Страница:
Не успел я пожаловаться, как мне на голову нахлобучили круглую медную каску, в которой я опознал ночной горшок колдуна Аргхаша. Ах так!.. Но возмущаться некогда, дорог каждый миг. И мы побежали что было сил. Вокруг что-то падало, горело, рушилось, но мы упрямо рвались вперед, к пролому, к свету. Мимо меня просвистел крупный камень, и тут же второй ударил прямо по моей медной «башке». Откуда-то сверху донесся уже знакомый визгливый дребезжащий голосок:
— Они здесь! Все сюда, все сюда! Десять тысяч цехинов тому, кто принесет мне их головы!
Я осторожно поднял голову и увидел судью Чарнока в грязной и изодранной мантии, метавшегося на углу уцелевшего перекрытия и вопившего так, что его было слышно и на улице. Везучий, гад, — ему за сегодня второй раз удалось вывернуться из объятий смерти. Эх, мне бы сейчас самострел заряженный, уж тут я бы не промахнулся, всадил бы ему болт прямо в смрадную пасть. Но нет времени, счет уже идет на секунды.
Мы выскочили в пролом — сзади нас рухнула крыша. Там, где раньше был подземный ход, теперь дымилась широкая траншея вплоть до разбитого отверстия в основании крепостной стены. Чарнок не напрасно рвал глотку — из клубящегося облака пыли один за другим выныривали солдаты когорты, на ходу разряжая арбалеты и выхватывая мечи.
Миррон успел проскочить в траншею, а вот мы попали под обстрел. В мой горшок попал арбалетный болт — к счастью, он шел на излете, и ночная ваза выдержала удар, но чувство было такое, что по моей «каске» с размаху врезали молотком. Бегущему за мной Штырю стрела угодила в заплечный мешок. Таниус успел перекинуть свой огромный рюкзак на плечо, прикрывшись им, как щитом, и сразу несколько стрел вспороли толстую кожу мешка и исчезли в нем целиком.
Обломки мостовой образовали своеобразный бруствер, скрывавший нас с головой. А солдаты были уже близко — на насыпь взлетел лихой стражник-кавалерист с пикой наперевес и уже занес руку для удара, но тут его конь споткнулся на вывернутой брусчатке и сбросил своего седока прямо под ноги Миррону. Сержант с разбегу пнул неумелого наездника тяжелым подкованным армейским башмаком, а потом шесть пар ног втоптали незадачливого вояку в грязь.
Дыра в стене уже близко, в нескольких шагах, но топот солдат еще ближе. Впереди на край траншеи выскочили два ражих мужика в рогатых касках — лесняки. Ближний сорвал с пояса франциску и с короткого размаха метнул ее в нас. Но мы, диверсанты, тоже кое-чему обучены — Миррон отбил смертоносное лезвие на лету, а я на бегу подхватил булыжник и швырнул его во врага.
Таежный воин пригнулся, камень пролетел над ним, зато угодил в плечо второму, уже раскрутившему свой «летающий» топор. Задний боец упал, а первый, собиравшийся схватиться с нами в рукопашном бою и уже вытащивший из-за спины секиру, увидел что-то позади нас, сдавленно вскрикнул, выронил оружие и опрометью рванулся в сторону, за ним, спотыкаясь и крича, рванулся второй.
Я оглянулся, но лучше бы я этого не делал. Медленно-медленно, словно во сне, на нас падала тюремная стена. Почему же так тихо бегут ноги? Может быть, так и ощущаются последние мгновения жизни перед смертью? Сокрушительный удар обрушился мне на спину и бросил в объятия темноты. Кажется, все…
— Уберите эти смердящие башмаки с моей головы! Эй, ты не то тянешь, болван, — мои ноги на моей голове лежать не могут! Ну и вонища здесь, прямо отстойник какой-то! Райен, очнись! Райен, ты живой? О горе нам, этот бронированный слоняра раздавил его своей тушей! Миррон, у тебя факелы есть? Так чего же ты ждешь, тут господин сыскарь подыхать изволят!
— Штырь, заткнись, у меня и так в голове звенит!
— Смотри-ка, ожил! Это у тебя не в голове звенит, а в том, что на ней надето. Вот сейчас мы снимем эту фичу с ручками! Хм… Кажется, он застрял. Надо дернуть посильнее…
— Уй-а! Пусти, ты мне голову оторвешь! Я лучше так пойду, только вытащите меня из-под камней.
— Это не камни, это мастер Фрай на тебе лежит. Сейчас я ему мой носок в забрало суну — разом очухается.
— Только попробуй, вонючка сточная, — я тебе этот носок в пасть запихну!
— Ладно-ладно, как-нибудь в другой раз.
— Даже и не думай! Чей мешок подо мной?
— Я не мешок!!!
— Ой, кажется, я схожу с ума, мешок разговаривает! Извини, Валиен, нервы сдают. Я тебе ничего не сломал?
— Вы на пару с этим мелкарусом мне жизнь сломали! Вместо того чтобы отдыхать дома в теплой кровати, я лежу в канализации, по уши в дерьме, с ночным горшком на голове! Разве это справедливо?
— Увы, жизнь — штука несправедливая…
— Святые Небеса, что за люди меня окружают! Один — философ с повадками носорога, другой — пошляк и клептоман. Миррон, ну хоть ты скажи что-нибудь хорошее!
— Заткнись, без тебя воняет!
— Какие вы все…
Безумная стихия добралась и до хода под руслом Стремглавы, потревожив и без того слабый свод. Воды было уже по колено, и с каждой минутой она прибывала. Некоторое время мы брели по пояс в воде, но благополучно миновали низкое место.
Когда мы выбрались на свет, выяснилось, что уже за полдень. Солнце припекало, Огненное Око безуспешно пыталось с ним конкурировать. Но два светила были уже рядом, очень близко. Создавалось впечатление, что с небес на мир взирает вселенское диво с подбитым глазом.
Наши лошадки мирно паслись на полянке в густой, изрезанной глубокими оврагами дубовой рощице вблизи тракта, находясь под присмотром веснушчатого чумазого сорванца лет шести, чем-то похожего на Миррона. Но к нашим зверушкам добавилась еще одна каурая кобылка с клеймом полка вспомогательных войск Коалиции на крупе.
