Страница:
Как я и предполагал, Артуро бросил якорь посередине бухты, чтобы держаться подальше от собак. Его посудина перегородила всю бухту. Так что, чтобы причалить к берегу, мне приходится аккуратно огибать «Луч».
– Славная девушка, – говорит Артуро, прохаживаясь вдоль борта своего катера и внимательно следя за нашими движениями. Кажется, он думает, что от нас чего угодно можно ожидать: вдруг возьмем и нападем на него?
– Славная бородка, – в тон ему отвечаю я.
Он потирает щетину на физиономии и обнажает зубы в ослепительной улыбке:
– Да уж, ты дал мне достаточно времени, чтобы отрастить ее!
– Ты же сам говорил, что отпуск тебе не повредит.
– Отпуск! – смеется Артура – Меня так давно не было в офисе, что там, должно быть, решили, что я либо умер, либо меня уволили. Ты хоть знаешь, что уже август на дворе?
Я отрицательно качаю головой и удивляюсь тому, насколько неважным для меня сделалось время.
– Какой сегодня день? – спрашиваю я.
– Вторник, второе августа.
– Питер! – предупреждает Элизабет с носовой части.
Я смотрю вперед и вижу, что мы плывем слишком быстро. Замедляю ход, чтобы, причалив, не стукнуться носом о пристань. Элизабет – на посту, со свернутым канатом в руке. Она терпеливо ждет, когда можно будет спрыгнуть на сушу и пришвартовать лодку. Рубец, Шрам и еще с полдюжины рычащих собак поджидают нас на пристани. Их лапы широко расставлены, зубы оскалены, хвосты напряжены.
– Ты уверен, что ей ничего не грозит? – спрашивает Артуро из своей лодки.
Элизабет оборачивается и смотрит на него так, как будто от него воняет тухлой рыбой. Внезапно она резко, пронзительно свистит, и собаки мгновенно убираются с пристани. Мы с ней смеемся, глядя, как Артуро заливается краской.
Элизабет закрепляет канат, я заглушаю моторы и любуюсь пристанью, ближайшими деревьями, коралловыми стенами своего дома. Морской бриз быстро уносит запахи выхлопов «Большого Бэнкса» и навевает знакомый аромат соленого морского воздуха и свежих зеленых растений. Теперь я чувствую себя дома. Мне даже кажется, что вот-вот я услышу беззвучное приветствие отца. Я заново переживаю его потерю. Как было бы прекрасно, если бы он мог встретить мою жену!
Артуро тоже пришвартовывает свою лодку.
– Рад тебя видеть! – говорит он, пожимает мою руку и похлопывает меня по спине. – Это твоя жена? – он протягивает руку и ей, улыбается и говорит: – Поздравляю. Она просто, красавица. Элизабет смотрит сквозь него, не обращая никакого внимания на его жест.
– Можно теперь пройти в дом? – беззвучно спрашивает она меня. – Я хочу посмотреть, как там, внутри.
Артуро ждет, потея на солнцепеке. Улыбка его уже стала вымученной, но руку он все еще не опускает.
– Пожалуйста, Элизабет, подай ему руку. Этот человек полезен мне. Он скоро уйдет.
Элизабет вздыхает, протягивает Артуро вспотевшую ладошку и выдавливает из себя улыбку.
– Так как насчет войти в дом, Питер? – вновь неслышно обращается она ко мне.
Натянуто улыбнувшись, я произношу вслух:
– Почему бы тебе не спуститься в каюту и не собрать свои вещи? Мы должны разгрузить лодку.
Я спущусь через несколько минут и помогу тебе.
Она обжигает меня гневным взглядом и беззвучно восклицает:
– Он всего лишь человек! Почему бы не заставить его сделать это?
Не получив от меня ответа, она нехотя плетется вниз, в каюту.
– Надеюсь, я не помешал? – говорит Артуро.
– Вовсе нет, – отвечаю я. Я с трудом подавляю порыв извиниться за свою невоспитанную жену.
– Кстати, спасибо за помощь в этом деле с «Карибским талисманом».
Латиноамериканец сверкает белозубой улыбкой:
– Всегда рад служить. Мои люди сказали мне, что такого пожара в округе давно не было. Горело целый день. Все служащие сгорели в офисе. Такая реклама «Карибскому талисману»!
– Отлично, – киваю я, благодарю Артуро за охрану дома и прошу его связаться с Джереми Тинделлом и сказать ему, что ближе к вечеру я верну лодку.
– Вряд ли Джереми будет рад услышать мой голос, – говорит Артуро, бросая взгляд на катер, и улыбается. – Я бы на твоем месте вымыл палубу.
С Джереми случится припадок, если ты вернешь ему лодку в таком состоянии. Во всяком случае он будет ныть неделями.
Я пожимаю плечами:
– Так это же его обычное поведение.
Артуро кивает.
– Черт возьми, славно будет снова вернуться в офис! – мечтательно восклицает он.- Я даже по Джереми соскучился. Хотя он-то, думаю, вовсе не горит желанием видеть ни тебя, ни меня. Ну, так что ты думаешь об этом парнишке?
Я недоуменно поднимаю брови.
– О Сантосе, – поясняет он. – Как тебе понравился отчет? Тинделл прислал мне копию.
– Я его еще не читал,- говорю я, вспомнив о конверте в ящике стола.- У меня не было времени.
– Не было времени? – удивляется Артуро. – Чем это ты был так занят? Греб, что ли?
У нас деловые отношения, и фамильярности мне ни к чему. На бестактный вопрос Артуро я отвечаю бесстрастным пустым взглядом.
Усмешка мгновенно исчезает с его лица. Во второй раз он не наступит на те же грабли.
– Ну что ж,- говорит он,- ты бы все-таки прочел его досье. Этот парень доставляет много неприятностей. Он даже нанял самолет и кружил тут над островом. Все уши мне прожужжал. Эмили уже трясет от его звонков. Он звонит каждый день.
Меня раздражает необходимость заниматься всей этой докучливой ерундой сразу по возвращении домой.
– Тебе вовсе не обязательно встречаться с этим парнем, – говорит Артуро.
Я машу рукой, сразу понимая и отметая его молчаливое предложение. Никакого насилия. Я дал себе слово больше не приносить горя семье Марии. Кроме того, этот человек всерьез заинтересовал меня своей настойчивостью.
– Я хочу взглянуть на него. Скажи Эмили, чтобы назначила ему встречу на пятницу, на десять утра.
Элизабет сидит в салоне, скрестив на груди руки. Меня она приветствует гробовым молчанием. Я вижу через открытую дверь в коридор сваленные на кровати вещи.
