Это было недвусмысленное предупреждение. В воздухе повеяло опасностью, и Трейси мысленно приказала себе: «Осторожнее, осторожнее!»
   – Да… Анабель написала мне письмо. Она просила меня приехать в Стамбул. В то время я не могла бросить работу. Возможно, мой отказ сыграл в ее судьбе роковую роль. Вот почему я сочла своим долгом приехать сюда, хотя и было уже поздно.
   – Кажется, на Западе это называется сентиментальным паломничеством? – Мюрат Эрим открыл дверь и слегка поклонился девушке. – Я получил большое удовольствие от нашего разговора. – В его интонации послышалась насмешка.
   Трейси еще раз поблагодарила его за духи и обещание не рассказывать Майлсу Рэдберну, что она сестра Анабель. Не услышав звука закрываемой двери, она поняла, что он наблюдает за тем, как она поднимается по лестнице.
   Третий этаж был мрачным, холодным и пустым. Тусклый свет люстры почти не разгонял тени. Уходя на встречу с доктором Эримом, Трейси оставила у себя в комнате свет, и сейчас ярко освещенная и теплая комната радушно встретила ее. Ясемин тоже ждала ее возвращения. В мангале лежали раскаленные докрасна уголья.
   Глаза у Анабель были слегка зеленоватого оттенка. Может, поэтому Майлс так ненавидел эту кошку с зелеными глазами? – подумала Трейси.
   Трейси села и вновь открыла пузырек с духами. Деревья, мох и сладость… веселье, как легкий летний ветерок. Она не стала много размышлять над ролью доктора Мюрата Эрима, которую он исполнял во всех этих таинственных событиях. Самовар, черный янтарь и духи со сладковатым запахом – пряная смесь турецкой интриги. Что ж, она тоже не так проста, как, может быть, хотелось бы доктору Эриму, теперь она знает о нем такое, чего не знала раньше. Уже само его нежелание отвечать на вопрос об отношении к ее сестре дало ей ответ на него. Мюрат Эрим любил Анабель. Этот факт объяснял неприязнь Мюрата к Майлсу Рэдберну, но и только. Безразличие же самого Майлса к Эриму говорило о том, что он или не замечал эту любовь, или ему было наплевать на нее. Правда, в последнее Трейси верилось с трудом.
   В любом случае все, кто знал, что Трейси Хаббард сестра Анабель Рэдберн, хотели ее скорейшего возвращения домой. Это все больше и больше укрепляло ее в мысли, что она находится у самого порога какого-то важного открытия. И это открытие, несомненно, было связано с той ролью, которую играл во всей этой трагедии черный янтарь.
   Как бы то ни было, но Майлса, который пока не знал, кто она такая, в данный момент Трейси боялась больше всего. Она расскажет ему все, но позже, не сейчас. Это время еще не пришло.
   Следующие несколько дней выдались довольно спокойными и тихими. У Трейси был ключ от кабинета, и Майлс больше не возражал против того, чтобы она работала в одиночестве. Она могла приходить и уходить, когда хотела, и это позволяло ей чувствовать себя все время занятой. Больше никто не покушался на аккуратные стопки рукописи книги Рэдберна, и Трейси семимильными шагами познавала историю Турции. Она обнаружила, что Майлс вложил в эту книгу много труда. Во всяком случае, в ее первую половину. У нее складывалось впечатление, что в последние месяцы он остыл к этой работе, возможно, потому, что потерял импульс первоначального интереса и энтузиазма.
   Раз или два Трейси удалось уговорить Майлса Рэдберна рассказать ей об интересных, на его взгляд, местах, в которых он бывал в Турции, о том, где еще планирует побывать. Он оживлялся, но ненадолго, а потом вновь возвращался к своим делам. Иногда он вдруг останавливался и, замерев, сидел, глядя перед собой невидящим взглядом или выбегал из кабинета и отправлялся бродить вдоль Босфора. Такие прогулки продолжались довольно долго.
