Папа, минуты две протащив сына на плечах, устал. Робби спрыгнул на землю, и они пошли рядом. То и дело Робби забегал вперед, повисал на очередной ветке и делал пяток-другой «солнышек», а папа нахваливал его до хрипоты.
   Когда мы наконец вернулись домой, Робби помчался в сад – влезть на лаймовое дерево.
   – Робби, а ну стой! Хватит на сегодня. Успокойся и перестань уже носиться как угорелый. Не понимаю, что на тебя нашло, – цыкнула на него Элис.
   – Ладно тебе, – сказал папа. – Оставь мальчика в покое. Он никому не мешает. Просто радуется жизни.
   Обычно они из кожи вон лезли, чтобы, не дай бог, не покритиковать чужого ребенка.
   – Слушай, мы ведь договорились: по деревьям лазить опасно. Шлёпу мы отругали, а теперь ты поощряешь Робби. Это нечестно, – возразила Элис.
   – Но ведь у мальчика талант – сама видишь. Посмотри только на него! – Они уставились в окно, за которым Робби практически взбежал вверх по лаймовому дереву, вспугнув двух сидевших на ветке сорок.
   – Я смотрю, смотрю – и пытаюсь быть ответственным, взрослым человеком. Он может упасть и шею себе сломать, – настаивала Элис.
   – Знаю. Ты права. – Папа открыл окно в кухне. – А ну спускайся, сынок. Ты пугаешь свою мачеху.
   – Не называй меня так! – поморщилась Элис. – В сказках мачехи всегда злые старухи ведьмы.
   – Ну, тебя-то со старухой ведьмой не спутаешь. Ты моя прекрасная принцесса, – улыбнулся папа.
   Мы со Шлёпой переглянулись – и обе изобразили, будто нас тошнит. Папа с Элис рука об руку вышли в сад – присмотреть за Робби. Моди, присосавшись к своей вымытой бутылочке, поковыляла за ними.
   – Фу! – выдохнула Шлёпа. – Ненавижу, когда они так себя ведут.
   – Я тоже, – сказала я.
   – Прекрасная принцесса! – басом передразнила Шлёпа, и мы обе покатились со смеху.
   Мы чуть ли не сдружились, а ведь были заклятыми врагами.
   – А вообще твоя мама похожа на принцессу – у нее такие красивые волосы. – Я потеребила свои жалкие мышиные косички. – И не скажешь, что она мама, – такая молодая, и фигура закачаешься.
   – Она раз в полгода себе ботокс колет, чтобы морщин не было, и сиськи у нее силиконовые, – сказала Шлёпа.
   – Иди врать! – воскликнула я. Настроение у меня значительно улучшилось. – Ну, папа от нее все равно в восторге. Хоть бы он уже перестал об этом сообщать каждую минуту.
   – Тебе хорошо. У тебя только отец ведет себя как придурок. Твоя мама ведь не нашла себе нового мужа?
   – Нет. Встречалась пару раз с каким-то типом – они в Интернете познакомились, – но не сложилось.
   – А у меня папа вообще сбежал к малолетней девице. Все думали, что у них это ненадолго, а он взял и женился на ней. Терпеть ее не могу.
   – Она злая?
   – Да не особо. Сюсюкает все время: мол, мы с ней будем как сестрички, но я знаю, что на самом деле я для нее обуза. – Голос у Шлёпы стал хриплый, как будто она собралась заплакать.
   – Ты вроде была подружкой невесты на их свадьбе? – быстро спросила я, чтобы отвлечь ее.
   – Да, просто мрак. Пришлось надеть дурацкое платье, и еще мне волосы завили. Выглядела как дура.
   – А какого цвета платье? Я всегда мечтала побывать подружкой невесты, – сказала я.
   – Синее, шелковое. И туфли под цвет, на дурацком каблуке, – пробурчала Шлёпа.
   – Ого, тебе можно каблуки носить? Я так хочу туфли на шпильке, но мне мама не разрешает, – погрустнела я.
