Страница:
Очевидно, что Байрон-поэт шел впереди Байрона - критика поэзии, но в его творчестве ясно и последовательно прослеживаются те просветительские воззрения, которые наиболее полно отражены в таких ранних сатирических поэмах, как "Английские барды...", "По стопам Горация". Может быть, именно этим они так дороги художнику.
На связи Байрона с XVIII веком, то есть веком Просвещения, давно обращалось внимание как в зарубежной, так и в нашей отечественной науке. Байрон-критик, провозглашавший принципы просветительского классицизма, противоречил Байрону-поэту, утверждавшему своей поэзией художественный метод романтизма, разрушавший нормативную эстетику просветителей. Многое роднило Байрона с просветителями. Стойкая непримиримость к религиозному и политическому ханжеству давала Байрону уверенность при схватках с многоликим лицемерием и политическим коварством. Личности
Байрона отвечал дух активного вмешательства в аеизнь, обличавший мыслителей и писателей XVIII века. Байрон был сторонником обычной для просветителя пропаганды знаний, их распространения среди современников. Чем, как не истинной потребностью делиться с людьми приобретенными знаниями, объясняется большой объем примечаний и приложений написанных им ко многим своим произведениям.
И, наконец, Байрон подхватил и продолжил просветительское отношение не только к литературе, но и к другим видам искусства. Он верил, например, что средствами театра можно развить ум и чувства людей, и, критикуя современную ему сцену с нравственных позиций просветителей XVIII века, заглядывал вперед, предчувствуя возможности иного развития театра. И отнюдь не случайно Байрон в 1820 году возвращается к мысли опубликовать поэму "По стопам Горация", значительная часть которой посвящена театру.
Написана поэма в стиле сатирических поэм XVIII века. И все, что в ней говорится об ответственности поэта за судьбы художественного творчества, Байрон относил и к себе. Но случилось так, что в печати раньше поэмы "По стопам Горация" появились две первые песни "Чайльд-Гарольда", которые сделали его "в одно утро знаменитым" {The Life... p. 159.}. И теперь многие строки поэмы "По стопам Горация", в частности, такие:
Поэзия не знает середины,
Здесь тот на дне, кто не достиг вершины,
У всех в презреньи серенький поэт,
У бога, у людей и у газет...
{Пер. H. Вольпин.}
- были бы восприняты литературной средой как высокомерные наставления всем, менее значительным, чем он, поэтам, то есть вступали в силу этические соображения, поэтому Байрон приостановил печатание подготовленного им пятого издания "Английских бардов...", отложил публикацию "По стопам Горация", ибо, как он заметил, любое продолжение "Английских бардов..." "обрушило бы на его голову лавину горящих угольев" {Poetry, vol. I, p. 387. "Introduction"}. Поэма так и не была опубликована при жизни поэта.
Путешествие, которое совершил Байрон в 1809-1811 годах, имело огромное, значение для развития его личности и поэтического дара. Оно началось с Португалии, затем последовали города Испании. Из Испании Байрон выехал на о. Мальту, вслед за Мальтой он посетил Грецию, Албанию, отсюда поехал в Константинополь, вновь вернулся в Грецию.
Какой бы удивительной ни была по своей красоте природа и величественной древняя культура этих южных стран, Байрон не воспринимал их вне жизни народов, их населявших. Люди, их быт, язык, обычаи, одежда - все вызывает пристальный интерес поэта. Его поражают социальные контрасты в этих странах: с одной стороны, нищета, рабство народов, с другой - неограниченная власть и произвол кучки тиранов. Во время путешествия Байрон глубоко осознал свое общественное призвание поэта, он стремился увиденное передать в строфах, обличавших политику правительств тех стран, которые поддерживали тиранию и насилие над народами.
Путевые впечатления обретали разный по тону характер: они были то раздумьями, то призывом к народам сбросить иго тирании, то восторгами перед красотой женщин, перед экзотикой природы. Ложились эти записи большей частью в спенсерову строфу, девятистрочную, со сложным чередованием рифм; Байрон работал тогда над овладением этой строфой, которая берет начало в английской поэзии эпохи Возрождения. Во время путешествия им было также создано немало лирических стихотворений о запомнившихся встречах и событиях. Одновременно появлялись и стихи, давшие начало политической лирике поэта, - "Песня греческих повстанцев", "Прощанье с Мальтой", к которым примыкала и сатира "Проклятие Минервы", написанная также в годы путешествия.
