- Люди, ау!
   Ответом был лишь шорох пальмовых листьев, колышущихся под легким ветерком, да журчание воды в бассейне. Между тем солнце спустилось к горизонту и повисло над ним, окрасив песок пустыни в багровые тона. Ощутимо потянуло холодом, и после удушающей дневной жары Илья почувствовал озноб. Он осторожно толкнул дверь одной из хижин, та подалась и бесшумно растворилась. Оглянувшись, Илья вошел внутрь и остановился посреди чистенькой ухоженной комнаты, застеленной серыми циновками. У одной стены стоял низкий топчан, покрытый теплым шерстяным одеялом, у другой - стол, на котором Илья нашел кувшин вина, тарелку с сухарями, несколько яблок, полуобгоревшую свечу в медном подсвечнике и коробку спичек. Все в доме выглядело так, словно хозяева только что были здесь, ненадолго вышли, и вот-вот вернутся. Но обойдя комнату, Илья не нашел ни одной вещи, которая могла бы принадлежать обитателям хижины: не было личных вещей, одежды, детских игрушек - ничего из того, что так необходимо в повседневной жизни. "Но кто-то же ухаживает за домом? - озадачился Илья. - Может быть, здесь что-то вроде гостиницы для путешественников? Например, проходят же здесь караваны? Вот караванщики и останавливаются, устраивают себе отдых". Тем не менее, эта гипотеза не объясняла отсутствия хозяев, и он покинул хижину, чтобы осмотреть другие дома. Везде наблюдалась одна и та же картина: чистота, безликость, и полное безлюдье. Похоже, он действительно был здесь совершенно один. Что-то жуткое и неестественное было в этом странном месте, что-то, пугавшее Илью настолько, что он даже подумывал о том, чтобы покинуть оазис и продолжить свой путь по пустыне. Но наступившая ночь, неожиданно холодная и очень темная, безлунная, заставила его пересмотреть это решение. Поразмыслив, Илья пришел к выводу, что ночевка под крышей все же предпочтительнее блуждания по барханам, и вернулся в первую хижину. Зажег свечу, перекусил найденными сухарями и фруктами, выпил вина, оказавшегося вполне приличным, и устроился на кровати, завернувшись в теплое одеяло и поставив подсвечник недалеко от себя. Немного полежав, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы, он дунул на огарок, сунул под подушку коробку со спичками, и закрыл глаза. Перед его мысленным взором потянулись бесконечные барханы, которые вскоре сменились более приятными картинами: ласковое море, любимое с детства, улицы и площади любимого города, цветущая акация… Илья уснул.
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш-ш-ш…
   "Море шумит", - сквозь сон подумал Илья и улыбнулся. Шорох приближался, становясь все громче. Окончательно проснувшись, Илья сел и прислушался, вдруг вспомнив, где он находится. "Что это? Ветер? Нет, не похоже". Вкрадчивое и одновременно жутковатое сухое шуршание, почему-то напомнившее о змеях, зазвучало у самых дверей хижины. Илья стало страшно. Некоторое время он сидел на кровати, надеясь, что все это ему просто снится, затем, набравшись смелости, зажег свечу и, прикрывая ладонью от ветра ее огонек, вышел на улицу. Ноги ступили на что-то мягкое и провалились. Илья нагнулся и увидел, что стоит по колено в песке, который, тихо шелестя, прибывает со всех сторон, постепенно погребая под собой оазис. Холодный ночной воздух был мертвенно неподвижен, и Илья поднял свечу выше. Ее слабого света хватило, чтобы разглядеть высокий песчаный бархан в том месте, где вчера находился бассейн. Пустыня наступала на зеленый уголок, протягивала к нему щупальца песчаных потоков.
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш-ш-ш… - шептал песок, наплывая на маленькую площадь.
   Илья озирался, не понимая, что происходит: если бы оазис находился в низине, это явление было бы объяснимо. Но площадь, пальмы и хижины стояли на одном уровне с поверхностью пустыни. На песчаную бурю тоже было не похоже: в воздухе не ощущалось ни дуновения ветерка. Тем не менее, песок, словно ожив, собирался в гребни, которые вопреки всем законам физики сами ползли и обрушивались на землю оазиса. Под его напором задрожали и рухнули стены хижины, в которой Илья нашел приют этой ночью. Он ощутил под ногами вибрацию почвы и вдруг провалился в песок по пояс. Оазис уходил под землю. "Это действительно ад! - вдруг с пугающей отчетливостью осознал Илья. - Мой персональный ад!" Внезапно ощутив странное спокойствие, он закрыл глаза и нараспев произнес:
   - Адом олам, ашер малах…
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш… - тревожно вплелся в псалом голос песка.
