Оттого я и был так удивлен и встревожен той сексуальной аурой, которая теперь между нами образовалась. Возникло что-то новое, отличавшее данный случай от других проявлений моего обычного влечения. Оно было сильнее и болезненнее, и самое смущающее заключалось в том, что я знал этому причину. Девушка являлась моей пленницей. “Ах, моя гордая красавица, вы в моей власти!” Да, как раз из этой оперы. Конечно, она не была пленницей в том смысле, что я мог сделать с ней все, что захочу, но нечто в таком роде чувствовалось между нами, поскольку она действительно оказалась в моей власти, а я играл роль отъявленного негодяя.
Да, собственно, и был им, разве нет? Я появился здесь, как сказал ей, чтобы совершить крупное ограбление, что отличало данную ситуацию от тех редких случаев, когда во время работы в моих руках оказывались симпатичные девушки, так или иначе преступившие закон. Тогда я не был негодяем, а, наоборот, — хорошим парнем, выступающим на стороне закона. Кроме того, меня стесняли правила моей профессии и рамки все того же закона. Что начисто отсутствовало сейчас.
Конечно, я не собирался ее насиловать, хотя, видит Бог, фигурка у нее ужасно соблазнительная. Но сейчас гораздо важнее было не испугать ее, чем думать об удовлетворении своих неуместных плотских желаний. Поэтому я решил поговорить с девушкой, смягчить ее напряженность, но еще не знал, что сказать, чтобы ненароком не усилить сексуальный дискомфорт, возникший между нами. И я довольно долго шел рядом с ней молча, что не могло действовать на нее успокаивающе.
Наконец я решил, что самое лучшее — это выглядеть напористым и деловитым.
— Хочу вам сказать пока, что именно нам нужно. Вы должны будете войти в хранилище одна, поэтому лучше я сейчас сообщу вам, что вы должны вынести для нас.
Она не смотрела на меня, а, не отрывая глаз от пола, кивнула:
— Да.
Ее лицо выглядело напряженным, кожа натянулась на скулах, глаза были раскрыты слишком широко.
— Нам нужны ценные бумаги на предъявителя. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Да, — опять коротко сказала она.
Конечно, девушка это знала, ведь она здесь работала.
— Хорошо, — продолжал я. — Нам нужно, чтобы каждая из них была не больше чем на сто тысяч долларов, и не меньше чем на двадцать тысяч, и чтобы сумма их составила десять миллионов.
Она на секунду обратила на меня удивленный взгляд, но тут же снова отвернулась, кивнула и сказала:
— Хорошо.
— Теперь я понимаю, что вы будете умницей и все сделаете правильно, но хочу все же напомнить вам об одном. Мой партнер находится в кабинете вашего босса, и он может видеть хранилище на одном из мониторов, а также каморку перед хранилищем, где сидит охранник. Если вы попытаетесь заговорить с ним или сделать что-то не то в хранилище, он увидит это.
— Я... я не сделаю ничего такого. — Она едва не плакала от страха — Я знаю. Только я подумал, что стоит вас предупредить, вот и все Но я знаю, что вы будете вести себя благоразумно.
Мы как раз проходили через очень большое помещение, где все сотрудники, побросав свои дела, сгрудились у окон. Там оказалось около сорока человек, которые глазели на парад. Незаметно для себя я шагал в ритм бою барабанов, а вот походка мисс Эмерсон была какой-то неуверенной, порой она неожиданно замедляла шаги. Я решил, что такие судорожные движения вызваны нервным состоянием девушки, и пытался изо всех сил приноровиться к неровному ритму ее шагов, хотя из-за маршевого темпа музыки это оказалось затруднительно.
Когда мы вышли из огромного офиса в коридор, ведущий вправо, она вдруг споткнулась, и я автоматически схватил ее за предплечье, пытаясь удержать девушку в состоянии равновесия. Но мисс Эмерсон испуганно рванулась от меня. Держась на ногах только от ужаса, она попятилась и прижалась к стене.
Я огляделся и понял, что мы в коридоре одни.
— Успокойтесь, — тихо и быстро проговорил я, опасаясь, что она в любую секунду может закричать. — Пожалуйста, успокойтесь, никто не собирается причинять вам какой-либо вред.
Она снова в страхе поднесла правую руку к горлу, как в кабинете Истпула. Я видел, что она заставляет себя ровно дышать, пытаясь овладеть собой. Действительно, девушка взяла себя в руки и подавила страх. Я терпеливо ждал, когда она полностью оклемается, и наконец она тихо сказала:
— Теперь все в порядке.
— Ну и отлично. Вы себя прекрасно ведете. Вам не о чем беспокоиться, обещаю вам. Все, что нам нужно, это деньги, а от вас нам ничего не надо, так чего вам бояться?
Разведя руками, я улыбнулся ей.
Она кивнула, отклеилась наконец от стенки, но не ответила на мою улыбку и, как могла, избегала встречаться со мной взглядом. Не знаю, что являлось причиной этого — страх или стремление выйти из сексуальной ауры, но полностью успокоить ее не стоило и пытаться. Впрочем, в любом случае устранить ее нервозность в данной ситуации было бы невозможно, лишь бы она сделала все рассудительно и деловито.
А девушка теперь вела себя нормально. Мы шли по коридору, и вот она указала на закрытую дверь впереди:
— Это комната перед хранилищем. Там должен находиться охранник, а хранилище — как раз за ним.
— Я подожду вас в коридоре, — спокойно произнес я. — Вы уже знаете, что нам нужно.
Не глядя на меня, она быстро кивнула. Я сказал:
— Повторите это мне. Успокойтесь, не волнуйтесь и просто повторите то, что я просил вас сделать.
Ей пришлось откашляться, прежде чем она смогла заговорить.
— Вам нужны бумаги на предъявителя. Не крупнее чем на сто тысяч долларов, и не мельче чем на двадцать тысяч.
— И на какую сумму всего?
— На десять миллионов долларов.
— Все правильно. И поймите, мой партнер следит за вами.
— Я не сделаю ничего плохого, — сказала она, так и не глядя мне в лицо. — Теперь мне идти?
— Конечно.
Она открыла дверь и вошла внутрь, а я прислонился к стене и стал ждать — или десяти миллионов, или полного крушения наших планов.
ТОМ
ТОМ
Да, собственно, и был им, разве нет? Я появился здесь, как сказал ей, чтобы совершить крупное ограбление, что отличало данную ситуацию от тех редких случаев, когда во время работы в моих руках оказывались симпатичные девушки, так или иначе преступившие закон. Тогда я не был негодяем, а, наоборот, — хорошим парнем, выступающим на стороне закона. Кроме того, меня стесняли правила моей профессии и рамки все того же закона. Что начисто отсутствовало сейчас.
