– Слышь, скажи-ка мне домашний телефон Василия. Там весточку из Америки прислали. От Егорыча.
– А! – ещё более оживился охранник. – Ну, как он там?
– Да всё нормально. Русский человек нигде не пропадет. Говорит, научил ковбоев материться.
Охранник радостно рассмеялся.
И это было странно. И несколько обидно за Великую Русскую Культуру. Неужели в ней, в Великой Русской Культуре, всего-то и ценного, что несколько матерных слов, которые наши соотечественники развозят и внедряют по всему свету? Неужели нет Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова? Почему лишь одни матерные слова готовы жадно, словно губка, впитывать народы мира из всего необъятного богатства Великой Русской Культуры?
Такое положение столь обидно и унизительно, что иногда даже возникает крамольная мысль: а, может быть, железный занавес, который препятствовал распространению по свету русских матерных слов, был необходим? Может быть, мы зря его разрушили в состоянии аффекта?..
Короче, охранник дал телефон Василия.
Василий уже собирался спать. Потому что завтра с утра предстояла тяжелая работа с Танцором.
На сей раз говорил уже Следопыт. Он сильно порадовал Василия прилетевшей из-за океана весточкой. Особенно приятно было ему узнать о жеребцах, которые дали жару американским кобылкам. И он очень надеялся, что богатая американка, как и обещала на банкете, подарит «Сокоросу» жеребенка.
И тут силы начали покидать Василия. Голос стал слабеть, мысль путаться, а язык заплетаться. Вскоре из трубки донесся его богатырский храп.
Однако натура, естество или что там ещё срабатывает внутри человека после двух чашек виски требовали продолжения общения с миром.
Додумались до того, что включили аську. И хохоча и отпихивая друг друга от кейборда, начали задирать и подкалывать Сисадмина.
Эй, старый пень! Как твоя хау а ю?
Да вы, я смотрю, нарезались до поросячьего визга!
Мы-то в норме, выживший из ума козел. А вот у тебя и без алкоголя в башке все мысли перепутаны!
Это с какой же это вы радости? Или засекли дом
Хозяина? Или ещё что?
Кстати, Следопыт сегодня был на волосок от смерти.
Кто ж тебе поверит, старый урод? У нас все нормально. Ситуация под контролем.
Сомневаюсь. Ну-ка, кто из вас двадцать шагов пройдет по прямой линии, тому я отвалю премию. 500 баксов хватит?
Ты ненормальный, что ли? Кто ж её, прямую линию, нарисует?
Так чего вам от меня надо?
Проверяем твой интеллект.
Это каким же образом?
У нас есть очень замаскированный тест. У тебя сейчас пока, после четвертой части теста, только 7 баллов набралось. А у нормального человека должно быть 100.
А сколько у вас, полоумных алкоголиков/
У меня 350, у Следопыта 250.
Ну, ты и тупой.
Какие?
Это в граммах, что ли?
Да не тупей вашего. Кстати, как будете деньги делить?
Которые 1 июня на счет Следопыта придут.
Он ещё спрашивает! Я ж говорю – тупой! Мы все деньги тебе пошлем. Подумай, как будешь их тратить.
Чего ж тут думать-то?
Устрою новую игру. Такую крутую, что вы и предположить не можете.
Вы у меня ещё повертитесь, как уж на сковородке.
Ты хочешь сказать, что сейчас тоже идет игра? Так, старый пень?
А то как же? Конечно, игра. И вы как были моими подопытными кроликами, так ими и помрете.
А ты жопа с ручкой.
Это кто сказал? У кого 350? Уж Дед тебе, козлу, бомбу подложит.
А у Деда литруха, что ли? Он что, говорить не в состоянии?
Дед готовит тебе погибель! Be ready!
Слушайте, кролики, вы мне уже надоели. Мне надо работать.
А чего ты там работаешь, безмозглая курица?
Диссертацию пишу.
Про что?
Про размножение кроликов.
Тема очень интересная. Все.
Есть ещё вопросы?
Как тебя зовут? В смысле, что на табличке напишут, когда ты совсем скоро подохнешь?
Напишут: «Властелин кроликов». Что еще?
Как-то глупый Сисадмин Возвращался с именин. Наступил ногой в говно, И запачкалось оно.
Ладно, проспитесь, тогда и беседовать будем.
На этом он отрубился от Сети.
Танцор со Следопытом поколобродили ещё часик. Стрелка снисходительно наблюдала за их художествами до тех пор, пока друзья не собрались на охоту: чтобы выбрать для Деда какую-нибудь крутую телку с доставкой на дом.
– Всё! – сказала она решительно. – Хватит! Марш по постелям!
Разобрала в соседней комнате для Следопыта диванчик. Танцора, вонявшего перегаром, положила одного. А сама потащилась в кухню, на оттоманку.
Утром мужчины проснулись от шкворчания на огромной сковородке яичницы. Ноздри дразнил аппетитный аромат.
Однако после умывания сразу же выпили два пакета яблочного сока, а уж потом принялись за фирменное Стрелкино блюдо, которое всегда удавалось ей на славу.
– Ну, что же, – сказал Танцор сразу же после кофе, – развеялись. А теперь с головой уходим в работу.
– Это как это? – поинтересовался Следопыт.
– Всё, шутки в сторону. Будем вспоминать всякие мелочи. Может, всё это сложится в какую-то более-менее цельную картину. Значит, когда тебя привезли и выгрузили около дома, что-нибудь необычное ты уловил? Зву-ки там, запахи…
– Да нет, вроде бы, – сосредоточившись, начал вспоминать Следопыт. – Птицы пели… Нет, ничего необычного.
– Какие птицы-то?
– Что я тебе, орнитолог, что ли? – возмутился Следопыт. – Хотя стой! Вроде кукушка куковала.
– Ну, вот, дорогой. Значит, там лес. Кукушки в лесу живут. А еще? Может, колокольный звон?
– Да, где-то далеко звонили. Но это нам мало что дает. Сейчас всюду звонят.
– Слушайте, – вмешалась Стрелка, – давайте-ка Деда позовем. Дед – это голова. Как три наших вместе взятых.
Танцор недобро глянул на Стрелку, поскольку она наступила на мозоль актерского тщеславия. Но вынужден был согласиться.
Следопыт опять сосредоточился. И заговорил о каких-то шагах, показавшихся ему странными. Двор, как он тогда определил, был не асфальтовый и не травяной. Что-то типа трамбованной крошки. Гранитной или ещё какой-то. И эти шаги были очень уж громкими. Типа стука.
– А, понял, – воскликнул он радостно, – так ходят на деревянных протезах! Вот, значит, это был Козел.
– Ты че, дорогой, перегрелся? – изумился столь дурацкому выводу Танцор.