– Он ушел, – говорю я.
Она ничего не отвечает, только безразлично пожимает плечами.
– Нечего сказать, отличная работа! – киваю я на сваленные в кучу вещи. Потом достаю из нижнего ящика стола конверт.
– У нас дома такую работу выполняют слуги.
– А здесь нет.
Я прохожу в каюту и начинаю разбирать вещи и складывать одежду.
– Почему?
– Потому что отец отказался от использования рабского труда еще перед гражданской войной.
– А кто же стирает? Кто убирает дом?
– Я.
– Не понимаю почему,-говорит Элизабет. Она тоже подходит к кровати, берет из кучи одежды шорты, медленно-медленно их складывает.
– Я не привыкла к такой работе. Не думаю,, что у меня это хорошо получится.
– Ничего, – отвечаю я. – У меня это хорошо получается.
После трех просьб Элизабет я наконец соглашаюсь оставить пока вещи на катере и пойти в дом.
– Мы можем все перенести потом, – говорит она.
Она улыбается, когда мы идем по пристани, и улыбка становится еще шире, когда я отпираю железные ворота и включаю один за другим генераторы.
– Здесь есть электричество? – спрашивает она.
– И кондиционеры, и телевизор, и стереомагнитофон… – говорю я.
Опередив меня, она взбегает на галерею, перепрыгивая через ступеньки.
Когда я тоже поднимаюсь, Элизабет уже ждет меня, облокотившись на парапет у пушки, и смотрит на океан.
– Мне здесь понравится. Покажи мне все, каждую комнату.
Сначала я веду ее в свою спальню, распахиваю двойные двери и морщусь от духоты, сырости и затхлости. Мы с Элизабет бегаем из комнаты в комнату и распахиваем окна и двери, чтобы свежий морской ветер наполнил дом. Элизабет еще успевает все потрогать по пути, присесть на кровать, включить и выключить свет, пробежать пальцами по гладким каменным стенам.
– Этот дом гораздо меньше нашего, – говорит она, – но он и гораздо милее.
На втором этаже, в большой комнате, она бродит от стены к стене, любуется видами из каждого окна, спрашивает у меня названия островов, которые видит, указывает на материк вдали. По комнате гуляет свежий ветерок. Он охлаждает и успокаивает нас, заставляя забыть об августовском пекле.
– Здесь всегда так уютно? – спрашивает она.
– Почти, – отвечаю я. – Но зимой иногда приходится разводить огонь.
– В Яме Моргана холодно почти каждую ночь, – говорит она.
Она подходит к стене, дотрагивается до висящего на ней кинжала. Он висит на этом месте, сколько я себя помню.
– Отцовский, – говорю я, – еще с пиратских времен.
Элизабет молча кивает и переводит взгляд на картины.
– Французские импрессионисты, – поясняю я, указывая на пейзажи и портреты, которые моя мать привезла с собой из Франции. Это она настояла на том, чтобы их развесили в доме. На одной из картин изображена обнаженная молодая женщина на кушетке.
– Это моя мать, – говорю я. – Она жила с художником в Париже и позировала ему, пока ее не нашел мой отец. Отец рассказал мне об этом только перед смертью. Он сказал, что, когда она уже стала его женой, он снова привез ее в Париж и купил ей все, что она пожелала, и картины в том числе. Она настояла на том, чтобы эту он купил за любую цену.
– А ты, Питер, – говорит Элизабет кокетливо, переходя от картины к картине,- ты мог бы купить своей жене все, что она пожелает?
– Увидишь, – говорю я.
Когда мы спускаемся по винтовой лестнице в подвал, шаги Элизабет замедляются, улыбка ее становится натянутой, безразличной. Она едва удостаивает подвал взглядом и не спешит входить вслед за мной в самую маленькую камеру.
– Питер, мне приходилось бывать в тюрьме…
Однако ее глаза округляются, когда я поднимаю
койку и открывается дверь.
– Куда мы идем? – спрашивает она, спускаясь в темноте вслед за мною.
Я ничего не отвечаю и не включаю свет, пока мы не придем в сокровищницу. И вот Элизабет входит в маленькую холодную комнату, а я, зайдя следом за ней, щелкаю выключателем.
– О! – восклицает она, в первый момент закрыв лицо руками. Ее изумрудные глаза загораются. Она восхищенно переводит взгляд с одного ящика на другой. – Мой отец пошел бы на все ради этого!
– Он получит часть золота, как я и обещал.
Она набирает пригоршню драгоценностей, подносит их к свету, потом поворачивается ко мне:
– Но мы ведь не обязаны быть слишком щедрыми, не так ли, Питер?
К моему удивлению, сад занимает ее едва ли не больше, чем сокровищница.
– Слеза Дракона, – говорит Элизабет, рассматривая растения и заодно выпалывая сорняки.
– А это Роза Смерти. Почему ты не сказал мне, что у вас все это есть?
Я пожал плечами:
– Это садик моей матери. Мы с отцом просто не обращали на него внимания.
Элизабет деловито подбоченивается:
– Все это, да еще те семена, что дала мне мама, – и у нас скоро будет настоящий сад! Здесь Слезы Дракона хватит на несколько кварт вина. Я сделаю через пару недель.
– А потом? – спрашиваю я.
– А потом, – лукаво улыбается она, – я кое-чему научу тебя.
О досье на Сантоса я вспоминаю только вечером, после того как возвращаю Джереми Тинделлу его лодку и приезжаю домой на своем «Грейди».
Элизабет к вечеру устает от человеческого обличья и перед сном предпочитает обрести свой естественный вид.
– Не знаю, почему тебе так нравится быть человеком,- говорит она, завершив превращение.- Лично я всегда лучше чувствую себя в драконьей шкуре.
– Я привык.
Устроив себе постель из сена в углу комнаты, она ложится и зовет меня присоединиться к ней.Я втягиваю приглушенный запах ее чешуи, любуюсь изгибом ее хвоста, нежным бежевым оттенком ее живота. Я уже почти готов откликнуться на ее зов, но в последний момент решаю, что пора покончить с тем бездумным образом жизни, к которому привык за последние недели. После наступления темноты у меня будет достаточно времени, чтобы поохотиться с молодой женой. У нас будет замечательная возможность после долгого перерыва снова полакомиться свежим мясом, а потом заняться любовью. А сейчас у меня есть и другие дела. Оказавшись в родных стенах, я наконец вспомнил о своих обязанностях.
– Ты достаточно силен, чтобы брать от жизни все, что ты захочешь, – учил меня отец. – Ну и что из того? Мы живем для того, чтобы создавать себе будущее, и умираем, когда будущего у нас больше нет. Каждому следующему поколению приходится трудиться чуть больше, чем предыдущему. И наша главная забота – всегда о семье.