Байрон возвращался в Англию в конце лета 1811 года. Уже на пути домой он узнал о тяжелой болезни матери, которую не застал в живых. Горе поэта усугубилось еще и тем, что погиб один из его близких друзей. Байрон, уединившись в Ньюстеде, тяжело переживает эти события. Но вскоре работа над поэмой "Паломничество Чайльд-Гарольда" полностью захватила его. Герою поэмы, который повторяет его путешествие, поэт придает черты своих современников, молодых людей из среды, хорошо ему известной. Чайльд-Гарольд устал от веселого и бездумного времяпрепровождения, его тяготят друзья по кутежам, женщины, с готовностью отвечающие на любовь. Разочарованный во всем, признав, что жизнь его пуста и бессмысленна, он решает уехать в незнакомые края.
Личное отношение Байрона к тому, что он видел во время своих странствий, отражено в поэме, и часто именно лирический герой определяет ее звучание. Предчувствуя, однако, что его - автора - будут отождествлять с Чайльд-Гарольдом, Байрон писал Далласу: "Я ни в коем случае не намерен отождествлять себя с Гарольдом; я отрицаю всякое родство с ним. Если местами может показаться, будто я написал собственный портрет, поверьте, что это только местами, и я на хочу признавать даже этого... Я ни за что на свете не хотел бы походить на своего героя" {Дневники. Письма, с. 38.}.
Готовя "Чайльд-Гарольда" к изданию, поэт встретился с препятствиями. Его издатель Меррей требовал исключить из поэмы ряд строф, носивших политический характер, на что Байрон твердо отвечал: "Боюсь, что по части политики и философии я ничего не смогу изменить; но могу сослаться в своих заблуждениях на высокие авторитеты, ибо даже "Энеида" была поэмой политической, написанной с политической целью - а что касается моих злополучных мнений по вопросам более важным, то я в них слишком искренен, чтобы отречься. Об испанских делах я говорю как очевидец и каждый день убеждаюсь, что составил себе на месте верное суждение... Как видите, я не могу изменить своих мнений, но если бы вы пожелали изменений в строении стиха, я готов сколько угодно нанизать рифм и сочинить строф..." {Дневники, Письма, с. 37.}. В этом же письме Байрон указывает, что поэма его "совсем иного рода, чем предыдущие", подчеркивая принципиальную новизну "Паломничества Чайльд-Гарольда".
"Паломничество Чайльд-Гарольда" - первое произведение Байрона-романтика, романтика нового типа, отличного от всех его предшественников. Отстаивая свободу народов, их право на национально-освободительную борьбу, Байрон не бежал от действительности, а призывал вмешаться в нее. Ратуя за духовное раскрепощение человека, выступая в защиту его от насилия и унижения, он требовал и от самого человека активных действий, он клеймил его позором за то, что тот подчинился рабству, склонил голову перед тираном. Как и все романтики, Байрон воспевал Природу, но не вообще, а в связи с человеком, утверждая мысль, что только духовно развитый и свободный человек может понять ее красоту, осуществлять гармонию между человеком и природой. Всю поэму пронизывает связь времен, прошлое освещено светом современности, а прошлое и настоящее позволяют поэту заглянуть в будущее.
В первой песни поэмы, в которой рассказывается о нашествии наполеоновских войск на Пиренейский полуостров, поэт пишет: "Летит на тризну Смерть во весь опор,//И ярый бог войны приветствует раздор". Страшна война, и это передается через аллегорию: бог войны - чудовищный, отталкивающий своим обликом гигант. Война ассоциируется у поэта с правителями государств, развязывающими войны ради захвата чужих земель, - ведь подвластные им войска лишь "орудья алчности кровавой - //Их тысячи тиран бросает в прах,//Свой воздвигая трон на черепах...". На примере Испании поэт четко отделяет такую войну от войны, которую ведет народ за свою независимость; в ней тоже гибнут люди, но во имя жизни. Борьба испанского народа важна не только для самой Испании, поэт верит, что она может стать вдохновляющим примером для других порабощенных народов: "Но ждут порабощенные народы,//Добьется ли Испания свободы,//Чтобы за ней воспряло больше стран".
Байрону удается создать образ народа в движении, в действии. Охватывая его в целом, показывая в массовых сценах, как народ сражается, трудится, веселится, он останавливается также на единичном: на проявлении характера испанского народа в отдельных героических личностях; с восхищением говорит он о деве из Сарагосы, участнице народного ополчения. В единстве героической личности с народом Байрон усматривает залог успехов испанцев в борьбе за правое дело. Иной взгляд у поэта на тех, кто добился почестей и славы в результате захватнических войн.
В первой песни поэмы можно видеть, как началась переоценка деяний кумира молодости Байрона-Наполеона:
Заглянем в день грядущий: кто привык
Ниспровергать одним движеньем троны,
Свой жезл подняв, задумался на миг,
Лишь краткий миг он медлил, изумленный.
Но вскоре вновь он двинет легионы,
Он - Бич Земли!..
