Конвей кивнул. Мельфианская мнемограмма уже рисовала перед его мысленным взором маленьких, похожих на ящериц существ, обитавших в сельскохозяйственных областях Мельфы. Эти создания ухитрились выжить как вид, невзирая на свои упорные попытки самоуничтожения. Да, параллели между ними и Защитниками явно прослеживались. Непременно при первой возможности следовало поговорить с диагностом-мельфианином.
   – Кажется неразрешимой и проблема Гоглеска. Срочности здесь нет, то есть срочность существует для меня, поскольку имеет место личная заинтересованность. Поэтому мне бы не хотелось тратить ваше время на…
   – А я не знал, – один из двоих присутствующих илленсиан-ПВСЖ, беспокойно задергавшись внутри наполненной хлором оболочки, – что у нас имеется гоглесканская мнемограмма.
   Конвей совсем забыл о том, что «личная заинтересованность» – одно из словосочетаний, пользуясь которыми диагносты и Старшие врачи – носители мнемограмм дают друг другу понять, что их сознание вмещает запись памяти существа, о котором в данный момент идет речь. Не дав Конвею ответить, в разговор вмешался О'Мара.
   – Такой мнемограммы у нас нет, – сообщил он. – Передача памяти произошла случайно и не по доброй воле. Это случилось во время посещения Конвеем Гоглеска. Быть может, он пожелает в дальнейшем поделиться с нами подробностями случившегося, но сейчас я с ним согласен: дискуссия на эту тему может затянуться и не дать особых результатов.
   Все диагносты как один не сводили глаз с Конвея. Первым, предварительно сменив фокусное расстояние объектива своего наблюдательного устройства, заговорил Семлик.
   – Следует ли мне понять, что вы обладаете записью памяти, которую нельзя стереть, Конвей? – поинтересовался он. – Эта мысль меня пугает. Перенаселенность моего сознания создает для меня массу сложностей, и я уже подумывал о возвращении к должности Старшего врача за счёт стирания части мнемограмм. Но мои alter ego – это гости, которых всегда можно выгнать вон, если их компания становится невыносимой. Однако перманентная запись памяти, которую нельзя стереть, – это уже слишком. Поверьте, никто из ваших коллег не станет осуждать вас, если вы решите поступить так, как собираюсь поступить я, и попросите, чтобы все остальные мнемограммы были стерты…
   – Подобные желания возникают у Семлика, – шепнул О'Мара Конвею, заблаговременно отключив транслятор, – каждые несколько дней в течение последних шестнадцати лет. Но он прав. Если гоглесканская память действительно мешает из-за своего взаимодействия с другими мнемограммами, их лучше стереть. Действительно, вас никто не осудит, никто не сочтет неадекватной личностью. Процедура, между прочим, чувствительная. Но, собственно говоря, особой чувствительности за вами не числится.
   – …Среди гостей моего сознания, – вещал тем временем Семлик, – попадаются существа, которые вели, скажем так, небезынтересный и неортодоксальный образ жизни. Располагая подобным опытом, не имеющим непосредственного отношения к медицине, я бы посоветовал вам, если у вас возникнут сложности личного порядка с патофизиологом Мерчисон…
   – С Мерчисон? – недоверчиво переспросил Конвей.
   – Это вполне возможно, – как ни в чем не бывало отозвался Семлик. – Все здесь присутствующие высоко ценят её профессионализм и личные качества, и лично мне было бы неприятно думать, что она будет испытывать эмоциональные травмы из-за того, что я вовремя не дал вам такого совета, Конвей. Вам очень повезло в том смысле, что это существо является вашим спутником жизни. Я, естественно, никакого физического влечения к этому существу не испытываю…
   – Отрадно слышать, – выдавил Конвей и устремил отчаянный взгляд на О'Мару в поисках поддержки. У него было такое ощущение, что диагност-СНЛУ мало-помалу утрачивает свой переохлажденный кристаллообразный рассудок. Но Главный психолог хранит бесстрастность.