   - Бетерем кол ецир нирва! - не обращая внимания, выпевал Илья.
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш… - песок пытался заглушить его пение.
   Илья пел единственный известный ему гимн, вручая свою душу Творцу, не желая замечать того, что желтые лапы песка уже охватывают его грудь, сдавливая и сбивая дыхание. Он впал в какой-то священный экстаз, и не видел вокруг себя ничего, кроме шестиконечной звезды Соломона, которая маленьким солнцем озаряла его сознание, дарила веру и надежду.
   - Леейт нааса вехефцо кол…
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш… - теперь в шорохе песка звучала досада и злость.
   - Азай мелехшемо никра! - выкрикнул Илья и открыл глаза.
   Песок отступил, образовав в центре площади воронку, на дне которой вращалась, сияя золотыми лучами, шестиконечная звезда. Не задумываясь, Илья прыгнул вперед, в самую середину золотого сверкания, и полетел куда-то, оставляя позади погибающий оазис, волнистые барханы, разочарованный шепот песка… Вскоре его руки и колени больно ударились о холодный камень.

Глава 69

   Виктория недоверчиво изучала свои многочисленные отражения в зеркалах, которые покрывали стены огромного зала. Подняв голову, она обнаружила, что потолок здесь тоже зеркальный. Сделала несколько шагов и удивившись скольжению ног по полу, посмотрела вниз и увидела гладкую зеркальную поверхность. Одинаковые темнокожие женщины двигались, озирались, хмурили брови в бесконечных отражениях амальгамы. Отражаясь друг в друге, зеркала снова и снова повторяли ее образ. Стараясь не обращать на них внимания, Виктория обошла зал по периметру, ища выход. Очень скоро она сумела отодвинуть одно из зеркал, оказавшееся дверью, и оказалась в новом помещении. Здесь было темно, но стоило девушке сделать несколько осторожных шагов, как зажегся ослепительный свет, озаривший зеркальные стены, пол и потолок. Этот зал оказался точно таким же, как и предыдущий. Сопровождаемая своими двойниками, Виктория опять принялась искать новую дверь. Нашла, переступила порог - и история повторилась с зеркальной точностью. Пара шагов, свет, отражения, поиск двери, пара шагов, свет, отражения… Вскоре девушка уже не понимала, то ли она идет по бесконечным анфиладам одинаковых комнат, то ли залы расположены кругом, и она просто движется по замкнутой траектории, повторяя один и тот же путь. Не исключала она и того, что комната всего одна, просто какая-то неизвестная магия не дает выбраться наружу. Так или иначе, но сдаваться Виктория не собиралась. Она распахивала все новые и новые двери, пересекала одинаковые залы, гадая, будет ли всему этому конец, или она обречена погибнуть здесь, в одной из комнат, навечно оставив свое недвижное отражение в бесконечных зеркалах. Наконец ощутив усталость, Виктория присела на скользкий холодный пол и задумалась, безотчетно разглядывая себя в многочисленных зеркалахх. присела на скользкий холодный пол и задумалась.всему этому конец, или она обречена погибнуть з. "Что произойдет с моим отражением, когда я уйду отсюда? - вдруг пришла странная мысль. - Исчезнет ли оно с моим уходом, или, может быть, незримо сохранится в глубине амальгамы? Что такое зеркало: просто особым образом обработанный кусок стекла, послушно отражающий окружающий мир, или вход в иную реальность? Если это просто стекло, то почему мои отражения кажутся мне такими враждебными? Почему эти комнаты вызывают в душе такой холодный страх? Может быть, потому что каждое отражение уносит с собой кусочек моей сущности? И где я - настоящая? Здесь, или там?" Виктория строптиво встряхнула головой и встала, решив не поддаваться унынию, мириады ее двойников в глубине зеркал проделали то же самое. Почему-то именно это движение, повторенное бесконечное количество раз, вызвало в девушке всплеск раздражения. Она подошла к одному из зеркал, висящему на стене, и, глядя в глаза самой себе, изо всех сил пнула сверкающее под ярким светом стекло. Раздался печальный звон, и на пол посыпались острые осколки, каждый из которых хранил в себе отражение Виктории. Девушка болезненно передернулась: под разбившимся зеркалом оказалось еще одно, бесстрастно повторяющее все ее движения и сердитые гримасы. Она ударила по зеркалу кулаком, создав новый дождь из осколков. Бесполезно: на нее снова смотрело ее отражение. Яростно взвизгнув, Виктория заметалась по залу, беспорядочно круша зеркала, топча ногами осколки, страстно ненавидя и желая уничтожить собственный опостылевший образ. Звенело, рассыпаясь, стекло, мелкие острые крошки ранили кожу, на руках и лице выступили капельки крови. Но равнодушные к ее гневу зеркала снова и снова возрождались, и в каждом из них жило ее отражение. Постепенно приступ ярости утихал, Виктория, чувствуя себя проигравшей, остановилась посреди комнаты, вытирая со лба пот и тяжело дыша. То же проделывали и ее двойники. В их окружении Виктория постепенно утрачивала ощущение реальности, она уже не понимала, кто здесь оригинал, а кто - отражение. Притуплялись все чувства, сознание затягивала тонкая пелена равнодушия.
