проверял тебя.
   - Вот как?
   - Конечно. А ты думала? Игра, и только. Хотел выяснить, не ошибается ли брат. Теперь вижу: нет. Все в порядке, можешь не расстраиваться. Молодец.
   - Выдай мне еще благодарность в приказе.
   - В свое время... - угрожающе начал он, но смолчал. - Ладно, мир. Не злись.
   - Уходи.
   В шкафу было душно, жарко, не хватало лишь моли или нафталина, чтобы полностью ощущать себя повешенным до осени макинтошем. Вадим подумал, что вещи не имеют права выступать против своих хозяев, но чихать на них все же могут. И на сей раз не сдержался.
   Наташа опомнилась первой и несколько раз чихнула, очень убедительно и громко. Пожалуй, даже чересчур выразительно. Капитан с сомнением посмотрел на нее, затем - на новенький шкаф, зачем-то принюхался и сказал только одно слово:
   - Ага.
   - Тебя машина ждет, - напомнила девушка.
   - Тут дела посерьезнее, - отозвался он. - Мне кажется... Требуется хирургическое вмешательство.
   Глеб хитро улыбнулся, а потом неожиданно и сам чихнул, будто подхватил вирус после удара по затылку.
   - Все очень странно, - сказал он, подходя к шкафу.
   Еще секунда - и он, наверное, постучал бы в дверцу, настолько злорадный у него был вид, но Наташа и тут опередила его.
   - Пошли! - настойчиво произнесла она, взяв милиционера под руку. - Мне самой некогда. Я ухожу. - и потащила его из комнаты.
   А вскоре хлопнула входная дверь. Наступила тишина. Пауза, во время которой Вадим оценил решительность девушки, но перемен в собственном положении не нашел. Напротив, теперь он чувствовал себя застрявшим на неопределенно долго. Ломать замок в дверце было бы глупо да и едва ли возможно. А торчать в шкафу еще нелепее. Словно в гробу, похороненный заживо. Винить некого, сам предложил спрятаться... А если про него действительно забудут? Вдруг с Наташей что-нибудь случится? Мало ли... Неприятные мысли в темноте особенно охотно лезут в голову. Слабый лучик света сквозь замочную скважину и тот внезапно иссяк, словно наступили сумерки. Небо и в самом деле затянулось тучами - хотя он не знал об этом, а потом пошел дождь. Впервые за последние несколько недель. Летний благодатный дождь, который он так долго ждал. Но не видел и не слышал, а лишь предощущал изменившуюся погоду в своем комически-скорбном укрытии, словно оно и впрямь представляло собой некую могилу.
   Зачем нужно было возвращаться, зная, что это невозможно? Повторение пройденного - очередной фарс, не более. Он принял иное мироощущение, пережил и боль, и гнев, и отчаяние, разорвал с прежней жизнью, смирился с существующей... Как изгой, вытолкнутый из общества. Но не монах, добровольно принявший постриг. Прежде Вадим размышлял так: то, что с ним приключилось, - страшная и нелепая случайность, великая несправедливость, мировой Обман, который почему-то коснулся именно его, затянул под колеса, измолол и выбросил, полуживого, на обочину. За что? Чем провинился? Почему небесная молния угодила в его голову? Но может быть, выбор этот не столько катастрофичен, сколько благодатен? Господь вразумил его и возложил крест по силам, ведь для чего-то ему была оставлена жизнь. Пусть кому-то она покажется никчемной, позорной, бесприютной - но нет ли во всем этом того испытания Духа, которое выпадает лишь избранным, особенно любимым сыновьям? И они становятся лишь крепче, мудрее, яснее ликом. Проще всего было бы окончательно сдаться, захлебнуться в пенной волне или оказаться выброшенным на иллюзорный берег, но разве даже вот эта случайная встреча с Наташей не явила пример ожидаемого оживления и промысла, возвращения в новой ипостаси?.. Вадим видел в темноте собаку, которая прыгала на трех лапах, озираясь на снующих прохожих, не ища в них больше ни любви, ни сочувствия, но они не были и врагами, причинившими боль, потому что не были и людьми просто существами, потерявшими свой божественный облик; и когда она улеглась на траве, никому не мешая, свернувшись в клубок, глядя на них с вековой скорбью, один все равно подошел и начал лениво тыкать палкой: "Не спи, не спи!.." И собака запрыгала дальше, не понимая, зачем ее гонят даже отсюда. Нет, не осталось в них ничего человеческого... А было ли?
   8
   Наташа вернулась через полтора часа. Не обнаружив гостя в квартире, она решила, что Вадим ушел, и успокоилась. И только потом вспомнила, что заперла дверцу шкафа на ключ. А когда открыла ее - прямо к ногам вывалилось бесчувственное тело. Наташа чуть сама не упала в обморок, когда с испугом подумала, что мужчина задохнулся. Но поскольку Вадим подавал признаки жизни, она села на пол и заплакала, чувствуя себя совсем потерянной. Слезы посещали ее столь редко, что она даже не могла вспомнить, когда же это случилось в последний раз. может быть, далеко в детстве? Или у зубного врача? Но это не считается. А теперь удивлялась себе и недоумевала: отчего плачет, словно очищая глаза, и почему в то же время улыбается? Откуда появилась глупая радость, сменившая еще более глупую тревогу?