   –..Желание помочь вам проистекает из действия мнемограммы землянина-ДБДГ, которая оккупировала большую часть моего сознания, как только я вступил в беседу с вами, – продолжал разглагольствовать СНЛУ. – Донором этой записи был талантливейший хирург, чрезмерно, на мой взгляд, увлеченный деятельностью, связанной с продолжением рода. Поэтому ваша спутница жизни вызывает у меня большое волнение. Она обладает способностью к невербальному общению и даже к бессознательному – в процессе соития, а область молочных желез у неё особенно…
   – У меня, – поспешно прервал СНЛУ Конвей, – подобные чувства вызвала практикантка-худларианка из детской палаты для ФРОБ.
   Тут же выяснилось, что среди присутствующих на совещании диагностов многие являются реципиентами худларианских мнемограмм. Эти медики были отнюдь не против пространного обсуждения профессиональных качеств и физических достоинств медсестры, но СНЛУ эти разговоры моментально пресек.
   – Подобные разговоры могут создать у Конвея превратное мнение о нас, – заявил Семлик, и окуляры его зрительного устройства развернулись, дабы дать СНЛУ возможность охватить всех присутствующих взглядом. – Они могут уронить диагностов в глазах Конвея, который придерживается о нас высокого мнения и наверняка не сомневается в том, того наши выдающиеся таланты заслуживают более достойного применения. Так позвольте же мне заверить его от вашего имени в том, что мы всего лишь пытаемся показать потенциальному члену нашего сообщества, что проблемы, с которыми он столкнулся, не новы и решаемы тем или иным способом. Как правило, их решение достигается за счёт помощи коллег, которые готовы оказать вам поддержку в любое время.
   – Благодарю вас, – вымолвил Конвей.
   – Судя по продолжительному молчанию Главного психолога, – продолжал Семлик, – до сих пор дела у вас шли более или менее сносно. Тем не менее я мог бы кое в чем вам помочь, но моя помощь скорее будет носить экологический, нежели личный характер. Вы можете в любое время наведаться на мой уровень. Единственное условие – вам придется ограничиться галереей для наблюдателей.
   На самом деле мало кто из теплокровных кислорододышащих медиков интересуется моими пациентами, – добавил СНЛУ. – Но если вы согласны нарушить это правило, придется предпринять кое-какие организационные меры.
   – Нет, спасибо, – покачал головой Конвей. – Вряд ли мне удастся и сейчас, и когда-либо в обозримом будущем внести полезный вклад в лечение кристаллообразных существ, живущих при температуре ниже нуля.
   – И тем не менее, – не унимался метанодышащий, – если вы все-таки решите посетить нас, непременно выведите ваши наушники на полную громкость и не забудьте отключить транслятор. Некоторые из ваших теплокровных коллег остались очень довольны результатами посещения наших уровней.
   – Да, их пыл там здорово охладили, – сухо проговорил О'Мара и добавил:
   – Мы тратим непростительно много времени на личные проблемы Конвея в ущерб его пациентам.
   Конвей обвел присутствующих взглядом, гадая, многие ли из них наделены мнемограммами ФРОБ.
   – Есть сложности с гериатрией ФРОБ, – сказал он. – В частности, мне трудно принять решение о проведении рискованной для пациентов множественной ампутации. В случае её успеха удастся ненадолго продлить пациентам жизнь. В противном случае пациенты будут оставлены на произвол судьбы. Однако и после операции качество их жизни будет незавидным.
   Эргандхир, восседавший в проволочном гамаке, наклонил вперед свой красиво раскрашенный панцирь, и его жвала задвигались в такт переводимым словам.
   – С подобными ситуациями, – сказал он, – я в жизни сталкивался не раз, как и все мы, и проблема эта волнует многие виды, не только худлариан. Пользуясь мельфианским сравнением, могу сказать вам, Конвей, что результаты таких операций выглядят как некрасиво обкусанный панцирь. Ампутация – проблема этическая, Конвей.
   – Безусловно! – подхватил один из кельгиан, не дав Конвею и рта раскрыть. – Решение должно быть личным и тайным. Хотя, учитывая мои знания об этом специалисте, я бы сказал, что Конвей предпочтет хирургическое вмешательство клиническому наблюдению за пациентом в терминальном состоянии.
   – Склонен согласиться, – впервые с начала совещания подал голос Торннастор. – Если положение в любом случае безнадежное, лучше попытаться что-то сделать, нежели не делать ничего. Операционная среда в палате для ФРОБ создает определенные ограничения для медиков других видов, а вот опытный хирург-землянин мог бы добиться там хороших результатов.
