Она была решающей только условно, несмотря на все ожесточение, с которым велась. Ведь уже 14 мая союзники сначала выбили японцев с гор вокруг Кохимы. Они отошли по дороге и горным тропам на плоскогорье у Импхала, и именно там состоялась настоящая решающая битва, в которой понесшие большие потери, голодные и страдающие от плохого снабжения агрессоры были окончательно разбиты.
   Младший капрал Томлин, как изгнанные из-под Кохимы японцы сделали небезопасной район Импхала. За ними начали охоту танки, когда они появлялись группами. Тем не менее, они все время просачивались и закреплялись на плоскогорье. Многие только выкапывали себе яму, чтобы упасть туда и умереть от истощения. Но другие стреляли, пока хватало патронов.
   Понадобилось две недели, чтобы убить или изгнать последних разрозненных японцев. Целые подразделения совершили групповое самоубийство. Офицеры вспарывали себе животы мечом, совершая ритуал "сеппуку", простые солдаты выдергивали чеку из последней гранаты и ложились на нее.
   У Крау, ставшего настоящим специалистом по использованию "базуки", не было много работы: у японцев почти не осталось танков. Нугунг за эти две недели собрал так много японских мечей, что вполне мог бы открыть целую лавку. Когда ему надоело тащить их все с собой, он их раздаривал. Девочек, за услуги которых он хотел бы расплачиваться таким товаром, в этой местности не было. союзники до начала боев эвакуировали большинство гражданских лиц.
   Генералу Мутагучи пришлось признать, что его войска, отправившиеся в поход для завоевания Дели, самые сильные в Бирме, везде либо перешли к обороне, либо отступали. Голодные, оборванные, часто вооруженные лишь мачете, дрожащие от лихорадки и без уверенности в победе, они воевали теперь только ради выживания.
   В Укхруле, между дорогой Импхал - Кохима и Чиндуином, им снова удалось закрепиться. Прошло некоторое время, прежде чем союзники их окончательно окружили. Пришлось доставить войска из Импхала. Части индийской горной артиллерии перевезли на мулах 100-мм гаубицы в разобранном виде через полдюжины горных цепей и установили их на позициях над Укхрулом.
   Снова начался муссон с грязью, злыми москитами и гнусными пиявками, падавшими на солдат сверху из крон деревьев и сосавших их кровь. И снова в этой колонне шагал младший капрал Эрик Томлин и рядом с ним гурка Нугунг. Только теперь это было не отступление, а движение на юг. От Укхрула, где подразделения 17-й дивизии до середины июля крушили остатки японского сопротивления, по направлению к бирманской границе, на Чиндуин.
   Они пробирались через туман, окутывавший землю как ватой, превращавший звуки во что-то невероятное, а соседа по колонне - в привидение. Внезапно прозвучали выстрелы. Томлин бросился с дороги в высокую слоновью траву. Он и так промок до костей и уже много дней лишь механически переставлял ноги, шагал, стрелял, жевал мясо из консервных банок - как заводная кукла. Но автоматическими его движения сделала не слабость, а вечно одинаковые усилия, однообразие грязи, влажности и тумана. Это сработал механизм защиты от перенапряжения, о котором вряд ли что-то знал кто-то из солдат.
   Томлин мечтал о солнечной равнине с сухой травой, в которой поют цикады, а если уж о войне, то с молниями разрывов и с грохотом, непохожим на удар по барабану с плохо натянутой кожей
   - Он сидит там вверху, - услышал он крик гурки, идущего с другой стороны тропы. Томлин осторожно поднял голову. А японец сделал ошибку, выстрелив снова. И он попал в маленького Крау, не успевшего спрятаться, потому что ему помешал длинный ствол "базуки". Но в этот раз Томлин заметил, откуда был выстрел и смог рассчитать, где именно спрятался японец. Медленно он перевел свой "стен" на одиночный огонь, прицелился, чуть высунулся из укрытия и нажал на спуск.
   Японец упал на землю как зрелый плод. Нугунг оказался рядом с ним еще до того, как Томлин нагнулся к Крау и увидел, что тот мертв.
   Они похоронили его на обочине тропы. Один солдат, хорошо знавший Библию, прочел молитву. Потом они двинулись дальше. Нугунг ругался:
   - У этих типов даже нет веревки, чтобы привязать себя к дереву, но они не сдаются. Смерть Крау тяжело подействовала на него.