   – Можешь завтра их пожелать! – сказала Шлёпа. – Ты попроси псаммиадину, он напыжится – и твои супермаркетовские тапки превратятся в отпадные каблучищи. Вот же здорово! Можем пожелать все, что захотим! И не забывай – это я его нашла.
   – Зато я его узнала.
   – Давай глянем в твою книжку и посмотрим, чего те дети попросили. – Шлёпа схватила книгу.
   – Они захотели быть красивыми, – сказала я.
   – Дурацкое желание, – отозвалась Шлёпа.
   – А я бы хотела быть красивой, – мечтательно сказала я. Я как-то подслушала, как учителя меня обсуждали. Одна не могла вспомнить, кто я такая, а другая – моя любимая учительница, чьими стараниями в школе появилась библиотека, – сказала: «Ну вспомни: Розалинда – такая бледненькая простушка с двумя хвостиками».
   – Тогда проси красоту, а лично я хочу разбогатеть, – сказала Шлёпа.
   – Ты только желай конкретнее. В книжке дети пожелали стать богатыми, так им привалило старых золотых монет, на которые ничего не купишь.
   – Я буду супер-пупер-конкретна. Хочу быть богатой и знаменитой, – мечтательно сказала Шлёпа. – У меня будет свое телешоу. И собственный пентхаус с прислугой, тогда мне не нужно будет жить ни с папой, ни с мамой. Буду повсюду разъезжать на огромном лимузине, за мной будут гоняться папарацци, люди будут визжать и просить у меня автограф. Когда Моди подрастет, я заберу ее к себе, накуплю ей всего-всего, днем буду водить ее на аттракционы, а вечером – на концерты. – Шлёпа замолчала. – Ты чего на меня так смотришь?
   – Шлёп, нельзя ничего пожелать насовсем. Волшебство действует только до заката, – сказала я. – По крайней мере у детей из книжки было так.
   – Вот подстава. – Шлёпа была разочарована. – Какой прок от волшебства, если оно за день протухает? – Она снова посмотрела в окно. Робби с радостными воплями скакал по дереву. – А Тарзан в курсе?
   – Вряд ли, – с досадой сказала я. – Ох, он так расстроится завтра! И папа тоже.
   – Скажешь ему? – спросила Шлёпа.
   – Пока не буду. Он так счастлив. И ты, Шлёп, тоже не говори, ладно?
   Она заколебалась, но потом пожала плечами:
   – Ладно. – Шлёпа опять посмотрела в окно. – Фу плюс фу в квадрате! Прекрасная принцесса с твоим папашей целуются.
   – Фу-фу-фу, – сказала я, и мы захихикали и зачмокали губами.
   Когда они с Моди и Робсом вошли в кухню, Шлёпа еще почмокала. Элис недовольно зыркнула на нее, но папа был в таком экстазе, что ничего и не заметил. Он хлопал Робби по спине, щупал его мышцы и называл чемпионом.
   – Тебе надо поскорей начать тренироваться, Олимпиада не за горами, сынок, – сказал папа.
   – Не знала, что лазанье по деревьям – олимпийский вид спорта, – сухо заметила Элис.
   – Да ладно тебе, родная! С такой ловкостью и гибкостью из него получится замечательный гимнаст. С какого возраста берут в олимпийскую сборную? Том Дейли[9] когда начал? В двенадцать? Может, придется одну Олимпиаду и пропустить, Робби, но наверняка есть юношеские сборные – тебя сделают капитаном, ты точно там будешь лучше всех.
   – Капитан Робби! – прокричал Робби и с важным видом прошелся по комнате.
   – Троекратное ура капитану Робби! – поддержал папа. – Знаешь что? Я позвоню Тиму из спортзала. Он в Святом Кристофере физру ведет. Я слышал, у них есть летняя спортивная школа. Поедем туда с тобой завтра, покажешь себя на канате и шведской стенке.
   Мы со Шлёпой переглянулись. У меня сердце заухало.
   – Вы в школе по канатам лазаете, сынок? – не унимался папа.
   – Нет, в основном мячик гоняем. С футболом у меня не очень, пап.
   – Ничего страшного. Ты же не можешь быть чемпионом во всех видах спорта. Юных футболистов пруд пруди, зато ты у нас гимнаст от бога, – настаивал папа.