Во второй песни Чайльд-Гарольд оказывается сначала в Албании, затем в Греции. Народы этих стран под игом Турции. Коварна и изощренна восточная тирания, и печать ее на лицах местных деспотов, наместников султана. Портрет Али-Паши, правителя Албании, с которым Байрон был лично знаком, в поэме краток и выразителен. Черты лица старого Али-Паши благообразны, трудно заподозрить его в жестокости, но сквозь эти черты просвечивает лик, запятнанный преступлениями, и он вызывает отвращение, ведь "тот, кто начал с крови, в кровавых делах завершает свой путь" {Poetry, vol. 1, р. 140 (Перевод мой. - Р. У.).}, - заключает Байрон. Предателю народа, Али-Паше, противопоставлены простые свободолюбивые албанцы, которые свято хранят память о своем народном герое Искандере, устрашавшем турецкую рать, и это вселяет в поэта надежду, что с деспотизмом своих феодалов и турецким игом народ не примирится.
Тема борющегося народа в поэме продолжает развиваться, обретая новые краски в строфах, посвященных Греции, составляющих основную часть второй песни. Контраст между великим прошлым античной Греции и рабским, униженным ее положением в настоящем болью отзывается в сердце поэта. Контраст раскрывается с привлечением фактов из богатой истории Греции, строфы все время интонационно варьируются: восторг перед прекрасной Элладой, в которой жил дух Свободы, сменяется гневом на потомков, живущих на славной земле и покорившихся рабству, поэту тяжело видеть как "грек молчит, и рабьи гнутся спины,//И под плетьми турецкими смирясь,//Простерлась Греция, затоптанная в грязь...", и гнев уступает место надежде, что в народе "былая сила неукротимой вольности живет". Народ должен верить в свои силы утверждает поэт, а не полагаться на иноземную помощь; логическим завершением этой мысли становится призыв: "О, Греция! Восстань же на борьбу!"
Неизменна любовь поэта к Греции, близка и дорога она ему и строфы о Греции в этой поэме помогают лучше понять, почему Байрон станет борцом за свободу греческого народа.
И в первой и во второй песнях поэмы Байрон не раз касается внешней политики Англии. Испанцев он предупреждает, чтобы не доверялись союзнической роли Англии: "...союзник тот опасный, в чью помощь верить - право, труд напрасный". Британский дипломат лорд Эльджин вывез из Греции огромную коллекцию памятников древней культуры, и об этом Байрон пишет как о позоре для всей Англии. В осуждении внешней политики своей страны Байрон занял определенно демократические позиции, отражая взгляды передовой части английского общества.
Автору "Чайльд-Гарольда" расстановка политических сил в Европе была достаточно ясна, но общие закономерности исторического процесса представлялись несколько односторонне. Опираясь на внешние факты, Байрон называет португальцев "презренными рабами", обвиняя целый народ в покорности и нежелании бороться за свободу, что было, разумеется, несправедливо. Правда, поэт испытывал необходимость глубже разобраться в причинах многих явлений и событий в жизни народов, увидеть взаимосвязь между внешним их проявлением и социальными причинами. Недостаток знаний в этой области восполнялся порой эмоциональной риторикой. Но уже в последних песнях поэмы третьей и четвертой - Байрон раскрывает одну из замечательных сторон своего гения - находить точное поэтическое выражение глубокой философской мысли.
Новаторское содержание поэмы диктовало и отказ от общепринятых представлений, каким должен быть язык поэта. Байрон пересматривает весь арсенал художественных средств английской поэзии, отбирая нужное для себя; в частности, при обобщениях он пользуется принципом аллегории, известным со времен английской поэзии средневековья; охотно обращается он и к народному английскому языку. Отсутствие скованности в использовании всего богатства родного языка дало ему широкие возможности для поэтического изложения беспрерывно меняющегося содержания поэмы.
Первые две песни "Паломничества Чайльд-Гарольда" открыли новые горизонты для поэзии романтизма. Пушкин поставил Байрона с его "Чайльд-Гарольдом" в ряд корифеев мировой поэзии.
Незадолго до путешествия Байрон занял свое место в палате лордов. Тогда он не совсем ясно себе представлял, какова будет его парламентская деятельность. Путешествие, размышления об увиденном, работа над "Чайльд-Гарольдом" развили интерес Байрона к социальным проблемам своей страны. К тому же возвращение его в Англию совпало с разгаром луддитского движения, начавшегося в Ноттингеме, в крупнейшем центре ткацкой промышленности. Применение новых ткацких машин оставляло многих ткачей без работы, а у тех, кто работал, резко снижалась заработная плата. Обездоленные ткачи разрушали станки.
