Трусов Юрий Сергеевич
Зеленая ветвь

   Юрий Сергеевич ТРУСОВ
   ЗЕЛЕНАЯ ВЕТВЬ
   Исторический роман
   Предисловие автора
   Замысел этого романа возник у меня, когда я работал над исторической трилогией "Хаджибей". Роясь в архивах, я обнаружил материалы о жизни и деятельности замечательного воина-интернационалиста Николая Алексеевича Райко (1794 - 1854). Он и явился прототипом главного героя романа, выведенного на страницах книги под фамилией Раенко. В Греции Николай Алексеевич более известен как полковник Райкос - под таким именем он сражался в рядах борцов молодой Греческой республики. Под этой же фамилией упоминают его и в трудах по истории Греции.
   Николай Алексеевич Райко получил образование в Падуанском университете. Там же познакомился с итальянскими карбонариями и, вернувшись в Россию, близко сошелся с передовыми людьми того времени.
   После разгрома декабристов ему, гвардейскому офицеру, пришлось уйти в отставку. Под предлогом необходимости лечения за границей он выехал в Италию, а оттуда - в Грецию, где шла война за освобождение страны от османского ига. Райко вступил в ряды греческой повстанческой армии и принял активное участие в героической борьбе греческого народа. Он находился на самых ответственных участках обороны: командовал цитаделью Паламиди, крепостью Ич-Кале - ключевыми укреплениями тогдашней столицы. Восемнадцать месяцев он был военным губернатором освобожденного от врага фронтового города Патрас, затем начальником артиллерии республики.
   Как только Райко возвратился на родину, царское правительство обрушило на него гонения. Сам император Николай I соизволил выразить свое "неудовольствие" тем, что российский офицер осмелился сражаться под республиканскими знаменами. Н. А. Райко сослали в драгунский Нижегородский полк на Кавказ, где тогда шла война. Этот полк был знаменит тем, что царь определял туда неугодных ему людей, от которых хотел избавиться. В этот полк были сосланы как опасные вольнодумцы Михаил Юрьевич Лермонтов и родной брат Александра Сергеевича Пушкина - Лев Сергеевич. С последним Райко подружился на всю жизнь. Выйдя в отставку, оба поселились в Одессе, жили на одной улице и после смерти были похоронены рядом.
   В Одессе Н. А. Райко находился под особым надзором полиции, ему запретили поступать на государственную службу. Но он и не собирался служить царю - он хотел служить народу. Поэтому с энтузиазмом взялся за шелководство, считая, что развитие этой отрасли в южных районах страны поможет поднять материальный уровень обнищавшего крестьянства. Райко стал одним из пионеров отечественного шелководства.
   В романе показан и первый президент Греческой республики Иоанн Каподистрия, или Барба Яни (Дядя Ваня), как его с любовью называли в народе. Неподкупность и честность президента, его искренние симпатии к дружественной греческому народу России мешали Англии и Франции проводить колонизаторскую политику в Греции. Ненавидели И. Каподистрию за его попытки провести в стране прогрессивные демократические реформы и представители крупной греческой буржуазии. Резиденты Англии и Франции совместно с реакционерами Греции устроили на И. Каподистрию покушение и 9 октября 1831 года предательски убили его.
   Как перекликается это кровавое преступление, совершенное агентами "просвещенных" дипломатов "великих" колониальных держав в первой половине прошлого века, со злодеяниями современных империалистов! Нельзя забывать о кровавой трагедии, происшедшей на паперти церкви в Навпали. Нельзя забывать также и об испытанной временем братской дружбе наших дружественных стран.
   Здесь уместно вспомнить слова Фридриха Энгельса: "А кто решил исход борьбы во время греческого восстания? Не янинский паша Али со всеми его заговорами и мятежами, не битва при Наварине, не французская армия в Морее, не лондонские конференции и протоколы, а русская армия Дибича, перешедшая Балканы и вступившая в долину Марицы" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 32).
   Итак, дорогой читатель, перенесемся мысленно на побережье Пелопоннеса, когда молодая Греческая республика, истекая кровью, сражалась с ордами оттоманских поработителей...
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   1. ДЕСАНТ
   Пушечный выстрел всколыхнул прозрачный туман над заливом. Громыхающее эхо донеслось до самой вершины холма.
   Раенко направил подзорную трубу в сторону, откуда прозвучал выстрел. С высоты холма просматривался залив, уходящий в морскую даль. Раенко разглядел сквозь пелену тумана трехмачтовый корвет с зарифленными парусами.
