- Я не знаю, кто его делал, но это работа не человека...
   - Почему?
   - Так не соединяется тетива - это не должно действовать. А если действует, то, значит, этот лук сработан при помощи колдовства. Колдовство же ни один мастер не станет применять. Или во внешнем мире это не так?
   - Нет, ты прав. Именно так: настоящие мастера работают, не используя заклинания. Маги не делают луки - им не до того.
   - Это оружие сделано с единственной целью. И цель эта - убить тебя, вмешался в разговор Хехедей-мерген. - Надо как следует допросить этого негодяя.
   По его знаку воины подвели покушавшегося на жизнь богини.
   Стрелявший в нее оказался щуплым, низкорослым человечком, бросавшим по сторонам испуганно-настороженные взгляды.
   - Позволь мне допросить его, - попросил Хехедей. - Или хочешь сама этим заняться?
   - Лучше это сделаешь ты. А я послушаю, что у него на уме. А потом отведем его к Тойонам.
   - Мудро.
   Вождь повернулся к человеку и спросил:
   - Кто послал тебя?
   Молчание.
   - Кто велел тебе убить эту женщину?
   Молчание.
   - Кто сказал тебе, что она здесь?
   Молчание.
   - Так ничего не выйдет, - не выдержал Хедерге. - Надо сразу вести его к Тойонам. Что толку, если он будет молчать? Мы теряем драгоценное время.
   Молодой человек повернулся к отцу и поднял правую бровь, привлекая его внимание. Затем сказал громко:
   - А лучше всего, отец, позволь нам расстрелять его из луков. Мои воины давно не стреляли по живым мишеням и уже допускают досадные промахи...
   Хехедей кивнул, сохраняя абсолютно серьезное выражение лица. Головной убор из перьев качнулся и зашелестел, обласканный теплым ветром. Увидев, что вождь согласен, человек загнанным зверем метнулся сначала в одну сторону, затем в другую. Потом открыл рот и протяжно, дико замычал.
   Языка у него не было...
   Поздно вечером Каэтана и Хехедей-мерген сидели у огня в просторном доме вождя. Остальные давно угомонились. Первым ушел спать Барнаба, прихватив с собой блюдо с фруктами. Потом попрощалась старшая дочь Хехедея, затем разошлись слуги. Хедерге собирался сидеть с ними до последнего, но отец одним движением ресниц отправил его прочь. Юноша печально пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе. Вождь и богиня остались вдвоем.
   - У тебя прекрасная дочь, - сказала Каэ тихо. - Она такая красавица, что я не отвожу от нее глаз. А я все-таки женщина. Представляю, что она делает с юношами.
   - Она не сводит глаз с тебя, - усмехнулся Хехедей. - Ей кажется, что ты настолько прекрасна, что она готова сквозь землю провалиться от стыда за собственную внешность.
   - По-моему, девочка придумала себе лишнего.
   - Не знаю, - сказал вождь.
   Повисло тягостное молчание. Обоим не хотелось говорить о сегодняшнем происшествии, но нужно было. Когда неудавшегося убийцу привели в пещеру к Ан Дархан Тойону и Джесегей Тойону, случилось непредвиденное: он рванулся из рук державших его воинов, вырвался, бросился в одну сторону, затем в другую, неловко споткнулся и упал. Падая, он налетел грудью на копьевидный выступ скалы. Смерть его была мгновенной. А усилия, приложенные Тойонами, чтобы допросить мертвого, не увенчались успехом. Либо у человека не было не только языка, но еще и души, либо у его души был столь могущественный господин, что он сразу прибрал ее к рукам, не дав ей ни на секунду задержаться вблизи тела.
   - Так мы ничего и не узнали, - сказал Хехедей. - Но думаю, он умер не случайно.
   Каэ только кивнула. У нее полученная информация уже просто не укладывалась в бедном мозгу. И она не знала, о чем необходимо позаботиться в первую очередь - о путешествии в Иману, о поисках предателей, о сборе войск или еще о чем-то, что она уже успела забыть. Было еще одно дело, самое главное. Впрочем, все дела сейчас были самыми главными.