Конечно, я не собирался ее насиловать, хотя, видит Бог, фигурка у нее ужасно соблазнительная. Но сейчас гораздо важнее было не испугать ее, чем думать об удовлетворении своих неуместных плотских желаний. Поэтому я решил поговорить с девушкой, смягчить ее напряженность, но еще не знал, что сказать, чтобы ненароком не усилить сексуальный дискомфорт, возникший между нами. И я довольно долго шел рядом с ней молча, что не могло действовать на нее успокаивающе.
Наконец я решил, что самое лучшее — это выглядеть напористым и деловитым.
— Хочу вам сказать пока, что именно нам нужно. Вы должны будете войти в хранилище одна, поэтому лучше я сейчас сообщу вам, что вы должны вынести для нас.
Она не смотрела на меня, а, не отрывая глаз от пола, кивнула:
— Да.
Ее лицо выглядело напряженным, кожа натянулась на скулах, глаза были раскрыты слишком широко.
— Нам нужны ценные бумаги на предъявителя. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Да, — опять коротко сказала она.
Конечно, девушка это знала, ведь она здесь работала.
— Хорошо, — продолжал я. — Нам нужно, чтобы каждая из них была не больше чем на сто тысяч долларов, и не меньше чем на двадцать тысяч, и чтобы сумма их составила десять миллионов.
Она на секунду обратила на меня удивленный взгляд, но тут же снова отвернулась, кивнула и сказала:
— Хорошо.
— Теперь я понимаю, что вы будете умницей и все сделаете правильно, но хочу все же напомнить вам об одном. Мой партнер находится в кабинете вашего босса, и он может видеть хранилище на одном из мониторов, а также каморку перед хранилищем, где сидит охранник. Если вы попытаетесь заговорить с ним или сделать что-то не то в хранилище, он увидит это.
— Я... я не сделаю ничего такого. — Она едва не плакала от страха — Я знаю. Только я подумал, что стоит вас предупредить, вот и все Но я знаю, что вы будете вести себя благоразумно.
Мы как раз проходили через очень большое помещение, где все сотрудники, побросав свои дела, сгрудились у окон. Там оказалось около сорока человек, которые глазели на парад. Незаметно для себя я шагал в ритм бою барабанов, а вот походка мисс Эмерсон была какой-то неуверенной, порой она неожиданно замедляла шаги. Я решил, что такие судорожные движения вызваны нервным состоянием девушки, и пытался изо всех сил приноровиться к неровному ритму ее шагов, хотя из-за маршевого темпа музыки это оказалось затруднительно.
Когда мы вышли из огромного офиса в коридор, ведущий вправо, она вдруг споткнулась, и я автоматически схватил ее за предплечье, пытаясь удержать девушку в состоянии равновесия. Но мисс Эмерсон испуганно рванулась от меня. Держась на ногах только от ужаса, она попятилась и прижалась к стене.
Я огляделся и понял, что мы в коридоре одни.
— Успокойтесь, — тихо и быстро проговорил я, опасаясь, что она в любую секунду может закричать. — Пожалуйста, успокойтесь, никто не собирается причинять вам какой-либо вред.
Она снова в страхе поднесла правую руку к горлу, как в кабинете Истпула. Я видел, что она заставляет себя ровно дышать, пытаясь овладеть собой. Действительно, девушка взяла себя в руки и подавила страх. Я терпеливо ждал, когда она полностью оклемается, и наконец она тихо сказала:
— Теперь все в порядке.
— Ну и отлично. Вы себя прекрасно ведете. Вам не о чем беспокоиться, обещаю вам. Все, что нам нужно, это деньги, а от вас нам ничего не надо, так чего вам бояться?
Разведя руками, я улыбнулся ей.
Она кивнула, отклеилась наконец от стенки, но не ответила на мою улыбку и, как могла, избегала встречаться со мной взглядом. Не знаю, что являлось причиной этого — страх или стремление выйти из сексуальной ауры, но полностью успокоить ее не стоило и пытаться. Впрочем, в любом случае устранить ее нервозность в данной ситуации было бы невозможно, лишь бы она сделала все рассудительно и деловито.
А девушка теперь вела себя нормально. Мы шли по коридору, и вот она указала на закрытую дверь впереди:
— Это комната перед хранилищем. Там должен находиться охранник, а хранилище — как раз за ним.
— Я подожду вас в коридоре, — спокойно произнес я. — Вы уже знаете, что нам нужно.
Не глядя на меня, она быстро кивнула. Я сказал:
— Повторите это мне. Успокойтесь, не волнуйтесь и просто повторите то, что я просил вас сделать.
Ей пришлось откашляться, прежде чем она смогла заговорить.
— Вам нужны бумаги на предъявителя. Не крупнее чем на сто тысяч долларов, и не мельче чем на двадцать тысяч.
— И на какую сумму всего?
— На десять миллионов долларов.
— Все правильно. И поймите, мой партнер следит за вами.
— Я не сделаю ничего плохого, — сказала она, так и не глядя мне в лицо. — Теперь мне идти?
— Конечно.
Она открыла дверь и вошла внутрь, а я прислонился к стене и стал ждать — или десяти миллионов, или полного крушения наших планов.
ТОМ
Когда я выдвинул стул из-за письменного стола Истпула, это являлось только бравадой. Я не собирался им пользоваться, по правде говоря, я был слишком взвинчен, чтобы усидеть на одном месте. Если бы я мог расхаживать по его кабинету, думаю, что просто взорвался бы.
Тем не менее только из-за стола можно было следить одновременно за Истпулом и за экранами телекамер. Поэтому я оставил финансиста сидеть на своем месте, а сам встал за его спиной, в углу кабинета, между окнами, выходящими на две стороны. Оттуда я мог наблюдать за кабинетом и за улицей.
Устройство мониторов здесь было такое же, как в приемном зале. Первый экран справа в верхнем ряду показывал самый зал с обоими охранниками на своем посту за стойкой. Второй и третий верхние, а также правый в нижнем ряду демонстрировали три разных офиса, через два из которых мы проходили по пути сюда. В середине нижнего ряда экран показывал хранилище, а соседний, слева от него, — маленькую комнатку перед хранилищем.
