— Эй, что ты там, заснул?
   — Сейчас, сейчас, я вам не блоха, чтобы скакать…
   Итак, господин Шерман почему-то не смог спасти свою дочь и решил погибнуть. Неужели, он пожмотился на выкуп? Или он хотел быть правильным и понадеялся на постсоветских шерлок-холмсов? В свою очередь, шерлок-холмсы его не поняли. И вместо того, чтобы шевелиться, сели ждать, пока «жирный кот» выплатит энную сумму и проблема рассосется сама собой.
   Страдания господина Шермана, на первый взгляд, казалось, были далеки от господина Шрагина. Сережа не виделся со своим папаней с момента собственного зачатия. Сережины пальцы бессмысленно было посылать папе, ввиду отсутствия получателя. Полупарализованный поэт Кривоходько, которого его мама некоторое время выдвигала на роль отца, давно спился и не мог отличить пальца от сосиски, а сосиски от пиписки. Не было речи и о том, чтобы кто-то похитил Сережиного сынка Вовку в деревне Носопаткино. Вовка любым киднепперам таких бздей накидает, что они после этого смогут разве ботинки ему лизать в лежачем положении. Но с другой стороны лишь одно воспоминание хранилось в почти-живом и ярко-цветном виде в памяти Шрагина.
   … Руки-клещи прижимают его щекой к какой-то склизской доске, прямо перед глазом шевелит усиками, будто силилась пообщаться глянцевая жужелица. Там за жужелицей, виднеется его кисть, лежащая на той же доске. Один «дедушка»-сержант держит ее запястье, другой зажимает его шею под мышкой, третий подносит штык-нож к его пальцам. Кисть кажется жужелице огромной горой типа того самого Эвереста, но в руке первого «деда» она выглядит чем-то незначительным вроде зубной щетки. Потом лезвие кидается вниз. Боль возникает как будто с другой стороны тела, а потом шквалом кидается к руке…
   Шрагин нарочито медленно выбирался из машины, мучаясь от крайне неприятного ощущения — как будто что-то натягивается в его голове и хочет оборваться.
   Эту девочку никто никогда не спасет. В грязной и холодной яме инфекция обеспечена. Сепсис, гангрена. Вспышка огня в маленьком тельце, засохшие губы, а потом тепло уходит навсегда. Это ощущение было сейчас на его ладони…
   Девочку никто никогда не спасет, кроме. Три года назад он встретил в электричке господина Шермана и его дочку, тогда еще Андрей Арьевич еще ездил на общественном транспорте загаженного вида. Сергей знал его по Одессе, если точнее по школе, слегка так, потому что Андрей был младше на несколько лет. Шермана было не трудно узнать, низенький, кругленький, рыжеватые кудряшки, как был карапуз с виду, так и остался. А вот сам Шерман долго таращил свой и без того лупоглазый зрительный аппарат, пытаясь распознать неожиданного собеседника.
   В итоге, не только распознал, но и взял Сергея в свою фирму. А девочку звали Аня. В электричке она почти все время молчала, но подарила ему гриб на прощание…
   Шрагин почувствовал поворот, за которым его ждет Виртуэлла, сейчас маленькая и печальная. Она была похожа на украденную Аню Шерман и на соседскую девчонку, которая тридцать лет назад таскала ему сладости из буфета своего папы — полковника КГБ. Виртуэлла просила о помощи слабым прерывающимся из-за каких-то помех голосом. И он не мог прогнать ее, хотя она была явным призраком его нездоровья. Еще он увидел картинку. Спасенный ребенок разместился на одной его руке, в другой — временно опущенный меч, на голове пилотка, с монументальных плеч спадает плащ-палатка. Он только что грохнул этим самым мечом всех негодяев-похитителей, лихо выверчивая восьмерки самурайским лезвием.
   Шрагин не стал думать, что пригрезилось ему новое издание памятника русскому солдату-освободителю в берлинском Трептов-парке, разве что меч позаимствован у мастеров кэндо.
   Как сигнальная ракета вспыхнула и осветила все вокруг простая мысль: еще мгновение и поворот исчезнет.
   Но я не могу действовать, Виртуэлла, пожаловался он, я привык оперировать абстракциями: типами и интерфейсами. А не кулаками или ногами.
   Ну и оперируй своими кулаками и ногами, также как и своими абстракциями, посоветовала Виртуэлла.
   Это была интересная идея. А также больше чем идея.