   Видно, командование корабля пушечным выстрелом давало сигнал начать десантную операцию. "Уверены в своих силах настолько, что действуют открыто, с вызовом... Стреляют, чтобы напугать нас и поднять дух у своих. Что ж, это в манере султанского воинства", - подумалось Раенко. И, как бы в подтверждение его мысли, тотчас от борта корвета отвалили шлюпки и баркасы с вооруженными людьми. Разгребая широкими, как лопаты, веслами волны, они устремились к берегу.
   Раенко спрятал в широкий карман офицерского сюртука подзорную трубу и оглядел обступивших его клефтов*.
   _______________
   * К л е ф т - греческий крестьянин-повстанец.
   Одетые в рваные кафтаны и куртки, плащи и вывернутые мехом наружу овчины, вооруженные старинными длинноствольными ружьями и пистолетами, короткими изогнутыми саблями, эти люди разного возраста - от самых юных до убеленных сединами - с напряженным вниманием следили за каждым его жестом и выражением лица. Он ловил их тревожные взгляды, зная, что наблюдают они за ним так пристально вовсе не из недоверия к иноземцу-русскому, а только потому, что от его решения зависит сейчас судьба всего их отряда и каждого из них в отдельности...
   Вот уже две недели Раенко, или, как называют его теперь, капитан Райкос, вел их по горным тропам Пелопоннеса*. Вел сюда, к побережью, сверяя путь по самодельной карте, которую вручил ему командующий повстанческой республиканской армией, герой Теодорис Колокотронис. Он вел их, голодных измученных трудными переходами, тщательно избегая столкновений с оттоманскими засадами и гарнизонами. Вел скрытно, чтобы не обескровить отряд и сохранить его боевую силу для отражения десанта карателей, который, как донесла разведка, должен высадиться на побережье.
   _______________
   * П е л о п о н н е с, или М о р е я, - полуостров в Греции.
   ...Десант нужно было во что бы то ни стало отразить и разгромить таково главное задание. Иначе страшная беда обрушится на многострадальный Пелопоннес-Морею. Начавшееся здесь освобождение от разбойничьих султанских войск свирепого Ибрагим-паши может быть задержано новым вторжением захватчиков. Хотя русские войска уже спешили на помощь истекающей кровью, истерзанной врагами Греции, уже громили бандитские армии захватчиков одержимый фанатизмом султан отказывался прекратить военные действия. Он все еще надеялся снова надеть на Грецию рабские оковы. Успешная высадка оттоманских карателей принесла бы новое опустошение городов и сел Мореи, смерть сотням ее мирных жителей и на долгое время продлила бы кровавый режим оккупантов во всем крае...
   Это отчетливо сознавал капитан Райкос. Недаром в поход на отражение десанта его снаряжал герой восстания, выдающийся борец за свободу Теодорис Колокотронис. Он объяснил Райкосу всю важность боевого задания, которое поручается ему и его отряду.
   Райкос, в свою очередь, постарался втолковать это своим подчиненным.
   Теперь, кажется, все повстанцы осознают ответственность, возложенную на них...
   Он испытывающе смотрел в глаза каждого и чувствовал, что в трудную минуту они не подведут. Все же какой мудрый человек этот Теодорис Колокотронис! Как предусмотрительно, как искусно подобрал он в отряд людей! Почти все родом из этих мест, из рыбацкого селения, расположенного недалеко отсюда. И, видно, довольны, что после долгого скитания по горам наконец-то добрались до родного края. Довольны, что им выпадает доля сражаться за родные места, за землю и море, к которым привязаны их души с раннего детства. Понимал Райкос еще и другое, не менее важное: во время многодневного похода, совместно преодолевая все трудности, он и эти люди так сроднились друг с другом, что стали настоящими товарищами по оружию. И теперь они могут, пожалуй, не сомневаясь, доверить в бою командиру свои судьбы...
   От этих мыслей он успокоился. Неприятный холодок, что растекся было у него в груди возле самого сердца, когда Райкос рассматривал в подзорную трубу султанский корвет, теперь совершенно прошел.
   Он хотел еще раз убедиться, является ли этот холм, господствующий над окружающей местностью, такой удобной позицией для обороны, как ему кажется, но не успел оглядеться, как нежданно появился пожилой повстанец Илияс Бальдас*, посланный на рассвете дозорным на берег моря.
   _______________
   * В переводе с греческого "Илияс Бальдас" означает "Илья Топор".
