Туровская Марина. Элитное подземелье

   – Какие он вещи делает?
   – Наскакивает. Ему до встречи с собачьим богом полграмма осталось, а он наскакивает. Испугал бедняжку.
   Особенного пыла и страсти в пуделе не наблюдалось. Он все так же сидел перед Стервой, и она смотрела ему в глаза. Гипноз.
 
   Сбоку потянуло табачным дымом. Обернувшись, я увидела вчерашнего красавца. А вот и мой гипноз. Взгляда отрывать от него не хотелось. Нос с горбинкой, волнистые светлые длинные волосы до плеч. Парень плавным жестом, пропуская волосы сквозь пальцы, завел пряди назад. В руке с сигаретой у него болтался собачий поводок… Значит, есть надежда еще раз его увидеть.
   Женщина дернула меня за рукав.
   – … Не говорят, кто?
   – Кто?
   – Ну грабитель твой.
   – Не говорят. Документов при нем не было.
   – Не страшно тебе спать-то в квартире после Кати? Душа, она сорок дней на земле еще кружит.
   – Пока не страшно. Я скоро съеду.
   – Куда? – Женщина с тревогой посмотрела на меня. Самые любопытные пенсионерки в мире – это российские пенсионерки.
   – Пока не знаю, куда. Обменяюсь.
   Мне разговор был неинтересен, мне интереснее было смотреть левее. Парень широким жестом бросил сигарету в кусты и пошел прочь. Я готова была идти следом. И уже сделала шаг… но тут Стерва очнулась и ломанулась к подъезду. Крикнув тетке: «До свидания», – я поскакала за собакой.
 
   Стерва отряхнулась и, пока я снимала сапоги, убежала прятаться. Она ненавидела мыть лапы. Я не спеша надела тапочки и пошлепала ее отлавливать. Стерва спряталась за пальму в гостиной и даже зарычала на меня.
   – Иди сюда, Стерва.
   Собака обнажила мелкие зубы и сделала рывок в сторону. Я тоже сделала рывок, Стерва наткнулась на мою руку, оттолкнулась от нее, подпрыгнула и сбила полуметровое плоское керамическое кашпо на стене. Кашпо разломалось на куски. На моей руке остались три кровавые царапины. Стерва забилась под тумбочку, а я развернулась и пошла за веником.
   Ничего себе я взялась за наследство. Вчера столик стеклянный грохнула, сегодня кашпо ручной работы расколотила – так, глядишь, вернусь в прежнее полунищенское состояние.
   Тщательно собрав крупные куски керамики и комья земли, я достала пылесос. Пострадавший плющ необходимо было пересаживать. Например, к пальме.
   Потянув за ветку, я размотала длинное растение и увидела в его корнях плоский полиэтиленовый пакет. Полиэтилен был очень плотный и почти непрозрачный – но евро, они и в Африке евро.