   – Пап? Пап, не надо звонить, – сказала я.
   Папа уже достал свой мобильный:
   – Почему, зайка?
   – Потому что… потому что у Робби это, скорее всего, ненадолго, – в отчаянье сказала я.
   – В каком смысле? – спросил папа.
   – Ну, может, на него просто удача свалилась, а завтра он проснется – и окажется, что он разучился по деревьям лазить.
   Папа посмотрел на меня. Потом понимающе закивал:
   – Да ты не переживай, Рози-Шмози. Тобой я тоже очень горжусь. Наверняка у тебя тоже куча талантов. Но у Робби особый дар, и тут важно не упустить момент. Ты ведь желаешь брату добра, правда?
   Папа решил, что я завидую! Это было до того обидно, что мне захотелось ему врезать, – а Робби только подлил масла в огонь.
   – Может, я и тебя научу лазить, Розалинда, – великодушно сказал он.
   В итоге папа позвонил своему приятелю и договорился, что завтра к десяти утра привезет Робби к нему в школу.
   – Мы ему покажем, а, Робби? Дай пять! – весело сказал папа.
   – А то, – ответил Робби.
   Мне никак не удавалось остаться с Робби наедине. Пришлось идти за ним в туалет и торчать под дверью.
   – Ты что, следишь за мной? – Выйдя из туалета, он впечатался в меня.
   – Да! Робс, послушай меня, – затараторила я. – Я должна сказать тебе что-то ужасно важное. Псаммиадово волшебство перестает действовать, когда солнце заходит. Прости – надо было тебя сразу предупредить. Завтра ты разучишься лазить по деревьям.
   – А вот и не разучусь, – сказал Робби. – Я классно лазаю – ты же видела.
   – Да ты чего?! Ты ведь желание загадал.
   – Ну да, но теперь-то я научился. И обратно уже не разучусь. Я и завтра смогу лазить, вот увидишь. – Робби говорил очень уверенно. – Это как научиться плавать или на велике ездить. Один раз освоил – и уже не разучишься.
   – Да нет же, Робби, всё совсем не так. Завтра ты и до нижней ветки не дотянешься, все будет как раньше, – не слишком тактично напомнила я.
   – Ты мне завидуешь, – сказал Робби. – Хочешь, чтобы это с тобой папа так носился.
   – Да послушай ты! Я просто не хочу, чтобы ты завтра опозорился перед папиным другом.
   – Все будет тип-топ, вот увидишь. Даже еще лучше. Я покажу класс, – настаивал Робби.
   Он вроде был так в себе уверен – а ночью весь дом перебудил. Ему опять приснился кошмар.
   – Что за вопли? – сонно спросила Шлёпа.
   – Черт, это Робби. – Я выпрыгнула из постели.
   Я прибежала в комнату Моди и зажгла свет. Робби лежал на кровати с закрытыми глазами, молотил руками и ногами, запутавшись в одеяле, и кричал. Моди сидела в своей кроватке, обернув голову одеяльцем, и сосала палец.
   – Робби кричит, ой-ой! – испуганно сказала она.
   – Ничего, Моди. Ему просто страшный сон приснился. – Я опустилась на колени: – Проснись, Робс! Все хорошо – кошмар тебе приснился.
   Робби открыл глаза. Он вцепился в меня, и я крепко его обняла. Он весь горел, его била дрожь.
   Примчались папа с Элис.
   – Что случилось? Моди испугалась, муся моя? – затараторила Элис.
   – Робби, – пролепетала Моди и расплакалась.
   – Что такое, сынок? Ну-ну, папа здесь. – Папа занял мое место. Он обхватил Робби обеими руками и стал его укачивать. – Все хорошо, мой чемпион, папа с тобой.
   Элис взяла Моди и унесла спать к себе. Мы с папой остались с Робби.
   Он уже совсем проснулся и плакал.
   – Прости, пап, – всхлипывал он.
   – Ничего, дружок. Ты просто переутомился вчера. Ты у меня так замечательно лазаешь. Скорей бы показать тебя Тиму!