   Наружнее пространство стало медленным, холодным и плоским. Внутреннее пространство осталось теплым и в нем находился виртуальный Шрагин — маленький подпрограммист, быстрый и решительный. Подпрограммист как будто застрочил от бедра из прототипинг-сканера, который быстро пропесочил примыкающую действительность, угадывая имена и свойства объектов. Подпрограммист как будто запустил объектный сшиватель и тот соединил нужные вещи эластичные нитями будущих событий.
   Эта эластика и вытолкнула Шрагина, как тело, из точки покоя.
   Он дважды хряпнул санитара, сперва головой в живот, где как будто пробил ей заслонку из мышц, а потом коленом в челюсть — до хруста.
   Он, почти не чувствуя веса, устремился прочь от приемного покоя института имени Бехтерева.
   Он обнаружил, что водитель с физиономией, выражающей ярость, догоняет его. Резкая остановка с подкатом помогли оторвать преследователя от поверхности Земли, а затем припечатать к асфальту. Выражение ярости у водителя сменилось выражением плаксивого недоумения…
   Снизу по пандусу въезжал легковой автомобиль. Сейчас или никогда. Шрагин запрыгнул на бампер легковушки, пробежался по капоту, крыше и… приземлился за багажником. Ну надо же. Все так просто — словно в компьютьерной игре, на уровне для «начинающих».
   Несколько секунд Шрагин потратил на то, чтобы признать свой успех и вычислить новое направление для своего тела. Тело рванулось к воротам для въезда автотранспорта. Створки ворот уже закрывались, движимые электромеханизмом. Сзади вздымался на ноги могучий санитар. Отрывался от асфальта и озлобленный шофер с красной соплей под носом.
   Ворота сжали Шрагина, но не успели раздавить. Куда теперь? Остановка троллейбуса направо или налево? Кажется по этой дорожке налево. Все, бежать больше невмочь. Собственно, прибежал уже.
   Надо ждать и молиться троллейбусным богам. А на рубашке еще несколько кровавых клякс добавилось. И в стекле отражается мелкий злодей, поревшивший собутыльника на бытовой почве. Именно на таких милиция выполняет все свои планы.
   Но разве он мелкий злодей? Чего уж тут мелкого? Впервые его виртуальная мощь вырвалась наружу, хотя могла просидеть внутри вплоть до более-менее естественной кончины. Впервые он покрыл себя невиртуальной славой.
   Внутри забурлил суп из разных чувств: страх с виной, с гордостью и удовлетворением, все это было поперчено первобытным ужасом.
   Полностью растерявшийся Шрагин бросился в кусты за трансформаторной будкой и попытался проанализировать.
   Что это было? Амок какой-то. Вернее, подпрограммист какой-то, который шпарил словно на психопрограммной консоли, вбивая команду за командой в его тело.
   А мозги — нет, это не были его обычные мозги, в которых мечутся и не находят выхода мысли. На месте мозгов был компьютер, Диспетчер Времени, Прототипинг-Сканер, Сшиватель Объектов. Был проведено грамотное вычленение типов, конкретизированы объекты и запущена цепочка событий. Этот самый подпрограммист как будто создал новый психоинтерфейс, который смог реализоваться в окружающем пространстве с помощью функций УдаритьВМорду() и СделатьНоги(). На нейроканалах был реализован другой психоинтерфейс, он стал коннектором, ускоряющим восприятие и реакцию.
   И в результате, тело из инертной массы, плывущей как говно по течению, стало инструментом, объектом управления!
   Но что дальше? Дать в морду и сделать ноги может каждый балбес без всякого подпрограммирования. Сейчас ему уже нужна стратегия, а стратегии срочно требуются информационные ресурсы.
   Шрагин стал лихорадочно перелистывать свою память в поисках чего-либо полезного.
   Девочка Аня подарила ему гриб и сказала: «Ну ты мне тоже подаришь наверное. Когда соберешь.»
   Как собрать информацию? Ее либо покупают, как делают это репортеры, либо выбивают кулаками, как герои Спиллейна, добывают с помощью стукачей и прочих свистунов, наружних и внутренних, как органы государственной безопасности, иногда высасывают из пальца, употребляя всякие там индукции и дедукции, как Шерлок Холмс.
   Некоторую роль играют счастливые случайности, подсматривания, подглядывания, переодевания, порой мистика в виде блуждающих отцов Гамлета, очень часто секс, неодолимая сила спаривания. Наглость и связи — это тоже очень в жилу. Как будто ничего такого у него нет. Не было и не будет…
   Шрагин осторожно выглянул из кустов, а потом вскочил в подошедший троллейбус.
