Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Преступники-сыщики

   — Джордж, мне порядком надоел этот мистер Трю. Сегодня утром Леон говорил, что в Новом Лесу есть глубокий пруд, на дне которого человек, закованный в цепи, мог бы пролежать необнаруженный целый век. И вот я подумал…
   Джордж Манфред весело рассмеялся.
   — Это очень мило, но попробуем обойтись другими средствами, хотя мистер Трю давно заслужил…
   При обсуждении этой проблемы за обедом Гонзалес также не смог предложить ничего конкретного.
   — Любопытнее всего то, что у Трю нет никаких капиталов в Англии, — сказал он. — Так, два-три остаточных счёта в банках, скорее для прикрытия. Я следил за ним в течение года. Он никуда не выезжает, но его скромную квартирку в Уэстминстере я обыскивал столько раз, что мог бы ходить по ней с завязанными глазами.
 
   …Это было весной 1925 года. Тройка не смогла подступиться к этой проблеме, пока не стало известно о таинственном исчезновении некоей Маргариты Лейн, служившей прислугой у миссис Колфорд Крин.
   Однажды вечером она отправилась в аптеку за ароматической солью для своей госпожи и пропала бесследно. Хорошенькая девятнадцатилетняя девушка, сирота, она не имела в Лондоне ни родственников, ни знакомых.
   Около недели спустя один из известнейших адвокатов Лондона, войдя в зал Лейтер-клуба, увидел за небольшим столиком элегантного господина и тут же направился к нему.
   — О, мистер Гонзалес! — воскликнул он. — Вот уж не ожидал встретить вас здесь!
   Леон, усмехнувшись, подлил рейнвейна в свой бокал.
   — Любезный мистер Серлс, — возразил он, — это как раз то место, где мне более всего подлежит быть сегодня. Видите человека, галантно беседующего с той полной дамой? Этот человек не вламывается в квартиры и не стреляет из револьвера, однако, он торгует подложными акциями, безжалостно разоряя легковерных людей. Но это только до поры. Я всё равно рассчитаюсь с ним.
   По красному лицу адвоката скользнула недоверчивая улыбка, когда он усаживался рядом с Гонзалесом.
   — Это будет нелегко сделать. Мистер Трю очень богат и не менее умён.
   Леон вставлял папиросу в янтарный мундштук и был, казалось, всецело погружён в это занятие.
   — Может быть, мне не следовало сообщать вам столь недвусмысленной угрозы, — сказал он. — Мистер Трю является приятелем вашей клиентки, не так ли?
   — Миссис Крин? — спросил Серлс. — Клянусь вам, я даже не подозревал об этом.
   — Значит, я ошибся, — сказал Леон и перевёл разговор на другую тему.
   Он нисколько не сомневался в том, что держатель акций не только был приятелем миссис Крин, но в ту самую ночь, когда исчезла Маргарита Лейн, он находился в доме её госпожи. Миссис Крин, однако, не сочла нужным сообщить об этом ни в полицию, ни на Керзон-стрит.
   Миссис Крин была довольно миловидной молодой вдовой, снимающей скромную квартирку близ Ганновер-Курт. Было известно, что она жила на средства, оставленные ей мужем.
   Леон, как ни старался, ничего не смог узнать о её покойном муже. О ней было известно, что частые поездки за границу в последнее время стали чуть ли не отличительной чертой характера безутешной вдовы. Она посещала даже такие отдаленные страны, как Румыния. В этих поездках её неизменно сопровождала ныне исчезнувшая Маргарита. В Праге, в Будапеште и в Варшаве миссис Крин устраивала роскошные рауты. Возвращаясь в Лондон, вела жизнь подчёркнуто скромную…
   Леон кивнул лакею и уплатил по счёту. Его взгляд упал на противоположный столик, за которым сидел мистер Трю. Леон улыбнулся, представив себе, какое выражение было бы у этого господина, если бы он узнал, что в кармане Гонзалеса находится копия некоего брачного свидетельства, добытого с немалым трудом несколько часов назад.