   – Нет, нет, – рыдал Робби, – не хочу туда идти. Я не умею лазить. Это все псаммиад. Он исполнил мое желание.
   – Робби, ты что! – зашипела я.
   – Не шикай на него, Рози-Шмози, пусть расскажет. Бедняге, видать, ужасы какие-то приснились. Меня в его возрасте тоже кошмары мучили. Кто там исполнил твое желание, Робби? Чудище?
   – Нет, мохнатый зверек. Он хороший, только немножко сердитый, как учителя в школе. Он настоящий, пап, прямо как в той книжке. Роз, расскажи ему. – Робби тер глаза кулаками.
   Я не могла рассказать папе про псаммиада. Во-первых, он в жизни бы не поверил. Решил бы, что мне тоже сон приснился или что я все нафантазировала. Все это звучало так странно и невероятно – я уже сама сомневалась, что мы на самом деле нашли псаммиада. А если это и правда, и папа поверит в псаммиада – он не сможет сохранить это в секрете. Он расскажет Элис, всем своим друзьям, и тогда журналисты и репортеры с телевидения разобьют у песчаной ямы лагерь и станут изводить несчастного зверька. Может, вообще поймают его и запихнут в зоопарк. Вечно на виду, все пристают со своими желаниями – он этого не вынесет. Объявят конкурс по всей стране – выиграй желание от псаммиада! – выпустят фигурки дива песков, начнутся телевикторины, особые представления для королевы – а бедненькое диво будет мечтать засунуть голову в песок и зарыться поглубже.
   Все эти тревожные картины замелькали у меня в голове. Я не могла выручить Робби ценой псаммиадовой свободы.
   – Тебе все приснилось, Робс, – твердо сказала я и погладила его по плечу. – Ложись-ка лучше спать.
   Я сунула ему в ладошку любимого льва – с ним уютнее. Робби закрыл глаза и затих.
   – Ну вот. – Папа обнял меня за плечи. – У тебя есть к нему подход, Рози-Шмози. Я иногда забываю, что он еще малыш. Это моя вина. Я его накрутил. Хватанул через край. Он так здорово лазает, а я все эти годы и не замечал. Мы с вами теперь редко видимся. Я плохо знаю собственных детей, это ужасно. – Мы тихонько вышли в коридор, а папа все бубнил и бубнил.
   – Пап? – прервала я его. – Пап, ты же не рассердишься, если Робби завтра маху даст? Особенно перед этим твоим Тимом. Не будешь его заставлять лазить по канату, если он не захочет?
   – Да что ты. Не переживай, зайка. Тим хороший. Робсу он понравится. И я вовсе не собираюсь на него давить. Уверен, ему там будет весело. Не изводи себя.
   Но я изводилась еще как, почти всю ночь. К утру я была в панике. У Робби видок был не лучше. Бледный, под глазами темные круги, к хлопьям с молоком едва притронулся.
   – Ну же, чемпион, ты кожа да кости, надо подзаправиться, – сказал папа.
   Всем, кроме него, было очевидно, что, если Робби съест еще хоть ложку, его стошнит. Даже Элис забеспокоилась. Она потрогала его лоб:
   – Тебе нездоровится, детка? Похоже, он заболевает, Дэвид. Позвони-ка ты Тиму и скажи, что вы не придете. Робби лучше остаться дома.
   – Но Тим мне большое одолжение делает. Я не могу вот так взять и все отменить, – возразил папа. – По-моему, Робби просто малость психует, хотя ума не приложу почему. Говорю же, там будет весело. Тебе понравится, сынок. Спортзал в этой школе, по слухам, потрясающий. Оборудование по высшему разряду, не просто канаты и шведские стенки, – у них даже трапеция есть и большой батут. Скоро сам все увидишь!
   – А можно нам тоже пойти? – спросила Шлёпа.
   – Вообще-то мы договорились, что Тим одного Робби посмотрит. У него там и так большая группа ребят занимается. Нагло будет с моей стороны притащить вас всех.
   – Мы просто посмотрим. Ну пожалуйста, пап. – Я не могла бросить Робби одного. Я должна была его защитить.