   Томлин посмотрел на молодого стрелка, который со своего дерева мог бы справиться со всей 17-й дивизией: молодого, исхудавшего парня в лохмотьях, которые когда-то раньше были униформой цвета хаки. Без бороды. Винтовка проржавела. Они оставили его лежать до прибытия похоронной команды. Крау был одним из своих, ему отдали последние почести и его не забудут. Японцами занималась похоронная команда - еще один в длинном списке.
   Томлин и его люди двигались вперед. Приказ гласил - никаких остановок до самого Чиндуина. Верховное командование союзников не ошиблось: отправившись на штурм Импхала, 15-я и 31-я японские дивизии подписали себе смертный приговор. Под Импхалом погибло около 50 тысяч японцев. Кто выжил, был деморализован и удивлялся уже тому, что солдаты союзников, которых японские офицеры представляли им как загнивающие продукты вредоносной цивилизации продолжали бои даже в условиях муссона.
   Генерал Слим, командир 14-го армейского корпуса союзников приказал безжалостно преследовать отступавшего противника. Он спокойно выслушал сомнения лорда Маунтбэттена, не перетруждает ли он этим своих солдат.
   - Сэр, - позволил он себе возразить, - моральное преимущество, которое получает армия, преследующая бегущего врага, весит намного больше всех неудобств марша. Это проверено уже очень давно, в том числе и мною лично. Если Вы не дадите другого приказа, я сам обращусь к моим солдатам с призывом вместе с авиацией раз и навсегда отплатить японцам за все и совершить при этом даже невозможное.
   Маунтбэттен не собирался остановить армию в ходе ее победного марша. Куда больше беседовал он со Слимом об из следующем ходе.
   Японцев сначала следовало выгнать за реку Чиндуин и продолжить атаки. Японцам нельзя было дать никакой возможности отдышаться, собраться с силами перегруппироваться. Разведчики сообщали, что противник севернее Мандалая, в центральной Бирме, собирает запасы для контрудара. Там подготавливались большие склады оружия, боеприпасов и нового снаряжения. Казалось, что японское командование полагало, что остатки отступающих из Индии войск смогут снова быстро переформироваться в боеспособные части, чтобы уничтожить предположительно измученных долгим маршем солдат союзников на Чиндуине.
   Они ошиблись не в первый раз. Подразделения Слима выбили японцев в ходе тяжелых боев из Тиддима, из Форт-Уайта, за бирманскую границу. С севера отходили остатки 15-й и 31-й японских дивизий, преследуемых 11-й восточноафриканской дивизией. 19 августа на индийской земле уже не осталось ни одной сплоченной боевой части японцев. А соединения союзников, несмотря на понесенные потери, оставались в полном порядке.
   Беспощадное преследование продолжалось. Если кто-то из отступавших японцев умирал от истощения, то его труп оставался лежать, пока им не занялась похоронная команда союзников - прогнивший, распухший, объеденный зверями. Многие тела вообще так и не были найдены и со временем без остатка сгнивали в густом подлеснике.
   С запада и с севера союзники согнали бегущих японцев в славящуюся своими малярийными болотами долину Кабау. Врачи союзников ежедневно раздавали солдатам тысячи таблеток атебрина. Если кого-то болезнь все же доставала, то их самолетами вывозили в тыл. Сначала Верховное командование подумывало опрыскивать большие участки с воздуха антимоскитными химикалиями, но этот процесс оказался слишком сложным. "Эр Форс" без больших трудностей наладили эвакуацию больных по воздуху. А японцам приходилось все чаще просто оставлять раненых и больных, в большинстве случаев они давали им в руку гранату или револьвер.
   Над долиной Кабау, где тысячами умирали японские солдаты, даже под ливневыми дождями муссонов летали истребители-бомбардировщики союзников, стреляя по всему, что движется. За это время Верховное командование получило из Индии речные катера, маленькие и быстрые, которые должны были переправить через Чиндуин первые атакующие части.
   Первыми форсировавшими реку у Калевы в ноябре были восточноафриканские солдаты, высокие, сильные люди. Многие британские ветераны Бирманской кампании вспоминали у Калевы собственное отступление два с половиной года назад, когда они стояли на этих же берегах, но отходили на запад. Теперь они шли вперед.