Я наклоняюсь и нежно целую жену в чешуйчатую щеку, провожу рукой по ее животу, который она уже поудобнее устраивает, помня о будущем ребенке и защищая его.
– Я разбужу тебя, – говорю я, выхожу из комнаты и по винтовой лестнице поднимаюсь на третий этаж, где на дубовом столе в большой комнате меня ждет папка с делом Хорхе Сантоса.
Взяв конверт, подхожу с ним к окну, выходящему на бухту. Прищурившись, смотрю на воду, серебрящуюся в последних лучах заходящего за материк солнца. И тут я замечаю в нескольких сотнях ярдах от острова большой, изящный скоростной катер. Катер не движется. Интересно, зачем он остановился…
Меня пронзает острая боль. Как ошпаренный отскакиваю от окна, выронив конверт. И только тут, с большим опозданием, до меня доходит звук выстрела и звон разбитого стекла, а потом и утробный рев мотора. Белый катер срывается с места и уносится прочь. «Черт!» – ору я, поняв, что пуля прошла чуть выше сердца, пробив мышцы и сухожилия и раздробив плечевую кость.
– Питер! – слышу я беззвучный зов Элизабет.
– В меня стреляли,- отвечаю я и сосредоточиваюсь на своем организме: срочно сузить кровеносные сосуды, замедлить пульс, остановить кровотечение.
Моя подруга с ревом врывается в комнату и бежит к окну.
– Это тот белый катер?
– Потом, – бросаю я, скривившись от. боли, – помоги мне вытащить это чертово стекло!
– Но я их вижу!
– У этого катера скорость по крайней мере шестьдесят миль в час. Нам их не догнать.
– Я могла бы.
– Чтобы тебя увидели и убили нас обоих? Лучше помоги мне!
Уложив меня на дубовый стол, Элизабет принимает человеческое обличье. Она вынимает осколки из моих волос, одежды, кожи, а я занимаюсь заживлением, заставляю свои клетки восстанавливаться, выталкиваю пулю ближе к поверхности, чтобы Элизабет смогла ее извлечь.
К заходу солнца я уже в состоянии сесть. Света мы не зажигаем.
– Кто это сделал? – спрашивает Элизабет.
Я пожимаю плечами:
– Кому известно о нашем возвращении? – спрашиваю я, подхожу к стене и щелкаю ыключателем.
– Артуро, – отвечает она.
– А еще Эмили, Джереми и всем, кому они об этом сказали, в том числе нашему другу – мистеру Сантосу. – Я достаю из шкафа швабру и собираю осколки стекла.
Элизабет встает, чтобы помочь мне. Я отстраняю ее.
– Ты порежешь ступни, – напоминаю ей, что теперь она человек и, следовательно, уязвима.
– Что будем делать?
– В данный момент мы можем сделать немного. Я позвоню Артуро и велю ему проверить все белые скоростные катера. Их, должно быть, сотни в окрестностях. Если это и был кто-нибудь из них – Артуро или Джереми, – мой звонок по крайней мере даст им понять, что меня не так-то легко уничтожить. Далее, наша задача – избегать стоять у окон, когда рядом есть лодки… пока кто-то не обнаружит себя, и тогда…
Тогда мы покончим с ним.
Элизабет хмурит брови:
– Ты назвал четверых. Если все они будут мертвы, нам не придется волноваться насчет катеров и окон…
Я качаю головой:
– Мой отец всегда говорил: «Узнай хорошенько своего врага, прежде чем истребить его». Я не стану уничтожать полезных мне людей, пока не буду уверен в том, что они предали меня.
– Но этот Сантос… От него одни неприятности!
Уставший от расспросов жены, разозленный недавним наглым нападением, я сдавленно цежу:
– Я его еще недостаточно знаю!
Элизабет делает недовольную физиономию и отводит взгляд.
– Черт возьми, Элизабет! Какой смысл убивать не тех людей? Обещаю тебе, что тот, кто это сделал, умрет. Мы выясним, кто это.
Я сажусь и распечатываю конверт. Из него вылетают обрывки газетных фотографий, а за ними – скрепленные степлером листки бумаги.
Я внимательно рассматриваю фотографии, потом по одной передаю их Элизабет.
На первой – женщина, которая держит за руку мальчика-подростка и девочку помладше. Они сняты на похоронах. На второй – Хорхе Сантос лет в восемнадцать со скрученными за спиной руками. Два полицейских тащат его в машину. На третьей, Сантос уже постарше. Он сфотографирован рядом со своим катамараном. Принимает приз, видимо за победу в регате. На четвертой – группа мужчин, одетых солдатами времен гражданской войны. Среди них Сантос со старинной винтовкой в руках. На пятой – тоже маскарад, но на этот раз все в военной форме восемнадцатого века. У Сантоса в руках факел, он подносит его к жерлу пушки. Все это – на фоне старого форта.
У меня нет никаких сомнений в том, что дети на первой фотографии – это Мария и Хорхе. Даже на плохом черно-белом снимке заметно их сходство, особенно похожи глаза и рот. Женщина – видимо, их мать. У нее те же глаза и рот. У нее и у мальчика вид очень печальный. Девочка просто смущена и немного устала. Мой гнев постепенно остывает. Я опять вспоминаю о том, какое горе принес в их семью.
Теперь прочтем. Текст, набранный через два интервала, без заголовка, без обращения, без указания, для кого он предназначается и кто его составил. Прочитав, я передаю Элизабет страницу за страницей.
ОТЧЕТ
Строго секретно
Объект: Хорхе Сантос
Тип отчета: полный
Дата: 15.07.98
Полное имя: Хорхе Мигель Ларио Сантос.
Адрес: Майами Бич 32128,1213 Дрексел Авеню, квартира 13В.
Телефон: (305)555-7312 , факс: не установлен, E-mail: не установлен.
Возраст: 27 лет, рост: 5 футов 10 дюймов, вес: 75 килограммов, глаза: карие, волосы: черные.
Дата рождения: 16.11.71. Национальность: кубинец.
Образование: школа «Корал Гейблз» (закончил в 1988 году).
Колледж общины «Дейд» (один курс).
Род занятий: бармен.
Место работы: «Крабы у Джоу».
Военная служба: не проходил.
Семья: отец, Эмилио (убит в 1978 году во время рейда на Кубу).
Мать, Гортензия (замуж больше не вышла).
Сестра, Мария (пропала в марте 1998 года).
Связи: Кейси Мортон (знакомы восемь месяцев).