– Нет, именно он! – заклинило Следопыта. – Он сам безногий. Поэтому-то и калечит людей. От зависти.
– Ладно, пусть безногий, пусть от зависти. Но на хрена ему деревянные протезы? Когда можно в коляске с электроприводом ездить! С его-то состоянием!
– Какое там состояние! – продолжал горячиться Следопыт. – Да, конечно, состояние. Но он вполне может ходить на деревянных. Из жадности! Кстати, может держать у себя обслугу из прооперированных. Вот кто-то из таких и ходил!
Стрелка повертела пальцем у виска.
– Нет, Следопыт, – задумчиво сказал Танцор, – этого быть не может. Чтобы он при себе держал такое вещественное доказательство?
– Может, вполне может, – не хотел отступать Следопыт. – Я же рассказывал, какой он скупердяй. Вполне может держать дворником. За миску похлебки. Или конюхом там…
– Стоп! – мгновенно среагировал Танцор. – А это не могла быть действительно лошадь?
– Во-во! – врубилась Стрелка. – Это было бы очень интересное совпадение. Рядом с домотдыха конная база. И какой-нибудь лошадиный босс приглядел это местечко. И решил сделать из него фабрику инвалидов. А?
– Да, очень может быть, – пришел в большое возбуждение Танцор. – Ну, Следопыт, вспоминай, это лошадь ходила?
– Вроде не ржала.
– Нет, по шагам!
– А я знаю, что ли, как лошади ходят?
Танцор вздохнул, сказал: «Что бы вы без меня делали?» и надел ботинки. Свои на ноги, а стрелкины на руки. И опустился на четвереньки.
Следопыт закрыл глаза и приготовился внимательно слушать.
Танцор вначале прошелся иноходью. То есть одновременно продвигал вперед правую ногу и правую руку. Потом левую ногу и левую руку. И так это у него хорошо получалось, что будь у Танцора хвост, он непременно начал бы помахивать им в такт ходьбе.
– Нет, – сказал Следопыт, – это не то.
И тогда Танцор начал ходить правильно. То есть так, как это делает подавляющее большинство лошадей. Выдвигал вперед правую руку и левую ногу. Опирался на них, перемещая туловище по ходу движения. Затем размашисто выносил левую руку и правую ногу. Причем ставил копыта на пол акцентированно, чтобы Следопыт улавливал ритм.
За этим занятием его и застал Дед.
Однако немая сцена не состоялась. Дед мгновенно врубился и начал сердито покрикивать на Танцора:
– Что ты, ексель-моксель, раскорячился, как каракатица! Бабки, задние бабки надо резче выносить!
Танцор послушался, хоть уже почти плевался пеной. Ни о каком помахивании хвостом не могло быть и речи. И наконец-то Следопыт радостно воскликнул:
– Точно! Именно так он и ходил. Значит, была лошадь.
Деду все быстро объяснили, и он одобрил выбранную стратегию расследования.
У Танцора появилась ещё одна идея. Попросил, чтобы Следопыт скачал со своего мэйнфрейма несколько файлов, где Козел вел учет траты денег. И все вместе начали внимательно их изучать.
– Вау! – завопила Стрелка. – Вот, вот! Двести килограммов овса. Все сошлось!
– Ну, значит, главная версия – про лошадиного босса? Так? – констатировал находку овса Танцор.
Все согласились. Кроме Деда, который начал говорить про то, что наиболее очевидные выводы в большинстве случаев бывают ошибочны. Что орудие убийства, найденное под подушкой подозреваемого, ещё ни о чем не говорит. Даже если на нем обнаружены отчетливые отпечатки пальцев. Вот если в жилетном кармане найден волосок жертвы или что-либо ещё малоприметное и малозначительное, то это действительно очень веский повод для подозрений.
И затем перешел от общего к частному:
– С какого бы хрена бандиты начали наезжать на конную базу, раз она тоже принадлежит Козлу?
И сел в калошу, поскольку его с легкостью опровергла Стрелка. То есть женщина, что было слишком уж обидно.
– С такого, Дед, что домотдыховские отморозки и их начальство понятия не имеют, кто такой Козел. Он для них Boss из почтового ящика. Но когда Козел узнал об этих налетах, то приказал всё прекратить. Именно потому бандиты не пришли на следующую ночь мстить за заваленных братанов. Так ведь?
Дед вынужден был согласиться.
Танцор начал вызванивать Василия.
Через пять минут к телефону кто-то все же соизволил подойти. Оказалось, что Василия в данный момент найти очень непросто, ответил кто-то не вполне трезвым голосом. Тогда Танцор сказал, что на Василия пришел перевод. На три тысячи рублей. Кто-то оживился. И три раза сказал: «Ты, это, трубку-то не клади. Я счас, мигом!»
Миг продолжался ещё пять минут.
– Да, я слушаю, – радостно гаркнул Василий.
– Привет, это Танцор. Я только что получил от Егорыча перевод на тебя. Сто баксов. Давай ко мне скорей.
– Отлично! Жди!
– Адрес-то помнишь?
– Да, у меня записан.
Следопыт с большим недоумением выслушал эту туфту:
– Чего это ты ему наплел?
– Все правильно, Следопыт. Вдруг там стукач сидит? И при этом наверняка ещё пара параллельных телефонов. Что же, надо было все ему объяснять?
И тут Стрелка выложила ещё одно подтверждение истинности версии, в которую они вцепились зубами. Она вспомнила, как Сисадмин написал, что Следопыт был на волосок от смерти. То есть этот самый Козел скорее всего был на банкете в «Метрополе». И, вероятно, просто не узнал Следопыта, когда тот прислал ему свою фотографию.
АППЛЕТ 31.
Вильнев был взбешен.
Два дня телефон Мовсесяна не отвечал. Когда же на третий день два быка поехали к нему на квартиру, то того и след простыл. Выяснилось, что квартира продана. И теперь там что-то типа подпольного публичного дома.
И достать Мовсесяна было невозможно! Всем, абсолютно всем он вшил ампулы со спиртом. Его же самого прооперировать было некому. Слишком тонкая работа. Второй хирург, Желудько, справиться с ней не мог.
И такой убийственный свидетель оказался вне досягаемости!
Конечно, Мовсесян не совсем свидетель. И очень даже не свидетель, а самый что ни на есть преступник. Один из основных, кто будет проходить по делу. Если, конечно, заметут. Что очень сомнительно, поскольку Хозяин всё предусмотрел…
Однако полностью обезопасил он лишь одного себя. И в случае угрозы разоблачения выдаст команду на умерщвление всего персонала. Всего, кроме, конечно, Вильне-ва. Поскольку Вильнев не кретин, чтобы по приказу лечь на стол, а потом носить в себе мину. Доложил, что подшил. Тот поверил. Поскольку проверить невозможно.