   Расталкивая клефтов, окруживших Райкоса, Бальдас пробирался к нему. Он тяжело дышал. Видимо, нелегко ему пришлось преодолеть крутой подъем на вершину холма. Его морщинистое лицо покраснело, а редкие седые волосы, заплетенные в косички-хвостики, взмокли от пота.
   Наконец Бальдас добрался до капитана Райкоса и, приложив ладонь к кожаной шапочке, взволнованно прохрипел:
   - Господин капитан, они уже высадились... Их много!.. Очень много. Скоро они будут здесь!
   2. БОЙ
   Райкос заглянул в желтые глаза Илияса. На дне их таился страх. Самый настоящий страх.
   "Слишком большой десант. Боится. Первый раз идет в бой с такой грозной силой, как и я", - подумал Райкос. Эта мысль показалась ему забавной. Усмехнулся, тут же почувствовав, что к нему возросло внимание отряда. Повстанцев испугали слова старого клефта. Теперь они ждали, что ответит капитан.
   Людей надо было успокоить, и Райкос, продолжая улыбаться, сказал:
   - Это очень хорошо, Илияс, что их много. Значит, мы сегодня уничтожим немало врагов. И неплохо, что у них пушки, - кстати, сколько их?
   - Две. Всего две пушки, - ответил Илияс Бальдас и, как бы в подтверждение своих слов, вскинул руку, растопырив два пальца.
   - А у нас-то всего одна-одинешенька. Нам пушки очень нужны.
   Клефты поняли шутку, одобрительный гул пронесся по рядам.
   - Когда-то ваши предки под водительством Леонида Спартанского, торжественно произнес Райкос, - вместе с мужественными сынами Эллады смогли в Фермопильском ущелье преградить путь целой армии врагов. Да будут они нам примером!..
   Ему хотелось сказать еще что-то возвышенное о царе Леониде и его соратниках, но он почувствовал, что это не будет воспринято. Он обвел взглядом клефтов. Они внимательно слушали его, но вряд ли понимали смысл сказанного. И Райкос вдруг догадался, что эти неграмотные, темные люди, наверное, никогда даже не слышали о славной истории своей страны. Не знали они ни о царе Леониде, ни о его соратниках. И он уверенно промолвил:
   - А мы их побьем! Побьем обязательно! Иначе нам никак нельзя. Мы не можем не победить! А то погибнем сами и погубим наши семьи... - Он показал рукой в сторону, где за горой находился рыбачий поселок.
   Новый шквал голосов смешался с торопливым стуком шомполов, забивающих заряды в стволы ружей. И Райкос понял, что теперь его слова дошли до каждого.
   К самому краю вершины холма подкатили единственную в отряде медную пушку, выкопали перед нею канавку так, чтобы можно было наклонить ствол орудия и направить его жерло в сторону моря.
   Собственно, все надежды остановить атакующего противника и разгромить его Райкос связывал именно с этой старинной пушкой. О том, как ее лучше использовать в предстоящем бою, он не раз советовался со своим помощником Иванко Хурделицыным, который единственный из всего отряда раньше стрелял из артиллерийского орудия. Самому Райкосу привелось участвовать в сражениях, где пушек не применяли. К тому же эта медная пушка с затонувшего английского фрегата, как и заряды к ней, еще ни разу не были испытаны. Но теперь уже пришло время действовать - решительно, без промедления.
   Райкос не возражал, что Иванко сразу же взял на себя роль командира, быстро засыпал порох, утрамбовал его пробойником, положил сверху картечный заряд и зажег боевой факел...
   - Без команды пальбы не производить, - пояснил Райкос. - Сначала ударим из пушки, а потом из ружей. Врага подпустим как можно ближе, так, чтобы наверняка - в упор! Затем по моей команде - в атаку, лавиной на их головы!..
   Иванко подошел к Райкосу.
   - Николай Алексеевич, давайте простимся по христианскому обычаю. Может, в последний раз видимся на белом свете. Разное бывает в бою. Я, когда против Бонапарта дрался, - такое видывал...
   - Что ты, братец, - пробормотал смущенно Райкос. Он испытывал в душе не меньшее волнение и вдруг не выдержал - крепко обнял Иванко.
   Их примеру последовали остальные товарищи по оружию. Простились друг с другом, и на холме все замерло, запала томительная тишина, которая наступает в ожидании чего-то непредвиденного. Каждый осознавал неотвратимость предстоящего. В такие минуты приходит желание заглянуть себе в душу.