   Муссон закончился, когда саперы построили через реку понтонный мост длиной свыше 300 метров. Теперь через него катились колесные и гусеничные машины. У японцев уже не было сил помешать переправе. Они пытались сформировать новые части в бирманском тылу. Но ВВС союзников не давали им покоя. Они сейчас летали на четырехмоторных "Суперкрепостях" В-29 глубоко в японский тыл и наносили японцам сильные удары.
   В это время 14-й армейский корпус форсировал Чиндуин и немедленно начал марш к плоскогорью севернее Мандалая. К той же цели устремились смешанные части союзников, идущие с севера: китайские дивизии Стилуэлла, разбившие японцев у Мьичины, американские полки, наследники отведенных в тыл для отдыха и пополнения "мародеров" и "чиндиты". Они все теперь подчинялись не "Уксусному Джо", а генералу Салтену. Стилуэлла после его победы под Мьичиной Рузвельт отозвал в Соединенные Штаты, в частности, из-за того, что его отношения с Чан Кайши еще больше обострились, и назначил его руководить учебной подготовкой всех американских сухопутных войск.
   На Северном фронте союзники тоже свели свои счеты с врагом. Они впервые начали действовать в непосредственной близости от железной дороги. По ней быстро восстановленные паровозы из депо в Мьичине потянули длинные составы с оружием и другими грузами на юг - к Мандалаю. У китайской границы, на крайнем севере Бирмы китайский экспедиционный корпус атаковал японцев при поддержке дислоцированной в Китае американской авиации. В ожесточенных боях китайцы шаг за шагом двигались вперед, освобождая пространство для идущих из Ледо бульдозеров и строивших дорогу саперов. Китайцы несли большие потери в горах осталось 19 тысяч погибших. Но в конце января 1945 года план Стилуэлла осуществился: первый транспортный конвой покатился из Ледо через Бирму в китайский Чунцин. Сухопутное соединение между Индией и Китаем снова было обеспечено.
   В это время младший капрал Томлин в первый раз после долгого марша растянулся на циновке в свайном домике. Это был сезон сухой жары, и Томлин со своим отделением воспользовался шансом вымыться с мылом, смазать тело маслами и побриться. Теперь он был всем вокруг доволен, потому что Нугунг ко всему прочему изобилию притащил еще из полкового штаба очень запоздавший рождественский подарок - бутылку индийского рома и по паре консервных банок на каждого: ананасовый компот, консервированное мясо из Чикаго и богатое витаминами фруктовое пюре.
   Маленький мальчик из деревни, которому Томлин подарил банку консервированного мяса и горсть табаку, сидел у него за головой и обмахивал его веером, стараясь избавить капрала от жары. К тому же ни одна муха не могла приблизиться к лицу Томлина и нарушить его покой. Снаружи кудахтали куры, под домом хрюкали свиньи. Издалека было слышно пение птиц. Там и тут слышался звон металла, когда саперы, отмывая в реке свои инструменты, ударяли ими о камни.
   Нугунг поднялся по бамбуковой лестнице в хижину и осматривал спящего капрала. Удивленно он проворчал:
   - Без бороды он совсем не похож на настоящего солдата.
   Затем он спустился вниз. Все-таки был объявлен пусть короткий, но заслуженный привал, и гурка хотел этим воспользоваться. Девушкам в деревне нравились ароматные сигары солдат и не только они одни. Это было известно. Так что отдых можно было наполнить интересными приключениями. Кто знает на войне, как долго солдату доведется этим воспользоваться.
   Цель - Мандалай
   Когда Чиндуин был преодолен, перед наступавшими союзниками открылось огромное плоскогорье, на восточной стороне которого лежит город Мандалай. Сто пятьдесят километров без горных хребтов, без оврагов и без мулов, которых приходилось по одному старательно спускать на канате. Вместо этого земля, где выращивается рис, маниока и другие злаки, между полей - кусочки джунглей, маленькие деревни, разбросанные по плоскости поселения с малочисленными хижинами, в большинстве все еще нежилые. Но вот дороги были не намного лучше, чем те, к которым они привыкли в горах.
   Жаркое, сухое время, на которое пришлось наступление союзников, требовало от солдат не меньше усилий, чем раньше муссон и горы.
   Генерал Слим получил из штаба четкие приказы: разбить все японские войска на плоскогорье и в самом Мандалае и продвигаться на юг, чтобы освободить Рангун еще до начала ближайшего муссона. Когда его 14-я армия достигла плоскогорья, до муссона оставалось около трех месяцев.