В самом хранилище никого не оказалось, и оно выглядело, как уличный туалет. Двери на экране видно не было, следовательно, камеру установили прямо над ней. На трех стенах с пола до потолка находились полки с ящичками размером с печатный лист. Открытое пространство в середине хранилища имело не больше шести квадратных футов, и там не оказалось никакой мебели.
Предбанник тоже не выглядел большим. С того места, где в нем висела камера, можно было видеть распахнутую тяжелую дверь хранилища в дальней стене. Слева за столиком лицом к камере сидел охранник на обычном деревянном стуле и читал “Дейли ньюс”. На столе был только телефон и разлинованный лист бумаги с шариковой ручкой. Рядом со столом виднелся еще один стул, вот и вся мебель. Здесь, как и в хранилище, телекамера тоже находилась над дверью.
После того как ушли Том с секретаршей, я занял позицию за Истпулом, посматривая на экраны и время от времени кидая взгляд в левое от меня окно, которое выходило на улицу, где шумел народ. Один за другим по мостовой проходили и удалялись оркестры. Справа по улице на протяжении целого квартала все выглядело так, будто в июле вдруг пошел снег. Это были телеграфные, телетайпные ленты и разные бумажки, потоком падающие вниз и отмечающие место, где в настоящий момент находятся астронавты. Пока я их еще не видел.
Потом я посмотрел на Истпула. Он сидел слегка наклонив голову вперед, словно рассматривал ногти на положенных на стол руках, и немного сгорбив спину; вероятно, он нервничал, так как я стоял у него за спиной. Конечно, не очень приятно.
Меня всегда раздражали деятели вроде Истпула, разъезжающие в роскошных “кадиллаках” с кондиционерами. Мне нравится штрафовать этих ублюдков, но что значат какие-то двадцать пять долларов для таких, как Истпул?
Я поднял глаза к мониторам, как раз на одном из них было видно, как Том с секретаршей проходят по какому-то офису. Я внимательно следил за ними, у мисс Эмерсон симпатичная попка. Мне нравится, когда на женщинах вот такие трикотажные платья — они отлично облегают фигуру, а эта девушка была сложена просто восхитительно.
Интересно, спит ли с ней Истпул. Нечего было и думать спрашивать его об этом, в любом случае он все бы отрицал. Тут деляга оглянулся на меня; его взгляд выражал некое недоумение, как будто он сам себе не верил, что такое животное, вроде меня, околачивается в его роскошном кабинете. О, я хорошо знаю этот тип людей!
Ждать, ничего не делая, было очень тяжело. Я испытывал желание слегка уколоть Истпула. Может, толкнуть его в плечо и посмотреть, так ли он нервничает, как я. Но я понимал, что этого делать не следует, нельзя, чтобы он потерял самообладание. Ради того, чтобы заработать направление на двадцать лет в федеральную тюрьму, не стоило дразнить Истпула.
Двадцать лет! Мысль об этом вдруг привела меня в чувство. Мы на самом деле совершаем то, о чем до сих пор только говорили, к чему готовились и о чем постоянно шутили; мы пересекли ту черту, когда все было еще неопределенным. Теперь уже не скажешь — может, сделаем, а может, нет. Это как впервые съехать на лыжах с высокой горы: позади уже все возможности взвесить последствия, теперь остается думать только о том, как устоять на ногах.
А ведь я, выходя с Истпулом из приемного зала, вовсе не собирался хватать его за плечо. Я продолжал думать о нашем дельце, как будто это была шутка, розыгрыш. В душе я просто собирался осмотреть здание в его северо-восточной части, может, прочитать служащим лекцию насчет того, что не следует бросать из окон неподобающие предметы, — мне представлялось, что я произношу целую речь и никто не смеет меня прервать, — а затем просто развернуться и выйти оттуда. Я считал, что наше ограбление никогда не будет чем-то большим, нежели просто шуткой.
Если бы со мной не было Тома, вероятно, я так и поступил бы. Но, ощущая рядом присутствие друга, ожидающего, когда я начну действовать, я просто не мог оказаться трусом. Опять как в спуске на лыжах. Когда ты вдрызг расхвастался и теперь все на тебя смотрят, вдруг становится все равно, сломаешь ты шею на той проклятой горе или нет. Ты просто обязан скатиться вниз, потому что иначе окажешься в дураках, а хуже этого ничего быть не может.
Но — двадцать лет?! Да, ничего себе!
На одном из экранов мелькнуло какое-то движение. Я поднял голову и ощутил, как напрягся Истпул.
В комнатку перед хранилищем вошла секретарша. Она стояла ко мне спиной, так что я не мог видеть ее лица. В любой другой момент, красотка, я бы с радостью полюбовался на твой задик, но сейчас мне нужно посмотреть на твое лицо!
Вместо этого я увидел физиономию охранника. Он поднял глаза и широко улыбнулся мисс Эмерсон. Насколько я мог судить, до сих пор она не сказала ему ничего лишнего, потому что его улыбка не погасла. Она прошла вперед, склонилась у стола, чтобы расписаться на листе бумаги, после чего проследовала в хранилище. Я продолжал следить за охранником, но он вел себя спокойно. Парень даже не удосужился посмотреть на ее подпись, а сразу снова развернул свою газету и углубился в чтение.
Теперь я мог следить за девушкой по изображению на соседнем мониторе. Она вошла в помещение, оглянулась и посмотрела вверх, на камеру. Да, дорогуша, я за тобой слежу!
Я перевел взгляд на изображение зала для посетителей. Оба охранника облокотились на стойку и мирно болтали, не глядя в сторону экранов.
Тем временем в хранилище секретарша выдвинула один из ящиков. Она начала перебирать находящиеся в нем бумаги и вытянула один плотный лист, на каких печатают аттестаты зрелости. Открыла другой ящик и положила один лист сверху, затем вернулась к первому ящику и достала оттуда еще несколько документов.
Оставалось надеяться, что девушка вынимает нужные бумаги, что Том все как следует ей растолковал, а она поняла, что нам нужно.
Это занятие отнимало у нее чертову уйму времени. Она просматривала одну бумажку за другой и по большей части просто всовывала их назад в ящик. Господи, почему так долго? Давай же, поторопись, хватай бумаги, и пойдем. Мы не должны пропустить парад, ведь он — часть нашего плана операции!
Я снова глянул в окно. Астронавты, должно быть, находятся в самом конце парада, там, где падал бумажный дождь. Они приближались, но все еще были на расстоянии квартала. Но не вечно же так будет!
Я вернулся к обозрению мониторов. Девушка в хранилище все еще выбирала бумаги. “Давай, — шептал я одними губами, так что Истпул не мог меня услышать, — ну давай же, скорее!"