— Мой трофей! — похвастался Миррон. — После битвы на броде их отряды шарят по окрестностям. Один из патрулей вчера на меня наткнулся, когда в рощу полез. Зря они так усердствовали. Ну, доложили бы: мол, так и так, искали весь день, никого не нашли, а сами бы в это время раздавили бутылочку за победу да за то, что в живых остались. А так… Четыре трупа на поляне дополнят утренний пейзаж. Последний из них, младший офицер, в панике ломанулся в подлесок, не разбирая пути-дороги, залетел в овраг, скатился в кусты вместе с конем и сломал себе ногу. Лошадку я вытащил, а калеку пришлось добить, чтобы не мучился. Правда, перед этим он мне выложил все, что знал, вплоть до того, какого цвета подштанники у ихнего полковника. События развивались так: вчера утром к Травинкалису подошел пресловутый «авангард армии Света». Данийцы, согнавшие на битву всех, кого смогли, были несказанно удивлены численностью противника — армия Света состояла всего лишь из королевского легиона Фацении. Стоя друг против друга на поле перед городскими воротами, обе армии орали непристойности и поносили супостатов на чем свет стоит, а самые пылкие бойцы для пущей убедительности снимали штаны, поворачивались к противнику задом и наглядно выказывали свое презрение. Но в основном с обеих сторон на поле боя были южане, а сражаться со своими братьями по вере особенно никто не хотел. И, может быть, все бы и обошлось, если б во главе армии Света не оказалась некая особа с большим хвостом волос, еще более большим мечом и непомерно большим самомнением. Пока распаленные мужики показывали друг другу задницы, она еще как-то терпела, но когда какой-то мудозвон вздумал обнажить свое достоинство и демонстративно облегчиться в сторону защитников веры, уязвленная женская гордость обнаружила свой предел, и наглец получил то, чего, собственно, и заслуживал, — стрелу в причинное место. Но сколь бы наказание ни было справедливым, это все же была первая кровь. А кровь требует отмщения. Началась яростная перестрелка, и тогда ваш легион пошел на прорыв, выстроившись клином, на острие которого шли рыцари Храма. Несмотря на почти пятикратное превосходство противника, фаценцы прорвали вражеский строй, и какой-то их части удалось пересечь Стремную и уйти по Северному тракту в сторону данийской крепости Сестерниц. Их отступление прикрывали храмовники, полчаса удерживая брод от яростного натиска войск противника. Но около двух тысяч легионеров так и не добрались до реки — они были окружены в чистом поле и приняли свой смертный бой. Большая половина войск Коалиции полегла в той битве, а уцелели в основном полки «титульной нации», стоявшие в последних рядах. Сейчас диспозиция театра военных действий выглядит следующим образом: армия Коалиции частью разбилась на сотни и расползлась по окрестностям, прочесывая леса и болота в поисках исчезнувшего отряда храмовников, а частью — преследует прорвавшихся легионеров. Но даже если легиону удастся от них оторваться, им все равно не спастись, потому что еще одна армия Коалиции, не успевшая на битву, развернулась где-то в районе Елового Хвоста. Фактически мы с вами сейчас находимся в плотном вражеском окружении — войска Коалиции перекрыли все дороги и тропинки на север, а на озерах и протоках к востоку отсюда денно и нощно курсируют данийские боевые яхты. На юге, вдоль Эштринского тракта, по которому прошла армия Света, ныне свирепствует Контрразведка, а мародерствующие наемники победившей стороны расползлись по всей Травинате. Если верить доносам Люксовых громил, то в самом Травинкалисе остались лишь когорта городской стражи и пара сотен наемников из Зеленодолья, опоздавших к началу битвы, а потому и уцелевших. Через час-другой вся эта толпа, с Бледной Тенью на подхвате, сядет нам на хвост.
— Если судья Чарнок погребен под руинами тюрьмы, они еще не скоро вспомнят про нас, — возразил Штырь.
— Чарнок — кусачая мошка, но его личные амбиции никого не волнуют. А вы, похоже, сильно зацепили Контрразведку, сломав ее тщательно разработанные планы покорения свободных южных стран. Такого удара вам не простят, это — Высший Приказ в квадрате, и уже очень скоро все силы этой страхолюдной клики будут брошены против нас. Они будут преследовать нас везде, днем и ночью, пока не загонят в угол…
— Мы и так понимаем, насколько плохи наши дела, — резко оборвал сержанта Таниус. — Ты тут каждый кустик знаешь, так что лучше посоветуй, как выбраться из окружения и что нам делать вообще.
— Первым делом надо уходить от города, в леса. Северный тракт далеко просматривается с дозорных башен Травинкалиса, поэтому мы можем пересечь его только в сумерках — так же, как и неделю назад. А потом мы спрячемся в горах на западе — у меня там есть пара укромных местечек.
— От Тени можно убежать, но нельзя спрятаться, и ты знаешь это не хуже меня!
— Знаю… Но пока мы недвижимы — она нас не обнаружит. Шансов на спасение мало, и все же они есть. Первый из них — сбить погоню со следа, убив Бледную Тень. Знаю, что такого до сих пор никому не удавалось, но она — из плоти и крови, поэтому уязвима, как любой из нас. Однако это лишь отдалит неизбежное, поскольку Контрразведка может задействовать другую, третью, — никто не знает, сколько этих тварей на самом деле. Второй вариант я считаю невозможным, но, по сути, это единственный выход. Надо уничтожить штаб тайной организации вместе с ее руководством.
— Ты не слишком ли размечтался? Вся мощь и сила Империи не помогла ей справиться с Контрразведкой — куда уж нам, всеми гонимым доходягам. Мы не знаем, ни кто возглавляет эту вездесущую паучью сеть, ни где у них главное логово.
— Это проще, чем ты думаешь. В Контрразведке — строгая иерархия «троек», там нет совещательных групп, все решения спускаются сверху или принимаются на местах, но тоже авторитарно, как в армии. И это хорошо, потому что всегда есть с кого спросить, а в случае, если агент среднего звена попадет в руки врага — чего, кстати, на моей памяти не случалось ни разу, — он сможет выдать только трех своих подчиненных. Если эту систему свести к логическому концу, получается, что всей огромной шпионской армадой руководит один человек.
— И этот человек не может быть у всех на виду, — продолжил я, почуяв свою стезю. — Скорее всего он прячется где-то в глухом лесу, в секретной подземной крепости с множеством выходов. Или в мрачном, затерянном замке высоко в горах.
— Возможно. Но со своими тремя подчиненными, разбросанными по городам и странам, он может общаться только с помощью специальных посланников, которые должны обладать абсолютной памятью и передавать сообщение дословно.
— Постой-ка, утром в храме судья Чарнок обмолвился, что он руководит Контрразведкой на Юге. Значит, выше него стоит только самый набольший! Нам надо найти гонца судьи и вывернуть его наизнанку.
— Ну-ну. Проще найти иголку в стоге сена — у гонца же не написано на лбу, кто он есть такой. Чтобы выйти на гонца, для начала нам придется вывернуть наизнанку самого судью, если он еще жив.