   Чтобы последний удар по Рангуну был успешным, было принято решение одновременно начать наступление на до сего момента"спокойном" фронте в Аракане, чтобы захватить позиции, с которых могли бы действовать ВВС, а также десантироваться с моря сухопутные части. Для этого в индийские гавани поставлялось все больше машин-амфибий, которые больше не нужны были в Европе после успешной высадки союзников в Нормандии. Внезапно Япония оказалась атакованной в Бирме с двух фронтов, и ей было тяжело своевременно маневрировать и перегруппировывать свои войска.
   - Дома как раз устанавливают рождественскую елку, - этими словами командир полка Эрика Томлина начал свою рождественскую речь, но потом сразу же продолжил, - но нам придется от этого отказаться. Противник еще не разбит окончательно, хотя в Европе дело уже очевидно идет к концу. В Бирме нам доведется воевать еще месяцы, и если нам будет сопутствовать удача, то пламя войны погаснет и здесь. Уже в ближайшие дни нам предстоит форсирование Иравади, трудное дело...
   Томлин не узнал из слов командира ничего нового. С Нугунгом и двумя другими гурками он дни напролет выходил на патрулирование к большой излучине реки Иравади и разведывал местность вокруг Пакхоуку, в 150 километрах к юго-западу от Мандалая. То, что корпус, в котором они служили, вообще находился так далеко на юге, было частью маневра окружения. Этот охват задумал генерал Слим, чтобы переиграть своего противника, японского генерала Кимуру.
   Кимура со своими мобильными подразделениями приготовился к бою не непосредственно за Чиндуином, как, собственно, и ожидал Слим. Вместо этого японцы отошли за естественный барьер реки Иравади к Мандалаю. У Слима было пять дивизий, но Кимура за Иравади смог собрать восемь дивизий, которые он умелым маневром разместил на удобных позициях у Мандалая и тем самым серьезно мог бы угрожать переправе через реку. Так что Слим приказал 33-му корпусу продолжать наступать на Мандалай с севера и с запада, но 4-й корпус двинулся в обход на юг, чтобы перейти реку у Пакхоуку, где японцы вряд ли ожидали переправу, и сразу наступать на Мейтхилу. В этом последнем большом транспортном узле японцев перед Рангуном сходились различные транспортные артерии и находились набитые под завязку склады. С захватом Мейтхилы было бы прервано все снабжение Мандалая, а если бы пал и этот город, то японские войска внезапно очутились бы между 31-м и 4-м корпусами, не имея никаких возможностей для маневра.
   План Слима был рискованным, ведь 4-му корпусу пришлось бы пройти при этом охватывающем маневре более 400 километров, и это все с двумя дивизиями и одной бронетанковой бригадой, которым, кроме сопротивления японцев, пришлось бы столкнуться с трудным продвижением по узким латеритовым дорогам, сравнимым в лучшем случае с полевыми тропами.
   Кроме того, приходилось учитывать, что основную базу снабжения в Индии и наступающие войска разделяли уже больше 600 километров. Так что оставалось надеяться только на авиатранспорт, но и ему приходилось все труднее из-за слишком больших расстояний. Но английские саперы нашли выход. Они сделали транспортным путем реку Чиндуин, изготовив из древесины прибрежных лесов большие грузовые плоты, буксировавшиеся быстро "организованными" моторными катерами на юг, и загрузив их нужными грузами. Это был самый смешной флот, когда либо ходивший по рекам, но он прекрасно справился со своими задачами. Солдаты благодарно окрестили его Chindwin-Navy ( "чиндуинские ВМС"). Один плот мог везти до 10 тонн груза. Два прибывших из Калькутты катера, вооруженных автоматическими пушками "Бофорс" и Эрликон" прикрывали плоты на случай возможных японских засад.
   Японцы не смогли своевременно разгадать трюк Слима, стратегическое и тактическое мышление у них было намного консервативнее, чем у англичан. Но они ошиблись еще в одном. Слим организовал из одного места севернее Мандалая радиопередачи, симулирующие работу штаба армии, и эта дезинформация создала у японцев впечатление, что атака на Мандалай будет с северо-запада.
   Затем авиаразведка доложила, что Кимура концентрирует свои войска к северу от Мандалая. Обманный маневр Слима обещал успех.