Глава 7
Цветочные евро

   Пакет я распотрошила на кухне зазубренным ножом и от волнения даже не порезалась. Пачка была в банковской упаковке. Значит, здесь десять тысяч евро. Миленький цветочек рос у тети на стене.
   Я передумала пересаживать плющ. Наоборот, застелила пол газетами, подтащила к пальме два пустых пакета и переложила в них землю из керамической кадки. Землю пришлось копать мельхиоровой лопаткой для торта. В кадке ничего лишнего, в смысле денег, не оказалось. Обидно. Пришлось возвратить землю на место и туда же вкопать плющ.
   Та-ак. Что мы теперь имеем? Мы имеем возможность найти в цветах или в иных предметах обстановки пачки полноценных европейских денег. Может, из-за этого Григорий так хочет меня отсюда выселить?.. Но ведь все вещи мне отдавались не глядя. И кашпо это тоже. Нелогично. Так что же, у Кати стены из золота, что ли? Я подошла к стене и подцепила уголок. Под бумагой серел бетон, я постучала по нему, прислушалась. Стена типовая. Уж в этом я понимаю.
   Пройдясь по квартире, я насчитала четверку больших цветов и десять маленьких. Мелкими были кактусы, не считая метрового в объеме монстра, который стоял возле компьютера в гостиной. Его я проверила вторым.
   Ура! В нем тоже был запаянный четырехугольник, но с купюрами по пятьдесят евро. Радость моя была в два раза меньше, но, рассудив здраво, я решила представить самой себе, что первым бы разбила горшок с кактусом, тогда кашпо с плющом доставило бы мне радости в два раза больше. И я порадовалась за себя еще раз, уже полноценно, на общую сумму в пятнадцать тысяч.
   На мои ахреологическо-цветочные раскопки ушел целый час. Стерва смотрела за моими действиями с неослабевающим интересом, все время пыталась помочь копать и теперь походила не на элитную йоркширку, а на половую щетку после генеральной уборки в городском подземном переходе.
   Позвонил папа и взволнованным голосом доложил о неприбытии моих многоуважаемых родителей сегодня в стольный град Москву по причине их с мамой совместного желания произвести опись ценных предметов на унаследованной папой даче. Мне рекомендовалось, дабы не было страшно, пригласить к себе ночевать Милу или любого другого человека, приемлемого для достойного проведения вечернего досуга.
   Вот такая речуга. Она означала, что папа немного выпил, мама жарит картошку на свиных шкварках, а в холодильнике охлаждается водка. Я заверила папу, что всенепременно прислушаюсь к его рекомендациям и нагоню полный дом гостей, а также пожелала им с мамой хорошо провести вечер и помириться. Папа промямлил благодарственные слова.
 
   Мне кажется, что после разъезда с сестрой, когда Катя перестала ежедневно напоминать отцу об измене мамы, он стал чаще у нас бывать. А после смерти Кати, которая, кроме меня, была единственным знающим о мамином загуле человеком, папе стало некого стыдиться, и он опять потянулся к маме.
   Они прожили вместе почти двадцать лет и не надоели друг другу. Мне не надо было об этом рассказывать, достаточно было видеть их по утрам, когда мама потягивалась, одной рукой нащупывала пульт телевизора, а другой тормошила сонного папу, у которого на щеке были видны розовые полоски наполовину от подушки, а наполовину от маминой ночнушки, в которую папа утыкался во сне.
   Наверное, к возрасту «ягодки» моей маме захотелось африканских страстей и дополнительных материальных субсидий, но для любовницы она была слишком властной.
   Мне она не каялась в своих ошибках, не рыдала на плече и у отца прощения не просила. Но иногда, ковыляя ночью в туалет через ее комнату, я слышала, как она плакала. Она не ревела в подушку, она лежала на спине, лицом к потолку, сдерживала вздохи и вытирала слезы со щек.
   Господи, да о чем я думаю! Родители разберутся в своих отношениях в любом случае, а я сегодня нашла клад!
   Не знаю, как реагируют на найденные пятнадцать тысяч миллионеры, я миллионеров мало встречала, практически ни одного, но моя радость перешла в другое качество. В раздумье. Куда денежки потратить? В принципе это не проблема, тут моя мама справится за день, но мне тоже хотелось бы поучаствовать в этом нелегком деле.
   Надо настроиться и понять – чего же мне хочется больше всего? Квартира, машина, дача и тряпки, о которых я мечтала, теперь у меня есть. Чего у меня нет?.. Любимого человека. То есть для «перепиха» может подойти и Леонид, который периодически приходил в гости. Но как любимый человек он восприниматься не может, он много выпивает за вечер и в постели думает только о себе.
   Чего же я хочу еще? Чтобы родители опять поженились! Но этого за деньги не сделаешь. А что можно за деньги? Операцию. Операцию, пятую по счету, на мое многострадальное колено. А на сколько она потянет? Тысяч на двадцать. Что из этого следует? А то, что пора браться за остальные цветочные горшки. Если там есть пачки хотя бы по пять и одному евро, то и это неплохо.
   Я вспомнила вчерашнего раненого парня. Скорее всего, его личность уже установили… Думать о нем было тяжело.
   Взяв жостовский поднос, я пошла в спальню за цветочными горшками.
 