— А он все-таки жив, мерзавец! — пробормотал Штырь, залезший на нижнюю ветку огромного дуба и наблюдавший за дорогой. — К броду скачет большой конный отряд, человек двести, а этот хмырь в своих малиновых лохмотьях жарит впереди всех. Рядом с ним — продажная волшебница с зеленым шлейфом и… чудом выживший карлик-палачик. А Тени среди них нет — значит, они пока не знают точно, где нас искать.
— Здесь, прямо под носом у дозорных, они нас искать не будут. Кроме того, используя маленькие военные хитрости, Мы их завлечем туда, где они будут искать нас до скончания веков. Смотрите на дорогу.
Отряд городской когорты уже пересек брод и стремительно несся в нашу сторону. В это время в паре сотен шагов от Нас на дорогу вышел уже знакомый нам мальчуган, ведя на привязи тощую облезлую козу. От отряда отделилась группа во главе с судьей и направилась к нему. Чарнок что-то у него спросил, мальчик кивнул в сторону соснового леса по ту сторону тракта. Судья нахмурился, спросил еще раз и внезапно с размаху влепил мальчику оплеуху. Тот немедленно распустил нюни, вытащил из кармана золотую монету и ткнул пальцем в сторону полузаросшего проселка на востоке. Судья махнул рукой, и двое всадников ускакали туда.
— Эти паскуды считают, что предательство — обычная вещь для человека, пойманного на лжи, — прошептал Миррон, объясняя происходящее. — Конечно, Чарнок знал, что мы не пересекали тракт. А теперь он узнал, что мы уходим в сторону ундотских болот.
— Солгавший единожды — солжет и второй раз. Судья на этом поприще не то что собаку — целого быка съел. Так что твоя затея без толку — мальчонку жалко.
— Валиен, ну не держи ты меня за дурачка. Вчера, после стычки с данийским разъездом, я полдня гнал четверку коней с трупами в седлах на восток, по старой дороге на Гарт, а потом полдня возвращался назад через те самые гати на болотах, по которым во время войны мы с тобой делали рейды во вражеский тыл. Голову дам на отсечение — ни один чурбан из когорты не сможет отличить сегодняшний конский след от вчерашнего. А определить то, что это именно ваши следы, большого труда не составит: только в горной Фацении коней подковывают особыми когтистыми подковами.
Пока сержант втолковывал прописные, по его мнению, истины нам, недалеким городским «заседальцам», разведка когорты вернулась и сделала доклад. Даже отсюда было видно, как просиял Чарнок. Довольный судья погладил мальчика по голове и дал еще одну монетку. Что ж, такова его низменная сущность: предатель искренне хочет верить, что он не один такой гад на белом свете, поэтому ценит и уважает предательство других, так всегда было, есть и будет. Но неужели Игрок, чей леденящий взгляд просматривает душу насквозь, не почуял подвоха? Это очень странно…
Когорта с лязгом и визгом унеслась на восток, а мальчишка, отвесив пинка жалобно заблеявшей козе, нырнул в зеленый шатер подлеска и через минуту был здесь.
— Молодец, пацан, все сделал правильно, не испугался, — похвалил его Миррон. — Достойная смена вырастает.
— Так это твой, что ли?
— Мой. . Будущий защитник Травинаты и борец за ее свободу. Миррон-младший, от имени травянского Сопротивления и от имени Империи, объявляю тебе благодарность.
— Служу Родине и Империи, мой сержант!
У меня слезы навернулись на глаза. Шестнадцать лет назад, после моего первого рейда, первого убитого врага, первого боевого крещения, я произнес эти слова, стоя перед парадным строем диверсионного легиона. И наш престарелый, убеленный сединами легат, которого мы за глаза величали Дедушкой, торжественно вручил мне нашивку с черной летучей мышью — символом ночных рейдеров — в знак того, что я стал одним из них. Эти слова — навсегда в моем сердце. И ют она, наша молодая смена, еще помнящая вкус материнского молока, но глаза уже горят, а худенькие ручонки восторженно и осторожно тянутся к мечу. Когда-то и мы были такими же…
Мы сидели в роще до вечера. За неимением иных занятий все как один лузгали горелые тыквенные семечки, поминутно отплевываясь и поминая недобрым словом «высококачественные» Акжсовы услуги. Таниус и Штырь играли друг с другом на деньги, которых у них не было. Естественно, капитан Фрай проигрался в пух и прах, обозвал своего бывшего подчиненного жуликом, шулером и проходимцем и даже хотел разжаловать за обман старшего по званию, но с запозданием сообразил, что ниже рядового звания не бывает. Миррон-младший убежал в свою деревню, Миррон-старший битый час пытался стащить с моей головы ночной горшок, потом плюнул и со злости так саданул по нему кулаком, что распроклятая посудина съехала мне на переносицу.
Полной темноты дожидаться не стоило, в начале июня Дни в этих краях длинные. Миррон предположил, что Чарнок Увел с собой всю когорту городской стражи, оставив для охраны ворот Травинкалиса лишь несколько бойцов. Так что имело смысл рискнуть и перейти тракт в сумерках, пока какой-нибудь вражеский отряд не вернулся в город. Форму Контрразведки мы сняли и закопали под ближайшей осиной — теперь она нас уже не прикрывала, а при встрече с уцелевшими бойцами армии Света нас в таком виде расстреляли бы без лишних разговоров.
Как только светила одно за другим нырнули за горизонт, мы покинули спасительную зелень и погнали коней через тракт, луга и редкую березовую поросль — туда, где сплошной стеной чернел сосновый бор.
Все-таки нас заметили — в Травинкалисе надрывно затрубил, захлебываясь, сигнальный рожок дозорного. Но спасительный лес был уже близок.
Рядом враг, берегись! Я пригнулся, отчаянно натягивая узду, но было поздно: в кустах перед нами раздалась короткая команда, и дружно щелкнули арбалеты.
«Кавалерийские…» — промелькнула в голове обрывочная мысль, и в следующий миг лошадь подо мной рухнула на полном скаку. Я вылетел из седла, как камень из пращи, и последнее, что я увидел, был огромный, заросший лишайником сосновый ствол, несущийся на меня…
Дон-н-г, дон-н-г, до-н-г! Что это, тюремный гонг? Я опять в тюрьме? Но тюрьмы больше нет. Тогда почему так темно и что это грохает у меня в голове? Вспоминай, Валиен, вспоминай, допрашивай свою измочаленную память! Скачка с горшком на голове, подстреленная лошадь, дерево… После удара о него моя голова полностью ушла в горшок, но это все же лучше, если бы она провалилась по уши в грудную клетку. Теперь понятно, почему так болит нос. Да что за урод колотит мне по голове?! Интересно, о чем спорят эти недоумки…
— …надо в нем дырки пробить на уровне глаз и рта, У меня где-то костыль завалялся. (Штырь)
— Болван, так ты ему череп продырявишь! Нет, надо его мечом раскроить! (Таниус)
— Ага, вместе с головой! Надо пилить! (Миррон)
— Ну, это вообще будет зверство! Да и пилы у нас нет… (снова Таниус, задумчиво)
— Тогда уж лучше топором тюкнуть, чтобы долго не мучился, ежели чего. (Штырь — смешно ему, мерзавцу!)
