Туманова Юлия. Не было бы счастья

   — Ну пап! — заныл Данила, однако тут подошла Ольга Викторовна и, потеснив их с бабушкой в сторону, поинтересовалась строго:
   — Илюш, ты чего здесь сидишь? Ты обедал уже? Он быстро кивнул и потянул на себя дверь, намереваясь немедленно тронуть машину с места.
   — Что с твоей рубашкой?! — изумилась мать, не ведая о его коварных планах. — Ты в таком виде собираешься в город?
   — Оля, оставь его в покое, — дернула ее бабушка.
   — Нет, ма, ты посмотри, на кого он похож! Илюша, я тебя не узнаю!
   — Я сам себя не узнаю, — пробурчал он неслышно, — мама, я опаздываю, мне надо ехать. У Женьки нога разболелась, я везу ее травмпункт.
   Ольга Викторовна, не вслушиваясь, смотрела на него во все глаза и ничего не понимала. Ее сын — всегда аккуратный, невозмутимый, — сейчас жутко нервничал, ерзал и отводил глаза, будто нашкодивший первоклашка, да и внешний вид его оставлял желать лучшего.
   — Ты подрался, что ли? — осененная догадкой, Ольга Викторовна с ужасом закатила глаза.
   — Нет. Да. Ма, мне надо…
   Нет, непохоже, что подрался. Мать еще раз внимательно оглядела его лицо. Глаза горели, как у мартовского кота, и через секунду, поймав, наконец, взгляд сына, Ольга Викторовна все поняла.
   — Женечка, — ласково позвала она, оттолкнув Илью вглубь машины, — детка, ты не против, если на ужин будет рыба с овощами? Ты как к рыбе относишься?
   — По-положительно, — промямлила Женька, уже сто пятьдесят раз сгорев от стыда.
   — Вот и замечательно, — улыбнулась Ольга Викторовна и, повернувшись к сыну, бросила, гневно полыхая глазами: «До вечера, Илья».
   Он так и знал!
   Женечку — детку! — все будут жалеть, утешать, потчевать рыбкой, а на него плюнут и разотрут. В глазах семьи он — Казанова, циничный соблазнитель, который воспользовался беспомощным состоянием юной девицы.
   Вот черт!
   — Вылезай, что ты там сидишь? — хмуро проговорил Илья.
   Женька, кряхтя, поднялась из проема между сиденьями, куда рухнула из страха разоблачения.
   — На фиг ты окно открывала?
   — Так жарко, — пояснила она миролюбиво.
   — Кондиционер есть, — не унимался Илья, — попросила бы, я включил бы.
   — Если бы да кабы! — передразнила она, раздражаясь, и угрюмо одернула майку, мятую до безобразия.
   Илья завел двигатель и обернулся.
   — Перелезай давай.
   — А зачем? — вспылила она. — Мне никуда ехать не надо, все дела мы уже переделали!
   — Дела?! Дела?! — злобно прошипел он, до боли вывернув шею, чтобы как следует разглядеть эту кретинку, посмевшую так выражаться.
   — Значит, дела?! — снова переспросил Илья, и не найдя больше слов, перегнулся через кресло и схватил ее за майку и с силой потряс.
   — Пусти! Ты мне и так всю одежду испортил!
   — Кто бы говорил! Моя рубашка теперь только чучелу огородному впору.
   — Вот-вот, носи на здоровье!
   Это что еще, а?! Она назвала его чучелом, так что ли?
   Илья вышел из машины и рванул заднюю дверь, едва не сдернув ее с петель. Женька забилась в противоположный угол и совершенно не знала, что делать.
   Происходило нечто странное.
   Очень-очень хотелось его ударить. Больно. Несколько раз. Лучше всего по голове, чтобы как следует встряхнуть мозги, может тогда они бы заработали, а их обладатель понял бы, что никому не позволено так обращаться с женщиной.
   С женщиной, которая минуту назад вместе с ним летела по Млечному пути, к бесконечности.
   Хам! Бревно неотесанное!
