Хагбард вздохнул.
— Чтобы объяснить это, потребуется целый день. Сначала ты должен понять всю систему Челине. Если говорить детским языком традиционной психологии, я лишаю Джорджа отцовских фигур. Ты — одна из таких фигур: первый и единственный начальник, человек, старший по возрасту, пользующийся его доверием и уважением. Второй такой фигурой очень быстро стал я, и это одна из тысячи причин, по которым я передал функции гуру мисс Портинари. Джорджу пришлось столкнуться с Дрейком, плохим отцом, и потерять тебя и меня, хороших отцов, чтобы по-настоящему научиться спать с женщиной. Если тебе интересно, то на следующем этапе женщину придётся у него отнять. Временно, — быстро добавил Хагбард. — Не будь таким нервным. Ты испытал на себе действие значительной части системы Челине, и это тебя не убило. Благодаря Системе ты стал только сильнее, разве не так?
Джо согласно кивнул и тут же задал следующий вопрос:
— Ты знаешь, кто взорвал «Конфронтэйшн»?
— Да, Джо. И я знаю, почему ты это сделал.
ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО
— Ладно, тогда я задам тебе последний вопрос — и очень хочу, чтобы ты дал на него правильный ответ. Почему ты помогаешь иллюминатам имманентизировать Эсхатон, Хагбард?
— Как однажды сказал очень мудрый человек, когда приходит время паровых машин, их оборудуют паровыми двигателями.
— Господи, — устало сказал Джо. — А я-то думал, что прошёл это pons asinorum[8].Поняв, как достать гуся из бутылки в дзэнской загадке, — не нужно ничего делать, просто следует подождать, пока гусь сам проклюет себе путь на волю, как проклёвывает его цыплёнок, вылупливаясь из яйца, — я осознал, что «Делай, что хочешь» превращается в «вот весь закон» посредством математического процесса. Обе части уравнения уравниваются, когда до тебя доходит, о ком именно идёт речь. Вселенная настолько же жива, насколько живы мы все, и настолько же механична, насколько механичны мы. Робот. Тот, кому можно доверять больше, чем всем буддам и святым. О Господи, я думал, что все понял. Но этот… этот… этот твердокаменный фатализм — за каким чёртом мы направляемся в Ингольштадт, если ничего не можем сделать?
— У монеты две стороне. Сейчас монета выпадает одной стороной, но у неё по-прежнему две стороны. — Хагбард напряжённо подался всем телом вперёд. — Она механическая и живая. Приведу тебе сексуальную метафору, поскольку ты обычно водишься с нью-йоркскими интеллектуалами. Ты смотришь на женщину в другом конце комнаты и знаешь, что ещё до утра ляжешь с ней в постель. Это механический процесс: что-то произошло, когда ваши глаза встретились. Но оргазм — процесс органический: ни ты, ни она не можете предсказать, каким он будет. Точно так же я знаю, как знают это и иллюминаты, что имманентизация произойдёт первого мая в результате механического процесса, запущенного два столетия назад Адамом Вейсгауптом, и вследствие иных процессов, запущенных другими люди позднее. Но ни я, ни иллюминаты не имеем представления, какую форму примет имманентизация. Вовсе не обязательно, что на Земле наступит ад. Возможно, наступит рай. Именно поэтому мы направляемся в Ингольштадт.
THREE O'CLOCK TWO O'CLOCK ONE O'CLOCK ROCK
Я стала копом из-за Билли Фрешетт. Впрочем, мне не хочется вас обманывать — дело не только в ней. Но она, безусловно, сыграла чертовски важную роль в этом моем решении, что любопытно, если учесть все последующие события и то, как Майло Фланаган, поручив мне проникнуть в группу анархистов Линкольн-Парка, затянул меня по самую мою чёрную задницу в международную интригу и йогический трах с Саймоном Муном. Но, может быть, мне стоит начать рассказ с самого начала — с Билли Фрешетт. Видите ли, в начале пятидесятых я была маленьким ребёнком, а она — пожилой женщиной. (Тогда Хасан ибн Саббах Икс ещё действовал в открытую; он шлялся по Саут-сайду и проповедовал, что совсем недавно в Англии умер величайший Белый Маг и теперь начинается эра Чёрных Магов. Впрочем, все считали его просто жеребцом, которому наркотики сорвали крышу.) Мой отец работал поваром в ресторане на Халстеде. Однажды он показал мне её на улице (должно быть, это произошло незадолго до её возвращения в висконсинскую резервацию, куда она отправилась умирать).
— Видишь эту старуху, детка? Она была подружкой Джона Диллинджера.
В общем, я посмотрела и увидела, что она действительно сильная, собранная и что её не сломило то, что с ней сделал закон. Но ещё я увидела, что её окружает чёрный ореол скорби. Папа ещё долго что-то рассказывал о ней и о Диллинджере, но мне запомнилась лишь её скорбь. Это воспоминание запечатлелось в каждой клеточке моего детского сознания. Мне понадобились годы, чтобы понять, о чем она на самом деле скорбит: о том, что она была обычной женщиной саутсайдского бандита, хоть и индианкой. У чёрных в Чикаго один путь — вступить в банду. Саймон называет это Вечной Солидарностью. Но, как я понимаю, есть только одна поистине надёжная, и к тому же самая крупная банда — мальчики Мистера Чарли[9], гребаный Истэблишмент.
Наверное, каждый чернокожий коп в глубине души чувствует (причём ещё до того, как убеждается в этом самолично), что он никогда не сможет вступить в эту банду, по крайней мере в качестве полноправного члена. Я выяснила это быстрее всех, поскольку была не только чернокожей, но и женщиной. То есть я вроде бы числилась в этой самой крупной и самой преступной банде, но стремилась к чему-то лучшему, невозможному, жаждала чуда, которое перенесло бы меня с черно-белой шахматной доски мужчин в такое место, где я могла бы быть собой, а не пешкой, переставляемой по доске из прихоти Чарли.
У Отто Уотерхауса такого чувства не было, по крайней мере до тех пор, пока игра не подошла к концу. Я никогда не знала, что творилось у него в голове (а вот он был настоящим копом и начал читать мои мысли практически сразу после нашего знакомства; я всегда чувствовала, что он за мной следит, дожидаясь момента, когда я повернусь спиной к Чарли и перейду на другую сторону), но он не был Черномазым в обычном смысле: он гнобил Чёрных не ради Белых, а ради самого себя; это был его личный выбор.
Отто стал моим связником, когда меня назначили на подпольную работу. Мы встречались в таком месте, которое я могла посещать в любое время, ни у кого не вызывая подозрений. Это была обшарпанная юридическая контора «Вашингтон, Вейсгаупт, Будвайзер и Киф», расположенная на Норт-Кларк, 23. Позже, по какой-то причине, о которой мне не сообщили, её переименовали в «Рали, Кемпт, Шивелд и Каут», а потом в «Вири, Стэйл, Флэтт и Профитэйбл», и для видимости туда наняли парочку адвокатов, которые оказывали юридические услуги корпорации «Блю Скай».