   - Я хочу спросить тебя, - Хехедей замялся, - ты ведь не сама. бросилась на землю, когда стрела летела?
   - Нет, не сама, - признала Каэ.
   - Хедерге стоял совсем близко, ему было плохо видно, но я заметил, как словно кто-то толкнул тебя.
   - И сильно толкнул, доложу я тебе.
   Каэ продемонстрировала вождю изрядно разбитый локоть и громадный синяк на предплечье.
   - Сила большая приложена, - оценил Хехедей, присмотрелся к синяку и охнул: - Похоже на следы пальцев.
   - Ладно, - махнула рукой Каэтана. - И так горя немало, ну ее - эту тайну.
   - Я бы на твоем месте не стал так легкомысленно относиться к происшедшему.
   - А что делать? Выяснится, когда выяснится.
   Вождь встал, прошелся по комнате, налил из кувшина хмельного меда в два стакана. Один поставил перед Каэ, другой взял себе.
   - Еще один вопрос. В тебя верит достаточно много людей?
   - Да, Хехедей. Целая страна и еще неизвестно сколько людей по всему Варду. Иногда приезжают и с других континентов, но все-таки реже. У меня сейчас плохо с географией... Путаю, что было неизвестно когда, что происходит в мире теперь. Приеду в Сонандан и сяду разбирать карты.
   - Просто если ты не одинока, то я не стану отпускать Хедерге вместе с тобой. Что скажешь?
   - Хорошо, что ты об этом заговорил. Конечно, не отпускай его отсюда. Я не смогу пообещать тебе, что он вернется к своим богам и в свой дом целым и невредимым. В моей жизни уже случилась огромная трагедия, когда несколько прекрасных существ - среди них были и люди, и альв, и два оборотня - доверили мне свои судьбы, и теперь я в ответе за их смерть. С этих пор я предпочитаю рисковать сама. А Хедерге - прекрасный юноша, такой же красивый, как его отец и сестра, смелый, гордый, чистый. Он настоящее сокровище. Постарайся его уберечь.
   - Постараюсь, только вот он хочет совсем другого.
   - Объясни ему ты, что нечестно думать о себе, всем будет хуже, если он пойдет со мной.
   - Ты знаешь, Ан Дархан и Джесегей объявили, что йаш чан не станут принимать участие в последней битве?
   - Это я их попросила.
   - Отчего?!!
   - Пойми меня, Хехедей-мерген. Я знаю, что вы прекрасные воины, но вас слишком мало. Вы не переломите ход сражения, к тому же ты слышал, что самая главная битва разыграется не во время столкновения армий, все будет зависеть от того, насколько успешно я выполню все, что мне предназначено. А вашим богам нужно, чтобы их кто-нибудь любил...
   - Это я и сам знаю.
   - Мало ли что случится? Нужно, чтобы всегда оставалось место для света, любви и тепла, с которого мог бы начаться новый мир.
   - Ты думаешь, что все может закончиться так ужасно?
   - Я не хотела бы зарекаться от поражения. Это недальновидно. Только глупцы уверены в себе так, что и слышать не желают о своей неправоте. Должна признать, пока я проигрываю.
   - Вместе с тобой проигрывает весь Арнемвенд.
   - Если честно, я бы пришибла сейчас своего великого и могучего отца.
   - Ты считаешь, что Барахой виноват во всем, что теперь происходит?
   - Не стану так говорить. Но он виноват в том, что не приходит сейчас, чтобы хоть в чем-то помочь.
   - У тебя есть мы.
   - Спасибо. Но знаешь, как страшно, что вы есть у меня? Я один раз уже осталась одна. Хехедей! Мне не нужна победа такой ценой.
   - Ты так любила их? - тихо спросил вождь.
   Каэтана не ответила. Хехедей подвинулся ближе и увидел, как слезы медленно текут по ее щекам.