   Так и есть. Он бесцеремонно потянул ее за ногу, и как она ни брыкалась, вытащил наружу.
   — Поставь меня, недоумок!
   — Как только, так сразу, — пообещал он, ловко уворачиваясь от ее пинков, — после дождичка в четверг или когда рак на горе свистнет.
   Он усадил ее на переднее сиденье, и, держа за плечи, несколько секунд смотрел, как она пытается убить его взглядом.
   — Я не был готов, что нас… ммм… раскроют, — признался, наконец, Илья.
   — Конечно! Куда проще работать под прикрытием, мистер хренов Джеймс Бонд! — она едва не плакала. — Как я теперь вернусь в дом? Что я твоей маме скажу? А бабушке?! О господи!
   Илья крепче схватил ее судорожно дергающиеся плечи.
   — Женька! Ты бредишь! Что такого особенного случилось?! Все просто растерялись немного…
   — Пошел ты к черту! Растерялись!
   — Трусиха, — он быстро чмокнул ее и захлопнул дверь.
   — Куда ты меня везешь? — раздраженно поинтересовалась она, когда он тронул машину с места.
   — На кудыкину гору! — отрезал Илья.
   И до той самой кудыкиной горы они добирались в полном молчании.

* * *

   — Нет, я обязательно с ней поговорю! — выпалила Ольга Викторовна и залпом опустошила полбутылки минералки.
   Бабушка насмешливо заметила, что молодежь нынче пошла очень нервная.
   — Мама, ты что, правда, не понимаешь? Илюша собрался жениться, а эта девочка не дай бог влюбится в него…
   — Жениться?! — усмехнулась Ирина Федоровна. — Он тебе сам об этом сказал?
   — Ну Рита же приходила, — растерянно пробормотала Ольга Викторовна, — у них все практически решено, и потом, они знают друг друга давно, работают вместе. Ты вот с Женей тогда сидела, а могла бы послушать невестку-то…
   — Оля, твоя наивность меня поражает! Рита просто взяла быка за рога, вот и все. Еще неизвестно, что думает по этому поводу Илья. Ты говорила ему, что она приходила знакомиться?
   — Нет, конечно! — всплеснула руками Ольга Викторовна. — И не буду, это не этично по отношению к Рите, она просила…
   Ирина Федоровна пробормотала, что сама Рита ничего не смыслит в этике и, может быть, не стоит так уж с ней церемониться.
   — Она тебе просто не понравилась, — отмахнулась Ольга Викторовна, — а на самом деле Илье она очень подходит, ему нужна такая женщина — сильная, хваткая, которая знает, чего хочет. А Женечка еще совсем ребенок…
   — Господи, Оля! Ну о чем мы вообще говорим?! Илья сам все решит!
   — Я видела, как он решает такие вопросы, — озабоченно нахмурилась та, — запудрил девочке мозги, вот и все решение.
   Хлопнула входная дверь, и военный совет, спонтанно организованный на кухне, был прерван появлением Даньки.
   — Папа приехал! Они с Женькой меня забирают на речку! Мы ее вдвоем будем учить плавать!
   Женщины переглянулись. Младшая сердито барабанила пальцами по столу, старшая загадочно улыбалась.
   — Какая речка, Данила? — поморщилась Ольга Викторовна. — Темнеет уже, ты простудишься. О чем только Илья думает?
   — Бабусь, не пили меня! — с дедовскими интонациями проговорил Данька. — Лучше найди мне плавки, папа ждет, а я тут с вами валандаюсь!
   Ирина Федоровна расхохоталась и, жестом остановив дочь, готовую разразится пламенной воспитательной речью, увела правнука из кухни.
   — Я сама с ней поговорю, — задумчиво сказала она, когда вернулась, проводив Даньку до калитки.
   Ольга Викторовна вскинула на мать недоуменный взгляд.
   — Точно?
   — Точно, точно. Если, конечно, мне удастся застать ее одну, — со смешком добавила бабушка.
   И поздним вечером, когда Женька, отказавшись от ужина и не обращая внимания на напряженное лицо Ильи, поднялась к себе, Ирина Федоровна вскорости последовала за ней.