29 апреля, все ещё испытывая сомнения по поводу Хагбарда, Джо Малик решил попробовать простейший метод гадания на картах Таро. Сконцентрировав всю энергию на вопросе, он снял колоду и вытащил одну карту, которая, если верить в это гадание, должна была раскрыть истинную сущность Хагбарда Челине. С замирающим сердцем Джо увидел, что вытянул карту «Иерофант». Вспомнив мнемонические приёмы, которым научил его Саймон, он к традиционному толкованию этой карты (притворство, лицемерие или обман) присовокупил число пять и еврейскую букву Bay (значение — «гвоздь»). Пять — число Grummet, разрушительного и хаотического конца цикла. Буква Bay символизирует ссоры, а значение «гвоздь» ассоциируется с распятием Христа. Итак, карта говорила о том, что Хагбард — лицемерный плут, стремящийся к разрушению, убийца такого аспекта человеческой природы, как Мечтатель-Спаситель. Или, следуя более мистическому толкованию, каковое и рекомендуется в Таро, Хагбард таким лишь казался, а на самом деле был агентом Воскресения и Возрождения — как Христос должен был умереть, прежде чем стать Отцом, как в индийской веданте для слияния с Великим «Я» нужно уничтожить ложное «я». Джо выругался. Карта попросту отразила его собственные сомнения. Он порылся в книгах, которые Хагбард поставил на полку в его каюте, и нашёл три томика, посвящённых Таро. Первая книга, популярный справочник[10], оказалась совершенно бесполезной: она приписывала Иерофанту следование букве, а не духу, религиозный конформизм и ложные ценности представителей среднего класса — короче говоря, все то, что у Хагбарда явно отсутствовало. Вторая книга (написанная истинным адептом Таро), подтвердила его собственное первоначальное и совершенно непонятное толкование карты, сообщив при этом, что Иерофант — фигура «таинственная и даже зловещая. Кажется, он радуется очень тайной шутке над кем-то»[11]. Третья книга пробудила ещё больше сомнений: это была «Liber 555», написанная неким Мордехаем Малигнатусом. Джо смутно помнил, что в старой газете «Ист-Виллидж азер» на схеме заговора иллюминатов фигурировал некий «Мордехай Мерзкий», ответственный за «Сферу Хаоса». Согласно этой отчасти истинной и отчасти ложной схеме, Мордехай (наряду с Ричардом Никсоном, тогда ещё живым) руководил «Сионскими мудрецами», Домом Ротшильдов, Политбюро, Федеральной резервной системой, Коммунистической партией США и «Студентами за демократическое общество». Джо захотелось узнать, что говорит об Иерофанте этот полумифический Мордехай. Он зашуршал страницами книги и вскоре нашёл искомое. В «Книге республиканцев и грешников» говорилось:
Второй был одурманен никотином, кофеином, ДДТ, избыточными углеводами, белками и другими компонентами той диеты, которую иллюминаты навязали полубодрствующим, чтобы не дать им полностью пробудиться. «Эй, — сказал он, — в нашем дворе какая-то огромная вонючая тварь».
Третий человек одурманивался травой, и он сказал: «Нет, ребята, это самый настоящий Бал Привидений, Тёмная Мочь Души», — и глупо хихикнул.
Четвёртый одурманенный сидел на пейоте, и он сказал: «Вы не чувствуете тайны, но ведь слон — это поэма, написанная тоннами, а не словами», — и в его глазах заплясали огоньки.
Пятый одурманенный пёрся от кислоты и ничего не сказал, но лишь молча поклонился слону как Отцу Будды.
А потом вошёл Иерофант и вогнал гвоздь тайны в их сердца, сказав: «Вы все — слоны!» Но его никто не понял.
(В восемь часов в Ингольштадте к микрофону пробилась незаявленная группа «Культ карго» и начала оглушать публику своей космической аранжировкой старой детской песенки:
ОНА СПУСТИТСЯ С ГОРЫ, КОГДА ПРИДЁТ ОНА СПУСТИТСЯ С ГОРЫ, КОГДА ПРИДЁТ
А в Вашингтоне, где все ещё было два часа пополудни, Белый дом пребывал в панике. Вооружённая толпа, обстреливаемая пулемётами Национальной гвардии, двигалась по аллее к памятнику Вашингтона, чей одинокий палец указывал вверх в красноречивом и вульгарном жесте, который, как было ведомо только иллюминатам, означал: «Мать вашу так!»… В Лос-Анджелесе, где было одиннадцать часов утра, в полицейских участках начали взрываться бомбы… А в Пещерах Леман Маркофф Чейни с отвращением показал Солу и Барни надпись на стене:
ПОМОГИ ИСКОРЕНИТЬ ШОВИНИЗМ РАЗМЕРОВ: ПРИГЛАСИ ЛИЛИПУТА НА ОБЕД.
— Видите? — сказал он. — Считается, что это смешно. Но это вовсе не смешно. Ни капельки не смешно.)
ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЁРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЁРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЁРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ, КОГДА ПРИДЁТ
29 апреля Хагбрад пригласил Джорджа к себе на мостик «Лейфа Эриксона». Они плыли в гладкостенном туннеле, полностью заполненном водой, под землёй и ниже уровня моря. Этот туннель, построенный атлантами, выдержал катастрофу и поддерживался иллюминатами в рабочем состоянии на протяжении последующих тридцати тысяч лет. Он даже был оснащён соляным шлюзом, расположенным где-то под французским Лионом и не пропускавшим солёные воды Атлантики как в сам туннель, так и в подземное пресноводное Валусийское море. Подземные водные пути были связаны со многими озёрами в Швейцарии, Баварии и Восточной Европе. Как пояснил Хагбард, если бы в этих озеpax обнаружили соль, подземному миру иллюминатов грозило раскрытие. Когда подводная лодка подплыла к перегораживавшему туннель громадному круглому люку, Хагбард выключил устройства, обеспечивающие невидимость. Люк сразу же распахнулся.
— А иллюминаты не узнают, что люк открывался?
— Нет. Он открывается автоматически, — ответил Хагбард. — А им никогда не приходило в голову, что этим туннелем могут воспользоваться посторонние.
— Но ведь они знают, что им можешь воспользоваться ты. И ты ошибся, думая, что их корабли-пауки не способны тебя засечь.
Хагбард резко повернулся к Джорджу и занёс волосатую руку, словно намереваясь ударить его в грудь.
— Молчи об этих чёртовых кораблях-пауках! Я не хочу о них слышать! Сейчас командует Портинари! И она утверждает, что здесь безопасно. Ясно?