   – Земляне-ДБДГ – не самые лучшие хирурги в Галактике, – снова встрял кельгианин, и шевеление его шерсти поведало обладателям мнемограмм ДБЛФ о тех чувствах, которые он не мог облечь в слова. – В определенных обстоятельствах тралтаны, мельфиане, цинрусскийцы и мы, кельгиане, способны продемонстрировать хирургическое мастерство более высокого уровня. Однако бывают ситуации, когда мы просто не в состоянии блеснуть своим искусством из-за экологических условий…
   – Условия в операционной должны быть адекватными для пациента, – возразил чей-то голос, – а не для врача.
   – …или из-за факторов физиологии хирурга, – продолжал свою тираду кельгианин. – Защитные костюмы и транспортные средства, необходимые для работы во враждебной окружающей среде, в значительной степени стесняют точные движения манипуляторных конечностей. Манипуляторам же с дистанционным управлением недостает гибкости, а порой они отказывают в самые критические моменты. А вот руки ДБДГ можно защитить от многих потенциально опасных сред за счёт редкостно тонких перчаток, не стесняющих движения пальцев и не мешающих сокращениям примыкающей мускулатуры. Вследствие всего вышесказанного земляне способны оперировать с минимальной потерей эффективности в условиях повышенного давления и большой силы притяжения. Руки хирургов-ДБДГ сохраняют завидную подвижность даже тогда, когда находятся вблизи антигравитационной аппаратуры. Несмотря на грубость строения и сравнительную ограниченность подвижности, руки у ДБДГ способны, выражаясь хирургически, пролезть куда угодно, и…
   – Ну, это вы, конечно, хватили, – вмешался Семлик. – «Куда угодно» – это чересчур. Конвей, я был бы вам очень признателен, если бы вы держали свои перегретые руки подальше от моих пациентов.
   – Диагност Курзедт проявляет несвойственную для кельгианина дипломатичность, – вставил Эргандхир. – Он хвалит ваш профессионализм, одновременно объясняя, почему вам придется справиться со всеми труднейшими заданиями, и даже более того.
   – Это я понял, – рассмеялся Конвей.
   – Вот и славно, – пробасил Торннастор. – А теперь перейдем к рассмотрению срочного вопроса – лечению менельденских раненых. Если вы будете так любезны и взглянете на ваши дисплеи, мы обсудим клиническое состояние пациентов, предлагаемые схемы лечения и необходимость хирургического вмешательства…
   На некоторое время все отвлеклись от препарирования чувств Конвея и разбора его профессиональных заморочек, завуалированных вежливыми расспросами, выражением сочувствия и высказыванием пожеланий. Торннастор, самый опытный диагност в госпитале, возглавил консилиум.
   – …Как видите, лечение большинства пациентов, – продолжал тралтан, – поручено Старшим врачам, относящимся к различным физиологическим классификациям и обладающим профессиональным уровнем, более чем адекватным для осуществления этой работы. Если возникнут непредвиденные сложности, за помощью обратятся к кому-либо из нас. Однако ответственность за небольшую часть пациентов – самых тяжелых больных – ляжет непосредственно на нас. Некоторым из вас будет поручено лечение всего одного пациента. Причины такого ограничения станут вам понятны, когда вы ознакомитесь с историями болезни. Другим придется позаботиться о большем количестве пациентов. После окончания консилиума вам следует немедленно приступить к формированию хирургических бригад и подробному планированию операций. Есть ещё какие-либо вопросы, предложения?
   На несколько минут диагносты погрузились в изучение материалов о препорученных их заботам раненых. Все либо молчали, либо сокрушались по поводу плачевного состояния своих будущих пациентов.
   – Вот вы мне поручаете двоих раненых, Торннастор, – проворчал Эргандхир, постукивая кончиком острой клешни по дисплею, – а у них такое количество осложненных и декомпенсированных переломов… Если и удастся их спасти, в них придется впихнуть такое множество спиц, проволоки и пластин, что всякий раз, когда они окажутся поблизости от генератора, из-за индукции у них будет жутко повышаться температура тела. Кстати говоря, что на Менельдене забыли эти двое орлигиан-ДБДГ?