   — Евгения, мне с тобой надо кое-что обсудить, — с этими словами бабушка ловко запрыгнула на подоконник рядом с Женькой и принялась болтать ногами.
   — Я знаю, Ирина Федоровна, — судорожно вздохнула она, — я уеду завтра.
   Бабушка внимательно посмотрела на нее и мягко потрепала по плечу.
   — Разве кто-то говорит об отъезде, девочка? Ты на Ольгу не обижайся, ну, на то, что она тебя жалеет и так уж сильно опекает. Она ведь мать, она Илюху насквозь видит. И ей просто хочется тебя уберечь.
   — От чего? — притворившись равнодушной, спросила Женя.
   — От разочарований, милая. И еще, ты знаешь, она верит, будто Илья уже все решил насчет свадьбы с этой Ритой.
   Рита. Черт, ведь есть еще и Рита! Как она могла забыть об этом, влюбленная курица?!
   Скрипнув зубами от злости на собственную персону, Женька соскользнула с подоконника.
   — Я все понимаю, Ирина Федоровна, честное слово. Мне только очень жаль, что я вас расстроила…
   — Да при чем тут я! Вы…
   — Извините, Ирина Федоровна, можно я посплю, а? Я очень устала. Я завтра же уеду.
   — И будешь дурой! — не стерпела бабушка. — Насколько я понимаю, у вас все идет замечательно.
   Женя вскинулась вдруг.
   — Ничего у нас не идет!!! Так оно и было.
   Они столкнулись, словно разно зарядные электроны, но почему-то не шарахнулись в стороны друг от друга, как положено, и даже не продолжили движение в одном направлении, как бывает в фантастических рассказах, а просто замерли на месте и топтались вокруг да около, будто пасущиеся на лугу коровы.
   Они неистово и много целовались, они занимались любовью с пылкостью первооткрывателей, они говорили о чем-то, они смотрели в глаза друг другу, они колесили несколько часов кряду по МКАДу — просто так, без цели, — и им не было скучно, они забрали Даньку и устроили пикник на речке, словно были идеальной семьей.
   Но надо было возвращаться в дом, где ждало все остальное семейство, где их встретили вопросительные, подозрительные, осуждающие взгляды, и от неловкости у Женьки подводило живот.
   А Илья ничего не замечал и держался самоуверенно. Будто не произошло ничего, ровным счетом ничего, из-за чего бы стоило поднимать панику, давать пояснения, расставлять точки и остальные знаки препинания. Женьке показалось даже, что все это она придумала. И прошлую ночь, и этот день, полный тоскливого ожидания и сумасшедшего счастья.
   Балбеска, сказала бы мама.
   Чего ты себе вообразила, сказала бы Ираида Матвеевна.
   Не торопись, сказал бы папа.
   Да уж, поспешишь, людей насмешишь, кажется, это очень в тему. Но она же не виновата, что все случилось так быстро, и пути к отступлению оказались отрезаны.
   А вперед дороги не было вообще. Ее просто не предусматривалось.
   Параллельные прямые не пересекаются. Никогда. Кто она такая, чтобы мечтать об этом?!
   «Дура, вот кто. Набитая! В розовых очках и пускающая восторженные пузыри! Все его тридцать шесть лет — самоуверенные, сильные, успешные тридцать шесть — глядят на нее свысока, как на забавное существо, с которым приятно и необременительно повозиться несколько минут. Часов. Дней. И в тот же миг, когда ты выйдешь из его дома в направлении к своей коммуналке, одиноким вечерам и обедам в Макдональдсе, он все забудет. Ему станет плевать, что ты существуешь, что можешь страдать, надеяться, что хочешь смеяться вместе с ним и ждать его!»
   Так-то.
   К тому же Рита. Как завершающий аккорд.
   Женька не сразу поняла, что плачет. Фу, как стыдно! Она быстро и крепко провела ладонями по лицу, но успокоиться не смогла.