   Несколько дней подряд после обеда Рэдберн собирал свои краски, кисти, брал мольберт и куда-то исчезал. Но и тогда он ходил пешком, а возвращался быстро. После таких исчезновений Майлс вел себя еще беспечнее и нетерпеливее, чем обычно. Он ничего не объяснял Трейси, а она считала неуместным его расспрашивать.
   За исключением встреч в столовой, да и то не постоянных, Трейси почти не видела Мюрата и Нарсэл Эримов. И ни разу – Сильвану.
   Наступил день ее рождения – Трейси исполнилось двадцать три, – но она не стала никого о нем оповещать. Анабель всегда, даже после того, как Трейси выросла, не забывала о ее дне рождения, и каждый раз Трейси ждал какой-нибудь сюрприз, который свидетельствовал о любви к ней старшей сестры и ее богатой фантазии. Пару раз в дни рождения Трейси Анабель болела, но все равно присылала какой-нибудь маленький, пусть и символический, подарок. Для Трейси же подарки сестры были самыми дорогими.
   И вот наступил день рождения, с которым Анабель ее не поздравила. Трейси ощутила еще раз, как ей не хватает сестры. «Все хорошее в моей жизни закончилось с ее смертью», – с болью в сердце подумала она.
   Чтобы погасить грусть, Трейси решила провести этот день за работой и не встречаться ни с кем из обитателей дома, за исключением Майлса. Он, как обычно, погрузился в свои мысли и, казалось, вообще не замечал ее присутствия. После обеда Рэдберн вышел из кабинета, не сказав, куда идет. Трейси работала до тех пор, пока не появилась Халида с давно ожидаемой Трейси просьбой Сильваны Эрим заглянуть к ней в киоск.
   Трейси шла за Халидой, гладя свою булавку в виде пера. Давно она не ощущала связи с сестрой до такой степени, как в этот день.

10

   В салоне Сильваны, как всегда, пахло духами. Шторы были раздвинуты, и в комнату лился дневной свет. Сильвана восседала среди горы подушек на диване, нисколько не похожая на отдыхающую турчанку. Она сидела, выпрямив спину, положив одну руку на инкрустированный столик. Золотоволосая красавица в желтом платье, на фоне медного, начищенного до блеска самовара, который возвышался рядом на столе, производила очень эффектное впечатление, усиливавшееся еще и благодаря тому, что самовар отражал эту великолепную картину.
   – Входите, пожалуйста, мисс Хаббард, – сказала Сильвана, не поворачивая головы. – Надеюсь, наш разговор не помешает мистеру Рэдберну.
   Трейси вошла в комнату, и ее словно обдало с головы до ног сильным запахом пармских фиалок. У окна стоял мольберт и возле него Майлс, с кистью в одной руке и палитрой в другой, полностью сконцентрировавшийся на холсте.
   Трейси вздрогнула. Теперь ей стало понятно, что означали начавшиеся недавно послеобеденные отлучки Майлса! Наверное, он снова начал писать… и сейчас писал Сильвану Эрим с ее самоваром. Кто знал, что ему рассказала Сильвана? Или чего от нее ждать вообще?
   Трейси уселась на тот же диван, на котором сидела, когда Сильвана выбирала кустарные изделия крестьян.
   – Мистер Рэдберн сказал, что вы оказываете ему значительно большую помощь, чем он ожидал, и что работа у вас движется хорошими темпами, – проговорила Сильвана, не пошелохнувшись.
   – Я рада, – ответила Трейси и облизнула кончиком языка губы.
   Майлс не обращал на них ни малейшего внимания.
   Его темные брови были сдвинуты, как будто он был ужасно недоволен тем, что получалось на полотне.
   – Вы уже сможете ответить мне, сколько еще времени займет у вас работа? – поинтересовалась Сильвана. – Неделю? Две?
   – Трудно сказать, – осторожно ответила Трейси. – Мистер Рэдберн заказал для меня в Стамбуле специальные папки. Как только их привезут, я разложу по ним весь материал и составлю каталог, а пока я перепечатываю страницы рукописи, которые правились. Сделать предстоит еще много: по некоторым разделам книги недостаточно информации, не хватает и рисунков, прежде чем можно будет отобрать те, что войдут в книгу.
   Трейси повторяла не что иное, как слова Майлса, пользуясь теми же аргументами, что и он, когда хотел оправдать бесконечные затяжки в работе.
   Внешне Сильвана оставалась абсолютно спокойной, но рука ее, лежащая на колене, вздрогнула, впрочем, едва заметно.
   – Рука должна лежать неподвижно! – воскликнул Майлс Рэдберн. – Я хочу, чтобы было видно кольцо. Оно будет единственным зеленым пятном на портрете.
   – Он не разрешает мне посмотреть, что получается, – на манер обиженной девочки прошептала Сильвана и повернула руку так, чтобы огромный изумруд попал под солнечные лучи и заиграл. – Мистер Рэдберн считает, что я не должна видеть портрет до тех пор, пока он не будет закончен. Но вернемся к вашей работе, мисс Хаббард. Когда привезут папки, о которых вы сказали, может быть, мистер Рэдберн сам сумеет навести порядок в своей рукописи? Я, со своей стороны, тоже могу оказать ему посильную помощь.
   Руки Сильваны Эрим лежали неподвижно, голубые глаза оставались спокойными, но губы слегка сжались. Если Сильвана действительно питала теплые чувства к Майлсу Рэдберну, а он нет, его реакция могла быть очень резкой. Трейси непроизвольно бросила на него быстрый взгляд.
   Майлс положил кисть и отошел от портрета, неодобрительно глядя на него.
   – Переходи к делу, Сильвана. Скажи Трейси, чего ты от нее хочешь.
   – Англичане столь же грубы, сколь и откровенны, – прошептала Сильвана, но на ее лице было такое выражение, которое говорило, что французы тоже могут быть откровенными, но только если это может принести им хоть какую-то выгоду. – Хорошо, я открою вам все карты. Мне вовсе не хочется торопить вас. Просто все дело в том, что я пригласила погостить в нашем доме нескольких друзей из Парижа. Вы уже, наверное, убедились, что ваша и соседняя комнаты выходят на Босфор, и поэтому они самые удобные для гостей. Мне жаль, но…
   – То есть вы хотите, чтобы я переехала, – закончила за нее Трейси.
   Сильвана снизошла до легкой улыбки.
   – Я рада, что вы прекрасно все поняли. Надеюсь, вы не будете возражать, если я попрошу вас покинуть комнату, которую вы сейчас занимаете, мисс Хаббард?
   Трейси насторожилась.
   – Почему она должна не возражать против переезда? – не понял Майлс.
   Сильвана Эрим промурлыкала:
   – Только из-за того, что в ней шумно, холодно и сыро… Мне лично… эти комнаты не нравятся.
   – Если вам нужны свободные комнаты, – предложила Трейси, – я могу вернуться в Стамбул на оставшееся время. Отсюда, кажется, ходят автобусы до города. Как-нибудь доберусь.
   – Это было бы для вас утомительно и неудобно, – заметил Майлс. – Когда приедут твои гости, Сильвана?
   Миссис Эрим подняла брови, изображая мягкий упрек, но потом элегантно уступила.
   – Возможно, мы сумеем отложить этот визит на некоторое время. Конечно, я не хочу причинять тебе неудобства.
   – Отлично, – кивнул Майлс.
   Только тут Трейси заметила, что пальцы обеих ее рук крепко сжимают колено. С помощью Майлса сражение было выиграно, но она не чувствовала от этого особенной радости. Сильвана Эрим не станет тратить весь свой оружейный арсенал в одном незначительном сражении, и Трейси не придала большого значения победе в этой маленькой стычке. Она встала, считая, что разговор закончен, но Майлс остановил ее.
   – Посмотрите, что получается, – приказал он. – Я никогда не разрешаю человеку, портрет которого пишу, стоять у меня за спиной, дышать в плечо и критиковать, но иногда разрешаю это посторонним наблюдателям.
   Трейси хотелось поскорее убежать из этого салона, но она подошла к картине. Портрет был далек от завершения, но его цветовое решение уже найдено. Майлс Рэдберн собирался насытить полотно золотистыми и медными тонами, которые заставили бы холст блестеть от света. Уже хорошо просматривались контуры самовара и желтоватые очертания женской фигуры, сидящей на диване. Но детали еще не были выписаны, и, главное, художник не дошел пока до лица. Трейси показалось, что Майлс специально так долго возится с определением общего колорита портрета, чтобы как можно дольше откладывать момент, когда придется взяться за него по-настоящему.
   – Он не живет пока, – недовольно пробормотал Майлс. – Цвета хороши, и основной сюжет неплох – женщина и самовар, но портрет как единое целое еще не живет.
   – Дорогой Майлс… ты не должен так быстро отчаиваться, – вмешалась в разговор Сильвана. – Просто ты уже отвык от кисти. Это пройдет. Ты вернешь силу и точность своему мазку, и я не сомневаюсь, что этот портрет принесет тебе большую славу.
   – Я думаю не о славе, – покачал головой Майлс Рэдберн. – Меня больше всего беспокоит собственная апатия. Теоретически я хочу писать, но практически не могу найти объект, который зажег бы во мне необходимую искру вдохновения и разбудил энергию.
   Намек Майлса на то, что она не могла вдохновить его, не очень понравился Сильване. Трейси показалось, что лоск внешнего спокойствия, за которым она прячет свои истинные чувства, вот-вот начнет трескаться и еще больше разозлит Майлса Рэдберна. Трейси вмешалась в разговор, чтобы перевести его на более безопасную тему.
   – Как похорошел самовар после того, как вы его помыли и начистили! Вы собираетесь подавать в нем кофе, миссис Эрим?
   – Ни в коем случае! Никогда! – горячо запротестовала Сильвана. – Музейные экспонаты нельзя использовать в быту. Я его даже начищала сама. Местами он был покрыт зеленой пленкой, на нем остались царапины и вмятины. Я старалась трогать его как можно меньше. На мой взгляд, вполне достаточно почистить его снаружи, не трогая внутри.
   Трейси пристально разглядывала самовар, и ее внимание привлекла одна любопытная деталь.
   – Видите? – обратилась она к Майлсу. – На самоваре?
   Он внимательно посмотрел туда, куда она указывала, и улыбнулся уголком рта.
   – Очень интересно, – кивнул Рэдберн и вновь взял кисть.
   Трейси отошла, боясь наблюдать за ним. Отражение в самоваре отнюдь не льстило миссис Эрим. Если он захочет разработать его детальнее, это понравится ей еще меньше.
   Сильвана привстала с дивана.
   – Что там такое? Вы должны рассказать мне.
   – Не крутись, пожалуйста, – строго осадил ее Майлс. – Еще немного, и я разрешу тебе отдохнуть. Дай мне сначала только поймать это… И не задавай вопросов. Если все будет в порядке, скоро сама все увидишь.
   Сильвана вздохнула и откинулась на подушки. На пальце засверкал изумруд, и самовар послушно отразил зеленый огонь. Тут Трейси в первый раз заметила, что прямо под высокой трубой на самоваре висит маленькое ожерелье из голубых бусинок.
   – Почему на нем ожерелье? – спросила она. Сильвана улыбнулась.
   – Это все суеверия и предрассудки Халиды. Только так я могу заставить девчонку зайти в одну комнату с самоваром. Она считает, что голубой цвет прогонит его злые чары.
   – А мне бусы на нем нравятся, – заметил Майлс. – Хороший турецкий обычай. Я не уверен, что Халида так уж и ошибается насчет того, что этот самовар приносит несчастье. Но, с другой стороны, я и не уверен, что голубые бусы обладают достаточной волшебной силой, чтобы защитить нас.
   Поработав еще какое-то время, он нервно отложил кисть в сторону и начал собираться.
   – Сегодня что-то ничего не получается. К тому же я утомил тебя, Сильвана, этим сидением в одной позе. Пойду поработаю с книгой. Трейси, не поможете мне?
   Трейси направилась к двери, но Сильвана спокойно и властно сказала:
   – Я хотела бы пару минут поговорить с мисс Хаббард наедине. После этого я пришлю ее тебе.
   Было ясно, что неприятности, к которым Трейси приготовилась заранее, неминуемы. Трейси поймала на себе изумленный взгляд Майлса, который тот бросил на свою помощницу перед уходом, но это только укрепило ее решимость не сдаваться независимо от того, что приготовила ей Сильвана.
   Как только он вышел, в комнату юркнула Нарсэл с видом человека, уверенного в том, что его не прогонят. Трейси спросила себя: а не за тем ли пришла сестра доктора Эрима, чтобы полюбоваться представлением, в финале которого Трейси Хаббард выдворят из дома?
   Нарсэл, сделав несколько шагов по комнате, остановилась перед столом, на котором стоял открытый ящик.
   – Я вижу, вы получили новую партию четок от Хасана-эффенди, – заметила она.
   Сильвана, равнодушно кивнув, ответила:
   – Похоже, спрос на них в Нью-Йорке растет. Благодаря этому я хоть как-то смогу помочь молодому человеку.
   Нарсэл сунула руку в ящик и достала пригоршню ярких бус. Трейси наблюдала, как они скользят в ее пальцах. Среди голубых, красных и коричневых она успела заметить и черные, прежде чем они со стуком упали в ящик.
   – Мне кажется, существуют и другие способы помощи сыну Ахмета-эффенди, – сказала она, не глядя на Сильвану.
   Трейси почти не слышала ответа миссис Эрим, ей было просто не до него. Черные четки напомнили о себе, о своей магической силе. Она вспомнила, что, когда Хасан показывал им четки в магазинчике, черного янтаря среди них не было. Тогда как и когда они очутились здесь? Черные бусы, последние слова Анабель в трубке телефона и детская песенка, означающая сигнал опасности, – эти три вещи были для Трейси неразрывны.
   Внимание Сильваны вернулось к Трейси. Даже не предложив ей присесть, она сказала без всяких околичностей:
   – Мюрат рассказал мне, что вы сестра той несчастной девушки, которая принесла нам так много неприятностей и горя.
   – Верно, – кивнула Трейси и почувствовала, что в горле у нее пересохло. – Я сестра Анабель.
   – Могу я поинтересоваться, почему вы, приехав в Стамбул, не сообщили нам об этом сразу? Это всех нас очень интересует.
   Трейси перечислила все те же причины своего умолчания, которые она привела Мюрату и Нарсэл, но ни одно слово даже ей самой не казалось убедительным. Сильвана внимательно, спокойно выслушала ее, и ее отражение в самоваре словно удваивало это несокрушимое спокойствие.
   – И вы надеетесь, что мы поверим в эту историю? – спросила она после того, как Трейси закончила.
   – Но это правда, – твердо заявила Трейси, несмотря на то, что хотя это на самом деле была правда, но не вся.
   – Я довольно долго размышляла над этой новостью, – сказала Сильвана Эрим, – и не предпринимала никаких шагов, потому что хотела как можно лучше во всем разобраться. Поскольку теперь все знают, что вы сестра Анабель Рэдберн, мне казалось вполне естественным, что вы должны сообщить об этом и мистеру Рэдберну. Но вы, судя по всему, еще не сделали этого?
   Трейси упрямо покачала головой. Главное, что сейчас ее волновало, – это то, чтобы необъяснимый страх, неожиданно охвативший ее, не отразился на лице.
   – Мне кажется, я знаю, почему вы хранили молчание. Вы боитесь, что он сразу же отошлет вас домой, так ведь? – продолжила свое наступление Сильвана.
   – Я не знаю, как поступит мистер Рэдберн, – покачала головой Трейси. – А я в любом случае должна довести работу до конца. После того как она будет закончена, я расскажу ему все… перед самым своим отъездом домой.
   – Неужели вы думаете, что я позволю вам тянуть так долго? – осведомилась Сильвана. – Глупая девчонка… Мистер Рэдберн вновь начал писать. Работа над портретом может спасти его. Я не позволю вам мешать ему всякими глупостями. Завтра же вы получите билет на самолет и послезавтра улетите. Вам все понятно?
   Трейси тяжело вздохнула и решила прикинуться дурочкой, раз ее хотят считать таковой.
   – Я уже говорила и повторяю, что могу переехать в Стамбул, если вам нужна комната, которую я сейчас занимаю.
   Сильвана с досадой взмахнула рукой. Маневр Трейси все-таки вывел ее из себя. Самовар, стоящий у ее локтя, в миниатюре воспроизвел ее движение на гладкой медной поверхности, добавив к нему свое злобное толкование.
   – По-моему, я ясно сказала, что послезавтра вы улетаете из Турции, – сухо отчеканила миссис Эрим. – Если вы останетесь, я открою правду мистеру Рэдберну и сделаю так, чтобы он сам отослал вас домой. Думаю, он будет не очень доволен новостью.
   Трейси Хаббард чувствовала, что вот-вот потеряет самообладание, хотя она старалась не подавать виду, что волнуется, но внутри у нее все дрожало. Все карты были в руках Сильваны, но Трейси решила не давать взять себя на пушку. Она рискнула и предприняла последнюю попытку сопротивления.
   – В таком случае я бы предпочла сама все рассказать мистеру Рэдберну.
   – Пожалуйста, – тут же согласилась Сильвана. – Но в таком случае я, естественно, оставлю за собой право добавить свои собственные комментарии. Мне кажется, для вас самой было бы наилучшим выходом в этой ситуации уехать так же тихо, без скандала, как приехали сюда… ничего не сказав ему.
   Трейси вдруг поняла, что сама может взять Сильвану на пушку, и решительно направилась к двери.
   – Ничего. Я сама выясню, что думает по этому поводу мистер Рэдберн. Я скажу ему, что вы требуете моего немедленного отъезда. Может, он поймет, что завершить работу над книгой он может не только в вашем доме. Тем более что работа над вашим портретом продвигается медленно, и в этом случае смена обстановки может пойти ему на пользу.
   Нарсэл тихо вздохнула. Сильвана молчала до тех пор, пока Трейси не подошла к двери.
   – Пожалуй, вы можете остаться, но лишь на несколько дней, – задыхающимся голосом произнесла она. – Несколько дней, не больше. Потом вы улетите домой. Тихо и без всяких выяснений отношений с мистером Рэдберном.
   Трейси с подчеркнутым хладнокровием вышла из салона. Она одержала еще одну победу, но дорогой ценой. Внутри у нее творилось что-то невообразимое.
   Из комнаты Сильваны вслед за ней выбежала Нарсэл и догнала ее, но Трейси в данный момент не нуждалась в компании.
   – Какая подлая! – тихо воскликнула Нарсэл. – Это ее следует отправить из нашего дома! Ее, и больше никого! Но пожалуйста… лучше подчинитесь. Сделайте так, как она хочет. Для вас самой будет лучше, если вы как можно быстрее уедете.
   – С какой стати я должна уезжать? – возмутилась Трейси. – Почему вы тоже хотите, чтобы я уехала домой? Почему вы на стороне Сильваны?
   Нарсэл ответила ей с негодованием:
   – Я вовсе не на стороне этой женщины. Никогда я не была на стороне миссис Эрим! Просто мне кажется, что вы можете навлечь на себя серьезные неприятности. Знаете, у меня сложилось впечатление, что вы недооцениваете мистера Рэдберна… Я знаю его гораздо лучше. Поэтому, только поэтому и я говорю вам: если вы сейчас уедете, все еще может закончиться мирно и хорошо. Если же останетесь… вам придется положиться только на судьбу и надеяться на лучшее.
   – Я не уеду, – заявила Трейси.
   Нарсэл пожала плечами и переменила тему разговора.
   – Но вы раскроете мистеру Рэдберну правду?
   – Не знаю, – покачала головой Трейси. – Еще не решила, когда ему это сказать. Наверное, и не решу, придется довериться своей интуиции.
   Трейси не могла больше скрывать свою досаду и смятение и поэтому оставила Нарсэл, бегом спустилась по лестнице и побежала по крытому проходу в яли.
   Когда девушка, запыхавшись, вбежала в кабинет, Майлс чистил кисти. Он оторвался от работы и недовольно посмотрел на нее.
   – Что ей теперь от вас нужно?
   – Миссис Эрим хочет немедленно отправить меня домой, – сообщила Трейси. – И не только она. Все остальные – тоже, в том числе и Нарсэл!
   Майлс Рэдберн нахмурился.
   – Может, они и правы. Вне всяких сомнений, ваше присутствие оказывает не очень положительное влияние на всех нас. Нет, нет… не надо дуться и изображать из себя кроткую голубку, которую душат. Мне нравятся женщины, только одного-единственного типа – которых не слышно, не видно. Если бы вас сюда прислал не Хорнрайт, я бы не стал иметь с вами дело вообще.
   Трейси Хаббард до того разозлилась, что почти лишилась дара речи. Не произнеся в ответ ни слова, она адресовала Рэдберну лишь взгляд, налитый гневом. Нет, с нее было достаточно. Наслушалась за день столько плохих слов о себе, что больше никому этого позволять не намерена. Трейси уже была готова открыть Майлсу всю правду, но он вдруг отбросил кисти в сторону, и она прикусила язык.
   – Да перестаньте же вы дуться, в самом деле! Достаточно с нас обоих этой ерунды! Идите к себе. Наденьте пальто, повяжите чем-нибудь голову и побыстрее возвращайтесь сюда. Мы с вами поедем пить чай. И мне, и вам нужно немного развлечься и отдохнуть от этого дома.
   – Не хочу я никакого чая! – с негодованием воскликнула Трейси. – Пить чай… в такую минуту!..
   Майлс Рэдберн довольно грубо подтолкнул ее к двери.
   – Не хотите пить чай – ваше дело, но я хочу. Только, ради Бога, собирайтесь побыстрее и не делайте вид, что вы бомба, которая вот-вот взорвется.
   И Трейси опять побежала, на этот раз в свою комнату. Внутри у нее все клокотало от злости на Майлса Рэдберна. Что ж, подумала она, это даже хорошо, что ею овладел такой злой кураж, он поможет ей выпалить ему правду и навсегда покончить с этой дурацкой ситуацией. Трейси подкрасила губы и повязала голову платком. Сейчас только румянец на щеках да блеск в глазах говорили о том, что она не совсем в себе. Трейси решила, что будет смешно, если она позволит Сильване вывести себя из душевного равновесия. Частично в том, что она так расстроилась, был виноват и самовар, который отражал все вокруг с каким-то странным искажением – в нем все выглядело неприятно. А стоило ей вспомнить про него, как дурные мысли начинали преследовать и беспокоить ее.
   Майлс ждал ее с нетерпением. Он уже надел куртку и фуражку. Как только Трейси пришла, они покинули яли.