   В троллейбусе ехали простые незамысловатые люди, не способные к каким-либо поступкам: пенсионерки, работяги средней степени трезвости, учителя и прочие бюджетники.
   Достаточно было одного взгляда на них и Шрагина пронзило раскаяние, физически ощутимое почти как шило. ОН ВЛЯПАЛСЯ, вляпался. Он, который всегда был телом из законов Ньютона, находящимся в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения, вплоть до столкновения с другим телом. Он, у которого даже простые слова заперты в горле, как узники в Шильонском замке, вдруг стал действовать в Реале с той же простотой, словно это был компьютерный мирок. Но в Реале нет отката, и нет перезагрузки. Он делал людям больно без всякого сопереживания, он наносил им телесные повреждения, как будто они были сделаны из кирпичей и досок. Он…
   Надолго ли эта легкость? Повториться ли это еще хоть раз? Скорее всего нет. Тогда может вернуться в Бехтеревку со склоненной головой? Получить пару раз по опущенной долу шее, проваландаться в психушке месячишко, нет, наверное, уже два, но зато не знать никаких проблем. Там, говорят, кормежка сейчас типа хватает и даже остается — мэр ведь по молодости тоже в Бехтеревке от призыва косил, вот и нарастил после своего избрания суточное довольствие. Так что сытно там, еще и библиотека имеется. Мопассан идет под бром не хуже, чем Тургенев. «Мисюсь, где ты? И где это я, медсестра?» Правда Гоголь в сочетании с пимозидом вызывает стойкую импотенцию. «Поднимите мне веки. Опустите мне штаны.»
   Но самое главное — не будет ни тебе не искуса не соблазна во что-то вмешаться. Накушался амитриптилина с циклодолом и тихо радуйся наличию жизни на Земле с улыбкой на губе…
   И вдруг случилось переключение. Шрагин даже услышал треск, какой бывает в его компьютере при нажатии кнопки «турбо». Мысль его стала быстрее и горячее, мир вокруг медленнее, холоднее, доступнее для восприятия. Есть просто ситуация, набор взаимосвязанных объектов. Так же, как всегда и везде, ищут своего воплощения в нашем мире абстрактные типажи Вожака и Прислужника, реализуются интерфейсы Хищничества и Паразитизма. И это можно описать в сценарии.
   Но сперва надо выяснить поточнее, чем занимался господин Шерман в последнее время, кому он там мог наступить на ногу, почему похищение Ани совпало во времени со скандалом по поводу этого самого патоцида. Учитывая потенциал г-на Шермана тот, кто решил на него обидеться, должен быть крупным хищником, а если не крупным, то подлым.
   Шрагин выскочил из троллейбуса на ближайшей остановке и зашел в телефонную будку. Вытащил из одного кармана штанов давно израсходованную карточку Ростелекома, из другого — сканер чип-карт, размером не больше шоколадки. И вдохнул в пластиковый труп жизни на десять минут разговора.
   Соединимся-ка теперь с начальником программистов в головной фирме, с Дениской Протасовым, и будем изображать начальника родного отдела, Валю Полубянского. Придется Валентина слегка подставить, ничего, переживет. Ему за Валю тоже переживать приходилось. Но прежде чем набрать номер, стоит немного потренироваться.
   «А подать сюда Дениса Петровича.» Немножко сжать губы и как бы продудеть. Так уже лучше. Ты теперь не Шрагин. Ты преобразован в Полубянского. Это не так сложно быть Полубянским. Думай как он, чеши голову как он, бубни как он.
   «Денис Петрович, вы — полное говно».
   Надо чуть гнусавее, с легким подвыванием в конце. Кажется, ничего уже получается.
   Осмелевшая рука забегала по кнопкам набора номера.
   — А кто его спрашивает? — спросила цепная женщина на том конце провода.
   Ну, кто, кто, язва ты этакая? Неужели не узнаешь?
   — По-лу-бя-я-нский.
   Вот так вот Валя произносит свою фамилию, по слогам, с блеянием. У него тоже, наверное, не все дома.
   — Сейчас соединю, Валентин Андреевич.
   И главное не ошибиться в такте речи.
   — Денис Петрович, я тебе человека пришлю.
   — Зачем? — отозвался собеседник. Ура, Денис Петрович купился, не заподозрил подвоха!