— Командир, ты совсем на хрен спятил, — убеждённо сказал Джордж.
Хагбард расхохотался и слегка расслабился.
— Ладно. Ты можешь сойти с корабля в любой момент, когда тебе захочется. Мы просто откроем люк, и плыви на все четыре стороны.
— Ты спятил на хрен, но я тебя не брошу, — сказал Джордж, ободряюще похлопав Хагбарда по плечу.
— Или ты на борту, или ты не на борту, — сказал Хагбард. — Помни об этом, ладно?
«Лейф Эриксон» проплыл через люк, который тут же закрылся. Здесь высота подводного туннеля была футов на пятьдесят выше, причём туннель был заполнен водой лишь частично. Создавалось впечатление, что через вентиляционные отверстия в потолке поступал воздух. В глубине туннеля виднелся ещё один люк.
— Какой громадный шлюз, — заметил Джордж. — Наверное, иллюминаты проплывали здесь на гигантских подводных кораблях.
— И на подводных тварях, — сказал Хагбард.
Люк впереди открылся, и в шлюз начала поступать пресная вода. Уровень воды поднялся до потолка, двигатели «Лейфа Эриксона» включились и снова привели лодку в движение.
Сейчас Джордж пишет в своём дневнике: 29 апреля.
И что же, черт возьми, означает фраза: жизнь не должна меняться слишком быстро? Какова скорость эволюции? Можно ли измерить её в единицах продолжительности жизни? Один год длится дольше, чем жизнь многих видов животных, тогда как семьдесят лет — лишь час в жизни секвойи. А Вселенной всего лишь десять миллиардов лет. Как быстро проходят десять тысяч лет? Для Бога они могут промелькнуть мгновенно. Допустим, продолжительность жизни типичного Бога составляет сто квинтильонов лет. Тогда для него время существования нашей Вселенной сопоставимо со временем, которое мы тратим на просмотр фильма.
Итак, с точки зрения Бога или Вселенной всё сущее эволюционирует очень быстро — подобно тому, как в мультфильме Диснея растение за две минуты проходит полный жизненный цикл, превращаясь на наших глазах из почки в плод.
Для Бога жизнь — единый организм, растущий во всех направлениях по всей Земле, а сейчас уже на Луне и на Марсе, и весь этот процесс от первого из первичных организмов до Джорджа Дорна и его собратьев-людей занимает не больше времени, чем…
Раздавшийся из интеркома голос Хагбарда вывел его из состояния задумчивости.
— Давай наверх, Джордж. Здесь есть на что посмотреть.
На этот раз на мостике рядом с Хагбардом стояла Мэвис. Когда Джордж вошёл, Хагбард неторопливо убрал руку с её левой груди. Джорджу захотелось убить его. Спасибо хоть Мэвис не тискала Хагбарда. Вот этого Джордж не пережил бы. Наверняка он врезал бы Хагбарду, проверяя на практике своё новообретенное мужество, и одной Богине известно, какой удар каратэ, йоги или магии получил бы в ответ. Кроме того, должно быть, Хагбард и Мэвис любовники. Кого, как не Хагбарда, выберет в качестве основного любовника такая женщина, как Мэвис? И кто, если не Хагбард, сумеет её удовлетворить?
Мэвис приветствовала Джорджа дружеским объятием, от которого у него заныла вся передняя половина тела. Хагбард показал на надпись, высеченную в каменной стене подводной пещеры. Она состояла из символов, неизвестных Джорджу, но над надписью он увидел нечто знакомое: круг с перевёрнутым трезубцем внутри.
— Символ мира, — сказал Джордж. — Я не знал, что он такой древний. — В те времена, когда его создавали, — отозвался Хагбард, — он назывался Крестом Лилит Велькор и означал, что любой, кто попытается спорить с иллюминатами, подвергнется самым страшным пыткам, которые они смогут придумать. Лилит Велькор стала одной из первых их жертв. Они распяли её на вращающемся кресте, очень похожем на этот.
— Ты однажды говорил, что на самом деле это не символ мира, — сказал Джордж, задумчиво провожая глазами надпись, — но я не знал, что ты имел в виду.
— В кружок Бертрана Рассела входил иллюминат-«дирижёр», который и подбросил им идею, что круг и трезубец — прекрасный символ, который могут нести участники Олдермастонских походов. Это было сделано весьма расчётливо и тонко. Если бы члены Комитета за ядерное разоружение немного подумали, зачем им вообще нужен какой бы то ни было символ… Но Рассел и его сторонники купились. Они не знали, что трезубец в круге на протяжении тысячелетий был традиционным символом зла у сатанистов «левой руки». Среди правых много тайных магов «левой руки» и сатанистов. Они, разумеется, сразу сообразили, что к чему, и, ошибочно решив, что за движением в защиту мира стоят иллюминаты, обвинили пацифистов в использовании сатанистского символа, чем до некоторой степени дискредитировали все движение. Хитрый ход.
— А почему он изображён на той стене?
— Надпись предупреждает путника о необходимости очистить сердце, потому что он вот-вот окажется в Валусийском море, которое принадлежит только иллюминатам. Совершив путешествие по Валусийскому морю, мореплаватель приближается к подземному порту Агхарти, который был первым убежищем иллюминатов после гибели Атлантиды. Как раз сейчас мы в это море и входим. Смотри.
Джордж открыл рот, наблюдая, как расступаются стены окружавшей их пещеры. Выплыв из туннеля, лодка оказалась в подводной мгле. Разумеется, телевизионные камеры и лазерные системы наведения работали тут не хуже, чем в Атлантике, поэтому они шли в обычном режиме, с той лишь разницей, что пространство вокруг было не синим или зелёным, а серым. Казалось, они плыли по затянутому сплошными тучами небу. Оценить расстояния не представлялось возможным. Подземное море вокруг могло простираться на сотни миль — а может быть, от берега их отделяли считанные метры. — Здесь глубоко? — поинтересовался Джордж.
— Очень, — ответила Мэвис. — Дно этого моря лишь чуть-чуть выше дна Атлантического океана.
— Ты такая умная, — хихикнул Хагбард, ущипнув её за ягодицу, от чего Джорджа передёрнуло.
— Не обращай на него внимания, Джордж, — сказала Мэвис. — Он немного нервничает и потому плохо соображает.
— Заткнись, — сказал Хагбард.