   — Ты не должна сдаваться, — сказала Ирина Федоровна, — борись, ты ведь женщина! Для начала вам с Маринкой стоит сходить в салон красоты.
   — Что?! — всхлипнула она.
   — Расслабиться, — невозмутимо пояснила эта великолепная старуха, — вы обе какие-то утята, а могли бы быть лебедушками. Красота делает женщину уверенней!
   Женька горько рассмеялась.
   — Да, да, — гнула свое Ирина Федоровна, — когда, например, ты в последний раз делала макияж? А принимала грязевые ванны? А позволяла себе поблаженствовать под сильными руками массажиста? Я уж не говорю о твоем маникюре.
   — А что с ним такое? — купилась Женя, выставив перед собой пальцы и озабоченно ими вертя.
   — Его просто нет! — отрезала бабушка.
   В общем-то, да. Откуда же ему взяться? Во-первых, некогда. Во-вторых, зачем маникюр девушке, которая занимается частным извозом, по выходным ходит на рынок, и это у нее считается увеселительной прогулкой?!
   Впрочем, так было всю жизнь, в смысле маникюра и прочих женских примочек. Подруг у Женьки практически не водилось, так что перенимать опыт было не у кого. Опять же она искренне считала это напрасной тратой времени, предпочитая мчаться по шоссе, гулять с отцом по Елисейским полям, пить пиво в уютных ирландских пабах, кормить голубей на площади у Колизея.
   —..завтра с утра и отправляйтесь, — услышала Женька.
   — Куда? — встрепенулась она.
   Ирина Федоровна сурово поджала губы.
   — Да ты меня не слушаешь!
   — Извините, пожалуйста, — покаянно пробормотала Женя.
   — Ты посмотри на свою кожу, — сердито буркнула бабушка, — это же уму непостижимо, будто ты не водителем работаешь, а прачкой! Все руки в мозолях, и цыпок полно, брр! А тощая ты какая! Смотреть больно! И вся дерганая, словно тебя покусали и ты собираешься укусить в ответ! Так нельзя, девочка, так не годится.
   Кажется, срабатывало. Ирина Федоровна с удовлетворением заметила, что Женька задумалась над сказанным и теперь даже не заикается об отъезде. Но девушке, действительно, нужно привести себя в порядок. Это загнанное выражение на лице и одновременно готовность кинуться в драку с первой минуты растопили старое, мудрое сердце.
   Было ясно, что девочка много повидала и страдала, и как умела, справлялась с этим, сделав главной своей защитой одиночество, когда не страшно разочароваться в ком-то или потерять.
   — Ну вот что, давай-ка ты завтра еще в Арбат-Престиж сгоняешь, там вполне умеренные цены и шикарный выбор. Мы с Олькой частенько выбираемся. Заодно нашу поэтессу вытащишь, пора ей тоже превращаться в настоящую леди.
   — Ирина Федоровна! — взмолилась Женя, ничего не соображая.
   — Я семьдесят шесть лет Ирина Федоровна, — горделиво заявила та, — и у меня, между прочим, до сих прекрасная кожа, шикарные волосы и ногти в порядке. И к тому же имеется здоровый аппетит, не то что у некоторых! Понятно тебе?
   Женя нехотя кивнула.
   — Так что пойдем ужинать, не дай старухе умереть голодной смертью!

Глава 15

   — Что с вашей ногой, дорогая?
   Массажист, румяный, бородатый дядька, сочувственно разглядывал Женькину лодыжку. Сама Женя лежала на белоснежном столе, закутанная в махровое — черт, такое же ослепительное белое! — полотенце. При этом чувствовала она себя, словно перепеленатый младенец.
   — Подвернула, — мрачно буркнула она, независимо подтянув полотенце повыше.
   — Ясно. Нужно было сделать йодную сетку, опухоль спала бы быстрей. Сейчас я аккуратненько помассирую.
   И осторожными движениями он принялся мять злосчастную Женькину конечность.
   — Теперь перейдем к главному, — объявил он спустя несколько минут и развернул полотенце.
   Женька инстинктивно дернулась. Что и говорить, лежать с голой задницей перед чужим мужиком было как-то несолидно. И еще жаль, что ее предыдущий опыт общения с массажем сводился к потасовкам с одноклассниками, когда все тело болело от тычков и затрещин.
   Тогда боли не ощущалось, дралась она самозабвенно.
   Адреналин решал все.
   Сейчас терпеть было невозможно. Прохладные, крепкие руки безжалостно давили, щипали, стучали, щупали и снова давили.
   — А-а-а-а-а, — стонала Женька на одной ноте.
   — А что же вы хотели, дорогая? — добродушно посмеивался истязатель. — У вас такой сколиоз, что любо-дорого! Запустили вы себя совершенно недостойным образом. Небось, в офисе перед компьютером целыми сутками сидите?
   — За рулем, — умирающим голосом возразила она.
   — Неужели руководите? — не поверил он. — Такая молоденькая…
   — Я машину вожу. Рулю, то есть.
   — Так следите за осанкой-то, девушка! — снова набросился дядька, рассудив, что раз она не руководит, значит и церемониться сильно не стоит.
   Едва передвигая ногами, Женя через некоторое время поплелась в следующий кабинет. Там ее сразу раздели и принялись растирать щеткой, вымазанной в каком-то светло-коричневом креме.
   — Чуть-чуть потерпите, и кожа будет, как бархат, — прощебетала женщина в белом халате.
   От избытка белого у Женьки уже шла кругом голова. Благо, стены в салоне были выкрашены более живенько, что-то среднее между розовым и лиловым.
   Иначе она бы решила, что ее поместили в лечебницу.
   «Сама виновата! Вечно идешь у всех на поводу!»
   С другой стороны, когда бы еще Женька попала в салон красоты?!
   В следующей жизни, должно быть.
   А так — лежи, наслаждайся. Ирина Федоровна обо всем позаботилась, договорилась, что их с Маринкой примут без записи, сама выбрала процедуры. Они обе и названия такие не выговорили бы.
   — Наконец-то я тебя нашла, — заглянула в кабинет Маринка, — ты как?
   — Теперь я знаю, что чувствует букашка, когда по ней проезжает трактор, — слабо улыбнулась Женя.
   Мучительница в халате потрясла щеткой:
   — Извините, сюда нельзя посторонним.
   — Я не посторонняя, — хмыкнула Маринка, — я такая же страдалица, как эта несчастная букашка! Жень, у тебя сейчас косметолог, а потом идем в парную.
   Женька молча уткнулась лицом в кушетку, изображая полное смирение перед лицом тяжких испытаний.
   После сауны их пути разошлись. Маринка отправилась поплавать, а Женя, выразив восхищение подобной стойкостью, потащилась делать маникюр. Коленки подгибались, голова была абсолютно пустой, во всем теле стоял легкий перезвон.
   Самое странное, что она готова была скулить от удовольствия.
   Усевшись в кресло, Женя отдала себя во власть маникюрши, а сама задремала. Где-то на краешке сознания трепыхалась мысль о предстоящем вечере. То бишь, предвкушение.
   Илья, наверное, с ума сойдет, окончательно сформировалась эта самая мысль.
   Откуда было Женьке знать, что мужчины не замечают мелочей вроде маникюра и посвежевшего после биомассажа лица?!
   Если бы она и знала, то вряд ли приняла бы это во внимание. С другими мужчинами, быть может, так и происходит. С другими она и сама ничего не замечала в себе, и уж, конечно, если прихорашивалась перед зеркалом, то думала только о том, чтобы все выглядело прилично и аккуратно. Не более того.
   Других она разглядывала — иногда внимательно, иногда небрежно, — будто примеряясь, стоит ли затевать долгую песню или ограничиться ужином в ресторане.
   Ужинать приходилось чаще, чем петь.
   И во время ужинов очень часто тянуло в сон, и Женька старательно прикрывала зевки ладошкой.
   Конечно, она влюблялась. В детском саду в местного сторожа — разбитного парня с длинной косматой прической. В школе в одноклассника по фамилии Зверев, от которого в воспоминаниях осталась только фамилия. В Питере, куда они с папой наведались однажды, она втрескалась по уши в сына его товарища. Ей тогда, кажется, было лет семнадцать.
   На нее обращали внимание даже чаще, чем этого хотелось. Быть может, оттого, что она все время попадала в чисто мужские компании. И отец приговаривал: «Смотри, не теряй голову, малая!», когда парни наперебой приглашали ее танцевать, прокатиться по ночному городу, устроить пикник на обочине, отправиться за ними на край света.
   Она смеялась, как смеются все девушки на свете, когда им двадцать, когда они свободны, легки и защищены любовью близких.
   Нет, мужчины ее волновали, и сердце время от времени екало, и поджилки тряслись, если рядом оказывался высокий, красивый, умный.
   Она так и думала про них, приглядываясь к очередному: красив ли, умен ли, и, смешно сказать, — понимает ли толк в машинах! Еще было важно, чтобы кавалер умел пользоваться ножом и вилкой, сморкался в платок, а не пальцами в сторону, знал, что «Мастер и Маргарита» это не только кафе на Чистых Прудах, разбирался в политике и искусстве — иначе о чем говорить прикажете?! — чистил зубы перед сном и не приходил на свидание в спортивном костюме.
   Честное слово, если бы Илья пришел на встречу к ней в кургузом ватнике и солдатских кальсонах, Женька бы не заметила!
   Ей было плевать, как он держит вилку и что, отпивая чай, шумно прихлебывает от удовольствия.
   Вернее, нет, ей нравилось на это смотреть. Она просто глаз не могла отвести, вот как нравилось.
   И о политике они не сказали ни слова. И театр с оперой не обсудили. Как же так?!
   Ночью они снова были вместе, и все повторилось, и все было по-новому. И каждый миг, казалось, сердце не выдержит, выскочит из груди и пустится в пляс.
   — Добрый день, Марго, — прощебетал кто-то рядом, — присаживайтесь. Что-то вас долго не было видно.
   — Дела, — отозвался томный голос, — вот совсем себя запустила, пальцы, словно у кухарки.
   Женька дернулась, лак смазался, и маникюрша едва сдержала досадливую гримасу, улыбнувшись понимающе:
   — Ничего, ничего.
   Женя улыбнулась в ответ и скосила глаза в сторону, откуда доносилось воркование томной дамы. Этот голос не спутаешь с другим. Имя опять же. Марго — стало быть Рита. Тоже мне королева!
   Женя разглядела надменный профиль в белокурых кудряшках, яркую обтягивающую блузу и совершенно шикарную грудь, победоносно смотрящую вперед. Крейсер Аврора отдыхает.
   Неужто это действительно она?! И неужто Илья мог позариться на эту хищную красоту, выставляемую напоказ, будто манекен в витрине бутика.
   Болван!
   Тупица!
   Идиот безмозглый!
   Это ты идиотка, сказала бы мама и была бы права.
   Напридумывала черти что, развесила уши, наивная чукотская девушка! А его, между прочим, невеста поджидает готовенькая. Вон тоже маникюрится.
   Интересно, для Ильи старается или просто печется о своем неземном очаровании?
   Женя чувствовала, как затылок потяжелел и пальцы в профессиональных руках онемели. Ах оставьте, не надо ей никакого лака! Ничего не надо! Все равно такой груди у нее никогда не будет, и лоска такого тоже, и белокурых кудрей из ее лохматулек не наделаешь.
   Зачем она приперлась сюда?!
   Илья одобрил идею, вот зачем. Им нужна была передышка, вот зачем. Ему, в конце концов, надо было работать, а ей сидеть дома в окружении все понимающих родственников было невмоготу.
   Ей вдруг стало тошно от банальности происходящего.
   Будущая жена сидит в пяти метрах от любовницы и ничего не подозревает.
   Слово любовница, прогремевшее в собственной голове, обдало Женьку новым приступом отчаяния. Захотелось немедленно выскочить из кресла, умчаться подальше и спрятаться поглубже. Правда, в халате, в который ее закутали, бегать по столице чревато. Милиция и все такое.
   «О чем ты думаешь, балда?! Будто тебя больше всего на свете интересуют сейчас дяди-милионеры, а не тетя, сидящая в соседнем кресле!»
   Может, сделать вид, что ее нет? Ну не было же ее все эти дни. Женька во всяком случае о существовании Риты даже не вспомнила.
   А Илья?!
   Вполне возможно он встречался с ней на бегу. Или они просто поссорились, а тут как раз Женя под руку подвернулась. Именно что, подвернулась.
   — Ну вот и все, — выдохнула девица, в последний раз взмахнув кисточкой, — подождите минутку, пока высохнет лак.
   — Хорошо, — кивнула Женька и решительно поинтересовалась, есть ли здесь бар или что-то вроде того.
   — Конечно! На втором этаже, налево. У нас прекрасный ресторан.

* * *

   Лак, действительно, высох за минуту, чего Женька никак не ожидала. Покосившись на блондинку, она удостоверилась, что та освободится еще не скоро, и с досадой передернулась. Решимость с каждой секундой покидала ее.
   Зря ты это затеяла, сказал бы папа.
   Но быть честной учил ее именно он. Значит, все-таки не зря?!
   — Я подожду тут свою подругу, — объявила Женя маникюрше и принялась независимо листать журналы мод. Картинки расплывались перед глазами.
   И в довершение всех бед вспомнилась Маринка, которая должна была появиться с минуты на минуту. Тогда весь план к чертям собачьим.
   Что же они возятся с ногтями, будто это невиданная драгоценность, требующая достойной огранки!
   Нетерпеливо ерзая и бросая на дверь умоляющие взгляды, словно уговаривая судьбу попридержать Маринку в бассейне, Женька, наконец, услышала долгожданное:
   — Ну вот, Марго, готово! Вы теперь на массаж?
   — Нет, у меня грязевые ванны, — высокомерно ответствовала Рита.
   Женька вся подобралась, следя за ней настороженным взглядом. Блондинка вышла из кабинета, и Женя рванулась следом, уже не раздумывая, чем это может обернуться.
   — Маргарита! — окликнула она. — Добрый день!
   Та медленно развернулась и с недоумением уставилась на Женю.
   — Мы знакомы? — надменно осведомилась она.
   — Я вас знаю, я видела вас в аэропорту… с Ильей, — выпалила Женька.
   — С каким Ильей?
   Хм… У нее что, тысячи женихов-тезок? Фамилию, кстати, Женька не знала. А если бы и знала, то сейчас не вспомнила. В голове царил полный хаос.
   — Ну с Ильей, — глупо произнесла Женя.
   Лицо у блондинки ожесточилось, она смерила ее презрительным взглядом и уточнила:
   — Вы имеете в виду Илюшу Кочеткова? Моего будущего мужа?
   Вот так, получай, малолетка! И не мешайся под ногами!
   Не зря Риту ценили ее работодатели, соображала она мгновенно и реагировала соответственно. Эта чучундра, оболваненная, будто драная кошка, наверняка, новая пассия Кочеткова. Вон как волнуется, аж губы прыгают! Не упускать же возможность насолить противному адвокатишке! Пусть влюбленная дура сойдет с ума окончательно от ревности и хорошенько потреплет нервы Кочеткову из-за несуществующей невесты.
   — Понимаете, несколько дней назад я подвозила Илью, и случайно… так получилось… в общем, я подвернула ногу и…
   Ого! Вот этого Рита никак не ожидала. Значит, это и есть та страдалица, с которой все носились, будто с писаной торбой!
   И что же дальше? Чего девица хочет?
   Вдруг Рита побледнела. Внезапная догадка ошеломила ее.
   — Давайте поднимемся в ресторан, — умоляющим голосом предложила Женька, — там удобней будет разговаривать.
   — О чем, деточка? — холодно поинтересовалась Рита, только многолетний опыт позволил ей сохранить невозмутимость.