И, значит, останутся только трое. Хозяин, которого никто не знает. Вильнев. И Мовсесян, который становится очень опасен именно для Вильнева.
И судя по тому, что хирург отвалил, дело шло к чему-то очень неприятному. Несомненно, тот что-то почуял своим крючковатым носом. Иначе бы не сбежал. Потому что Хозяин платил столько, чтобы никто не накопил слишком много бабла. Чтобы в коллективе не родилась мысль закончить все это зверство и уйти на покой. Чтобы жить до старости спокойно и в достатке.
Такая мысль могла привести к общему бунту. И программист вполне смог бы разрушить систему, которая карает непослушных. А потом все разбежались бы в разные стороны с мешками баксов.
Однако мешков ни у кого не было. Даже у него, у Вильнева, накопилось лишь двести штук.
Но что, что могло спугнуть Мовсесяна?
То, что при загадочных обстоятельствах погибли восемь быков? Но они и раньше гибли по дурости. Правда, не в таких количествах.
Может быть, узнал что-то от программиста, который способен отслеживать изменение ситуации? Например, сбор денег. Воздействия Хозяина на программу. Наверняка ещё что-нибудь…
Да, но тогда первым должен был отвалить программист…
Или не мог? Ведь ему подшита ампула.
Но ведь вполне мог так изменить программу, что она в нем не срабатывала бы…
А если бы взяли нового программиста? Который все восстановил бы. И тогда получается, что Евграфов убежать от смерти не в состоянии.
Вопросы. Проклятые вопросы.
Что делать? Что делать? Что делать, если…
Никаких если! – успокаивал себя Вильнев. Если что, то отвалю вместе с программистом и Желудько. Ну, разве что ещё Синявского, начальника охраны, можно взять. Человек полезный.
А можно и никого не брать. Начать все дело с чистого листа. И тогда уж Вильнев будет сам Хозяином!
А сейчас надо срочно искать замену Мовсесяну. Срочно. Чтобы Хозяин не узнал о возникшей проблеме.
В дверь постучали.
– Да, – как обычно бодро гаркнул Вильнев.
– Там, это самое, – начал жевать слова бык по кличке Лось, – четверо последних. Уже, Зинка говорит, готовые. Выписывать пора. Так что, выписывать, что ли, будете? Ага?
– Да, пусть всё готовит.
Помимо устрашения персонала, Вильнев исполнял и ещё одну функцию. Конечно, когда не был в запое. Напутствовал прооперированных, подробно объясняя, что же теперь нового появилось в их организмах.
Решительно вошел в палату, где в шеренгу были построены четверо одноногих бомжей. Пока ещё только с костылями. На протезы, а то и на коляски им ещё предстояло заработать.
Благодаря неустанной работе быков, ни у кого из них уже не было обид на то, что им отрезали ноги. Даже и вопросов-то не было. Точнее, вопросы когда-то были, но сейчас о них напоминали лишь багровые и фиолетовые следы на лицах.
Теперь они должны были выслушать заключительную лекцию, после чего их можно безбоязненно отпускать на волю. Как бы на волю.
– Кем вы были раньше? – начал заученно, словно магнитофон, Вильнев. – Раньше вы были двуногим дерьмом. Мы из вас сделали людей. Ветеранов Афганской Войны.
Еще раз внимательно осмотрел строй. Точно – всем четверым было лет по сорок.
– Вы, никогда не воевавшие, теперь стали героями. И вам теперь будут подавать больше. Потому что героям подают больше, чем какому-то двуногому дерьму. Но вы вначале должны отработать наши услуги: операция, медикаменты, форма, костыли и бесплатная кормежка. Паспорта получили?
– Да, – ответил наименее избитый.
– Так вот, ровно через месяц вы с ними придете в Сбербанк. И перечислите на счет, который записан на бумажке, вложенной в паспорт, шестьсот долларов. Правда, в рублях. И потом каждый месяц будете делать то же самое. Ровно по шестьсот долларов. Там есть подробная инструкция, как в банке заполнять бумажки. Есть вопросы?
– А почему потом надо платить? – спросил самый непуганый. – Разве шестьсот баксов не хватит за костыли и за форму?
– Отвечаю для самых тупых. Потом ваши деньги будут перечисляться в Детский фонд Организации Объединенных Наций. На помощь голодающим детям Африки и Азии. На лечение больных. Такая будет установка. Ну, всем все понятно?
– Да, всё ясно, – ответили все сразу.
Было совершенно очевидно, что никто из них не собирался платить даже рваного бакса. И все четверо, выйдя за ворота, намеревались выкинуть паспорта. А лучше – сжечь. Вдруг на них висит что-нибудь жутко хреновое: миллионный долг или десяток трупов. Без паспорта бомж властям заметен не так, как с паспортом.
– Ничего вам не ясно! – с максимально угрожающей интонацией сказал Вильнев и велел самому бойкому раздеться до пояса.
И показал два шрама:
– Здесь зашита ампула со смертельным ядом. А здесь радиоуправляемый прибор, который впрыскивает яд в вену. Работает через спутник. Так что никуда вы от нас не спрячетесь. Не будете платить – смерть. Правда, лишь через два месяца. У вас ещё есть время, чтобы намастыриться и с легкостью зарабатывать шестьсот баксов. Если задумаете рассказать кому-нибудь про эти самые игрушки – тоже смерть. Но сразу. Теперь ясно?
Несчастные инвалиды подавленно молчали. Было понятно, что процентов на девяносто они поверили.
Однако этих процентов для нормальной работы системы было недостаточно. Нужны все сто процентов. А лучше – сто десять.
Поэтому Вильнев включил учебную видеокассету, отснятую здесь же, во время экспериментов над первыми пациентами.
На экране выплыл крупным планом одноногий человек, который матерился на двоих охранников в масках. И угрожающе замахивался табуреткой. Несомненно, его к тому специально спровоцировали.
Затем показали человека, сидящего у компьютера. Он также был в маске.
Потом камера приблизилась к монитору. И стало видно, как человек, вероятно, программист, пишет буква за буквой слово «С-М-Е-Р-Т-Ь». В верхней части экрана. А внизу были три периодические кривые, которые отображали, по-видимому, сокращения сердца, какой-то мозговой биопотенциал и ещё что-то, известное лишь специалистам-реаниматологам.
Человек обернулся. Камера проследила его взгляд, и на экране вновь появился возбужденный инвалид.
Потом показали клавиатуру. Указательный палец завис над клавишей «Enter». И тюкнул по ней.