Правительством был подготовлен закон (билль), по которому разрушение машин каралось смертью. Байрон избрал этот билль темой своей первой речи. Перед выступлением в парламенте он предпринял специальную поездку, чтобы изучить вопрос на месте. Лидер вигов, главный судья Ноттингема, лорд Холланд наставлял Байрона, какой должна быть его речь. Но накануне своего выступления Байрон пишет Холланду письмо, из которого видно, что он не пойдет на компромиссы и будет отстаивать права ноттингемских ткачей. "Я считаю, милорд, - писал Байрон, - что можно приветствовать благодетельный для человечества прогресс промышленности, но нельзя допустить, чтобы человечество приносилось в жертву усовершенствованию машин. Обеспечить существование трудящихся бедняков - более важная для общества задача, чем обогащение нескольких монополистов с помощью усовершенствованных орудий, которые отнимают хлеб у рабочего и делают невыгодным его наем.
Я возражаю против билля из-за его явной несправедливости и совершенной бесполезности. Я видел, как живут эти несчастные и какой это позор для цивилизованной страны...
В тех немногих словах, которые я позволю себе сказать в четверг, я выскажу именно это мнение, составленное на основании собственных наблюдений" {Дневники. Письма, с. 40.}.
Билль о смертной казни для ткачей луддитов был узаконен вопреки усилиям Байрона, его выступлению в парламенте в феврале 1812 года. Но 2 марта Байрон "продолжил" свою речь уже как поэт, опубликовав "Оду авторам билля, направленного против разрушителей станков". Действие билля не замедлило сказаться; движение луддитов жестоко подавлялось военными частями, ткачей осуждали на казнь через повешение, тюремное заключение и ссылки. Против этих преследований выступил и известный радикальный публицист Вильям Коббет. Байрон не мог забыть террор, учиненный правительством против ткачей, и спустя несколько лет, в изгнании, он написал "Песню для луддитов", в которой звучит призыв к продолжению борьбы: "...или сгинем в бою,// Иль к вольному все перейдем мы житью".
Первые песни "Чайльд-Гарольда", вышедшие в свет 10 марта 1812 года, принесли Байрону широкую известность. "Чайльд-Гарольд" выдерживает издание за изданием, популярность его автора растет изо дня в день, и теперь каждая строка написанная им, меткие слова, остроты, сказанные по разным поводам, все становится предметом обсуждения.
Байрон часто бывает в свете, в модных литературных салонах. Встречи с писателями и поэтами, новые знакомые из политических кругов, успех у женщин увлекают и занимают его, но не настолько, чтобы не видеть условий жизни, в которых живут народы Великобритании. 21 апреля 1812 года Байрон выступает в парламенте с речью о положении ирландского народа, на обсуждении предложения о создании комитета для разбора жалоб ирландских католиков. С самого начала Байрон дает понять, что дело не в мелких подробностях возникшей ситуации и что не надо уподобляться лилипутам в их споре, с какого конца разбивать яйцо. Хорошо зная историю Ирландии и события ее современной жизни, Байрон показывает, что благодаря вражде католиков и протестантов в Ирландии создается обстановка, которую издавна поддерживает правительство Англии. Если католикам правительство не предоставляет никаких субсидий, то протестантам выделило значительную сумму для школ, в которых детей воспитывали в ненависти к католикам.
Особенно сильной является та часть речи, в которой Байрон обнажает ханжество английских политиков, делающих вид, что они против католиков из религиозных соображений. "Действительно, странно было бы делать различие между нашей внешней и внутренней политикой, - говорит Байрон. - Если католическая Испания, верная Португалия и не менее католический и верный король одной из Сицилий (которую вы, между прочим, у него, однако, отняли) нуждаются в помощи, - немедленно идут в поход войско и флот, отправляются посланники и субсидии, и это очень часто для того, чтобы выдержать довольно горячий бой, вести более или менее неудачно переговоры, и всегда неизменно очень дорого платить за наших союзников, папистов".
Продолжая свою речь в обличительном тоне, Байрон обнажает суть Унии, навязанной Ирландии Англией, после того как в крови было потоплзпо восстание ирландцев в 1798 году. По этой Унии ирландский парламент был ликвидироваван, а взамен этого Ирландия могла посылать нескольких своих депутатов в английский. "Если это можно назвать Унией, - сказал в своей речи Байрон, то это Уния акулы и ее добычи; хищник поедает свою жертву, и таким образом они приходят к единству. Так поглотила Великобритания парламент, конституцию и независимость Ирландии и не соглашается изрыгнуть хоть одну привилегию, хотя бы это было на благо ее собственного нездорового политического тела" {The Life., с. 682.}.