   Чувство, заставившее его покинуть клуб, нельзя назвать иначе, чем наитием свыше.
   Он взглянул на часы. Было довольно поздно, но всё же можно было рискнуть навестить миссис Крин.
   Через десять минут он уже был дома у вдовы. Лифт поднял его на третий этаж. Миссис Крин отворила ему сама. Очевидно она ждала кого-то другого, так как в первое мгновение немного растерялась.
   — О, мистер Гонзалес! — воскликнула она. — Есть новости о Маргарите?
   — К сожалению, пока нет, — ответил Леон. — Могу я поговорить с вами несколько минут?
   Очевидно, она почуяла неладное.
   — Но… сейчас довольно поздно…
   — Мне бы не хотелось приезжать сюда ещё раз рано утром…
   Она довольно неохотно впустила его.
   Леон был у неё не впервые. Ему давно уже бросилось в глаза то, что несмотря на скромность образа жизни вдовы, обстановка квартиры было очень дорогой.
   Хозяйка предложила ему стакан виски с содовой. Он поблагодарил, но к стакану не притронулся.
   — Я хочу спросить вас, — начал он, — как долго вы пользовались услугами Маргариты?
   — Больше года.
   — Она себя хорошо зарекомендовала?
   — О, да. Впрочем, я ведь вам уже говорила о ней.
   — Вы говорили, что она знала языки.
   — Французский и немецкий. Она воспитывалась в одном семействе в Эльзасе, так что…
   — А для чего вы послали её за английской солью?
   Она сделала нетерпеливое движение.
   — У меня в тот день ужасно болела голова. Маргарита сама вызвалась сходить за солью.
   — А мистер Трю не мог сам сходить?
   Она вздрогнула. Лицо её исказилось.
   — Мистер Трю? Что вы хотите этим сказать?
   — Он же в тот вечер был у вас. Вы ужинали вдвоём, как и подобает супружеской чете.
   Она, закусив губы, смотрела на него и молчала.
   — Собственно, мне непонятно, почему вы так тщательно скрываете ваше замужество, миссис Крин. Мне, например, прекрасно известно, что ещё пять лет тому назад вы были не только супругой мистера Трю, но и поверенной в его делах, то есть, вы помогали ему в его… гм… в его финансовых операциях. Не так ли? Когда вы ездили за границу, эта девушка была с вами?
   Она нехотя кивнула.
   — С какой целью вы ездили в Будапешт, Бухарест, Вену? Только чтобы развлечься? Или тут соображения делового характера?
   Ответа не последовало.
   — В таком случае позвольте сказать мне. В каждом из этих городов имеется банк. В каждом банке — несгораемое отделение. В каждом отделении — ваш частный сейф. Не так ли?
   Она резко поднялась. Губы её дрожали.
   — Кто вам сказал? — спросила она вяло.
   В это время раздался мелодичный звон колокольчика.
   — Я открою, — решительно сказал Леон и, прежде чем она смогла что-либо возразить, он в несколько прыжков преодолев коридор, уже открывал дверь.
   — Войдите, мистер Трю, — мягко проговорил Леон, обращаясь к изумлённому финансисту. — Думаю, что смогу сообщить вам много интересного.
   — Вы… вы… — пробормотал Трю, — вы по поводу пропавшей девушки?
   — Я полагаю, найти её будет довольно сложно кому бы то ни было, — загадочно произнёс Леон.
   Между тем миссис Крин успела овладеть собой.
   — Я очень рада, что вы зашли, мистер Трю. Этот господин утверждает невероятные вещи…
   — Какие же? — спросил финансист.
   — Какой-то абсурд… Будто вы являетесь моим… мужем.
   — Вот как? — спокойно произнёс мистер Трю. — Это любопытно. Не пройти ли нам в гостиную?
   В гостиной мистер Трю неторопливо опустился в кресло, закурил и лишь тогда продолжил начатый разговор.
   — Итак, — сказал он медленно, — вы намекаете…
   Леон резко оборвал его.
   — Едва ли можно считать намёком находящуюся при мне копию брачного свидетельства. Впрочем, это меня не касается. Пусть на вашей совести остаётся и вопрос о том, как вы поступали с вашими клиентами. Меня сейчас интересует другое: правда ли, что во многих крупных городах Европы имеются ваши личные сейфы?
   — У меня есть некоторые сбережения на материке, но мне не совсем понятно…
   — Поверьте, это не праздный вопрос, мистер Трю. Вы сейчас всё поймёте. Если будете говорить правду. Ключи от этих сейфов у вас?
   — Интересно… Хорошо, я отвечу вам на ваш вопрос. Сейфы, действительно, имеются… Но без ключей…
   — Дальше можете не продолжать, — сказал Леон. — Замки зашифрованы. Шифры постоянно находятся при вас. Скорее всего в жилетном кармане.
   — Что вам нужно? — резко спросил мистер Трю.
   — Мне? Всё, что мне нужно, я уже получил. А шифры мне не нужны. Они уже никому не нужны, даже вам.
   — Как вас понимать?
   — Маргарита Лейн отправилась за лекарством…
   — Да, но…
   — Для вас! — указательный палец Гонзалеса был нацелен на финансиста.
   Трю секунду помолчал, потом нехотя произнёс:
   — Мне стало плохо.
   — Мистер Трю лишился чувств, — вметалась миссис Крин. — Я послала Маргариту поискать соль в моей спальне но её там не оказалось. Тогда она предложила сходить в аптеку.
   — Так, — сказал Леон, — всё становится на свои места. В котором часу вы пришли к миссис Крин?
   — Около семи.
   — Обычно, когда вы приходите домой, вы в столовой…
   — В гостиной, — поправила миссис Крин.
   — Извините, в гостиной выпиваете несколько рюмок ликёру перед обедом. Так?
   — Так.
   — Выпив в тот день ликёр, вы вдруг потеряли сознание. В ликёр были подмешаны снотворные капли. Миссис Крин в комнате не было. Когда вы упали, Маргарита Лейн беспрепятственно ознакомилась со всеми вашими шифрами, о которых узнала, сопровождая миссис Крин в её поездках по Европе. Так что шифры эти вам уже не потребуются, можете о них не беспокоиться, господин акционер.
   Мистер Трю некоторое время отрешённо смотрел на сыщика, потом медленно повернулся и вышел…
   Из соседней комнаты послышался выстрел.
 
   — Так вы полагаете, что эта девушка — не простая служанка? — спросил Пойккерт за ужином.
   — Убеждён, что это дочь одного из разорённых клиентов мистера Трю. И даже догадываюсь, кого.
   — Ну-ну, — подзадорил Леона Манфред.
   — Помните генерала Фоола? — спросил Леон. — Так вот, на прошлой неделе я послал ему телеграмму с просьбой ответить, жила ли его дочь всё это время с ним или нет… Он ответил, что недавно она вернулась из-за границы, где продолжала образование. Зовут её Маргаритой… Да, — добавил он, помолчав, — быть прислугой у знатной дамы и в то же время так блистательно обвести вокруг пальца знаменитого афериста — это тоже своего рода высшее образование!

Глава 9.
Человек, певший в церкви

   Почти все дела о шантаже поступали к Леону Гонзалесу. Друзья единодушно признали в нём специалиста по раскрытию этой категории преступлений. Леон считал, что люди, виновные в шантаже, заслуживают такого же наказания, как детоубийцы, отравители и т.д.
   Так и в деле мисс Броун и человека, певшего в церкви, он отнёсся к суровому приговору весьма одобрительно.
   Мисс Броун, как она называла себя, хотя её звали совсем иначе, избрала для своего визита тот предвечерний полумрак, тот послеобеденный «час курительной комнаты», когда мужчины склонны мечтать или подрёмывать в уютных креслах.
   — Для почты слишком рано, — заметил Джордж Манфред, когда в передней раздался звонок. — Погляди, кто там, Раймонд. Но прежде, чем ты пойдёшь, я хочу заявить, что в дверь звонит молодая женщина в чёрном платье, довольно грациозная, очень нервная и чем-то весьма озабоченная.
   Раймонд Пойккерт, пожав плечами, вышел из комнаты.
   — С твоего места, Джордж, видна улица. Так что хвалиться особенно нечем, — заметил, отрываясь от газеты, Леон Гонзалес.
   Джордж пустил в потолок кольцо дыма.
   — Я и не хвалюсь, — проговорил он лениво. — Раймонд также мог видеть её, и ты, если бы не читал газеты… Она прошла мимо окон три раза и при этом поглядывала на нашу дверь…
   — Она хочет видеть кого-нибудь из нас, — сказал Раймонд Пойккерт, входя. — Её зовут мисс Броун, но я сильно сомневаюсь в этом.
   — Лучше пойди ты, — подмигнул Манфред Леону.
   Войдя в небольшую гостиную, Гонзалес застал там девушку, стоящую спиной к окну.
   — Мне было бы удобнее, если бы вы не зажигали свет, — сказала она спокойным, твёрдым голосом.
   Леон улыбнулся.
   — Я и не собирался это делать мисс…
   — Броун, — сказала она, — я уже представилась вашему приятелю.
   — Да-да, — сказал он, — вы не первая из наших посетителей, желающих сохранить инкогнито. Присядьте, пожалуйста. Я знаю, у вас мало времени. Вы ведь спешите на поезд.
   — Откуда вы знаете? — спросила она изумлённо.
   — Иначе вы пришли бы позже, когда совсем стемнеет.
   Она села.
   — Да, я должна уехать пораньше, — согласилась она. — Мистер Манфред…
   — Гонзалес, — поправил он.
   — Мне нужен ваш совет.
   Она говорила ровным, спокойным голосом, но за этим спокойствием Леон уловил скрываемую тревогу.
   — Меня шантажируют. Вы, наверное, посоветуете обратиться в полицию, но, боюсь, что полиция здесь не поможет. Кроме того, я сама бы не хотела передавать дело в суд. Мой отец, — она явно подыскивала слово, — государственный деятель. Если он узнает…
   — Вы были неосторожны в письмах? — спросил Леон с участием.
   — В письмах и… в других вещах… Лет шесть тому назад я была практиканткой при больнице Святого Иоанна. Выпускных экзаменов не сдавала по причине… вы сейчас всё поймёте. Мои хирургические познания не принесли особой пользы, правда, я однажды спасла человека от гибели, хотя сомневаюсь, что он этого заслуживал. Впрочем, это к делу не относится… В больнице я познакомилась с одним медиком и, как это часто бывает в семнадцать лет, влюбилась в него по уши. Я не знала, что он женат, хотя он мне рассказал об этом прежде, чем наша дружба… зашла за известный предел… Виновата я сама… Пошли письма…
   — И эти письма сейчас послужили основой…
   — Да.
   — Кто же шантажирует вас?
   — Он. Ужасно, не так ли? Он опускался всё ниже и ниже… У меня были свои деньги. Моя мать оставила мне ежегодную ренту в две тысячи фунтов… Я платила…
   — Когда вы виделись с ним в последний раз?
   — В первый день последнего Рождества…
   Она вдруг смутилась и продолжала, едва переводя дыхание:
   — Я встретилась с ним случайно. Он меня не видел, но для меня это было большим потрясением… Это был его голос… у него чудный голос…
   — Он пел? — спросил Леон, когда она остановилась перевести дыхание.
   — Да, в церкви.
   И она заговорила быстро-быстро, словно желая поскорее избавиться от тягостных воспоминаний и заставить забыть о них собеседника.
   — Это случилось спустя два месяца после его первого письма. Он писал ещё по нашему старому адресу, в Лондон. Он просил пятьсот фунтов. До этого я уже давала ему деньги. Я написала, что больше платить не намерена. И вот тогда-то он прислал мне фотографию одного из моих писем. В то время я была уже помолвлена. По-видимому, Джон узнал из газет о моей помолвке…
   — Вашему жениху ничего не известно?
   — О, разумеется нет… В этом случае всё было бы кончено.
   Леон вынул из кармана записную книжку.
   — Джон…?
   — Джон Лезерит, Львиный бульвар, улица Белой церкви, 25.
   Леон старательно записал адрес.
   — Но какое конкретное событие привело вас сюда?
   Она вынула из ридикюля письмо.
   Леон заметил, что конверт не был надписан. Очевидно, ей не хотелось, чтобы стали известны её адрес и фамилия.
   Он прочёл типичное письмо вымогателя. Автор просил дать ему три тысячи фунтов не позднее третьего числа наступающего месяца, угрожая в противном случае передать все материалы по назначению…
   — Я сделаю всё, что в моих силах. Но как же мне поддерживать с вами контакт? — спросил Леон. — По весьма понятным причинам вам нежелательно открывать своё имя и адрес.
   Вместо ответа она положила на стол небольшую пачку банкнот.
   Леон улыбнулся.
   — Этот вопрос мы обсудим, когда достигнем результата. Что же мне сделать для вас?
   — Мне бы хотелось, чтобы вы раздобыли письма и, если возможно, так напугали его, чтобы он перестал меня беспокоить. Что же касается денег, то лучше рассчитаться сейчас.
   — Это противоречит уставу нашего предприятия, — весело возразил Леон.
   Она дала ему какой-то адрес, сразу показавшийся ему условным.
   — Пожалуйста, не провожайте меня, — сказала она, взглянув на часы-браслет. Он подождал, пока за ней не закрылась дверь, и поднялся наверх.
   — Мне столько известно об этой даме, что я мог бы написать целый очерк, — сказал он.
   — Расскажи хоть что-нибудь, — попросил Манфред, но Леон только покачал головой.
   В тот же вечер он направился на улицу Белой церкви.
   Львиный бульвар оказался неказистой улочкой, совсем не соответствующей столь громкому названию. На третьем этаже одного из старинных домиков он увидел свежевыкрашенную табличку: «Дж. Лезерит, экспортёр».
   Леон постучал в дверь. Никто не ответил.
   Он постучал сильнее. Послышался скрип кровати и чей-то недовольный голос. Потребовалось довольно продолжительное время, чтобы убедить хозяина открыть дверь.
   Леон очутился в продолговатой комнате, освещённой настольной электрической лампой без абажура. Мебель состояла из кровати, старого умывальника и колченогого стола, загромождённого кипами макулатуры.
   Хозяину, стоявшему перед ним в грязной сорочке и брюках, было на вид лет тридцать пять. Лицо его было небритым. В комнате пахло опиумом.
   — Что вам нужно? — проворчал Дж. Лезерит, подозрительно оглядывая вошедшего.
   Леону достаточно было одного взгляда, чтобы иметь представление о наклонностях и образе жизни хозяина комнаты.
   — Если вам нужны письма, то они вот где! — Выкрикнул тот, поднеся кулак к лицу Леона. — Можете вернуться к ней и сказать, что ваш визит увенчался тем же успехом, что и у первого гонца.
   — Вы самый отчаянный из всех мошенников, которых я знал, — сказал Леон. — Вам, полагаю, известно, что эта молодая особа собирается отдать вас в руки правосудия?
   — Пусть попробует! Пусть только попробует! Тогда её письма прочтут в зале суда! Ах, сколько хлопот я вам причиняю, не говоря уже о Гуэнде! Помолвлена, скажите на милость! Уж не вы ли её так называемый жених?
   — Будь я им, вы были бы уже без головы, — хладнокровно возразил Леон. — Если бы вы были умнее…
   — Ах, вот как! Вы пытаетесь сделать из меня сумасшедшего? Не выйдет! У меня медицинское образование…
   С внезапной яростью он отбросил своего гостя к двери.
   — Вон! Убирайтесь отсюда!
   Нападение было столь остервенелым, что Леон первое мгновение даже растерялся. Но вступать в открытый конфликт он не хотел, чтобы не портить отношений с полицией, и поэтому позволил истеричному мошеннику выставить себя за дверь.
   Всё поведение Джона говорило о том, что письма находятся именно в этой комнате… Лет пять назад операция по их изъятию не заняла бы много времени, но сейчас… Леон вздохнул и направился на Керзон-стрит рассказать приятелям о своей неудаче.
   На следующий день за обедом все трое живо обсуждали эту, вдруг ставшую сложной, проблему.
   — Выйди он из дома, — дело обстояло бы гораздо проще, но вся загвоздка в том, что он не выходит, — говорил Леон. — Впрочем, мы с Раймондом могли бы и так обыскать комнату без особых затруднений. Каждое утро негодяй выпивает бутылочку молока. Следовательно, нам не трудно будет усыпить его, если мы нанесём ему визит сразу после молочника.
   Манфред покачал головой.
   — Лучше изберите другой способ. Дело не стоит того, чтобы ради него идти против полицейских правил.
   — Эти правила неизмеримо мягче, — заметил Пойккерт, саркастически улыбаясь.
   — Меня сильно занимает одна деталь, — сказал Леон. — Она слышала его пение в церкви в день Рождества. У меня не укладывается в голове, что этот… субъект стал бы упражняться в пении рождественских псалмов. Я просто не в силах этого предположить. Однако, она твёрдо заявляет это… Так или иначе я должен завладеть этими злополучными письмами.
   Гонзалес не любил терять время. На следующее утро спозаранку он уже наблюдал, как молочник поднимался по лестнице к жилищу Лезерита. Едва он вышел из парадного, Леон уже бежал вверх по лестнице, но, к сожалению, успел лишь заметить, как чья-то рука забирала бутылку с молоком. Приготовленный Леоном маленький флакончик с бесцветной жидкостью остался неиспользованным.
   Следующее утро также не принесло успеха.
   Ночью следующих суток, во втором часу, он проник в дом, на четвереньках бесшумно прополз по лестнице и приник к двери Лезерита.
   Дверь была заперта изнутри, но Леону удалось клещами захватить кончик ключа и повернуть его… Он тихонько нажал ручку двери, но та не поддалась. Кроме замка существовала ещё и задвижка… На следующий день он опять подошёл к дому и стал осматривать его снаружи. Чтобы забраться в окно, потребовалась бы очень высокая лестница…
   После краткого совещания с Манфредом пришлось отказаться и от этого плана.
   — Отчего бы не вызвать его телеграммой на встречу с мисс Броун? — предположил Манфред.
   — Уже пробовал, мой дорогой друг, — сказал Леон, вздыхая, — я даже имел под рукой маленького Дика Левсона, чтобы незаметно обыскать его карманы… Увы, он не явился… Он никому ничего не должен, он чтит законы, к нему невозможно придраться. Боюсь, как бы мне не пришлось ударить лицом в грязь перед мисс Броун, — покачал он головой.
   Лишь несколько дней спустя он написал по условленному адресу, только теперь узнав, что это была небольшая писчебумажная лавчонка, куда можно было переслать письма.
   Неделей позже инспектор Медоуз, поддерживающий со Справедливыми дружеские отношения, зашёл к Манфреду за советом по поводу какого-то фальшивого испанского паспорта. Манфред в подобных делах пользовался большим авторитетом, к тому же знал массу анекдотов о преступлениях, совершённых испанцами, так что консультация затянулась далеко за полночь.
   Желая прогуляться, Леон проводил инспектора до Риджент-стрит. Разговор зашёл о мистере Лезерите. Инспектор оживился.
   — О, я его знаю великолепно! Года два тому назад я уличил его в предъявлении подложной доверенности и упрятал в Лондонскую центральную на восемнадцать месяцев… Да, это ведь он предал Майкла Ленсолла…
   — Взломщика?
   — Короля взломщиков! Майкл был приговорён к десяти годам тюрьмы, но когда он выйдет, я не хотел бы оказаться на месте Джона Лезерита…
   Вдруг Леон остановился как вкопанный посреди улицы и разразился гомерическим смехом.
   — Я не вижу в этом ничего смешного, — серьёзно сказал Медоуз.
   — А я вижу! — смеясь возразил Леон. — Какой же я болван!
   — Вам нужен Лезерит? — спросил Медоуз. — Мне известно, где он живёт.
   — Нет, он мне вовсе не нужен, — покачал головой Гонзалес, но я с удовольствием бы провёл в его комнате минут десять.
   — Зачем?
   Леон неопределённо пожал плечами.
   Он вернулся на Керзон-стрит и тут же стал рыться в разных справочниках и изучать карту Англии. Он пошёл спать последним и встал первым, так как его комната располагалась ближе всех к парадной двери.
   Его разбудил сильный стук в дверь.
   Шёл сильный дождь. Прильнув к окну, он с трудом узнал Медоуза. Накинув халат, Леон побежал открывать дверь.
   — Помните, мы с вами вчера вечером говорили о Лезерите? — начал инспектор, войдя в приёмную.
   Голос его был резок и официален. Взгляд был насторожен и строг.
   — Припоминаю.
   — Вы этой ночью не выходили ещё раз?
   — Нет. А что?
   Опять подозрительный взгляд.
   — Лезерита убили сегодня ночью, в половине второго, а в комнате всё перевёрнуто вверх дном.
   Леон посмотрел на инспектора долгим взглядом.
   — Вы нашли убийцу?
   — Ещё нет, но мы разыщем его. Дежурный полисмен видел, как кто-то спускался по водосточной трубе. Ясно, что он проник в комнату Лезерита через окно. Лезерит был найден на постели мёртвым. Он получил удар по голове отмычкой. Преступнику удалось скрыться, но на окне остались отпечатки трёх пальцев, а так как он, несомненно, уже имел с нами дело, то эти отпечатки равносильны фотографической карточке. Что вы скажете на это?
   — Я в восторге! — воскликнул Леон.
   Когда инспектор ушёл, он бросился будить своих друзей, чтобы поделиться новостью.
   На этом неожиданности не закончились. Когда друзья сидели за утренним кофе, снова явился Медоуз. Он вошёл, скорее вбежал в комнату бледный, с блуждающим от волнения взглядом.
   — Здесь кроется тайна, которая даже вам не под силу, друзья мои, — начал он. — Сегодняшний день вписал чёрную строку в историю Скотленд-Ярда и дактилоскопии как науки… Сведена на нет целая система…
   — Что случилось? — нетерпеливо спросил Манфред.
   — Рухнула система отпечатков пальцев, — заявил Медоуз. Пойккерт, почти боготворивший эту систему, уставился на него с явным недоумением.
   — Мы нашли дубликат, — сказал инспектор. — Отпечатки пальцев, несомненно, принадлежат Майклу Ленсоллу, а между тем, что тоже несомненно, Майкл Ленсолл сейчас находится в Уилфордской тюрьме, отбывая десятилетнее наказание.
   Что-то заставило Манфреда посмотреть на Гонзалеса. Лицо его излучало радость.
   — Человек, певший в церкви, — произнёс он негромко. — Это лучшее из всех дел, какие мне довелось вести! Дорогой Медоуз, присядьте, закусите с нами! Нет, нет, обязательно присядьте! Я хочу кое-что узнать о Ленсолле. Могу я повидать его?
   Медоуз взглянул на него с изумлением.
   — Зачем это вам?.. Да, такого позора мы никогда ещё не переживали. Скажу вам больше: когда мы показала полисмену фотографический снимок Ленсолла, он признал в нём того самого человека, который спускался по водосточной трубе! Тогда я подумал, что Ленсолл удрал из тюрьмы. Так нет же! Сидит!
   — Могу я увидеть Ленсолла?