   Река Иравади представляла собой в этой местности ленивый поток шириной с три километра, с крутыми берегами, особенно в некоторых ущельях. В зависимости от глубины то там, то тут образовались большие и маленькие отмели, препятствующие переправе. Не смотря на все сложности войска Слима преодолели эту преграду севернее Мандалая и захватили плацдарм близ маленького городка Сагайин, вначале не принятый японцами всерьез. 19-я дивизия форсировала реку в середине января у Сингу, тоже к северу от Мандалая, и в середине февраля удалось, наконец, и 20-й дивизии захватить плацдарм южнее Мандалая.
   Японцы недооценили опасность, потому что войска на захваченных ими плацдармах вели себя вначале абсолютно тихо и не проявляли никаких признаков подготовки наступления. Так что японцы боролись с ними только в виде местных стычек, что совсем не влияло на позиции союзников на восточном берегу Иравади. Маневр Слима был неверно понят его японским соперником генералом Кимурой. Кимура посчитал форсированный марш к югу обманным маневром и продолжал ожидать главный удар с севера и с северо-запада. Но там он видел лишь относительно слабые плацдармы. И как раз такое впечатление хотел у него создать генерал Слим.
   Эрик Томлин вернулся с одного из последних патрулирований в районе Пакхоуку и доложил обстановку командиру 7-й дивизии генерал-майору Эвансу. Именно этой дивизии предстояло наступать в первом эшелоне. Еще молодой генерал уселся с Томлином в джипе, разложил карту на коленях и слушал, как капрал, старшего брата которого генерал знал лично, резюмировал свои наблюдения:
   - В Пакхоуку все спокойно, но в нем полно войск. Они там подстерегают нас. Как только мы окажемся на другом берегу, они повылазят, как грибы из земли после дождя, если Вы понимаете, сэр, что я имею в виду.
   - Я понимаю, - ответил Эванс. - Это означает большие потери, прежде всего, потому что наши переправочные средства не обладают достаточно высокой скоростью. Сколько там японцев, как Вам кажется?
   Услышав, что их там один или два полка, исходя из количества грузовиков, стоявших далеко за городом, Эванс крепко призадумался. Но у Томлина было готовое предложение. Он показал пальцем на маленький населенный пункт всего в 15 километрах к югу от Пакхоуку. - Ньяунгу. Гнездышко пусто. Гурка Нугунг переплывал реку на маленьком бамбуковом плоту. Он сообщал, что там всего-навсего пара военных полицейских, обычная охрана деревни. Но самое важное, что между Ньяунгу и Пакхоуку нет прямой дороги. Если мы поторопимся...
   -Гурке не стоило бы переплывать реку в одиночку, - заметил Эванс.
   Но Томлин ответил:
   - Сэр, я прикрывал его. Этот горец был готов на все, лишь бы доказать, что не боится воды. Пожалуйста, учтите это. И... Я хотел еще сказать, он рассказывал мне, во всем Ньяунгу нет ни одной японской уборной, не говоря уже о пулемете.
   Он с любопытством поглядел со стороны на командира. То тс усилием подавил ухмылку, а затем начал изучать дорогу, ведущую в Ньяунгу с этой стороны реки. Задумчиво он сказал:
   - Ваш неосторожный плавучий гурка, возможно, указал нам на решение.
   Было 13 февраля 1945 года. Эванс уже обсудил все необходимое с генералом Слимом. Вечером он присел возле радиста и заставил его раз за разом уточнять, может ли он быть уверенным в помощи истребителей-бомбардировщиков. Его заверили, что погода не будет препятствовать полетам.
   Эванс умышленно отказался от использования тяжелых бомбардировщиков, не желая настораживать противника. Пара истребителей-бомбардировщиков японцев не напугает, по крайней мере, за первое время.
   На рассвете 14 февраля вылетевшие еще ночью из Ассама истребители-бомбардировщики пикировали на берег напротив Ньяунгу, пока передовые подразделения 7-й дивизии на бесчисленных и очень странных, на первый взгляд, плавсредствах начали форсирование реки. Пехотинцы взбирались на высокий берег под огнем нескольких быстро всполошившихся японцев, но наступление уже нельзя было остановить. 7-я дивизия ступила на восточный берег.
   Японские подкрепления не подошли, так как в тот же день и 19-я дивизия начала наступление со своего плацдарма по направлению к Сингу. Обманный маневр удался. Из-за того, что Кимура думал, что именно здесь и произойдет давно ожидаемое им наступление, он сконцентрировал свои войска против 19-й дивизии и упустил из виду, что в это же время 20-я дивизия переправилась через реку южнее Мандалая. Быстрее, чем могли предположить японцы, союзники расширили свои плацдармы. Генерал Слим перебросил через Иравади три дивизии, и еще две ждали приказа на форсирование.