   То, что произошло потом, навсегда сохранилось в памяти Виктории как самый страшный кошмар. Внезапно один из двойников вдруг покинул плоскую поверхность зеркала, выбрался наружу, в трехмерный объемный мир, и медленно двинулся к Виктории. Теперь это уже не было отражение, покорно повторяющее все движения оригинала. Появившаяся из стекла девушка жила собственной жизнью. Взглянув через ее плечо, Виктория увидела еще одну казалось бы невозможную вещь: зеркало, из которого вышел двойник, было пустым. В нем теперь не отражалось ничего. Между тем оживший образ приблизился к Виктории вплотную, и девушка ощутила мгновенный холод его прикосновения, затем вздрогнула, почувствовав, как двойник сливается с ней, проникает внутрь, соединяясь с ее сущностью. Пустое зеркало померкло, в нем поселилась тусклая чернота. А навстречу Виктории зашагали из глубины зеркал все новые и новые отражения, отражения отражений, отражения отражений отражений… Зал наполнился одинаковыми, словно клоны, девушками, которые, не сводя с нее холодных глаз, целенаправленно двигались к своей цели, желая слиться с ней воедино. За их спинами оставались пустые, похожие на куски льда во дворце снежной королевы, зеркала. "Сейчас все эти двойники соединятся со мной, и зеркала погаснут, - вдруг поняла Виктория. - А когда в них исчезнет последнее отражение, исчезну и я". Она не знала, откуда к ней пришла эта странная, парадоксальная мысль, но была уверена: так и будет. Словно кто-то могущественный и всезнающий прошептал ей это на ухо, подсказал, и отступил, наблюдая, какие выводы она сделает. Виктория выхватила меч, двойники повторили ее движение. Драться с самой собой, многократно скопированной, было бы по меньшей мере странно и нелепо. Девушка вернула клинок в ножны, с удивлением отметив про себя, что отражения не торопятся сделать то же самое. Огромная армия совершенно одинаковых женщин-воинов выглядела устрашающе. Они молча стояли вокруг, с бесстрастным любопытством наблюдая за Викторией. "Я умерла, - внезапно осенило ее. - Да, правильно, я умерла, меня убил Вечный страж. А сейчас прервется и моя жизнь после смерти. Я перестану существовать не только как физическая оболочка, но и как душа, сознание, поток информации, или что там еще. Я уничтожу сама себя, - девушка отрывисто рассмеялась, между тем как лица отражений остались невозмутимыми. - Кем бы ты ни был, Бог, но у тебя, оказывается, искрометное чувство юмора! Вот как наказывают за грех гордыни!"
   - Что ж, я принимаю твое наказание! - выкрикнула она, раскидывая руки в стороны и как бы приглашая этим двойников приступить к расправе. - Прости меня, Господи, ибо я грешна!
   Ее тело окуталось лучами нестерпимо яркого сияния, ударившего в зеркала. Несколько мгновений Виктория живым распятием горела посреди зала, потом зеркала вокруг нее стали истончаться, меркнуть, и наконец истаяли вместе со всеми отражениями. Придя в себя, Виктория обнаружила, что стоит на коленях в полутемном каменном коридоре.

Глава 70

   Все вокруг было серым: и небо над головой, и падающий с него тусклый свет, и широкая бесконечная дорога под ногами, и расстилающаяся вокруг нее равнина. "Дорога в никуда", - усмехаясь, думал Сергей Иванович, шагая вперед и наблюдая, как вокруг него закручиваются маленькие фонтанчики серой пыли. Он умер, профессор помнил это совершенно точно, и теперь с интересом ученого анализировал свои ощущения. "Интересно, то, что происходит сейчас - это последняя галлюцинация угасающего сознания, или объективная реальность? И если все происходит на самом деле, то что есть я? Душа? Но почему тогда я чувствую свое тело?" Он ущипнул себя за руку и сморщился от боли. "Да, эта реальность дана мне в ощущениях. Может быть, это и есть жизнь после смерти, та самая Тихая долина, о которой говорили друиды, и я возродился в новом теле?" Сергей Иванович внимательно осмотрел свои руки, ощупал лицо. "Вроде бы никаких изменений в моем облике не произошло. Жаль. Лучше было бы возродиться молодым. И где все остальные?"
   Устав шагать по дороге, профессор двинулся вглубь равнины, внимательно осматриваясь в надежде увидеть своих друзей. Но спустя некоторое время был вынужден признать, что он здесь совсем один.
   - Ну, и где же я? - недовольно пробормотал он вслух.
   - В междумирье, - тут же ответил ему низкий гулкий голос.
   Сергей Иванович вздрогнул и уставился на неожиданно возникший перед ним высокий темный силуэт. Человека - или какое-то другое существо - с головы до ног закрывал плащ. На лицо падала густая тень от плотного капюшона.
   - Это…вы? - испуганно проговорил профессор.
   - А кого ты ожидал увидеть? - в голосе прозвучал намек на смех.
   - Где все остальные?
   - Проходят испытания. Скоро ты встретишься с ними. Если…
   - Если? - повторил Сергей Иванович.
   - Если меня устроят твои ответы. Ты помнишь о своей клятве?
   - Да.
   - Хорошо. А знаешь ли, каким будет наказание за ее неисполнение?
   - Знаю, - прошептал профессор, безотчетно поглаживая рукой левую сторону груди.
   - Не нужно хвататься за сердце, для выполнения задания оно тебе не понадобится. Ты сохранил наш договор в тайне?
   - Да-да, конечно!
   - И помни: я слежу за тобой. Если ты проболтаешься кому-нибудь, то расплата будет мгновенной.
   - Я помню, - упавшим голосом проговорил Сергей Иванович.
   - Что ж, пока ты ведешь себя правильно. Теперь давай повторим пройденное. Что есть мир?
   - Грань…
   - Что есть число?
   - Семь… - профессор произносил слова монотонно, как сомнамбула, казалось, он погрузился в состояние гипнотического транса.
   - Что есть жизнь?
   - Тень…
   - Что есть власть?
   - Семь…
   - Я доволен, - удовлетворенно прогудело существо в плаще. - Теперь ступай и жди своего часа. Я дам тебе знать.
   - А когда? - вдруг с жадным любопытством спросил профессор.
   - Я дам знать, - повторил его загадочный собеседник.
   Все вокруг заволокло серым туманом, и Сергей Иванович ощутил, что падает куда-то сквозь его густые клубы. Приземлившись, он не устоял на ногах и покатился по холодному каменному полу, больно отбив колени и локти.
   Встав на четвереньки, и энергично помотав головой, чтобы поскорее прийти в себя, профессор обнаружил, что находится в мрачном, слабо освещенном коридоре, а вокруг него сидят, очумело тараща глаза, его друзья.
   У входа во дворец Вечные стражи снова выстроились вдоль стен и замерли в неподвижности, о происшедшем теперь напоминали только высохшие, еле заметные пятна крови на их каменных телах.