Через год Байрон выступил еще раз с речью в парламенте - в защиту петиции ветерана демократического движения Картрайта, за что получил, как пишет, "немало оскорблений". Это была его последняя речь, от предложений выступить в парламенте он уклонялся, так как к парламентской деятельности стал относиться скептически: "надоела парламентская комедия {Дневники. Письма, с. 48.}, - записывает он в дневнике 1813 года. Сатирически изобразил Байрон заседания в палатах парламента и в поэме "Поездка дьявола".
Но в парламенте Байрон хорошо узнал "кухню" английской внутренней и внешней политики. Некоторые политические деятели, видя, как растет популярность Байрона, стремились привлечь его на свою сторону, как, например, лидер партии вигов, упомянутый выше лорд Холланд. Его дом, являлся местом встреч членов партии вигов и был также литературным салоном, который возглавляла супруга "Холланда.
В августе 1812 года, когда к началу нового театрального сезона было заново отстроено здание королевского театра Дрюри-Лейн, сгоревшего в 1809 году. Комитет по управлению этим театром решил ознаменовать открытие его приветственным адресом, который должны были прочитать перед началом представления. Был объявлен конкурс (новшество для того времени) на лучший адрес. Но все, что было получено (свыше ста сочинений), по мнению Комитета, не отвечало торжественности момента. Тогда Холланд, один из членов Комитета, предложил обратиться к Байрону, чье имя как автора "Чайльд-Гарольда" было у всех на устах, Холланд написал Байрону, и поэт взялся за сочинение адреса, но с видимой неохотой. Постепенно эта работа его заинтересовала. Адрес был, наконец, написан, признан Комитетом лучшим и прочитан в день открытия театра. Но поскольку Байрон написал свой адрес вне конкурса, все отвергнутые сочинители стали обвинять Комитет в несоблюдении условий, и начался, по выражению Байрона, "адресный мятеж". Один из отвергнутых адресов был опубликован в газете. Байрон, ознакомившись с этим сочинением, в котором автор, кроме всего прочего, восхвалял еще и британскую политику завоеваний, в этот же день написал пародию на него и отослал в ту же газету.
Начавшийся шум по поводу адреса Байрона, требование Комитета исключить из него те или иные резкие строки о положении положении на английской сцене вызывают у поэта сначала не очень настойчивое, но затем решительное несогласие с тем, что ему навязывают, и он начинает приводить в боевую готовность оружие сатиры. Одновременно с адресом Байрон пишет сатиру "Вальс" в духе "Английских бардов и шотландских обозревателей", собирается издать часть своей сатиры "Проклятие Минервы", о чем сообщает своему издателю.
Сатира "Проклятие Минервы", в которой поэт обвиняет лорда Эльджина в разграблении памятников Греции, полностью не была опубликована при жизни поэта, но она "ходила" среди читателей в издании, не предназначенном для продажи, и была достаточно известна его современникам. "Вальс" вышел в свет анонимно, в 1813 году. В этой сатире Байрон зло и хлестко пишет о лицемерии и ханжестве высшего света, причем задевает и королевскую семью. Все кружатся в вихре модного тогда танца - вальса, - в страна же голодают бедняки, вводятся жестокие законы, обесцениваются деньги; начинаются новые войны.
Сатирическое направление в творчестве Байрона развивалось в различных жанрах - поэмах, эпиграммах, пародиях, сатирических эпитафиях, экспромтах. В совершенстве владел Байрон малой формой - в нескольких строках, в остроумной игре слов ему удавалось передать и злободневность события и точность адреса. Экспромт "Строки к плачущей леди" - всколыхнул королевский двор, высшее общество, политические круги. Газеты писали статьи, обвинявшие Байрона чуть ли не в государственной измене. "Восемь строк" вызвали по крайней мере восемь тысяч (строк. - Р. У.)", - писал Байрон. А поэт в восьми строках сказал следующее: при обсуждении политических дел со своими советниками принц-регент пришел в сильное волнение, а принцесса Шарлотта, увидев это, залилась слезами. Поэт иронически предполагает, что слезы Шарлотты вызваны бедственным положением страны.
