Страница:
ни обувки, а до школы четыре версты. Свою еще в деревне не успели построить.
В доме, кроме картошки и корки хлеба, - никакой еды. Но Митька твердо стоял
на своем.
И мама начала готовить сына в школу. Распорола порванный кожушок,
слепила из кусочков по росту Митьки новый, а из белого посконного полотна
сшила армячок, который надевался поверх меха. Да такой славный вышел
армячок, с двумя карманами! Василинка сплела веревочные лапти. Учитель
разрешил мальчику жить на кухне при школе. В воскресенье набирали корзину
картошки, пекли лепешку, и Василинка относила эти "лакомства" в школу для
Митьки.
Однажды учитель пригласил Василинку остаться в школе: вечером будет
собрание, а потом ученики покажут концерт.
Надо ли было уговаривать Василинку остаться!
Долго собирались на сходку крестьяне, долго обсуждали, кого выбрать в
сельсовет и комитет взаимопомощи. Но вот в небольшом школьном зале потушили
свет. На помост вышел мальчик, меньше Митьки, и звонким голосом, без
запиночки, стал читать стихотворение о том, как маленького коммунара поймали
вражеские солдаты, а он попросил, чтобы его отпустили проститься с матерью.
"Я вернусь, - гордо говорил мальчик, - я не боюсь смерти!" Мать умоляла его:
"Сынок, останься, ты же маленький, солдаты уже забыли о тебе!" Но маленький
коммунар дал слово и не мог его нарушить.
Я не могу остаться, нет,
Там братья умирают!
Взгляни в окно: уже рассвет.
Ты слышишь - там стреляют! -
как колокольчик, звучал детский голосок, и Василинке показалось, что
она видит, как подался назад взбешенный офицер с тонкогубым и остроносым,
как у Лаврена, лицом и отвел глаза в сторону, не мог выдержать ясного
взгляда мальчика...
И вдруг на сцену выбежал Митька. Сердце у Василинки громко забилось. А
тот, словно каждый день выступал перед людьми, громким голосом начал:
Призадумались вдовушки,
Опустили вниз головушки.
От родной земли вдали
Их кормильцы полегли
В чужедальной стороне,
На проклятой той войне.
Слезы льют сиротки-дети -
Нету хлеба, пусто в клети.
Вновь пришла весна-красна,
Людям стало не до сна,
Пашут, засевают поле,
Кто поможет им, бездольным?
Комитет их услыхал
И семян отборных дал...
Люди слушали со вниманием, а Митька, прочитав длинное стихотворение,
трижды поклонился и скрылся за сценой. В зале шумно захлопали в ладоши.
- Ей-богу, все правда, чистая правда, - вслух говорила какая-то
женщина. - Мне и семян дали, и лес бесплатно на хату отпустили, спасибо,
спасибо Советской власти.
Тетя так расчувствовалась, что, наверное, еще бы долго говорила, если
бы на сцену не вышли две девочки и два мальчика и не начали петь.
Дома Василинка с восхищением рассказала обо всем, что услышала о
Митьке, о его успехах в учебе и смелом выступлении перед людьми. А смогла ли
бы так Василинка? Раньше, когда в городе жили, и она в спектакле
выступала...
Венец за венцом строили школу в Березовой Роще. Немного поодаль от
деревни, на пригорке, каждый день, и даже в воскресенье, работали взрослые и
подростки. Управившись с хозяйством, спешили на стройку и некоторые женщины.
Работали дружно, горячо, со смехом и шутками. А из-за высокого забора старая
Халимониха приглядывалась и прислушивалась к веселому говору, удивлялась,
что так быстро движется дело.
- И откуда только черти этого Василия принесли? Сколько людей на войне
убило, а его и пули миновали. Того и гляди, под нас подкоп ведет. Надо ж, и
моего Лавренку принудили гонт возить из города. Чтоб его взяло да не
отпустило, этого закоперщика.
Но крестьяне, в том числе и Василинка, не очень прислушивались к этим
разговорам. Хватало у людей забот и без того.
Зима в том году наступила дружная и ранняя. Снегу намело под самые
окна. Казалось, что деревня спит в сугробах. Но это только на первый взгляд.
В хатах не смолкали споры. Вместе собирались то у одного, то у другого
соседа. В небольшой Анетин домишко набивалось народу, что не повернуться.
Кто приходил пораньше, садился на лавку, а остальные стояли, подпирая стену
или притолоку. Мужчины дымили самосадом, Василинка внимательно ко всему
прислушивалась. Она понимала, что-то переменилось, что-то новое через леса и
болота докатилось до Березовой Рощи.
Василий вдохновенно втолковывал людям, какой путь открывает перед
трудящимися Ленин, партия. Только сообща, объединив свои полоски в одно
поле, в коллективном труде завоюют крестьяне лучшее житье.
- Помните старую сказку, - говорил он, - нельзя березовый веник
переломить на колене, а развязав, даже ребенок переломит его по одному
прутику.
Все соглашались с Василием, но браться за дело не спешили. Не хватало
смелости. Всю жизнь и деды и прадеды за свое держались.
- Даже в одной семье дети с родителями согласия не находят, а тут всей
деревней вместе работать собираетесь, - словно жалея крестьян, тревожилась
старая Халимониха.
Василинка чувствовала, что эти ехидные словечки вызывали недоверие к
Василию. Но тот не сдавался.
- Был я в соседнем уезде, в Задвинье - и там зажиточные хозяева
богатеют, а беднота страдает, как и в Березовой Роще. Кулаки приобретают
жатки и конные косилки, у них на токах работают молотилки, а бедняки пекут
хлеб, как и у нас, пополам с мякиной. Но там они уже договорились, что будут
вместе обрабатывать землю. Друзья, попробуем и мы так сделать!
- Ей-богу, мои родненькие, правду говорит Василий, - подала голос
Агата.
- Ты, может, первая свою лошадь и корову отдашь? - подпустила шпильку
Халимониха.
- И чего ты встреваешь в разговор на каждом слове? Ни одного собрания
без тебя не обойдется, - Агата вскочила на ноги.
Раскрасневшись от жары и возмущения, женщина сбросила серый платок, и
Василинка ойкнула от удивления: какая же она, оказывается, красавица, эта
вечно согбенная от тяжелой работы и забот Агата.
Все с удивлением глядели на нее.
- Спасибо, тетя Агата! - произнес Василий. - Никого неволить не будем.
Давайте сейчас разойдемся по домам, а через несколько дней вновь встретимся
и подробно все обсудим.
Школа еще не была закончена, но желтые стены под гонтовой крышей высоко
подымались на пригорке. Пол и потолок уже настелены. Осталось окна
застеклить и печи побелить. Василий на току у Николая строгал доски для
ученических столов и лавок. Петр и Ананий помогали ему. В холодном помещении
коченели руки, стыли ноги, но Василий не отступал. Не обращал внимания и на
то, что Анисья каждый день затевала разговор о своем доме:
- Что ж, нам век вековать у бабушки Анеты?
Василий и слушать не хотел:
- Не время нынче заниматься своим домом. Не гонит же бабушка Анета!
Василинке тоже хотелось бы перебраться в свой дом, но сейчас она горячо
поддерживала отчима: в школе будет учиться и Митька.
Весной, едва успели отсеяться, обобщив на первых порах только землю,
приехала лесоустроительная партия из Гомеля, в которой было много студентов.
Руководитель партии, инженер-таксатор, поселился с молодой женой в соседней
хате. Василинкина мать варила им еду.
Теперь Василинка работает в лесу, вместе с Ниной валит деревья. Сперва
подрубают с одной стороны сосну, елку или березу, а потом, ухватившись за
ручки пилы, таскают ее взад-вперед до полного изнеможения. Особенно трудно
валить сосны. Чуток попилишь - и смола заливает пилу. Девушки носили с собой
бутылочку с керосином. Смажут пилу, соскребут смолу - и снова стараются.
Подпилив дерево почти до конца, вынимали пилу, брали жерди, изо всех сил
упирались их концами поближе к вершине и толкали в сторону подрубки. Дерево
неторопливо трогалось с места, подпрыгивало, с шумом и треском падало на
землю. Повалив дерево, девушки чувствовали себя победителями.
Немного отдохнув, брали в руки топоры, тюкали по сучьям, отрубали
вершину. Сучья складывали в кучу, чтобы потом сжечь. Дерево пилили на куски,
а потом брали пробу на смолистость. Маленький буравчик медленно впивался в
твердое тело, надо было приложить немало сил, чтобы пробирка наполнилась
желтоватой жидкостью.
Но Василинке удалось поработать всего пару недель.
- Не могу глядеть, как эта девчушка надрывается! - говорил Евгений
Петрович, таксатор.
- Да вы не обращайте внимания, она ко всякой работе привычная, -
уверяла мать. - Может, она плохо работает или ленится?
- Что вы, наоборот! Девчата стараются изо всех сил!
- Евгений Петрович! - взмолилась мать. - Пусть Василинка поработает.
- Нет, нет, и не просите, не могу. Советские законы не разрешают, чтобы
подростки трудились на тяжелых работах. Пусть подождет, найдется работа
полегче, тогда позову.
Василинка очень жалела, что так случилось. Она давно считала себя
взрослой, никто до сих пор не делал ей скидки на возраст.
Иногда таксатор поручал Василинке сбегать в штаб лесоустроителей,
отнести пакет. Разве это работа? За такие поручения и деньги получать
стыдно. Но недели через две Василинке с Ниной и вправду нашлась работа. Они
металлической лентой измеряли длину проложенных в лесу просек. Одна стояла
на месте, пока другая шла и тянула за собой ленту, а там, где кончалась
лента, ставили металлический прутик. Студент-практикант записывал в
блокнотик, и девчата шли дальше.
Но удивительно: на этой легкой работе Василинка очень уставала. Целый
день ходит по болоту, по кустам, а еще проклятые комары донимают. Студенты
тоже уставали, но все равно ухаживали за деревенскими девушками и до поздней
ночи засиживались под окнами в палисадниках. На Василинку с Ниной они не
заглядывались, хотя те меж собой обсуждали, кто из практикантов самый
красивый.
Мама не спускала глаз с Василинки, не разрешала ей ходить на гулянья.
Да и сама Василинка не рвалась на вечеринки. Одно-единственное ситцевое
голубое платье, которое сшили ей перед Тониной свадьбой, выгорело пятнами от
солнца. Показываться в таком наряде перед парнями - неудобно.
И все же что-то тревожило и волновало сердце, особенно после того
незабываемого купальского праздника.
Удивительно солнечным и теплым выдался этот день. Управившись с
хозяйством, девушки пошли собирать цветы.
Сенокосы стояли неубранными - до Петрова дня их не трогали. Собирать
тут цветы не разрешалось, чтобы не помять траву. И девчата разбрелись по
лесу. Ликута заводила:
Купала, Купала,
Не говори, что ночка мала-а!..
Далеко по лесу разносило эхо песню. С охапками цветов девчата вышли из
леса и остановились на маленькой полянке.
- Хорошо вы пели! - послышался веселый голос. - Здорово, девчата!
- Аркадий!
Он тоже работал с лесоустроителями, только в другой бригаде.
У Василинки екнуло сердце. А он подошел прямо к ней:
- Дай цветочек, Василинка!
- Выбирай какой хочешь...
Под его пристальным взглядом у Василинки зарумянились щеки.
- Сегодня на Старице гулянье, - сказал парень. - Так вы приходите. И
ты, Василинка, приходи непременно.
Она молчала. Не знала, отпустит ли ее мама.
В тот вечер Василинка каждое мамино распоряжение исполняла с особенной
старательностью. А сама все приглядывалась, не идет ли на гулянье молодежь.
Наконец осмелилась попроситься у мамы.
- Лучше бы ты дома посидела, доченька...
Но тут же мама отменила свой запрет. Разве ж она сама не была молодой,
не помнит, как трудно усидеть дома, когда все идут на гулянье?
К Старице (так называлось место подле ручья) подходили в сумерках.
Парни, подоспевшие первыми, облюбовали зеленую полянку на пригорке и
натаскали хвороста из леса. Кто-то вскарабкался на самую высокую елку,
прикрепил к ее вершине кадушку с дегтем, которым смазывают колеса, и зажег.
Пламя поднималось вверх, клонилось на ветру в сторону. На его свет
собирались парни и девушки из соседних деревень. Пришли и
студенты-практиканты.
Ярко пылал разложенный на земле костер, смех и шутки неслись со всех
сторон. Вскоре все взялись за руки и принялись водить хоровод вокруг костра,
а потом побежали гурьбой к ручью. Девчата снимали с головы венки и бросали в
воду, зорко следили, чей уплывет дальше всех. Венки медленно удалялись вниз
по течению, но некоторые из них быстро прибивало к берегу.
А тем временем костер успел догореть и осесть, лишь обдавало жаром от
красных угольев. Кто-то из парней решился перепрыгнуть через костер, за ним
устремились и другие. Не удержалась и Василинка, прыгнула, но не очень
удачно: уголек обжег босую ногу. Она едва не плакала от боли, а парни весело
хохотали. Им только палец покажи - сразу же засмеются. А Василинке было не
до смеха, хотя острая боль постепенно затихала, становилось легче, когда
ступала по росной холодной траве.
Не заметила, как очутился рядом Аркадий и участливо спросил:
- Что, очень болит?
Василинка покачала головой и улыбнулась.
- Давай провожу тебя домой, - предложил Аркадий. - А если идти не
сможешь, то на руках донесу.
Василинке было смешно и радостно от этих слов. Аркадий всю дорогу шутил
и смеялся. Он говорил самые обычные слова, а Василинке казалось, что они
наполнены огромным особенным смыслом. На прощание парень крепко пожал руку
Василинке:
- Прощай, золотая фея!
- Еще чего выдумаешь! Будто в сказке живешь.
- Да в какой еще чудесной! Оглянись вокруг, какая красота!
Василинка лишь теперь заметила, что край леса пламенеет ярким заревом и
вот-вот из-за вершин белых берез выкатится золотистое солнце.
Аркадий еще раз на прощание пожал ей руку. Как завороженная стояла
Василинка на месте и глядела ему вслед, пока он не исчез из глаз. Так сладко
щемило в груди, так хорошо было на душе, как не было еще никогда до сих
пор...
Короткий, как и купальская ночь, сон прервался словами матери:
- Вставай, доченька, вон как высоко поднялось солнце. Скоро девчата в
церковь пойдут.
- Пусть себе идут, - сонно протянула Василинка и сильней зажмурила
глаза. - Я лучше к Тоне сбегаю.
Тоня теперь нигде не бывает: как вышла замуж, словно за стеной
очутилась. Малыш привязал ее, с места не сдвинешься. Свекровь отпускает Тоню
только на работу, а так куда, в праздничный день - и не думай. Попросится к
своим съездить - в ответ услышит: "Нечего понапрасну мучить коня. Пусть
лучше от работы отдохнет".
Тоня жалеет маму, жалеет Василинку. Не все им рассказывает о жизни за
богатым мужем. В доме есть хлеб и к хлебу, но так наработаешься, что еда в
горло не лезет. А еще...
- С немилым мужем жить, - со страданием в голосе говорила Тоня, - все
равно что несоленый суп хлебать!..
Быстро проходили дни и недели. Школа достраивалась. По поручению
сельсовета Василинка переписывала в своей и соседних деревнях детей
школьного возраста. С нетерпением ждали приезда учителя. Наверное, он будет
добрым и сердечным человеком, приветливым и умным, потому что как же он
станет учить детей!
И вот уже новая и довольно просторная школа глядела чистыми окнами на
окрестности. Петр принес большой портрет Владимира Ильича Ленина и прикрепил
его к стене, а Василинка украсила портрет густыми еловыми лапками.
Через несколько дней произошли сразу два события: уезжали в Гомель
студенты-практиканты и таксатор с женой, а вечером встречали учителя, за
которым дядя Семен ездил на станцию. Еще заранее крестьяне обсудили, где
устроить его жить. Наверное, лучше всего у Агаты. Она женщина хозяйственная,
приветливая и чистоту любит. Сама с двумя детьми в тристене поживет. На том
и порешили.
И вот Семен привез невысокого худощавого парня. Тот легко спрыгнул с
телеги, снял две связки книг, сунул под мышку дощатый ящик и осторожно понес
в дом. А назавтра Василинка узнала, что учитель привез ящик, который говорит
человеческим голосом. Самого человека не видно, а голос его передается,
может, из самой Москвы.
С помощью Василия учитель установил на крыше длинный шест-антенну и
пригласил молодежь в школу.
Со всей деревни собрались девушки и парни поглазеть на такое чудо.
Ящичек стоял на столе в классной комнате и время от времени издавал
непонятные звуки. То что-то в нем шипело, то тренькало и шуршало. Учитель
покручивал винты, ящик хрипел и всхлипывал, и, наконец, сквозь шум и треск
пробился человеческий голос:
- Внимание, говорит радиостанция имени Коминтерна...
В ящике вновь что-то завыло и затрещало.
- Где-то поблизости гроза, - объяснил учитель. - Атмосферные помехи.
Но все были поражены. Это же не шуточки: Москву услышали!
С того дня каждый вечер в школу собирались крестьяне, хотели послушать
о том, что делается на свете. А дети по утрам весело бежали на занятия.
Теперь и Митька живет в своей семье, ведь школа совсем близко. Он
поправился, повеселел, больше не глядит на отчима искоса и до позднего
вечера пропадает в школе. С наступлением сумерек учительский ящик не так
шипел и трещал, часто можно было послушать музыку и пение.
Похолодев от волнения, стоит Василинка у покрытого кумачом стола.
Стучит, едва не выпрыгивает из груди сердце. Учитель Иван Николаевич ведет
комсомольское собрание.
- А сейчас ты, Василинка, расскажи свою биографию. Надо же и мне все
знать о тебе.
"С чего бы начать?" - мучительно думает она, переминаясь с ноги на
ногу.
- Смелей, смелей, - подбадривает Иван Николаевич.
- Ну, родилась я в семье железнодорожника. Ну, жила в городе... Ну, а
после смерти отца несколько лет батрачила. Нынче живу дома...
- Хорошо, Василинка, только не надо начинать каждое предложение со
слова "ну".
Василинкино лицо краснеет. Стыдно ей, хоть сквозь землю провались. А
комсомольцы задают один за другим вопросы: и что она читает, и какую
общественную работу ведет?
- Книжек нету в нашей деревне, - пытается хоть немного оправдаться
Василинка, - а если бы и были, то хозяева ни за что не разрешили бы читать.
А вот теперь, как вернулась домой, прочитала очень интересную книжку. Мне
дал ее Федор и посоветовал читать вслух девушкам и парням. Я так и сделала.
И все, кто был у нас в доме, внимательно слушали.
- А как называется книжка? - спросил учитель.
- Про Овода, - ответила Василинка.
- А кто написал эту интересную книжку?
Василинка не знала. Она не задумывалась о тех, кто пишет книги.
- Авторов книжек надо знать и почитать, они заслуживают этого, потому
что отдают нам свой ум, знания и сердце, - сказал Иван Николаевич. - А ты,
Василинка, продолжай читать своим друзьям интересные книжки. Это и будет
твоей общественной обязанностью.
- Она это с радостью. Очень уж охоча до книжек, - воскликнул Петрок.
- Лучше нее никто в деревне читать не умеет.
От такой похвалы щеки у Василинки зарделись алым маком.
- Ну что ж, очень хорошо, - улыбнувшись, говорит учитель и протягивает
Василинке книжку в серой обложке. - Будешь ее читать вслух комсомольцам.
Василинка внимательно разглядывает книжку. На обложке читает:
"Политграмота". А учитель спрашивает:
- Скажи, Василинка, как будешь дальше жить?
- Хочу учиться.
Она не знала, где и как она будет учиться, но это было самое сердечное,
самое заветное желание.
Больше всех, наверное, радуется приезду учителя Петрок. Наконец ему
есть с кем посоветоваться, поговорить, есть кому показать свои заметки.
Недавно удалось узнать о новых уловках Халимона: старик утаивает, сколько
десятин земли засеял, сколько скосил сена. Уменьшает себе налоги,
обворовывает государство. Кажется, лихо написал, надо лишь, чтоб посмотрел
Иван Николаевич.
- Хорошо, Петрок, почитаем непременно твои стихи и заметки, - обещает
учитель.
С шумом и смехом расходятся комсомольцы.
Женщина в красной косынке и поношенном пальто вошла в деревню, когда
солнце уже клонилось к закату. Встретив прохожего на улице, спросила, где
найти кого-нибудь из комсомольцев.
Каждый новый человек в Березовой Роще вызывал к себе всеобщий интерес.
А тут женщина, да не по-здешнему одетая...
Мальчишки бегали по деревне, стучали в окна каждой хаты и звали на
собрание.
Василинка с Ниной и Ликутой прибежали самыми первыми. Присев к столу,
женщина вполголоса говорила с Иваном Николаевичем. Рядом на лавке лежало
серое, должно быть, перешитое из шинели, пальто. Будто горячий уголь,
пламенела кумачовая косынка.
- Садитесь, девушки! - приветливо улыбнулась женщина. - Да поближе, вот
сюда. Вам интересно будет послушать...
Василинке показался знакомым этот немного хрипловатый грудной голос...
А комната тем временем заполнилась людьми, вот уже нет свободного места на
лавках. Женщина пригладила круглым гребешком густые темные волосы и встала.
- Здравствуйте, товарищи! - сказала она.
И Василинка вспомнила.
- Это же Лена! Та, из профсоюза, - горячо зашептала она на ухо Нине. -
Там в городе ее все нэпманы боялись. На что моя хозяйка была горластая, и та
остерегалась наперекор идти...
- Товарищи! - говорила между тем Лена. - Мы в своей республике рабочих
и крестьян живем свободно, без помещиков и буржуев. Руководит государством,
заботится о всех нас рабоче-крестьянская Советская власть, наша с вами
родная власть. А совсем неподалеку от нашей деревни страдают в тюрьмах наши
братья и сестры, которые боролись за освобождение трудящихся от угнетения.
Наш с вами долг, товарищи, - не дать погибнуть жертвам белого террора,
поддержать узников, помогая их семьям, не оставить в беде сирот и вдов
замученных революционеров. Миллионы людей в нашей стране и за рубежом
объединяются в Международную организацию помощи борцам революции, или
сокращенно - МОПР...
Люди вздыхали, слушая девушку, женщины украдкой вытирали глаза уголками
платков, наверное, вспоминали, кто мужа, не вернувшегося с войны, кто
погибшего брата или отца.
- Надо помогать друг другу, на то мы и люди, - высказала то, что было у
всех на душе, тетя Агата и заплакала.
- Белорусская организация МОПРа взяла шефство над политзаключенными
белостокской тюрьмы, - продолжала Лена. - Пилсудчики жестоко издеваются над
ними, пытают, калечат.
До глубины души доходили эти слова, обращенные к памяти и совести
людей. Все громче всхлипывала тетя Агата: наверное, вновь вспомнила, как при
отступлении схватили белополяки ее сыночка Егорку - еще и пятнадцати ему не
было. Ни с того ни с сего избили его и забрали в обоз вместе с лошадью и
телегой. Поехал Егорка - и пропал.
Те, кому посчастливилось вернуться, сказывали, что застрелил Егорку
польский легионер на дороге за Волковыском, потому что заболел парень тифом
и не мог идти за возом...
Вот такие звери и тянут жилы из людей в тюремных подземельях...
Василинка с грустью в сердце слушала, как Лена читала письмо,
написанное в мрачном застенке. К ней и ко всем, кто собрался в этой комнате,
обращалась узница белостокской тюрьмы, западнобелорусская комсомолка.
"Я сижу в каменном мешке, - писала девушка. - Из маленького окошка за
решеткой высоко под потолком своей одиночки я вижу кусочек синего-синего
неба, а в долгую бессонную ночь мне иногда светит далекая ясная звезда.
Число арестованных все время увеличивается, среди них много больных,
истощенных и искалеченных, которые прошли через голодовки, издевательства.
Но никакие мучения нас не испугают. В день Первого мая узники прикрепили на
окнах красные ленты или листы бумаги, разрисованные красными карандашами, в
условленное время все вместе громко запели "Интернационал". Надзиратели
стучали в двери прикладами, стреляли по окнам. А пролетарский гимн звучал
еще громче, проникал за тюремные стены, разносился по притихшему городу..."
- Как же помогает МОПР узникам? - спросила Василинка.
- Маленькие ручейки взносов сливаются в довольно большие реки. На эти
деньги мопровская организация отправляет посылки заключенным. И это еще не
все. Организации МОПРа морально поддерживают борцов, устраивают демонстрации
протеста против террора.
Вместе со всеми Василинка голосовала за создание в Березовой Роще
ячейки МОПРа.
Взволнованные, растревоженные услышанным на собрании, они с Ниной и
Ликутой медленно шагали темной улицей.
- Как бы мне хотелось увидеть ту девушку... - задумчиво произнесла
Василинка.
- Наверное, красивая она, - откликнулась Ликута, - так хорошо написано,
словно все наяву видишь.
- Слушайте, девочки, давайте напишем ей письмо. Расскажем, как школу
строили...
- И как люди объединили свою землю и все вместе ее засевали. Весело, с
песнями. Напишем, это ей будет интересно! - подхватила Ликута.
- Вот если бы послать ей подарок, - предложила Нина. - Чтобы знала, что
есть на свете Березовая Роща и что живут там добрые девчата...
- А что же мы подарим? - задумалась Василинка.
- Кофточку вышитую! - воскликнула Нина. - Замечательный будет подарок.
Присев на завалинке Анетиной хаты, девушки так увлеклись разговором,
что не сразу заметили, когда подошел Аркадий.
- О чем разговор? - полюбопытствовал он.
- Письмо сочиняем, - сказала Василинка.
- Ого! И кому же вы вздумали написать? Уж не Федору ли в армию?
- Хотим ответить той девушке из белостокской тюрьмы, - откликнулась
Нина. - Все описать, как мы живем. Им же там буржуи не дают читать советских
газет. Напишем о самом интересном, что есть в Березовой Роще.
- И о концертах тоже, которые скоро устроим, - подала голос Ликута. -
В доме, кроме картошки и корки хлеба, - никакой еды. Но Митька твердо стоял
на своем.
И мама начала готовить сына в школу. Распорола порванный кожушок,
слепила из кусочков по росту Митьки новый, а из белого посконного полотна
сшила армячок, который надевался поверх меха. Да такой славный вышел
армячок, с двумя карманами! Василинка сплела веревочные лапти. Учитель
разрешил мальчику жить на кухне при школе. В воскресенье набирали корзину
картошки, пекли лепешку, и Василинка относила эти "лакомства" в школу для
Митьки.
Однажды учитель пригласил Василинку остаться в школе: вечером будет
собрание, а потом ученики покажут концерт.
Надо ли было уговаривать Василинку остаться!
Долго собирались на сходку крестьяне, долго обсуждали, кого выбрать в
сельсовет и комитет взаимопомощи. Но вот в небольшом школьном зале потушили
свет. На помост вышел мальчик, меньше Митьки, и звонким голосом, без
запиночки, стал читать стихотворение о том, как маленького коммунара поймали
вражеские солдаты, а он попросил, чтобы его отпустили проститься с матерью.
"Я вернусь, - гордо говорил мальчик, - я не боюсь смерти!" Мать умоляла его:
"Сынок, останься, ты же маленький, солдаты уже забыли о тебе!" Но маленький
коммунар дал слово и не мог его нарушить.
Я не могу остаться, нет,
Там братья умирают!
Взгляни в окно: уже рассвет.
Ты слышишь - там стреляют! -
как колокольчик, звучал детский голосок, и Василинке показалось, что
она видит, как подался назад взбешенный офицер с тонкогубым и остроносым,
как у Лаврена, лицом и отвел глаза в сторону, не мог выдержать ясного
взгляда мальчика...
И вдруг на сцену выбежал Митька. Сердце у Василинки громко забилось. А
тот, словно каждый день выступал перед людьми, громким голосом начал:
Призадумались вдовушки,
Опустили вниз головушки.
От родной земли вдали
Их кормильцы полегли
В чужедальной стороне,
На проклятой той войне.
Слезы льют сиротки-дети -
Нету хлеба, пусто в клети.
Вновь пришла весна-красна,
Людям стало не до сна,
Пашут, засевают поле,
Кто поможет им, бездольным?
Комитет их услыхал
И семян отборных дал...
Люди слушали со вниманием, а Митька, прочитав длинное стихотворение,
трижды поклонился и скрылся за сценой. В зале шумно захлопали в ладоши.
- Ей-богу, все правда, чистая правда, - вслух говорила какая-то
женщина. - Мне и семян дали, и лес бесплатно на хату отпустили, спасибо,
спасибо Советской власти.
Тетя так расчувствовалась, что, наверное, еще бы долго говорила, если
бы на сцену не вышли две девочки и два мальчика и не начали петь.
Дома Василинка с восхищением рассказала обо всем, что услышала о
Митьке, о его успехах в учебе и смелом выступлении перед людьми. А смогла ли
бы так Василинка? Раньше, когда в городе жили, и она в спектакле
выступала...
Венец за венцом строили школу в Березовой Роще. Немного поодаль от
деревни, на пригорке, каждый день, и даже в воскресенье, работали взрослые и
подростки. Управившись с хозяйством, спешили на стройку и некоторые женщины.
Работали дружно, горячо, со смехом и шутками. А из-за высокого забора старая
Халимониха приглядывалась и прислушивалась к веселому говору, удивлялась,
что так быстро движется дело.
- И откуда только черти этого Василия принесли? Сколько людей на войне
убило, а его и пули миновали. Того и гляди, под нас подкоп ведет. Надо ж, и
моего Лавренку принудили гонт возить из города. Чтоб его взяло да не
отпустило, этого закоперщика.
Но крестьяне, в том числе и Василинка, не очень прислушивались к этим
разговорам. Хватало у людей забот и без того.
Зима в том году наступила дружная и ранняя. Снегу намело под самые
окна. Казалось, что деревня спит в сугробах. Но это только на первый взгляд.
В хатах не смолкали споры. Вместе собирались то у одного, то у другого
соседа. В небольшой Анетин домишко набивалось народу, что не повернуться.
Кто приходил пораньше, садился на лавку, а остальные стояли, подпирая стену
или притолоку. Мужчины дымили самосадом, Василинка внимательно ко всему
прислушивалась. Она понимала, что-то переменилось, что-то новое через леса и
болота докатилось до Березовой Рощи.
Василий вдохновенно втолковывал людям, какой путь открывает перед
трудящимися Ленин, партия. Только сообща, объединив свои полоски в одно
поле, в коллективном труде завоюют крестьяне лучшее житье.
- Помните старую сказку, - говорил он, - нельзя березовый веник
переломить на колене, а развязав, даже ребенок переломит его по одному
прутику.
Все соглашались с Василием, но браться за дело не спешили. Не хватало
смелости. Всю жизнь и деды и прадеды за свое держались.
- Даже в одной семье дети с родителями согласия не находят, а тут всей
деревней вместе работать собираетесь, - словно жалея крестьян, тревожилась
старая Халимониха.
Василинка чувствовала, что эти ехидные словечки вызывали недоверие к
Василию. Но тот не сдавался.
- Был я в соседнем уезде, в Задвинье - и там зажиточные хозяева
богатеют, а беднота страдает, как и в Березовой Роще. Кулаки приобретают
жатки и конные косилки, у них на токах работают молотилки, а бедняки пекут
хлеб, как и у нас, пополам с мякиной. Но там они уже договорились, что будут
вместе обрабатывать землю. Друзья, попробуем и мы так сделать!
- Ей-богу, мои родненькие, правду говорит Василий, - подала голос
Агата.
- Ты, может, первая свою лошадь и корову отдашь? - подпустила шпильку
Халимониха.
- И чего ты встреваешь в разговор на каждом слове? Ни одного собрания
без тебя не обойдется, - Агата вскочила на ноги.
Раскрасневшись от жары и возмущения, женщина сбросила серый платок, и
Василинка ойкнула от удивления: какая же она, оказывается, красавица, эта
вечно согбенная от тяжелой работы и забот Агата.
Все с удивлением глядели на нее.
- Спасибо, тетя Агата! - произнес Василий. - Никого неволить не будем.
Давайте сейчас разойдемся по домам, а через несколько дней вновь встретимся
и подробно все обсудим.
Школа еще не была закончена, но желтые стены под гонтовой крышей высоко
подымались на пригорке. Пол и потолок уже настелены. Осталось окна
застеклить и печи побелить. Василий на току у Николая строгал доски для
ученических столов и лавок. Петр и Ананий помогали ему. В холодном помещении
коченели руки, стыли ноги, но Василий не отступал. Не обращал внимания и на
то, что Анисья каждый день затевала разговор о своем доме:
- Что ж, нам век вековать у бабушки Анеты?
Василий и слушать не хотел:
- Не время нынче заниматься своим домом. Не гонит же бабушка Анета!
Василинке тоже хотелось бы перебраться в свой дом, но сейчас она горячо
поддерживала отчима: в школе будет учиться и Митька.
Весной, едва успели отсеяться, обобщив на первых порах только землю,
приехала лесоустроительная партия из Гомеля, в которой было много студентов.
Руководитель партии, инженер-таксатор, поселился с молодой женой в соседней
хате. Василинкина мать варила им еду.
Теперь Василинка работает в лесу, вместе с Ниной валит деревья. Сперва
подрубают с одной стороны сосну, елку или березу, а потом, ухватившись за
ручки пилы, таскают ее взад-вперед до полного изнеможения. Особенно трудно
валить сосны. Чуток попилишь - и смола заливает пилу. Девушки носили с собой
бутылочку с керосином. Смажут пилу, соскребут смолу - и снова стараются.
Подпилив дерево почти до конца, вынимали пилу, брали жерди, изо всех сил
упирались их концами поближе к вершине и толкали в сторону подрубки. Дерево
неторопливо трогалось с места, подпрыгивало, с шумом и треском падало на
землю. Повалив дерево, девушки чувствовали себя победителями.
Немного отдохнув, брали в руки топоры, тюкали по сучьям, отрубали
вершину. Сучья складывали в кучу, чтобы потом сжечь. Дерево пилили на куски,
а потом брали пробу на смолистость. Маленький буравчик медленно впивался в
твердое тело, надо было приложить немало сил, чтобы пробирка наполнилась
желтоватой жидкостью.
Но Василинке удалось поработать всего пару недель.
- Не могу глядеть, как эта девчушка надрывается! - говорил Евгений
Петрович, таксатор.
- Да вы не обращайте внимания, она ко всякой работе привычная, -
уверяла мать. - Может, она плохо работает или ленится?
- Что вы, наоборот! Девчата стараются изо всех сил!
- Евгений Петрович! - взмолилась мать. - Пусть Василинка поработает.
- Нет, нет, и не просите, не могу. Советские законы не разрешают, чтобы
подростки трудились на тяжелых работах. Пусть подождет, найдется работа
полегче, тогда позову.
Василинка очень жалела, что так случилось. Она давно считала себя
взрослой, никто до сих пор не делал ей скидки на возраст.
Иногда таксатор поручал Василинке сбегать в штаб лесоустроителей,
отнести пакет. Разве это работа? За такие поручения и деньги получать
стыдно. Но недели через две Василинке с Ниной и вправду нашлась работа. Они
металлической лентой измеряли длину проложенных в лесу просек. Одна стояла
на месте, пока другая шла и тянула за собой ленту, а там, где кончалась
лента, ставили металлический прутик. Студент-практикант записывал в
блокнотик, и девчата шли дальше.
Но удивительно: на этой легкой работе Василинка очень уставала. Целый
день ходит по болоту, по кустам, а еще проклятые комары донимают. Студенты
тоже уставали, но все равно ухаживали за деревенскими девушками и до поздней
ночи засиживались под окнами в палисадниках. На Василинку с Ниной они не
заглядывались, хотя те меж собой обсуждали, кто из практикантов самый
красивый.
Мама не спускала глаз с Василинки, не разрешала ей ходить на гулянья.
Да и сама Василинка не рвалась на вечеринки. Одно-единственное ситцевое
голубое платье, которое сшили ей перед Тониной свадьбой, выгорело пятнами от
солнца. Показываться в таком наряде перед парнями - неудобно.
И все же что-то тревожило и волновало сердце, особенно после того
незабываемого купальского праздника.
Удивительно солнечным и теплым выдался этот день. Управившись с
хозяйством, девушки пошли собирать цветы.
Сенокосы стояли неубранными - до Петрова дня их не трогали. Собирать
тут цветы не разрешалось, чтобы не помять траву. И девчата разбрелись по
лесу. Ликута заводила:
Купала, Купала,
Не говори, что ночка мала-а!..
Далеко по лесу разносило эхо песню. С охапками цветов девчата вышли из
леса и остановились на маленькой полянке.
- Хорошо вы пели! - послышался веселый голос. - Здорово, девчата!
- Аркадий!
Он тоже работал с лесоустроителями, только в другой бригаде.
У Василинки екнуло сердце. А он подошел прямо к ней:
- Дай цветочек, Василинка!
- Выбирай какой хочешь...
Под его пристальным взглядом у Василинки зарумянились щеки.
- Сегодня на Старице гулянье, - сказал парень. - Так вы приходите. И
ты, Василинка, приходи непременно.
Она молчала. Не знала, отпустит ли ее мама.
В тот вечер Василинка каждое мамино распоряжение исполняла с особенной
старательностью. А сама все приглядывалась, не идет ли на гулянье молодежь.
Наконец осмелилась попроситься у мамы.
- Лучше бы ты дома посидела, доченька...
Но тут же мама отменила свой запрет. Разве ж она сама не была молодой,
не помнит, как трудно усидеть дома, когда все идут на гулянье?
К Старице (так называлось место подле ручья) подходили в сумерках.
Парни, подоспевшие первыми, облюбовали зеленую полянку на пригорке и
натаскали хвороста из леса. Кто-то вскарабкался на самую высокую елку,
прикрепил к ее вершине кадушку с дегтем, которым смазывают колеса, и зажег.
Пламя поднималось вверх, клонилось на ветру в сторону. На его свет
собирались парни и девушки из соседних деревень. Пришли и
студенты-практиканты.
Ярко пылал разложенный на земле костер, смех и шутки неслись со всех
сторон. Вскоре все взялись за руки и принялись водить хоровод вокруг костра,
а потом побежали гурьбой к ручью. Девчата снимали с головы венки и бросали в
воду, зорко следили, чей уплывет дальше всех. Венки медленно удалялись вниз
по течению, но некоторые из них быстро прибивало к берегу.
А тем временем костер успел догореть и осесть, лишь обдавало жаром от
красных угольев. Кто-то из парней решился перепрыгнуть через костер, за ним
устремились и другие. Не удержалась и Василинка, прыгнула, но не очень
удачно: уголек обжег босую ногу. Она едва не плакала от боли, а парни весело
хохотали. Им только палец покажи - сразу же засмеются. А Василинке было не
до смеха, хотя острая боль постепенно затихала, становилось легче, когда
ступала по росной холодной траве.
Не заметила, как очутился рядом Аркадий и участливо спросил:
- Что, очень болит?
Василинка покачала головой и улыбнулась.
- Давай провожу тебя домой, - предложил Аркадий. - А если идти не
сможешь, то на руках донесу.
Василинке было смешно и радостно от этих слов. Аркадий всю дорогу шутил
и смеялся. Он говорил самые обычные слова, а Василинке казалось, что они
наполнены огромным особенным смыслом. На прощание парень крепко пожал руку
Василинке:
- Прощай, золотая фея!
- Еще чего выдумаешь! Будто в сказке живешь.
- Да в какой еще чудесной! Оглянись вокруг, какая красота!
Василинка лишь теперь заметила, что край леса пламенеет ярким заревом и
вот-вот из-за вершин белых берез выкатится золотистое солнце.
Аркадий еще раз на прощание пожал ей руку. Как завороженная стояла
Василинка на месте и глядела ему вслед, пока он не исчез из глаз. Так сладко
щемило в груди, так хорошо было на душе, как не было еще никогда до сих
пор...
Короткий, как и купальская ночь, сон прервался словами матери:
- Вставай, доченька, вон как высоко поднялось солнце. Скоро девчата в
церковь пойдут.
- Пусть себе идут, - сонно протянула Василинка и сильней зажмурила
глаза. - Я лучше к Тоне сбегаю.
Тоня теперь нигде не бывает: как вышла замуж, словно за стеной
очутилась. Малыш привязал ее, с места не сдвинешься. Свекровь отпускает Тоню
только на работу, а так куда, в праздничный день - и не думай. Попросится к
своим съездить - в ответ услышит: "Нечего понапрасну мучить коня. Пусть
лучше от работы отдохнет".
Тоня жалеет маму, жалеет Василинку. Не все им рассказывает о жизни за
богатым мужем. В доме есть хлеб и к хлебу, но так наработаешься, что еда в
горло не лезет. А еще...
- С немилым мужем жить, - со страданием в голосе говорила Тоня, - все
равно что несоленый суп хлебать!..
Быстро проходили дни и недели. Школа достраивалась. По поручению
сельсовета Василинка переписывала в своей и соседних деревнях детей
школьного возраста. С нетерпением ждали приезда учителя. Наверное, он будет
добрым и сердечным человеком, приветливым и умным, потому что как же он
станет учить детей!
И вот уже новая и довольно просторная школа глядела чистыми окнами на
окрестности. Петр принес большой портрет Владимира Ильича Ленина и прикрепил
его к стене, а Василинка украсила портрет густыми еловыми лапками.
Через несколько дней произошли сразу два события: уезжали в Гомель
студенты-практиканты и таксатор с женой, а вечером встречали учителя, за
которым дядя Семен ездил на станцию. Еще заранее крестьяне обсудили, где
устроить его жить. Наверное, лучше всего у Агаты. Она женщина хозяйственная,
приветливая и чистоту любит. Сама с двумя детьми в тристене поживет. На том
и порешили.
И вот Семен привез невысокого худощавого парня. Тот легко спрыгнул с
телеги, снял две связки книг, сунул под мышку дощатый ящик и осторожно понес
в дом. А назавтра Василинка узнала, что учитель привез ящик, который говорит
человеческим голосом. Самого человека не видно, а голос его передается,
может, из самой Москвы.
С помощью Василия учитель установил на крыше длинный шест-антенну и
пригласил молодежь в школу.
Со всей деревни собрались девушки и парни поглазеть на такое чудо.
Ящичек стоял на столе в классной комнате и время от времени издавал
непонятные звуки. То что-то в нем шипело, то тренькало и шуршало. Учитель
покручивал винты, ящик хрипел и всхлипывал, и, наконец, сквозь шум и треск
пробился человеческий голос:
- Внимание, говорит радиостанция имени Коминтерна...
В ящике вновь что-то завыло и затрещало.
- Где-то поблизости гроза, - объяснил учитель. - Атмосферные помехи.
Но все были поражены. Это же не шуточки: Москву услышали!
С того дня каждый вечер в школу собирались крестьяне, хотели послушать
о том, что делается на свете. А дети по утрам весело бежали на занятия.
Теперь и Митька живет в своей семье, ведь школа совсем близко. Он
поправился, повеселел, больше не глядит на отчима искоса и до позднего
вечера пропадает в школе. С наступлением сумерек учительский ящик не так
шипел и трещал, часто можно было послушать музыку и пение.
Похолодев от волнения, стоит Василинка у покрытого кумачом стола.
Стучит, едва не выпрыгивает из груди сердце. Учитель Иван Николаевич ведет
комсомольское собрание.
- А сейчас ты, Василинка, расскажи свою биографию. Надо же и мне все
знать о тебе.
"С чего бы начать?" - мучительно думает она, переминаясь с ноги на
ногу.
- Смелей, смелей, - подбадривает Иван Николаевич.
- Ну, родилась я в семье железнодорожника. Ну, жила в городе... Ну, а
после смерти отца несколько лет батрачила. Нынче живу дома...
- Хорошо, Василинка, только не надо начинать каждое предложение со
слова "ну".
Василинкино лицо краснеет. Стыдно ей, хоть сквозь землю провались. А
комсомольцы задают один за другим вопросы: и что она читает, и какую
общественную работу ведет?
- Книжек нету в нашей деревне, - пытается хоть немного оправдаться
Василинка, - а если бы и были, то хозяева ни за что не разрешили бы читать.
А вот теперь, как вернулась домой, прочитала очень интересную книжку. Мне
дал ее Федор и посоветовал читать вслух девушкам и парням. Я так и сделала.
И все, кто был у нас в доме, внимательно слушали.
- А как называется книжка? - спросил учитель.
- Про Овода, - ответила Василинка.
- А кто написал эту интересную книжку?
Василинка не знала. Она не задумывалась о тех, кто пишет книги.
- Авторов книжек надо знать и почитать, они заслуживают этого, потому
что отдают нам свой ум, знания и сердце, - сказал Иван Николаевич. - А ты,
Василинка, продолжай читать своим друзьям интересные книжки. Это и будет
твоей общественной обязанностью.
- Она это с радостью. Очень уж охоча до книжек, - воскликнул Петрок.
- Лучше нее никто в деревне читать не умеет.
От такой похвалы щеки у Василинки зарделись алым маком.
- Ну что ж, очень хорошо, - улыбнувшись, говорит учитель и протягивает
Василинке книжку в серой обложке. - Будешь ее читать вслух комсомольцам.
Василинка внимательно разглядывает книжку. На обложке читает:
"Политграмота". А учитель спрашивает:
- Скажи, Василинка, как будешь дальше жить?
- Хочу учиться.
Она не знала, где и как она будет учиться, но это было самое сердечное,
самое заветное желание.
Больше всех, наверное, радуется приезду учителя Петрок. Наконец ему
есть с кем посоветоваться, поговорить, есть кому показать свои заметки.
Недавно удалось узнать о новых уловках Халимона: старик утаивает, сколько
десятин земли засеял, сколько скосил сена. Уменьшает себе налоги,
обворовывает государство. Кажется, лихо написал, надо лишь, чтоб посмотрел
Иван Николаевич.
- Хорошо, Петрок, почитаем непременно твои стихи и заметки, - обещает
учитель.
С шумом и смехом расходятся комсомольцы.
Женщина в красной косынке и поношенном пальто вошла в деревню, когда
солнце уже клонилось к закату. Встретив прохожего на улице, спросила, где
найти кого-нибудь из комсомольцев.
Каждый новый человек в Березовой Роще вызывал к себе всеобщий интерес.
А тут женщина, да не по-здешнему одетая...
Мальчишки бегали по деревне, стучали в окна каждой хаты и звали на
собрание.
Василинка с Ниной и Ликутой прибежали самыми первыми. Присев к столу,
женщина вполголоса говорила с Иваном Николаевичем. Рядом на лавке лежало
серое, должно быть, перешитое из шинели, пальто. Будто горячий уголь,
пламенела кумачовая косынка.
- Садитесь, девушки! - приветливо улыбнулась женщина. - Да поближе, вот
сюда. Вам интересно будет послушать...
Василинке показался знакомым этот немного хрипловатый грудной голос...
А комната тем временем заполнилась людьми, вот уже нет свободного места на
лавках. Женщина пригладила круглым гребешком густые темные волосы и встала.
- Здравствуйте, товарищи! - сказала она.
И Василинка вспомнила.
- Это же Лена! Та, из профсоюза, - горячо зашептала она на ухо Нине. -
Там в городе ее все нэпманы боялись. На что моя хозяйка была горластая, и та
остерегалась наперекор идти...
- Товарищи! - говорила между тем Лена. - Мы в своей республике рабочих
и крестьян живем свободно, без помещиков и буржуев. Руководит государством,
заботится о всех нас рабоче-крестьянская Советская власть, наша с вами
родная власть. А совсем неподалеку от нашей деревни страдают в тюрьмах наши
братья и сестры, которые боролись за освобождение трудящихся от угнетения.
Наш с вами долг, товарищи, - не дать погибнуть жертвам белого террора,
поддержать узников, помогая их семьям, не оставить в беде сирот и вдов
замученных революционеров. Миллионы людей в нашей стране и за рубежом
объединяются в Международную организацию помощи борцам революции, или
сокращенно - МОПР...
Люди вздыхали, слушая девушку, женщины украдкой вытирали глаза уголками
платков, наверное, вспоминали, кто мужа, не вернувшегося с войны, кто
погибшего брата или отца.
- Надо помогать друг другу, на то мы и люди, - высказала то, что было у
всех на душе, тетя Агата и заплакала.
- Белорусская организация МОПРа взяла шефство над политзаключенными
белостокской тюрьмы, - продолжала Лена. - Пилсудчики жестоко издеваются над
ними, пытают, калечат.
До глубины души доходили эти слова, обращенные к памяти и совести
людей. Все громче всхлипывала тетя Агата: наверное, вновь вспомнила, как при
отступлении схватили белополяки ее сыночка Егорку - еще и пятнадцати ему не
было. Ни с того ни с сего избили его и забрали в обоз вместе с лошадью и
телегой. Поехал Егорка - и пропал.
Те, кому посчастливилось вернуться, сказывали, что застрелил Егорку
польский легионер на дороге за Волковыском, потому что заболел парень тифом
и не мог идти за возом...
Вот такие звери и тянут жилы из людей в тюремных подземельях...
Василинка с грустью в сердце слушала, как Лена читала письмо,
написанное в мрачном застенке. К ней и ко всем, кто собрался в этой комнате,
обращалась узница белостокской тюрьмы, западнобелорусская комсомолка.
"Я сижу в каменном мешке, - писала девушка. - Из маленького окошка за
решеткой высоко под потолком своей одиночки я вижу кусочек синего-синего
неба, а в долгую бессонную ночь мне иногда светит далекая ясная звезда.
Число арестованных все время увеличивается, среди них много больных,
истощенных и искалеченных, которые прошли через голодовки, издевательства.
Но никакие мучения нас не испугают. В день Первого мая узники прикрепили на
окнах красные ленты или листы бумаги, разрисованные красными карандашами, в
условленное время все вместе громко запели "Интернационал". Надзиратели
стучали в двери прикладами, стреляли по окнам. А пролетарский гимн звучал
еще громче, проникал за тюремные стены, разносился по притихшему городу..."
- Как же помогает МОПР узникам? - спросила Василинка.
- Маленькие ручейки взносов сливаются в довольно большие реки. На эти
деньги мопровская организация отправляет посылки заключенным. И это еще не
все. Организации МОПРа морально поддерживают борцов, устраивают демонстрации
протеста против террора.
Вместе со всеми Василинка голосовала за создание в Березовой Роще
ячейки МОПРа.
Взволнованные, растревоженные услышанным на собрании, они с Ниной и
Ликутой медленно шагали темной улицей.
- Как бы мне хотелось увидеть ту девушку... - задумчиво произнесла
Василинка.
- Наверное, красивая она, - откликнулась Ликута, - так хорошо написано,
словно все наяву видишь.
- Слушайте, девочки, давайте напишем ей письмо. Расскажем, как школу
строили...
- И как люди объединили свою землю и все вместе ее засевали. Весело, с
песнями. Напишем, это ей будет интересно! - подхватила Ликута.
- Вот если бы послать ей подарок, - предложила Нина. - Чтобы знала, что
есть на свете Березовая Роща и что живут там добрые девчата...
- А что же мы подарим? - задумалась Василинка.
- Кофточку вышитую! - воскликнула Нина. - Замечательный будет подарок.
Присев на завалинке Анетиной хаты, девушки так увлеклись разговором,
что не сразу заметили, когда подошел Аркадий.
- О чем разговор? - полюбопытствовал он.
- Письмо сочиняем, - сказала Василинка.
- Ого! И кому же вы вздумали написать? Уж не Федору ли в армию?
- Хотим ответить той девушке из белостокской тюрьмы, - откликнулась
Нина. - Все описать, как мы живем. Им же там буржуи не дают читать советских
газет. Напишем о самом интересном, что есть в Березовой Роще.
- И о концертах тоже, которые скоро устроим, - подала голос Ликута. -