Организации: «Анонимные алкоголики», «Анонимные наркоманы», «Бригада Такера».
Хобби: парусный спорт (катамараны), стрельба черным порохом (стрелки-добровольцы, замок Сан-Марко в Сан-Августине).
Примечание. Данный отчет был составлен на основе как документов, так и личных встреч. Мы в большинстве случаев уверены в точности наших сведений. Но из-за ограниченного времени и секретности, которую нам приходилось соблюдать при сборе информации, мы не можем гарантировать стопроцентную точность всех данных.
Справка: Хорхе Сантос, сын кубинских эмигрантов, родился и вырос в Майами. Когда ему было 7 лет, его отец, Эмилио, погиб (не выяснено, был ли он убит во время боевых действий или схвачен и казнен) на Кубе. Мать, Гортензия, одна вырастила Хорхе и его сестру Марию. Работала в ресторане «Крабы у Джоу» в Майами Бич бухгалтером (до сих пор там работает).
Успехи Сантоса в учебе были весьма посредственными. Ничего особенного, выходящего за рамки обычных подростковых выходок, за ним не замечалось. Люди, знавшие его в то время, отмечают лишь одну характерную черту: необычайную преданность Сантоса матери и сестре (возможно, вызванную ранней потерей отца).
В колледже он попробовал наркотики, был застигнут за курением марихуаны в студенческом городке и арестован за ее хранение. Исключен из колледжа (он бы era все равно не закончил), отпущен со строгим предупреждением суда Следующие два года Сантос прожил дома, меняя работы и компании, постепенно переходя от травы к кокаину, а потом – к барбитуратам и галлюциногенам. В конце концов, возможно под давлением матери и сестры, Сантос согласился пройти курс лечения. Он стал ходить к «Анонимным наркоманам» и искать постоянную работу. Мать устроила его в «Храбы у Джоу» – один из лучших ресторанов в Южной Флориде. По иронии судьбы его стали готовить в бармены.
Впервые в жизни заработав приличные деньги, Сантос стал жить отдельно в Майами Бич. (В налоговой декларации за 1987 год он указал доход 38 тысяч долларов в год. Возможно, он имел и гораздо больше за счет чаевых. Указанная сумма заработана всего лишь за 7 месяцев, так как ресторан традиционно закрыт с середины мая по середину октября.)
Благодаря длительным «каникулам» он имел возможность заниматься тем, что ему нравилось. Он купил собственную яхту (шестнадцатифутовый гоби-катамаран) и побеждал на ней в своем классе в гонке из Майами до рифа Ларго три года подряд. Также он вступил в «Бригаду Такера» – группу молодых людей, которые переодеваются в костюмы определенной эпохи и разыгрывают, вернее – воссоздают, исторические сражения. Там он научился стрелять из старинных ружей и пистолетов.
Интерес к битвам привел его в Сан-Августин, где он овладел старинным оружием из испанской крепости Сан-Марко. Став одним из канониров, он каждое лето (с июня по август, с 1994 по 1997 год) проводил в Сан-Августине.
Возможно, из-за неупорядоченного образа жизни, которого требовала его работа, он пристрастился к алкоголю. В 1995 году вступил в общество «Анонимных алкоголиков».
Страдает периодическими запоями (последний – двухнедельный – произошел в марте текущего года). Только хлопоты матери перед владельцами ресторана и трагическое исчезновение его сестры спасли Сантоса от увольнения за последний запой.
Свою теперешнюю подругу, Кейси Мортон (26 лет, выпускница университета Майами, сотрудница «Майами Геральд»), встретил на собрании «Анонимных алкоголиков» в декабре. Так как Мортон англосаксонского происхождения и к тому же лечится от алкоголизма, мать Сантоса не одобряет этой связи, которая кажется ей чересчур бурной.
Исчезновение сестры, Марии, кажется, отрезвило Сантоса и еще больше сблизило его с Мортон. Впервые в жизни у него появилась определенная цель. С тех пор, как мать позвонила ему и сообщила о пропаже дочери, каждую свободную минуту он тратит на ее поиски или, вернее, как он громогласно заявляет, на поиски ее убийцы. Мортон ему в этом очень полезна, так как она имеет доступ к архивам «Геральд» и контакты, личные и через сотрудников, с полицией.
Сантос сам нашел машину Марии на стоянке у пристани и расспросил всех пьяниц и бродяг, а также домовладельцев и постояльцев отелей, чьи окна выходят на стоянку. Двое пьяниц, Сэм Пратт и Гарри Уоткинс, рассказали ему (а потом и полиции), что той ночью они видели, как высокий блондин встретился на пристани с молодой женщиной и увез ее в море на катере. Уоткинс описал лодку как классическую, примерно такую, какая была в фильме с Фондой «На Золотом пруду». Оба бродяги, побеседовав с полицией, сочли за лучшее убраться из города.
Сантос и Мортон посетили все пристани Южной Флориды в поисках такого катера. Они не нашли ни одного принадлежащего кому-то, кто мог быть так или иначе причастен к исчезновению Марии. При этом у Сантоса и Мортон есть вполне конкретные подозрения. Сантос просил полицию приглядеться к Питеру де ла Сангре. Он сообщил, что его сестре понравился мистер де ла Сангре, и что тот вполне подходит под описание, данное Уоткинсом и Праттом. Благодаря мисс Мортон Сантос узнал, что мистер де ла Сангре живет на острове и, следовательно, вынужден пользоваться катером. Сантос настаивает на том, что, скорее всего, преступник – именно де ла Сангре.
Учитывая социальный статус мистера де ла Сангре (не говоря уже о его политическом весе), полиция отказалась отрабатывать версию, связанную с ним, без более веских свидетельств в пользу его виновности. «Геральд» и другие средства массовой информации также не спешат как-либо освещать отказ полиции от расследования. Более того, руководство «Геральд» заверило нас, что мисс Мортон было сделано строгое предупреждение – прекратить попытки использовать газету для своего частного расследования.
Не встретив поддержки практически ни у кого, Сантос, тем не менее, не утратил решимости передать обидчика сестры правосудию. Он не раз открыто выражал свои сомнения в том, что система сделает хоть что-нибудь, чтобы помочь ему, и поэтому он намерен осуществить правосудие сам.
Для этого в апреле он и Мортон прошли курс пользования оружием и получили разрешение на его хранение. Они приобрели девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет глок, короткоствольный ремингтон сорок пятого калибра и револьвер «смит и вессон» тридцать восьмого калибра.
Люди, которые наблюдали за тем, как они практиковались в тире при оружейном магазине, свидетельствуют, что Сантос носит свой глок в кобуре на левой лодыжке. Мисс Мортон держит свой «смит и вессон» в сумке. Оба вполне прилично стреляют.
