Долтон бросил быстрый взгляд на Джозефа – это был день сюрпризов.
– Вы индеец.
– Я знаю. А вы, белый человек, обязаны мне. – Вытащив свои старые кости из одеял, Джозеф неторопливо прошел к стулу с высокой спинкой; стоявшему перед плитой.
Первый раз Долтон завтракал с ними за столом. Сэмми едва находил время жевать еду, так как забрасывал Долтона вопросами о вновь вернувшемся зрении. А Долтон не мог удержаться и не перевести взгляд на молчаливую Джуд Эймос, подававшую им завтрак.
Когда-то он наблюдал, как деревянная кукла говорила голосом чревовещателя, и в восхищении смеялся, когда слова, казалось, выходили из подвешенной на петлях челюсти.
Глядя, как Джуд спрашивает, не хочет ли кто-нибудь еще кофе, он вспомнил то давнее представление: голос был знакомым, но он исходил не из тех губ, которые двигались. Во всяком случае, так казалось Долтону. Будучи узником тьмы, он создал лицо, соответствующее этому серьезному голосу и хрипловатому смеху. Он, как скульптор, пользуясь осязательной способностью пальцев, изучил каждую черту и искусно, почти любовно создал то, что, как подсказывало ему сердце, должно было быть там: красивые черты, соответствующие тому, что он знал о женщине. Столкнуться с таким невыразительным лицом оказалось болезненным ударом: Макензи увидел незнакомку, говорившую словами любимого человека, и оплакивал потерю женщины, которой поклонялся в своем воображении.
– Мистер Макензи после завтрака уезжает, – объявила Джуд строгим тоном. – Сэмми, ты выберешь для него хорошую лошадь? Он может оставить ее в платной конюшне в Шайенне.
– Уезжает? – простонал Сэмми. – Мак, вам еще нельзя ехать.
– Боюсь, я должен ехать. Меня ждет работа, за которую мне уже заплатили. Они, должно быть, не могут понять, что со мной случилось.
– Некоторое время Сэмми с печальным, расстроенным видом переваривал это известие.
– Но вы еще вернетесь, чтобы снова навестить нас, правда?
– Я постараюсь. – При этом обещании он встретился со взглядом Джуд и отвел глаза. Она стояла со страдальческим видом, думая, как ему невыносимо смотреть на нее, а он с горечью думал о правде, которую не рассказал ей, о том, что сделало бы его менее чем желанным под этой крышей. Пришло время по-мужски понести заслуженное наказание. – Честно говоря, я не собираюсь в Шайенн. Я направляюсь на здешнее ранчо, в местечко, которое называется Свитграсс. Вы укажете мне дорогу туда?
– Вы работаете на Патрика Джемисона? – Джуд окаменела.
– Да, мадам, он тот, кто нанял меня. – Не донеся чашку кофе до рта, Долтон замер, почувствовав, как внезапно изменилось все, что он узнал и полюбил на станции «Эймос». Он вдруг стал чужаком, непрошеным гостем.
– О, вам не составит труда разыскать его, – затараторил Сэмми, совершенно не замечая мрачной атмосферы, возникшей при этом за столом. – Его ранчо самое огромное и богатое в здешних местах. Поезжайте прямо по дороге, и вы не пропустите его. Вы собираетесь пасти коров для мистера Джемисона?
– Нет, Сэмми, – мягко объяснила Джуд, – у мистера Макензи другая профессия, он не собирается работать в седле. Он делает свою работу под прицелом оружия.
Сэмми нахмурился, явно ничего не понимая, но, прежде чем он успел еще что-нибудь спросить, Джуд поторопила его:
– Иди приготовь лошадь для мистера Макензи.
– Д-да, – проворчал он, встав из-за стола и бросив Долтону взгляд, подобный тому, который был у Бисквита, когда пес просил остатки еды. Когда он, волоча ноги, вышел, старый пес жалобно заскулил, разрываясь между столом, полным так-требующих-чистоты-тарелок, и любимым хозяином. В конце концов победила преданность, и он бросился вслед за Сэмми.