   Рука Райкоса невольно потянулась к цепочке. Он вынул из кармана жилета чугунную луковицу часов. Это был подарок декабриста Николая Лорера. Его однополчанина. Его друга. От той поры остались только воспоминания, эти часы да еще гренадерские усы. Райкос задумчиво пощипал кончики своих рыжеватых усов. Где теперь Лорер? В каком сибирском каторжном каземате гремит кандалами? Сколько лет эти часы отмеряют время их разлуки, напоминают ему о друге... А сейчас сбудется то, к чему он стремился, исколесив пол-Европы. Через несколько минут начнется бой за освобождение Греции. Бой за свободу, за осуществление вольнолюбивых идеалов. Это не первая стычка с врагом на земле. До сих пор побаливает зарубцевавшаяся рана на правой руке, но он уже может держать саблю. И скромное капитанское звание Райкос получил не в канцелярии штаба, а на поле битвы. Но каждый бой - как первый. В двадцатом бою так же рискуешь жизнью, как и в первом.
   И пусть никто на родине не ведает, а может, никогда и не узнает, что он сражался за свободу здесь, в чужом краю. Сражался под именем капитана Райкоса.
   Раенко окинул взглядом открывающийся с вершины холма далекий горизонт. Там синела подернутая туманной дымкой полоса Эгейского моря. Отсюда можно на корабле доплыть до Босфора и затем выйти в Черное море, к родным берегам Украины.
   ...Легкий порыв ветра донес выстрелы и нарастающий гул. Раенко снова посмотрел в подзорную трубу. Внизу, у подножья, копошилась нестройная орда султанского воинства.
   Подзорная труба придвинула к глазу смуглые лица и обнаженные ятаганы. Во главе отряда шел, размахивая кривой саблей, рослый чернобородый юз-баши*. Он карабкался по склону впереди колонны, обогнав даже байрактара - знаменосца.
   _______________
   * Ю з - б а ш и - капитан.
   Иванко хотел было поднести пламя факела к фитилю - запальнику пушки, но Раенко остановил:
   - Погоди! Пусть подойдут.
   И лишь когда расстояние сократилось до сотни шагов, разжал пальцы.
   - Пора!.. Пли!
   Пушка рявкнула, обдавая жарким пороховым дымом, и многократное эхо покатилось к вершинам гор.
   Картечь с визгом проскрежетала над головами янычар. Они остановились, ошеломленные. Но увидя, что картечь никого не задела, с боевым кличем устремились вперед.
   Клефты открыли прицельный ружейный огонь, а капитан Райкос, понимая, что этим янычар не остановить, стал с Иванко готовить пушку к новому выстрелу. Им удалось перезарядить орудие прежде, чем враги добрались до вершины. Медное жерло почти в упор выплеснуло картечь. Султанские воины, получив неожиданный отпор, в смятении попятились, чтобы перестроить боевые порядки.
   Райкос выхватил из ножен саблю и крикнул:
   - За мной, братцы! Ур-ра!
   Греческие повстанцы не знали русских слов, но они поняли его и лавиной понеслись с вершины холма.
   Все происходило, как в стремительном сне. Райкос столкнулся с чернобородым юз-баши. Увернувшись от ятагана, он с ходу нанес удар саблей и, не в силах остановиться, вместе с поверженным скатился к подножью холма.
   Клефты напали на хвост колонны, двигавшейся к холму с двумя пушками. Повстанцы остановили арьергард и отбили орудие.
   Пушкой сразу завладел Иванко Хурделицын. Он развернул орудие стволом к стоящему вблизи корвету и стал обстреливать ядрами вражеский корабль.
   Райкос с группой повстанцев преследовал карателей до самой кромки песчаного берега, стараясь отрезать их от шлюпок, чтобы не дать им уйти. Тут-то и разыгралась последняя схватка. Старик Илияс Бальдас спас Райкоса от верной смерти, заслонив своего командира от пули, когда в него стрелял разъяренный байрактар. Предназначенная Райкосу пуля свалила Бальдаса.
   Султанские воины продолжали сопротивляться. Возможно, им удалось бы оттеснить повстанцев, сесть в шлюпки и добраться до корабля. Но этому помешал Иванко. Ядром захваченной вражеской пушки он снес мачту корвета. Это так напугало моряков султанского парусника, что они, не мешкая, снялись с якоря. Подняв паруса на двух уцелевших мачтах, они оставили на берегу товарищей и скрылись в морском просторе. Убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, каратели побросали оружие.