В творчестве Байрона комическое было органически связано с трагическим. С 1813 года Байрон создает одну за другой романтические поэмы, которые заняли в эволюции его творчества важное месте и дали начало трагизму Байрона. Поэмы эти - "Гяур" (1813), "Абидосская невеста" (1813), "Корсар" (1814), "Пара" (1814), "Осада Коринфа" (1816), "Паризина" (1816) - получили в литературе название "восточных". Определение это в полной мере, если иметь в виду колорит, относится только к первым трем; в "Ларе" же, как указывал сам поэт, имя испанское, а страна и время события конкретно не обозначены, в "Осаде Коринфа" Байрон переносит нас в Грецию, а в "Паризине" - в Италию. В стремлении объединить эти поэмы в один цикл есть известная логика, подсказанная общими признаками, характерными для всех названных поэм. В них Байрон создает ту романтическую личность, которая впоследствии, преимущественно в XIX веке, стала называться "байронической" и нашла полное воплощение в образах Манфреда и Каина. Герои поэм, о которых идет речь, отвергают общество, где царит тирания и деспотизм, провозглашают свободу личности, не подчиняющейся условиям, угнетающим ее. И при всей разности сюжетов личность романтического героя от поэмы к поэме развивается Байроном, обогащается новыми чертами характера, и в то же время в ней углубляется, говоря словами Пушкина, "безнадежный эгоизм". Романтический герой Байрона обладает и большой притягательной силой благодаря своему благородству, гордому и неукротимому характеру, способности страстно и самозабвенно любить, мстить за зло, стать на сторону слабого и беззащитного. Этому герою чужды низменные чувства: продажность, трусость, лживость и коварство.
На связи Байрона с XVIII веком, то есть веком Просвещения, давно обращалось внимание как в зарубежной, так и в нашей отечественной науке. Байрон-критик, провозглашавший принципы просветительского классицизма, противоречил Байрону-поэту, утверждавшему своей поэзией художественный метод романтизма, разрушавший нормативную эстетику просветителей. Многое роднило Байрона с просветителями. Стойкая непримиримость к религиозному и политическому ханжеству давала Байрону уверенность при схватках с многоликим лицемерием и политическим коварством. Личности
Байрона отвечал дух активного вмешательства в аеизнь, обличавший мыслителей и писателей XVIII века. Байрон был сторонником обычной для просветителя пропаганды знаний, их распространения среди современников. Чем, как не истинной потребностью делиться с людьми приобретенными знаниями, объясняется большой объем примечаний и приложений написанных им ко многим своим произведениям.
И, наконец, Байрон подхватил и продолжил просветительское отношение не только к литературе, но и к другим видам искусства. Он верил, например, что средствами театра можно развить ум и чувства людей, и, критикуя современную ему сцену с нравственных позиций просветителей XVIII века, заглядывал вперед, предчувствуя возможности иного развития театра. И отнюдь не случайно Байрон в 1820 году возвращается к мысли опубликовать поэму "По стопам Горация", значительная часть которой посвящена театру.
Написана поэма в стиле сатирических поэм XVIII века. И все, что в ней говорится об ответственности поэта за судьбы художественного творчества, Байрон относил и к себе. Но случилось так, что в печати раньше поэмы "По стопам Горация" появились две первые песни "Чайльд-Гарольда", которые сделали его "в одно утро знаменитым" {The Life... p. 159.}. И теперь многие строки поэмы "По стопам Горация", в частности, такие:
Поэзия не знает середины,
Здесь тот на дне, кто не достиг вершины,
У всех в презреньи серенький поэт,
У бога, у людей и у газет...
{Пер. H. Вольпин.}
- были бы восприняты литературной средой как высокомерные наставления всем, менее значительным, чем он, поэтам, то есть вступали в силу этические соображения, поэтому Байрон приостановил печатание подготовленного им пятого издания "Английских бардов...", отложил публикацию "По стопам Горация", ибо, как он заметил, любое продолжение "Английских бардов..." "обрушило бы на его голову лавину горящих угольев" {Poetry, vol. I, p. 387. "Introduction"}. Поэма так и не была опубликована при жизни поэта.
Путешествие, которое совершил Байрон в 1809-1811 годах, имело огромное, значение для развития его личности и поэтического дара. Оно началось с Португалии, затем последовали города Испании. Из Испании Байрон выехал на о. Мальту, вслед за Мальтой он посетил Грецию, Албанию, отсюда поехал в Константинополь, вновь вернулся в Грецию.
Какой бы удивительной ни была по своей красоте природа и величественной древняя культура этих южных стран, Байрон не воспринимал их вне жизни народов, их населявших. Люди, их быт, язык, обычаи, одежда - все вызывает пристальный интерес поэта. Его поражают социальные контрасты в этих странах: с одной стороны, нищета, рабство народов, с другой - неограниченная власть и произвол кучки тиранов. Во время путешествия Байрон глубоко осознал свое общественное призвание поэта, он стремился увиденное передать в строфах, обличавших политику правительств тех стран, которые поддерживали тиранию и насилие над народами.