— Мой походный подойдет? (Таниус, с явным сомнением)
— Только он и подойдет! А вот, кстати, и пенек поблизости имеется, тащите-ка его туда. (Штырь, командным тоном. Кажется, пора и мне голос подать)
— А-а-а!!! Пустите, изверги! Таниус, ты же умный и порядочный, не слушай этих идиотов! Стойте! Остановите-е-сь!!!
Донышко горшка отвалилось, разрубленное двумя ударами, вместе с изрядным клоком моих волос. Оскальпировали-таки… Далее Миррон обрезал все стенки, кроме горлышка: оно было толстым, а у сержанта все-таки достало ума не рубить с размаху по моей шее. Остатки горшка сползли до плеч, получилось что-то наподобие обруча.
— Хороший ошейник для сыскной ищейки! — не преминул поиздеваться Штырь.
А если бы хоть раз рука дрогнула? Так эти морды стоят и ржут, им весело, Штырю — в особенности! Ну, я тебе сейчас за все отплачу — сыщик Райен страшен в гневе!
Я глубоко вдохнул свежий лесной воздух, подобрал увесистую березовую палку и уже на полном серьезе собирался обломать ее о бока маленького негодяя. Но, только раз взглянув на него, я тотчас перевел взгляд еще дальше, и мой боевой запал моментально потух — на Овечий Брод, взметая тучи брызг, влетел крупный кавалерийский отряд — клинков двадцать или тридцать. Это была погоня за нами — всадники даже не замедлили ход на перекатах, хотя на скользких валунах их кони запросто могли переломать ноги.
В минувшей короткой стычке с данийским патрулем мои ребята оказались на высоте — двоих наши боевые фаценские скакуны попросту раздавили своими шипованными подковами, третьего Таниус разрубил чуть ли не надвое, четвертый валялся чуть поодаль с разорванным горлом — это работа Штыря. У нас, если не считать мой разбитый нос, никто не получил и царапины, но мы потеряли двух коней — каурую Миррона тоже подстрелили. Зато в зарослях можжевельника обнаружилась четверка тонконогих данийских рысаков бездарно погибшего отряда. Они, конечно, повозмущались, пофыркали, даже лягнулись пару раз, но права выбора хозяина им никто не давал: почувствовав каблуки у себя на ребрах строптивые зверюги быстро сообразили, кто тут главный.
Теперь все решит скорость. После захода солнца лес выглядит совсем по-другому — сумерки сгустились, черный лес обступил нас со всех сторон. Я не был в этих краях полтора десятка лет, но Миррон уверенно гнал наш маленький отряд по заросшим тропинкам в молодом березняке. Его уверенность вызывала у меня некоторые сомнения — диверсанты, следопыты по роду своей службы, привыкли двигаться на своих двоих, но верхами раз от разу терялись даже во вдоль и поперек исхоженных краях.
Так или иначе, лучшего проводника у нас не было. Где-то позади в подлесок с большим шумом и треском ввалилась погоня. Мы еще прибавили ходу и оказались в какой-то теснине. Кажется, это место мы не проходили. Впрочем, дорога вела на подъем, а значит, мы приближались к ущелью Стремглавы.
Нас заметили снизу — сзади раздались крики, высоко над головой свистнула одинокая стрела. Дорога внезапно кончилась — мы стояли на голом каменном выступе, а под нами черной лентой петляла река. Это была Стремглава — другой столь крупной реки в здешних краях не было. Вместо того чтобы увести в предгорья, коварная лесная тропа вывела нас прямо к реке. На востоке россыпями огней светился Травинкалис. Я вдруг понял, куда мы попали.
— Лысая Круча… — ответил за меня Миррон. — Видно, сама судьба меня сюда привела.
— Уходим отсюда, пока нас тут не поймали, как лису в курятнике! — воскликнул разгоряченный Штырь.
— Поздно. Мы попали в тот же капкан, что и мой отряд пятнадцать лет назад. Но теперь у нас есть время, пока погоня ищет дорогу к вершине. Там, внизу, было узкое место, проход между каменными глыбами, где может проехать только один человек. Вдвоем этот проход можно напрочь перекрыть — тогда противнику остается лезть в обход через кусты по крутому склону.
— Кони останутся здесь, — быстро решил Таниус. — Я и Сток возьмем на себя теснину. Миррон, прикроешь нас с тыла.
— Но самое главное — охраняй Райена, враг охотится именно за ним. Пойдем, боец-удалец, — нас ждет славная драчка!
— Это — конец, — упавшим голосом произнес Миррон, как только мои «хранители» убежали вниз по тропе. — Они слишком быстро взяли наш след. Бледная Тень с ними. Всегда ждал этого момента, а теперь, когда смерть распахнула свои объятия, почему-то совсем не хочется умирать. В голову так и прут какие-то незавершенные дела, недосказанные слова.
— Да ты что! Брось, перестань отпевать нас заживо!
— Э-эх, ну и… с ним! Мы с тобой — солдаты, а солдат должен умирать на поле боя, на груде поверженных врагов, в разбитых доспехах, со сломанным мечом и с крепким словом на устах. Что-то меня мандраж берет, на трезвак в смертельный бой идти не стоит. Вал иен, у тебя выпить есть?
Мое «жидкое золото», облеченное в плетеные корзинки с соломенной подкладкой, благополучно перенесло дорожные передряги и дождалось-таки своего часа. Я открыл бутылку с «Голубым огоньком», отхлебнул самую малость и скривился.
— Из горла даже с похмелья негоже! — заворчал сержант. — Посуда есть? О, а это что такое у тебя из седельной сумки торчит — никак рог? А ну-ка давай его сюда, выпьем за нашу удачу.
Меня с одного глотка перекосило, а сержант вылил в рог сразу полбутылки чистейшего перегона и выпил одним залпом.
— Давно такого зелья не пил! Ух, как забирает, сразу в голову ударило. Валиен, глянь-ка на город. Мне спьяну кажется, или ты это тоже видишь?
Я пригляделся к Травинкалису, и увиденное мною было столь странным, что первым делом подумалось — мне тоже кажется. Но когда я понял, что это мне все же не кажется, просто оторопел. Над вечерним сумеречным городом проглядывалась огромная черная туча — плотная и по своей форме похожая то ли на отощавшего кашалота, то ли на исполинский болт с опухшей шляпкой. Попытка осмыслить сей факт к успеху не привела — при взгляде на странную тучу мысли Начинали заплетаться так, словно я действительно перебрал Лишнего и начинаю воспринимать всерьез то, чего на самом деле и нет.
