— Куда? Разбежаться хотим как следует.
   Согнувшись в три погибели, Алек взял Чарли за пояс, опустил голову и посмотрел назад. Ребята Рыжего дошли до стены, отделявшей дворик, где гуляли мальчишки, от девчоночьего двора. Над стеной показались головы девочек — им тоже неохота было пропустить такое зрелище. Алек заметил открытое, милое лицо — это была сестра Уоллеса. У нее был очень серьезный вид. У забора понемногу собралась толпа ребят. Учителей поблизости не было — наверно, они где-то притаились и наблюдали за игрой.
   — Поехали! — крикнул Рыжий.
   Алек увидел, как на них надвигается высокий, худощавый паренек, закадычный друг Рыжего. Топот ног становился все громче, громче. Потом — тишина, а через секунду — страшный удар по пояснице. Конопатый Сэм явно недооценивал противника. Первый же мальчишка сделал фантастический прыжок, и всю силу удара принял на себя Алек. Его заливало потом, руки скользили.
   — Держись, Шкилетик, держись! — прошептал Чарли.
   Побежал второй номер. Он прыгнул не менее удачно. За ним — третий. Четвертый и пятый — ребята послабее — остались где-то позади. Шестым и последним, как отлично было известно Алеку, будет Рыжий. Ну, чего же он ждет? Спина Алека прогибалась под весом мальчишки, устроившегося у него на закорках. Алек чувствовал себя плохо, кружилась голова. Он вцепился в карманы Чарли. Нельзя падать, нельзя! Сколько еще это будет продолжаться?
   — Прыгай, Уоллес! — завопил Сэм Тейлор. — Чего ты копаешься? Если боишься прыгать, сдавайся.
   Рыжий не ответил. Вместо этого он закричал своим:
   — Пригнитесь! Все пригнитесь! — И побежал.
   Ошеломленный Алек услышал топот его ботинок. Во дворе все замерло. Пот струйкой бежал по носу Алека и капал на землю. И вот Рыжий прыгнул, а Алек чуть не рухнул, когда вес у него на спине через мгновение удвоился. Рыжий совершил такой потрясающий прыжок, что оседлал своего дружка, и оба они теперь сидели верхом на Алеке. Его пальцы снова заскользили. В отчаянии он отпустил одну руку.
   — Сдаются! Сда-ют-ся! — заорал Рыжий.
   Алек сунул руку в карман куртки и нащупал банку.
   — Салам алейкум! Дай мне силу!
   Он ощутил внезапный прилив сил. Распрямил спину. Вся тяжесть исчезла. Ребята Рыжего попадали на землю. Алек расправил плечи. Оглянулся. Раздались аплодисменты. Вся команда Рыжего валялась на земле, кроме самого Рыжего, который почему-то повис на заборе и теперь одурело крутил головой.
   Сэм Тейлор в восторге закукарекал.
   — Ну и дали мы им прикурить! — приговаривал он.
   Вне себя от бешенства, Рыжий спрыгнул с забора.
   — Жулики несчастные! По правилам вы должны стоять и не двигаться. А вы нас скинули! Это нечестно!
   Он кинулся на Сэма Тейлора, и они клубком покатились по двору. В ту же минуту ребята Рыжего вскочили на ноги и бросились на команду Сэма. Алеку, который неожиданно лишился былой силы, съездили по уху, и он отлетел к забору. В голове у него звенело.
   Началось всеобщее побоище, вмешались ребята из других классов, и дружкам Рыжего здорово досталось. Совсем обалдев, Алек смотрел, как сестра Рыжего и ее многочисленные подружки лезут через стену и пронзительно визжат. Потом Алек краешком глаза увидел, как одной рукой сестра Рыжего схватила Чарли за чуб, а другой принялась колошматить его по носу. Судя по всему, Чарли было очень больно.
   Но неизбежное свершилось.
   — Прекратить! Немедленно прекратить! Тейлор! Уоллес!
   Мистер Картрайт выскочил во двор вместе с дежурным учителем, преподавателем физкультуры мистером Эвансом, и теперь они растаскивали дуэлянтов за руки и за ноги. Прибежала и мисс Бентли. Она, как настоящий самбист, вывернула двум девчонкам руки за спину и не давала им шелохнуться. Ощущение не из приятных! И тут Алек почувствовал, как его самого схватили за шкирку. Прямо перед ним показалась разъяренная физиономия мистера Эванса.
   — Кыш отсюда, Боуден!
   Напоследок мистер Эванс наподдал ему под зад ботинком сорок четвертого размера, и Алек полетел по направлению к дверям.
   Через десять минут побоище закончилось. В плен попало пятнадцать ребят да еще три девчонки. Всех их оставили под охраной в кабинете мистера Картрайта.
   — Пока я не знаю, в чем там у вас дело, но дайте срок — узнаю. Предупреждаю: еще одна драка, и кое-кто вылетит из школы. Ясно? Теперь убирайтесь!
   Пленники покивали в знак согласия и, пораженные мягкостью обращения, разошлись по классам.
   Позже мистер Картрайт подверг Алека допросу с пристрастием. Алек хотел было объяснить, как все вышло, и мистер Картрайт слушал да поддакивал. Но потом спросил:
   — Кстати, почему ты ходишь домой через Бонер-стрит?
   Алек замялся:
   — Э… по привычке. Там раньше жил мой дружок, вот я и ходил с ним вместе.
   — Но ведь от Бонер-стрит до твоего дома прямой дороги нет!
   — А… э… да, — согласился Алек.
   — Так. И последний вопрос. Уоллес клянется, что он по твоей милости очутился верхом на заборе. Как ты объяснишь столь невероятное происшествие?
   — Э… никак.
   — Хорошо. Послушай, Алек. Мы не будем копаться в этой истории. Очевидно, тут какие-то трения между тобой и этим Уоллесом. Держись от него подальше и больше в такие дела не впутывайся. Иначе будут крупные неприятности. А теперь — катись!

Глава 8. ШТУЧКИ С ШЕКЕЛЯМИ

   Ничто так не любил Алек, как пятницу! Вечером к чаю всегда бывает что-нибудь вкусненькое. Вот и в этот раз Ким принесла с работы пирожные с кремом. Впереди были выходные, так что настроение у всех было великолепное. Папа вернулся рано и теперь пребывал в самом добром расположении духа. Дедушку позвали из фургона попить чаю вместе со всей семьей. Все шло мирно и тихо, только изредка в чашках позвякивали ложечки.
   Папа допил чай, развернул «Баглтаунскую газету» и совершенно неожиданно произнес:
   — Вы только подумайте, Тут про нас пишут!
   — В чем дело, Гарольд?
   Папа сдвинул очки на кончик носа и не спеша прочитал :
   — «Нечистая сила в Баглтауне». Это так называется статья. «Нечистая сила в Баглтауне!» С восклицательным знаком.
   — Читай дальше, па, — потребовала Ким.
   — «Обычно считается, что духи и прочая нечисть, разгуливающая по ночам, живет в родовых замках. Однако есть основания думать, что потусторонние силы не оставили своим вниманием и баглтаунские жилые дома, построенные еще до войны на Раундхилл. Наш горожанин Гарри Боуден, вышедший на пенсию пять лет назад и прослуживший полвека на железной дороге, рассказал нашему корреспонденту о тревожном инциденте, который произошел в среду вечером: „Я уже лег спать, когда фургончик, в котором я живу, внезапно задергался. Сперва мне показалось, что он повалился набок, но потом — так же внезапно — он принял нормальное положение. Может, конечно, все это мне примерещилось, но было-то все как на самом деле, и самое главное — я тогда еще не спал“. Мистер Арчибальд Форрестер, президент Баглтаунского общества по изучению психических явлений, который тщательно опросил мистера Боудена…»
   — Опросил, как же! — вставила Ким. — В пивной «У трех скрипачей». Тоже мне «изучение психических явлений…».
   Дед смутился. Папа продолжал читать:
   «…мистера Боудена, полагает, что на территории Раундхилла сверхъестественные силы действуют еще с доисторических времен, когда здесь проводились языческие жертвоприношения. Он просил мистера Боудена и других жителей города и впредь сообщать о подобных явлениях».
   Ким хохотала. Папа улыбался. Алек боялся обидеть дедушку, но еле сдерживал смех. А еще он думал, что сам во всем виноват. Неожиданно слово взяла мама:
   — Папа! Ты сделал глупость.
   — Почему? — удивился дед. — Я просто рассказал журналисту, как было дело.
   — А тебе не приходило в голову, что теперь весь город узнает, что ты живешь в фургоне? Теперь сюда заявится олдермен Блеггетт из жилищной комиссии и всюду будет совать свой нос, потому что мы нарушили правила. Ты понимаешь, чем это грозит?
   Дед промолчал.
   — Считается, что ты вместе с нами живешь в доме. Иначе городской совет потребует, чтобы ты переехал в дом для престарелых, на другой конец города! Ты что, этого добиваешься?
   У деда был совершенно несчастный вид.
   — Мам, не надо, — вмешалась Ким. — Ничего твой олдермен не узнает. Он заглядывает в газету, только если там есть что-нибудь про него самого.
   — Тебе хорошо говорить, Ким, а я тут выкручивайся за вас за всех! — вздохнула мама и посмотрела на папу, который сразу уткнулся в газету.
   — Ну и ну! — ахнул папа. — Не зря я говорил, что они про нас пишут. Тут есть заметка про твою школу, Алек.
   — А что там?
   — Вы только послушайте: «Расовая рознь в Баглтаунской средней школе». Это заголовок.
   — Расовая рознь? Да брось ты! — возмутилась Ким. — Что они в следующий раз придумают? Да у нас и цветных почти что нету!
   — На Бонер-стрит их сколько угодно, — ответила мама. — Мисс Моррис на них то и дело жалуется. У нее на втором этаже одна семья… Она клянется, что они в ванне хранят уголь.
   Дед поперхнулся пирожным.
   — Да сама-то Хетти Моррис слыхала, что такое ванна?!
   — Какой ты злой, дед!
   — Я вчера сидел с ней рядом в Клубе пенсионеров — кому же знать, как не мне! — Дед сморщил нос.
   — Она говорит: пора их всех выселять в Мурсайд, а то они живо превратят наши дома в трущобы.
   — А может, сама Хетти Моррис изволит переехать в Мурсайд? — спросил дед. — Не переедет — это уж как пить дать. А дома на Бонер-стрит никакие не трущобы. Они просто перенаселены. Но сами здания куда лучше тех, что здесь, у нас. К ним бы только руки приложить!
   Алек тяжко вздохнул:
   — Все это, насчет расовой розни в школе, — вранье. Просто была драка: черные против белых.
   — А ты почем знаешь?
   — Мне тоже влетело. Рыжий Уоллес и его ребята с Бонер-стрит дрались против Конопатого Сэма, Сэма Тейлора то есть, и его приятелей.
   — Ты-то каким боком там оказался?
   — Я… гм… я…
   Папа отложил газету:
   — Алеку, пожалуй, пора за уроки — чтобы в выходные не заниматься. Я — в клуб, на собрание.
   Он встал. Мама недовольно на него посмотрела, но не сказала ни слова. Алек и Ким начали убирать со стола, а дед преспокойно отправился во двор.
   — Как ты сказал? Уоллес? — спросила Ким у Алека.
   Алек кивнул.
   — Я вроде знаю его мамашу. Она в нашем цеху работает. Славная женщина. У нее дочка ходит в вашу школу, девочка — загляденье! Зовут ее Евлалия.
   — Евлалия?
   — Ага. Ты с ней знаком, Алек? — Ким внезапно глянула на него, и Алек зарделся.
   — Покраснел! Покраснел! Мам, Алек покраснел!
   — Отвяжись! — зарычал Алек.
   — Алек у нас растет. Начал на девчонок поглядывать.
   — Заткнись ты! — отрезал Алек.
   — Прекратите оба! Поставьте чашки на место, и марш! У меня от вас мигрень начинается.
   Алек поднялся к себе. Через час все уроки были сделаны. На улице было еще светло, но Алеку даже гулять не хотелось.
   Ссора за столом испортила все пятничное настроение. Почему, зачем ссориться по всякому поводу? Какая маме разница, сунет олдермен Блеггетт свой нос в наши дела или не сунет! Алек натянул свитер и джинсы и отправился на задний двор. Дед мрачно сидел на ступеньках фургона.
   — Это правда — то, что мама сказала насчет олдермена Блеггетта? Он тебе и правда может насолить? — спросил Алек.
   — Да может вообще-то. Ведь считается, что я живу в доме, а не в фургоне. По правилам твой папа может пользоваться фургоном только в отпуск.
   — Не огорчайся, дед. Если Блеггетт привяжется, будешь жить в моей комнате, а я перееду в чулан.
   Дед потрепал Алека по волосам:
   — Хороший ты парень, Алек. Только не забывай: скоро к нам переедут Том, Элен и малышка. На твоем месте я бы на этот счет помалкивал. Если какой-нибудь «доброжелатель» пронюхает и накапает об этом в совет, будут крупные неприятности.
   — А Том и Элен разве не могут снять квартиру в Мурсайде?
   — Вообще-то могут. Мурсайд — славное местечко. Не знаю, как сейчас, а раньше там было чудесно. Только вот жаворонкам и воробьям там живется лучше, чем людям. Забегаловка, два магазинчика, детского сада нету, добрых четыре мили до Пенфолда да еще шесть миль до Баглтауна. Зимой — ветер…
   Алек минуту помолчал.
   — Дед, а как ты считаешь: мисс Моррис правду говорит про уголь в ванной?
   Дед усмехнулся:
   — А я почем знаю? Я у Уоллесов ни разу не был и готов поспорить, что и Хетти Моррис у них не была. Но я вот что тебе скажу: когда мы переехали в эти дома перед самой войной, то люди с Бонер-стрит говорили, что это мы храним в ванной уголь. Это старая песня, если можно только назвать это песней… Кстати, Греси Филдс пела когда-то такую песенку:
   У нас будет ванна, чудная ванна,
   И будем мы уголь в той ванне хранить…
   Дед запел так громко, что Алек испуганно оглянулся по сторонам — не слышит ли кто. А дед бросил петь так же внезапно, как начал, и расхохотался.
   — В те времена на Бонер-стрит любили задрать нос. Когда я был мальчишкой, жили мы на Апшо-стрит, за Скул-лейн. Если ребята с Бонер-стрит шли по нашей улице в школу — ту самую, где ты сейчас учишься, только тогда она была не государственной, а частной, — мы их не пускали и заставляли идти в обход. А если что было не по нас, добавляли им на орехи. — Дед посмотрел на пораженного Алека: — Да что с тобой, внучек? Может, я что не то сказал?
   — Ну что ты, дед! Просто я кое о чем вспомнил, вот и все.
   На следующий день Алеку дали как следует выспаться. Но он проснулся сам, встал и слонялся по кухне, пока мама не послала его на Стейшн-роуд за какой-то ерундой, которую они с папой забыли купить, когда в пятницу были в магазине. Внезапно Алека осенило.
   Он побежал наверх, достал банку и разбудил Абу:
   — Салам алейкум, Абу. Киф хаалак? Как чувствуешь ты себя в это ясное солнечное утро?
   — Илхамдулила! — сонно ответил Абу. — Чего тебе угодно, о Алек?
   — Я иду в магазин. Мне нужны деньги. Сделай, пожалуйста, несколько шекелей.
   — Сколько денег тебе нужно?
   — Э, пенсов пятьдесят.
   — А что такое «пенсов пятьдесят»?
   — Ну, Абу, такому джинну, как ты, стыдно не знать таких вещей. Пятьдесят пенсов — это семиугольная серебряная монетка примерно такого размера.
   Но не успел Алек показать, какого размера должна быть монета, как она очутилась у него в руке. Он сунул ее в карман, спровадил Абу обратно в банку и выбежал из дому. Свои дела он оставил напоследок. Он уже давно мечтал об одном особенном мороженом — с ягодами, орехами и необыкновенной, кажется ромовой, подливкой. Мороженое было страх какое дорогое, но сегодня, сегодня… Он влетел в магазин и швырнул монетку на прилавок. Хозяин посмотрел на нее, повертел в руках и ухмыльнулся:
   — Слушай, Алек, я знаю, что мы вступили в Общий рынок и все такое прочее, но этот номер не пройдет. Это ведь даже не европейские деньги — они не то с Ближнего Востока, не то еще откуда-то…
   Он отвернулся, чтобы обслужить молодого человека, спросившего пачку сигарет, а Алек уставился на монету, покрытую путаной арабской вязью. Раньше надо было догадаться! И как это он не заметил подвоха!
   — Дай-ка посмотреть, малыш!
   Алек обернулся. Высокий прыщеватый темноволосый парень стоял у него за спиной и протягивал руку. Алек заколебался, не зная, стоит ли выпускать монету из рук. Парень прищурился.
   — Клевая монетка. — Он мотнул головой, и Алек вышел за ним из магазина. — Я такие собираю. Дам тебе за нее, ммм… двадцать пять пенсов.
   Алек не знал, как быть: цена, конечно, несправедливая, но зато он получит настоящие, английские деньги.
   — Пятьдесят, — по наитию сказал он.
   — Идет за тридцать. Держи. Ты где ее взял?
   Алек пожал плечами и спрятал деньги в карман.
   — Может, у тебя еще такие есть? Мне они позарез нужны, — доверительно сообщил парень.
   — Еще пара найдется.
   — Вот что: достанешь еще, будешь получать по фунту[8] за четыре штуки. По рукам?
   — Подумаю.
   — Слушай, приходи завтра на станцию. Жду тебя у лестницы в два. Я прихвачу с собой фунтов пять. Все зависит от тебя самого, малыш.
   Домой Алек шел не спеша. Он размышлял. Дома он сразу поднялся наверх и достал банку. Потом объяснил Абу, что от него требуется. Абу помолчал и сказал:
   — Мне это не по душе, о Алек.
   — Не суй свой нос в чужой вопрос, Абу. Гони шекели.
   Абу недовольно заворчал, но все-таки тут же сотворил двадцать блестящих монеток того же размера и формы, что и первая. Алек открыл ящик, где он держал всякую всячину — старые значки, крючки, шарики, и вынул кошелек. Спрятал в кошелек деньги и сунул его в задний карман.
   Весь день моросил дождь, и Алек проводил время, сидя у себя в комнате в компании Абу, лакомясь всякими вкусными вещами и беседуя о том о сем. Абу рассказывал ему о великих математиках и астрономах своего времени, а Алек в ответ — о великих открытиях нашего времени, о реактивных самолетах, автомобилях, космических ракетах и телевизорах.
   — Обо всем этом написано в Великой Книге Черной и Белой Магии, — заметил Абу. — Ковер-самолет, волшебное зеркальце, крылатый конь… Но разве человек стал от этого счастливее?
   — Ты старый пессимист, Абу, — ответил Алек.
   Он не знал, как вести себя с джинном. Абу нравился ему все больше и больше, был верным другом, но в последнее время у него появилась скверная привычка — давать советы и высказывать свое мнение, когда его об этом не просят.
   В воскресенье, отправляясь на станцию, чтобы встретиться с патлатым парнем, Алек оставил Абу под подушкой. Он отдал парню кошелек, а взамен получил пять потертых, но от этого не менее полезных бумажек достоинством в один фунт каждая. Да, он был доволен выходными. Удачи вели со счетом 1 : 0 на своем поле — впервые за весь сезон.
   Впрочем, когда Алек в тот вечер ложился спать, ему в голову пришла очень неприятная мысль: Рыжий Уоллес запросто может устроить засаду на Бонер-стрит. Но свой маршрут Алек менять не собирался. Он будет возвращаться домой по Бонер-стрит, через Танк, и Рыжий Уоллес ему не помеха!
   В последний раз за день он разбудил Абу и объяснил ему ситуацию. Абу, минуту подумав, отвечал:
   — Будь спокоен, о Алек, и усни с миром. Завтра твои огорчения исчезнут, как снег в пустыне.

Глава 9. АБУ В УДАРЕ!

   Всю неделю в школе царили мир и спокойствие. Рыжий Уоллес не показывался — мама не пускала его в школу. Первые дня два Конопатый Сэм похвалялся, что Уоллес не смог вынести позора, но потом всем это порядком надоело.
   Алек был на седьмом небе от счастья: в заднем кармане у него лежало пять фунтов, в кармане пиджака — его бесценная банка. Он купил себе новые кеды, и, хотя маме что-то во всем этом, может быть, и не нравилось, вслух она ничего не сказала. В книжной лавке Алек нашел «Последнего из могикан» и сразу же купил. Но тем не менее, как взломщик после ограбления банка, он затаился и отложил крупные траты на потом. Только не хватало, чтобы ему начали задавать вопросы о том, откуда взялось его богатство! Кроме того, его не оставляло необъяснимое чувство, что Абу пока не работает на полную катушку, как подобает настоящему джинну. Волшебные банки требуют тонкого обращения…
   Евлалия Уоллес ходила в школу, но вид у нее был озабоченный. Встречаясь с Алеком, она больше не смеялась и рож не строила; Алек огорчался, но старался этого не показать. На переменах во дворе неотлучно маячила воинственная фигура Монти Картрайта, внимательно следившего за ребятами. Никто не дрался, не ссорился, и ребята проводили время, играя в тихих уголках в пьяницу и в дурака. Жизнь текла так мирно, что к середине недели Алек заскучал.
   В четверг шел дождь, и на большой перемене Алек решил почтить своим присутствием клуб, который мистер Джеймсон устроил у себя в лаборатории природоведения. Когда Алек явился туда, там сидело несколько второклашек. Они смотрели, как водворяют в клетку новую пару хомяков. Прежняя пара, по слухам, обосновалась в трубах центрального отопления и там свила себе гнездышко из старых тетрадей.
   В лаборатории стоял странный запах. Вернее, добавился еще один странный запах. Нос Алека привел его в угол лаборатории, где трое шестиклассников трудились над сложным аппаратом из трубок и реторт. В ретортах что-то булькало и всхлипывало.
   Мистер Джеймсон обрадовался Алеку, как старинному другу. Пожалуй, даже чересчур обрадовался, подумал Алек, — не из Антарктиды же я вернулся. Впрочем, Алек против этого не возражал. Дружелюбие мистера Джеймсона как-никак приятно отличалось от иронии Волосатого Гарриса.
   Через полчаса ребята неохотно начали расходиться. Алек выбрал момент, когда мистер Джеймсон остался один, и подошел к нему:
   — Скажите, пожалуйста, вещи могут де-ма-те-ри-а-ли-зо-вать-ся?
   Мистер Джеймсон терпеливо ждал, пока Алек справится с трудным словом.
   — Материя может превращаться из твердой в жидкую, из жидкой — в газообразную, верно? Если газ бесцветен, можно сказать, что материя исчезла, но на самом деле она вовсе не исчезла, а просто приняла иную форму.
   — Нет, сэр, я не про то. Я вот про что… — Алек минуту помолчал. — Вот в сказке про волшебную лампу Аладдина — там джинн делал деньги из ничего, воздвигал дворцы, а потом переносил их на край света…
   — Гм! Ну, по-моему, космические корабли — штука ничуть не менее сказочная. Когда ракета приземляется, она движется с такой скоростью, что кажется, будто она возникла из ничего. Во время войны нас бомбили «Фау-2», и, говорят, самое паршивое в них было то, что их замечали, только когда они попадали в цель.
   — А вы не думаете, сэр, что вещь может дематериализоваться в одном месте, а материализоваться совсем в другом? Ну, как это делали джинны.
   — Если расщепить вещество на атомы, а потом собрать их в том же порядке… Теоретически это возможно, но практически — нет! Так мне кажется.
   — Теоретически?
   — Да. Мысленно можно это себе вообразить. Но с этим связаны слишком большие сложности. Вот старинные алхимики думали, что можно превратить свинец в золото. Если хочешь, смейся над ними сколько угодно — и окажешься неправ, ибо мы знаем, что атомный вес свинца и золота довольно близки друг к другу. Теоретически можно так изменить структуру свинца, чтобы получилось золото.
   — Чего же мы ждем, сэр?!
   Мистер Джеймсон улыбнулся:
   — Время, деньги и усилия, затраченные на эту работу, стоили бы дороже золота. Кроме того, свинец — очень полезный элемент. Например, в атомных реакторах свинцовые фильтры в миллион раз лучше золотых.
   — Выходит, алхимики были правы?
   — О да! Человек, который придумал крылатого коня, был прав. Был прав и тот, кто придумал волшебное зеркальце, в котором видно, что делают другие.
   — Абу то же самое говорил… — взволнованно подхватил Алек.
   — Абу? Кто это? В каком он классе?
   — Да нет, это я так, сэр, — смутился Алек. — Огромное вам спасибо, сэр. Теперь мне все ясно.
   — Раньше ты мне таких вопросов не задавал…
   Алек уже собрался уходить, когда его окликнул один из шестиклассников, мальчишка из соседнего дома:
   — Алек! Что твой дед скажет насчет глоточка Сногсшибательного Эликсира?
   — А что это такое?
   — Так, кое-что. Мы его варим в этой штуковине, — добавил он шепотом, показывая на реторты. — Властям предержащим незачем об этом знать, понимаешь?
   Алеку почудилось, что мистер Джеймсон, копавшийся на другом конце лаборатории, фыркнул.
   — Сейчас мы тебе дадим бутылочку, — продолжал шестиклассник. — Постой-ка! У тебя же пустая банка в кармане!
   — Э… — начал было Алек.
   — Да брось ты! Давай ее сюда. Это даже лучше, чем бутылка. Мы ее заклеим лейкопластырем. Передашь твоему старику с нашими наилучшими пожеланиями.
   Не зная, как отбрыкаться от этого подарка, Алек отдал банку.
   Через минуту ее наполнили, заклеили пластырем и вручили ему.
   — А ну, ребята, живей! — поторопил их мистер Джеймсон. — Сейчас будет звонок.
   Алек выбежал из лаборатории. В банке, которую он засунул в карман, плескался эликсир. Если бы он успел по дороге забежать в уборную и вылить его…
   — Урок будет не там, Алек.
   Он в ужасе поднял глаза. У него на пути, весело улыбаясь, стояла мисс Уэлч. Нехотя Алек отправился в класс. Сидя за партой и косясь на мисс Уэлч, которая тем временем что-то писала на доске, он неторопливо отдирал пластырь от банки.
   — Чем ты там занимаешься, Алек? — повернулась к нему мисс Уэлч.
   Алек уронил банку на пол. Может, теперь эликсир из нее вытечет?
   — Мисс Уэлч, — пискнула Алиса Роджерс, — а Боуден что-то на пол пролил!
   Мисс Уэлч двинулась к Алеку, и он поскорей засунул банку обратно в карман, но, увы, вверх ногами! Из банки закапало. Если бы мисс Уэлч хоть на секунду отвернулась, он бы сунул банку в портфель. Мокрое пятно на брюках — маленькое удовольствие!
   Между тем мисс Уэлч принюхивалась.
   — В классе чем-то странно пахнет. Жженой резиной, что ли…
   Она вернулась к доске.
   — Ну, отвечайте пока на эти вопросы. Я выйду минут на двадцать. Только не беситесь! Мистер Картрайт обещал за вами присмотреть.
   Она вышла. В классе зашумели, потом все затихло — только изредка раздавался шепот или кашель. Алек обождал пять минут и выскользнул в коридор. Но уже через несколько шагов остановился.
   — Мистер Боуден, если не ошибаюсь? Куда изволите направляться?
   Это был голос Монти, доносившийся из-за приоткрытой двери его кабинета.