Но она по-прежнему возилась у ящиков. Пачка бумаг на одном из них становилась все выше, но девушка еще не закончила дело.
Мы слишком многого хотели, вот и все. Нужно было удовлетвориться половиной. Вязли бы пять миллионов, получилось бы по полмиллиона на брата. Целых пятьсот тысяч, куда больше! С моей зарплатой я получил бы такую сумму только за сорок лет. Мы пожадничали, а в результате это занимает слишком много времени!
Ну, пошевеливайся, сука, живее!
Какое-то движение. Я метнул взгляд на правый экран сверху. В зале для клиентов открылся лифт, оттуда вышли три патрульных в форме и направились к охранникам.
Я опустил руку на плечо Истпула, он тоже увидел полицейских и окаменел. У меня пересохло в горле, и я еле выговорил охрипшим голосом:
— Что происходит?
Копы остановились у стойки, один из них что-то сказал охранникам. Секьюрити повернулся к телефону. Я изо всех сил сжал плечо Истпула:
— Я спрашиваю, что происходит?
— Н-не знаю, — заикаясь, сказал он. Я чувствовал, как он дрожит. Истпул испугался за свою жизнь и имел на это основания.
— Клянусь, я не знаю, — повторил он, дрожа всем телом.
Охранник набирал какой-то номер. На экране, показывающем хранилище, эта несчастная копуша все еще выискивала бумаги и вытягивала по одной за раз. На остальных экранах все было спокойно.
На столе Истпула зазвонил телефон. Он уставился на него, нервно дергая головой.
Я тоже весь дрожал, кое-как расстегнул проклятую кобуру и вытащил пистолет.
— Клянусь, — сказал я, — если что, тебе конец.
Я говорил это серьезно. Я подумал — если с нами обоими покончено, в таком случае не жить и Истпулу.
Финансист поднял руку, не отрывая взгляда от звонившего телефона. Он не знал, что говорить и что делать. Он действительно не знал, попробовать ли перехитрить меня или стать невинной жертвой грабителей.
Я поддал ногой стул, который перед этим вытянул из-за стола. Он с грохотом упал набок, и Истпул подскочил на месте. Я согнулся рядом так, чтобы слушать разговор по телефону и одновременно следить за мониторами. Затем ткнул Истпула в ребра пистолетом:
— Отвечай! И ради собственной жизни — будь осторожен! Он помедлил еще несколько секунд, стараясь взять себя в руки, прежде чем заговорить. Я дал ему это время. Наконец он снял трубку:
— Слушаю?
Я почти ничего не улавливал из того, что говорил охранник, но в его голосе не было тревоги, и в приемном зале не наблюдалось никакого переполоха.
Но с другой стороны, если охранники знали, что здесь происходит, они ясно понимали то, что мы видим их изображения на экранах, разве не так?
Но как секьюрити могли об этом узнать? Сигнализация не нарушена, и у них нет никаких причин сделать вывод о чем-то неблагополучном.
Истпул сказал в трубку:
— Значит, они должны... Хорошо, минутку. Подождите минуту. — Он прикрыл трубку ладонью и обернулся ко мне:
— Они пришли, чтобы следить за безопасностью астронавтов.
Я наблюдал за экранами:
— Что им для этого нужно?
— Просто стоять у окон.
Копы нам здесь не нужны. Какого черта их сюда принесло, почему они не выбрали другой этаж? Почему они не полезли на крышу, откуда обычно стреляют снайперы?
— Черт побери! — выругался я, чувствуя, что вот-вот взорвусь. — Черт бы их всех побрал!
— Я не виноват, — заныл Истпул. — Я не знал, что они...
— Заткнись! — Я пытался сообразить, как поступить. Истпул не мог им отказать, это вызвало бы подозрения. — Слушай, — сказал я ему. — Пусть они делают свое дело, но не в этом кабинете. Так и скажи им.
Он быстро и нервно кивнул.
— Хорошо. — Истпул снова поднес трубку к уху. — Действуйте, скажите им, что все в порядке. Пусть один из вас проводит их внутрь. Но я не хочу, чтобы они болтались в моем кабинете.
По губам стражника я понял, что он сказал: “Хорошо, сэр”.
Истпул положил трубку, то же сделал и стражник на экране, затем он обернулся к копам, что-то сказал и вышел из-за стойки, чтобы сопровождать их.
Я посмотрел, как там дела в хранилище, оказывается, девушка уже закончила свою работу. Неся в руках высокую кипу бумаг, как школьница с учебниками, она толкнула оба ящика, задвигая их, и обернулась к двери.
Я снова ткнул Истпула в ребра:
— Позвони в хранилище. Я хочу поговорить с девушкой.
— В хранилище нет телефона и...
— Да в предбанник! Черт побери, звони же!
Он потянулся к аппарату. Девушка исчезла с монитора хранилища и появилась на соседнем, выходящей из двери. Стопка бумаг у нее в руках оказалась высотой дюйма три, как две обычные книги, только небрежно сложена, на вид в ней было листов сто пятьдесят.
Истпул набирал трехзначный номер. Охранник в предбаннике повернул голову в сторону девушки, увидел у нее в руках гору бумаг и вскочил на ноги, чтобы открыть ей дверь в коридор.
Я прижимал пистолет к боку Истпула:
— Скорее! Торопись!
Охранник с девушкой шли навстречу камере, через секунду оба скроются из вида, оказавшись под ней.
— Ну же!
Мне нужно было держать в поле зрения абсолютно все: Истпула, мониторы, астронавтов на улице. Чертовы барабаны грохотали, как будто мне было мало оглушительного, лихорадочного стука моего сердца.
— Телефон звонит, — испуганно произнес Истпул, всеми силами стараясь показать, что помогает мне.
И как раз до того, как охранник успел исчезнуть с экрана, я увидел, что он оглянулся через плечо в сторону аппарата, стоявшего на столе.
Но он был слишком учтив, этот негодяй. Сначала — женщина! Он сделал еще шаг и исчез. И девушка исчезла.
— Телефон все время звонит, — сказал Истпул, и по его тону и выражению лица я понял, что он готов закричать от страха.
Снова появился охранник, уже один, и поспешил к столу. Я протянул свободную руку и нажал на рычажки, прервав связь. Охранник поднял трубку, видно было, как его губы шевелились, а затем на его лице возникло недоумение.