   На юге, на участке 7-й дивизии Эванса, через реку быстро переправили бронетанковую бригаду, за которой последовала 17-я дивизия. Немедленно началось наступление на Мейтхилу. На такой поворот событий генерал Кимура вовсе не рассчитывал.
   Танкам 17-й дивизии потребовалось ровно 85 часов, чтобы достичь аэродрома в Мейтхиле. Эрик Томлин был одним из первых, увидевших расстрелянные японские самолеты. Нугунг сидел на танке и курил, пока бой достигал своего апогея. Ему было ясно, что он и так внес свой вклад в победу уже тем, что разведал место переправы.
   Японцы были полностью ошеломлены. Они, правда, фанатично защищали каждую позицию, но когда для усиления атаки прилетела 5-я воздушно-десантная дивизия, и ее свежие солдаты с "базуками" и огнеметами атаковали их, сопротивление японцев начало постепенно затухать.
   Японский комендант Мейтхилы, генерал-майор Касуйя, погиб в бою, который в городе велся преимущественно штыками и ручными гранатами. На горящих улицах лежали погибшие или умирающие японские солдаты, многие разорваны гранатами на куски, другие обугленные пламенем огнеметов. Пленных было очень мало, в основном тяжелораненые. Днями над городом висел черный дым, потому что японцы успели взорвать большую часть своих складов. С падением Мейтхилы была предопределена и судьба Мандалая. Японские войска попали под удар нескольких атакующих клиньев, устремившихся на них с разных сторон, потому самое фанатичное их сопротивление все в большей степени превращалось в безысходную оборону последних позиций.
   После удачной переправы у Ньяунгу генерал Слим собрал силы для последнего удара по Мандалаю. Это было 19 февраля. У Слима уже было три полных дивизии на восточном берегу реки, еще две были готовы присоединиться к ним. А с юга от Мейтхилы наступала 17-я дивизия.
   После приказа о наступлении 19-я дивизия двинулась со своего плацдарма у Сингу дальше на юг. Через три недели ожесточенных и кровопролитных боев она ночной атакой смогла захватить последнюю позицию противника на холме к северу от Мандалая. Там теперь на закате солнца лежали достаточно уставшие солдаты и с удовольствием смотрели на древний город бирманских королей с его белыми, позолоченными пагодами. Честолюбивое желание первыми войти в город получило новую подпитку при виде его древних святынь, залитых солнечными лучами. Генерал Рис, командир 19-й дивизии как раз говорил своему адъютанту:
   - Эти типы уселись в каждой из этих пагод, в каждом ларце, даже под ними у них бункеры. Нам нужно буквально штыками выщекотать их оттуда поодиночке, - как вдруг заметил, что пуля японского снайпера убила адъютанта. Он просто упал как подкошенный, пуля попала ему прямо в лоб. Рис любил Бирму и ее памятники культуры со времен своей службы здесь военным атташе при генерал-губернаторе. Собственно, именно здесь, в Мандалае, он очень хотел пощадить их. Но он больше не мог ждать, ведь японцы могли переформироваться. С тяжелым сердцем генерал приказал атаковать.
   Одновременно с запада ударили 20-я и 2-я дивизии. Первой целью была ратуша с туннелем под ней. Саперы закатили во входы в туннель бочки с горящим бензином. так что защитникам оставалось только два выхода: сдача в плен или самоубийство.
   Как столь часто в этой войне, здесь проявилось воспитание японского солдата - не прекращать борьбу в самой безысходной ситуации и не подымать руки верх. Они укреплялись на последних руинах, отстреливались до последнего патрона и чаще всего теряли при этом свою жизнь.
   Последним препятствием на пути солдат 19-й дивизии, прозванной из-за ее эмблемы "Кинжальной дивизией" был Форт-Дафферин, старинная цитадель с толстыми глинобитными стенами. Генерал Рис, которого любой мог узнать издалека по ярко-красному нашейному платку, медлил с фронтальным ударом, хотя и стянул к месту атаки достаточно артиллерии. Перед ним находился бирманский памятник культуры, хорошо знакомый ему даже изнутри. Тут он вспомнил о подземном канализационном канале, который вел прямо в центр сооружения.