   – Ладно, ладно – но чур только смотреть, договорились? – согласился наконец папа.
   – Не хочу, чтобы они на меня смотрели, – заупрямился Робби.
   – Глупости, Робби. Когда станешь олимпийским чемпионом, весь мир будет на тебя смотреть, – сказал папа. – А я на всех соревнованиях буду сидеть в первом ряду и болеть за тебя.
   Робби вяло улыбнулся папе, встал из-за стола и пошел к двери в сад.
   – Куда собрался, сынок?
   – Хочу влезть на то большое дерево в глубине сада, – сказал Робби.
   – Что ты, нет времени. Нам через десять минут выходить, – заволновался папа.
   – Мне нужно проверить – вдруг я уже разучился, – настаивал Робби.
   – Ну конечно не разучился, глупыш. Ты только вчера на самую верхушку залезал, – улыбнулся папа.
   – И это был первый и последний раз. Это очень опасно, – сказала Элис. – С сегодняшнего дня никаких прыжков по деревьям, это вас всех касается.
   Элис осталась дома с Моди, а мы со Шлёпой увязались за папой и Робби. Бедняга Робби в машине совсем позеленел.
   – Не дрейфь, Робс, – шепнула я. – Скорее всего, ты прав. Ты не разучился. Раз умеешь – значит, умеешь. Ты покажешь класс, вот увидишь.
   – Что-то я чувствую себя не классно, – сказал Робби. – Всю прыгучесть растерял. – Он вытянул вперед руки и ноги. – Трясутся как желе.
   – Хорош ныть, – рубанула Шлёпа. – Все у тебя получится. Вчера ты в сто раз лучше меня лазил. Эта псаммиадина глупая вообще ни при чем, я думаю. Ты просто поверил в себя – и все получилось.
   Робби глядел на Шлёпу, недоверчиво хлопая глазами. Похоже, она старалась его поддержать – уж как умела.
   – Правда? – спросил он.
   – Правда! – Она стукнула его по спине: – Соберись. Ты у нас Тарзан, маленький чемпион. Ты им всем покажешь.
   Мы приехали в школу и, немного поплутав, нашли спортзал. Он оказался огромный, внутри полно ребят в трико и спортивных костюмах: кто лазил туда-сюда по шведской стенке, кто на батуте прыгал, кто кувыркался на матах.
   – Ого! – воскликнула Шлёпа. У нее аж глаза загорелись.
   Робби ничего не сказал. Я сжала его руку. Подбежал Тим – высокий, крепкий, с широкой белозубой улыбкой. Папа на его фоне как будто разом усох.
   – Привет, Тим. Спасибо большое, что пригласил нас. Вот мой малец, – папа взял Робби за плечи.
   – И впрямь не великан, – сказал Тим. – Ну что, приятель, сначала разогреемся, если ты не против.
   – А можно нам тоже разогреться? – спросила Шлёпа и очень ненатурально задрожала. – Мы так замерзли.
   Тим рассмеялся:
   – Я имел в виду, что надо мышцы разогреть, чтобы травму не схлопотать во время тренировки. Но вы можете присоединиться, если хотите. Разувайтесь, снимайте носки – и начнем.
   – Ур-ра! – обрадовалась Шлёпа и незаметно кивнула папе.
   Папа покачал головой. Я тоже. Мне вовсе не хотелось заниматься вместе с этими крутыми ребятами в спортивной форме. Но – за компанию с Робби – я послушно повторила за Тимом все чудные упражнения для разминки. Хоть не сложно, и на том спасибо.
   Потом мы легли на маты – поделали «велосипед» ногами и простые кувырки. Робби кувырки не давались. Он попробовал, но в процессе застрял попой кверху, прямо как псаммиад.
   – На помощь! – выдохнул он.
   – Перекатись вперед, сын, хватит паясничать! – крикнул папа.
   Тим легонько подтолкнул Робби и помог ему принять более достойное положение.
   – Открою тебе секрет, юноша. Я и сам кувыркаюсь так себе, – утешил он его. – Не переживай, нельзя же уметь все. Пойдем лучше к канатам, покажешь класс. Твой папа говорит, ты любишь по деревьям лазить. Любишь ведь?
   – Вчера лазил, – сказал Робби. – Но сегодня как-то неохота.
   – Может, попробуешь? – ненавязчиво спросил Тим, приобняв Робби за плечи.
   – Не знаю, – буркнул Робби.
   – Я попробую! – Шлёпа скакала на мате, как мексиканский прыгающий боб. – Смотрите, Тим!
   – Шлёпа! А ну угомонись. Мы же сюда ради Робби пришли, – сказал папа. – Давай, Робби! Хорош скромничать. Иди к канатам и покажи Тиму, на что ты способен. Давай-давай!
   Робби, понурив голову, поплелся к канатам. Тут Шлёпа ухватилась за канат и начала раскачиваться.
   – Тихо, тихо! Вот этого не надо, – вмешался Тим. – Ты не на детской площадке. С инвентарем надо обращаться аккуратно. Сейчас покажу, как правильно подниматься по канату.
   – Я и сама умею. – И Шлёпа немедленно продемонстрировала свое мастерство.
   Через секунду она уже была на середине каната.
   – Видали! – Она победно соскользнула вниз.
   – М-м-м, – промычал Тим. – Наверх ты здорово забралась, а вот спустилась так себе. – Он взял ее за руки и раскрыл кулаки. – Смотри, егоза, как ты руки ободрала, и ноги тоже. Больно небось.
   – Вот и нет, – помотала головой Шлёпа, хотя мы все видели, что она поморщилась.
   – Сейчас покажу, как спускаться, чтобы не было ссадин, – сказал Тим.
   Он забрался по канату, а потом аккуратно спустился, изящно выгнув корпус.
   – Круто! – восхитилась Шлёпа. – Сейчас попробую, смотрите.
   – Давайте все втроем, – предложил Тим. – Пошли!
   Шлёпа пулей взлетела на самый верх.
   Я нарочно возилась, соскальзывала и съезжала, раскачивала канат – только чтобы отвлечь внимание от Робби.
   Он поплевал на ладони, насмешив папу и Тима, а потом подпрыгнул. И не смог ухватиться. Попробовал еще раз – и еще раз, и еще раз. От натуги у него вены на лбу вспухли и глаза выпучились, но ничего не получалось.
   – Давай, Робби! – кричал папа. – Не сдавайся, сынок!
   Всем, кроме него, было до боли ясно, что Робби старается изо всех сил.
   – Да ладно, – сказал Тим. – Давайте-ка лучше поиграем.
   Он свистнул в болтавшийся на шее свисток и созвал ребят:
   – Вы все отлично поработали, а теперь самое время поиграть. Как насчет… «Кораблекрушения»?
   Под радостные крики «ура!» Тим раскидал по залу обручи и принес еще маты. Я посмотрела на папу. Он уставился на свои коленки, качая головой. Я тихонько подошла к Робби и хотела взять его за руку, но он отдернул ее. Сжав губы так, что его рот превратился в тоненькую полоску, он быстро-быстро моргал, чтобы не расплакаться при всех.
   «Кораблекрушение» – сумасшедшая игра, но ужасно веселая, даже если ты не силен в гимнастике. Мы носились кругами по залу, а когда Тим кричал: «Кораблекрушение!», надо было запрыгнуть на какой-нибудь спортивный снаряд, встать в обруч или сесть на мат. Потом по свистку перескочить на другой островок. Если поблизости ничего нет – дуешь на шведскую стенку, пробираешься по ней вправо или влево – и спрыгиваешь. Если коснешься земли – выбываешь и садишься в шлюпку, в смысле на длинную скамейку у стены.
   Робби играл еле-еле, очень осторожно, так что, слава богу, выбыл не самым первым. Мне удалось продержаться, пока не осталось всего человек десять, но потом я соскользнула с мата и задела ногой пол. Похоже, победить должна была Шлёпа. У нее классно получалось – она скакала газелью, легко приземлялась, то и дело срезала путь по шведской стенке. Скоро остались только она и высокий белобрысый парень. Они так уверенно нарезали круги по залу – казалось, до бесконечности могут играть и ни разу не оступятся.
   – Давай, Шлёпа! – крикнула я и сама удивилась. Даже Робби оживился и с интересом следил за игрой.
   Шлёпа разулыбалась, довольная, что мы все на нее смотрим, и решила блеснуть. Стоя на мате, она подпрыгнула и ухватилась за канат. Раскачавшись, перемахнула на следующий и снова принялась раскачиваться, все сильнее и сильнее, долетая почти… почти… почти до коня – а затем прыгнула и приземлилась ровнехонько на снаряд. Всё бы хорошо, но она для пущего эффекта раскинула руки. Мы зааплодировали, она отвлеклась, завалилась на бок и шлепнулась с коня.
   – Эх, не повезло! – вздохнул Тим, помогая ей подняться. Потом повернулся к белобрысому и хлопнул его по спине: – А ты молодчина!
   Шлёпа скривилась.
   – Это всё из-за них! Они разгалделись, из-за этого я и соскочила! Давайте переиграем!
   – Увы, – сказал Тим. – Мне все равно пришлось бы тебя дисквалифицировать – на канатах качаться нельзя. Я тебе уже говорил. Пришла в мой зал – надо меня слушаться.
   – Раз так, больше не приду в ваш дебильный зал, – обиделась Шлёпа.
   – Шлёпа, не груби, – строго сказал папа. – Никто из вас больше сюда не придет. Тим, ты уж прости, что отняли у тебя время.
   – Да ерунда, Дэйв, – махнул рукой Тим. – Жалко, что дочка у тебя такая ершистая – у нее настоящий талант.
   – Она не моя… – Папа сделал глубокий вдох. Что тут скажешь. Шлёпе никто не указ.
   – Надеюсь, вы не скучали, – любезно добавил Тим.
   – Да уж, не скучали! – бубнил папа уже в машине. – Какой позор! Со мной в жизни такого не было.
   Мы молчали. Шлёпа дулась, я страшно переживала, а Робби весь сгорбился от стыда.
   Когда мы подъехали к дому, папа постарался взять себя в руки:
   – На самом деле это все ерунда, Робби. Я все равно тобой горжусь, ты ведь мой сын. Кому какое дело до этой дурацкой гимнастики! Ты вот только мне объясни: вчера ты был изумителен, великолепен, а сегодня тюфяк тюфяком – что за игры?
   Робби ничего не ответил.
   – Ну ладно, может, это и впрямь волшебство, как ты и говорил. Ха-ха, – невесело сказал папа.
   – Ха-ха-ха, – отозвались мы.
   Элис с Моди дожидались нас.
   – Боже мой, что случилось? – спросила Элис.
   – Не спрашивай, – сказал папа.
   – Робби не справился? – не отставала Элис.
   – Зато я справилась, – похвасталась Шлёпа. – Почти что выиграла в это их дурацкое «Кораблекрушение». Я там лучше всех была. Этот папин Тим чуть ли не умолял меня ходить к ним туда заниматься, но мне неохота. Шустрый такой, хлебом не корми – дай покомандовать. Прям как в школе.
   – Ох, Шлёпа, – с укоризной сказала Элис и вздохнула: – Я бы на твоем месте помалкивала про школу.
   Похоже, Шлёпу уже отчисляли из школы за поведение.
   – Она вела себя отвратительно, хамила Тиму. Я чуть со стыда не умер, – наябедничал папа.
   – Давайте, наезжайте на меня. Я не виновата, что все вышло не так, как вам хотелось, – буркнула Шлёпа.
   Робби повесил голову. Я поежилась. Даже Моди забеспокоилась и принялась сосать палец, хотя и не понимала, о чем разговор.
   – Ну что вы такие кислые! – Элис сделала над собой заметное усилие. – Веселей, народ. Чем сегодня займемся?
   – Хотим на пикник в Оксшоттский лес! – хором сказали мы.

Глава 4

   – Как, опять в Оксшоттский лес? – удивился папа. – Мы же только вчера там были. Может, что-нибудь новенькое придумаем? Можно в Ричмонд-парк поехать или в Сады Кью. Уж как-нибудь втиснемся в машину.