— Они здесь! Все сюда, все сюда! Десять тысяч цехинов тому, кто принесет мне их головы!
Я осторожно поднял голову и увидел судью Чарнока в грязной и изодранной мантии, метавшегося на углу уцелевшего перекрытия и вопившего так, что его было слышно и на улице. Везучий, гад, — ему за сегодня второй раз удалось вывернуться из объятий смерти. Эх, мне бы сейчас самострел заряженный, уж тут я бы не промахнулся, всадил бы ему болт прямо в смрадную пасть. Но нет времени, счет уже идет на секунды.
Мы выскочили в пролом — сзади нас рухнула крыша. Там, где раньше был подземный ход, теперь дымилась широкая траншея вплоть до разбитого отверстия в основании крепостной стены. Чарнок не напрасно рвал глотку — из клубящегося облака пыли один за другим выныривали солдаты когорты, на ходу разряжая арбалеты и выхватывая мечи.
Миррон успел проскочить в траншею, а вот мы попали под обстрел. В мой горшок попал арбалетный болт — к счастью, он шел на излете, и ночная ваза выдержала удар, но чувство было такое, что по моей «каске» с размаху врезали молотком. Бегущему за мной Штырю стрела угодила в заплечный мешок. Таниус успел перекинуть свой огромный рюкзак на плечо, прикрывшись им, как щитом, и сразу несколько стрел вспороли толстую кожу мешка и исчезли в нем целиком.
Обломки мостовой образовали своеобразный бруствер, скрывавший нас с головой. А солдаты были уже близко — на насыпь взлетел лихой стражник-кавалерист с пикой наперевес и уже занес руку для удара, но тут его конь споткнулся на вывернутой брусчатке и сбросил своего седока прямо под ноги Миррону. Сержант с разбегу пнул неумелого наездника тяжелым подкованным армейским башмаком, а потом шесть пар ног втоптали незадачливого вояку в грязь.
Дыра в стене уже близко, в нескольких шагах, но топот солдат еще ближе. Впереди на край траншеи выскочили два ражих мужика в рогатых касках — лесняки. Ближний сорвал с пояса франциску и с короткого размаха метнул ее в нас. Но мы, диверсанты, тоже кое-чему обучены — Миррон отбил смертоносное лезвие на лету, а я на бегу подхватил булыжник и швырнул его во врага.
Таежный воин пригнулся, камень пролетел над ним, зато угодил в плечо второму, уже раскрутившему свой «летающий» топор. Задний боец упал, а первый, собиравшийся схватиться с нами в рукопашном бою и уже вытащивший из-за спины секиру, увидел что-то позади нас, сдавленно вскрикнул, выронил оружие и опрометью рванулся в сторону, за ним, спотыкаясь и крича, рванулся второй.
Я оглянулся, но лучше бы я этого не делал. Медленно-медленно, словно во сне, на нас падала тюремная стена. Почему же так тихо бегут ноги? Может быть, так и ощущаются последние мгновения жизни перед смертью? Сокрушительный удар обрушился мне на спину и бросил в объятия темноты. Кажется, все…
— Уберите эти смердящие башмаки с моей головы! Эй, ты не то тянешь, болван, — мои ноги на моей голове лежать не могут! Ну и вонища здесь, прямо отстойник какой-то! Райен, очнись! Райен, ты живой? О горе нам, этот бронированный слоняра раздавил его своей тушей! Миррон, у тебя факелы есть? Так чего же ты ждешь, тут господин сыскарь подыхать изволят!
— Штырь, заткнись, у меня и так в голове звенит!
— Смотри-ка, ожил! Это у тебя не в голове звенит, а в том, что на ней надето. Вот сейчас мы снимем эту фичу с ручками! Хм… Кажется, он застрял. Надо дернуть посильнее…
— Уй-а! Пусти, ты мне голову оторвешь! Я лучше так пойду, только вытащите меня из-под камней.
— Это не камни, это мастер Фрай на тебе лежит. Сейчас я ему мой носок в забрало суну — разом очухается.
— Только попробуй, вонючка сточная, — я тебе этот носок в пасть запихну!
— Ладно-ладно, как-нибудь в другой раз.
— Даже и не думай! Чей мешок подо мной?
— Я не мешок!!!
— Ой, кажется, я схожу с ума, мешок разговаривает! Извини, Валиен, нервы сдают. Я тебе ничего не сломал?
— Вы на пару с этим мелкарусом мне жизнь сломали! Вместо того чтобы отдыхать дома в теплой кровати, я лежу в канализации, по уши в дерьме, с ночным горшком на голове! Разве это справедливо?
— Увы, жизнь — штука несправедливая…
— Святые Небеса, что за люди меня окружают! Один — философ с повадками носорога, другой — пошляк и клептоман. Миррон, ну хоть ты скажи что-нибудь хорошее!
— Заткнись, без тебя воняет!
— Какие вы все…
Безумная стихия добралась и до хода под руслом Стремглавы, потревожив и без того слабый свод. Воды было уже по колено, и с каждой минутой она прибывала. Некоторое время мы брели по пояс в воде, но благополучно миновали низкое место.
Когда мы выбрались на свет, выяснилось, что уже за полдень. Солнце припекало, Огненное Око безуспешно пыталось с ним конкурировать. Но два светила были уже рядом, очень близко. Создавалось впечатление, что с небес на мир взирает вселенское диво с подбитым глазом.
Наши лошадки мирно паслись на полянке в густой, изрезанной глубокими оврагами дубовой рощице вблизи тракта, находясь под присмотром веснушчатого чумазого сорванца лет шести, чем-то похожего на Миррона. Но к нашим зверушкам добавилась еще одна каурая кобылка с клеймом полка вспомогательных войск Коалиции на крупе.