Инвалид замер. Выронил табуретку. Глаза его превратились в два индикатора предсмертного ужаса.
Боролся со смертью он недолго, секунд десять. После чего упал, словно срезанный снайпером, и ударился затылком о пол.
На мониторе все три луча вычерчивали уже три прямые линии. Лишь средняя иногда еле уловимо вздрагивала. Словно продолжала агонизировать.
Финальная сцена: инвалида кладут на носилки, накрывают с головой зеленым холстом и выносят вперед ногами.
Потом показал ещё один эпизод, где инвалид сидит на стуле и заигрывает с какой-то женщиной, довольно молодой. Вероятно, с санитаркой. И вдруг внезапно падает на пол.
Затем Вильнев добавил, что «эту штуку» не сможет вырезать даже самый опытный хирург. Потому что она устроена так, что при любой попытке удаления автоматически срабатывает.
После этого Вильнев передал пациентов специалисту по социальной адаптации, который начал подробно объяснять, что и как надо делать в банке, чтобы не вызвать ненужного к себе интереса.
Сам же вернулся в кабинет. И продолжил мучительно думать.
Примчался Василий.
– А, что, где? – начал радостно тараторить с порога.
Танцор вынужден был отсчитать ему три тысячи рублей. В противном случае разговора не получилось бы. Или же он вышел каким-нибудь другим: разговором с жуликами, которые заныкали чужие деньги.
И лишь потом Василию начали всё подробно объяснять. С самого начала и до конца, который имелся на настоящий момент. Скрыли лишь существование в другой реальности Сисадмина – чтобы парень с ума не сошел. А также то, что конкретно делают с бомжами в соседнем домотдыхе. Так, сказали, чего-то нехорошее делают, но мы пока не знаем, что же именно.
И очень подробно рассказали о поездке Следопыта в дом Козла. И то, что пришли к четкому выводу: кто-то из начальства, самого главного начальства конной базы, и есть тот самый Козел.
– Ну, Василий, думай! – сказал Танцор и придвинул сильно забалдевшему от убойной информации пареньку две бутылки «Будвайзера».
Василий крепко задумался. И открыл рот для разговора лишь тогда, когда первая бутылка опустела.
– Нет, я не верю, – сказал он решительно. – У нас нет таких козлов. Потому что…
– Ладно, не торопись, – как можно деликатней прервал его Танцор. – Пусть нет, но позволь уж нам проверить. Ты нам будешь называть имена, фамилии. Рассказываешь, что знаешь о каждом. Говоришь, кто где живет. Если, конечно, знаешь. И учти один момент: Козел очень жаден. До крохоборства. Хоть и очень богат. Но это он наверняка скрывает.
Василий начал перечислять боссов конного спорта. Стрелка со Следопытом в поте лица своего лазили по Сети, отыскивая, на кого какая недвижимость зарегистрирована.
Через полтора часа маниакально жадного человека, который жил бы по питерскому направлению, километрах в пятидесяти от Москвы, найдено не было.
Неожиданно пришло письмо от Сисадмина:
Танцор, вы на верном пути!
Ищите и обрящете! Только вот почему вы так уверены, что Козел – это непременно мужчина? Ведь история знает огромное количество порочных, преступных, деспотичных, вероломных, хитрых и так далее женщин. Взять хотя бы Кабаниху из произведения Островского «Гроза, или Луч света в темном царстве»! Она, не задумываясь, организовала бы именно такое предприятие по отрезанию ног, если б это позволяла технология того времени.
Мне кажется, вам следует расширить круг поиска. Я бы, например, включил в список подозреваемых олимпийскую чемпионку по выездке 1972 года Елену Петушкову. А что? Почему бы и нет?
С другой стороны, Козел может настолько скрывать свое богатство, настолько рядиться в рваную тогу бедняка, чтобы оказаться, например, неприметным конюхом. А то и гардеробщиком. Ведь, насколько мне известно, в «Сокоросе» теперь есть гардероб для богатых господ, которые обучаются верховой езде. Припомните-ка другое классическое произведение – «Голдовый гарнитур». Так там был такой подпольный миллионер по фамилии Корейко. Так вот, человек именно с такой фамилией работает в «Сокоросе» гардеробщиком.
Шире надо смотреть на проблему, как можно шире. И тогда наверняка обрящете.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей, средь ухоженных куртин.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
навеки Сисадмин.
Не было ни сил, ни желания вступать с подлецом в перепалку. Поэтому продолжили просеивать сквозь мелкое сито конных боссов.
При этом Дед не принимал во всеобщем поиске ни малейшего участия. У него были какие-то свои дела, чисто индивидуалистические. Уединившись в соседней комнате с лэптопом и мелкими глотками потягивая виски, он рылся в трофеях, которые Следопыт скачал в свой мэйнфрейм.
Это периодически вызывало у Стрелки протест. И она порой покрикивала:
– Эй, Дед, кончай на фиг Сеть тормозить!
– Так у меня свое подключение. Чего, японский городовой, пургу гонишь? – отвечал Дед отнюдь не сварливо, а с чувством человека, знающего о своем интеллектуальном и нравственном превосходстве.
– Так мы тоже в мэйнфрейме копаемся. А у него, блин, только один выходной провод.
– Ладно, Стрелка, не бузи, – посмеивался из соседней комнаты Дед. – Давай-ка я плесну тебе грамм пятьдесят. Чтобы душа завеселела.
Наступил вечер. Все уже совершенно отупели. То ли от усталости, то ли от отсутствия света в конце туннеля. Хоть бы что! Хоть бы какой-нибудь проблеск! Охотников на Козла, вероятно, обрадовал даже свет приближающегося поезда.
И лишь в соседней комнате всё так же невозмутимо постукивал по клавишам Дед. Да ещё и напевал при этом что-то задушевное.
В конце концов Дед закричал: «Эврика!». И все пошли на этот крик.
Поскольку отпито из бутылки было граммов триста, не больше, то к находке Деда следовало отнестись в высшей мере серьезно.
Роясь в записках Козла, Дед обратил внимание на то, что тот смехотворно мало платит за обед. Ни разу эта сумма не превысила шестидесяти рублей. Причем эти практически дармовые обеды происходили не круглогодично, а с перерывом на два летних месяца.
Как будто Козел преподает в одном из московских институтов и харчуется в студенческой столовой.
Но тут Дед наткнулся на очень любопытное письмо. С вложенной в него фотографией: три человека с карабинами, в добротной военизированной одежде тропического фасона, стоят рядом с убитым буйволом. Этот снимок был сопровожден следующим текстом:
Вспоминай, Юра, о прекрасных днях, проведенных в Африке. О наших охотничьих трофеях. О нашей дружбе и совместном служении делу. Жизнь, Юра, прекрасна!