   – Они пострадали при ликвидации последствий катастрофы, – ответил патофизиолог. – Работали в бригаде спасателей, посланной с расположенного неподалеку орлигианского металлообрабатывающего комплекса. Между прочим, вы всегда жаловались, что вам недостает опыта в хирургии ДБДГ.
   – А мне вы дали только одного больного, – сказал диагност Восан. Крепеллианский осьминог развернулся к Торннастору, издал непереводимый звук и добавил:
   – Нечасто мне доводилось видеть столь удручающую клиническую картину. Безусловно, я здесь поработаю всеми своими восемью руками.
   – Именно число и ловкость ваших манипуляторных конечностей, – отозвался Торннастор, – прежде всего побудили меня препоручить этого пациента вашим заботам. Однако наш консилиум пора заканчивать. Есть ли у кого-то ещё вопросы, прежде чем мы приступим к делу?
   Эргандхир торопливо проговорил:
   – Во время осуществления трепанации черепа у одного из моих пациентов был бы крайне желателен мониторинг эмоционального излучения.
   – И мне бы он не помешал, – подхватил Восан, – на этапе предоперационной подготовки в целях оценки уровня сознания пациента и потребности в наркозе.
   – И мне! И мне! – громко потребовали ещё несколько диагностов. Скоро все загомонили хором, и трансляторы зашкалило. Торннастор жестом призвал собравшихся к тишине.
   – У меня такое подозрение, – заключил тралтан, – что Главный психолог должен вновь напомнить вам о физиологических и психологических возможностях нашего единственного квалифицированного медика-эмпата. Майор?
   О'Мара прокашлялся и сухо, монотонно проговорил:
   – Не сомневаюсь, доктор Приликла с радостью вызвался бы помочь всем вам, однако ему, Старшему врачу и потенциальному диагносту, лучше судить о том, где более высока потребность в приложении его эмпатического дара. Не будем также забывать о том, что, хотя эмпатический мониторинг пациентов, находящихся в бессознательном состоянии во время операции, дело, безусловно, полезное и нужное, но пациенту от такого мониторинга не жарко и не холодно, и единственное его преимущество состоит в успокоении оперирующего хирурга.
   Не будем также забывать и о том, – продолжал Главный психолог, не обращая ровным счетом никакого внимания на непереводимые выражения протеста, прозвучавшие в ответ на его заявление, – что нашему эмпату лучше всего дается совместная работа с теми, кто его любит и понимает. А поскольку это так, вам должно быть ясно, почему Приликле позволено лично выбирать и пациентов, и хирургов, с которыми он пожелает работать. Так вот… Если тот, кто работает рука об руку с Приликлой с тех самых пор, когда цинрусскиец пришел в наш госпиталь младшим интерном, тот, кто опекал его на первых порах, если этот доктор попросит Приликлу ассистировать во время операции, эмпат ему не откажет. Не так ли, Конвей?
   – Я… да, пожалуй, – промямлил Конвей. Последние несколько минут он просто ничего не слышал, уйдя с головой в изучение материалов о своих пациентах – своих почти безнадежных пациентах. Это изучение повергло его в состояние, близкое к готовности поднять профессиональный бунт.
   – Вам нужен Приликла? – негромко спросил O'Мapa. – Имеете право отказаться. Если вы просто хотите, чтобы вам помог ваш друг-эмпат, но можете обойтись без его услуг, так и скажите. По левую руку от вас тут же выстроится очередь из ваших коллег, отчаянно нуждающихся в ассистировании цинрусскийца.
   Конвей на миг задумался, стараясь регулировать все составные части своего разума. Даже милая робкая Коун излучала сочувствие к пациентам, вверенным его заботам, а ведь раньше одного только зрелища вполне здорового худларианина было достаточно, чтобы повергнуть её в панический страх. Наконец Конвей ответил:
   – Не думаю, чтобы при оперировании этих больных мне так уж потребовалась помощь эмпата. Приликла не способен творить чудеса, а здесь такая картина, что как минимум в трех случаях нужно вмешательство сверхъестественных сил. Но даже если операции пройдут успешно, я не уверен, что и сами пациенты, и их ближайшие родственники будут нам несказанно благодарны.