Путевые впечатления обретали разный по тону характер: они были то раздумьями, то призывом к народам сбросить иго тирании, то восторгами перед красотой женщин, перед экзотикой природы. Ложились эти записи большей частью в спенсерову строфу, девятистрочную, со сложным чередованием рифм; Байрон работал тогда над овладением этой строфой, которая берет начало в английской поэзии эпохи Возрождения. Во время путешествия им было также создано немало лирических стихотворений о запомнившихся встречах и событиях. Одновременно появлялись и стихи, давшие начало политической лирике поэта, - "Песня греческих повстанцев", "Прощанье с Мальтой", к которым примыкала и сатира "Проклятие Минервы", написанная также в годы путешествия.
Байрон возвращался в Англию в конце лета 1811 года. Уже на пути домой он узнал о тяжелой болезни матери, которую не застал в живых. Горе поэта усугубилось еще и тем, что погиб один из его близких друзей. Байрон, уединившись в Ньюстеде, тяжело переживает эти события. Но вскоре работа над поэмой "Паломничество Чайльд-Гарольда" полностью захватила его. Герою поэмы, который повторяет его путешествие, поэт придает черты своих современников, молодых людей из среды, хорошо ему известной. Чайльд-Гарольд устал от веселого и бездумного времяпрепровождения, его тяготят друзья по кутежам, женщины, с готовностью отвечающие на любовь. Разочарованный во всем, признав, что жизнь его пуста и бессмысленна, он решает уехать в незнакомые края.
Личное отношение Байрона к тому, что он видел во время своих странствий, отражено в поэме, и часто именно лирический герой определяет ее звучание. Предчувствуя, однако, что его - автора - будут отождествлять с Чайльд-Гарольдом, Байрон писал Далласу: "Я ни в коем случае не намерен отождествлять себя с Гарольдом; я отрицаю всякое родство с ним. Если местами может показаться, будто я написал собственный портрет, поверьте, что это только местами, и я на хочу признавать даже этого... Я ни за что на свете не хотел бы походить на своего героя" {Дневники. Письма, с. 38.}.
Готовя "Чайльд-Гарольда" к изданию, поэт встретился с препятствиями. Его издатель Меррей требовал исключить из поэмы ряд строф, носивших политический характер, на что Байрон твердо отвечал: "Боюсь, что по части политики и философии я ничего не смогу изменить; но могу сослаться в своих заблуждениях на высокие авторитеты, ибо даже "Энеида" была поэмой политической, написанной с политической целью - а что касается моих злополучных мнений по вопросам более важным, то я в них слишком искренен, чтобы отречься. Об испанских делах я говорю как очевидец и каждый день убеждаюсь, что составил себе на месте верное суждение... Как видите, я не могу изменить своих мнений, но если бы вы пожелали изменений в строении стиха, я готов сколько угодно нанизать рифм и сочинить строф..." {Дневники, Письма, с. 37.}. В этом же письме Байрон указывает, что поэма его "совсем иного рода, чем предыдущие", подчеркивая принципиальную новизну "Паломничества Чайльд-Гарольда".
"Паломничество Чайльд-Гарольда" - первое произведение Байрона-романтика, романтика нового типа, отличного от всех его предшественников. Отстаивая свободу народов, их право на национально-освободительную борьбу, Байрон не бежал от действительности, а призывал вмешаться в нее. Ратуя за духовное раскрепощение человека, выступая в защиту его от насилия и унижения, он требовал и от самого человека активных действий, он клеймил его позором за то, что тот подчинился рабству, склонил голову перед тираном. Как и все романтики, Байрон воспевал Природу, но не вообще, а в связи с человеком, утверждая мысль, что только духовно развитый и свободный человек может понять ее красоту, осуществлять гармонию между человеком и природой. Всю поэму пронизывает связь времен, прошлое освещено светом современности, а прошлое и настоящее позволяют поэту заглянуть в будущее.
В первой песни поэмы, в которой рассказывается о нашествии наполеоновских войск на Пиренейский полуостров, поэт пишет: "Летит на тризну Смерть во весь опор,//И ярый бог войны приветствует раздор". Страшна война, и это передается через аллегорию: бог войны - чудовищный, отталкивающий своим обликом гигант. Война ассоциируется у поэта с правителями государств, развязывающими войны ради захвата чужих земель, - ведь подвластные им войска лишь "орудья алчности кровавой - //Их тысячи тиран бросает в прах,//Свой воздвигая трон на черепах...". На примере Испании поэт четко отделяет такую войну от войны, которую ведет народ за свою независимость; в ней тоже гибнут люди, но во имя жизни. Борьба испанского народа важна не только для самой Испании, поэт верит, что она может стать вдохновляющим примером для других порабощенных народов: "Но ждут порабощенные народы,//Добьется ли Испания свободы,//Чтобы за ней воспряло больше стран".