— Мой трофей! — похвастался Миррон. — После битвы на броде их отряды шарят по окрестностям. Один из патрулей вчера на меня наткнулся, когда в рощу полез. Зря они так усердствовали. Ну, доложили бы: мол, так и так, искали весь день, никого не нашли, а сами бы в это время раздавили бутылочку за победу да за то, что в живых остались. А так… Четыре трупа на поляне дополнят утренний пейзаж. Последний из них, младший офицер, в панике ломанулся в подлесок, не разбирая пути-дороги, залетел в овраг, скатился в кусты вместе с конем и сломал себе ногу. Лошадку я вытащил, а калеку пришлось добить, чтобы не мучился. Правда, перед этим он мне выложил все, что знал, вплоть до того, какого цвета подштанники у ихнего полковника. События развивались так: вчера утром к Травинкалису подошел пресловутый «авангард армии Света». Данийцы, согнавшие на битву всех, кого смогли, были несказанно удивлены численностью противника — армия Света состояла всего лишь из королевского легиона Фацении. Стоя друг против друга на поле перед городскими воротами, обе армии орали непристойности и поносили супостатов на чем свет стоит, а самые пылкие бойцы для пущей убедительности снимали штаны, поворачивались к противнику задом и наглядно выказывали свое презрение. Но в основном с обеих сторон на поле боя были южане, а сражаться со своими братьями по вере особенно никто не хотел. И, может быть, все бы и обошлось, если б во главе армии Света не оказалась некая особа с большим хвостом волос, еще более большим мечом и непомерно большим самомнением. Пока распаленные мужики показывали друг другу задницы, она еще как-то терпела, но когда какой-то мудозвон вздумал обнажить свое достоинство и демонстративно облегчиться в сторону защитников веры, уязвленная женская гордость обнаружила свой предел, и наглец получил то, чего, собственно, и заслуживал, — стрелу в причинное место. Но сколь бы наказание ни было справедливым, это все же была первая кровь. А кровь требует отмщения. Началась яростная перестрелка, и тогда ваш легион пошел на прорыв, выстроившись клином, на острие которого шли рыцари Храма. Несмотря на почти пятикратное превосходство противника, фаценцы прорвали вражеский строй, и какой-то их части удалось пересечь Стремную и уйти по Северному тракту в сторону данийской крепости Сестерниц. Их отступление прикрывали храмовники, полчаса удерживая брод от яростного натиска войск противника. Но около двух тысяч легионеров так и не добрались до реки — они были окружены в чистом поле и приняли свой смертный бой. Большая половина войск Коалиции полегла в той битве, а уцелели в основном полки «титульной нации», стоявшие в последних рядах. Сейчас диспозиция театра военных действий выглядит следующим образом: армия Коалиции частью разбилась на сотни и расползлась по окрестностям, прочесывая леса и болота в поисках исчезнувшего отряда храмовников, а частью — преследует прорвавшихся легионеров. Но даже если легиону удастся от них оторваться, им все равно не спастись, потому что еще одна армия Коалиции, не успевшая на битву, развернулась где-то в районе Елового Хвоста. Фактически мы с вами сейчас находимся в плотном вражеском окружении — войска Коалиции перекрыли все дороги и тропинки на север, а на озерах и протоках к востоку отсюда денно и нощно курсируют данийские боевые яхты. На юге, вдоль Эштринского тракта, по которому прошла армия Света, ныне свирепствует Контрразведка, а мародерствующие наемники победившей стороны расползлись по всей Травинате. Если верить доносам Люксовых громил, то в самом Травинкалисе остались лишь когорта городской стражи и пара сотен наемников из Зеленодолья, опоздавших к началу битвы, а потому и уцелевших. Через час-другой вся эта толпа, с Бледной Тенью на подхвате, сядет нам на хвост.
— Если судья Чарнок погребен под руинами тюрьмы, они еще не скоро вспомнят про нас, — возразил Штырь.
— Чарнок — кусачая мошка, но его личные амбиции никого не волнуют. А вы, похоже, сильно зацепили Контрразведку, сломав ее тщательно разработанные планы покорения свободных южных стран. Такого удара вам не простят, это — Высший Приказ в квадрате, и уже очень скоро все силы этой страхолюдной клики будут брошены против нас. Они будут преследовать нас везде, днем и ночью, пока не загонят в угол…
— Мы и так понимаем, насколько плохи наши дела, — резко оборвал сержанта Таниус. — Ты тут каждый кустик знаешь, так что лучше посоветуй, как выбраться из окружения и что нам делать вообще.
— Первым делом надо уходить от города, в леса. Северный тракт далеко просматривается с дозорных башен Травинкалиса, поэтому мы можем пересечь его только в сумерках — так же, как и неделю назад. А потом мы спрячемся в горах на западе — у меня там есть пара укромных местечек.
— От Тени можно убежать, но нельзя спрятаться, и ты знаешь это не хуже меня!
— Знаю… Но пока мы недвижимы — она нас не обнаружит. Шансов на спасение мало, и все же они есть. Первый из них — сбить погоню со следа, убив Бледную Тень. Знаю, что такого до сих пор никому не удавалось, но она — из плоти и крови, поэтому уязвима, как любой из нас. Однако это лишь отдалит неизбежное, поскольку Контрразведка может задействовать другую, третью, — никто не знает, сколько этих тварей на самом деле. Второй вариант я считаю невозможным, но, по сути, это единственный выход. Надо уничтожить штаб тайной организации вместе с ее руководством.
— Ты не слишком ли размечтался? Вся мощь и сила Империи не помогла ей справиться с Контрразведкой — куда уж нам, всеми гонимым доходягам. Мы не знаем, ни кто возглавляет эту вездесущую паучью сеть, ни где у них главное логово.
— Это проще, чем ты думаешь. В Контрразведке — строгая иерархия «троек», там нет совещательных групп, все решения спускаются сверху или принимаются на местах, но тоже авторитарно, как в армии. И это хорошо, потому что всегда есть с кого спросить, а в случае, если агент среднего звена попадет в руки врага — чего, кстати, на моей памяти не случалось ни разу, — он сможет выдать только трех своих подчиненных. Если эту систему свести к логическому концу, получается, что всей огромной шпионской армадой руководит один человек.
— И этот человек не может быть у всех на виду, — продолжил я, почуяв свою стезю. — Скорее всего он прячется где-то в глухом лесу, в секретной подземной крепости с множеством выходов. Или в мрачном, затерянном замке высоко в горах.
— Возможно. Но со своими тремя подчиненными, разбросанными по городам и странам, он может общаться только с помощью специальных посланников, которые должны обладать абсолютной памятью и передавать сообщение дословно.
— Постой-ка, утром в храме судья Чарнок обмолвился, что он руководит Контрразведкой на Юге. Значит, выше него стоит только самый набольший! Нам надо найти гонца судьи и вывернуть его наизнанку.
— Ну-ну. Проще найти иголку в стоге сена — у гонца же не написано на лбу, кто он есть такой. Чтобы выйти на гонца, для начала нам придется вывернуть наизнанку самого судью, если он еще жив.
— А он все-таки жив, мерзавец! — пробормотал Штырь, залезший на нижнюю ветку огромного дуба и наблюдавший за дорогой. — К броду скачет большой конный отряд, человек двести, а этот хмырь в своих малиновых лохмотьях жарит впереди всех. Рядом с ним — продажная волшебница с зеленым шлейфом и… чудом выживший карлик-палачик. А Тени среди них нет — значит, они пока не знают точно, где нас искать.