   Райкосу не раз приходилось видеть проявление ненависти между турками и греками. Это выражалось в беспощадных зверствах и жестокостях. Жертвами поработителей-турок становились обычно греки, и Райкос, естественно, испытывал к туркам гнев и отвращение. Но в то же время он не соглашался с теми, кто утверждал, будто турецкий народ - сборище преступников, насильников и убийц. Не народ, а его властители, горячо возражал Райкос. Он вспоминал лекции, которые слушал в юные годы в Падуанском университете. Вспоминал мысли знаменитых европейских вольнодумцев-гуманитариев. Его наставником и воспитателем тогда был тосканец Скванчи, прививший ему вкус не только к английской поэзии Перси-Биши Шелли и Джорджа-Ноэла-Гордона Байрона, но и к произведениям старинных персидских и турецких поэтов. Юному Раенко на всю жизнь запомнились стихи великого турецкого поэта Юнуса Эмре:
   Искал я в этом мире бога, я долго в край из края брел,
   Я землю обыскал и небо, но там я бога не обрел.
   Но местопребыванье бога лишь в человеке я нашел.
   Запомнились потому, что старый афей* Скванчи прививал своему питомцу вольномыслие и любил повторять: о народе нужно судить по его поэзии, ибо поэзия - душа народа. А стихи турецких поэтов Юнуса Эмре, Ахмед-паши, Мухмуда Абдул Бакы, Ахмеда Недим воспевают любовь, доброту, красоту. И народ, породивший таких поэтов, не может быть жестоким. У него жестокие, алчные властители...
   _______________
   * А ф е й - атеист.
   3. КАПИТАН РАЙКОС
   Распаленные боем клефты хотели тут же, на месте сражения, учинить расправу над взятыми в плен поработителями:
   - Смерть гнусным кровопийцам!
   - В сабли палачей Миссолунги* и Хиоса**!
   _______________
   * М и с с о л у н г и - один из первых восставших городов
   Греции. Он длительное время героически оборонялся от султанских
   полчищ. Но 23 апреля 1826 года после длительной осады паша Ибрагим
   овладел Миссолунги и отдал город на растерзание своим солдатам,
   которые зверски истребили его девятитысячное население, в том числе
   всех женщин и детей.
   ** Х и о с - греческий город на острове того же названия, где
   султанские палачи вырезали двадцать три тысячи жителей и сорок семь
   тысяч человек вывезли и продали в рабство на невольничьих рынках
   Смирны.
   - В сабли кровавых собак!
   - В сабли!
   Повстанцы оттеснили охрану пленных, выхватили из ножен окровавленные клинки. Еще миг - и дрожащие от страха янычары были бы изрублены на куски.
   Но капитан Райкос спас пленных от ярости повстанцев.
   - Остановитесь, братья! Остановитесь! Не оскверняйте рук убийством безоружных врагов. Вы же солдаты свободы, а не звери! - кричал он, отталкивая своих товарищей по оружию.
   - Капитан, они хуже хищных зверей! - горячо ответил ему молодой сулиот* Арикос Мавридиус со шрамом через все лицо. Его узкие глаза мрачно сверкали. - Смотрите, что они сделали со мной, когда я был ребенком. Турецкий солдат на моих глазах убил мою мать, моего брата и ради забавы отрезал мне уши. "Чтобы ты помнил всю жизнь воинов султана", - сказал тогда тот изверг. Смотрите! - Он сорвал цветной платок, прикрывавший его голову, приподнял густые черные волосы, и все увидели рубцы на месте отсеченных ушей. - Я запомнил, хорошо запомнил воинов султана!
   _______________
   * С у л и о т - житель горной области Сули (Эпир), где турки не
   смогли утвердить свою власть. Горцы-сулиоты были самые храбрые воины.
   Хотя их численность не превышала 1 500 человек, они составляли
   главную ударную силу греческих повстанцев.
   Арикос неожиданно оттолкнул повстанца, охранявшего пленников, подскочил к ближайшему янычару и сильным ударом сабли развалил ему череп. Издав боевой клич, юноша снова взмахнул клинком, чтобы сразить другого пленника. Но тут подоспел Иванко Хурделицын. Ловким приемом он обезоружил Арикоса Мавридиуса, сбил его с ног и отбросил в сторону саблю.