– Вы ни разу не упомянули, что вам платит Джемисон, – полным осуждения тоном обронила Джуд и начала собирать посуду, не дождавшись, пока Долтон доест то, что лежало перед ним на тарелке.
– А если бы я сказал об этом, разве меня не вышвырнули бы на крыльцо под дождь в первую же ночь?
– Нет, разумеется, нет, – пробормотала Джуд, хотя посмотрела на него так, словно ответ был «да». – Те, кто приезжал прошедшей ночью, были людьми Джемисона. Если бы я знала, что вы собираетесь работать с ними – или я должна сказать, руководить ими? – я бы представила вас. Надеюсь, вы не подвели вашего работодателя тем, что прогнали их отсюда, взяв на мушку.
– Для меня не было бы никакой разницы, даже если бы я знал, кто они.
Ее колючий взгляд сказал Долтону, что она в этом сомневается, а затем Джуд, зашуршав юбками, отвернулась к плите. Глядя на ее порывистое движение, Долтон подумал, что именно такой представлял ее себе: прямая осанка и гордо поднятая голова, и его губы растянулись в едва заметной улыбке – но лишь до того момента, пока следующие резкие слова Джуд не заставили их плотно сжаться.
– Вам пора собирать вещи, мистер Макензи. Все в вашей комнате, все, кроме ваших пистолетов, естественно. И я не могу сказать, что особенно грущу из-за того, что вы их лишились.
– Я очень признателен за вашу заботу о моих вещах и обо мне. – Он встал и не мог не заметить, как она отпрянула назад, как будто с возвращением зрения он стал представлять угрозу ей и всему, что ее окружало, – хотя, возможно, она и была права. – Сколько я вам должен?
– Мне помнится, мы уже обсуждали это, – был ее язвительный ответ. – Гостеприимство не имеет цены, как и христианское милосердие.
– С этим я мог бы поспорить, мисс Эймос. Но возможно, в другой раз.
– Я сомневаюсь, что, когда мы встретимся снова, будет много времени для приятных разговоров. – Она перевела взгляд на Сэмми: – Лошадь готова?
– Я привязал Фэнси у крыльца, – ответил юноша. – Можно, я помогу вам укладывать вещи, Мак?
– Ты будешь только мешать, Сэмми, – остановила его Джуд и была удивлена холодным взглядом Долтона.
– Нет, не будет. Пойдем, Сэм.
Долтон перекладывал свое имущество, грустно размышляя, почему же все-таки он чувствует себя так, словно покидает родной дом. За короткое время, возможно, из-за своей беспомощности он превратился в неотъемлемую часть дома Эймосов. И это ему нравилось. Когда он уходил, у него было чувство, что Джуд права, он не вернется их навестить, во всяком случае, по-добрососедски, даже если Джуд пригласит его, в чем он очень сомневался. Он больше не был для нее просто мужчиной, он прочел это в ее глазах, когда объявил, куда направляется, и она ясно высказала свое мнение о той жизни, которую он вел. Нет, он не мог отступить от своего обязательства ради дружеского «как поживаете?». Ему оставалось только надеяться, что его не заставят нанести визит совершенно иного рода, который доведет до конца то, что начали ночные всадники.
– Пожалуй, это все.
Все, кроме неуловимых чувств, наполнявших эту комнату, уз желания, которых он не должен был себе позволять. Мужчины его, профессии не связывают себя узами, у них нет дома, они не заводят друзей, никто с тревогой не ждет их возвращения и грустно не машет вслед – так лучше. Но как объяснить это Сэмми, который смотрит на него своими огромными, полными слез глазами?
– Но вы вернетесь, Мак, правда же?
– Посмотрим, Сэм. Я буду очень стараться. Но я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь присматривать за порядком здесь, если мне не удастся вернуться, ведь ты мужчина в этом доме.
Сэмми удивленно моргнул, словно ему никогда это не приходило в голову, а затем расправил плечи и гордо выпятил грудь.
– Конечно, Мак. Ни о чем не беспокойтесь. – А затем он жалобно вздохнул. – Но я все-таки надеюсь, что вы вернетесь.
«О, черт, – простонал Долтон в глубине души, – пора все кончать и бежать, пока дело не стало еще хуже».
Забросив на плечо сумку с вещами, он широкими шагами вышел в общую комнату и тотчас безошибочно понял что дела обстоят гораздо хуже, чем он полагал. Джуд стояла у стола, ее незнакомое лицо было мрачно нахмурено, а чудесные серые глаза влажны. Джозеф стоял рядом с ней, и его пронизывающий взгляд призывал Долтона как можно скорее дать клятву не обижать ее. Но было уже слишком поздно. Долтон вовсе не давал ей каких-либо обещаний, так что у нее не было никаких оснований ругать себя за нарушение священной клятвы. Он целовал ее, ей это нравилось; она целовала его, и это нравилось ему даже еще больше. Его руки немного попутешествовали, это правда, но она не была какой-то очаровательной девушкой, берегущей свою невинность. Или она была именно такой? Не важно, какой была она, речь шла о том, каким был он и чего он не должен был делать. Ни одна приличная женщина не имела бы дела с таким, как он, мужчиной. А Джуд Эймос была единственной порядочной и достойной женщиной из всех, кого он когда-либо знал.
– Еще раз благодарю за то, что ухаживали за мной. Я всегда готов вернуть вам долг, вы только скажите.
– Мы не станем ничего просить у вас, мистер Макензи. Доброту предлагают не ради этого.
Было ли невысказанное осуждение в этих холодно произнесенных словах? «Вероятно», – пришел к выводу Макензи, зная Джуд; она была не из тех, кто держит при себе неодобрение.
– Что ж, тем не менее я чувствую себя в долгу перед вами. И я благодарен вам, несмотря на то, что, возможно, сказал вначале. – Он улыбнулся, чтобы напомнить ей, и она коротко улыбнулась в ответ.
У этого обмена улыбками был горько-сладкий вкус, принадлежавший общему куску их прошлого. Что еще можно было сказать? Макензи направился к двери, Сэмми и Бисквит побежали следом за ним, а Джозеф и потом Джуд вышли позже, когда он уже сидел на большой темно-гнедой кобыле, которую выбрал для него Сэмми.
– Прекрасное животное, – с пониманием похлопал он лошадь по шее.
– Вы можете попросить кого-нибудь из людей Джемисона привести ее обратно. Не сомневаюсь, ваш новый хозяин захочет перекроить вас по собственному образцу.
– Никто не перекроит меня по собственному желанию, мисс Эймос, – ухмыльнулся Долтон в ответ на этот преднамеренный укус. – Вам следует помнить об этом. – Он приподнял свой стетсон, обращаясь к двоим, стоявшим на крыльце, а потом потрепал по волосам Сэмми, который стоял рядом, держа поводья.
Проглотив слезы, Сэмми выпустил поводья и отступил назад, чтобы Долтон мог развернуть животное. Макензи пустил Фэнси легким галопом, и ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы хоть один раз не оглянуться.
Глава 10
Долтон уже проскакал много миль по холмистым прериям и поросшим травой возвышенностям, но не появилось и признаков жизни. Только когда он уже начал думать, что ему еще не доводилось видеть такой унылой местности, его большая лошадь взлетела на гребень горы и перед ним открылся скотоводческий Эдем.
Стадо в несколько тысяч голов паслось под присмотром видневшихся там и тут ковбоев в широкополых шляпах, кованых гетрах и сапогах, украшенных большими мексиканскими шпорами с колесиками. Он проскакал прямо через середину стада, заработав несколько любопытных взглядов от мужчин, погонявших безмятежный скот медленными, красивыми вращениями манильской веревки. Долтон не удостоил их вниманием и, только добравшись до Свитграсса, остановился, чтобы обозреть внушительную картину.
Главное здание было кирпичным и приятно смотрелось среди аллеи из деревьев бузины, с их крепкими, искривленными стволами и сучковатыми ветвями, выстроившихся, как бригада древних рабочих, несущих последние из причудливых украшений к широкому крыльцу. Косые лучи солнца, поблескивавшие в окнах двух этажей, напомнили Макензи предупредительные вспышки оружейных выстрелов, и чем ближе он подъезжал, тем сильнее становилось это ощущение тревоги. Действительно, все здесь было огромных размеров; дома и конюшни располагались на большой территории, обнесенной высоким забором, кричавшим о богатстве и процветании. Но здесь не чувствовалось признаков теплоты или доброжелательности, а во всем сквозило только высокомерное превосходство над окружающей долиной. Не услышал он и радушного приветствия от трех мужчин, которые, ощетинившись оружием, поскакали ему навстречу.
– Куда, черт побери, вас несет? – заорал один из охранников, но Долтон, не обращая на него никакого внимания, продолжал свой путь к дому. Двое других в ожидании смотрели на своего командира, намекая тонкогубому охраннику ранчо, что лучше пропустить приезжего, а не задерживать, как он намеревался. – Эй, я к вам обращаюсь. Что за дело у вас здесь?
– Мое дело, – было все, что соизволил произнести Долтон, не глядя на них, как будто не считал, что они представляют какую-то угрозу.
Оскорбленный неуважением незнакомца, начальник пустил лошадь в галоп и резко осадил ее, так что животное остановилось перед кобылой Макензи. У Долтона не оставалось другого выбора, кроме как остановиться либо скакать прямо на них.
– Я спросил, что за дело у вас здесь?
Долтон опустил холодный взгляд синих глаз, раздраженный тем, что ему помешали.
– Мое дело куплено и хорошо оплачено вашим боссом и я полагаю, он не настолько ценит вас, чтобы обсуждать это с вами, иначе вы знали бы ответ. А теперь будьте добры освободить мне дорогу. – И он пустил кобылу вперед, заставив другую лошадь сделать крутой разворот.
Три охранника ранчо обменялись сердитыми тревожными взглядами, и один из них проворчал:
– Кем считает себя этот сукин сын?
«Тем, с кем мы не хотим иметь ничего общего», – был не произнесенный вслух ответ.
Выстроившись позади высокого незнакомца, они сопровождали его, как дворняги, до самого крыльца, и появившийся там Патрик Джемисон подтвердил их умозаключение своими первыми же укоризненными словами:
– Вы опаздываете, мистер Макензи.
– Не припомню, чтобы я точно назначил вам время, когда ожидать меня. – Остановившись, Долтон смотрел на хозяина ранчо с высоты своего седла немигающим и непримиримым взглядом, требующим ответа, который Джемисон, начав заметно нервничать, в конце концов дал.
– Хорошо, признаю, этого не было. Спускайтесь, Макензи.
– Я предпочел бы, чтобы вы впредь сохраняли слово» мистер», – с холодной медлительностью протянул он, продолжая сидеть верхом на высокой лошади, пока Джемисон не покраснел и не стал беспокойно дергаться.
– Прошу вас, спускайтесь, мистер Макензи. Мои люди проводят вас к вашему жилью.
– Прекрасное животное, – спрыгнув вниз, Долтон похлопал кобылу, – но не мое. Пусть один из этих ребят вернет его обратно на станцию «Эймос» вместе с достойной платой за прокат.
Охранники ранчо не собирались подчиняться приказам какого-то невооруженного чужака, но их хозяин бросил разговорчивому начальнику золотую монету:
– Проследи за этим, Монти.
Начальник охраны возмущенно посмотрел на высокомерного незваного гостя, который мог заставить их хозяина так грубо отправить его на лакейскую работу, а потом остановил взгляд на одном из своих подчиненных и сердито буркнул:
– Нед, проследи за этим.
Посторонившись, Джемисон жестом пригласил Долтона в дом.
– Мистер Макензи, у меня в кабинете есть бренди, который превосходно помогает смыть дорожную пыль. Монти, занеси его вещи.
– В главный дом? – недоверчиво переспросил Монти.
– Именно так я сказал. – И Джемисон подождал, пока Макензи прошед впереди него в дом.
«Что это за тип, у которого на рубахе дырка размером с Небраску, а он требует, чтобы босс называл его «мистер», и занимает комнату в главном доме, как важный гость? Черт побери, меня, начальника охраны, никогда не приглашали дальше пахнущего кожей кабинета, и то это случалось очень редко», – ворчал про себя Монти и, прищурившись, пристально всматривался в спину Макензи, удивляясь, почему это вдруг мужчина кажется ему таким знакомым. Он не мог отвлечься от своих мыслей, пока не вспомнил обстоятельства, уже сталкивавшие их.
И он надеялся, что эти обстоятельства не принесут ни чего хорошего гостю Джемисона.
Долтон бывал в достаточно шикарных домах и, войдя в кабинет Джемисона, не проявил благоговейного трепета перед богатой обстановкой. Он лениво окидывал взглядом переплеты книг на полках и головы буйволов – охотничьи трофеи, – пока хозяин дома у огромного буфета красного дерева наливал спиртное в два коньячных бокала.
– Мистер Макензи, позвольте, я немного введу вас в курс моих дел здесь. – Джемисон был необычайно взволнован присутствием известного человека у себя в доме. – Итак, для стада почти в семь с половиной тысяч голов я планирую огородить двадцать две тысячи акров на одной из территорий Вайоминга, где густая, сочная и питательная трава. Мои животные самые породистые в здешних краях, я получил их, скрещивая привезенных херефордов с прежним стадом, чтобы улучшить породу. У меня есть четыре короткорогих быка с тремя четвертями чистой крови, которые стоят около семисот долларов каждый. Все это мое, как вы могли понять. И не я выгонял буйволов и индейцев с этих равнин, чтобы освободить место для вторжения фермеров с претензиями сделать все всеобщим достоянием и лишить меня того, ради чего я трудился.
– И какая часть этого королевства действительно ваша? – спросил Долтон после того, как, подняв бокал, сделал на пробу глоток.
– Записанная за мной? И близко не достаточная. В этих краях каждой корове нужно двадцать акров самых питательных пастбищ, чтобы она приносила выгоду. Это означает, что мне нужно приблизительно сто пятьдесят тысяч акров, чтобы прокормить стадо, которое я имею. Но правительство дает мне право на владение только тысячью ста двадцатью акрами, которых достаточно лишь для тридцати или сорока голов, при том, что я здесь не развожу молочных коров, мистер Макензи. У меня нет иного выбора, кроме как взять то, что мне нужно.
– Даже если оно принадлежит кому-то другому.
– Человек вашей профессии – и с совестью? – раздался спиной Долтона мягкий горловой смех. – Уж не конфликт ли интересов здесь, мистер Макензи?
Долтон обернулся и был удивлен, увидев одну из очаровательных женщин, которых когда-либо встречал. Классическая красавица была увенчана копной золотисто-рыжих волос, она носила накрахмаленную кружевную английскую блузку, женственную в каждой детали, и мужские брюки так обтягивающие фигуру, что вид ее женского местечка действовал подобно быстрому удару в пах. Она не смутилась от его восхищенного внимания, а ответила таким же дерзким, оценивающим осмотром. Ее пухлые губки, манящие как клубника со сливками, улыбались, а горящий взгляд темных глаз целенаправленно двигался вверх вдоль внутреннего шва грубых хлопчатобумажных брюк Долтона от манжеты до гульфика. Это было не то внимание, которое мог игнорировать мужчина, даже если оценивающая его женщина едва ли была женщиной – вероятно, ей было не больше семнадцати лет.
– Мистер Макензи, моя дочь Кэтлин. Она тешится заблуждением, что управляет этим хозяйством. – И Джемисон с любовью улыбнулся, подтверждая, что это правда.
– Придет день, когда так и будет, папа. И вы воспитывали меня так, чтобы у меня голова была больше занята серьезными делами, а не легкомысленными женскими пустяками. – Ни на мгновение не отрывая взгляда от Долтона, она вошла в комнату; ее бедра раскачивались, как вывеска на сильном ветру, а ее улыбка становилась все более хищной.
– Мадам, – улыбнулся ей в ответ Долтон, – умная, честолюбивая женщина с вашей внешностью не нуждается в том, чтобы прибегать к чему-то еще.
– О, благодарю вас за порцию банальности, мистер Макензи. Если бы я была женщиной, которая поддается на сладкие разговоры, я определенно была бы у ваших ног.
– Думаю, вы женщина, которая привыкла к совершенно противоположному, – усмехнулся он.
– А по тому, что я слышу, я могу сказать, что вы мужчина, который привык все делать по-своему. – Она встала рядом с отцом, взглядом дав понять, что по достоинству оценила его ответ. – И так во всем?
o Во всем, что того стоит, мадам. Она на мгновение задумалась, надув вполне созревшие а потом заметила:
o У вас что-то случилось с бровями, мистер Макензи. Неосторожность во время курения?
– Я никогда не бываю неосторожным, мисс Джемисон. Просто несчастный случай.
– А где ваши знаменитые пистолеты с костяными ручками? Еще один несчастный случай?
Джемисону становилось все больше не по себе от их двусмысленной перепалки, и он решил, что настало время вмешаться.
– Кэтлин, у нас с мистером Макензи есть дела, и, я полагаю, у тебя тоже найдется чем заняться.
– Зачем мне нужно знать, как спрягаются латинские глаголы? – недовольно скривилась Кэтлин. – Я принесу больше пользы вам, если буду изучать рыночные цены в Чикаго.
– О рыночных ценах я позабочусь сам, а ты позаботься о своем образовании. Придется приложить самые серьезные усилия, чтобы соединить вместе одно и другое. Тебе нужен ум, чтобы жить с такой красотой. А теперь больше никаких споров в присутствии нашего гостя.
– Мистер Макензи не гость, папа. К тому же, я уверена, он не пользуется латынью.
– «Animis opibusque parati. Audentes fortuna juvat».
– «Будьте готовы телом и духом. Фортуна благосклонна сильным», – медленно перевела она, в изумлении глядя на наемника, и улыбнулась обворожительной улыбкой. – Хороший ход, сэр. Вы и в самом деле сюрприз. Возможно, Вы сможете помочь мне в занятиях.
– Мистер Макензи здесь не для того, чтобы работать учителем, – перебил ее отец, отвергая такую идею. – Его время будет занято другими делами, и теперь, если не возражаешь, дорогая, мы займемся ими.
Надменно тряхнув огненной гривой, Кэтлин вышла из комнаты, задержавшись на пороге, чтобы бросить на Долтона выразительный взгляд, который ему не стоило труда расшифровать – он понимал красивых женщин. Они не составляли для него ни тайны, ни проблемы в отличие от знакомой ему владелицы путевой станции, о которой он мог бы думать, но старался не делать этого. Джуд нельзя было сравнивать с этой дочерью хозяина ранчо. Мужчины переступили бы через Джуд с ее серьезными манерами и менее чем эффектной внешностью, чтобы быть рядом с великолепным созданием вроде Кэтлин. А разве сам он был другим? Мужчину привлекает женщина, уверенная в своей женственности, которая станет в его руках завидным трофеем. Кэтлин Джемисон была именно такой женщиной, и добивалась всего, чего хотела. А тем, что она хотела, по крайней мере на данный момент, был новый наемник ее отца. Так зачем ему сопротивляться?
Когда она ушла, Джемисон недовольно вздохнул, оторвав Долтона от чисто мужских раздумий.
– Не обращайте внимания на Кэтлин. Я постоянно позволяю ей слишком много свободы для ребенка ее возраста.
Долтон мог бы возразить против употребленного им слова «ребенок»: ни в ее внешности, ни в манере поведения не было абсолютно ничего детского. Но он промолчал, ибо кто он такой, чтобы открывать любящие отцовские глаза?
– Если не возражаете, мистер Макензи, давайте вернемся к делам. Теперь, когда вы здесь, я не хочу тянуть время, чтобы об этом узнали животноводы из долины.
Вместо того чтобы отправиться к себе в комнату, где надоедливый наставник снова собирался мучить ее спряжениями, Кэтлин вышла на крыльцо сделать глубокий очистительный вдох. Делая выдох, она вспомнила Макензи, и легкая улыбка заиграла на ее губах. Помимо того, что он был дьявольски привлекателен, он умел этим пользоваться. Кэтлин ждала сложная задача, но она чувствовала, что созрела для ее решения. В свои восемнадцать лет Кэтлин могла быть просто скромной и послушной, но у нее не было намерения покорно подчиняться диктату своего отца. Если бы не ее настойчивость, он не поехал бы в Дедвуд, чтобы нанять Макензи. Он, кажется, думал, что проблема паразитов, кишащих на их земле, решится сама собой, но он ошибался. И кроме того, он был слишком мягким и никогда не отдал бы приказа своим людям скакать под покровом темноты, чтобы кого-либо запугать. Да, настанет день, когда она будет править этим королевством трав, и будь она проклята, если из-за отцовской нерешительности потеряет хотя бы один акр.
– Мисс Джемисон?
Кэтлин с едва сдерживаемой досадой взглянула туда, где, комкая в руках шляпу, стоял Монти, их долговязый охранник. Он, как всегда в ее присутствии, нервничал и потел от вожделения. Несмотря на личное отвращение к нему, она полностью использовала его жгучие желания, но таким образом, чтобы всегда можно было пресечь их.
– Да, Монти? В чем дело?
Он поежился в нежданном луче ее улыбки, чуть не забыв, что собирался сказать.
– Э-этот парень… с вашим отцом…
– Вы имеете в виду мистера Макензи?
– Да, Макензи. Я видел его раньше, мисс Джемисон.
– Вот как? Переходите к делу, если вам есть что сказать. – Она начинала терять терпение с этим тугодумом.
– Понимаете, я видел его на станции «Эймос» в ту ночь.
– Что вы подразумеваете под «той ночью»? – Ее внимание заострилось до остроты бритвенного лезвия.
– Когда мы отправились проведать мисс Эймос.
– Он был там?
– Д-да. Он был в доме, а потом вышел с винтовкой и прогнал нас.
– Он? – Кэтлин в задумчивости наполовину опустила веки, скрыв блеск глаз.
– Д-да. Думаю, вам лучше знать это и то, что сегодня утром он приехал на одной из лошадей Эймосов, самоуверенный донельзя.
– Спасибо, Монти. Это любопытные новости. – Она, облизнула губы, размышляя, что бы это могло означать, и уже забыв об охраннике, который с восторженной преданностью смотрел на нее. – Будет очень интересно услышать, как это объяснит мистер Макензи.
Приняв обжигающе горячую ванну, побрившись и сменив одежду, Долтон выкроил время обдумать свою судьбу, прежде чем спуститься к обеду и встретиться с Джемисонами.
Его комната была полна изнеживающей роскоши, начиная от гигантских размеров кровати под полуопущенным балдахином и огромного шкафа, уже заполненного его вещами, и до ценных произведений искусства, развешанных по стенам. В этой оклеенной обоями и отделанной панелями комнате могла легко разместиться большая часть мебели дома Эймосов. Здесь никто не спал на комковатом матраце, брошенном на доски, никто не подавал еду прямо со сковороды из печи. Но здесь и не было божественного запаха бисквитов Джозефа и не звучал смех Сэмми. И вместо сдержанного юмора и пугливой страсти Джуд Долтон столкнулся с многообещающими обольщениями хорошенькой Кэтлин. На поверхностный взгляд все складывалось в пользу Долтона. Тогда почему ему было так грустно в этой роскоши? Ведь это была жизнь, к которой он стремился. Он мечтал, что его будут с почтением обслуживать, а он будет пить из и наслаждаться красивыми вещами. И одной из таких была дочь его хозяина. И ему платили чрезвычайно хорошо, чтобы он мог себе это позволить.