— Здесь, прямо под носом у дозорных, они нас искать не будут. Кроме того, используя маленькие военные хитрости, Мы их завлечем туда, где они будут искать нас до скончания веков. Смотрите на дорогу.
Отряд городской когорты уже пересек брод и стремительно несся в нашу сторону. В это время в паре сотен шагов от Нас на дорогу вышел уже знакомый нам мальчуган, ведя на привязи тощую облезлую козу. От отряда отделилась группа во главе с судьей и направилась к нему. Чарнок что-то у него спросил, мальчик кивнул в сторону соснового леса по ту сторону тракта. Судья нахмурился, спросил еще раз и внезапно с размаху влепил мальчику оплеуху. Тот немедленно распустил нюни, вытащил из кармана золотую монету и ткнул пальцем в сторону полузаросшего проселка на востоке. Судья махнул рукой, и двое всадников ускакали туда.
— Эти паскуды считают, что предательство — обычная вещь для человека, пойманного на лжи, — прошептал Миррон, объясняя происходящее. — Конечно, Чарнок знал, что мы не пересекали тракт. А теперь он узнал, что мы уходим в сторону ундотских болот.
— Солгавший единожды — солжет и второй раз. Судья на этом поприще не то что собаку — целого быка съел. Так что твоя затея без толку — мальчонку жалко.
— Валиен, ну не держи ты меня за дурачка. Вчера, после стычки с данийским разъездом, я полдня гнал четверку коней с трупами в седлах на восток, по старой дороге на Гарт, а потом полдня возвращался назад через те самые гати на болотах, по которым во время войны мы с тобой делали рейды во вражеский тыл. Голову дам на отсечение — ни один чурбан из когорты не сможет отличить сегодняшний конский след от вчерашнего. А определить то, что это именно ваши следы, большого труда не составит: только в горной Фацении коней подковывают особыми когтистыми подковами.
Пока сержант втолковывал прописные, по его мнению, истины нам, недалеким городским «заседальцам», разведка когорты вернулась и сделала доклад. Даже отсюда было видно, как просиял Чарнок. Довольный судья погладил мальчика по голове и дал еще одну монетку. Что ж, такова его низменная сущность: предатель искренне хочет верить, что он не один такой гад на белом свете, поэтому ценит и уважает предательство других, так всегда было, есть и будет. Но неужели Игрок, чей леденящий взгляд просматривает душу насквозь, не почуял подвоха? Это очень странно…
Когорта с лязгом и визгом унеслась на восток, а мальчишка, отвесив пинка жалобно заблеявшей козе, нырнул в зеленый шатер подлеска и через минуту был здесь.
— Молодец, пацан, все сделал правильно, не испугался, — похвалил его Миррон. — Достойная смена вырастает.
— Так это твой, что ли?
— Мой. . Будущий защитник Травинаты и борец за ее свободу. Миррон-младший, от имени травянского Сопротивления и от имени Империи, объявляю тебе благодарность.
— Служу Родине и Империи, мой сержант!
У меня слезы навернулись на глаза. Шестнадцать лет назад, после моего первого рейда, первого убитого врага, первого боевого крещения, я произнес эти слова, стоя перед парадным строем диверсионного легиона. И наш престарелый, убеленный сединами легат, которого мы за глаза величали Дедушкой, торжественно вручил мне нашивку с черной летучей мышью — символом ночных рейдеров — в знак того, что я стал одним из них. Эти слова — навсегда в моем сердце. И ют она, наша молодая смена, еще помнящая вкус материнского молока, но глаза уже горят, а худенькие ручонки восторженно и осторожно тянутся к мечу. Когда-то и мы были такими же…
Мы сидели в роще до вечера. За неимением иных занятий все как один лузгали горелые тыквенные семечки, поминутно отплевываясь и поминая недобрым словом «высококачественные» Акжсовы услуги. Таниус и Штырь играли друг с другом на деньги, которых у них не было. Естественно, капитан Фрай проигрался в пух и прах, обозвал своего бывшего подчиненного жуликом, шулером и проходимцем и даже хотел разжаловать за обман старшего по званию, но с запозданием сообразил, что ниже рядового звания не бывает. Миррон-младший убежал в свою деревню, Миррон-старший битый час пытался стащить с моей головы ночной горшок, потом плюнул и со злости так саданул по нему кулаком, что распроклятая посудина съехала мне на переносицу.
Полной темноты дожидаться не стоило, в начале июня Дни в этих краях длинные. Миррон предположил, что Чарнок Увел с собой всю когорту городской стражи, оставив для охраны ворот Травинкалиса лишь несколько бойцов. Так что имело смысл рискнуть и перейти тракт в сумерках, пока какой-нибудь вражеский отряд не вернулся в город. Форму Контрразведки мы сняли и закопали под ближайшей осиной — теперь она нас уже не прикрывала, а при встрече с уцелевшими бойцами армии Света нас в таком виде расстреляли бы без лишних разговоров.
Как только светила одно за другим нырнули за горизонт, мы покинули спасительную зелень и погнали коней через тракт, луга и редкую березовую поросль — туда, где сплошной стеной чернел сосновый бор.
Все-таки нас заметили — в Травинкалисе надрывно затрубил, захлебываясь, сигнальный рожок дозорного. Но спасительный лес был уже близок.
Рядом враг, берегись! Я пригнулся, отчаянно натягивая узду, но было поздно: в кустах перед нами раздалась короткая команда, и дружно щелкнули арбалеты.
«Кавалерийские…» — промелькнула в голове обрывочная мысль, и в следующий миг лошадь подо мной рухнула на полном скаку. Я вылетел из седла, как камень из пращи, и последнее, что я увидел, был огромный, заросший лишайником сосновый ствол, несущийся на меня…
Дон-н-г, дон-н-г, до-н-г! Что это, тюремный гонг? Я опять в тюрьме? Но тюрьмы больше нет. Тогда почему так темно и что это грохает у меня в голове? Вспоминай, Валиен, вспоминай, допрашивай свою измочаленную память! Скачка с горшком на голове, подстреленная лошадь, дерево… После удара о него моя голова полностью ушла в горшок, но это все же лучше, если бы она провалилась по уши в грудную клетку. Теперь понятно, почему так болит нос. Да что за урод колотит мне по голове?! Интересно, о чем спорят эти недоумки…
— …надо в нем дырки пробить на уровне глаз и рта, У меня где-то костыль завалялся. (Штырь)
— Болван, так ты ему череп продырявишь! Нет, надо его мечом раскроить! (Таниус)
— Ага, вместе с головой! Надо пилить! (Миррон)
— Ну, это вообще будет зверство! Да и пилы у нас нет… (снова Таниус, задумчиво)
— Тогда уж лучше топором тюкнуть, чтобы долго не мучился, ежели чего. (Штырь — смешно ему, мерзавцу!)
— Мой походный подойдет? (Таниус, с явным сомнением)
— Только он и подойдет! А вот, кстати, и пенек поблизости имеется, тащите-ка его туда. (Штырь, командным тоном. Кажется, пора и мне голос подать)
— А-а-а!!! Пустите, изверги! Таниус, ты же умный и порядочный, не слушай этих идиотов! Стойте! Остановите-е-сь!!!
Донышко горшка отвалилось, разрубленное двумя ударами, вместе с изрядным клоком моих волос. Оскальпировали-таки… Далее Миррон обрезал все стенки, кроме горлышка: оно было толстым, а у сержанта все-таки достало ума не рубить с размаху по моей шее. Остатки горшка сползли до плеч, получилось что-то наподобие обруча.
— Хороший ошейник для сыскной ищейки! — не преминул поиздеваться Штырь.
А если бы хоть раз рука дрогнула? Так эти морды стоят и ржут, им весело, Штырю — в особенности! Ну, я тебе сейчас за все отплачу — сыщик Райен страшен в гневе!
Я глубоко вдохнул свежий лесной воздух, подобрал увесистую березовую палку и уже на полном серьезе собирался обломать ее о бока маленького негодяя. Но, только раз взглянув на него, я тотчас перевел взгляд еще дальше, и мой боевой запал моментально потух — на Овечий Брод, взметая тучи брызг, влетел крупный кавалерийский отряд — клинков двадцать или тридцать. Это была погоня за нами — всадники даже не замедлили ход на перекатах, хотя на скользких валунах их кони запросто могли переломать ноги.
В минувшей короткой стычке с данийским патрулем мои ребята оказались на высоте — двоих наши боевые фаценские скакуны попросту раздавили своими шипованными подковами, третьего Таниус разрубил чуть ли не надвое, четвертый валялся чуть поодаль с разорванным горлом — это работа Штыря. У нас, если не считать мой разбитый нос, никто не получил и царапины, но мы потеряли двух коней — каурую Миррона тоже подстрелили. Зато в зарослях можжевельника обнаружилась четверка тонконогих данийских рысаков бездарно погибшего отряда. Они, конечно, повозмущались, пофыркали, даже лягнулись пару раз, но права выбора хозяина им никто не давал: почувствовав каблуки у себя на ребрах строптивые зверюги быстро сообразили, кто тут главный.
Теперь все решит скорость. После захода солнца лес выглядит совсем по-другому — сумерки сгустились, черный лес обступил нас со всех сторон. Я не был в этих краях полтора десятка лет, но Миррон уверенно гнал наш маленький отряд по заросшим тропинкам в молодом березняке. Его уверенность вызывала у меня некоторые сомнения — диверсанты, следопыты по роду своей службы, привыкли двигаться на своих двоих, но верхами раз от разу терялись даже во вдоль и поперек исхоженных краях.
Так или иначе, лучшего проводника у нас не было. Где-то позади в подлесок с большим шумом и треском ввалилась погоня. Мы еще прибавили ходу и оказались в какой-то теснине. Кажется, это место мы не проходили. Впрочем, дорога вела на подъем, а значит, мы приближались к ущелью Стремглавы.
Нас заметили снизу — сзади раздались крики, высоко над головой свистнула одинокая стрела. Дорога внезапно кончилась — мы стояли на голом каменном выступе, а под нами черной лентой петляла река. Это была Стремглава — другой столь крупной реки в здешних краях не было. Вместо того чтобы увести в предгорья, коварная лесная тропа вывела нас прямо к реке. На востоке россыпями огней светился Травинкалис. Я вдруг понял, куда мы попали.
— Лысая Круча… — ответил за меня Миррон. — Видно, сама судьба меня сюда привела.
— Уходим отсюда, пока нас тут не поймали, как лису в курятнике! — воскликнул разгоряченный Штырь.
— Поздно. Мы попали в тот же капкан, что и мой отряд пятнадцать лет назад. Но теперь у нас есть время, пока погоня ищет дорогу к вершине. Там, внизу, было узкое место, проход между каменными глыбами, где может проехать только один человек. Вдвоем этот проход можно напрочь перекрыть — тогда противнику остается лезть в обход через кусты по крутому склону.
— Кони останутся здесь, — быстро решил Таниус. — Я и Сток возьмем на себя теснину. Миррон, прикроешь нас с тыла.
— Но самое главное — охраняй Райена, враг охотится именно за ним. Пойдем, боец-удалец, — нас ждет славная драчка!
— Это — конец, — упавшим голосом произнес Миррон, как только мои «хранители» убежали вниз по тропе. — Они слишком быстро взяли наш след. Бледная Тень с ними. Всегда ждал этого момента, а теперь, когда смерть распахнула свои объятия, почему-то совсем не хочется умирать. В голову так и прут какие-то незавершенные дела, недосказанные слова.
— Да ты что! Брось, перестань отпевать нас заживо!
— Э-эх, ну и… с ним! Мы с тобой — солдаты, а солдат должен умирать на поле боя, на груде поверженных врагов, в разбитых доспехах, со сломанным мечом и с крепким словом на устах. Что-то меня мандраж берет, на трезвак в смертельный бой идти не стоит. Вал иен, у тебя выпить есть?
Мое «жидкое золото», облеченное в плетеные корзинки с соломенной подкладкой, благополучно перенесло дорожные передряги и дождалось-таки своего часа. Я открыл бутылку с «Голубым огоньком», отхлебнул самую малость и скривился.
— Из горла даже с похмелья негоже! — заворчал сержант. — Посуда есть? О, а это что такое у тебя из седельной сумки торчит — никак рог? А ну-ка давай его сюда, выпьем за нашу удачу.
Меня с одного глотка перекосило, а сержант вылил в рог сразу полбутылки чистейшего перегона и выпил одним залпом.
— Давно такого зелья не пил! Ух, как забирает, сразу в голову ударило. Валиен, глянь-ка на город. Мне спьяну кажется, или ты это тоже видишь?
Я пригляделся к Травинкалису, и увиденное мною было столь странным, что первым делом подумалось — мне тоже кажется. Но когда я понял, что это мне все же не кажется, просто оторопел. Над вечерним сумеречным городом проглядывалась огромная черная туча — плотная и по своей форме похожая то ли на отощавшего кашалота, то ли на исполинский болт с опухшей шляпкой. Попытка осмыслить сей факт к успеху не привела — при взгляде на странную тучу мысли Начинали заплетаться так, словно я действительно перебрал Лишнего и начинаю воспринимать всерьез то, чего на самом деле и нет.