Глава 71

   "Спасу, спасу, я их спасу, - билась в такт торопливым шагам, гулко отдающимся от каменных стен, неотвязная мысль. - Сначала заберу мальчика, потом поговорю с Аней. Выведу их из замка через подвальный ход, минуя Вечных стражей. А дальше - все в руках судьбы. Идти придется тайно, скрываясь ото всех. Возможно, нам удастся добраться до Цитадели, тогда я просто передам Аню и ребенка с рук на руки монахам, там они будут в безопасности". Впервые в жизни Рамир не думал о себе. Он осознавал, что таким решением фактически подписывает себе смертный приговор - Черная королева не щадила предателей. Тем не менее, Рамир нисколько не сомневался: ему казалось, что наконец-то он понял смысл, вкладываемый людьми в слово любовь. Пусть он никогда больше не увидит Аню, пусть погибнет за нее. Пусть в ее сердце живет любовь к другому человеку. Рамир был даже внутренне готов, что девушка никогда не вспомнит о нем, не прольет ни одной слезы о его гибели. Пусть! Главное, она будет жива и счастлива.
   Погруженный в свои размышления, Рамир не замечал, что дворец вокруг странно пуст: не бежали по бесконечным коридорам суетливые демоны-прислужники, не проходила, бряцая доспехами, охрана. Даже привидения словно куда-то испарились и не висели, как обычно, под высокими сводчатыми потолками. Очнулся колдун, лишь когда увидел перед собой распахнутую решетчатую дверь комнаты Алана. Рамир вбежал внутрь, осмотрелся, даже заглянул под кровать, в надежде, что ребенок спрятался, испугавшись его. Мальчика нигде не было. Под ногами что-то зашуршало. Нагнувшись, Рамир поднял обугленный свиток с использованным заклинанием иллюзии. Тут же, словно подтверждая его самые страшные догадки, в сознании грянул знакомый голос:
   - Я жду тебя в Малых покоях. Все готово к обряду инициации.
   Мысленный приказ заполнил все уголки сознания, привычка подчиняться повелительнице привела тело в движение. Вопреки своей воле Рамир сделал несколько шагов по направлению к коридору, ведущему в Малые покои. Очнувшись, он остановился, сжав кулаки и отчаянно придумывая выход из создавшегося положения. Черная королева сама применила заклинание иллюзии и, очевидно, все-таки добилась своего: вывела ребенка из состояния душевного равновесия, погрузила в бездонный океан ужаса и печали. Теперь колдун мог признаться себе: в последние дни он уже подсознательно принял решение спасти Алана, именно поэтому не пытался использовать свое собственное заклинание и всячески оттягивал этот момент. Что же делать теперь? Из лап королевы ребенка вырвать невозможно, Малые покои сейчас охраняются огромным количеством демонов. "Что ж, - решил он, - помочь мальчику уже не удастся. Но можно попытаться спасти Аню". Мысленно придумывая доводы, с помощью которых будет убеждать девушку покинуть замок без Алана, Рамир поспешил к ее комнате, игнорируя повторяющиеся призывы королевы.
   Колдун торопливо вставил ключ в замочную скважину, повернул его, вошел в комнату и ощутил, как на висках выступает холодный пот: девушки здесь не было. Решив, что королева зачем-то увела и ее, Рамир застонал сквозь зубы, но тут его взгляд упал на зеркальную панель, за которой прятался потайной ход. Зеркало было отодвинуто, открывая темный провал узкого коридора. "Вот ведь безрассудная девчонка!" - с облегчением, смешанным с восхищением, подумал Рамир, устремляясь в лаз и задвигая за собой панель. Щелкнув пальцами, он создал маленький огонек, летящий впереди и освещающий дорогу. Аня была в лаборатории. Она стояла спиной к Рамиру, закинув голову назад, и колдун не сразу понял, что делает девушка. А когда понял, было уже поздно.
   - Нет! - закричал он, бросаясь к Ане.
   Изящный опустевший пузырек выпал из слабеющих пальцев и жалобно зазвенел, рассыпаясь в стеклянную пыль от удара о каменный пол. Аня обернулась, на губах ее застыла болезненная, изумленная улыбка. Синие глаза смотрели прямо на Рамира, не видя его.
   - Нет! Нет! - бессмысленно повторял колдун, схватив девушку за хрупкие плечи. - Зачем ты это сделала?
   - Ты так ничего и не понял, - голос Ани становился все тише, и Рамиру пришлось наклониться как можно ниже к ее немеющим губам, чтобы услышать обращенные к нему слова. - Любовь нельзя ни купить, ни завоевать… Макс… он… погиб…
   - Не-е-е-т, - зарычал колдун, с ужасом осознав, что девушка видела иллюзию - плод его труда.
   Руки Ани обессиленно упали, ноги подкосились, и она безвольно повисла на руках Рамира.