– Славная девушка, – говорит Артуро, прохаживаясь вдоль борта своего катера и внимательно следя за нашими движениями. Кажется, он думает, что от нас чего угодно можно ожидать: вдруг возьмем и нападем на него?
– Славная бородка, – в тон ему отвечаю я.
Он потирает щетину на физиономии и обнажает зубы в ослепительной улыбке:
– Да уж, ты дал мне достаточно времени, чтобы отрастить ее!
– Ты же сам говорил, что отпуск тебе не повредит.
– Отпуск! – смеется Артура – Меня так давно не было в офисе, что там, должно быть, решили, что я либо умер, либо меня уволили. Ты хоть знаешь, что уже август на дворе?
Я отрицательно качаю головой и удивляюсь тому, насколько неважным для меня сделалось время.
– Какой сегодня день? – спрашиваю я.
– Вторник, второе августа.
– Питер! – предупреждает Элизабет с носовой части.
Я смотрю вперед и вижу, что мы плывем слишком быстро. Замедляю ход, чтобы, причалив, не стукнуться носом о пристань. Элизабет – на посту, со свернутым канатом в руке. Она терпеливо ждет, когда можно будет спрыгнуть на сушу и пришвартовать лодку. Рубец, Шрам и еще с полдюжины рычащих собак поджидают нас на пристани. Их лапы широко расставлены, зубы оскалены, хвосты напряжены.
– Ты уверен, что ей ничего не грозит? – спрашивает Артуро из своей лодки.
Элизабет оборачивается и смотрит на него так, как будто от него воняет тухлой рыбой. Внезапно она резко, пронзительно свистит, и собаки мгновенно убираются с пристани. Мы с ней смеемся, глядя, как Артуро заливается краской.
Элизабет закрепляет канат, я заглушаю моторы и любуюсь пристанью, ближайшими деревьями, коралловыми стенами своего дома. Морской бриз быстро уносит запахи выхлопов «Большого Бэнкса» и навевает знакомый аромат соленого морского воздуха и свежих зеленых растений. Теперь я чувствую себя дома. Мне даже кажется, что вот-вот я услышу беззвучное приветствие отца. Я заново переживаю его потерю. Как было бы прекрасно, если бы он мог встретить мою жену!
Артуро тоже пришвартовывает свою лодку.
– Рад тебя видеть! – говорит он, пожимает мою руку и похлопывает меня по спине. – Это твоя жена? – он протягивает руку и ей, улыбается и говорит: – Поздравляю. Она просто, красавица. Элизабет смотрит сквозь него, не обращая никакого внимания на его жест.
– Можно теперь пройти в дом? – беззвучно спрашивает она меня. – Я хочу посмотреть, как там, внутри.
Артуро ждет, потея на солнцепеке. Улыбка его уже стала вымученной, но руку он все еще не опускает.
– Пожалуйста, Элизабет, подай ему руку. Этот человек полезен мне. Он скоро уйдет.
Элизабет вздыхает, протягивает Артуро вспотевшую ладошку и выдавливает из себя улыбку.
– Так как насчет войти в дом, Питер? – вновь неслышно обращается она ко мне.
Натянуто улыбнувшись, я произношу вслух:
– Почему бы тебе не спуститься в каюту и не собрать свои вещи? Мы должны разгрузить лодку.
Я спущусь через несколько минут и помогу тебе.
Она обжигает меня гневным взглядом и беззвучно восклицает:
– Он всего лишь человек! Почему бы не заставить его сделать это?
Не получив от меня ответа, она нехотя плетется вниз, в каюту.
– Надеюсь, я не помешал? – говорит Артуро.
– Вовсе нет, – отвечаю я. Я с трудом подавляю порыв извиниться за свою невоспитанную жену.
– Кстати, спасибо за помощь в этом деле с «Карибским талисманом».
Латиноамериканец сверкает белозубой улыбкой:
– Всегда рад служить. Мои люди сказали мне, что такого пожара в округе давно не было. Горело целый день. Все служащие сгорели в офисе. Такая реклама «Карибскому талисману»!
– Отлично, – киваю я, благодарю Артуро за охрану дома и прошу его связаться с Джереми Тинделлом и сказать ему, что ближе к вечеру я верну лодку.
– Вряд ли Джереми будет рад услышать мой голос, – говорит Артуро, бросая взгляд на катер, и улыбается. – Я бы на твоем месте вымыл палубу.
С Джереми случится припадок, если ты вернешь ему лодку в таком состоянии. Во всяком случае он будет ныть неделями.
Я пожимаю плечами:
– Так это же его обычное поведение.
Артуро кивает.
– Черт возьми, славно будет снова вернуться в офис! – мечтательно восклицает он.- Я даже по Джереми соскучился. Хотя он-то, думаю, вовсе не горит желанием видеть ни тебя, ни меня. Ну, так что ты думаешь об этом парнишке?
Я недоуменно поднимаю брови.
– О Сантосе, – поясняет он. – Как тебе понравился отчет? Тинделл прислал мне копию.
– Я его еще не читал,- говорю я, вспомнив о конверте в ящике стола.- У меня не было времени.
– Не было времени? – удивляется Артуро. – Чем это ты был так занят? Греб, что ли?
У нас деловые отношения, и фамильярности мне ни к чему. На бестактный вопрос Артуро я отвечаю бесстрастным пустым взглядом.
Усмешка мгновенно исчезает с его лица. Во второй раз он не наступит на те же грабли.
– Ну что ж,- говорит он,- ты бы все-таки прочел его досье. Этот парень доставляет много неприятностей. Он даже нанял самолет и кружил тут над островом. Все уши мне прожужжал. Эмили уже трясет от его звонков. Он звонит каждый день.
Меня раздражает необходимость заниматься всей этой докучливой ерундой сразу по возвращении домой.
– Тебе вовсе не обязательно встречаться с этим парнем, – говорит Артуро.
Я машу рукой, сразу понимая и отметая его молчаливое предложение. Никакого насилия. Я дал себе слово больше не приносить горя семье Марии. Кроме того, этот человек всерьез заинтересовал меня своей настойчивостью.
– Я хочу взглянуть на него. Скажи Эмили, чтобы назначила ему встречу на пятницу, на десять утра.
Элизабет сидит в салоне, скрестив на груди руки. Меня она приветствует гробовым молчанием. Я вижу через открытую дверь в коридор сваленные на кровати вещи.
– Он ушел, – говорю я.
Она ничего не отвечает, только безразлично пожимает плечами.