Истпула била дрожь, он чуть не падал со стула. Уставившись на меня испуганными глазами, он твердил:
— Я пытался, пытался! Сделал все, как вы велели! Я пытался!
— Да замолчи ты!
Два копа так и остались торчать в зале для клиентов. Том с девушкой должны будут пройти по всем кабинетам, а он и понятия не имеет об этих трех копах!
Истпул дышал тяжело, как запыхавшаяся собака. На шести экранах все было спокойно. Я наблюдал за ними, покусывая губы, и наконец сказал:
— Телефон по дороге. — Я посмотрел на Истпула. — Какой дорогой они будут возвращаться?
Он испуганно таращился на меня и молчал.
— Черт побери, каким путем они сюда вернутся?
— Я пытаюсь сообразить!
— Если что-нибудь случится, — сказал я, потрясая у него перед лицом пистолетом, — пропади все пропадом, но, если что-нибудь произойдет, ты будешь первым трупом!
Он протянул дрожащую руку к телефону.
Тем не менее только из-за стола можно было следить одновременно за Истпулом и за экранами телекамер. Поэтому я оставил финансиста сидеть на своем месте, а сам встал за его спиной, в углу кабинета, между окнами, выходящими на две стороны. Оттуда я мог наблюдать за кабинетом и за улицей.
Устройство мониторов здесь было такое же, как в приемном зале. Первый экран справа в верхнем ряду показывал самый зал с обоими охранниками на своем посту за стойкой. Второй и третий верхние, а также правый в нижнем ряду демонстрировали три разных офиса, через два из которых мы проходили по пути сюда. В середине нижнего ряда экран показывал хранилище, а соседний, слева от него, — маленькую комнатку перед хранилищем.
В самом хранилище никого не оказалось, и оно выглядело, как уличный туалет. Двери на экране видно не было, следовательно, камеру установили прямо над ней. На трех стенах с пола до потолка находились полки с ящичками размером с печатный лист. Открытое пространство в середине хранилища имело не больше шести квадратных футов, и там не оказалось никакой мебели.
Предбанник тоже не выглядел большим. С того места, где в нем висела камера, можно было видеть распахнутую тяжелую дверь хранилища в дальней стене. Слева за столиком лицом к камере сидел охранник на обычном деревянном стуле и читал “Дейли ньюс”. На столе был только телефон и разлинованный лист бумаги с шариковой ручкой. Рядом со столом виднелся еще один стул, вот и вся мебель. Здесь, как и в хранилище, телекамера тоже находилась над дверью.
После того как ушли Том с секретаршей, я занял позицию за Истпулом, посматривая на экраны и время от времени кидая взгляд в левое от меня окно, которое выходило на улицу, где шумел народ. Один за другим по мостовой проходили и удалялись оркестры. Справа по улице на протяжении целого квартала все выглядело так, будто в июле вдруг пошел снег. Это были телеграфные, телетайпные ленты и разные бумажки, потоком падающие вниз и отмечающие место, где в настоящий момент находятся астронавты. Пока я их еще не видел.
Потом я посмотрел на Истпула. Он сидел слегка наклонив голову вперед, словно рассматривал ногти на положенных на стол руках, и немного сгорбив спину; вероятно, он нервничал, так как я стоял у него за спиной. Конечно, не очень приятно.
Меня всегда раздражали деятели вроде Истпула, разъезжающие в роскошных “кадиллаках” с кондиционерами. Мне нравится штрафовать этих ублюдков, но что значат какие-то двадцать пять долларов для таких, как Истпул?
Я поднял глаза к мониторам, как раз на одном из них было видно, как Том с секретаршей проходят по какому-то офису. Я внимательно следил за ними, у мисс Эмерсон симпатичная попка. Мне нравится, когда на женщинах вот такие трикотажные платья — они отлично облегают фигуру, а эта девушка была сложена просто восхитительно.
Интересно, спит ли с ней Истпул. Нечего было и думать спрашивать его об этом, в любом случае он все бы отрицал. Тут деляга оглянулся на меня; его взгляд выражал некое недоумение, как будто он сам себе не верил, что такое животное, вроде меня, околачивается в его роскошном кабинете. О, я хорошо знаю этот тип людей!
Ждать, ничего не делая, было очень тяжело. Я испытывал желание слегка уколоть Истпула. Может, толкнуть его в плечо и посмотреть, так ли он нервничает, как я. Но я понимал, что этого делать не следует, нельзя, чтобы он потерял самообладание. Ради того, чтобы заработать направление на двадцать лет в федеральную тюрьму, не стоило дразнить Истпула.
Двадцать лет! Мысль об этом вдруг привела меня в чувство. Мы на самом деле совершаем то, о чем до сих пор только говорили, к чему готовились и о чем постоянно шутили; мы пересекли ту черту, когда все было еще неопределенным. Теперь уже не скажешь — может, сделаем, а может, нет. Это как впервые съехать на лыжах с высокой горы: позади уже все возможности взвесить последствия, теперь остается думать только о том, как устоять на ногах.
А ведь я, выходя с Истпулом из приемного зала, вовсе не собирался хватать его за плечо. Я продолжал думать о нашем дельце, как будто это была шутка, розыгрыш. В душе я просто собирался осмотреть здание в его северо-восточной части, может, прочитать служащим лекцию насчет того, что не следует бросать из окон неподобающие предметы, — мне представлялось, что я произношу целую речь и никто не смеет меня прервать, — а затем просто развернуться и выйти оттуда. Я считал, что наше ограбление никогда не будет чем-то большим, нежели просто шуткой.
Если бы со мной не было Тома, вероятно, я так и поступил бы. Но, ощущая рядом присутствие друга, ожидающего, когда я начну действовать, я просто не мог оказаться трусом. Опять как в спуске на лыжах. Когда ты вдрызг расхвастался и теперь все на тебя смотрят, вдруг становится все равно, сломаешь ты шею на той проклятой горе или нет. Ты просто обязан скатиться вниз, потому что иначе окажешься в дураках, а хуже этого ничего быть не может.
Но — двадцать лет?! Да, ничего себе!
На одном из экранов мелькнуло какое-то движение. Я поднял голову и ощутил, как напрягся Истпул.
В комнатку перед хранилищем вошла секретарша. Она стояла ко мне спиной, так что я не мог видеть ее лица. В любой другой момент, красотка, я бы с радостью полюбовался на твой задик, но сейчас мне нужно посмотреть на твое лицо!