   Естественно, что телефон зазвонил именно тогда, когда я шла обратно с тяжелым подносом, стараясь не упасть. Звонила Мила. Она, понизив голос, начала рассказывать о пользе регулярной половой жизни для женщины. Я с ней согласилась коротким «Ну?», и Мила попросилась сегодня в гости вместе со своим воздыханным Шурочкой.
   Для набивания себе цены я выдержала ее монолог о ценности человеческого общения еще минуту и согласилась принять сегодня в новой квартире не только Милу, но и Шуру. Мила замялась на секунду.
   – А Леонид?
   – Что Леонид?
   – Шурка без него может отказаться.
   – Ну и черт с ним, посидим вдвоем. Мне тебе надо многое рассказать.
   – Настя! В отличие от тебя я не фригидная эгоистка. Я с Шурой трахаться хочу!
   Мила заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих ее дам в консервативной редакции технического издательства.
   Мне стало жалко Милу. Она не могла привезти Шуру к себе домой. Там, как и у нас, тоже были две проходные комнаты, активнейшая Милкина мать и еще пятилетний сын Милы, Вовочка.
   – Ладно, часам к семи подгребай со всей своей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол – как новоселье и как поминки по моей любимой Кате.
   – Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!
 
   Пока я не поступила, с подачи Кати, в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России – это моя мамочка. Но после посещения квартиры Милы поняла, как ошибалась.
   При обсуждении качества купленного сегодня мяса Милина мама, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели.
   Мила тоже не особо сдерживалась при изложении своих мыслей. Иногда ей удавалось говорить тихо, происходило это на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.
   Она говорила уверенно, рубила рукой воздух и потряхивала головой с пушистыми волосами. Перебивающих вопросов преподавателя она просто не слышала и излагала выученный, а иногда даже и понятый, материал до конца. Не справляясь со звуковым напором, гудели оконные стекла и дрожали входные двери.
   Одногруппникам не приходилось переспрашивать, на какой вопрос ей пришлось отвечать – не услышать ее ответ могли только прохожие на другой стороне улицы. Остановить Милу можно было, только придвинув к ней зачетку с вожделенной четверкой. При тройке Мила впадала в праведный гнев и тихо орала, чтобы ей задали дополнительный вопрос. Опытные преподаватели при ее ответе выходили в коридор покурить.
   При таких качествах в ней должно было быть не меньше центнера веса, как в мамочке, но Мила весила от силы пятьдесят килограммов, в чем я ей искренне завидовала.
 
   Я перенесла в ванную остальные цветочные горшки и выстроила их на дне треугольной джакузи. Цветы стояли зеленым теплым оазисом на газетном островке внутри бледно-салатовой ванны.
   Это была самая необычная азартная игра, почище любой рулетки. Я конвейерным способом опрокидывала землю из горшков, в горку земли запускала пальцы и разминала комки почвы, стараясь нащупать инородный предмет.
   В корнях третьего растения, «рогатого» кактуса, была еще одна пачка по пятьдесят евро. Я наспех вскрыла пачку, убедилась, что банковская упаковка не повреждена, а значит, здесь сто купюр, отложила деньги на стиральную машину и осторожно принялась за следующие горшки. Но они оказались пустыми.
   В чувство меня привел звон настенных часов. Блин, половина седьмого! Я метнулась в ванную и быстро утрамбовала землю и цветы обратно по горшкам.
   Расставив цветы по старым местам, я тщательно вымыла ванну, подкрасилась, надела серебристые брюки, а сверху китайский голубой шелковый халат с вышитыми на спине тростниками и хижинами с загнутыми крышами. Скрепила его на груди огромной серебряной брошью. Груди полукружьями вываливались из тесного халата. Вот я какая была! О-го-го!