С беспокойством спрашивая себя, не дал ли трещину благородный разум Хагбарда Челине под грузом ответственности, Джордж снова перевёл взгляд на водную гладь и заметил, что море вовсе не было пустынным, как ему показалось сначала. В нем плавали здоровенные рыбины и мелкие рыбки весьма причудливых форм. У них не было глаз. Мимо подводной лодки в поиске добычи проскользнуло осьминогоподобное чудище с невероятно длинными тонкими щупальцами, кончики которых покрывали тонкие волоски. Маленькая слепая рыбка проплыла достаточно близко к одному из щупальцев, и волоски вздыбились. В мгновение ока тело осьминога дёрнулось в её сторону. Щупальце со вздыбленными волосками обвилось вокруг несчастной рыбки, к нему на помощь поспешили другие щупальца, зажимая жертву в тиски. Спрут сожрал рыбку в три приёма. Джордж с удовлетворением отметил, что хотя бы кровь у этих существ красная.
Дверь позади них открылась, и на мостик вышел Гарри Койн.
— Всем доброе утро. Я хотел выяснить, не здесь ли мисс Мао.
— Она на вахте, — сказал Хагбард. — А ты, Гарри, останься здесь и взгляни на Валусийское море.
Гарри задумчиво огляделся вокруг и покачал головой.
— Знаешь, порой мне кажется, будто все это делаешь ты.
— Что ты хочешь сказать, Гарри? — спросила Мэвис.
— Ну, это как научно-фантастическое кино, — махнул Гарри длинной, как змея, рукой. — Что, если ты просто заманил нас в заброшенный отель у черта на куличках, установил в подвале мощный двигатель, от которого дрожит все здание, и понаставил везде кинокамер? Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Обратная проекция, — сказал Хагбард. — Скажи-ка, Гарри, а что изменится, если все вокруг и вправду нереально?
Гарри на мгновение задумался, и его лицо со скошенным подбородком помрачнело. — Тогда нам не следует делать то, что, по нашему мнению, мы делать должны. Но и тогда ничего не изменится. Это значит, что надо продолжать.
Мэвис вздохнула.
— «Надо продолжать» — могущественная мантра, — обронил Хагбард.
— А если продолжения не последует, — сказал Джордж, — то тоже ничего не изменится. И это значит, что надо все равно продолжать.
— Ещё одна могущественная мантра, — сказал Хагбард. — «Надо все равно продолжать».
Далеко впереди Джордж заметил маленькое пятнышко. Когда они подошли ближе, он понял, что это, и покачал головой. Неужто нет конца сюрреализму, законам которого он подчиняется последние шесть дней? Дельфин с аквалангом!
— Привет, люди, — послышался через динамик на мостике голос Говарда.
Джордж бросил взгляд на Гарри Койна. Бывший наёмный убийца стоял с открытым ртом, обмякнув от удивления.
— Приветствую, Говард, — отозвался Хагбард. — Ну, что там с нацистами?
— То ли мертвы, то ли спят, тот ли в коме. Я приставил к ним целую орду дельфинов — главным образом из Адептов Атлантиды: пусть присматривают.
— Надеюсь, они готовы при необходимости выполнять другие задачи, — заметил Хагбард.
— Всегда готовы, — ответил Говард и сделал сальто.
— Хорошо, — тихо вымолвил Гарри Койн. — Хорошо, — сказал он более уверенно. — Пусть это говорящая рыба. Но зачем ей кислородный баллон и чёртова трубка, через которую она дышит?
— Я смотрю, у нас на мостике новый друг, — произнёс Говард. — Я получил акваланг от наземного представителя Хагбарда на Фернандо-По. Ведь дельфин должен дышать воздухом. А это подземное море нигде не выходит на поверхность. Повсюду до самого верха вода. Единственный способ подышать воздухом — всплыть на поверхность в озере Тотенкопф.
— Чудовище озера Тотенкопф, — рассмеялся Джордж.
— Уже сегодня мы встанем в этом озере на якорь, — сообщил Хагбард. — Говард, я бы хотел, чтобы ты и твоя команда были в пол— ной готовности сегодняшней и завтрашней ночью. Причём завтра вас ждёт тяжёлая физическая работа. И держитесь подальше от нацистов. Они под магической защитой, которая особенно опасна для морских животных, поскольку предполагалось, что главная угроза для солдат будет исходить именно от них. Мы обеспечим вас всех аквалангами. Скажи своим, чтобы они старались не всплывать на поверхность озера без крайней необходимости. Мы не хотим привлекать к себе лишнего внимания.
— Я салютую тебе от имени дельфиньей стаи, — сказал Говард. — Славься и прощай. — Он уплыл.
Чуть позже они увидели в отдалении гигантскую рептилию с четырьмя плавниками и шеей вдвое длиннее туловища. Она ожесточённо преследовала косяк незрячих рыб.
— Чудовище озера Лох-Несс, — произнёс Хагбард, и Джордж вспомнил свою шуточку насчёт всплытия Говарда в озере Тотенкопф. — Один из генетических экспериментов Груада с рептилиями, — продолжил Хагбард. — Он был помешан на рептилиях и заселил Валусийское море этими тварями эпохи плезиозавра. Разумеется, слепыми, чтобы они плавали в темноте. Только подумайте: в определённых условиях глаза могут стать помехой. По мнению Груада, эти чудовища должны были обеспечить дополнительную защиту порта Агхарти в том случае, если его обнаружат посторонние. Но у «Лейфа Эриксона» такие размеры, что Несси мы не по зубам, и она это знает.
Впереди забрезжил столб света. Это был свет, проникающий в Валусийское море через озеро Тотенкопф. Хагбард объяснил, что дно озера, которое одновременно было верхним сводом пещеры над Валусийским морем, стало обваливаться. Падавшие со дна озера обломки породы сформировали гору ниже того места, где было пробито отверстие в крыше Валусийского моря.
— Конечно, иезуиты всегда знали, что озеро Тотенкопф связано с Валусийским морем и здесь можно осуществлять контакт с Агхарти, — сказал Хагбард. — Именно поэтому, поручив Вейсгаупту основать официальное крыло иллюминатов, они послали его в Ингольштадт, расположенный на берегу озера Тотенкопф. А под озером есть гора.
Скоро и гора замаячила впереди, тёмная и неприветливая. Джордж заметил полчища дельфинов. Казалось, вершина горы была срезана, причём очень аккуратно, словно искусственно. Получилось ровное серое плато около двух миль в длину и одной мили в ширину. Издалека казалось, что оно разделено на тёмные квадраты. Они подплыли ближе, и Джордж увидел, что эти квадраты — это большие скопления человеческих тел. Ещё через минуту «Лейф Эриксон» завис над плато, словно вертолёт, ведущий наблюдение за войсками на параде. Джордж отчётливо различал чёрные мундиры, зеленые танки с черно-белыми крестами и длинные тёмные очертания стволов пушек. Солдаты, безмолвные и неподвижные, стояли на глубине нескольких тысяч футов от поверхности озера.