   - Подожди, подожди, не умирай, - лихорадочно забормотал он, бережно опустив девушку на пол и мечась по лаборатории.
   Колдун настежь распахнул двери шкафа, где хранились яды, и пробежал взглядом длинный ряд флакончиков, пытаясь определить, что именно выпила Аня, все еще надеясь, что сумеет подобрать противоядие и успеет спасти ее. Из груди вырвался дикий вопль: на полке не было крохотной бутылочки с драгоценным соком пустынной розы. Воя и рыча от ненависти к собственному бессилию, Рамир упал на четвереньки и пополз к лежащей девушке, раня ладони битым стеклом.
   - Любимая, любимая моя, что же ты наделала? Что я наделал?!
   - Прощай, - еле слышно донеслось до него.
   Аня в последний раз вздохнула, улыбнулась и застыла в мертвой неподвижности, устремив в потолок взгляд постепенно угасающих синих глаз. Глядя на нее, такую юную, такую красивую и такую теперь недоступную, колдун судорожно захрипел.
   - Я убил, я опять тебя убил, - бессмысленно повторял он, не сводя глаз с неживого, но все еще такого прекрасного лица.
   В его сознании воспоминания смешались с событиями настоящего времени, и Рамир не понимал уже, кто лежит перед ним: Аня, смертная человеческая дочь, или Айрис - принцесса лесного народа. Колдун помнил только одно: он своими руками убил обеих. По его вине эти прекрасные глаза не увидят солнечного света, эти нежные губы больше не улыбнутся, а руки не поднесут к груди ребенка, который никогда не родится. Он, Рамир, отнял жизнь у этого невыразимо прекрасного хрупкого существа, лишил мир его лучистой прелести, растоптал ради своей прихоти синюю искорку. А теперь оказалось, что именно она, эта искорка, освещала темный тоннель его судьбы.
   - Я убил тебя второй раз… - срывающимся голосом прошептал колдун, не видя Аниного умиротворенного лица из-за тьмы, накрывшей его.
   И тогда, в этой тьме, к нему пришли те, кто погиб в развязанной им страшной войне. Мужья, павшие в битвах и оставившие своих жен, дети, отнятые у матерей, влюбленные, которым никогда не быть вместе… Они смотрели на него из далекого прошлого, молчаливо укоряя за все совершенные им злодеяния. И этот призрачный укор был страшнее самой ужасной, самой изощренной мести. Слезы закипели в глазах, горьким комом встав у горла. Но судьба лишила его даже этого, последнего утешения страждущих. Слезы, выплескивающие боль, омывающие душу и превращающие разрывающее ее горе в светлую печаль, так и не пролились. Вместо этого Рамир ощутил, как в груди что-то разорвалось, и в стонущее от боли сознание хлынул поток невероятной силы. Мощная волна магической энергии затопила все его существо, и колдун, закинув голову к потолку и искривив красивые губы, визгливо расхохотался. Его мечта сбылась, истинная сила, которую он так долго и тщетно пытался найти в себе, пришла сейчас, под действием гнева, раскаяния и страдания. Вот только теперь она была ему не нужна, ибо никакое могущество не могло вернуть единственное необходимое ему сокровище. Лицо Рамира болезненно исказилось, он выбросил вперед руку, указывая на шкаф, набитый флаконами с ядами, раздался оглушительный взрыв, и в разные стороны брызнули разноцветные осколки. Над лабораторией повисло удушливое облако ядовитых запахов. Колдун вскочил на ноги, дико оглядываясь вокруг. Его длинные волосы растрепались и белокурым ореолом окружали безумное лицо, на котором мрачно выделялись мертвенно-черные радужки глаз, обрамленные красной сеткой полопавшихся капилляров. Рамир посмотрел на свои руки, выгнув пальцы так, что они казались сведенными судорогой. Затем руки непроизвольно потянулись к лицу и впились в гладкие, покрытые персиковым румянцем щеки, снимая с них длинные полоски нежной кожи и оставляя глубокие кровавые борозды. Одновременно с этим колдун прикусил губы так, что из них брызнула кровь, и сотворил новое заклинание, которое заставило хрустальный потолок задрожать и разлететься веером крошечных радужных частиц. Он разинул окровавленный рот и бешено закричал, вкладывая в свой крик всю невыносимую боль, разрывающую его душу.