   - Я тоже любил... мать Хедерге... Я виноват в том, что ее не стало. И хотя Ан Дархан и Джесегей все время повторяют, что так сложилась судьба, я виню только себя.
   В этот момент опустевший кубок был вырван из рук Каэтаны страшной силой и отброшен в сторону дверей. И она, и вождь вскочили в смятении, и тут чуткое ухо воина уловило едва слышные шаги на улице - топот бегущих ног.
   - Там кто-то был! - крикнул он и бросился вон из дома.
   Привлеченные шумом и стуком дверей, домочадцы Хехедея выбежали из своих комнат. Хедерге, полусонный, растрепанный, но с копьем в руках, и дочь вождя Мэя - с факелом.
   - Что случилось? - бросился Хедерге к своей драгоценной богине.
   - Не знаю. Видимо, кто-то подслушивал под дверью. Что же это Хехедей сорвался один?
   Каэ не выдержала и выбежала на улицу. Хедерге побежал следом. В темноте ничего не было видно, но Каэтана чуточку была бессмертной. И обычные человеческие способности у нее как бы продолжались дальше, чем случается у простых людей. Она усилием воли заставила себя забыть о темноте. В голове что-то буквально щелкнуло, и улица осветилась неярким, но вполне достаточным светом, чтобы она смогла разглядеть в конце селения две катающихся по земле фигурки.
   Она и сама не поняла, когда успела схватить свои обожаемые мечи, но вот они у нее в руках. Каэ опередила Хедерге на несколько корпусов. Когда она подбежала к дерущимся, стало очевидно, что пришелец превосходит Хехедея в силе и ловкости. Они перекатывались по усыпанной хвоинками земле, и то один оказывался сверху, то другой. Каэтана боялась наносить удар, чтобы не зацепить вождя. Но противник Хехедея уселся на него верхом, взмахнул рукой, и в лунном свете тускло блеснуло длинное прямое лезвие. Тонко пропел в воздухе Такахай, и убийца с диким воплем скатился на землю - Каэ отсекла ему кисть руки. Это был безотказный прием, и его всегда с охотой выполнял именно Такахай.
   Вождь поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли и хвоинок.
   - Благодарю тебя, кажется, я бы не справился с ним. Силен, как демон Мекир.
   Каэтана почувствовала, что ее совершенно не интересует, кто такой этот демон. С нее на сегодня было достаточно.
   Со стороны селения бежали воины. Хедерге, отдуваясь, ощупывал отца искал, нет ли раны, которую Хехедей мог и не заметить в пылу схватки. Вроде бы все было в порядке.
   Когда люди собрались вокруг пришельца, катающегося по земле с истошным визгом, вождь сухо приказал:
   - Перевязать его, не то истечет кровью. Отвести в сарай. Утром допросим и отведем к Тойонам.
   - Может, - начал Хедерге, - сейчас доставить его к ним?
   Каэ почувствовала, что и сама так должна была бы решить: юноша прав - мало ли что может случиться за ночь. Тем более день сегодня как-то очень наполнен событиями. Но она так устала, что подавила поднимающее было голову чувство долга и не стала настаивать. Более того, когда вождь сказал, что устал и все дела предпочитает отложить на завтра, она чуть было не расцеловала его. Ей ужасно хотелось обратно в теплый уютный дом, к огню, к стакану с медом, к хорошей дружеской беседе. Она поежилась: ночи в горах были прохладные.
   Так и получилось, что пленника не повели к Тойонам. А Каэ, пошатываясь от усталости, взвалив оба меча на плечо, побрела обратно, к дому вождя.
   - Тебе помочь? - догнал ее Хедерге.
   - Спасибо, они не любят, когда их держит кто-то другой.
   - Они волшебные? - с дрожью в голосе спросил юноша.
   - Живые, одушевленные.
   - Ты их любишь?
   - Конечно. Это уже как часть меня самой. Они столько раз спасали жизнь мне и моим друзьям.
   - А что значит одушевленные? - спросил Хедерге с недоумением.
   - Это длинная история. У них души воинов, живших многие века тому назад, их зовут Такахай и Тайяскарон.
   Молодой человек взглянул на мечи так, словно впервые видел их. Затем будто спохватился:
   - Разреши поблагодарить тебя за отца.
   - Не за что. Не будь меня тут, сегодня ночью в селении йаш чан было бы тихо и спокойно, а твоему отцу уже давно снились бы прекрасные сны.
   - Дорогая Кахатанна, - мягко сказал Хедерге, но тут же смутился и покраснел, - в общем, моему отцу давно уже не снятся светлые сны. Поэтому он и спать не любит - предпочитает допоздна беседовать с друзьями, а потом валится как в беспамятстве.
   Они медленно поднялись в дом. У дверей их встретил встревоженный Барнаба:
   - Что-то сдвинулось в мире, что-то случилось.
   - О чем ты?
   - Понятия не имею, но я чувствую, как нарушилась ткань мироздания...
   - Плевать на ткань, Барнаба! Давай спать.
   - Как это - плевать? - опешил толстяк.
   - А так, сквозь зубы. Потому что ткань нарушилась довольно давно, и сию секунду мы ничего не можем предпринять.
   - Это плохо, - сказал толстяк печально. - Я не могу объяснить, но это очень плохо.
   Они медленно заходят в дом и валятся там без сил на свои постели.
   А в рассветном, начинающем медленно светлеть небе тихо гаснут последние звезды.
   И неясно, то ли жалеть, что гаснет много звезд, то ли радоваться, что восходит одна...
   Император мрачнее тучи, Агатияр громыхает на слуг за дело и просто так, для острастки. Во дворце все притаились, как мыши, а сановных вельмож вот уже второй день не созывают на совет и не допускают даже на малый утренний прием. В воздухе повисло тягостное предчувствие чего-то непоправимого и ужасного.
   - Это же надо было так ошибиться, - бормочет Агатияр, дергая себя за бороду.
   Эту процедуру он проделывает каждые полчаса, отчего состояние ухоженной обычно бороды его не улучшается.
   - Не терзай себя, - успокаивает его Зу-Л-Карнайн. - Я тоже хорош - ведь ясно же все слышал, вроде все понял... Что теперь делать?
   - Не знаю, мальчик. Я уже послал за любым магом, какого найдут, но полон сомнений, правильно ли поступил. Послал гонца, но ничего существенного ему не доверил. Откуда я знаю, что теперь можно говорить вслух, что - только думать, а чего и думать нельзя?
   Положение действительно не из лучших. Когда аита и его верный советник наконец приняли решение передать талисман Джаганнатхи Каэтане, чтобы она нашла способ уничтожить или обезопасить его, они приказали вызвать Гар Шаргу, чтобы магическим путем снестись с Сонанданом и спросить у своих друзей, как разумнее всего осуществить их план. Агатияр склонялся к тому, чтобы затребовать для охраны полк Траэтаоны, ну а Зу-Л-Карнайн, конечно же, рвался отвезти опасное украшение самолично.
   Но ни один из этих вариантов в конце концов не подошел. Ибо испуганный до полусмерти слуга повалился в ноги аите и с дрожью в голосе доложил, что в покоях мага творится нечто страшное и он по доброй воле туда не зайдет. И императора предупреждает, что лучше туда не заглядывать.
   Аита бросился к Гар Шарге, а Агатияр и верные тхаухуды ни на шаг от него не отставали. В покоях мага и впрямь случилось нечто похожее на светопреставление. Все, что могло быть поломано, валялось в неузнаваемом виде, все, что могло разбиться, было разбито на мельчайшие осколки. Колбы и реторты, хрупкие хрустальные флаконы и тяжелые глиняные сосуды, тонкостенные стаканы и фарфоровые вазы - все это бесформенной кучей громоздилось на полу. По мозаичным плиткам растекались цветные дымящиеся лужи, от которых поднимались ядовитые испарения, где-то тонко пахло лавандой и розой. Магическое зеркало Гар Шарги, используемое им в самых важных и особенных случаях, оскалилось на вошедших пастью торчащих стекол - его больше не существовало. Золотой треножник сплавился от адского жара и теперь лежал спекшейся грудой драгоценного, но абсолютно бесполезного металла. Все оружие, находившееся в комнате мага, было сломано и уничтожено.
   Спаленные занавеси, дымящаяся тяжелая бархатная скатерть на низеньком столике, зияющая дыра в стене, от которой отлетели несколько камней, будто бы сюда попал снаряд из катапульты, - все это свидетельствовало о том, что Гар Шаргу посетило не самое слабое и не слишком доброжелательное существо. Вошедшие озирались в поисках самого хозяина.
   Гар Шарга лежал в самом темном углу. Он был похож на груду старого тряпья, которое слуга по ошибке забыл вынести на помойку. Тхаухуды осторожно приблизились к придворному магу - он застонал и слабо пошевелился.
   - Поднимите его и вынесите отсюда, - приказал Зу-Л-Карнайн.
   Воины подчинились. Когда Гар Шаргу доставили в верхние комнаты дворца и смогли рассмотреть его при дневном свете, все содрогнулись от ужаса и отвращения. Вся одежда, лицо и руки мага были покрыты густой зеленоватой слизью. Он был жестоко избит, видимо, сломались несколько ребер. И главное - он был слеп. Маг таращился на окружающих кровавыми пустыми глазницами и пытался что-то сказать. Но разбитые губы плохо его слушались, и вместо связного рассказа выходило невнятное шипение.
   - Не объясняй ничего, - успокаивающе молвил Агатияр, положив ему руку на плечо. - Все равно сделанного не исправишь. Сейчас придет лекарь и слегка тебя подштопает. А потом мы с тобой поговорим.
   Гар Шарга сделал слабую попытку ухватить Агатияра за рукав, но промахнулся. Он еще не привык к слепоте и с трудом ориентировался на слух. К тому же создавалось впечатление, что и со слухом у него не все ладно.
   - От такого удара, - сказал император, разглядывая изувеченное тело мага, - он мог и контузию получить. Похоже, что его долго и упорно лягало стадо верблюдов.
   - А что с глазами! - вздохнул Агатияр.
   - Ты прав, страшно. Что же это с ним произошло?
   - Зачем гадать? Подождем, сам все нам расскажет.
   - А как же быть с талисманом, как нам снестись с Сонанданом?
   - Не волнуйся, магов в стране достаточно. Найдем кого-нибудь.
   - Не нравится мне эта история.
   - Ты не одинок, Зу. Кому такое может понравиться? Знаешь, посмотрю-ка я в свой тайник. Что-то на сердце неспокойно. Вот уж горя не было, так подвалило. Угораздило же нашего дорого принца!
   - Не шуми, хуже, если бы Зу-Кахам оставил его себе.
   - Разве что...
   Император отправился в свои покои и там принялся натачивать меч, доводя остроту его лезвия до неестественной. Через минут десять Агатияр ворвался к нему с таким перекошенным лицом, такой растрепанный и взъерошенный, что и тупица бы понял, как плохо обстоят дела.
   - Тайник пуст! - крикнул он еще от дверей.
   Как ни странно, аита остался спокойным.
   - Не волнуйся, Агатияр. Тише. Я что-то подобное и предположил, когда увидел, что стало с Гар Шаргой.
   - Мальчик мой! Ты молчал?!!
   - А что мне было делать - обрадовать тебя известием? Помнишь, я говорил тебе, что талисман пытался заговорить со мной, но мне это показалось настолько неприятным, что я не стал прислушиваться. Думаю, Гар Шарге показалось что-то совсем другое...
   - Зу! Я старый осел, я-то полагался на то, что никто не знает, где мой тайник.
   - А никто и не знал, - откликнулся император. - Он докричался до мага, и тот нашел его на слух.
   - Ты откуда знаешь?
   - А у меня наставником один старый, мудрый и весьма почтенный человек. Так вот, он всегда учит меня мыслить логически, связывать разрозненные факты в одну цепь и никогда не терять головы. И знаешь - помогает. Таким образом я завоевал огромную империю. А теперь собираюсь ее защищать.
   - Что ты говоришь? - сразу переменил тон Агатияр.
   Ему было спокойно, когда его Зу, его мальчик, вел себя как мудрый и сильный воин, великий вождь и владыка одной четверти Варда. В такие минуты Агатияру и умирать было не страшно, хоть это и не означает, что он собирался умирать.
   Маг пришел в себя ближе к вечеру и сразу же попросил к себе императора и верховного визиря по важному делу. Они ждали этого и потому через несколько минут оба уже сидели у постели Гар Шарги.
   - Аита, - прохрипел он.
   Голова мага была плотно забинтована, грудь и руки уложены в лубки, чтобы кости срослись правильно. Лекарь хотел дать больному успокоительного, чтобы умерить его боль, но Гар Шарга яростно воспротивился, утверждая, что ему понадобится ясный ум, пусть и измученный страданиями.
   - Аита, я должен признаться тебе в страшном злодеянии. Единственное, о чем молю, - выслушай меня. В твоих руках и жизнь, и смерть. Я знал, на что иду, но самонадеянность меня погубила.
   - Уже простил, - сказал император. - Ты ведь предупреждал меня, что за сила у этой мерзости.
   - Ты обнаружил пропажу? - ахнул маг.
   - Догадался, когда увидел, во что превращены твои покои.
   - Да. Я сделал страшную глупость. Едва я вышел от вас, как услышал голос. Кто-то кричал и звал на помощь так отчаянно, так яростно, что я пришел в изумление. Около покоев императора кому-то плохо, а никто не обращает внимания. Кричали, как в пыточной бывало при твоем отце, о император. Я пошел на крик. И уперся носом в статую.
   - Ах ты! Такой тайник пропал, - вздохнул визирь.
   - Не пропал, Агатияр. Клянусь, что никому не скажу, что там.
   - Хотелось бы верить...
   Маг заметался по постели, комкая в судорожно сжатах руках шелковые простыни. Ему было больно, но он старался перетерпеть острый приступ. Через некоторое время он стал дышать глубже, облизал пересохшие губы.
   - Позвать лекаря? - наклонился к нему Зу-Л-Карнайн.
   - Нет, мой добрый император. Я сам справлюсь. Слушай... Я достал талисман из тайника и решил поставить над ним несколько опытов. Я подумал, что смогу проследить, где скрывается наш враг, и указать тебе это место. Я думал, что в Сонандане будут знать, что делать с этими сведениями.
   - И что же случилось? - спросил Агатияр.
   - Едва я положил талисман на треножник перед зеркалом и стал произносить первые слова заклинания, как из глубины отражения появилась чудовищная, кошмарная тень. Я никогда не слышал ни о чем подобном. Тварь разбила стекло, ворвалась в наш мир и напала на меня...
   Маг замолчал, поднес руку к забинтованной голове.
   - Никак не могу привыкнуть к мысли о том, что больше никогда и ничего не увижу. Я сам виноват, сам и расплатился, но больнее всего то, что это только начало жутких событий. Скажи, аита, он ведь пытался искушать тебя?
   - Было дело, - ответил император.
   - Он вернулся к своему повелителю. Насколько же тот силен, что может присылать своих слуг в наш мир, хоть и на короткое время. Я бы неминуемо погиб, но тварь не собиралась ничего со мной делать, она только схватила украшение и исчезла...
   Гар Шарга бессильно откинулся на подушки, голова его завалилась набок.
   - Что с ним? - встревожился император.
   Агатияр потрогал руку мага, пощупал пульс:
   - Ослабел очень, впал в забытье.
   Он дернул шелковый шнур и шепотом приказал вошедшему слуге позвать лекаря.
   - Казнить его мало, Зу, за такое любопытство, но он и так наказан достаточно. Я у тебя страшный человек...
   - Почему, Агатияр?
   - Я, видишь ли, радуюсь, что это жуткое украшение не причинило вреда тебе. Как подумаю, что собирался отдать его тебе, чтобы ты сам отвез эту мерзость нашей девочке... Какое счастье, что я этого не допустил. Хоть и жаль мне Гар Шаргу.
   Спустя несколько часов в комнате императора царит совсем другая атмосфера.
   - Кому можно теперь довериться? Как узнать, что этот человек не служит врагу? Кого послать в Сонандан?
   - Агатияр! Остановись! Иначе мы запросто спятим...
   - Надо же было так ошибиться, - бормочет Агатияр, дергая себя за бороду.
   Сангасои даже не заметили отсутствия своей госпожи. Только слегка удивились тому, что только что видели ее сидящей верхом на Вороне, и Барнаба трясся рядом в седле, а вот они уже стоят рядом со своими конями - грязные, запыленные и смертельно уставшие. И никто не видел, как они спрыгнули...
   - Какие будут приказания? - спросил командир отряда.
   - Едем домой, в храм.'
   Воины, ни слова не говоря, поворачивают коней и двигаются в обратном направлении.
   - И все-таки странно, - шепчет один из них своему приятелю, - стоило ли ехать к самому хребту Онодонги, чтобы тут же повернуть назад, едва мы его достигли?
   - Это же Интагейя Сангасойя, - отвечает тот. - Она знает, что делает.
   Татхагатху и верховного жреца Интагейя Сангасойя нашла такими растерянными и взъерошенными, что сразу поняла: случилось нечто непредвиденное, хотя и не опасное.
   - Что у нас новенького? - спросила она сразу после приветствия.
   - Гость, - ответил жрец.
   - А кто к нам пожаловал на этот раз?
   Нингишзида замялся, потупился:
   - Не знаю, как правильно определить и выразить... У нас уже третий день гостит такая особа, что в Салмакиде распространяются слухи... по-моему, скоро начнется паника.
   Каэ внимательно посмотрела на своего жреца:
   - Если я не ошибаюсь, паника уже началась. Так кого к нам принесло?
   - Наш гость - весьма высокопоставленная и высокочтимая особа...
   - Жнец, - буркнул Тхагаледжа. - Великая Кахатанна, я глубоко уважаю Повелителя Ада Хорэ, но народ Сонандана не понимает, почему он живет тут, и предполагает всякие глупости. Поговаривают о море, эпидемиях, повальном голоде, засухе и катастрофах.
   - А чего-нибудь одного моему народу не хватит, чтобы утешиться? Или нужно всего сразу - и вдосталь. Что случилось с сангасоями? Или это не они воевали с Новыми богами на Шангайской равнине?
   - Не знаю, что случилось, - сказал татхагатха. - Но что-то определенно произошло. Все сами на себя не похожи. А с тех пор как стало известно, что Декла переметнулся на сторону Врага, дела и вовсе пошли наперекосяк.
   - Да сколько же мы отсутствовали? - ахнула Каэ и гневно обернулась к Барнабе.
   Тот стал красным, как маков цвет, и пробормотал, потупясь:
   - Ну, ошибся, с кем не бывает. Я отряд с собой прихватил в наш поток времени, а ориентировался с самого начала только на него. Думал, у них такое же время, как в Сонандане.
   - Ничего не понял, - сказал жрец.
   - Все очень просто, - пояснила Каэ. - Мы обещали отсутствовать несколько часов, а провели в горах реальное время.
   - Именно так, - радостно закивал Барнаба.
   - Чему ты радуешься? - рявкнула Каэ. - Я тебя сейчас развоплощу, и оттачивай свою рассеянность на ком-нибудь другом.
   - Я могу быть и беспощадным, - поднял голову толстяк. - Я могу тебя не пощадить. Тебе, как женщине, об этом следует подумать.
   - Да ты перепутаешь беспощадность с безденежьем или безрыбьем! Нашел чем пугать!
   - Тише, тише, - произнес у них за спинами глубокий, вездесущий голос. - Не нужно спорить. Главное, что вы вернулись. Мы уже начинали волноваться.