— Чтобы объяснить это, потребуется целый день. Сначала ты должен понять всю систему Челине. Если говорить детским языком традиционной психологии, я лишаю Джорджа отцовских фигур. Ты — одна из таких фигур: первый и единственный начальник, человек, старший по возрасту, пользующийся его доверием и уважением. Второй такой фигурой очень быстро стал я, и это одна из тысячи причин, по которым я передал функции гуру мисс Портинари. Джорджу пришлось столкнуться с Дрейком, плохим отцом, и потерять тебя и меня, хороших отцов, чтобы по-настоящему научиться спать с женщиной. Если тебе интересно, то на следующем этапе женщину придётся у него отнять. Временно, — быстро добавил Хагбард. — Не будь таким нервным. Ты испытал на себе действие значительной части системы Челине, и это тебя не убило. Благодаря Системе ты стал только сильнее, разве не так?
Джо согласно кивнул и тут же задал следующий вопрос:
— Ты знаешь, кто взорвал «Конфронтэйшн»?
— Да, Джо. И я знаю, почему ты это сделал.
ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО
— Ладно, тогда я задам тебе последний вопрос — и очень хочу, чтобы ты дал на него правильный ответ. Почему ты помогаешь иллюминатам имманентизировать Эсхатон, Хагбард?
— Как однажды сказал очень мудрый человек, когда приходит время паровых машин, их оборудуют паровыми двигателями.
— Господи, — устало сказал Джо. — А я-то думал, что прошёл это pons asinorum[8].Поняв, как достать гуся из бутылки в дзэнской загадке, — не нужно ничего делать, просто следует подождать, пока гусь сам проклюет себе путь на волю, как проклёвывает его цыплёнок, вылупливаясь из яйца, — я осознал, что «Делай, что хочешь» превращается в «вот весь закон» посредством математического процесса. Обе части уравнения уравниваются, когда до тебя доходит, о ком именно идёт речь. Вселенная настолько же жива, насколько живы мы все, и настолько же механична, насколько механичны мы. Робот. Тот, кому можно доверять больше, чем всем буддам и святым. О Господи, я думал, что все понял. Но этот… этот… этот твердокаменный фатализм — за каким чёртом мы направляемся в Ингольштадт, если ничего не можем сделать?
— У монеты две стороне. Сейчас монета выпадает одной стороной, но у неё по-прежнему две стороны. — Хагбард напряжённо подался всем телом вперёд. — Она механическая и живая. Приведу тебе сексуальную метафору, поскольку ты обычно водишься с нью-йоркскими интеллектуалами. Ты смотришь на женщину в другом конце комнаты и знаешь, что ещё до утра ляжешь с ней в постель. Это механический процесс: что-то произошло, когда ваши глаза встретились. Но оргазм — процесс органический: ни ты, ни она не можете предсказать, каким он будет. Точно так же я знаю, как знают это и иллюминаты, что имманентизация произойдёт первого мая в результате механического процесса, запущенного два столетия назад Адамом Вейсгауптом, и вследствие иных процессов, запущенных другими люди позднее. Но ни я, ни иллюминаты не имеем представления, какую форму примет имманентизация. Вовсе не обязательно, что на Земле наступит ад. Возможно, наступит рай. Именно поэтому мы направляемся в Ингольштадт.
THREE O'CLOCK TWO O'CLOCK ONE O'CLOCK ROCK
Я стала копом из-за Билли Фрешетт. Впрочем, мне не хочется вас обманывать — дело не только в ней. Но она, безусловно, сыграла чертовски важную роль в этом моем решении, что любопытно, если учесть все последующие события и то, как Майло Фланаган, поручив мне проникнуть в группу анархистов Линкольн-Парка, затянул меня по самую мою чёрную задницу в международную интригу и йогический трах с Саймоном Муном. Но, может быть, мне стоит начать рассказ с самого начала — с Билли Фрешетт. Видите ли, в начале пятидесятых я была маленьким ребёнком, а она — пожилой женщиной. (Тогда Хасан ибн Саббах Икс ещё действовал в открытую; он шлялся по Саут-сайду и проповедовал, что совсем недавно в Англии умер величайший Белый Маг и теперь начинается эра Чёрных Магов. Впрочем, все считали его просто жеребцом, которому наркотики сорвали крышу.) Мой отец работал поваром в ресторане на Халстеде. Однажды он показал мне её на улице (должно быть, это произошло незадолго до её возвращения в висконсинскую резервацию, куда она отправилась умирать).
— Видишь эту старуху, детка? Она была подружкой Джона Диллинджера.
В общем, я посмотрела и увидела, что она действительно сильная, собранная и что её не сломило то, что с ней сделал закон. Но ещё я увидела, что её окружает чёрный ореол скорби. Папа ещё долго что-то рассказывал о ней и о Диллинджере, но мне запомнилась лишь её скорбь. Это воспоминание запечатлелось в каждой клеточке моего детского сознания. Мне понадобились годы, чтобы понять, о чем она на самом деле скорбит: о том, что она была обычной женщиной саутсайдского бандита, хоть и индианкой. У чёрных в Чикаго один путь — вступить в банду. Саймон называет это Вечной Солидарностью. Но, как я понимаю, есть только одна поистине надёжная, и к тому же самая крупная банда — мальчики Мистера Чарли[9], гребаный Истэблишмент.
Наверное, каждый чернокожий коп в глубине души чувствует (причём ещё до того, как убеждается в этом самолично), что он никогда не сможет вступить в эту банду, по крайней мере в качестве полноправного члена. Я выяснила это быстрее всех, поскольку была не только чернокожей, но и женщиной. То есть я вроде бы числилась в этой самой крупной и самой преступной банде, но стремилась к чему-то лучшему, невозможному, жаждала чуда, которое перенесло бы меня с черно-белой шахматной доски мужчин в такое место, где я могла бы быть собой, а не пешкой, переставляемой по доске из прихоти Чарли.
У Отто Уотерхауса такого чувства не было, по крайней мере до тех пор, пока игра не подошла к концу. Я никогда не знала, что творилось у него в голове (а вот он был настоящим копом и начал читать мои мысли практически сразу после нашего знакомства; я всегда чувствовала, что он за мной следит, дожидаясь момента, когда я повернусь спиной к Чарли и перейду на другую сторону), но он не был Черномазым в обычном смысле: он гнобил Чёрных не ради Белых, а ради самого себя; это был его личный выбор.
Отто стал моим связником, когда меня назначили на подпольную работу. Мы встречались в таком месте, которое я могла посещать в любое время, ни у кого не вызывая подозрений. Это была обшарпанная юридическая контора «Вашингтон, Вейсгаупт, Будвайзер и Киф», расположенная на Норт-Кларк, 23. Позже, по какой-то причине, о которой мне не сообщили, её переименовали в «Рали, Кемпт, Шивелд и Каут», а потом в «Вири, Стэйл, Флэтт и Профитэйбл», и для видимости туда наняли парочку адвокатов, которые оказывали юридические услуги корпорации «Блю Скай».