   – Можете отказаться от этих пациентов, – спокойно произнес O'Мapa, – но только в том случае, если сумеете обосновать свой отказ не только тем, что они безнадежны. Как мы уже упоминали ранее, вам как диагносту-практиканту может показаться, что на вас сваливают неоправданно большое число тяжелобольных. Делается это для того, чтобы вы свыклись с мыслью о том, что в госпитале приходится сталкиваться не только с милыми, аккуратными полными излечениями, но и со скромными успехами, а порой – и с неудачами. До сих пор вам не приходилось отягощать себя проблемами послеоперационного ухода за больными, верно, Конвей?
   – Я все понимаю, – сердито буркнул Конвей. Ощущение у него было такое, словно его то ли решили пожурить за прежние успехи, то ли (в скрытой форме) обвинить в высокомерии. Однако он тут же подумал: не из-за того ли так разозлился, что в этих обвинениях есть солидная доля истины. Сдержавшись, он добавил более спокойно:
   – Наверное, мне раньше просто везло…
   – Хирург вы превосходный! – попытался подбодрить Конвея Торннастор.
   – …на пациентов, чье лечение могло завершиться либо полным выздоровлением, либо бесповоротной неудачей, – продолжал Конвей. – Но эти больные… Даже притом, что аппаратура жизнеобеспечения работает постоянно, у меня такое ощущение, что они живы, если хотите, только номинально. Эмпатический дар Приликлы мне необходим только для того, чтобы в этом удостовериться.
   – Этих раненых в госпиталь отправил Приликла, – подал голос один из кельгиан, прежде молчавший. – Значит, он наверняка не счел их безнадежными.
   – У вас сложности с планированием операций, Конвей?
   – Безусловно, нет! – огрызнулся Конвей и продолжал более сдержанно:
   – Просто я знаю, что Приликла, как все цинрусскийцы – неисправимый оптимист. Ему чужды мысли как о неблагоприятном прогнозе вследствие лечения, так и о признании больного безнадежным с самого начала. Было время, когда он и меня приучил стыдиться подобных заключений. Но теперь я смотрю на вещи реально. И моё мнение таково: пожалуй, трое из этих пациентов являют собой материал, который вот-вот будет готов для передачи патологоанатомам.
   – Наконец-то вы, похоже, более или менее ясно осознали положение дел, Конвей, – медленно, с пафосом проговорил Торннастор. – Теперь вам больше никогда не удастся целиком и полностью посвятить себя одному отдельно взятому пациенту. Вы должны научиться смиряться с неудачами, делать выводы из этих неудач и добиваться того, чтобы в будущем они поспособствовали вашим успехам. Не исключено, что вы потеряете всех четверых больных, а может быть, всех до одного спасете. Но какой бы план лечения вы ни избрали, какие бы ни получили результаты – хорошие или плохие, – вы неизбежно используете свой многократно умножившийся разум и поймете, достаточно ли стабилен тот или иной его компонент, способен ли он руководить вашими действиями вне зависимости от того, кто примет решение об их выполнении – вы лично или кто-то из доноров ваших мнемограмм.
   Кроме того, – продолжал Главный диагност, – в процессе работы над менельденскими ранеными вам не удастся отвлечься от прочих ваших забот. Проблемы гериатрии ФРОБ, сложности вследствие недостаточно хорошо разработанной системы замещения ампутированных конечностей, приближение родов у Защитника. Но даже нестираемый мнемологический материал вашей подруги-гоглесканки может сыграть свою положительную роль. Так вот, если вы всё это уже записали на корочку… Кстати, эту фразу мне подсказал землянин – донор мнемограммы, кажется, она из тех, что вы, ДБДГ, именуете каламбурами. Короче: вам бы уже следовало понять, что восстановительная хирургия ФРОБ должна сыграть решающую роль в лечении всех четверых раненых, вверенных вашему попечению. Любая неудача обеспечит вам непосредственный доступ к органам, необходимым для спасения не столь безнадежных пациентов.