   — Я его сейчас на сетевые программы сажаю, можно там у вас образцы посмотреть?
   — Какие сетевые? — спросил без особого интереса собеседник.. Судя по тону было заметно, что Полубянский во внутреннем пространстве «Шерман-Слободы» не слишком котируется.
   — Электронные платежи в режиме реального времени.
   — Какого человека?
   — Да, Сережу Шрагина.
   — Ну, разве ж это человек?
   Ладно перетерпим ради дела.
   — Все мы когда-то были людьми, Денис Петрович. Но эволюция идет дальше.
   Ага, выскочила шуточка в стиле Полубянского.
   — Ладно, присылай этого машинный разум в режиме реального времени. Знаю, что он у вас до сих пор в экспертах числится.
   — Не забудьте, битте-плиз, пропуск ему на проходную подкинуть.
   Шрагин поспешил повесить трубку, чтобы заряд у карточки не кончился вдруг и не случилось бы неловкого обрыва связи.
   Перевел дух. Оценил происшедшее. Кажется, получилось.
   Разговор получился, а вот с внешним видом проблема. Внешний вид не столько для делового визита, сколько для очереди за разливным пивом.
   И все-таки сейчас поехать домой — это что-то упустить. А то и просто попасть в очередную засаду, которую подготовила соседка. По умению впиваться в плоть и жевать жертву она не уступит даже питбулю. Да что там питбуль, он может к ней в ученики пойти и принести свои челюсти в подарок.
4. Деловой визит
   Господин Шерман не бросал денег зря на ветер. Никаких там общих попоек и свального греха за фирменный счет. Однако на свою штаб-квартиру, на головную фирму «Шерман-Слобода» он потратился. Ведь такие вещи имеют свою цену в мире финансовых акул и китов большого бизнеса.
   Стеклянно-стальная призма была своего рода колпаком для внутреннего строения, исполненному словно из мятой серебристой фольги. Именовалось это дюссельдорфским стилем. И проходная уже была не той деревянной будкой, прижатой к дверям, как это водилось на Руси, а скорее напоминала кафедру католического епископа, на которой возвышалось только далекое призменное небо.
   — Вы — Шрагин? — спросила элегантная привратница, неподалеку от которой располагался вооруженный вохровец. Нет, уже не вохровец, а офицер внутренней Службы Безопасности.
   Сереже хотелось сказать, что он кто-то другой, еще неведомый избранник, но пришлось согласиться с милой женщиной. Дама просканировала его взглядом и ее лицо отразило непонимание — как можно в мир деловых костюмов явиться в таком противном виде.
   — Да не принимайте мой вид всерьез. Я — эксперт из «Мелкософта», у нас в ходу розыгрыши и похлеще.
   Ключик подошел — компьютерные эксперты всем известны как завзятые чудаки, могут вдруг запеть фальцетом или снять носки — и дама распахнулась как дверь.
   — Ой, как интересно. А в следующий раз вы как оденетесь?
   — Как тот парень, который самый первый на Земле появился. И которому один змий заказал взломать сервер под названием «древо познания».
   Дама да и вохровец проводили его умильными взорами, но прежде выдали пропуск, не бумажку с каракулями, а смарт-карту с микрочипом. В полупостоянной памяти чипа записано, какими лифтами можешь пользоваться и на каких этажах можно выходить. Суешь карточку в прорезь считывателя и называешь номер этажа — лифт все остальное сделает сам. Если точнее, сегодня разрешено выйти только на этаже, где находится отдел сетевых разработок, где строгий Денис Петрович Протасов начальником. А если сделать финт ушами? Только бы не подвел карточный сканер, висящий у него на груди…
   Пошастал Шрагин по зданию и в каком-то незапертом и пустом кабинете нашел то, что нужно. Пиджак. Некто сильно расслабился и потерял бдительность, уверовав во всемогущество технических систем. Что поделаешь, друг, пиджак у нас получается один на двоих и сейчас он мне нужнее, пусть даже рукава длинноваты. И вообще сидит пиджачок как на чучеле огородном. Пот по спине, по жилам растекается адреналин — первый раз в жизни он взял чужое. Но сейчас у его телесной оболочки было разрешение делать плохое…
   Сетевой отдел встретил Шрагина колючими взглядами, они легко проходили сквозь стекло переборок, рассекающих огромный зал на множество рабочих клетушек. Переборочки были низенькими, а потолок высоченным, льющим золотистый свет, подобно иконописным небесам. По виду это напоминало улей, по характеру излучения из глаз — гамма-лучи. Лучи хорошо считывались и выдавали сокровенные мысли сидящих в отделе: «Ты же псих, парень…»
   Шрагину так хотелось немедленно выйти, исчезнуть отсюда, но он сосредоточился и ответил им мысленно «Я не псих, я просто не такой как все.» И тогда на месте сотрудников отдела Шрагин увидел просто набор узкофункциональных элементов, вписанных в клеточки рабочего пространства. Насекомые какие-то. Их мнение его больше не интересует.