29 апреля, все ещё испытывая сомнения по поводу Хагбарда, Джо Малик решил попробовать простейший метод гадания на картах Таро. Сконцентрировав всю энергию на вопросе, он снял колоду и вытащил одну карту, которая, если верить в это гадание, должна была раскрыть истинную сущность Хагбарда Челине. С замирающим сердцем Джо увидел, что вытянул карту «Иерофант». Вспомнив мнемонические приёмы, которым научил его Саймон, он к традиционному толкованию этой карты (притворство, лицемерие или обман) присовокупил число пять и еврейскую букву Bay (значение — «гвоздь»). Пять — число Grummet, разрушительного и хаотического конца цикла. Буква Bay символизирует ссоры, а значение «гвоздь» ассоциируется с распятием Христа. Итак, карта говорила о том, что Хагбард — лицемерный плут, стремящийся к разрушению, убийца такого аспекта человеческой природы, как Мечтатель-Спаситель. Или, следуя более мистическому толкованию, каковое и рекомендуется в Таро, Хагбард таким лишь казался, а на самом деле был агентом Воскресения и Возрождения — как Христос должен был умереть, прежде чем стать Отцом, как в индийской веданте для слияния с Великим «Я» нужно уничтожить ложное «я». Джо выругался. Карта попросту отразила его собственные сомнения. Он порылся в книгах, которые Хагбард поставил на полку в его каюте, и нашёл три томика, посвящённых Таро. Первая книга, популярный справочник[10], оказалась совершенно бесполезной: она приписывала Иерофанту следование букве, а не духу, религиозный конформизм и ложные ценности представителей среднего класса — короче говоря, все то, что у Хагбарда явно отсутствовало. Вторая книга (написанная истинным адептом Таро), подтвердила его собственное первоначальное и совершенно непонятное толкование карты, сообщив при этом, что Иерофант — фигура «таинственная и даже зловещая. Кажется, он радуется очень тайной шутке над кем-то»[11]. Третья книга пробудила ещё больше сомнений: это была «Liber 555», написанная неким Мордехаем Малигнатусом. Джо смутно помнил, что в старой газете «Ист-Виллидж азер» на схеме заговора иллюминатов фигурировал некий «Мордехай Мерзкий», ответственный за «Сферу Хаоса». Согласно этой отчасти истинной и отчасти ложной схеме, Мордехай (наряду с Ричардом Никсоном, тогда ещё живым) руководил «Сионскими мудрецами», Домом Ротшильдов, Политбюро, Федеральной резервной системой, Коммунистической партией США и «Студентами за демократическое общество». Джо захотелось узнать, что говорит об Иерофанте этот полумифический Мордехай. Он зашуршал страницами книги и вскоре нашёл искомое. В «Книге республиканцев и грешников» говорилось:
5 Bay ИЕРОФАНТ Они пригвоздили ЛюбовьПервый был одурманен сном и не увидел слона, а видел вместо этого во сне вещи, которые были нереальными для бодрствующих.
(гвоздь) к Кресту,
Символу их Могущества,
Но Любовь не была побеждена,
Она просто не воевала.
Пятеро одурманенных были во дворе, когда вошёл слон.
Второй был одурманен никотином, кофеином, ДДТ, избыточными углеводами, белками и другими компонентами той диеты, которую иллюминаты навязали полубодрствующим, чтобы не дать им полностью пробудиться. «Эй, — сказал он, — в нашем дворе какая-то огромная вонючая тварь».
Третий человек одурманивался травой, и он сказал: «Нет, ребята, это самый настоящий Бал Привидений, Тёмная Мочь Души», — и глупо хихикнул.
Четвёртый одурманенный сидел на пейоте, и он сказал: «Вы не чувствуете тайны, но ведь слон — это поэма, написанная тоннами, а не словами», — и в его глазах заплясали огоньки.
Пятый одурманенный пёрся от кислоты и ничего не сказал, но лишь молча поклонился слону как Отцу Будды.
А потом вошёл Иерофант и вогнал гвоздь тайны в их сердца, сказав: «Вы все — слоны!» Но его никто не понял.
(В восемь часов в Ингольштадте к микрофону пробилась незаявленная группа «Культ карго» и начала оглушать публику своей космической аранжировкой старой детской песенки:
ОНА СПУСТИТСЯ С ГОРЫ, КОГДА ПРИДЁТ ОНА СПУСТИТСЯ С ГОРЫ, КОГДА ПРИДЁТ
А в Вашингтоне, где все ещё было два часа пополудни, Белый дом пребывал в панике. Вооружённая толпа, обстреливаемая пулемётами Национальной гвардии, двигалась по аллее к памятнику Вашингтона, чей одинокий палец указывал вверх в красноречивом и вульгарном жесте, который, как было ведомо только иллюминатам, означал: «Мать вашу так!»… В Лос-Анджелесе, где было одиннадцать часов утра, в полицейских участках начали взрываться бомбы… А в Пещерах Леман Маркофф Чейни с отвращением показал Солу и Барни надпись на стене:
ПОМОГИ ИСКОРЕНИТЬ ШОВИНИЗМ РАЗМЕРОВ: ПРИГЛАСИ ЛИЛИПУТА НА ОБЕД.
— Видите? — сказал он. — Считается, что это смешно. Но это вовсе не смешно. Ни капельки не смешно.)
ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЁРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЁРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЁРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ, КОГДА ПРИДЁТ
29 апреля Хагбрад пригласил Джорджа к себе на мостик «Лейфа Эриксона». Они плыли в гладкостенном туннеле, полностью заполненном водой, под землёй и ниже уровня моря. Этот туннель, построенный атлантами, выдержал катастрофу и поддерживался иллюминатами в рабочем состоянии на протяжении последующих тридцати тысяч лет. Он даже был оснащён соляным шлюзом, расположенным где-то под французским Лионом и не пропускавшим солёные воды Атлантики как в сам туннель, так и в подземное пресноводное Валусийское море. Подземные водные пути были связаны со многими озёрами в Швейцарии, Баварии и Восточной Европе. Как пояснил Хагбард, если бы в этих озеpax обнаружили соль, подземному миру иллюминатов грозило раскрытие. Когда подводная лодка подплыла к перегораживавшему туннель громадному круглому люку, Хагбард выключил устройства, обеспечивающие невидимость. Люк сразу же распахнулся.
— А иллюминаты не узнают, что люк открывался?
— Нет. Он открывается автоматически, — ответил Хагбард. — А им никогда не приходило в голову, что этим туннелем могут воспользоваться посторонние.
— Но ведь они знают, что им можешь воспользоваться ты. И ты ошибся, думая, что их корабли-пауки не способны тебя засечь.