Вместо этого я увидел физиономию охранника. Он поднял глаза и широко улыбнулся мисс Эмерсон. Насколько я мог судить, до сих пор она не сказала ему ничего лишнего, потому что его улыбка не погасла. Она прошла вперед, склонилась у стола, чтобы расписаться на листе бумаги, после чего проследовала в хранилище. Я продолжал следить за охранником, но он вел себя спокойно. Парень даже не удосужился посмотреть на ее подпись, а сразу снова развернул свою газету и углубился в чтение.
Теперь я мог следить за девушкой по изображению на соседнем мониторе. Она вошла в помещение, оглянулась и посмотрела вверх, на камеру. Да, дорогуша, я за тобой слежу!
Я перевел взгляд на изображение зала для посетителей. Оба охранника облокотились на стойку и мирно болтали, не глядя в сторону экранов.
Тем временем в хранилище секретарша выдвинула один из ящиков. Она начала перебирать находящиеся в нем бумаги и вытянула один плотный лист, на каких печатают аттестаты зрелости. Открыла другой ящик и положила один лист сверху, затем вернулась к первому ящику и достала оттуда еще несколько документов.
Оставалось надеяться, что девушка вынимает нужные бумаги, что Том все как следует ей растолковал, а она поняла, что нам нужно.
Это занятие отнимало у нее чертову уйму времени. Она просматривала одну бумажку за другой и по большей части просто всовывала их назад в ящик. Господи, почему так долго? Давай же, поторопись, хватай бумаги, и пойдем. Мы не должны пропустить парад, ведь он — часть нашего плана операции!
Я снова глянул в окно. Астронавты, должно быть, находятся в самом конце парада, там, где падал бумажный дождь. Они приближались, но все еще были на расстоянии квартала. Но не вечно же так будет!
Я вернулся к обозрению мониторов. Девушка в хранилище все еще выбирала бумаги. “Давай, — шептал я одними губами, так что Истпул не мог меня услышать, — ну давай же, скорее!"
Но она по-прежнему возилась у ящиков. Пачка бумаг на одном из них становилась все выше, но девушка еще не закончила дело.
Мы слишком многого хотели, вот и все. Нужно было удовлетвориться половиной. Вязли бы пять миллионов, получилось бы по полмиллиона на брата. Целых пятьсот тысяч, куда больше! С моей зарплатой я получил бы такую сумму только за сорок лет. Мы пожадничали, а в результате это занимает слишком много времени!
Ну, пошевеливайся, сука, живее!
Какое-то движение. Я метнул взгляд на правый экран сверху. В зале для клиентов открылся лифт, оттуда вышли три патрульных в форме и направились к охранникам.
Я опустил руку на плечо Истпула, он тоже увидел полицейских и окаменел. У меня пересохло в горле, и я еле выговорил охрипшим голосом:
— Что происходит?
Копы остановились у стойки, один из них что-то сказал охранникам. Секьюрити повернулся к телефону. Я изо всех сил сжал плечо Истпула:
— Я спрашиваю, что происходит?
— Н-не знаю, — заикаясь, сказал он. Я чувствовал, как он дрожит. Истпул испугался за свою жизнь и имел на это основания.
— Клянусь, я не знаю, — повторил он, дрожа всем телом.
Охранник набирал какой-то номер. На экране, показывающем хранилище, эта несчастная копуша все еще выискивала бумаги и вытягивала по одной за раз. На остальных экранах все было спокойно.
На столе Истпула зазвонил телефон. Он уставился на него, нервно дергая головой.
Я тоже весь дрожал, кое-как расстегнул проклятую кобуру и вытащил пистолет.
— Клянусь, — сказал я, — если что, тебе конец.
Я говорил это серьезно. Я подумал — если с нами обоими покончено, в таком случае не жить и Истпулу.
Финансист поднял руку, не отрывая взгляда от звонившего телефона. Он не знал, что говорить и что делать. Он действительно не знал, попробовать ли перехитрить меня или стать невинной жертвой грабителей.
Я поддал ногой стул, который перед этим вытянул из-за стола. Он с грохотом упал набок, и Истпул подскочил на месте. Я согнулся рядом так, чтобы слушать разговор по телефону и одновременно следить за мониторами. Затем ткнул Истпула в ребра пистолетом:
— Отвечай! И ради собственной жизни — будь осторожен! Он помедлил еще несколько секунд, стараясь взять себя в руки, прежде чем заговорить. Я дал ему это время. Наконец он снял трубку:
— Слушаю?
Я почти ничего не улавливал из того, что говорил охранник, но в его голосе не было тревоги, и в приемном зале не наблюдалось никакого переполоха.
Но с другой стороны, если охранники знали, что здесь происходит, они ясно понимали то, что мы видим их изображения на экранах, разве не так?
Но как секьюрити могли об этом узнать? Сигнализация не нарушена, и у них нет никаких причин сделать вывод о чем-то неблагополучном.
Истпул сказал в трубку:
— Значит, они должны... Хорошо, минутку. Подождите минуту. — Он прикрыл трубку ладонью и обернулся ко мне:
— Они пришли, чтобы следить за безопасностью астронавтов.
Я наблюдал за экранами:
— Что им для этого нужно?
— Просто стоять у окон.
Копы нам здесь не нужны. Какого черта их сюда принесло, почему они не выбрали другой этаж? Почему они не полезли на крышу, откуда обычно стреляют снайперы?
— Черт побери! — выругался я, чувствуя, что вот-вот взорвусь. — Черт бы их всех побрал!
— Я не виноват, — заныл Истпул. — Я не знал, что они...
— Заткнись! — Я пытался сообразить, как поступить. Истпул не мог им отказать, это вызвало бы подозрения. — Слушай, — сказал я ему. — Пусть они делают свое дело, но не в этом кабинете. Так и скажи им.
Он быстро и нервно кивнул.
— Хорошо. — Истпул снова поднес трубку к уху. — Действуйте, скажите им, что все в порядке. Пусть один из вас проводит их внутрь. Но я не хочу, чтобы они болтались в моем кабинете.
По губам стражника я понял, что он сказал: “Хорошо, сэр”.
Истпул положил трубку, то же сделал и стражник на экране, затем он обернулся к копам, что-то сказал и вышел из-за стойки, чтобы сопровождать их.
Я посмотрел, как там дела в хранилище, оказывается, девушка уже закончила свою работу. Неся в руках высокую кипу бумаг, как школьница с учебниками, она толкнула оба ящика, задвигая их, и обернулась к двери.
Я снова ткнул Истпула в ребра:
— Позвони в хранилище. Я хочу поговорить с девушкой.
— В хранилище нет телефона и...
— Да в предбанник! Черт побери, звони же!