   — Ага, очередное стихийное бедствие. — сказал господин Протасов, «смотря спиной», потом высокое кресло обернулось, но начальника в нем уже не было…
   Начальник уже стоял у Шрагина за спиной — судя по быстрым, почти невидимым движениям, типичный тиранозавр в галстуке.
   «Этот ящер далеко пойдет.-подумал Шрагин. — Может, даже и на освободившееся место Шермана.»
   — Товарищ… извините, забыл и ваше имя, и фамилию, и отчество, и род деятельности, уточните, пожалуйста, что вы тут хотите. — голос Протасова был негромким, но холодным, противным, с шипящими тонами.
   — Хочу с вами обмениваться сигналами при помощи радиотелескопа — мы же братья по разуму.
   Денис Петрович зевнул, показывая полное пренебрежение к шуткам Шрагина.
   — Давайте по существу, уважаемый.
   Шрагин выдал небольшую заготовку — насчет того, что его отдел тоже переходит на систему электронных платежей, а у великого и ужасного Дениса Петровича по этой теме все схвачено, в том числе и банковские счета клиентов. Так что наши транзакции пойдут через вашу систему аутентификации и верификации с помощью «объектного посредника». А чтобы «посредник» не заглючил, неплохо бы и с вашими сетевыми компонентами разобраться: какие там интерфейсы, сервисы, имена, адреса и тому подобное барахло…
   Сережа понял, что переборщил, зайдя куда дальше пожеланий самого себя в образе Вали Полубянского, и остановился в смущении. Вдруг как начнет сейчас Денис Петрович названивать реальному Валентину Андреевичу, требуя уточнений. И как будто даже потянулся тиран местного значения к черному телефончику, больше напоминающему дорогую зажигалку, но ограничился кратким распоряжением ближайшему подчиненному:
   — Дайте этому… посмотреть. Но только то, чем мы уже сами не пользуемся.
   И перестал обращать какое-либо внимание на посетителя. Все-таки тиранозавр — крупный хищник и непрестижно ему на мелочь пузатую свое время расходовать, так что копошись пока и не морочь мне задницу.
   А ведь три года назад, будучи еще зеленым эмбрионом в цифровом мире, списывал Денис Протасов без зазрения своей совести программы у Сергея Сергеевича.
   У Шрагина было много учеников, которые забыли о времени ученичества. Он был компьютерным профи, когда многие из них, фигурально выражаясь, еще ссали в штаны…
   Четыре года назад он ушел из команды Сарьяна и опять представлял собой абсолютную развалину.
   Сарьян, хоть и обиделся, но устроил его напоследок в немецкую фирму. Однако не срослось. Шрагин угодил там в двойной вакуум высокой плотности. Немцы оказались жлобами, по сравнению с которыми жители Воронежа и Красноперекопска выглядели тонкими чуткими людьми. Каждый немец внушал герру Шрагину, что такое Disziplin и Ordnungnote 6, а затем шел отдыхать и его сменял другой немец.
   Работа на отечественную «Малину Софт» кончилась побитым глазом и финансовым кризисом. Это не господину Шрагину должны были заплатить причитающуюся зарплату, а напротив Серега Шрагин остался сильно должен пахану. Есть от чего шизануться.
   Второй срок в психушке, теперь уже на Пряжке — три месяца. В историю болезни занесена помимо маниакально-депрессивного психоза еще и какая-то форма шизофрении.
   После возвращения Шрагин обнаружил в своей квартире новый объект с неизвестными еще свойствами — Зинаиду Васильевну, которую город прописал на пустующей жилплощади.
   Казавшаяся милой женщина сказала, что за ним приходили бандиты из какой-то «софтовой малины», но она их отвадила. Зинаида первый и последний раз пошутила, посгибав крепкий указательный палец на воображаемом спусковом крючке. Может, и в самом деле отвадила, по-крайней мере люди с прежней работы ему больше не попадались.