Хагбард резко повернулся к Джорджу и занёс волосатую руку, словно намереваясь ударить его в грудь.
— Молчи об этих чёртовых кораблях-пауках! Я не хочу о них слышать! Сейчас командует Портинари! И она утверждает, что здесь безопасно. Ясно?
— Командир, ты совсем на хрен спятил, — убеждённо сказал Джордж.
Хагбард расхохотался и слегка расслабился.
— Ладно. Ты можешь сойти с корабля в любой момент, когда тебе захочется. Мы просто откроем люк, и плыви на все четыре стороны.
— Ты спятил на хрен, но я тебя не брошу, — сказал Джордж, ободряюще похлопав Хагбарда по плечу.
— Или ты на борту, или ты не на борту, — сказал Хагбард. — Помни об этом, ладно?
«Лейф Эриксон» проплыл через люк, который тут же закрылся. Здесь высота подводного туннеля была футов на пятьдесят выше, причём туннель был заполнен водой лишь частично. Создавалось впечатление, что через вентиляционные отверстия в потолке поступал воздух. В глубине туннеля виднелся ещё один люк.
— Какой громадный шлюз, — заметил Джордж. — Наверное, иллюминаты проплывали здесь на гигантских подводных кораблях.
— И на подводных тварях, — сказал Хагбард.
Люк впереди открылся, и в шлюз начала поступать пресная вода. Уровень воды поднялся до потолка, двигатели «Лейфа Эриксона» включились и снова привели лодку в движение.
Сейчас Джордж пишет в своём дневнике: 29 апреля.
И что же, черт возьми, означает фраза: жизнь не должна меняться слишком быстро? Какова скорость эволюции? Можно ли измерить её в единицах продолжительности жизни? Один год длится дольше, чем жизнь многих видов животных, тогда как семьдесят лет — лишь час в жизни секвойи. А Вселенной всего лишь десять миллиардов лет. Как быстро проходят десять тысяч лет? Для Бога они могут промелькнуть мгновенно. Допустим, продолжительность жизни типичного Бога составляет сто квинтильонов лет. Тогда для него время существования нашей Вселенной сопоставимо со временем, которое мы тратим на просмотр фильма.
Итак, с точки зрения Бога или Вселенной всё сущее эволюционирует очень быстро — подобно тому, как в мультфильме Диснея растение за две минуты проходит полный жизненный цикл, превращаясь на наших глазах из почки в плод.
Для Бога жизнь — единый организм, растущий во всех направлениях по всей Земле, а сейчас уже на Луне и на Марсе, и весь этот процесс от первого из первичных организмов до Джорджа Дорна и его собратьев-людей занимает не больше времени, чем…
Раздавшийся из интеркома голос Хагбарда вывел его из состояния задумчивости.
— Давай наверх, Джордж. Здесь есть на что посмотреть.
На этот раз на мостике рядом с Хагбардом стояла Мэвис. Когда Джордж вошёл, Хагбард неторопливо убрал руку с её левой груди. Джорджу захотелось убить его. Спасибо хоть Мэвис не тискала Хагбарда. Вот этого Джордж не пережил бы. Наверняка он врезал бы Хагбарду, проверяя на практике своё новообретенное мужество, и одной Богине известно, какой удар каратэ, йоги или магии получил бы в ответ. Кроме того, должно быть, Хагбард и Мэвис любовники. Кого, как не Хагбарда, выберет в качестве основного любовника такая женщина, как Мэвис? И кто, если не Хагбард, сумеет её удовлетворить?
Мэвис приветствовала Джорджа дружеским объятием, от которого у него заныла вся передняя половина тела. Хагбард показал на надпись, высеченную в каменной стене подводной пещеры. Она состояла из символов, неизвестных Джорджу, но над надписью он увидел нечто знакомое: круг с перевёрнутым трезубцем внутри.
— Символ мира, — сказал Джордж. — Я не знал, что он такой древний. — В те времена, когда его создавали, — отозвался Хагбард, — он назывался Крестом Лилит Велькор и означал, что любой, кто попытается спорить с иллюминатами, подвергнется самым страшным пыткам, которые они смогут придумать. Лилит Велькор стала одной из первых их жертв. Они распяли её на вращающемся кресте, очень похожем на этот.
— Ты однажды говорил, что на самом деле это не символ мира, — сказал Джордж, задумчиво провожая глазами надпись, — но я не знал, что ты имел в виду.
— В кружок Бертрана Рассела входил иллюминат-«дирижёр», который и подбросил им идею, что круг и трезубец — прекрасный символ, который могут нести участники Олдермастонских походов. Это было сделано весьма расчётливо и тонко. Если бы члены Комитета за ядерное разоружение немного подумали, зачем им вообще нужен какой бы то ни было символ… Но Рассел и его сторонники купились. Они не знали, что трезубец в круге на протяжении тысячелетий был традиционным символом зла у сатанистов «левой руки». Среди правых много тайных магов «левой руки» и сатанистов. Они, разумеется, сразу сообразили, что к чему, и, ошибочно решив, что за движением в защиту мира стоят иллюминаты, обвинили пацифистов в использовании сатанистского символа, чем до некоторой степени дискредитировали все движение. Хитрый ход.
— А почему он изображён на той стене?
— Надпись предупреждает путника о необходимости очистить сердце, потому что он вот-вот окажется в Валусийском море, которое принадлежит только иллюминатам. Совершив путешествие по Валусийскому морю, мореплаватель приближается к подземному порту Агхарти, который был первым убежищем иллюминатов после гибели Атлантиды. Как раз сейчас мы в это море и входим. Смотри.
Джордж открыл рот, наблюдая, как расступаются стены окружавшей их пещеры. Выплыв из туннеля, лодка оказалась в подводной мгле. Разумеется, телевизионные камеры и лазерные системы наведения работали тут не хуже, чем в Атлантике, поэтому они шли в обычном режиме, с той лишь разницей, что пространство вокруг было не синим или зелёным, а серым. Казалось, они плыли по затянутому сплошными тучами небу. Оценить расстояния не представлялось возможным. Подземное море вокруг могло простираться на сотни миль — а может быть, от берега их отделяли считанные метры. — Здесь глубоко? — поинтересовался Джордж.
— Очень, — ответила Мэвис. — Дно этого моря лишь чуть-чуть выше дна Атлантического океана.
— Ты такая умная, — хихикнул Хагбард, ущипнув её за ягодицу, от чего Джорджа передёрнуло.
— Не обращай на него внимания, Джордж, — сказала Мэвис. — Он немного нервничает и потому плохо соображает.
— Заткнись, — сказал Хагбард.