– Нечего сказать, отличная работа! – киваю я на сваленные в кучу вещи. Потом достаю из нижнего ящика стола конверт.
– У нас дома такую работу выполняют слуги.
– А здесь нет.
Я прохожу в каюту и начинаю разбирать вещи и складывать одежду.
– Почему?
– Потому что отец отказался от использования рабского труда еще перед гражданской войной.
– А кто же стирает? Кто убирает дом?
– Я.
– Не понимаю почему,-говорит Элизабет. Она тоже подходит к кровати, берет из кучи одежды шорты, медленно-медленно их складывает.
– Я не привыкла к такой работе. Не думаю,, что у меня это хорошо получится.
– Ничего, – отвечаю я. – У меня это хорошо получается.
После трех просьб Элизабет я наконец соглашаюсь оставить пока вещи на катере и пойти в дом.
– Мы можем все перенести потом, – говорит она.
Она улыбается, когда мы идем по пристани, и улыбка становится еще шире, когда я отпираю железные ворота и включаю один за другим генераторы.
– Здесь есть электричество? – спрашивает она.
– И кондиционеры, и телевизор, и стереомагнитофон… – говорю я.
Опередив меня, она взбегает на галерею, перепрыгивая через ступеньки.
Когда я тоже поднимаюсь, Элизабет уже ждет меня, облокотившись на парапет у пушки, и смотрит на океан.
– Мне здесь понравится. Покажи мне все, каждую комнату.
Сначала я веду ее в свою спальню, распахиваю двойные двери и морщусь от духоты, сырости и затхлости. Мы с Элизабет бегаем из комнаты в комнату и распахиваем окна и двери, чтобы свежий морской ветер наполнил дом. Элизабет еще успевает все потрогать по пути, присесть на кровать, включить и выключить свет, пробежать пальцами по гладким каменным стенам.
– Этот дом гораздо меньше нашего, – говорит она, – но он и гораздо милее.
На втором этаже, в большой комнате, она бродит от стены к стене, любуется видами из каждого окна, спрашивает у меня названия островов, которые видит, указывает на материк вдали. По комнате гуляет свежий ветерок. Он охлаждает и успокаивает нас, заставляя забыть об августовском пекле.
– Здесь всегда так уютно? – спрашивает она.
– Почти, – отвечаю я. – Но зимой иногда приходится разводить огонь.
– В Яме Моргана холодно почти каждую ночь, – говорит она.
Она подходит к стене, дотрагивается до висящего на ней кинжала. Он висит на этом месте, сколько я себя помню.
– Отцовский, – говорю я, – еще с пиратских времен.
Элизабет молча кивает и переводит взгляд на картины.
– Французские импрессионисты, – поясняю я, указывая на пейзажи и портреты, которые моя мать привезла с собой из Франции. Это она настояла на том, чтобы их развесили в доме. На одной из картин изображена обнаженная молодая женщина на кушетке.
– Это моя мать, – говорю я. – Она жила с художником в Париже и позировала ему, пока ее не нашел мой отец. Отец рассказал мне об этом только перед смертью. Он сказал, что, когда она уже стала его женой, он снова привез ее в Париж и купил ей все, что она пожелала, и картины в том числе. Она настояла на том, чтобы эту он купил за любую цену.
– А ты, Питер, – говорит Элизабет кокетливо, переходя от картины к картине,- ты мог бы купить своей жене все, что она пожелает?
– Увидишь, – говорю я.
Когда мы спускаемся по винтовой лестнице в подвал, шаги Элизабет замедляются, улыбка ее становится натянутой, безразличной. Она едва удостаивает подвал взглядом и не спешит входить вслед за мной в самую маленькую камеру.
– Питер, мне приходилось бывать в тюрьме…
Однако ее глаза округляются, когда я поднимаю
койку и открывается дверь.
– Куда мы идем? – спрашивает она, спускаясь в темноте вслед за мною.
Я ничего не отвечаю и не включаю свет, пока мы не придем в сокровищницу. И вот Элизабет входит в маленькую холодную комнату, а я, зайдя следом за ней, щелкаю выключателем.
– О! – восклицает она, в первый момент закрыв лицо руками. Ее изумрудные глаза загораются. Она восхищенно переводит взгляд с одного ящика на другой. – Мой отец пошел бы на все ради этого!
– Он получит часть золота, как я и обещал.
Она набирает пригоршню драгоценностей, подносит их к свету, потом поворачивается ко мне:
– Но мы ведь не обязаны быть слишком щедрыми, не так ли, Питер?
К моему удивлению, сад занимает ее едва ли не больше, чем сокровищница.
– Слеза Дракона, – говорит Элизабет, рассматривая растения и заодно выпалывая сорняки.
– А это Роза Смерти. Почему ты не сказал мне, что у вас все это есть?
Я пожал плечами:
– Это садик моей матери. Мы с отцом просто не обращали на него внимания.
Элизабет деловито подбоченивается:
– Все это, да еще те семена, что дала мне мама, – и у нас скоро будет настоящий сад! Здесь Слезы Дракона хватит на несколько кварт вина. Я сделаю через пару недель.
– А потом? – спрашиваю я.
– А потом, – лукаво улыбается она, – я кое-чему научу тебя.
О досье на Сантоса я вспоминаю только вечером, после того как возвращаю Джереми Тинделлу его лодку и приезжаю домой на своем «Грейди».
Элизабет к вечеру устает от человеческого обличья и перед сном предпочитает обрести свой естественный вид.
– Не знаю, почему тебе так нравится быть человеком,- говорит она, завершив превращение.- Лично я всегда лучше чувствую себя в драконьей шкуре.
– Я привык.
Устроив себе постель из сена в углу комнаты, она ложится и зовет меня присоединиться к ней.Я втягиваю приглушенный запах ее чешуи, любуюсь изгибом ее хвоста, нежным бежевым оттенком ее живота. Я уже почти готов откликнуться на ее зов, но в последний момент решаю, что пора покончить с тем бездумным образом жизни, к которому привык за последние недели. После наступления темноты у меня будет достаточно времени, чтобы поохотиться с молодой женой. У нас будет замечательная возможность после долгого перерыва снова полакомиться свежим мясом, а потом заняться любовью. А сейчас у меня есть и другие дела. Оказавшись в родных стенах, я наконец вспомнил о своих обязанностях.
– Ты достаточно силен, чтобы брать от жизни все, что ты захочешь, – учил меня отец. – Ну и что из того? Мы живем для того, чтобы создавать себе будущее, и умираем, когда будущего у нас больше нет. Каждому следующему поколению приходится трудиться чуть больше, чем предыдущему. И наша главная забота – всегда о семье.