– А! – ещё более оживился охранник. – Ну, как он там?
– Да всё нормально. Русский человек нигде не пропадет. Говорит, научил ковбоев материться.
Охранник радостно рассмеялся.
И это было странно. И несколько обидно за Великую Русскую Культуру. Неужели в ней, в Великой Русской Культуре, всего-то и ценного, что несколько матерных слов, которые наши соотечественники развозят и внедряют по всему свету? Неужели нет Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова? Почему лишь одни матерные слова готовы жадно, словно губка, впитывать народы мира из всего необъятного богатства Великой Русской Культуры?
Такое положение столь обидно и унизительно, что иногда даже возникает крамольная мысль: а, может быть, железный занавес, который препятствовал распространению по свету русских матерных слов, был необходим? Может быть, мы зря его разрушили в состоянии аффекта?..
Короче, охранник дал телефон Василия.
Василий уже собирался спать. Потому что завтра с утра предстояла тяжелая работа с Танцором.
На сей раз говорил уже Следопыт. Он сильно порадовал Василия прилетевшей из-за океана весточкой. Особенно приятно было ему узнать о жеребцах, которые дали жару американским кобылкам. И он очень надеялся, что богатая американка, как и обещала на банкете, подарит «Сокоросу» жеребенка.
И тут силы начали покидать Василия. Голос стал слабеть, мысль путаться, а язык заплетаться. Вскоре из трубки донесся его богатырский храп.
Однако натура, естество или что там ещё срабатывает внутри человека после двух чашек виски требовали продолжения общения с миром.
Додумались до того, что включили аську. И хохоча и отпихивая друг друга от кейборда, начали задирать и подкалывать Сисадмина.
Эй, старый пень! Как твоя хау а ю?
Да вы, я смотрю, нарезались до поросячьего визга!
Мы-то в норме, выживший из ума козел. А вот у тебя и без алкоголя в башке все мысли перепутаны!
Это с какой же это вы радости? Или засекли дом
Хозяина? Или ещё что?
Кстати, Следопыт сегодня был на волосок от смерти.
Кто ж тебе поверит, старый урод? У нас все нормально. Ситуация под контролем.
Сомневаюсь. Ну-ка, кто из вас двадцать шагов пройдет по прямой линии, тому я отвалю премию. 500 баксов хватит?
Ты ненормальный, что ли? Кто ж её, прямую линию, нарисует?
Так чего вам от меня надо?
Проверяем твой интеллект.
Это каким же образом?
У нас есть очень замаскированный тест. У тебя сейчас пока, после четвертой части теста, только 7 баллов набралось. А у нормального человека должно быть 100.
А сколько у вас, полоумных алкоголиков/
У меня 350, у Следопыта 250.
Ну, ты и тупой.
Какие?
Это в граммах, что ли?
Да не тупей вашего. Кстати, как будете деньги делить?
Которые 1 июня на счет Следопыта придут.
Он ещё спрашивает! Я ж говорю – тупой! Мы все деньги тебе пошлем. Подумай, как будешь их тратить.
Чего ж тут думать-то?
Устрою новую игру. Такую крутую, что вы и предположить не можете.
Вы у меня ещё повертитесь, как уж на сковородке.
Ты хочешь сказать, что сейчас тоже идет игра? Так, старый пень?
А то как же? Конечно, игра. И вы как были моими подопытными кроликами, так ими и помрете.
А ты жопа с ручкой.
Это кто сказал? У кого 350? Уж Дед тебе, козлу, бомбу подложит.
А у Деда литруха, что ли? Он что, говорить не в состоянии?
Дед готовит тебе погибель! Be ready!
Слушайте, кролики, вы мне уже надоели. Мне надо работать.
А чего ты там работаешь, безмозглая курица?
Диссертацию пишу.
Про что?
Про размножение кроликов.
Тема очень интересная. Все.
Есть ещё вопросы?
Как тебя зовут? В смысле, что на табличке напишут, когда ты совсем скоро подохнешь?
Напишут: «Властелин кроликов». Что еще?
Как-то глупый Сисадмин Возвращался с именин. Наступил ногой в говно, И запачкалось оно.
Ладно, проспитесь, тогда и беседовать будем.
На этом он отрубился от Сети.
Танцор со Следопытом поколобродили ещё часик. Стрелка снисходительно наблюдала за их художествами до тех пор, пока друзья не собрались на охоту: чтобы выбрать для Деда какую-нибудь крутую телку с доставкой на дом.
– Всё! – сказала она решительно. – Хватит! Марш по постелям!
Разобрала в соседней комнате для Следопыта диванчик. Танцора, вонявшего перегаром, положила одного. А сама потащилась в кухню, на оттоманку.
***
Утром мужчины проснулись от шкворчания на огромной сковородке яичницы. Ноздри дразнил аппетитный аромат.
Однако после умывания сразу же выпили два пакета яблочного сока, а уж потом принялись за фирменное Стрелкино блюдо, которое всегда удавалось ей на славу.
– Ну, что же, – сказал Танцор сразу же после кофе, – развеялись. А теперь с головой уходим в работу.
– Это как это? – поинтересовался Следопыт.
– Всё, шутки в сторону. Будем вспоминать всякие мелочи. Может, всё это сложится в какую-то более-менее цельную картину. Значит, когда тебя привезли и выгрузили около дома, что-нибудь необычное ты уловил? Зву-ки там, запахи…
– Да нет, вроде бы, – сосредоточившись, начал вспоминать Следопыт. – Птицы пели… Нет, ничего необычного.
– Какие птицы-то?
– Что я тебе, орнитолог, что ли? – возмутился Следопыт. – Хотя стой! Вроде кукушка куковала.
– Ну, вот, дорогой. Значит, там лес. Кукушки в лесу живут. А еще? Может, колокольный звон?
– Да, где-то далеко звонили. Но это нам мало что дает. Сейчас всюду звонят.
– Слушайте, – вмешалась Стрелка, – давайте-ка Деда позовем. Дед – это голова. Как три наших вместе взятых.
Танцор недобро глянул на Стрелку, поскольку она наступила на мозоль актерского тщеславия. Но вынужден был согласиться.
Следопыт опять сосредоточился. И заговорил о каких-то шагах, показавшихся ему странными. Двор, как он тогда определил, был не асфальтовый и не травяной. Что-то типа трамбованной крошки. Гранитной или ещё какой-то. И эти шаги были очень уж громкими. Типа стука.
– А, понял, – воскликнул он радостно, – так ходят на деревянных протезах! Вот, значит, это был Козел.
– Ты че, дорогой, перегрелся? – изумился столь дурацкому выводу Танцор.