С беспокойством спрашивая себя, не дал ли трещину благородный разум Хагбарда Челине под грузом ответственности, Джордж снова перевёл взгляд на водную гладь и заметил, что море вовсе не было пустынным, как ему показалось сначала. В нем плавали здоровенные рыбины и мелкие рыбки весьма причудливых форм. У них не было глаз. Мимо подводной лодки в поиске добычи проскользнуло осьминогоподобное чудище с невероятно длинными тонкими щупальцами, кончики которых покрывали тонкие волоски. Маленькая слепая рыбка проплыла достаточно близко к одному из щупальцев, и волоски вздыбились. В мгновение ока тело осьминога дёрнулось в её сторону. Щупальце со вздыбленными волосками обвилось вокруг несчастной рыбки, к нему на помощь поспешили другие щупальца, зажимая жертву в тиски. Спрут сожрал рыбку в три приёма. Джордж с удовлетворением отметил, что хотя бы кровь у этих существ красная.
Дверь позади них открылась, и на мостик вышел Гарри Койн.
— Всем доброе утро. Я хотел выяснить, не здесь ли мисс Мао.
— Она на вахте, — сказал Хагбард. — А ты, Гарри, останься здесь и взгляни на Валусийское море.
Гарри задумчиво огляделся вокруг и покачал головой.
— Знаешь, порой мне кажется, будто все это делаешь ты.
— Что ты хочешь сказать, Гарри? — спросила Мэвис.
— Ну, это как научно-фантастическое кино, — махнул Гарри длинной, как змея, рукой. — Что, если ты просто заманил нас в заброшенный отель у черта на куличках, установил в подвале мощный двигатель, от которого дрожит все здание, и понаставил везде кинокамер? Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Обратная проекция, — сказал Хагбард. — Скажи-ка, Гарри, а что изменится, если все вокруг и вправду нереально?
Гарри на мгновение задумался, и его лицо со скошенным подбородком помрачнело. — Тогда нам не следует делать то, что, по нашему мнению, мы делать должны. Но и тогда ничего не изменится. Это значит, что надо продолжать.
Мэвис вздохнула.
— «Надо продолжать» — могущественная мантра, — обронил Хагбард.
— А если продолжения не последует, — сказал Джордж, — то тоже ничего не изменится. И это значит, что надо все равно продолжать.
— Ещё одна могущественная мантра, — сказал Хагбард. — «Надо все равно продолжать».
Далеко впереди Джордж заметил маленькое пятнышко. Когда они подошли ближе, он понял, что это, и покачал головой. Неужто нет конца сюрреализму, законам которого он подчиняется последние шесть дней? Дельфин с аквалангом!
— Привет, люди, — послышался через динамик на мостике голос Говарда.
Джордж бросил взгляд на Гарри Койна. Бывший наёмный убийца стоял с открытым ртом, обмякнув от удивления.
— Приветствую, Говард, — отозвался Хагбард. — Ну, что там с нацистами?
— То ли мертвы, то ли спят, тот ли в коме. Я приставил к ним целую орду дельфинов — главным образом из Адептов Атлантиды: пусть присматривают.
— Надеюсь, они готовы при необходимости выполнять другие задачи, — заметил Хагбард.
— Всегда готовы, — ответил Говард и сделал сальто.
— Хорошо, — тихо вымолвил Гарри Койн. — Хорошо, — сказал он более уверенно. — Пусть это говорящая рыба. Но зачем ей кислородный баллон и чёртова трубка, через которую она дышит?
— Я смотрю, у нас на мостике новый друг, — произнёс Говард. — Я получил акваланг от наземного представителя Хагбарда на Фернандо-По. Ведь дельфин должен дышать воздухом. А это подземное море нигде не выходит на поверхность. Повсюду до самого верха вода. Единственный способ подышать воздухом — всплыть на поверхность в озере Тотенкопф.
— Чудовище озера Тотенкопф, — рассмеялся Джордж.
— Уже сегодня мы встанем в этом озере на якорь, — сообщил Хагбард. — Говард, я бы хотел, чтобы ты и твоя команда были в пол— ной готовности сегодняшней и завтрашней ночью. Причём завтра вас ждёт тяжёлая физическая работа. И держитесь подальше от нацистов. Они под магической защитой, которая особенно опасна для морских животных, поскольку предполагалось, что главная угроза для солдат будет исходить именно от них. Мы обеспечим вас всех аквалангами. Скажи своим, чтобы они старались не всплывать на поверхность озера без крайней необходимости. Мы не хотим привлекать к себе лишнего внимания.
— Я салютую тебе от имени дельфиньей стаи, — сказал Говард. — Славься и прощай. — Он уплыл.
Чуть позже они увидели в отдалении гигантскую рептилию с четырьмя плавниками и шеей вдвое длиннее туловища. Она ожесточённо преследовала косяк незрячих рыб.
— Чудовище озера Лох-Несс, — произнёс Хагбард, и Джордж вспомнил свою шуточку насчёт всплытия Говарда в озере Тотенкопф. — Один из генетических экспериментов Груада с рептилиями, — продолжил Хагбард. — Он был помешан на рептилиях и заселил Валусийское море этими тварями эпохи плезиозавра. Разумеется, слепыми, чтобы они плавали в темноте. Только подумайте: в определённых условиях глаза могут стать помехой. По мнению Груада, эти чудовища должны были обеспечить дополнительную защиту порта Агхарти в том случае, если его обнаружат посторонние. Но у «Лейфа Эриксона» такие размеры, что Несси мы не по зубам, и она это знает.
Впереди забрезжил столб света. Это был свет, проникающий в Валусийское море через озеро Тотенкопф. Хагбард объяснил, что дно озера, которое одновременно было верхним сводом пещеры над Валусийским морем, стало обваливаться. Падавшие со дна озера обломки породы сформировали гору ниже того места, где было пробито отверстие в крыше Валусийского моря.
— Конечно, иезуиты всегда знали, что озеро Тотенкопф связано с Валусийским морем и здесь можно осуществлять контакт с Агхарти, — сказал Хагбард. — Именно поэтому, поручив Вейсгаупту основать официальное крыло иллюминатов, они послали его в Ингольштадт, расположенный на берегу озера Тотенкопф. А под озером есть гора.
Скоро и гора замаячила впереди, тёмная и неприветливая. Джордж заметил полчища дельфинов. Казалось, вершина горы была срезана, причём очень аккуратно, словно искусственно. Получилось ровное серое плато около двух миль в длину и одной мили в ширину. Издалека казалось, что оно разделено на тёмные квадраты. Они подплыли ближе, и Джордж увидел, что эти квадраты — это большие скопления человеческих тел. Ещё через минуту «Лейф Эриксон» завис над плато, словно вертолёт, ведущий наблюдение за войсками на параде. Джордж отчётливо различал чёрные мундиры, зеленые танки с черно-белыми крестами и длинные тёмные очертания стволов пушек. Солдаты, безмолвные и неподвижные, стояли на глубине нескольких тысяч футов от поверхности озера.