Он потянулся к аппарату. Девушка исчезла с монитора хранилища и появилась на соседнем, выходящей из двери. Стопка бумаг у нее в руках оказалась высотой дюйма три, как две обычные книги, только небрежно сложена, на вид в ней было листов сто пятьдесят.
Истпул набирал трехзначный номер. Охранник в предбаннике повернул голову в сторону девушки, увидел у нее в руках гору бумаг и вскочил на ноги, чтобы открыть ей дверь в коридор.
Я прижимал пистолет к боку Истпула:
— Скорее! Торопись!
Охранник с девушкой шли навстречу камере, через секунду оба скроются из вида, оказавшись под ней.
— Ну же!
Мне нужно было держать в поле зрения абсолютно все: Истпула, мониторы, астронавтов на улице. Чертовы барабаны грохотали, как будто мне было мало оглушительного, лихорадочного стука моего сердца.
— Телефон звонит, — испуганно произнес Истпул, всеми силами стараясь показать, что помогает мне.
И как раз до того, как охранник успел исчезнуть с экрана, я увидел, что он оглянулся через плечо в сторону аппарата, стоявшего на столе.
Но он был слишком учтив, этот негодяй. Сначала — женщина! Он сделал еще шаг и исчез. И девушка исчезла.
— Телефон все время звонит, — сказал Истпул, и по его тону и выражению лица я понял, что он готов закричать от страха.
Снова появился охранник, уже один, и поспешил к столу. Я протянул свободную руку и нажал на рычажки, прервав связь. Охранник поднял трубку, видно было, как его губы шевелились, а затем на его лице возникло недоумение.
Истпула била дрожь, он чуть не падал со стула. Уставившись на меня испуганными глазами, он твердил:
— Я пытался, пытался! Сделал все, как вы велели! Я пытался!
— Да замолчи ты!
Два копа так и остались торчать в зале для клиентов. Том с девушкой должны будут пройти по всем кабинетам, а он и понятия не имеет об этих трех копах!
Истпул дышал тяжело, как запыхавшаяся собака. На шести экранах все было спокойно. Я наблюдал за ними, покусывая губы, и наконец сказал:
— Телефон по дороге. — Я посмотрел на Истпула. — Какой дорогой они будут возвращаться?
Он испуганно таращился на меня и молчал.
— Черт побери, каким путем они сюда вернутся?
— Я пытаюсь сообразить!
— Если что-нибудь случится, — сказал я, потрясая у него перед лицом пистолетом, — пропади все пропадом, но, если что-нибудь произойдет, ты будешь первым трупом!
Он протянул дрожащую руку к телефону.
ТОМ
Долго мне пришлось стоять в том коридоре. Пока я ждал девушку, в голову приходили сотни вариантов провала нашей затеи (а на удачный исход я просто уже не надеялся).
Например, хотя Джо и следил за мисс Эмерсон по монитору в кабинете Истпула, но какая мне в том польза, если она решит все выболтать охраннику? Джо увидит, поймет, что происходит, но связаться со мной и предупредить не сможет. Даже казалось, что это уже случилось, и Джо теперь покинул контору, предоставив мне торчать здесь и ждать, пока меня схватят.
Или, допустим, мисс Эмерсон не выдаст меня, но ее волнение может заставить ее сделать или сказать что-то такое, что вызовет подозрения охранника. А результат все тот же: стою столбом в коридоре, как на остановке автобуса.
Который отвезет меня в Синг-Синг.
Убежит ли Джо, если подобное случится? Если бы мы поменялись местами и это я сейчас находился бы в кабинете Истпула и по изображению на экране сообразил бы, что случилась беда, как бы я поступил?
Я бы стал ждать Джо, чтобы предупредить его. И конечно, он сделал бы то же самое.
Кроме того, если бы он сбежал, оставив меня здесь, ничего хорошего для него из этого не получилось бы. Даже если я его не выдам, много ли времени понадобится ищейкам, чтобы от меня добраться до ближайшего соседа, который к тому же окажется моим другом, тоже работающим в полиции? Они схватят нас обоих еще до захода солнца!
Нет, Джо придет ко мне на помощь, я был уверен в этом.
Что не означает, что он сможет меня найти. Он не лучше меня знает дорогу из кабинета Истпула до хранилища. Я ведь только следовал за своей провожатой, мисс Эмерсон.
Это будет потрясающе! Все идет к чертям, я стою здесь, ни о чем не подозревая, а Джо носится взад и вперед по всему этажу, пытаясь меня найти. Это будет поистине невероятно, и, если все именно так и произойдет, мы только заслуживаем быть схваченными!
Господи, да что же она там делает?!
Я посмотрел на часы, но мне это ничего не дало, потому что я не догадался засечь время, когда девица вошла в хранилище. Может, пять минут назад, а может, и все десять. По мне, так она торчит там несколько часов.
Парад! Если она не поспешит, мы пропустим парад, и тогда уж точно все полетит к чертям.
Вот так подумать, то получается, что мы чуть ли не всю жизнь только и делаем, что ждем женщин. И в результате опаздываем в церковь, опаздываем в кино, в гости, на парад — всюду опаздываем! Ты стоишь в дверях ванной, переминаясь с ноги на ногу, и льстиво уверяешь: “Честное слово, дорогая, ты уже великолепно уложила волосы”. Или торчишь на одном месте, глазами пожирая циферблат прямо во время совершения преступления! Ничего не меняется, мужчины постоянно ждут женщин, и вся жизнь только к этому и сводится!
В дальнем конце коридора открылась какая-то дверь. Оттуда вышла девушка с толстым пакетом из плотной бумаги. Низенького роста толстушка в клетчатой юбке и белой блузке, она выглядела одной из чересчур старательных и добросовестных особ, которые продолжают работать, когда вся остальная армия служащих Манхэттена не отрывает глаз от улицы, где шумит парад. Я стоял как приклеенный, стиснув зубы и наблюдая за ее приближением. Девушка машинально улыбнулась мне, прошла мимо и исчезла за другой дверью. Я перевел дыхание и снова посмотрел на часы: прошла целая минута.
Я проверил время еще два раза, и наконец дверь предбанника; распахнулась. Я прижался к стене за дверью, поэтому из комнатки меня нельзя было видеть, и слава Богу, потому что охранник подошел открыть дверь мисс Эмерсон.
— Еще увидимся, — услышал я мужской голос, в нем сквозила улыбка, которую вызывают у мужчин хорошенькие девушки.