Глава 8
Вечерний тусняк

   Мила и ребята приехали в половине восьмого. Шура протянул мне тортик размером с детский кубик. Леонид держал в руке что-то вроде цветка. В пластмассовый цветочный стакан был втиснут огрызок традесканции. Такими «подарками» по десять рублей штука торгуют старушки у метро.
   Пока я рассматривала цветок, мои гости замерли на пороге, и рты их открылись до неприличия. Стоять в шелке при открытой входной двери было холодно, и я втащила гостей в прихожую.
   – Настька, обалдеть, как выглядишь! – Мила это сказала вполголоса, но спящая в кресле Стерва вздрогнула и с испугу тявкнула на вошедших.
   – Ой, какая красотуля!
   На ходу скинув куртку, Мила стала ловить Стерву, но та привыкла к тишине в доме и сбежала в спальню.
   Шура и Леонид, непривычно пришибленные, чинно разделись и, почему-то поклонившись мне, вошли в гостиную.
   Расставить по местам цветы я успела, а вот накрыть стол – нет.
   – Мила, у меня два важных дела случайно образовались, со столом пока не получилось, – сообщила я. – Но я предлагаю такой вариант. Вы разбираетесь с гарниром и сервировкой, а я быстро иду в магазин, он в соседнем доме.
   Шура и Леонид синхронно и согласно закивали, Мила с незакрывшимся ртом разглядывала обстановку.
   – Твою мать, Настька! Зашибись, какая квартира.
   Это Мила сказала очень тихо, а мне на секунду показалось, что в ее голосе появилась обида, а в глазах – и черная искра зависти.
   – Да, Милочка, квартира хорошая, но придется менять, – устало вздохнула я. – У меня трудности, все не так радужно, как выглядит: вон, видишь, кровь до сих пор не могу до конца оттереть. Но давай об этом потом.
   Мила, повеселевшая при слове «трудности», поцеловала меня в щеку.
   – Ладно, беги, Настюша, беги, а то мужики обидятся, мы же после работы, голодные. У метро от сосисок в тесте отказались, берегли животы для застолья.
 
   Я надела плащ на халат. В сбербанке поменяла сто евро и впервые прошлась по супермаркету, ни в чем себе не отказывая. Конечно, я не стала покупать икру и французское шампанское, но нарезанную колбасу двух сортов, французский сыр и киевских котлет прикупила. Еще набрала пива на опохмелье, пяток различных соусов, конфет и фруктов.
   Из прихожей я сразу, не раздеваясь, прошла в гостиную. Как я и ожидала, Мила приготовила картофельное пюре и нарезала овощей для салата, а два приятеля сидели за столом, смотрели телевизор и активно потребляли мартини с водкой. Поставив тяжелые пакеты у ног ребят, я постучала вилкой по хрустальному бокалу.
   – Господа! Приказываю строем и рысью направиться на кухню и подготовить закуски. О спиртном, пока мы все не сядем за стол, забыть. Приказ понят?
   Шура среагировал первым, вскочил и вытянулся во фрунт:
   – Есть, таарищ енерал.
   Леонид тоже выбрался из-за стола, но не так молодцевато. Подхватив пакеты, ребята промаршировали на кухню.
   Мила, удивленная моим громким голосом (я повышаю голос крайне редко), проводила ошарашенным взглядом марширующих Леонида и Шуру. Мила потянулась идти за ними, но я зашипела: «Они сами», – и поманила ее за собой.
   Стерва, вышедшая из спальни, неспешно направилась в сторону кухни. Новые люди в квартире, по ее личным наблюдениям, на первых порах заигрывали с ней. Наивная собака! Давно замечено, что мужчины отдают вкусные куски домашним животным только в присутствии женщин.
   Мы прошли через большую комнату, и я открыла дверь лоджии. Мила начала и здесь охать от восхищения, рассматривая стены, отделанные резным деревом, но я ее охолонила: