Страница:
В глубине души Горн очень сомневался в том, что Элиас убит. Ему казалось, что Якоб введен в заблуждение.
Это сомнение вскоре превратилось почти в уверенность, когда в пруде, тщательно, по всем направлениям исследованном неутомимым и энергичным Зоммером, не оказалось никаких следов трупа.
Однако на этом поиски трупа не прекращались. Мало ли какими способами можно уничтожить останки человека?
Якоб был арестован, и Горн лично допрашивал его с глазу на глаз, не допуская ничьего вмешательства, которое могло только испортить дело.
Тот долго отнекивался, но, припертый к стене Горном, в конце концов подтвердил все, о чем рассказал Зоммер.
Выяснилось также, что Якоб, вскоре после предполагаемого убийства Элиаса, снова был в Графенбергском лесу и там нашел следы недавнего костра с обуглившимися костями.
Горн с Зоммером лично обследовали Графенбургский лес и действительно нашли в указанном месте следы костра, но костей там не оказалось.
Оставалось предполагать, что либо Якоб выдумал версию о костях, либо неведомый преступник скрыл следы преступления, либо Элиас жив.
Самым простым, конечно, было бы арестовать Кюртена и путем перекрестных допросов заставить его сознаться а убийстве. Но Горна мало интересовало одно только убийство Элиаса. Ему нужно было установить, кто является виновником смерти многочисленных жертв.
Он усилил наблюдение на Кюртеном, попутно не выпуская из поля зрения других лиц.
Вскоре агент, наблюдавший за домом доктора Миллера, доложил ему об очень странном событии.
Оказалось, что простой рабочий Петер Кюртен был у доктора Миллера.
Что могло связывать старого миллионера-ученого с рабочим, имевшим криминальное, темное прошлое?
Казалось, не было никаких причин для подобных отношений и связей.
Это сообщение еще больше укрепило подозрения Горна, касавшиеся роли доктора Миллера в загадочной истории.
Выяснилось, что Кюртен неоднократно посещал доктора и что эти визиты происходили на другой или третий день после убийства.
Все это было странно и наводило на серьезные размышления.
Зоммер узнал у соседей Кюртена, что тот страдал головными болями и галлюцинациями. Однажды он проговорился, что ходит к доктору Миллеру советоваться с ним по поводу своих болезней.
Непонятно было только, почему доктор Миллер, уже лет тридцать или сорок не занимавшийся практикой, принимал у себя такого странного пациента.
Жена Кюртена однажды рассказала соседям, что ее мужу мерещатся какие-то приведения, и нередко он вскакивает во сне и выкрикивает диким голосом страшные слова.
Человеку заурядному трудно было бы разобраться во всем сумбуре этих сведений.
Горн выслушал доклад бравого Зоммера и улыбнулся.
— Хорошо, Зоммер, вы очень толковый парень. Я позабочусь о вашем повышении. Может быть, даже возьму вас потом с собой в Берлин.
Зоммер просиял от неожиданной похвалы. Всем было известно, что верховный комиссар редко хвалил кого-нибудь.
Непонятна была для сержанта и внезапная перемена настроения Горна. Он совершенно неожиданно повеселел, хотя, по мнению Зоммера, сообщенные им сведения нисколько не объясняли таинственных убийств, а еще больше запутывали дело.
Глава 21.
Глава 22.
Глава 23.
Это сомнение вскоре превратилось почти в уверенность, когда в пруде, тщательно, по всем направлениям исследованном неутомимым и энергичным Зоммером, не оказалось никаких следов трупа.
Однако на этом поиски трупа не прекращались. Мало ли какими способами можно уничтожить останки человека?
Якоб был арестован, и Горн лично допрашивал его с глазу на глаз, не допуская ничьего вмешательства, которое могло только испортить дело.
Тот долго отнекивался, но, припертый к стене Горном, в конце концов подтвердил все, о чем рассказал Зоммер.
Выяснилось также, что Якоб, вскоре после предполагаемого убийства Элиаса, снова был в Графенбергском лесу и там нашел следы недавнего костра с обуглившимися костями.
Горн с Зоммером лично обследовали Графенбургский лес и действительно нашли в указанном месте следы костра, но костей там не оказалось.
Оставалось предполагать, что либо Якоб выдумал версию о костях, либо неведомый преступник скрыл следы преступления, либо Элиас жив.
Самым простым, конечно, было бы арестовать Кюртена и путем перекрестных допросов заставить его сознаться а убийстве. Но Горна мало интересовало одно только убийство Элиаса. Ему нужно было установить, кто является виновником смерти многочисленных жертв.
Он усилил наблюдение на Кюртеном, попутно не выпуская из поля зрения других лиц.
Вскоре агент, наблюдавший за домом доктора Миллера, доложил ему об очень странном событии.
Оказалось, что простой рабочий Петер Кюртен был у доктора Миллера.
Что могло связывать старого миллионера-ученого с рабочим, имевшим криминальное, темное прошлое?
Казалось, не было никаких причин для подобных отношений и связей.
Это сообщение еще больше укрепило подозрения Горна, касавшиеся роли доктора Миллера в загадочной истории.
Выяснилось, что Кюртен неоднократно посещал доктора и что эти визиты происходили на другой или третий день после убийства.
Все это было странно и наводило на серьезные размышления.
Зоммер узнал у соседей Кюртена, что тот страдал головными болями и галлюцинациями. Однажды он проговорился, что ходит к доктору Миллеру советоваться с ним по поводу своих болезней.
Непонятно было только, почему доктор Миллер, уже лет тридцать или сорок не занимавшийся практикой, принимал у себя такого странного пациента.
Жена Кюртена однажды рассказала соседям, что ее мужу мерещатся какие-то приведения, и нередко он вскакивает во сне и выкрикивает диким голосом страшные слова.
Человеку заурядному трудно было бы разобраться во всем сумбуре этих сведений.
Горн выслушал доклад бравого Зоммера и улыбнулся.
— Хорошо, Зоммер, вы очень толковый парень. Я позабочусь о вашем повышении. Может быть, даже возьму вас потом с собой в Берлин.
Зоммер просиял от неожиданной похвалы. Всем было известно, что верховный комиссар редко хвалил кого-нибудь.
Непонятна была для сержанта и внезапная перемена настроения Горна. Он совершенно неожиданно повеселел, хотя, по мнению Зоммера, сообщенные им сведения нисколько не объясняли таинственных убийств, а еще больше запутывали дело.
Глава 21.
ДВА НОЧНЫХ ВИЗИТА
Расцветающая сирень напоила воздух пряным, густым ароматом. Молодой месяц скупо освещал старинные, окаймленные деревьями, улицы. Редкие запоздалые прохожие казались персонажами какой-то романтической сказки. Конечно, вблизи это ощущение исчезало.
Председатель общества страхования от несчастных случаев и его бухгалтер задержались у подъезда шикарного отеля.
— Пора. Говорю тебе, что пора. У нас и так достаточно денег. Если Горн явится еще раз, то будет поздно.
— Ты думаешь, это он написал письмо?
— А кто же?
— А это не мистификация?
— Когда тебя упрячут лет на двадцать, тогда ты научишься отличать мистификацию от предупреждения.
— Почему же он сразу нас не прихлопнул?
— Горн бьет наверняка.
Директор вынул из кармана листок бумаги со следующими строчками: «Пора кончать дело. Уходите, пока не поздно».
— Ну, ладно, подумаем.
Он пожал плечами и простился с товарищем.
Черная высокая тень метнулась через площадь и как будто вросла в стенку старинного особняка.
Месяц, словно нарочно, закрыл тучу, и тень, незамеченной, беспрепятственно скользнула дальше. Только очень внимательный глаз мог заметить ее среди сплетений деревьев.
Одно из окон оказалось неплотно закрытым — или руки проявили большую ловкость?
Тень двигалась свободно и уверенно, как будто ее обладатель не раз бывал в этом доме.
Из библиотеки — направо дверь, налево коридор и…
Доктор Миллер спал очень чутко. От едва слышного шума он проснулся, приоткрыл глаза и слегка повернул голову.
Тихо. Но нет… в комнате все же кто-то есть.
Он неслышно просунул руку под подушку и, нащупав рукоятку кинжала, медленно приподнялся.
Его глаза быстро различили в полумраке тень, стоявшую неподвижно около комода, служившего доктору и туалетом.
Все остальное произошло в несколько секунд. Доктор с поразительной для его возраста быстротой выскочил из постели и замахнулся.
Выплывший месяц скользнул серебром по кинжалу и осветил слегка сгорбленную тень: в рамке черного капюшона мертвенным казалось белое, как мел, лицо с горящими глазами и ярко окрашенным пурпуровым ртом; рыжие волосы беспорядочными прядями спадали на лоб.
Доктор отшатнулся и, глухо застонав, уронил кинжал.
Тень бледного человека не больше секунды наслаждалась произведенным эффектом. Прежде чем доктор успел опомниться, послышался стук распахнутого окна, и тень метнулась в сад.
Тихо. Доктор, стуча зубами, улегся в постель и зажег ночник. Привычными руками взял шприц, лежавший рядом на стуле, и, завернув рукав, сделал укол…
Опять… галлюцинации…
Доктор Миллер был убежден, что видел тень, а не живого человека.
Черная тень, тщательно закрывая лицо, мелькала по сонным улицам города, пряча под романтическим плащом трофей таинственного визита.
Это был трофей, способный удивить кого угодно, или даже насмешить непосвященного.
Таинственный предмет этот бил ничем иным, как самой обыкновенной гребенкой.
Еще была глубокая ночь, когда та же самая темная фигура подошла к большому пятиэтажному дому на Меттманской улице, под номером 71.
Проворные, умелые руки быстро справились с тяжелым засовом ворот… и человек, не возбуждая интереса дремавшего где-то на порядочном расстоянии сторожа неслышно скользнул в глубину колодца-двора.
Так же неслышно он нащупал в темноте черный ход и быстро начал подниматься на последний этаж — мансардное помещение с маленькими окошечками.
Здесь, в душных крохотных чердачных коморках, ютилась беднота…
Осветив коридор электрическим фонарем, неизвестный человек быстро сориентировался и, найдя нужную дверь, попытался открыть ее отмычкой…
Но отмычка не понадобилась, так как дверь не была заперта на ключ.
Войдя в маленькую узкую переднюю, черный человек вынул из кармана носовой платок и небольшую баночку с какой-то жидкостью. Открыв пробку, он смочил платок этой жидкостью и, едва слышно ступая, двинулся дальше…
При бледном свете месяца, тускло озарявшего убогую комнату, острые глаза различили две кровати, пару сломанных стульев и колченогий стол.
На одной кровати лежала женщина с бледным, испитым, преждевременно состарившимся лицом, изнуренным голодом и тяжелой работой.
Человек быстро подошел к ней и накинул на ее лицо платок, смоченный жидкостью…
Женщина глухо застонала, зашевелилась, но через несколько минут снова затихла…
Удушливый сладковатый запах распространился по комнате… Вдруг мужчина, лежавший на другой кровати, проснулся и вскочил на ноги…
Он протер глаза и с удивлением осмотрелся кругом. Взгляд его упал на одинокую фигуру, стоявшую посреди комнаты…
Месяц озарил черты лица таинственного посетителя.
— Я пришел, Петер, — сказал человек глухим, монотонным голосом.
Глаза Кюртена с ужасом устремились на него…
— Ты, ты, Элиас? — глухо простонал он. — Ты опять меня мучаешь, проклятый… Но ведь ты тень? Я же тебя убил? Для чего ты снова являешься мне? Зачем ты мучаешь меня? Ты снова хочешь крови? К-ро-в-и… много крови… Тебе еще недостаточно всего того, что я сделал… Да отвечай же, недостаточно? Или мне нужно снова убить тебя? Убить убитого??? Второй раз…
Он глядел на пришельца дикими, безумными, вылезающими из орбит глазами…
— Двадцать жертв… — хрипло шептал он, — и тебе все еще мало… Когда же ты перестанешь мучить меня… Я ведь знаю, что ты только тень… тень… или ты встал из могилы, чтобы сосать мою кровь… вампир проклятый…
Голос его пресекся… Он закачался и безмолвно рухнул на пол.
На следующее утро черный автомобиль Горна остановился перед особняком доктора Миллера.
Слуга, открывший дверь после звонка комиссара, сообщил, что доктор ранним утром уехал в неизвестном направлении и вернется только через две недели.
Горн, против ожидания, принял это известие совершенно спокойно и в ответ только усмехнулся.
«Игра начинается, — сказал он самому себе. — Дичь направляется в ловушку… Посмотрим, что будет дальше».
Председатель общества страхования от несчастных случаев и его бухгалтер задержались у подъезда шикарного отеля.
— Пора. Говорю тебе, что пора. У нас и так достаточно денег. Если Горн явится еще раз, то будет поздно.
— Ты думаешь, это он написал письмо?
— А кто же?
— А это не мистификация?
— Когда тебя упрячут лет на двадцать, тогда ты научишься отличать мистификацию от предупреждения.
— Почему же он сразу нас не прихлопнул?
— Горн бьет наверняка.
Директор вынул из кармана листок бумаги со следующими строчками: «Пора кончать дело. Уходите, пока не поздно».
— Ну, ладно, подумаем.
Он пожал плечами и простился с товарищем.
Черная высокая тень метнулась через площадь и как будто вросла в стенку старинного особняка.
Месяц, словно нарочно, закрыл тучу, и тень, незамеченной, беспрепятственно скользнула дальше. Только очень внимательный глаз мог заметить ее среди сплетений деревьев.
Одно из окон оказалось неплотно закрытым — или руки проявили большую ловкость?
Тень двигалась свободно и уверенно, как будто ее обладатель не раз бывал в этом доме.
Из библиотеки — направо дверь, налево коридор и…
Доктор Миллер спал очень чутко. От едва слышного шума он проснулся, приоткрыл глаза и слегка повернул голову.
Тихо. Но нет… в комнате все же кто-то есть.
Он неслышно просунул руку под подушку и, нащупав рукоятку кинжала, медленно приподнялся.
Его глаза быстро различили в полумраке тень, стоявшую неподвижно около комода, служившего доктору и туалетом.
Все остальное произошло в несколько секунд. Доктор с поразительной для его возраста быстротой выскочил из постели и замахнулся.
Выплывший месяц скользнул серебром по кинжалу и осветил слегка сгорбленную тень: в рамке черного капюшона мертвенным казалось белое, как мел, лицо с горящими глазами и ярко окрашенным пурпуровым ртом; рыжие волосы беспорядочными прядями спадали на лоб.
Доктор отшатнулся и, глухо застонав, уронил кинжал.
Тень бледного человека не больше секунды наслаждалась произведенным эффектом. Прежде чем доктор успел опомниться, послышался стук распахнутого окна, и тень метнулась в сад.
Тихо. Доктор, стуча зубами, улегся в постель и зажег ночник. Привычными руками взял шприц, лежавший рядом на стуле, и, завернув рукав, сделал укол…
Опять… галлюцинации…
Доктор Миллер был убежден, что видел тень, а не живого человека.
Черная тень, тщательно закрывая лицо, мелькала по сонным улицам города, пряча под романтическим плащом трофей таинственного визита.
Это был трофей, способный удивить кого угодно, или даже насмешить непосвященного.
Таинственный предмет этот бил ничем иным, как самой обыкновенной гребенкой.
Еще была глубокая ночь, когда та же самая темная фигура подошла к большому пятиэтажному дому на Меттманской улице, под номером 71.
Проворные, умелые руки быстро справились с тяжелым засовом ворот… и человек, не возбуждая интереса дремавшего где-то на порядочном расстоянии сторожа неслышно скользнул в глубину колодца-двора.
Так же неслышно он нащупал в темноте черный ход и быстро начал подниматься на последний этаж — мансардное помещение с маленькими окошечками.
Здесь, в душных крохотных чердачных коморках, ютилась беднота…
Осветив коридор электрическим фонарем, неизвестный человек быстро сориентировался и, найдя нужную дверь, попытался открыть ее отмычкой…
Но отмычка не понадобилась, так как дверь не была заперта на ключ.
Войдя в маленькую узкую переднюю, черный человек вынул из кармана носовой платок и небольшую баночку с какой-то жидкостью. Открыв пробку, он смочил платок этой жидкостью и, едва слышно ступая, двинулся дальше…
При бледном свете месяца, тускло озарявшего убогую комнату, острые глаза различили две кровати, пару сломанных стульев и колченогий стол.
На одной кровати лежала женщина с бледным, испитым, преждевременно состарившимся лицом, изнуренным голодом и тяжелой работой.
Человек быстро подошел к ней и накинул на ее лицо платок, смоченный жидкостью…
Женщина глухо застонала, зашевелилась, но через несколько минут снова затихла…
Удушливый сладковатый запах распространился по комнате… Вдруг мужчина, лежавший на другой кровати, проснулся и вскочил на ноги…
Он протер глаза и с удивлением осмотрелся кругом. Взгляд его упал на одинокую фигуру, стоявшую посреди комнаты…
Месяц озарил черты лица таинственного посетителя.
— Я пришел, Петер, — сказал человек глухим, монотонным голосом.
Глаза Кюртена с ужасом устремились на него…
— Ты, ты, Элиас? — глухо простонал он. — Ты опять меня мучаешь, проклятый… Но ведь ты тень? Я же тебя убил? Для чего ты снова являешься мне? Зачем ты мучаешь меня? Ты снова хочешь крови? К-ро-в-и… много крови… Тебе еще недостаточно всего того, что я сделал… Да отвечай же, недостаточно? Или мне нужно снова убить тебя? Убить убитого??? Второй раз…
Он глядел на пришельца дикими, безумными, вылезающими из орбит глазами…
— Двадцать жертв… — хрипло шептал он, — и тебе все еще мало… Когда же ты перестанешь мучить меня… Я ведь знаю, что ты только тень… тень… или ты встал из могилы, чтобы сосать мою кровь… вампир проклятый…
Голос его пресекся… Он закачался и безмолвно рухнул на пол.
На следующее утро черный автомобиль Горна остановился перед особняком доктора Миллера.
Слуга, открывший дверь после звонка комиссара, сообщил, что доктор ранним утром уехал в неизвестном направлении и вернется только через две недели.
Горн, против ожидания, принял это известие совершенно спокойно и в ответ только усмехнулся.
«Игра начинается, — сказал он самому себе. — Дичь направляется в ловушку… Посмотрим, что будет дальше».
Глава 22.
СЛУЧАЙ В ТУННЕЛЕ
Сцепление разных загадочных обстоятельств иногда приводит к раскрытию самых запутанных дел.
К числу таких загадочных происшествий принадлежал и случай в туннеле, оставшийся незамеченным широкой публикой. Немногие же посвященные в него имели веские причины не настаивать на его разглашении.
Из берлинского полицей-президиума вышла группа людей. Агенты провожали в командировку своего товарища. Насколько можно было судить из обрывков фраз, инспектор Рейхгольд направлялся в Дюссельдорф, где должен был принять участие в расследовании преступлений.
Сам инспектор казался очень необщительным человеком: подняв воротник пальто, нахлобучив на глаза шляпу и засунув руки в карманы, он ограничивался только односложными замечаниями.
Зато спутники его наперебой давали ему советы.
— Имейте в виду, что там на вас страшно злы! Лучшему инспектору Шульце пришлось из-за вас оставить службу.
— Вы никогда не видели Горна? Не человек, а дьявол, постарайтесь сразу зарекомендовать себя с лучшей стороны.
Пожалуй, они говорили слишком громко: по крайней мере, пассажиры вагона скорого поезда Берлин-Дюссельдорф с большим любопытством прислушивались к разговору и рассматривали человека, к которому относились все эти напутствия.
Но инспектор мало обращал внимания на провожающих, молча пожал им руки и поспешно прошел в купе, избегая лишних взглядов.
Когда через несколько станций в купе на свободное место уселся какой-то молодой человек, инспектор даже не поднял глаз от книги, которую читал, сидя у окна.
Живописные ландшафты, проносившиеся в окне, и все окружающее не слишком интересовали его.
— Разрешите представиться: инспектор Рейхгольд.
Горн лениво протянул руку.
— Очень приятно. Вы знакомы хоть немного с делом?
— Я знаю все… Попутно могу вам доложить, что успел выяснить сегодня.
— А именно?
— Директор страхового общества Мюних — известный преступник, аферист, не брезгающий самыми темными делами…
— Быстро, — улыбнулся Горн, — вы, оказывается, явились уже с некоторыми достижениями.
Из-под полуопущенных век он спокойно разглядывал нового помощника.
Рейхгольд был молодым человеком с густой шапкой каштановых волос, небольшими усиками и резкими чертами энергичного лица. Он сразу попал в тон верховному комиссару. В нем чувствовались уверенность и сила, не нуждающиеся в ложной скромности.
Местные чины полиции, видя, как Горн передоверяет большую часть расследования помощнику, сделали заключение: Горн потерял интерес к делу.
Да, несмотря на его славу и эксцентричность, симпатий горожан он постепенно лишался. Он ни с кем не делился своими наблюдениями и возникало впечатление, что Горн просто ничего не делает.
Уход Мяча много способствовал этому охлаждению и даже открытому недовольству.
— Откровенно говоря, господин инспектор, — заметил как-то Горн в разговоре со своим подчиненным, — я просто устал, и мне надоела эта канитель. Вы более молодой и уверенный, энергично возьметесь за дело, но… через месяц скажете то же самое. Самые талантливые сыщики иногда не могут довести дело до конца, и оно так и остается нераскрытым. Дюссельдорфский убийца никогда не будет пойман. Конечно, я говорю с вами совершенно конфиденциально, но это мое глубокое убеждение.
— А я уверен в противном.
— Молодость, — печально улыбнулся Горн.
— У меня есть очень основательные подозрения относительно одного лица, и я попросил бы у вас приказа об его аресте.
— Хорошо. Даю вам cart blanche[9]. Имя вы можете проставить сами, если это вам понадобится.
Как удивился бы Мяч, если бы он мог очутиться здесь в эту минуту!
Горн, его кумир, идеал, выдержанный, хладнокровный, насмешливо-рассудительный Горн потерял, казалось, всякую осторожность и слепо доверялся первому встречному.
Новый инспектор не произвел на публику ожидаемого впечатления. Вообще он старался держаться в тени.
Томас Мун, англичанин из Скотленд-Ярда, со свойственной ему резкостью высказал однажды свое мнение.
— Как вы находите своего помощника, Горн?
— Прекрасный молодой человек.
— Возможно, но он мне не нравится.
— Очень жаль. — Горн насмешливо улыбнулся, закуривая новую сигаретку.
В последнее время он курил почти беспрерывно, хотя, по-видимому, перестал работать.
— Он производит на меня отвратительное впечатление. Терпеть не могу таких зеленых глаз!
— Зеленых?
— Да, и я должен признаться, что невольно слежу за ним. Некоторые признаки указывают… Если бы не ваше ручательство, то я поступил бы иначе.
— Хорошо что я пока пользуюсь некоторым авторитетом.
Горн от души забавлялся этим разговором.
Мун сердито встал.
— Остается только пожалеть, что здесь нет инспектора Шульце, — проворчал он, уходя.
Но все жалевшие Мяча и сочувствующие его несправедливому устранению от дел, и не подозревали, где он находится в эту минуту. Инспектор лежал в госпитале забинтованный с головы до ног и здоровой рукой строчил длинное письмо.
«Я приблизительно знал, где это должно было случиться: между станциями „X“ и „У“, — как вам известно, находится длинный, страшно узкий туннель. Достаточно, кажется, протянуть руку из окна вагона, чтобы коснуться стены. Я занял удобное положение и ждал. Могло быть три варианта нападения. Первый — он меня оглушит — выстрел все-таки мог быть слышен, второй — ударить кинжалом и третье — одурманить.
Он очень благоразумно выбрал первое. Как вы знаете, начальник, я иногда люблю почитать книгу, между страницами которой есть очень остроумное зеркало. Тонкая штучка!
Благодаря вашему подарку, я отлично видел, что происходило за моей спиной, и успел уклониться как раз настолько, насколько это было нужно. Это случилось почти перед самым туннелем. Он молниеносно выпотрошил мои карманы, открыл дверь купе и безжалостно столкнул меня вниз. Если бы поезд шел быстрее и внизу не оказалось случайно большой кучи щебня — вы бы не услышали обо мне никогда. Хотя я предусмотрительно и сел в последний вагон, но этот лязг, треск и эти ужасные колеса, мелькающие перед вами, и осыпающийся щебень! Бр-р… Я помню только красные фонари последнего вагона и больше ничего.
Очнулся я оттого, наверное, что снова загудели рельсы; все было липко и мокро, я порядочно ободрался, падая. Второй поезд входил в туннель. Я редко вижу плохие сны, но тогда мне это все показалось кошмаром из страшного сна. До выхода из туннеля было шагов сорок. Я побежал, падая и цепляясь за что-то. Ощущение — что за вами по пятам гонится громыхающее чудовище, и вы больше не в состоянии бороться…
Если бы в ту минуту я мог что-то соображать, я проклял бы всю эту историю.
А затем — солнце, поле, трава! Чудовище выскочило из дыры и с грохотом пронеслось мимо, а я… валялся на траве на откосе и хохотал, как безумный, до истерики.
В общем, дело сделано, и думаю, что он уверен, что я уничтожен, размолот колесами.
Остальное предоставляю вам. Думаю, что через неделю удеру из госпиталя и буду к вашим услугам. Кости целы и все в порядке. Желаю успеха».
Мяч скрыл от Горна, что на нем живого места не осталось. С головы была содрана кожа, руки и ноги рассечены до кости, на спине и груди — рваные раны.
Но Горн понял недосказанное. Суровая складка легла между его бровей, когда он тщательно прятал письмо.
— Начинается, — вполголоса пробормотал он.
Рут вздрогнула. Черный автомобиль остановился у подъезда.
— Вы одна? Почему вас так долго не было в редакции, Рут?
Девушка молчала. Что она могла ему сказать после всего, что случилось?
— У меня к вам большая просьба.
— А не приказание? — насмешливо перебила Рут.
— Да, если угодно, я приказываю вам немедленно усесться в мой автомобиль. Через полчаса я вас доставлю в санаторий как нервнобольную. Три надежных сиделки и преданный доктор не будут спускать с вас глаз. Только так я могу быть уверенным в вашей безопасности. Завтра вам необходимо быть вне города.
— К сожалению, господин комиссар, должна вас огорчить, я не буду этого делать.
— Почему?
— Потому что нахожу ваши заботы обо мне достаточно странными, не говоря уже о другом.
— Ваш отец очень почтенный человек, но он не в состоянии защитить вас.
— В таком случае, это сделает другой.
— А именно?
— Мой жених.
Горн снисходительно улыбнулся.
— Доктор Миллер?
— Откуда вы знаете? — изумилась Рут.
— Простая логика. И это все?
— Нет, вы… вы ужасный человек, Горн! Вы обращаетесь со мной, как с вещью… Из-за вашего каприза вы готовы погубить любящую вас жену, детей… Это… это подло… слышите вы это? Вы требуете у жены развода: даже не спрашиваете моего согласия, бросаете семью.
— Так, так… Значит, вы не согласны стать моей женой и предпочли доктора Миллера?
— Да, он честный человек.
— Поздравляю. Мне непонятно только, почему моя жена решила, что это именно вы? Вы славная, красивая девушка, Рут… но, к сожалению, я никогда не собирался вам делать предложение. В день вашей свадьбы вы позволите мне сделать вам подарок, в память нашей дружбы? Кольцо с изумрудом… Помните?
И Горн, вытащив из кармана перстень с зеленым камнем, повертел его перед глазами ошеломленной девушки.
— Кланяйтесь вашему будущему супругу.
Он церемонно простился и вышел из комнаты.
Вскоре черный автомобиль, громко загудев, отъехал о дома.
К числу таких загадочных происшествий принадлежал и случай в туннеле, оставшийся незамеченным широкой публикой. Немногие же посвященные в него имели веские причины не настаивать на его разглашении.
Из берлинского полицей-президиума вышла группа людей. Агенты провожали в командировку своего товарища. Насколько можно было судить из обрывков фраз, инспектор Рейхгольд направлялся в Дюссельдорф, где должен был принять участие в расследовании преступлений.
Сам инспектор казался очень необщительным человеком: подняв воротник пальто, нахлобучив на глаза шляпу и засунув руки в карманы, он ограничивался только односложными замечаниями.
Зато спутники его наперебой давали ему советы.
— Имейте в виду, что там на вас страшно злы! Лучшему инспектору Шульце пришлось из-за вас оставить службу.
— Вы никогда не видели Горна? Не человек, а дьявол, постарайтесь сразу зарекомендовать себя с лучшей стороны.
Пожалуй, они говорили слишком громко: по крайней мере, пассажиры вагона скорого поезда Берлин-Дюссельдорф с большим любопытством прислушивались к разговору и рассматривали человека, к которому относились все эти напутствия.
Но инспектор мало обращал внимания на провожающих, молча пожал им руки и поспешно прошел в купе, избегая лишних взглядов.
Когда через несколько станций в купе на свободное место уселся какой-то молодой человек, инспектор даже не поднял глаз от книги, которую читал, сидя у окна.
Живописные ландшафты, проносившиеся в окне, и все окружающее не слишком интересовали его.
— Разрешите представиться: инспектор Рейхгольд.
Горн лениво протянул руку.
— Очень приятно. Вы знакомы хоть немного с делом?
— Я знаю все… Попутно могу вам доложить, что успел выяснить сегодня.
— А именно?
— Директор страхового общества Мюних — известный преступник, аферист, не брезгающий самыми темными делами…
— Быстро, — улыбнулся Горн, — вы, оказывается, явились уже с некоторыми достижениями.
Из-под полуопущенных век он спокойно разглядывал нового помощника.
Рейхгольд был молодым человеком с густой шапкой каштановых волос, небольшими усиками и резкими чертами энергичного лица. Он сразу попал в тон верховному комиссару. В нем чувствовались уверенность и сила, не нуждающиеся в ложной скромности.
Местные чины полиции, видя, как Горн передоверяет большую часть расследования помощнику, сделали заключение: Горн потерял интерес к делу.
Да, несмотря на его славу и эксцентричность, симпатий горожан он постепенно лишался. Он ни с кем не делился своими наблюдениями и возникало впечатление, что Горн просто ничего не делает.
Уход Мяча много способствовал этому охлаждению и даже открытому недовольству.
— Откровенно говоря, господин инспектор, — заметил как-то Горн в разговоре со своим подчиненным, — я просто устал, и мне надоела эта канитель. Вы более молодой и уверенный, энергично возьметесь за дело, но… через месяц скажете то же самое. Самые талантливые сыщики иногда не могут довести дело до конца, и оно так и остается нераскрытым. Дюссельдорфский убийца никогда не будет пойман. Конечно, я говорю с вами совершенно конфиденциально, но это мое глубокое убеждение.
— А я уверен в противном.
— Молодость, — печально улыбнулся Горн.
— У меня есть очень основательные подозрения относительно одного лица, и я попросил бы у вас приказа об его аресте.
— Хорошо. Даю вам cart blanche[9]. Имя вы можете проставить сами, если это вам понадобится.
Как удивился бы Мяч, если бы он мог очутиться здесь в эту минуту!
Горн, его кумир, идеал, выдержанный, хладнокровный, насмешливо-рассудительный Горн потерял, казалось, всякую осторожность и слепо доверялся первому встречному.
Новый инспектор не произвел на публику ожидаемого впечатления. Вообще он старался держаться в тени.
Томас Мун, англичанин из Скотленд-Ярда, со свойственной ему резкостью высказал однажды свое мнение.
— Как вы находите своего помощника, Горн?
— Прекрасный молодой человек.
— Возможно, но он мне не нравится.
— Очень жаль. — Горн насмешливо улыбнулся, закуривая новую сигаретку.
В последнее время он курил почти беспрерывно, хотя, по-видимому, перестал работать.
— Он производит на меня отвратительное впечатление. Терпеть не могу таких зеленых глаз!
— Зеленых?
— Да, и я должен признаться, что невольно слежу за ним. Некоторые признаки указывают… Если бы не ваше ручательство, то я поступил бы иначе.
— Хорошо что я пока пользуюсь некоторым авторитетом.
Горн от души забавлялся этим разговором.
Мун сердито встал.
— Остается только пожалеть, что здесь нет инспектора Шульце, — проворчал он, уходя.
Но все жалевшие Мяча и сочувствующие его несправедливому устранению от дел, и не подозревали, где он находится в эту минуту. Инспектор лежал в госпитале забинтованный с головы до ног и здоровой рукой строчил длинное письмо.
«Я приблизительно знал, где это должно было случиться: между станциями „X“ и „У“, — как вам известно, находится длинный, страшно узкий туннель. Достаточно, кажется, протянуть руку из окна вагона, чтобы коснуться стены. Я занял удобное положение и ждал. Могло быть три варианта нападения. Первый — он меня оглушит — выстрел все-таки мог быть слышен, второй — ударить кинжалом и третье — одурманить.
Он очень благоразумно выбрал первое. Как вы знаете, начальник, я иногда люблю почитать книгу, между страницами которой есть очень остроумное зеркало. Тонкая штучка!
Благодаря вашему подарку, я отлично видел, что происходило за моей спиной, и успел уклониться как раз настолько, насколько это было нужно. Это случилось почти перед самым туннелем. Он молниеносно выпотрошил мои карманы, открыл дверь купе и безжалостно столкнул меня вниз. Если бы поезд шел быстрее и внизу не оказалось случайно большой кучи щебня — вы бы не услышали обо мне никогда. Хотя я предусмотрительно и сел в последний вагон, но этот лязг, треск и эти ужасные колеса, мелькающие перед вами, и осыпающийся щебень! Бр-р… Я помню только красные фонари последнего вагона и больше ничего.
Очнулся я оттого, наверное, что снова загудели рельсы; все было липко и мокро, я порядочно ободрался, падая. Второй поезд входил в туннель. Я редко вижу плохие сны, но тогда мне это все показалось кошмаром из страшного сна. До выхода из туннеля было шагов сорок. Я побежал, падая и цепляясь за что-то. Ощущение — что за вами по пятам гонится громыхающее чудовище, и вы больше не в состоянии бороться…
Если бы в ту минуту я мог что-то соображать, я проклял бы всю эту историю.
А затем — солнце, поле, трава! Чудовище выскочило из дыры и с грохотом пронеслось мимо, а я… валялся на траве на откосе и хохотал, как безумный, до истерики.
В общем, дело сделано, и думаю, что он уверен, что я уничтожен, размолот колесами.
Остальное предоставляю вам. Думаю, что через неделю удеру из госпиталя и буду к вашим услугам. Кости целы и все в порядке. Желаю успеха».
Мяч скрыл от Горна, что на нем живого места не осталось. С головы была содрана кожа, руки и ноги рассечены до кости, на спине и груди — рваные раны.
Но Горн понял недосказанное. Суровая складка легла между его бровей, когда он тщательно прятал письмо.
— Начинается, — вполголоса пробормотал он.
Рут вздрогнула. Черный автомобиль остановился у подъезда.
— Вы одна? Почему вас так долго не было в редакции, Рут?
Девушка молчала. Что она могла ему сказать после всего, что случилось?
— У меня к вам большая просьба.
— А не приказание? — насмешливо перебила Рут.
— Да, если угодно, я приказываю вам немедленно усесться в мой автомобиль. Через полчаса я вас доставлю в санаторий как нервнобольную. Три надежных сиделки и преданный доктор не будут спускать с вас глаз. Только так я могу быть уверенным в вашей безопасности. Завтра вам необходимо быть вне города.
— К сожалению, господин комиссар, должна вас огорчить, я не буду этого делать.
— Почему?
— Потому что нахожу ваши заботы обо мне достаточно странными, не говоря уже о другом.
— Ваш отец очень почтенный человек, но он не в состоянии защитить вас.
— В таком случае, это сделает другой.
— А именно?
— Мой жених.
Горн снисходительно улыбнулся.
— Доктор Миллер?
— Откуда вы знаете? — изумилась Рут.
— Простая логика. И это все?
— Нет, вы… вы ужасный человек, Горн! Вы обращаетесь со мной, как с вещью… Из-за вашего каприза вы готовы погубить любящую вас жену, детей… Это… это подло… слышите вы это? Вы требуете у жены развода: даже не спрашиваете моего согласия, бросаете семью.
— Так, так… Значит, вы не согласны стать моей женой и предпочли доктора Миллера?
— Да, он честный человек.
— Поздравляю. Мне непонятно только, почему моя жена решила, что это именно вы? Вы славная, красивая девушка, Рут… но, к сожалению, я никогда не собирался вам делать предложение. В день вашей свадьбы вы позволите мне сделать вам подарок, в память нашей дружбы? Кольцо с изумрудом… Помните?
И Горн, вытащив из кармана перстень с зеленым камнем, повертел его перед глазами ошеломленной девушки.
— Кланяйтесь вашему будущему супругу.
Он церемонно простился и вышел из комнаты.
Вскоре черный автомобиль, громко загудев, отъехал о дома.
Глава 23.
ПОДНОЖКА СМЕРТИ
Ночью Рут была разбужена стуком в окно. Ее спальня была расположена во втором этаже дома и выходила на балкон, Девушка похолодела. Знакомое мертвенно-бледное лицо с алыми губами и рыжими прядями волос прижалось к стеклу.
— Оденься и выходи.
Она собрала все силы, чтобы защищаться. Идти к нему — на верную смерть? Рут схватила массивный серебряный подсвечник, стоявший на туалетном столике, и бросилась к двери, ведущий вниз. Элиас распахнул окно, но не трогался с места.
— Ты предала меня, Рут, — горько произнес он. — Но я спокоен. Возмездие справедливо — изумруд отравлен.
Девушка опустила руки, и подсвечник рухнул на пол.
— Кольцо у Горна, — неумолимо продолжал вампир, — я бросил его нарочно, может быть, если аква-торфана еще не успела подействовать, тебе удастся спасти его…
Дрожащими руками Рут набросила поверх пижамы пальто и обулась. Элиас внушал ей такой безотчетный ужас, что девушке и в голову не пришло сомневаться в правдивости его слов. Во что бы то ни стало предупредить Горна, взять у него кольцо! Только в эту минуту Рут стало ясно, насколько ей дорог этот бледный насмешливый человек.
Рут сломя голову бежала по улице, совершенно забыв об Элиасе. Только бы добраться до полицейского управления, а там ей скажут, где Горн. Но через несколько минут ей пришлось остановиться. Безумно билось сердце, подкашивались ноги и от внезапной слабости кружилась голова.
Из темноты вынырнул автомобиль и, замедлив ход, остановился. Рут подумала, что это одно из немногих такси, стоявших в центре города. Девушка бросилась к нему и, бросив на ходу шоферу: «полицей-президиум, скорее» — откинулась в изнеможении на подушки.
Почти в это же самое время на балконе ее комнаты появилась новая фигура. Высокий человек внимательно осмотрел распахнутое окно и, убедившись, что в комнате никого нет, осветил ее карманным фонариком. Яркий луч света скользнул по пустой кровати, полуоткрытой двери и валявшемуся на полу подсвечнику. Этого было вполне достаточно. Человек соскользнул вниз.
— Когда же мы приедем? — гневно спросила Рут.
Несколько минут казались ей вечностью. Она отлично видела, что шофер включил только третью скорость, до бюро было минуты три езды.
Сидевший за рулем человек обернулся к ней — и Рут, увидев перед собой лицо Элиаса, слабо вскрикнула и лишилась сознания. Автомобиль выехал из города и помчался по шоссе. Минут через пятнадцать на проселочную дорогу вылетел черный автомобиль. Великолепная гоночная машина неслась полным ходом. На половине дороги автомобиль свернул на шоссе, наперерез первому, и остановился в кустах около дороги. Сидевший в нем человек выскочил и притаился между неубранными кучами щебня и камней. Расчет оказался верным: через несколько минут показался автомобиль с потушенными фарами. Когда он поравнялся с грудами камней, стоявший человек сжался, как пружина и, бросившись вперед, очутился на подножке. Это произошло так быстро, что шофер, занятый лавированием в темноте между камнями, ничего не заметил. Человек на подножке спокойно открыл дверцу, как будто всю жизнь только и занимался головокружительными трюками, и очутился внутри бешено мчавшегося автомобиля.
О девушке, которой удалось вырваться из рук дюссельдорфского убийцы в Графенбергском лесу и потом направить полицию по его следу, писалось и говорилось достаточно. Все казалось очень просто: вырвалась, запомнила квартиру рабочего — Петера Кюртена, донесла в полицию. Читатели газет знают об этом достаточно. Но на самом деле все обстояло несколько иначе.
Утром Горн сделал подробный доклад шефу полиции о некоем Петере Кюртене. История с девушкой оказалась только простой случайностью, ускорившей на несколько часов ход событий. Однако недоверие к Горну рассеялось только после того, как Кюртен сознался во всех убийствах. Допрос длился несколько часов и произвел потрясающее впечатление. Один только Горн не вмешивался больше ни во что и только изредка появлялся в комнате со скучающей миной. Казалось, дело совершенно перестало его интересовать.
— На сегодня достаточно, — произнес шеф, откидываясь на спинку кресла. — Уведите арестованного.
— Разрешите еще только один вопрос, — заметил Горн, за все время допроса не произнесший ни слова.
— Пожалуйста. — Шеф изумленно взглянул на Горна. Что за странный человек! Окружил дело такой таинственностью, привлек внимание всего города, нашел убийцу, а теперь у него такой вид, как будто этот изверг Кюртен зарезал парочку гусей!
— Мотив всех ваших преступлений за последние два года? — небрежно спросил Горн, постукивая папиросой по серебряной крышке портсигара.
— Этого никто никогда не узнает!
— В этом я не сомневался. Между прочим, вы любите зеленый цвет? Взгляните, какой прекрасный образчик! — И Горн, вынув из жилетного кармана изумрудный перстень, повертел его перед глазами изумленного Кюртена. Его любезный тон так не вязался с обстановкой и помертвевшим лицом арестованного, что на лицах всех инспекторов отразилось полное недоумение.
— Я ничего не скажу, — еле двигая губами, выговорил Кюртен.
— Я и не требую этого, — возразил Горн.
— Здесь что-то не так, — произнес Томас Мун на ухо шефу.
— Да, мы поговорим с Горном, — заметил тот. — Господин комиссар…
— Я попрошу всех пройти в мой кабинет, — перебил Горн, — и вас, мистер Мун, также. Через полчаса я буду к вашим услугам, а пока мне нужно покончить с этим делом. Инспектор Рейхгольд, прошу следовать за мной!
Это звучало как приказание, и тот, нервно передернув плечами, направился вслед за высокой фигурой комиссара по коридору.
— Убийца отведен в камеру номер четыре, — заметил по пути Рейхгольд.
— Разве? А я приготовил для него седьмой номер.
Горн остановился около двери с номером семь и пропустил инспектора вперед, заперев за собой двери.
На скамейке рядышком сидели… Рут и Мяч. Профессионалы и критики, читая литературные произведения Горна, всегда поражались его глубокому знанию человеческой, и в частности преступной психологии. Он любил прибегать к неожиданным эффектам, но умел также пользоваться ими. Инспектор Рейхгольд остановился ошеломленный, никак не ожидая увидеть эту парочку, — короткой секунды его замешательства было достаточно. Раздался сухой треск — на руках инспектора защелкнулись наручники. В ту же минуту Мяч направил на него револьвер.
— Оденься и выходи.
Она собрала все силы, чтобы защищаться. Идти к нему — на верную смерть? Рут схватила массивный серебряный подсвечник, стоявший на туалетном столике, и бросилась к двери, ведущий вниз. Элиас распахнул окно, но не трогался с места.
— Ты предала меня, Рут, — горько произнес он. — Но я спокоен. Возмездие справедливо — изумруд отравлен.
Девушка опустила руки, и подсвечник рухнул на пол.
— Кольцо у Горна, — неумолимо продолжал вампир, — я бросил его нарочно, может быть, если аква-торфана еще не успела подействовать, тебе удастся спасти его…
Дрожащими руками Рут набросила поверх пижамы пальто и обулась. Элиас внушал ей такой безотчетный ужас, что девушке и в голову не пришло сомневаться в правдивости его слов. Во что бы то ни стало предупредить Горна, взять у него кольцо! Только в эту минуту Рут стало ясно, насколько ей дорог этот бледный насмешливый человек.
Рут сломя голову бежала по улице, совершенно забыв об Элиасе. Только бы добраться до полицейского управления, а там ей скажут, где Горн. Но через несколько минут ей пришлось остановиться. Безумно билось сердце, подкашивались ноги и от внезапной слабости кружилась голова.
Из темноты вынырнул автомобиль и, замедлив ход, остановился. Рут подумала, что это одно из немногих такси, стоявших в центре города. Девушка бросилась к нему и, бросив на ходу шоферу: «полицей-президиум, скорее» — откинулась в изнеможении на подушки.
Почти в это же самое время на балконе ее комнаты появилась новая фигура. Высокий человек внимательно осмотрел распахнутое окно и, убедившись, что в комнате никого нет, осветил ее карманным фонариком. Яркий луч света скользнул по пустой кровати, полуоткрытой двери и валявшемуся на полу подсвечнику. Этого было вполне достаточно. Человек соскользнул вниз.
— Когда же мы приедем? — гневно спросила Рут.
Несколько минут казались ей вечностью. Она отлично видела, что шофер включил только третью скорость, до бюро было минуты три езды.
Сидевший за рулем человек обернулся к ней — и Рут, увидев перед собой лицо Элиаса, слабо вскрикнула и лишилась сознания. Автомобиль выехал из города и помчался по шоссе. Минут через пятнадцать на проселочную дорогу вылетел черный автомобиль. Великолепная гоночная машина неслась полным ходом. На половине дороги автомобиль свернул на шоссе, наперерез первому, и остановился в кустах около дороги. Сидевший в нем человек выскочил и притаился между неубранными кучами щебня и камней. Расчет оказался верным: через несколько минут показался автомобиль с потушенными фарами. Когда он поравнялся с грудами камней, стоявший человек сжался, как пружина и, бросившись вперед, очутился на подножке. Это произошло так быстро, что шофер, занятый лавированием в темноте между камнями, ничего не заметил. Человек на подножке спокойно открыл дверцу, как будто всю жизнь только и занимался головокружительными трюками, и очутился внутри бешено мчавшегося автомобиля.
О девушке, которой удалось вырваться из рук дюссельдорфского убийцы в Графенбергском лесу и потом направить полицию по его следу, писалось и говорилось достаточно. Все казалось очень просто: вырвалась, запомнила квартиру рабочего — Петера Кюртена, донесла в полицию. Читатели газет знают об этом достаточно. Но на самом деле все обстояло несколько иначе.
Утром Горн сделал подробный доклад шефу полиции о некоем Петере Кюртене. История с девушкой оказалась только простой случайностью, ускорившей на несколько часов ход событий. Однако недоверие к Горну рассеялось только после того, как Кюртен сознался во всех убийствах. Допрос длился несколько часов и произвел потрясающее впечатление. Один только Горн не вмешивался больше ни во что и только изредка появлялся в комнате со скучающей миной. Казалось, дело совершенно перестало его интересовать.
— На сегодня достаточно, — произнес шеф, откидываясь на спинку кресла. — Уведите арестованного.
— Разрешите еще только один вопрос, — заметил Горн, за все время допроса не произнесший ни слова.
— Пожалуйста. — Шеф изумленно взглянул на Горна. Что за странный человек! Окружил дело такой таинственностью, привлек внимание всего города, нашел убийцу, а теперь у него такой вид, как будто этот изверг Кюртен зарезал парочку гусей!
— Мотив всех ваших преступлений за последние два года? — небрежно спросил Горн, постукивая папиросой по серебряной крышке портсигара.
— Этого никто никогда не узнает!
— В этом я не сомневался. Между прочим, вы любите зеленый цвет? Взгляните, какой прекрасный образчик! — И Горн, вынув из жилетного кармана изумрудный перстень, повертел его перед глазами изумленного Кюртена. Его любезный тон так не вязался с обстановкой и помертвевшим лицом арестованного, что на лицах всех инспекторов отразилось полное недоумение.
— Я ничего не скажу, — еле двигая губами, выговорил Кюртен.
— Я и не требую этого, — возразил Горн.
— Здесь что-то не так, — произнес Томас Мун на ухо шефу.
— Да, мы поговорим с Горном, — заметил тот. — Господин комиссар…
— Я попрошу всех пройти в мой кабинет, — перебил Горн, — и вас, мистер Мун, также. Через полчаса я буду к вашим услугам, а пока мне нужно покончить с этим делом. Инспектор Рейхгольд, прошу следовать за мной!
Это звучало как приказание, и тот, нервно передернув плечами, направился вслед за высокой фигурой комиссара по коридору.
— Убийца отведен в камеру номер четыре, — заметил по пути Рейхгольд.
— Разве? А я приготовил для него седьмой номер.
Горн остановился около двери с номером семь и пропустил инспектора вперед, заперев за собой двери.
На скамейке рядышком сидели… Рут и Мяч. Профессионалы и критики, читая литературные произведения Горна, всегда поражались его глубокому знанию человеческой, и в частности преступной психологии. Он любил прибегать к неожиданным эффектам, но умел также пользоваться ими. Инспектор Рейхгольд остановился ошеломленный, никак не ожидая увидеть эту парочку, — короткой секунды его замешательства было достаточно. Раздался сухой треск — на руках инспектора защелкнулись наручники. В ту же минуту Мяч направил на него револьвер.