– Нет, именно он! – заклинило Следопыта. – Он сам безногий. Поэтому-то и калечит людей. От зависти.
– Ладно, пусть безногий, пусть от зависти. Но на хрена ему деревянные протезы? Когда можно в коляске с электроприводом ездить! С его-то состоянием!
– Какое там состояние! – продолжал горячиться Следопыт. – Да, конечно, состояние. Но он вполне может ходить на деревянных. Из жадности! Кстати, может держать у себя обслугу из прооперированных. Вот кто-то из таких и ходил!
Стрелка повертела пальцем у виска.
– Нет, Следопыт, – задумчиво сказал Танцор, – этого быть не может. Чтобы он при себе держал такое вещественное доказательство?
– Может, вполне может, – не хотел отступать Следопыт. – Я же рассказывал, какой он скупердяй. Вполне может держать дворником. За миску похлебки. Или конюхом там…
– Стоп! – мгновенно среагировал Танцор. – А это не могла быть действительно лошадь?
– Во-во! – врубилась Стрелка. – Это было бы очень интересное совпадение. Рядом с домотдыха конная база. И какой-нибудь лошадиный босс приглядел это местечко. И решил сделать из него фабрику инвалидов. А?
– Да, очень может быть, – пришел в большое возбуждение Танцор. – Ну, Следопыт, вспоминай, это лошадь ходила?
– Вроде не ржала.
– Нет, по шагам!
– А я знаю, что ли, как лошади ходят?
Танцор вздохнул, сказал: «Что бы вы без меня делали?» и надел ботинки. Свои на ноги, а стрелкины на руки. И опустился на четвереньки.
Следопыт закрыл глаза и приготовился внимательно слушать.
Танцор вначале прошелся иноходью. То есть одновременно продвигал вперед правую ногу и правую руку. Потом левую ногу и левую руку. И так это у него хорошо получалось, что будь у Танцора хвост, он непременно начал бы помахивать им в такт ходьбе.
– Нет, – сказал Следопыт, – это не то.
И тогда Танцор начал ходить правильно. То есть так, как это делает подавляющее большинство лошадей. Выдвигал вперед правую руку и левую ногу. Опирался на них, перемещая туловище по ходу движения. Затем размашисто выносил левую руку и правую ногу. Причем ставил копыта на пол акцентированно, чтобы Следопыт улавливал ритм.
За этим занятием его и застал Дед.
Однако немая сцена не состоялась. Дед мгновенно врубился и начал сердито покрикивать на Танцора:
– Что ты, ексель-моксель, раскорячился, как каракатица! Бабки, задние бабки надо резче выносить!
Танцор послушался, хоть уже почти плевался пеной. Ни о каком помахивании хвостом не могло быть и речи. И наконец-то Следопыт радостно воскликнул:
– Точно! Именно так он и ходил. Значит, была лошадь.
Деду все быстро объяснили, и он одобрил выбранную стратегию расследования.
У Танцора появилась ещё одна идея. Попросил, чтобы Следопыт скачал со своего мэйнфрейма несколько файлов, где Козел вел учет траты денег. И все вместе начали внимательно их изучать.
– Вау! – завопила Стрелка. – Вот, вот! Двести килограммов овса. Все сошлось!
– Ну, значит, главная версия – про лошадиного босса? Так? – констатировал находку овса Танцор.
Все согласились. Кроме Деда, который начал говорить про то, что наиболее очевидные выводы в большинстве случаев бывают ошибочны. Что орудие убийства, найденное под подушкой подозреваемого, ещё ни о чем не говорит. Даже если на нем обнаружены отчетливые отпечатки пальцев. Вот если в жилетном кармане найден волосок жертвы или что-либо ещё малоприметное и малозначительное, то это действительно очень веский повод для подозрений.
И затем перешел от общего к частному:
– С какого бы хрена бандиты начали наезжать на конную базу, раз она тоже принадлежит Козлу?
И сел в калошу, поскольку его с легкостью опровергла Стрелка. То есть женщина, что было слишком уж обидно.
– С такого, Дед, что домотдыховские отморозки и их начальство понятия не имеют, кто такой Козел. Он для них Boss из почтового ящика. Но когда Козел узнал об этих налетах, то приказал всё прекратить. Именно потому бандиты не пришли на следующую ночь мстить за заваленных братанов. Так ведь?
Дед вынужден был согласиться.
Танцор начал вызванивать Василия.
Через пять минут к телефону кто-то все же соизволил подойти. Оказалось, что Василия в данный момент найти очень непросто, ответил кто-то не вполне трезвым голосом. Тогда Танцор сказал, что на Василия пришел перевод. На три тысячи рублей. Кто-то оживился. И три раза сказал: «Ты, это, трубку-то не клади. Я счас, мигом!»
Миг продолжался ещё пять минут.
– Да, я слушаю, – радостно гаркнул Василий.
– Привет, это Танцор. Я только что получил от Егорыча перевод на тебя. Сто баксов. Давай ко мне скорей.
– Отлично! Жди!
– Адрес-то помнишь?
– Да, у меня записан.
Следопыт с большим недоумением выслушал эту туфту:
– Чего это ты ему наплел?
– Все правильно, Следопыт. Вдруг там стукач сидит? И при этом наверняка ещё пара параллельных телефонов. Что же, надо было все ему объяснять?
И тут Стрелка выложила ещё одно подтверждение истинности версии, в которую они вцепились зубами. Она вспомнила, как Сисадмин написал, что Следопыт был на волосок от смерти. То есть этот самый Козел скорее всего был на банкете в «Метрополе». И, вероятно, просто не узнал Следопыта, когда тот прислал ему свою фотографию.
АППЛЕТ 31.
ВИЛЬНЕВ ЧУЕТ НЕЛАДНОЕ
Вильнев был взбешен.
Два дня телефон Мовсесяна не отвечал. Когда же на третий день два быка поехали к нему на квартиру, то того и след простыл. Выяснилось, что квартира продана. И теперь там что-то типа подпольного публичного дома.
И достать Мовсесяна было невозможно! Всем, абсолютно всем он вшил ампулы со спиртом. Его же самого прооперировать было некому. Слишком тонкая работа. Второй хирург, Желудько, справиться с ней не мог.
И такой убийственный свидетель оказался вне досягаемости!
Конечно, Мовсесян не совсем свидетель. И очень даже не свидетель, а самый что ни на есть преступник. Один из основных, кто будет проходить по делу. Если, конечно, заметут. Что очень сомнительно, поскольку Хозяин всё предусмотрел…
Однако полностью обезопасил он лишь одного себя. И в случае угрозы разоблачения выдаст команду на умерщвление всего персонала. Всего, кроме, конечно, Вильне-ва. Поскольку Вильнев не кретин, чтобы по приказу лечь на стол, а потом носить в себе мину. Доложил, что подшил. Тот поверил. Поскольку проверить невозможно.