   Ну, а бывший карапуз Андрюшка взял Шрагина к себе в фирму. Сергей натаскивал молодых программистов, валом валивших в растущую как сыроежка после дождя «Шерман-Слободу». Его уважали как классика, в нем видели заместителя вождя по компьютерным вопросам. Но через год активной деятельности у него вдруг опять случился вывих. Наверное потому что он продолжал думать только о программных языках господа Бога, он пытался создавать их, если даже не на компьютере, то в своей голове.
   А новую службу, он так или иначе воспринимал как помеху, как гибель отпущенного ему времени, как преграду между ним и вечностью. Вот пробки и перегорели. Однажды молодые программисты увидели своего наставника, танцующего в коридоре с невидимой виртуальной музой, и вызвали врача…
   С музой Шрагин общался на тему генерации объектов в программном языке «Арарат». Общался не во грехе, почти без ощущений, если не считая сладкой вибрации в позвоночнике, почти без звуков, если не брать в расчет контрольные сигналы, с минимумом образов — только неяркая графика. Тут царило слово, знак, смысл, программный код. В интеллектуальном объятии они порождали рои самопознающих объектов и самореализующихся интерфейсов. Ради этого танца — длился тот минут пять, не больше — Шрагин был готов на все, не то, что потерять работу.
   Многое из достижений этого танца он забыл, многое невозможно было выразить ни на одном из человеческих языков, многое было осуществимо не ранее через сто лет, остальное осталось невостребованным современникам…
   Позднее Шрагин присвоил музе облик и имя красотки из одной компьютерной игры. Глаза-тарелки, рот-пуговка, ноги-стрелы. Виртуэлла — звучит не слишком-то оригинально. Поэтому, Эллой он называл ее тоже. И системной хранительницей. И внешность ей со временем подправил. В ней появилась что-то от соседской девочки, которая тридцать лет назад играла с маленьким золотушным Сережой Шрагиным и даже подкармливала его конфетами, которые назывались, кажется, «Мишка на сервере». Но, когда Шрагин узнал, что нынче соседская девочка представляет собой малосимпатичную особу, занимающуюся финансовыми махинациями, Элла стала больше напоминать одну сотрудницу, если точнее секретаршу Шермана…
   Третья психушка, имени Бехтерева, на удивление слабо пропечаталась в его памяти.
   «В медицине столько науки, сколько в ней скальпеля», — любил повторять его лечащий врач. Немного странные слова для психиатра. А еще он говорил, что нейрохирурги — это смежники психиатров. Да, айболит был повернут на оперативное вмешательство. У пациента болела голова, виски, и его повезли на обследование в нейрохирургический центр — может, опухоль мозговая найдется, профессиональная болезнь программистов. Там, после обследования и осмотра всяких пил и сверл, Сереже стало плохо, обморок случился. Очнулся с повязкой на голове, небольшой шрамик так и остался около левого глаза. Как будто шандарахнулся обо что-то острое.
   Вокруг глаза располагается куча небольших косточек, решетчатая, слезная, клиновидная, скуловая. Шрамик был как раз в районе решетчатой…
   После лечения Шрагин, конечно, стал стесняться Виртуэллы, как воплощенного безумия. Но все равно она приходила к нему, когда было совсем плохо.
   Вернувшись на службу, господин Шрагин нашел свою репутацию сильно изменившейся. Теперь у него была репутация не задумчивого гуру, а почти болвана. И не без основания, как самокритично признавал он. Глубокие мысли о сущности программирования нередко сменялись на не менее глубокомысленные раздумия, о том как сварить холостяцкий суп и как не хочется стирать носки…
   По идее, в соответствии с духом времени, его должны были выкинуть вон, это только при советской власти псих мог быть передовиком производства и даже руководителем страны…
   Однако худшего не случилось. Шерман оставил его, но сослал его от глаз подальше, в полудохлую дочернюю фирму, в отдел-отстойник под начало бесхребетного Вали Полубянского, на «диетическую» зарплату.
   Но остальные более успешные карьеристы не забыли Сергея Сергеевича, и павший авторитет теперь вызывал не уважение, а наглость и глумление.
   Как сейчас понимал Сережа, господин Шерман жалел людей, поэтому старался ими не интересоваться и кадровые вопросы не решать. Оттого у него были отстойники для жалких личностей и куча разрезвившихся наглых карьеристов, которые бросались грызть Шрагина при первой же возможности.