— Спасибо, — сказала она, и мне ее голос показался слишком испуганным, но, насколько я мог судить, охранник не сделал из этого никакого вывода.
Вероятно, он подумал, что она находится в очередном своем? затруднительном периоде. Порой женщина становится слишком) нервной и склонной к слезам, словом, ведет себя не как обычно, но люди склонны приписывать такое поведение определенному женскому состоянию и не обращают на это внимания.
Она вышла в коридор, бросила на меня затравленный взгляд, и охранник закрыл за ней дверь. Я услышал, как в этот момент у него зазвонил телефон. Только бы не насчет нас, в ужасе подумал я.
Девушка прижимала к груди стопку бумаг. Я кивком указал на нее и спросил:
— Все полностью?
— Да. — Ее голос звучал слабо, словно доносился из другой комнаты.
— Тогда пойдемте.
Тем же путем, что и раньше, мы направились в кабинет Истпула. Из распахнутых окон с улицы по-прежнему доносился оживленный шум, служащие все так же не отходили от них, показывая нам свои спины, — словом, все шло без изменений.
В конце одного из коридоров дверь была закрыта. Я открывал ее, пропуская девушку вперед, когда мы шли сюда, а теперь, когда у нее заняты руки, тем более обязан был это сделать. Взявшись за круглую ручку, я придержал дверь, секретарша прошла в соседнее помещение. Сделав пару шагов за ней, я вдруг вспомнил об отпечатках пальцев.
Например, хотя Джо и следил за мисс Эмерсон по монитору в кабинете Истпула, но какая мне в том польза, если она решит все выболтать охраннику? Джо увидит, поймет, что происходит, но связаться со мной и предупредить не сможет. Даже казалось, что это уже случилось, и Джо теперь покинул контору, предоставив мне торчать здесь и ждать, пока меня схватят.
Или, допустим, мисс Эмерсон не выдаст меня, но ее волнение может заставить ее сделать или сказать что-то такое, что вызовет подозрения охранника. А результат все тот же: стою столбом в коридоре, как на остановке автобуса.
Который отвезет меня в Синг-Синг.
Убежит ли Джо, если подобное случится? Если бы мы поменялись местами и это я сейчас находился бы в кабинете Истпула и по изображению на экране сообразил бы, что случилась беда, как бы я поступил?
Я бы стал ждать Джо, чтобы предупредить его. И конечно, он сделал бы то же самое.
Кроме того, если бы он сбежал, оставив меня здесь, ничего хорошего для него из этого не получилось бы. Даже если я его не выдам, много ли времени понадобится ищейкам, чтобы от меня добраться до ближайшего соседа, который к тому же окажется моим другом, тоже работающим в полиции? Они схватят нас обоих еще до захода солнца!
Нет, Джо придет ко мне на помощь, я был уверен в этом.
Что не означает, что он сможет меня найти. Он не лучше меня знает дорогу из кабинета Истпула до хранилища. Я ведь только следовал за своей провожатой, мисс Эмерсон.
Это будет потрясающе! Все идет к чертям, я стою здесь, ни о чем не подозревая, а Джо носится взад и вперед по всему этажу, пытаясь меня найти. Это будет поистине невероятно, и, если все именно так и произойдет, мы только заслуживаем быть схваченными!
Господи, да что же она там делает?!
Я посмотрел на часы, но мне это ничего не дало, потому что я не догадался засечь время, когда девица вошла в хранилище. Может, пять минут назад, а может, и все десять. По мне, так она торчит там несколько часов.
Парад! Если она не поспешит, мы пропустим парад, и тогда уж точно все полетит к чертям.
Вот так подумать, то получается, что мы чуть ли не всю жизнь только и делаем, что ждем женщин. И в результате опаздываем в церковь, опаздываем в кино, в гости, на парад — всюду опаздываем! Ты стоишь в дверях ванной, переминаясь с ноги на ногу, и льстиво уверяешь: “Честное слово, дорогая, ты уже великолепно уложила волосы”. Или торчишь на одном месте, глазами пожирая циферблат прямо во время совершения преступления! Ничего не меняется, мужчины постоянно ждут женщин, и вся жизнь только к этому и сводится!
В дальнем конце коридора открылась какая-то дверь. Оттуда вышла девушка с толстым пакетом из плотной бумаги. Низенького роста толстушка в клетчатой юбке и белой блузке, она выглядела одной из чересчур старательных и добросовестных особ, которые продолжают работать, когда вся остальная армия служащих Манхэттена не отрывает глаз от улицы, где шумит парад. Я стоял как приклеенный, стиснув зубы и наблюдая за ее приближением. Девушка машинально улыбнулась мне, прошла мимо и исчезла за другой дверью. Я перевел дыхание и снова посмотрел на часы: прошла целая минута.
Я проверил время еще два раза, и наконец дверь предбанника; распахнулась. Я прижался к стене за дверью, поэтому из комнатки меня нельзя было видеть, и слава Богу, потому что охранник подошел открыть дверь мисс Эмерсон.
— Еще увидимся, — услышал я мужской голос, в нем сквозила улыбка, которую вызывают у мужчин хорошенькие девушки.
— Спасибо, — сказала она, и мне ее голос показался слишком испуганным, но, насколько я мог судить, охранник не сделал из этого никакого вывода.
Вероятно, он подумал, что она находится в очередном своем? затруднительном периоде. Порой женщина становится слишком) нервной и склонной к слезам, словом, ведет себя не как обычно, но люди склонны приписывать такое поведение определенному женскому состоянию и не обращают на это внимания.
Она вышла в коридор, бросила на меня затравленный взгляд, и охранник закрыл за ней дверь. Я услышал, как в этот момент у него зазвонил телефон. Только бы не насчет нас, в ужасе подумал я.
Девушка прижимала к груди стопку бумаг. Я кивком указал на нее и спросил:
— Все полностью?
— Да. — Ее голос звучал слабо, словно доносился из другой комнаты.
— Тогда пойдемте.
Тем же путем, что и раньше, мы направились в кабинет Истпула. Из распахнутых окон с улицы по-прежнему доносился оживленный шум, служащие все так же не отходили от них, показывая нам свои спины, — словом, все шло без изменений.
В конце одного из коридоров дверь была закрыта. Я открывал ее, пропуская девушку вперед, когда мы шли сюда, а теперь, когда у нее заняты руки, тем более обязан был это сделать. Взявшись за круглую ручку, я придержал дверь, секретарша прошла в соседнее помещение. Сделав пару шагов за ней, я вдруг вспомнил об отпечатках пальцев.