И, значит, останутся только трое. Хозяин, которого никто не знает. Вильнев. И Мовсесян, который становится очень опасен именно для Вильнева.
И судя по тому, что хирург отвалил, дело шло к чему-то очень неприятному. Несомненно, тот что-то почуял своим крючковатым носом. Иначе бы не сбежал. Потому что Хозяин платил столько, чтобы никто не накопил слишком много бабла. Чтобы в коллективе не родилась мысль закончить все это зверство и уйти на покой. Чтобы жить до старости спокойно и в достатке.
Такая мысль могла привести к общему бунту. И программист вполне смог бы разрушить систему, которая карает непослушных. А потом все разбежались бы в разные стороны с мешками баксов.
Однако мешков ни у кого не было. Даже у него, у Вильнева, накопилось лишь двести штук.
Но что, что могло спугнуть Мовсесяна?
То, что при загадочных обстоятельствах погибли восемь быков? Но они и раньше гибли по дурости. Правда, не в таких количествах.
Может быть, узнал что-то от программиста, который способен отслеживать изменение ситуации? Например, сбор денег. Воздействия Хозяина на программу. Наверняка ещё что-нибудь…
Да, но тогда первым должен был отвалить программист…
Или не мог? Ведь ему подшита ампула.
Но ведь вполне мог так изменить программу, что она в нем не срабатывала бы…
А если бы взяли нового программиста? Который все восстановил бы. И тогда получается, что Евграфов убежать от смерти не в состоянии.
Вопросы. Проклятые вопросы.
Что делать? Что делать? Что делать, если…
Никаких если! – успокаивал себя Вильнев. Если что, то отвалю вместе с программистом и Желудько. Ну, разве что ещё Синявского, начальника охраны, можно взять. Человек полезный.
А можно и никого не брать. Начать все дело с чистого листа. И тогда уж Вильнев будет сам Хозяином!
А сейчас надо срочно искать замену Мовсесяну. Срочно. Чтобы Хозяин не узнал о возникшей проблеме.
В дверь постучали.
– Да, – как обычно бодро гаркнул Вильнев.
– Там, это самое, – начал жевать слова бык по кличке Лось, – четверо последних. Уже, Зинка говорит, готовые. Выписывать пора. Так что, выписывать, что ли, будете? Ага?
– Да, пусть всё готовит.
Помимо устрашения персонала, Вильнев исполнял и ещё одну функцию. Конечно, когда не был в запое. Напутствовал прооперированных, подробно объясняя, что же теперь нового появилось в их организмах.
Решительно вошел в палату, где в шеренгу были построены четверо одноногих бомжей. Пока ещё только с костылями. На протезы, а то и на коляски им ещё предстояло заработать.
Благодаря неустанной работе быков, ни у кого из них уже не было обид на то, что им отрезали ноги. Даже и вопросов-то не было. Точнее, вопросы когда-то были, но сейчас о них напоминали лишь багровые и фиолетовые следы на лицах.
Теперь они должны были выслушать заключительную лекцию, после чего их можно безбоязненно отпускать на волю. Как бы на волю.
– Кем вы были раньше? – начал заученно, словно магнитофон, Вильнев. – Раньше вы были двуногим дерьмом. Мы из вас сделали людей. Ветеранов Афганской Войны.
Еще раз внимательно осмотрел строй. Точно – всем четверым было лет по сорок.
– Вы, никогда не воевавшие, теперь стали героями. И вам теперь будут подавать больше. Потому что героям подают больше, чем какому-то двуногому дерьму. Но вы вначале должны отработать наши услуги: операция, медикаменты, форма, костыли и бесплатная кормежка. Паспорта получили?
– Да, – ответил наименее избитый.
– Так вот, ровно через месяц вы с ними придете в Сбербанк. И перечислите на счет, который записан на бумажке, вложенной в паспорт, шестьсот долларов. Правда, в рублях. И потом каждый месяц будете делать то же самое. Ровно по шестьсот долларов. Там есть подробная инструкция, как в банке заполнять бумажки. Есть вопросы?
– А почему потом надо платить? – спросил самый непуганый. – Разве шестьсот баксов не хватит за костыли и за форму?
– Отвечаю для самых тупых. Потом ваши деньги будут перечисляться в Детский фонд Организации Объединенных Наций. На помощь голодающим детям Африки и Азии. На лечение больных. Такая будет установка. Ну, всем все понятно?
– Да, всё ясно, – ответили все сразу.
Было совершенно очевидно, что никто из них не собирался платить даже рваного бакса. И все четверо, выйдя за ворота, намеревались выкинуть паспорта. А лучше – сжечь. Вдруг на них висит что-нибудь жутко хреновое: миллионный долг или десяток трупов. Без паспорта бомж властям заметен не так, как с паспортом.
– Ничего вам не ясно! – с максимально угрожающей интонацией сказал Вильнев и велел самому бойкому раздеться до пояса.
И показал два шрама:
– Здесь зашита ампула со смертельным ядом. А здесь радиоуправляемый прибор, который впрыскивает яд в вену. Работает через спутник. Так что никуда вы от нас не спрячетесь. Не будете платить – смерть. Правда, лишь через два месяца. У вас ещё есть время, чтобы намастыриться и с легкостью зарабатывать шестьсот баксов. Если задумаете рассказать кому-нибудь про эти самые игрушки – тоже смерть. Но сразу. Теперь ясно?
Несчастные инвалиды подавленно молчали. Было понятно, что процентов на девяносто они поверили.
Однако этих процентов для нормальной работы системы было недостаточно. Нужны все сто процентов. А лучше – сто десять.
Поэтому Вильнев включил учебную видеокассету, отснятую здесь же, во время экспериментов над первыми пациентами.
На экране выплыл крупным планом одноногий человек, который матерился на двоих охранников в масках. И угрожающе замахивался табуреткой. Несомненно, его к тому специально спровоцировали.
Затем показали человека, сидящего у компьютера. Он также был в маске.
Потом камера приблизилась к монитору. И стало видно, как человек, вероятно, программист, пишет буква за буквой слово «С-М-Е-Р-Т-Ь». В верхней части экрана. А внизу были три периодические кривые, которые отображали, по-видимому, сокращения сердца, какой-то мозговой биопотенциал и ещё что-то, известное лишь специалистам-реаниматологам.
Человек обернулся. Камера проследила его взгляд, и на экране вновь появился возбужденный инвалид.
Потом показали клавиатуру. Указательный палец завис над клавишей «Enter». И тюкнул по ней.
Инвалид замер. Выронил табуретку. Глаза его превратились в два индикатора предсмертного ужаса.