   Капитан Райкос снова обратился к клефтам:
   - Братья, если вы убьете еще хоть одного из пленных врагов наших, я, пришедший к вам из далекой России, чтобы, не жалея жизни, сражаться за вашу свободу, за вольную Грецию, вынужден буду немедленно покинуть ваши ряды. Потому что бить безоружного врага - позор. Я не могу быть причастным к такому позору... Не могу! - Он обвел взглядом ряды повстанцев, которые ловили каждое его слово. - Честный человек не станет поднимать руку на безоружного, даже если он самый лютый его враг. Понимаете?
   - Все это правильно, капитан, но они... они-то убивают, не смотрят даже, кто перед ними, - дитя малое, старик или дева молодая. Они бьют всех. Всех! - снова зазвучал взволнованный голос Арикоса. Подняв выбитую у него из рук саблю, он с угрожающим видом опять приближался к пленным.
   - Да, они убивают беззащитных детей и женщин. Они! Но разве надобно нам брать за пример плохое и подлое деяние? Я хочу, чтоб о нас по земле шла добрая слава, не такая поганая, как о них. - Райкос с презрением посмотрел на пленных. - Ведь мы воины свободы, а не зла. Так не оскверняйте же руки свои.
   Он говорил на местном маниотском наречии - смеси греческого, албанского, итальянского и турецкого языков, четко выговаривая каждое слово. И его понимали не только клефты, но и заклятые враги - турки.
   - Как же быть с этими душегубами, капитан? Неужели простить их, кровожадных извергов? Простить и отпустить? Неужели простить? - не унимался сулиот Арикос Мавридиус.
   По рядам повстанцев прошел глухой ропот. Но Райкос не испугался. Он знал - нужно переубедить своих товарищей по оружию.
   - Да, надо простить. Если мы отпустим врагов наших, это будет для них хуже самой суровой кары, а для нас... для нас вечная слава...
   - Но ведь если мы их отпустим, они снова поднимут на нас оружие...
   - Не поднимут. Ручаюсь. Мы заставим их дать клятву на коране, что никогда более не прольют крови нашей. Пусть пойдут и расскажут, что мы, греки, не взяли их подлые жизни. Пусть расскажут всем. И султану своему собачьему. Поняли?
   Видимо, последние слова понравились клефтам. Они одобрительно загудели. Поддержал Райкоса и Илияс Бальдас. Он появился неожиданно, словно с того света, поднявшись из груды мертвых тел, где он лежал, сбитый пулей султанского байрактара. Все считали его убитым, а старик вдруг очнулся и, зажимая ладонью кровоточащее простреленное плечо, шатаясь, подошел к толпе возбужденных повстанцев.
   - Верно говорит капитан. Враги много зла причинили нам. Долго будут заживать раны, нанесенные ими. Но мы не должны быть такими кровожадными, как они. И в этом наша сила. Пусть знают, что мы крепче их!
   Морщась от боли, старый клефт пытался еще что-то сказать, но силы оставили его, и он бы, наверное, снова упал, если бы его не поддержали руки товарищей. Илияса Бальдаса положили на плащ и стали перевязывать ему рану.
   Бальдаса в отряде считали самым честным и мудрым человеком, и его слова "верно говорит капитан" произвели большое впечатление. Притих даже молодой сулиот. Тут же, на камне, который торчал на морском берегу, как гранитный пень, постелили ярко-красную куртку, заменившую скатерть, и положили на нее коран, взятый у пленного дервиша.
   Пожилой клефт из бывших монахов-калугеров повторял на маниотском наречии и по-турецки клятву аллаху в том, что правоверный мусульманин никогда больше не будет воевать против греков, не принесет зла греческому народу. Пленные турки, положив левую руку на коран, повторяли вслед за клефтом эту клятву и целовали священную книгу. Затем пленных карателей отпустили на все четыре стороны. Нестройной толпой побрели они вдоль морского берега на далекий юг.
   - Ну и пусть себе убираются на свою разбойничью родину. Они уже никогда не будут солдатами султана, только смуту внесут в его полчища, сказал, глядя им вслед, Райкос.
   Каждый повстанец в душе был согласен с капитаном. Даже строптивый сулиот Арикос Мавридиус, тот, что еще недавно так горячо спорил с Райкосом.
   А капитан уже решил, что камень, на котором лежал священный коран, может быть отличным столом. Ему хотелось после боя послать весточку на родину. Послание адресовалось любимой девушке, жительнице далекого, но милого его сердцу юга Украины. Той, о которой он через пятнадцать лет напишет сентиментальную книгу*. А пока выводил гусиным пером под жарким греческим небом, на берегу Эгейского моря: