— Что это ты так улыбаешься? — говорит Надин. — Ага, у вас с Дэном всё-таки что-то было!
   Да уж, это было бы что-то!
   — Нет, это я размечталась, — бормочу я. — Мы-то не встречаемся каждый день.
   Дэн (настоящий) в каждом письме нудит и нудит, чтобы я приехала в гости или пригласила его к себе. Я придумываю хитроумные причины, по которым ничего не выйдет, но тянуть дальше становится неловко. Все так сложно, что я тяжело вздыхаю.
   — Так скучаешь, Элли? — тихо спрашивает Надин. И обнимает меня обеими руками, хрустит журнал.
   Я прижимаюсь к ней и чувствую себя страшно виноватой.
   — Просто… Ох, Нади, не знаю, как и объяснить, — шепчу я.
   — Я тебя понимаю, — говорит Надин. Ничего-то она не понимает. — Знаешь, у нас с Лайамом тоже не все гладко. Вчера мы крупно поругались.
   — Правда?
   — Я отказалась… Ну, сама понимаешь, пойти до конца. Я ещё не готова. А в журналах говорят, не стоит, пока не почувствуешь, что готова полностью. Вот. — Она раскрывает журнал и подсовывает мне колонку вопросов и ответов.
   — Ля-ля-ля, «не соглашайтесь делать это с вашим другом…» Ой! «А если он говорит, что его прибор…» Что такое прибор? Как на приборном щитке в машине?
   Мы покатываемся со смеху.
   — Нет, глупая. Это его… то самое… поняла?
   Ох. Ну конечно. Теперь даже до меня дошло. Я читаю письмо девушки до конца.
   — И что, Лайам начинает беситься, как этот парень?
   — Вчера — да. Он сказал, что старался быть терпеливым. И что я совсем его не люблю. А я сказала, что безумно его люблю, просто я не готова, так ведь бывает. И он рявкнул, что я, видно, никогда не буду готова, что у меня не все дома и что я гублю наши отношения. — Теперь Надин не до смеха. Она едва сдерживает слезы.
   — Бедняжка. Он ведёт себя как самый настоящий… прибор! — Я надеюсь, она улыбнётся, но по её щеке уже скользит слеза.
   — Да нет, Элли. Я могу его понять. Для мужчины это так тяжело…
   — Чушь собачья! Слушай, ты не обязана с ним это делать. Господи, тебе всего тринадцать! Да это вообще противозаконно!
   — Кому какое дело до закона? Все его прежние подруги соглашались без проблем.
   — Отлично! И ты хочешь пополнить их ряды? Надин, где твои мозги?
   — Временами мне хочется задать тот же вопрос, — раздаётся от двери голос миссис Хендерсон.
   Надин суёт журнал в парту и наклоняет голову, пряча заплаканное лицо за волосами.
   Миссис Хендерсон подходит к ней. Похоже, она на самом деле за нас тревожится.
   — Что стряслось, девочки? — спрашивает она совершенно иным голосом. — Я знаю, вы считаете, мы живём на разных планетах, но, может статься, я тоже кое-что смыслю в бедах подростков.
   Надин заметно нервничает. Я смотрю в парту.
   — Надин, — говорит миссис Хендерсон. — Это все из-за мальчика, да?
   Вполне очевидно. Засос по-прежнему лиловеет на шее Надин.
   Надин молчит.
   — Иногда помогает, если выговоришься, — продолжает миссис Хендерсон. — И знаешь, нет ничего такого, с чем бы столкнулась ты одна. Наверняка и со мной такое бывало.
   В моей голове сразу же возникают невероятные образы: миссис Хендерсон занимается этим с мистером Хендерсоном. Приходится закусить щеки, чтобы не расхохотаться. Плечи Надин трясутся. Она явно представляет себе ту же картину. Слава богу, миссис Хендерсон ни о чём не подозревает.
   — Не плачь, Надин, — мягко говорит она.
   Надин давится смешком.
   Миссис Хендерсон принимает его за всхлип.
   — Детка, милая, не переживай. Я не могу насильно заставить тебя поделиться со мной. Но если ты передумаешь, я всегда буду рада помочь. Ну, ладно. Показывай, что ты успела написать.
   Надин даёт ей тетрадку, не поднимая головы.
   — "Я больше небуду грубить". Сто раз. Боже, я должна была бы заставить тебя написать ещё сто раз: «Я подучу грамматику». «Не» с глаголами пишется раздельно, Надин! Ну, не страшно. Можешь идти. Давай посмотрим, что у тебя, Элеонора.
   Я протягиваю тетрадку в надежде, что она не станет считать строки: не хватает двадцати с лишним. Она быстро просматривает страницу, вздёргивает бровь, но отпускает и меня.
   Мы с Надин не осмеливаемся раскрыть рта, пока не оказываемся на безопасном расстоянии. И лишь тогда чуть не падаем от хохота. Надин хоть немного повеселела. И все же надо вправить ей мозги.
   На следующий день я решаю переговорить с Магдой.
   — Последний ум потеряла, — качает головой Магда.
   — Точно. Но её никак не убедить, — говорю я.
   — Сейчас попытаемся, — говорит Магда.
   — Попробуй. Только будь с ней потактичней. И смотри не проболтайся, что это я тебе рассказала, ладно?
   Но Магда уже не слушает.
   — Надин, иди сюда! Элли говорит, ты хочешь заняться этим с Лайамом, дурёха!
   Чуть ли не все девочки на площадке оборачиваются к нам и замирают с разинутыми ртами.
   — Магда! Ты все выболтала! — ужасаюсь я.
   — Нет, это ты все выболтала, Элли, — говорит Надин. — Спасибо, удружила.
   — Ну же, злюка, — успокаивает Магда, бросаясь к Надин и обнимая её за шею.
   — Отвяжись, Магда!
   — Надин, я только хочу помочь.
   — А я в твоей помощи не нуждаюсь, ясно?
   — Но мы же подруги!
   — Вы с Элли тут ни при чем. Это касается только меня и Лайама. Так что не лезь не в своё дело, хорошо? Элли, к тебе это тоже относится, — говорит Надин и идёт прочь.
   — Догоним её? — предлагает Магда.
   — Все равно она не станет слушать, — понуро отвечаю я.
   Я слишком хорошо знаю Надин. Теперь она ни за что не станет нас слушать. Я её предала. Разболтала тайну и даже не сумела помочь.
   До конца дня Надин отказывается с нами разговаривать. И едва звенит звонок с последнего урока, убегает к Лайаму, который дожидается на прежнем месте.
   — Может, поговорим с ним, как считаешь? — предлагает Магда.
   — Ты с ума сошла! И потом, Надин нас убьёт, — говорю я.
   У нас так и так нет на это времени: Надин и Лайам быстро уходят прочь. Сегодня похолодало, и на Лайаме потрясающая чёрная кожаная куртка.
   — Как сексуально он выглядит, — завистливо вздыхает Магда. — Может, в душе он и свинья, но с виду такой красавчик. И почему Грег не может обзавестись кожаной курткой? Носит какую-то гадость на молнии, чуть ли не дождевик.
   — Да, а как у тебя с Грегом? — вспоминаю я.
   — Да как тебе сказать, — вздыхает Магда.
   — Он-то тебе не предлагал?..
   — Я тебя умоляю! — говорит Магда. — Это Грег-то? Нет, он ничего, даже милый, но мы все больше делаем уроки и сидим в «Макдоналдсе». А! Хорошо, напомнила. Адам, один из приятелей Грега, устраивает в субботу вечеринку. Родителей не будет дома, так что намечается отрыв по полной. Не хочешь пойти?
   Я не могу вымолвить ни слова, сердце начинает отчаянно биться.
   Магда понимает моё замешательство по-своему.
   — Нет, я, конечно, понимаю, что между вами с Дэном все решено и ты не думаешь заводить себе нового дружка. У тебя уже есть парень.
   Магда, Магда! Если бы ты только знала. Вечеринка. Я ещё ни разу не была на вечеринке. То есть я ходила на всякие девчачьи праздники — шарики, тортики, — но на настоящую тусовку, где будут парни, — никогда.
   — Элли, соглашайся, пожалуйста. В худшем случае просто будет весело. Может, я себе найду нового парня. Грег, конечно, ничего, но он этакий пай-мальчик. Может, друзья у него поживее.
   Я не знаю, что сказать, как себя вести. Отрыв по полной. Никаких родителей. И мальчики, мальчики, мальчики.
   Невероятно.
   Невероятно страшно. Ой, что-то будет. Выпивка. Травка. Свободные спальни.
   Мне очень хочется пойти. Может, я познакомлюсь с настоящим парнем. Одним из приятелей Грега. Правда, наверняка все они придут с девушками.
   — А точно ничего, что я буду одна? — спрашиваю я на всякий случай.
   — Ну разумеется, в том-то и дело. Адам приглашает половину одиннадцатиклассников, и почти ни у кого нет девушек. Они сами хотят познакомиться. Грег чуть ли не умолял меня пригласить подруг. Я все ума не приложу — кого позвать?
   Надин звать смысла нет. Магда предложила Крисси — та уже приглашена на другую вечеринку. Пригласила Джесс — та возмущённо отказалась. Позвала Амну — Амна была бы рада, но её родители и слышать не хотят о вечеринке.
   — Да меня папа тоже не отпустит, — мямлю я.
   — Ерунда. Твой папа — клёвый старикан, — говорит Магда.
   Папа всегда делает из прихода Магды событие.
   — Хочешь, я с ним поговорю? — предлагает Магда.
   Я не уверена, что хочу. Не уверена, что хочу на вечеринку. Что мне надеть? О чем говорить с парнями? Как себя вести?
   — В чем проблема? — спрашивает Магда. — Он же знает, что ты встречаешься с Дэном, так что не позволишь другим парням распускать руки. С чего ему возражать?
   Ой-ой-ой. Магду ни за что нельзя подпускать к папе. Папа считает нашу с Дэном переписку невероятно смешной — животики надорвёшь. Он тут же доложит о ней Магде, и она догадается, каков Дэн на самом деле.
   — Нет, с папой я сама разберусь, — говорю я. — Решено. Я иду на твою вечеринку.
   — Обещаю, не пожалеешь, — клянётся Магда.
   Но я уже начинаю жалеть, что согласилась. И спрашиваю у папы разрешения, втайне надеясь, что он откажет. Анна что-то подозревает. Она напрямую спрашивает, будут ли дома родители Адама, не собираюсь ли я пить и принимать наркотики и не вломятся ли туда незваные гости.
   — Не сочти за грубость, но я говорю с папой, — отвечаю я. Но в душе я рада, что она подсказывает ему нужный ответ.
   Я надеюсь, что папа ухватится за её слова и запретит мне идти.
   Как бы не так.
   — Брось, Анна, ты рассуждаешь как старуха, — говорит он. — Что плохого в маленькой школьной вечеринке? Пускай Элли повеселится. И потом, с ней будет Магда. Уж она-то всегда знает, что к чему.
   — Мне нет дела до Магды, я беспокоюсь за Элли. Знает ли она, что к чему? — отвечает Анна.
   — Пора уже доверять ей. Ты ведь не станешь делать ничего дурного, Элли? Прекрасно. Веселись.
   — Где твоя родительская ответственность? — вздыхает Анна. — Впрочем, ответственность — не твоя сильная сторона.
   — Что ты хочешь сказать? — не понимает отец.
   — Сам прекрасно знаешь, — говорит Анна.
   — Понятия не имею, — говорит папа.
   Я тоже ничего не понимаю и оставляю их ругаться, а сама поднимаюсь наверх. Вываливаю из шкафа всю одежду и начинаю готовиться к вечеринке. Ужасно. Я выгляжу отвратительно во всем. Маленькая толстуха. Мне хочется выглядеть стильно, и я в отчаянии.
   В субботу Магда приходит пораньше и начинает меня наставлять, но лучше от этого не становится.
   — Элли, будь проще. Ты так разрядилась, будто из кожи вон лезешь, чтобы понравиться. Надень джинсы. Нет, не рваные на коленях. Чёрные.
   Хорошо. Чёрные так чёрные, ничего, что они такие узкие, что просто лопнут, если я вздумаю присесть.
   — Тебе и не дадут сидеть, крошка. Будешь танцевать, — говорит Магда, разглядывая мои ботинки. — Ну, или ноги оттаптывать. — Она ловит мой взгляд. — Шучу, шучу!
   Но мне не до смеха. Я чувствую себя такой толстой, что вытаскиваю из шкафа широченную мешковатую футболку.
   — Так не пойдёт, — говорит Магда. — Будь проще, но будь и сексуальней.
   — Я не сексуальна.
   — И не надо. Оденься сексуально, вот и всё. Что-нибудь короткое и прозрачное. Элли, тебе и ваты не надо в лифчик подкладывать, все при тебе. Если есть что показать, пользуйся!
   Мне совсем не хочется ничего показывать. Но я покорно влезаю в старую фиолетовую футболку, на три размера меньше. Ткань угрожающе натягивается на моей неприлично огромной груди, будто я обмоталась резиновой лентой. Но Магда остаётся довольна. Красит меня фиолетовыми тенями под цвет футболки и ещё ворчит, что нет фиолетового лака.
   Папа обещал подбросить нас к дому Адама. Магда встречается с Грегом прямо там. Папа одобрительно щурит глаза, разглядывая Магду. Она выглядит очаровательно в крошечной чёрной юбке и черно-белой кофточке, такой короткой, что, когда Магда наклоняется, видна её тонкая талия. Но затем папа видит меня и начинает моргать.
   — Элли! — восклицает он.
   — А что? — Я пытаюсь, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно, но срываюсь на хрип.
   — Ну-у… То есть… Ты выглядишь чересчур… — Он бросает взгляд на Анну. — Что-то мне перестала нравиться эта вечеринка. Какая-то она… слишком взрослая.
   Анна изгибает бровь. Моголь прыгает на кресло.
   — Смотрите! Смотрите, какой я высокий! Я взрослый. Я пойду на вечеринку. — Он карабкается на ручку кресла и срывается вниз.
   Теперь Анне не до нас, надо успокоить рёв и поцеловать каждый ушиб. Папа вздыхает и берет нас под руки.
   — Позвольте сопроводить вас, дамы.
   В машине он не отстаёт от Магды, выясняя все про Грега и других мальчиков. Он заедет за нами в полночь.
   — Просто Золушки. Разве что бальные платья уже не те, — говорит он, нервозно разглядывая мою футболку.
   У дома Адама он слегка успокаивается. Уютный уголок а-ля Тюдор, небольшой пруд с золотыми рыбками, садовый гном в красном колпаке и сапожках. Перед гаражом припаркована машина.
   — Слава богу, родители дома, — совсем успокаивается папа.
   — Классная маскировка для отвода глаз, — шепчет Магда.
   Для отвода глаз? Как бы не так. Нам открывает мама Адама, в легинсах и пастельном свитере, с пластмассовым блюдом в руке. Орешки, чипсы, солёные крендельки.
   — Здравствуйте, девочки! Как вас зовут?
   — Я — Магда. Она — Элли, — с трудом обретает дар речи Магда.
   — Вы дружите с Адамом?
   — Скорее я дружу с Грегом. А он с Адамом, — говорит Магда. — Элли — моя подруга.
   После этого вечера я готова перестать считать Магду подругой!
   Мы не отрываемся. Мы вообще ничего не делаем. Адам, хоть и одиннадцатиклассник, ещё совсем ребёнок, чуть ли не как Дэн. Низенький, руки как плети, на шее огромный кадык (не зря его называют адамовым яблоком), прыгает вверх и вниз при каждом слове.
   Время тянется ужасающе долго, в гостиной только мы с Магдой и Адам, а его мама то и дело обносит нас закусками и отвратительным пуншем, в котором на каждую ложку вина литр сока. Между зубов застревают кусочки засахаренной вишни и консервированных мандаринов.
   Адам шепчет, что его отец простудился и родители отменили поездку. Сверху то и дело доносится оглушительное чихание. У меня такое чувство, что, кроме отца Адама, никто не будет сегодня запираться в спальне.
   В конце концов объявляется Грег. Магда в ярости. Она шепчет ему что-то такое, отчего его уши начинают пылать.
   Полчаса спустя приходит ещё один гость. У него в руке банка пива, и он хвастается, что уже успел хорошо надраться. Он постоянно рыгает. Адам забавляется от души и тоже прикладывается к банке, едва его мама выходит из комнаты.
   Лучше уж я буду встречаться с Дэном.
   Лучше уж я буду встречаться с Моголем.
   Где же все остальные?!
   Проходит вечность, и вот кто-то стучит в дверь. Судя по звукам, снаружи целая толпа гостей. Но когда мама Адама открывает, слышится чертыхание и неразборчивые извинения, кто-то говорит, ошиблись домом — и голоса удаляются.
   Вот и все. Нас пятеро. Вечеринка удалась на славу. Я не пью, не курю травку, не танцую и не запираюсь с мальчиком в спальне. Я даже не разговариваю.
   Я просто сижу и жду, когда закончится первая и худшая вечеринка в моей жизни.
   ДЕВЯТЬ ПАМЯТНЫХ ПРАЗДНИКОВ
 
   1. ВЕЧЕРИНКА МОЕЙ МЕЧТЫ: Мы с блондином — и чтобы никто не мешал…
   2. ЛУЧШИЙ ДЕТСКИЙ ПРАЗДНИК: Когда мама была жива, она устроила для меня радужный праздник. Красная клубника, оранжевый апельсиновый сок, жёлтые бананы, зеленое пюре, торт с голубой глазурью, синее черничное крем-брюле и фиолетовые молочные батончики. Мама развесила радужные воздушные шары и зеркала над окнами, и, когда засияло солнце, вся комната наполнилась
   3. ЛУЧШИЙ ПОЧТИ ВЗРОСЛЫЙ ПРАЗДНИК: Когда мне исполнилось двенадцать лет, мы устроили праздник мороженого. Пили коктейли с мороженым и ели торт-мороженое.
   4. ЛУЧШИЙ ПРАЗДНИК У НАДИН: Как-то в детстве я осталась ночевать у Надин после дня рождения, и мы затеяли игру в Барби-вампирш. Раскрасили куклам рты детской губной помадой и закусали им все Наташины мягкие игрушки.
   5. САМЫЙ СМЕШНОЙ ПРАЗДНИК: Крестины Моголя. Он не переставал рыдать, и папа сказал: «Дай его мне, я его успокою». Он похлопал Моголя по спине, и того обильно вырвало на лучший папин костюм.
   6. ЛУЧШИЙ ПРАЗДНИК У МАГДЫ: Её родители отвели нас на обед в «Планету Голливуд», а потом на фильм с Брэдом Питтом.
   7. САМЫЙ МОКРЫЙ ПРАЗДНИК: Пикник в Уэльсе, дождь сначала накрапывал, а потом полил как из ведра. В капюшоне Дэн выглядит ещё хуже, чем без него!
   8. ПОЧТИ ЧТО ХУДШИЙ ПРАЗДНИК: Мой день рождения вскоре после того, как папа с Анной поженились. Я букой сидела в углу и кричала, что Анна испекла гадкий пирог, хотя она специально сделала его в форме голубого слоника, стараясь угодить. Я стала швыряться пирогом, меня отругали, и я разрыдалась на глазах у гостей.
   9. ХУДШИЙ ПРАЗДНИК: Вечеринка у Адама!

ШЕСТЬ ПИСЕМ

   Здравствуй, Дэн!
   В субботу я ходила на грандиозную вечеринку. Мы отрывались по полной.
   Я танцевала.
   Я напилась.
   Я тусовалась.
   Я приползла домой на рассвете.
 
   Ещё раз здравствуй.
   Я лгунья. Видел бы ты мой язык. В детстве мы верили: если солжёшь, язык покроется чёрными пятнами. Мой язык, должно быть, весь чёрный как уголь. Если хочешь знать, вечеринка была ужасной. До того скучной, что я позвонила папе и он вызволил меня пораньше.
   Я чувствую себя полной ДУРОЙ. То и дело читаешь длинные тревожные статьи о подростках, которые только и знаю, что пьют, курят травку и заводят беспорядочные связи. А моя жизнь беспросветно спокойна и тосклива. Я умираю от скуки.
   Я чувствую, что отстала от жизни. Не могу найти своё место. С тобой такое бывает? Наверняка нет. Ты парень, тебе не понять. Тебе даже незачем волноваться, что надеть, как выглядеть и как понравиться.
   Зачем я только пишу эту чепуху? Просто уже поздно, я не могу уснуть и настолько сыта всем по горло — а мне даже не с кем поговорить. Так что, Дэн, держись, буду изливать душу тебе. Раньше у меня были для этого подруги, Надин и Магда, но в этом году что-то изменилось. С Магдой мы по-прежнему дружим, но она такая лёгкая, весёлая и беззаботная, ей не понять, как можно из-за чего-то убиваться. И у неё есть парень, Грег, она все время с ним. Он ей не так уж и нравится — туда-сюда. Они тоже были на той кошмарной вечеринке, но им-то что — уединились в углу и стали целоваться. Начала Магда. Она просто набросилась на него, а он не сопротивлялся. Думаю, Грегу понравилось. Ещё бы. Магда потрясающая красотка.
   Раньше, если мне было плохо, я всегда могла прийти к Надин, она сама вечно в трауре. Мы с Надин всю жизнь были лучшими подругами. Надевали одинаковые платья и притворялись близнецами (дурацкая затея, я всегда была маленькой, пухлой и кудрявой, а Надин — высокой, худой, с прямыми волосами, но такая мелочь нас не смущала). Но теперь она с Лайамом, он взрослый, поэтому она считает его по-настоящему крутым, но на самом деле он придурок, ужасно с ней обращается и требует, чтобы она… ну, сам понимаешь Надин рассказала все мне, а я Магде, Магда назвала Надин дурёхой, и та страшно обиделась и не хочет с нами мириться, а я так за неё волнуюсь. И ещё я переживаю за папу и Анну, потому что и сейчас слышно, как они ругаются за стенкой. Они думают, я не замечаю. Что же произошло? Раньше они отлично ладили. Честно признаться, когда они только поженились, я НАДЕЯЛАСЬ, что они станут ссориться, постоянно старалась вывести Анну из себя и рассказывала про неё папе всякие небылицы. И не потому, что я невзлюбила её. Она вполне даже ничего. Ну, за редким исключением. Но она стала мне мачехой, второй мамой, а мою маму никому не заменить, она лучшая в мире.
   Не буду писать про маму, а то снова разрыдаюсь. В общем, я вроде привыкла к Анне, мы стали друзьями. Не лучшими, конечно, и все же друзьями. Ей удаётся всегда быть спокойной, дружелюбной и понимающей. Это здорово, потому что я иногда бываю мрачной и угрюмой, а наш Моголь — маленький разбойник, ты и сам его знаешь. А папа часто выходит из себя, с ним сложнее всего, но Анна умела с ним справляться. Будто он старый ворчливый пёс, и Анна всегда знала, когда надо прикрикнуть, а когда потрепать по загривку, и он стелется вокруг неё, как щенок. Теперь у неё не выходит. А может, ей надоело вести себя с ним как с ребёнком, не знаю. Она хочет больше заниматься собой, ведь Моголь уже ходит в школу. Пыталась найти место дизайнера, но ничего не вышло, предложений нет, и она совсем сникла. Стала учить итальянский, и во вторник у нас грянул очередной скандал, потому что я ушла в гости к Магде, и папа обещал вернуться пораньше, чтобы присмотреть за Моголем, пока она будет на занятиях. Но ему не удалось вовремя освободиться, и Анна просидела дома, а когда я вернулась от Магды, было похоже, что она плакала. Не понимаю, что такого в этих занятиях? Разговорный итальянский — но мы же не собираемся в Италию, никогда. Вечный мокрый Уэльс, тоска смертная. (И почему тебе там нравится?!) Я бы все отдала, чтобы увидеть Италию — там такие фрески, и Магда говорит, там потрясающее мороженое. А итальянцы — самые шикарные в мире любовники. Думаю, Анне понравились бы фрески, она же училась в художественной школе. А к мороженому она равнодушна, боится испортить фигуру. И любовник ей не нужен, у неё есть папа. Хотя…
   Почему мне раньше это не приходило в голову? А вдруг у Анны есть кто-то другой? Любовник-итальянец. Или она только притворяется, что ходит на занятия, а сама встречается с таинственным незнакомцем. Я никогда не могла понять, что она нашла в папе. Он совсем старый, а она такая красавица. У него появилось брюшко, он втягивает его всякий раз, когда смотрится в зеркало, и говорит — это комок нервов. Ему все кажется, он молодой, только это не так, носит джинсовые брюки и куртки, отрастил волосы и бороду, а летом ходит в стоптанных сандалиях. И характер у него вовсе не ангельский.
   Чуть не попалась! Папе понадобилось в ванную, он увидел свет у меня под дверью и крикнул: «Элли, почему ты не спишь?» — и выключил свет. Чувствую, мои каракули скачут вверх и вниз, ты ничего не разберёшь, да это и не важно, я не собираюсь отправлять письмо, здесь полно чуши, и ты решишь, что я окончательно сбрендила.
С любовью, Элли.
   Здравствуй, Элли!
   Я совсем не считаю, что ты сбрендила. Я так рад, что ты решилась отправить письмо. Это лучшее письмо в мире. Будто маленькое окошко в твою душу. Я перечитываю его до дыр. И повсюду ношу с собой. В надёжном месте.
   Я просто потрясён, невероятно, что ты чувствуешь себя так одиноко и несчастно! Представляешь, я тоже! Тоже! И ты совсем не права, что у парней нет забот. Я тоже не знаю, где моё место. Будто меня по ошибке забросили сюда из моего маленького мира, я хожу по чужой планете, а земляне надо мной смеются. До коликов в животе. В последнее время стало ещё хуже: земной воздух не по мне, и мой организм сопротивляется мощным выбросом прыщей. Фу, гадость. Я мажу их всякими кремами, которые покупает мама, но не очень-то помогает. Все моё тело будто взбесилось. Не буду вдаваться в подробности, вам, девчонкам, не понять, просто поверь, это постыдно и ужасно. Вот если бы у меня был космический скафандр с глухим шлемом, в который я мог бы спрятаться и никогда никому не показываться на глаза. Только тебе.
   Ты написала: «С любовью, Элли», — ты никогда так раньше не писала. Это лучшее место во всем письме. Я перечитываю три коротеньких слова вновь и вновь, удивительно, что чернила ещё не испарились от жара моих глаз с лазерными излучателями.
   С ОГРОМНОЙ любовью,
Дэн ХХХ
   Привет, Дэн!
   Я вовсе не хотела отправлять то письмо. С утра машинально сунула его в конверт, потому что опаздывала и ничего не соображала, бросила в почтовый ящик и только тогда вспомнила, что я там нагородила. Стыд какой. Я даже вернулась к ящику и попыталась просунуть руку в щель, чтобы вынуть его — но тут рядом притормозили полицейские, и я решила, ещё не хватало, чтобы меня арестовали за то, что я ворую почту. Я выдернула руку и робко улыбнулась, и полицейские посмеялись надо мной и проехали мимо.
   Все-все надо мной смеются. Ты здорово придумал про скафандр. Вот бы и мне такой. Только как разговаривать через стекло шлема? Даже в магазин не пойдёшь, как объяснить, что тебе нужен последний диск супермодной группы? Скакать как бешеная? А как потом его СЛУШАТЬ? И с подругами не поговорить. (Хотя лучшая подруга и так со мной не разговаривает.) А как быть с учителями? Правда, я не такая зубрила, как ты, если удаётся, я на уроках предпочитаю молчать.
   Ну и дела, хуже не бывает. Пора ставить точку, не то собьюсь на новое длиннющее письмо, полное излияний. И, кстати, я не могла написать «С любовью, Элли». Вообще-то я не помню. Но я никогда не пишу «С любовью», даже "Л", даже сердечек не рисую. Я сухо подписываюсь:
Элли.
   Привет, Элли!
   И всё-таки ты написала «С любовью». Я прячу твоё письмо у себя на сердце. Звучит красиво, но не совсем точно. У меня на рубашке нет карманов, так что пришлось положить его в карман брюк. И твоя «Любовь» (не "Л", не сердечко — «Любовь»!) трётся о моё бедро. Боже, это звучит так пошло, а я не хочу писать тебе пошлые письма, полные грязи, как другие парни в нашей школе. Правда, их письма вряд ли предназначены девушкам, скорее они хвастаются своими победами друг перед другом.