Боролся со смертью он недолго, секунд десять. После чего упал, словно срезанный снайпером, и ударился затылком о пол.
На мониторе все три луча вычерчивали уже три прямые линии. Лишь средняя иногда еле уловимо вздрагивала. Словно продолжала агонизировать.
Финальная сцена: инвалида кладут на носилки, накрывают с головой зеленым холстом и выносят вперед ногами.
Потом показал ещё один эпизод, где инвалид сидит на стуле и заигрывает с какой-то женщиной, довольно молодой. Вероятно, с санитаркой. И вдруг внезапно падает на пол.
Затем Вильнев добавил, что «эту штуку» не сможет вырезать даже самый опытный хирург. Потому что она устроена так, что при любой попытке удаления автоматически срабатывает.
После этого Вильнев передал пациентов специалисту по социальной адаптации, который начал подробно объяснять, что и как надо делать в банке, чтобы не вызвать ненужного к себе интереса.
Сам же вернулся в кабинет. И продолжил мучительно думать.
Примчался Василий.
– А, что, где? – начал радостно тараторить с порога.
Танцор вынужден был отсчитать ему три тысячи рублей. В противном случае разговора не получилось бы. Или же он вышел каким-нибудь другим: разговором с жуликами, которые заныкали чужие деньги.
И лишь потом Василию начали всё подробно объяснять. С самого начала и до конца, который имелся на настоящий момент. Скрыли лишь существование в другой реальности Сисадмина – чтобы парень с ума не сошел. А также то, что конкретно делают с бомжами в соседнем домотдыхе. Так, сказали, чего-то нехорошее делают, но мы пока не знаем, что же именно.
И очень подробно рассказали о поездке Следопыта в дом Козла. И то, что пришли к четкому выводу: кто-то из начальства, самого главного начальства конной базы, и есть тот самый Козел.
– Ну, Василий, думай! – сказал Танцор и придвинул сильно забалдевшему от убойной информации пареньку две бутылки «Будвайзера».
Василий крепко задумался. И открыл рот для разговора лишь тогда, когда первая бутылка опустела.
– Нет, я не верю, – сказал он решительно. – У нас нет таких козлов. Потому что…
– Ладно, не торопись, – как можно деликатней прервал его Танцор. – Пусть нет, но позволь уж нам проверить. Ты нам будешь называть имена, фамилии. Рассказываешь, что знаешь о каждом. Говоришь, кто где живет. Если, конечно, знаешь. И учти один момент: Козел очень жаден. До крохоборства. Хоть и очень богат. Но это он наверняка скрывает.
Василий начал перечислять боссов конного спорта. Стрелка со Следопытом в поте лица своего лазили по Сети, отыскивая, на кого какая недвижимость зарегистрирована.
Через полтора часа маниакально жадного человека, который жил бы по питерскому направлению, километрах в пятидесяти от Москвы, найдено не было.
Неожиданно пришло письмо от Сисадмина:
Танцор, вы на верном пути!
Ищите и обрящете! Только вот почему вы так уверены, что Козел – это непременно мужчина? Ведь история знает огромное количество порочных, преступных, деспотичных, вероломных, хитрых и так далее женщин. Взять хотя бы Кабаниху из произведения Островского «Гроза, или Луч света в темном царстве»! Она, не задумываясь, организовала бы именно такое предприятие по отрезанию ног, если б это позволяла технология того времени.
Мне кажется, вам следует расширить круг поиска. Я бы, например, включил в список подозреваемых олимпийскую чемпионку по выездке 1972 года Елену Петушкову. А что? Почему бы и нет?
С другой стороны, Козел может настолько скрывать свое богатство, настолько рядиться в рваную тогу бедняка, чтобы оказаться, например, неприметным конюхом. А то и гардеробщиком. Ведь, насколько мне известно, в «Сокоросе» теперь есть гардероб для богатых господ, которые обучаются верховой езде. Припомните-ка другое классическое произведение – «Голдовый гарнитур». Так там был такой подпольный миллионер по фамилии Корейко. Так вот, человек именно с такой фамилией работает в «Сокоросе» гардеробщиком.
Шире надо смотреть на проблему, как можно шире. И тогда наверняка обрящете.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей, средь ухоженных куртин.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
навеки Сисадмин.
Не было ни сил, ни желания вступать с подлецом в перепалку. Поэтому продолжили просеивать сквозь мелкое сито конных боссов.
При этом Дед не принимал во всеобщем поиске ни малейшего участия. У него были какие-то свои дела, чисто индивидуалистические. Уединившись в соседней комнате с лэптопом и мелкими глотками потягивая виски, он рылся в трофеях, которые Следопыт скачал в свой мэйнфрейм.
Это периодически вызывало у Стрелки протест. И она порой покрикивала:
– Эй, Дед, кончай на фиг Сеть тормозить!
– Так у меня свое подключение. Чего, японский городовой, пургу гонишь? – отвечал Дед отнюдь не сварливо, а с чувством человека, знающего о своем интеллектуальном и нравственном превосходстве.
– Так мы тоже в мэйнфрейме копаемся. А у него, блин, только один выходной провод.
– Ладно, Стрелка, не бузи, – посмеивался из соседней комнаты Дед. – Давай-ка я плесну тебе грамм пятьдесят. Чтобы душа завеселела.
Наступил вечер. Все уже совершенно отупели. То ли от усталости, то ли от отсутствия света в конце туннеля. Хоть бы что! Хоть бы какой-нибудь проблеск! Охотников на Козла, вероятно, обрадовал даже свет приближающегося поезда.
И лишь в соседней комнате всё так же невозмутимо постукивал по клавишам Дед. Да ещё и напевал при этом что-то задушевное.
В конце концов Дед закричал: «Эврика!». И все пошли на этот крик.
Поскольку отпито из бутылки было граммов триста, не больше, то к находке Деда следовало отнестись в высшей мере серьезно.
Роясь в записках Козла, Дед обратил внимание на то, что тот смехотворно мало платит за обед. Ни разу эта сумма не превысила шестидесяти рублей. Причем эти практически дармовые обеды происходили не круглогодично, а с перерывом на два летних месяца.
Как будто Козел преподает в одном из московских институтов и харчуется в студенческой столовой.
Но тут Дед наткнулся на очень любопытное письмо. С вложенной в него фотографией: три человека с карабинами, в добротной военизированной одежде тропического фасона, стоят рядом с убитым буйволом. Этот снимок был сопровожден следующим текстом:
Вспоминай, Юра, о прекрасных днях, проведенных в Африке. О наших охотничьих трофеях. О нашей дружбе и совместном служении делу. Жизнь, Юра, прекрасна!