   Нам всем трудно смиряться с неудачами, Конвей, – продолжал Торннастор, – и вам это дастся нелегко. Однако данные больные поручены вам не из психологических соображений. Ваша хирургическая квалификация позволяет…
   – Наш чрезмерно многословный коллега повторяется, – встрял один из диагностов-кельгиан, раздраженно шевеля шерстью. – Он хочет сказать, что наихудшие больные достаются наилучшим докторам. Не могли бы мы теперь кратко обсудить положение двух моих пациентов, пока они оба не умерли… от старости?



Глава 14


   Первые три часа ушли на подготовительную работу, закрытие ран, полученных вследствие травматических ампутаций на месте катастрофы, на оценку степени внутренних повреждений, на проверку готовности операционных бригад. Несмотря на то, что костюм Конвея был снабжен системой охлаждения, он всё равно жутко взмок.
   На этом этапе его работа носила большей частью характер надзора за деятельностью подчиненных, посему усиленное потоотделение не являлось следствием бешеной физической активности. О'Мара называл это состояние психосоматической потливостью и терпеть не мог тех, кто был к ней склонен.
   Один из пациентов скончался до операции, и Конвей изумился тому, что среагировал на его смерть гораздо сдержаннее, чем ожидал. У этого худларианина прогноз был в любом случае самый неблагоприятный, потому никто и не удивился, когда биодатчики зарегистрировали летальный исход. Мельфианский, илленсианский, кельгианский, тралтанский и гоглесканский компоненты сознания Конвея отреагировали на это с некоторым профессиональным сожалением. Худларианское alter ego испытало более сильные чувства, однако к боли утраты примешалась солидная доля облегчения – ведь ФРОБ, гостивший в разуме Конвея, отлично понимал, что за жизнь ожидает пациента в случае его спасения. Сам же Конвей, углубленный в раздумья о судьбе остальных трёх раненых, отреагировал на смерть первого пациента как бы усредненно.
   Конвей позаботился о сохранении неповрежденных органов и конечностей скончавшегося худларианина, дабы в дальнейшем использовать их для трансплантации. Вскоре после этого у него в сознании началась жаркая дискуссия между худларианским компонентом и всеми прочими на предмет отношения к останкам пациентов.
   Худлариане, во всех остальных отношениях народ высокоцивилизованный, тонкий и мудрый, сами не понимали, откуда у них взялось такое в высшей степени непочтительное отношение к умершим сородичам. Воспоминания о том, каким был покойный худларианин при жизни, его друзья свято хранили, его память чтили, исполняя различные ритуалы, но при этом всячески избегали упоминания о его кончине. Умерших хоронили быстро и безо всяких церемоний – так, словно избавлялись от неприятных отходов.
   В данном случае худларианская идиосинкразия к трупному материалу имела явные преимущества, поскольку избавляла от длительных переговоров с ближайшими родственниками на предмет их согласия на взятие органов для трансплантации.
   Внезапно осознав, что отвлекся и упускает драгоценное время, Конвей дал знак начинать операцию.
   Он подошёл к операционному столу, на который уложили ФРОБа под номером три – пациента с наиболее благоприятным прогнозом, и занял место наблюдателя рядом с кельгианским хирургом, Старшим врачом Ярренсом, возглавившим хирургическую бригаду. Вначале Конвей намеревался лично прооперировать того худларианина, что только что умер, но теперь у него появилась полная возможность внимательно проследить за ходом всех трех операций. Все хирургические вмешательства были срочными, а критическое состояние всех трёх раненых продиктовало не последовательное, а одновременное их выполнение. Члены бригады Конвея рассредоточились и присоединились к другим хирургам: Ярренсу, Старшему врачу мельфианину Эдальнету, приступившему к оперированию ФРОБа под номером десять, и Старшему врачу тралтану Хоссантиру, занявшемуся ФРОБом под номером сорок восемь.
   Худлариане-ФРОБ обладали способностью жить и работать в невесомости и безвоздушной среде, но только тогда, когда их необычайно толстые и гибкие кожные покровы не имели повреждений. Стоило только произойти проникающему ранению, вследствие которого обнажались кровеносные сосуды и внутренние органы (а именно это и произошло у того раненого, за операцией которого сейчас наблюдал Конвей), как осуществление полостных операций сразу становилось возможным только в случае воспроизведения параметров давления и гравитации родной планеты ФРОБ.