Я наклоняюсь и нежно целую жену в чешуйчатую щеку, провожу рукой по ее животу, который она уже поудобнее устраивает, помня о будущем ребенке и защищая его.
– Я разбужу тебя, – говорю я, выхожу из комнаты и по винтовой лестнице поднимаюсь на третий этаж, где на дубовом столе в большой комнате меня ждет папка с делом Хорхе Сантоса.
Взяв конверт, подхожу с ним к окну, выходящему на бухту. Прищурившись, смотрю на воду, серебрящуюся в последних лучах заходящего за материк солнца. И тут я замечаю в нескольких сотнях ярдах от острова большой, изящный скоростной катер. Катер не движется. Интересно, зачем он остановился…
Меня пронзает острая боль. Как ошпаренный отскакиваю от окна, выронив конверт. И только тут, с большим опозданием, до меня доходит звук выстрела и звон разбитого стекла, а потом и утробный рев мотора. Белый катер срывается с места и уносится прочь. «Черт!» – ору я, поняв, что пуля прошла чуть выше сердца, пробив мышцы и сухожилия и раздробив плечевую кость.
– Питер! – слышу я беззвучный зов Элизабет.
– В меня стреляли,- отвечаю я и сосредоточиваюсь на своем организме: срочно сузить кровеносные сосуды, замедлить пульс, остановить кровотечение.
Моя подруга с ревом врывается в комнату и бежит к окну.
– Это тот белый катер?
– Потом, – бросаю я, скривившись от. боли, – помоги мне вытащить это чертово стекло!
– Но я их вижу!
– У этого катера скорость по крайней мере шестьдесят миль в час. Нам их не догнать.
– Я могла бы.
– Чтобы тебя увидели и убили нас обоих? Лучше помоги мне!
Уложив меня на дубовый стол, Элизабет принимает человеческое обличье. Она вынимает осколки из моих волос, одежды, кожи, а я занимаюсь заживлением, заставляю свои клетки восстанавливаться, выталкиваю пулю ближе к поверхности, чтобы Элизабет смогла ее извлечь.
К заходу солнца я уже в состоянии сесть. Света мы не зажигаем.
– Кто это сделал? – спрашивает Элизабет.
Я пожимаю плечами:
– Кому известно о нашем возвращении? – спрашиваю я, подхожу к стене и щелкаю ыключателем.
– Артуро, – отвечает она.
– А еще Эмили, Джереми и всем, кому они об этом сказали, в том числе нашему другу – мистеру Сантосу. – Я достаю из шкафа швабру и собираю осколки стекла.
Элизабет встает, чтобы помочь мне. Я отстраняю ее.
– Ты порежешь ступни, – напоминаю ей, что теперь она человек и, следовательно, уязвима.
– Что будем делать?
– В данный момент мы можем сделать немного. Я позвоню Артуро и велю ему проверить все белые скоростные катера. Их, должно быть, сотни в окрестностях. Если это и был кто-нибудь из них – Артуро или Джереми, – мой звонок по крайней мере даст им понять, что меня не так-то легко уничтожить. Далее, наша задача – избегать стоять у окон, когда рядом есть лодки… пока кто-то не обнаружит себя, и тогда…
Тогда мы покончим с ним.
Элизабет хмурит брови:
– Ты назвал четверых. Если все они будут мертвы, нам не придется волноваться насчет катеров и окон…
Я качаю головой:
– Мой отец всегда говорил: «Узнай хорошенько своего врага, прежде чем истребить его». Я не стану уничтожать полезных мне людей, пока не буду уверен в том, что они предали меня.
– Но этот Сантос… От него одни неприятности!
Уставший от расспросов жены, разозленный недавним наглым нападением, я сдавленно цежу:
– Я его еще недостаточно знаю!
Элизабет делает недовольную физиономию и отводит взгляд.
– Черт возьми, Элизабет! Какой смысл убивать не тех людей? Обещаю тебе, что тот, кто это сделал, умрет. Мы выясним, кто это.
Я сажусь и распечатываю конверт. Из него вылетают обрывки газетных фотографий, а за ними – скрепленные степлером листки бумаги.
Я внимательно рассматриваю фотографии, потом по одной передаю их Элизабет.
На первой – женщина, которая держит за руку мальчика-подростка и девочку помладше. Они сняты на похоронах. На второй – Хорхе Сантос лет в восемнадцать со скрученными за спиной руками. Два полицейских тащат его в машину. На третьей, Сантос уже постарше. Он сфотографирован рядом со своим катамараном. Принимает приз, видимо за победу в регате. На четвертой – группа мужчин, одетых солдатами времен гражданской войны. Среди них Сантос со старинной винтовкой в руках. На пятой – тоже маскарад, но на этот раз все в военной форме восемнадцатого века. У Сантоса в руках факел, он подносит его к жерлу пушки. Все это – на фоне старого форта.
У меня нет никаких сомнений в том, что дети на первой фотографии – это Мария и Хорхе. Даже на плохом черно-белом снимке заметно их сходство, особенно похожи глаза и рот. Женщина – видимо, их мать. У нее те же глаза и рот. У нее и у мальчика вид очень печальный. Девочка просто смущена и немного устала. Мой гнев постепенно остывает. Я опять вспоминаю о том, какое горе принес в их семью.
Теперь прочтем. Текст, набранный через два интервала, без заголовка, без обращения, без указания, для кого он предназначается и кто его составил. Прочитав, я передаю Элизабет страницу за страницей.
ОТЧЕТ
Строго секретно
Объект: Хорхе Сантос
Тип отчета: полный
Дата: 15.07.98
Полное имя: Хорхе Мигель Ларио Сантос.
Адрес: Майами Бич 32128,1213 Дрексел Авеню, квартира 13В.
Телефон: (305)555-7312 , факс: не установлен, E-mail: не установлен.
Возраст: 27 лет, рост: 5 футов 10 дюймов, вес: 75 килограммов, глаза: карие, волосы: черные.
Дата рождения: 16.11.71. Национальность: кубинец.
Образование: школа «Корал Гейблз» (закончил в 1988 году).
Колледж общины «Дейд» (один курс).
Род занятий: бармен.
Место работы: «Крабы у Джоу».
Военная служба: не проходил.
Семья: отец, Эмилио (убит в 1978 году во время рейда на Кубу).
Мать, Гортензия (замуж больше не вышла).
Сестра, Мария (пропала в марте 1998 года).
Связи: Кейси Мортон (знакомы восемь месяцев).
Организации: «Анонимные алкоголики», «Анонимные наркоманы», «Бригада Такера».
Хобби: парусный спорт (катамараны), стрельба черным порохом (стрелки-добровольцы, замок Сан-Марко в Сан-Августине).
Примечание. Данный отчет был составлен на основе как документов, так и личных встреч. Мы в большинстве случаев уверены в точности наших сведений. Но из-за ограниченного времени и секретности, которую нам приходилось соблюдать при сборе информации, мы не можем гарантировать стопроцентную точность всех данных.
Справка: Хорхе Сантос, сын кубинских эмигрантов, родился и вырос в Майами. Когда ему было 7 лет, его отец, Эмилио, погиб (не выяснено, был ли он убит во время боевых действий или схвачен и казнен) на Кубе. Мать, Гортензия, одна вырастила Хорхе и его сестру Марию. Работала в ресторане «Крабы у Джоу» в Майами Бич бухгалтером (до сих пор там работает).
Успехи Сантоса в учебе были весьма посредственными. Ничего особенного, выходящего за рамки обычных подростковых выходок, за ним не замечалось. Люди, знавшие его в то время, отмечают лишь одну характерную черту: необычайную преданность Сантоса матери и сестре (возможно, вызванную ранней потерей отца).
В колледже он попробовал наркотики, был застигнут за курением марихуаны в студенческом городке и арестован за ее хранение. Исключен из колледжа (он бы era все равно не закончил), отпущен со строгим предупреждением суда Следующие два года Сантос прожил дома, меняя работы и компании, постепенно переходя от травы к кокаину, а потом – к барбитуратам и галлюциногенам. В конце концов, возможно под давлением матери и сестры, Сантос согласился пройти курс лечения. Он стал ходить к «Анонимным наркоманам» и искать постоянную работу. Мать устроила его в «Храбы у Джоу» – один из лучших ресторанов в Южной Флориде. По иронии судьбы его стали готовить в бармены.
Впервые в жизни заработав приличные деньги, Сантос стал жить отдельно в Майами Бич. (В налоговой декларации за 1987 год он указал доход 38 тысяч долларов в год. Возможно, он имел и гораздо больше за счет чаевых. Указанная сумма заработана всего лишь за 7 месяцев, так как ресторан традиционно закрыт с середины мая по середину октября.)
Благодаря длительным «каникулам» он имел возможность заниматься тем, что ему нравилось. Он купил собственную яхту (шестнадцатифутовый гоби-катамаран) и побеждал на ней в своем классе в гонке из Майами до рифа Ларго три года подряд. Также он вступил в «Бригаду Такера» – группу молодых людей, которые переодеваются в костюмы определенной эпохи и разыгрывают, вернее – воссоздают, исторические сражения. Там он научился стрелять из старинных ружей и пистолетов.
Интерес к битвам привел его в Сан-Августин, где он овладел старинным оружием из испанской крепости Сан-Марко. Став одним из канониров, он каждое лето (с июня по август, с 1994 по 1997 год) проводил в Сан-Августине.
Возможно, из-за неупорядоченного образа жизни, которого требовала его работа, он пристрастился к алкоголю. В 1995 году вступил в общество «Анонимных алкоголиков».
Страдает периодическими запоями (последний – двухнедельный – произошел в марте текущего года). Только хлопоты матери перед владельцами ресторана и трагическое исчезновение его сестры спасли Сантоса от увольнения за последний запой.
Свою теперешнюю подругу, Кейси Мортон (26 лет, выпускница университета Майами, сотрудница «Майами Геральд»), встретил на собрании «Анонимных алкоголиков» в декабре. Так как Мортон англосаксонского происхождения и к тому же лечится от алкоголизма, мать Сантоса не одобряет этой связи, которая кажется ей чересчур бурной.
Исчезновение сестры, Марии, кажется, отрезвило Сантоса и еще больше сблизило его с Мортон. Впервые в жизни у него появилась определенная цель. С тех пор, как мать позвонила ему и сообщила о пропаже дочери, каждую свободную минуту он тратит на ее поиски или, вернее, как он громогласно заявляет, на поиски ее убийцы. Мортон ему в этом очень полезна, так как она имеет доступ к архивам «Геральд» и контакты, личные и через сотрудников, с полицией.
Сантос сам нашел машину Марии на стоянке у пристани и расспросил всех пьяниц и бродяг, а также домовладельцев и постояльцев отелей, чьи окна выходят на стоянку. Двое пьяниц, Сэм Пратт и Гарри Уоткинс, рассказали ему (а потом и полиции), что той ночью они видели, как высокий блондин встретился на пристани с молодой женщиной и увез ее в море на катере. Уоткинс описал лодку как классическую, примерно такую, какая была в фильме с Фондой «На Золотом пруду». Оба бродяги, побеседовав с полицией, сочли за лучшее убраться из города.
Сантос и Мортон посетили все пристани Южной Флориды в поисках такого катера. Они не нашли ни одного принадлежащего кому-то, кто мог быть так или иначе причастен к исчезновению Марии. При этом у Сантоса и Мортон есть вполне конкретные подозрения. Сантос просил полицию приглядеться к Питеру де ла Сангре. Он сообщил, что его сестре понравился мистер де ла Сангре, и что тот вполне подходит под описание, данное Уоткинсом и Праттом. Благодаря мисс Мортон Сантос узнал, что мистер де ла Сангре живет на острове и, следовательно, вынужден пользоваться катером. Сантос настаивает на том, что, скорее всего, преступник – именно де ла Сангре.
Учитывая социальный статус мистера де ла Сангре (не говоря уже о его политическом весе), полиция отказалась отрабатывать версию, связанную с ним, без более веских свидетельств в пользу его виновности. «Геральд» и другие средства массовой информации также не спешат как-либо освещать отказ полиции от расследования. Более того, руководство «Геральд» заверило нас, что мисс Мортон было сделано строгое предупреждение – прекратить попытки использовать газету для своего частного расследования.
Не встретив поддержки практически ни у кого, Сантос, тем не менее, не утратил решимости передать обидчика сестры правосудию. Он не раз открыто выражал свои сомнения в том, что система сделает хоть что-нибудь, чтобы помочь ему, и поэтому он намерен осуществить правосудие сам.
Для этого в апреле он и Мортон прошли курс пользования оружием и получили разрешение на его хранение. Они приобрели девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет глок, короткоствольный ремингтон сорок пятого калибра и револьвер «смит и вессон» тридцать восьмого калибра.
Люди, которые наблюдали за тем, как они практиковались в тире при оружейном магазине, свидетельствуют, что Сантос носит свой глок в кобуре на левой лодыжке. Мисс Мортон держит свой «смит и вессон» в сумке. Оба вполне прилично стреляют.