   - Не спи!.. - сказала она Вадиму, тормоша его за плечи. Наташа видела, что он притворяется, очень искусно, артистично изображая полное забвение. Иначе я вылью тебе на голову ведро воды, - добавила она.
   Только тогда он приоткрыл глаза, сел и беспечно произнес:
   - Я действительно чуть не умер в этом ящике. Вообще-то довольно по-свински исчезать так надолго. Только не говори, что была в парикмахерской.
   - Я не могла вернуться раньше, - сказала Наташа. - Мне надо было подумать. Извини.
   - Забавно, что ты не можешь думать возле шкафа, в котором заперт мужчина. Мне было бы, по крайней мере, не так скучно.
   - Не придирайся. А кроме того, Глеб такой привязчивый, я еле ушла. Подозреваю, что он не оставит нас в покое.
   - Надеюсь. Особенно тебя.
   Наташа вздохнула, задержав взгляд на его лице.
   - Ты интересуешь Глеба не меньше, - ответила она. - Хотя и по другой причине. Кажется, он что-то задумал...
   - А почему мы перешли на "ты"? - спросил Вадим.
   Он отвел рукой тень Глеба и все другие тени, стоящие рядом, а комната перестала казаться маленькой, расширилась, может быть, вообще прекратила существовать, и они остались одни, под небом.
   - А разве не понимаешь? - сказала Наташа.
   Вот и сейчас вновь стало не хватать воздуха. Словно пейзажист, поместив их в свою картину и испугавшись чего-то, набросил на незаконченный холст темную ткань.
   - Последние станут первыми, так, кажется? - произнес Вадим, обращаясь не только к ней. - Но это - потом, после смерти. И то не для всякого. Спасибо за доверие. Происходит что-то невероятное. Будто я уже умер. Но отчего это так прекрасно?
   Ему хотелось добавить еще несколько фраз, как часто бывает, когда не можешь объяснить свою мысль коротко, внятно, сказать о нынешнем состоянии и прошлом, объяснить причины того, почему он поступает так, а не иначе, где был все эти годы и для чего существует, зачем, в конце концов, появился и куда все может исчезнуть, - если бы это вообще было доступно объяснению... Но все оказалось лишним. Слова скрывают забвение, неразумие, отчаяние, в них нет правды, они как одежда, к случаю и погоде. И слава Богу, что не надо было больше ничего говорить, Наташа и так все понимала, может быть, даже гораздо больше, чем он, поскольку женщины мудрее всвоей любви самых умных мужчин.
   Им казалось, что над домом снова кружит вертолет, огромная стрекоза с блестящими крыльями, прилетевшая по молитвенному зову забрать их, но в кабине нет пилота, никогда не было, потому что это место принадлежит им. Люди на земле, в квартирах, на балконах, иссушенные летним зноем, лихорадочно следят за ними, за чудесным явлением, пытаясь познать и себя тоже, а лица их становятся все более ясными и суровыми. Сколько пройдет времени, прежде чем они пробудятся от сна? Как долгобудет продолжаться бесчувствие воли и разума? Пройдут дни и годы, а эти мгновения останутся в памяти, почти зримые материально, как фотографические снимки на забытой стене. Вряд ли они заинтересуют кого-то, не знающего причин внезапной любви, а дотошному исследователю никогда не докопаться до истины. Лучше не пытаться.
   Дождь продолжал постукивать по крыше, а в комнате было темно и покойно. День ушел, оставив разбросанные по полу вещи и приоткрытую дверь, выкуренную одну на двоих сигарету, шепот и приглушенный смех. Но молчание длилось дольше, оно будто подстерегало их, готовя западню. И надо было очень искусно обманывать себя, чтобы даже не пытаться вслушаться в его тревожную тишину.
   - Ты останешься, - убежденно сказала Наташа. - Я еще не знаю как, но ты останешься здесь.
   - Мечтать не вредно, - согласился Вадим. Возможно, это прозвучало как-то неуклюже, по крайней мере - чересчур трезво, словно сказка кончилась: щелкунчик, не превратившись в принца, возвращается в свой шкаф. Не было ни сражения, ни победы, лишь затмение и краткий миг счастья.
   - Мы вместе начнем все заново, - медленно проговорила она.
   - Конечно.
   - Можно вообще уехать из этого города.
   - А ты сама-то веришь во все это? Я врач и знаю, что такое боль и исцеление, знаю, чем можно лечить, а что превращается в яд. Но в одном ты права: мне самому не хочется уходить. Никто бы и не поверил, если бы я сказал обратное. Что же делать? Нет выхода.
   После некоторого молчания Наташа неожиданно резко поднялась, повернувшись к нему лицом, глаза в темноте гневно блестели.
   - Возвращайся на свою крышу, - отрывисто сказала она. - Или где там твое место... Неужели ты думал, что я говорю правду? Чудак. Все было игрой, развлечением. Ха! Просто я хотела как-то скоротать время до приезда Кости. Да, я такая! Мне скучно, скучно. Всю жизнь скучно, но я ни секунды не сомневалась, что ты такой же, как все, только пониже рангом, с самого дна, как морской еж. И ты поверил, что получишь эту квартиру назад? Надо быть полным идиотом, чтобы принять мои слова всерьез! Нужно быть безухим чучелом, чтобы на что-то надеяться!