Байрону удается создать образ народа в движении, в действии. Охватывая его в целом, показывая в массовых сценах, как народ сражается, трудится, веселится, он останавливается также на единичном: на проявлении характера испанского народа в отдельных героических личностях; с восхищением говорит он о деве из Сарагосы, участнице народного ополчения. В единстве героической личности с народом Байрон усматривает залог успехов испанцев в борьбе за правое дело. Иной взгляд у поэта на тех, кто добился почестей и славы в результате захватнических войн.
В первой песни поэмы можно видеть, как началась переоценка деяний кумира молодости Байрона-Наполеона:
Заглянем в день грядущий: кто привык
Ниспровергать одним движеньем троны,
Свой жезл подняв, задумался на миг,
Лишь краткий миг он медлил, изумленный.
Но вскоре вновь он двинет легионы,
Он - Бич Земли!..
Во второй песни Чайльд-Гарольд оказывается сначала в Албании, затем в Греции. Народы этих стран под игом Турции. Коварна и изощренна восточная тирания, и печать ее на лицах местных деспотов, наместников султана. Портрет Али-Паши, правителя Албании, с которым Байрон был лично знаком, в поэме краток и выразителен. Черты лица старого Али-Паши благообразны, трудно заподозрить его в жестокости, но сквозь эти черты просвечивает лик, запятнанный преступлениями, и он вызывает отвращение, ведь "тот, кто начал с крови, в кровавых делах завершает свой путь" {Poetry, vol. 1, р. 140 (Перевод мой. - Р. У.).}, - заключает Байрон. Предателю народа, Али-Паше, противопоставлены простые свободолюбивые албанцы, которые свято хранят память о своем народном герое Искандере, устрашавшем турецкую рать, и это вселяет в поэта надежду, что с деспотизмом своих феодалов и турецким игом народ не примирится.
Тема борющегося народа в поэме продолжает развиваться, обретая новые краски в строфах, посвященных Греции, составляющих основную часть второй песни. Контраст между великим прошлым античной Греции и рабским, униженным ее положением в настоящем болью отзывается в сердце поэта. Контраст раскрывается с привлечением фактов из богатой истории Греции, строфы все время интонационно варьируются: восторг перед прекрасной Элладой, в которой жил дух Свободы, сменяется гневом на потомков, живущих на славной земле и покорившихся рабству, поэту тяжело видеть как "грек молчит, и рабьи гнутся спины,//И под плетьми турецкими смирясь,//Простерлась Греция, затоптанная в грязь...", и гнев уступает место надежде, что в народе "былая сила неукротимой вольности живет". Народ должен верить в свои силы утверждает поэт, а не полагаться на иноземную помощь; логическим завершением этой мысли становится призыв: "О, Греция! Восстань же на борьбу!"
Неизменна любовь поэта к Греции, близка и дорога она ему и строфы о Греции в этой поэме помогают лучше понять, почему Байрон станет борцом за свободу греческого народа.
И в первой и во второй песнях поэмы Байрон не раз касается внешней политики Англии. Испанцев он предупреждает, чтобы не доверялись союзнической роли Англии: "...союзник тот опасный, в чью помощь верить - право, труд напрасный". Британский дипломат лорд Эльджин вывез из Греции огромную коллекцию памятников древней культуры, и об этом Байрон пишет как о позоре для всей Англии. В осуждении внешней политики своей страны Байрон занял определенно демократические позиции, отражая взгляды передовой части английского общества.
Автору "Чайльд-Гарольда" расстановка политических сил в Европе была достаточно ясна, но общие закономерности исторического процесса представлялись несколько односторонне. Опираясь на внешние факты, Байрон называет португальцев "презренными рабами", обвиняя целый народ в покорности и нежелании бороться за свободу, что было, разумеется, несправедливо. Правда, поэт испытывал необходимость глубже разобраться в причинах многих явлений и событий в жизни народов, увидеть взаимосвязь между внешним их проявлением и социальными причинами. Недостаток знаний в этой области восполнялся порой эмоциональной риторикой. Но уже в последних песнях поэмы третьей и четвертой - Байрон раскрывает одну из замечательных сторон своего гения - находить точное поэтическое выражение глубокой философской мысли.
Новаторское содержание поэмы диктовало и отказ от общепринятых представлений, каким должен быть язык поэта. Байрон пересматривает весь арсенал художественных средств английской поэзии, отбирая нужное для себя; в частности, при обобщениях он пользуется принципом аллегории, известным со времен английской поэзии средневековья; охотно обращается он и к народному английскому языку. Отсутствие скованности в использовании всего богатства родного языка дало ему широкие возможности для поэтического изложения беспрерывно меняющегося содержания поэмы.
Первые две песни "Паломничества Чайльд-Гарольда" открыли новые горизонты для поэзии романтизма. Пушкин поставил Байрона с его "Чайльд-Гарольдом" в ряд корифеев мировой поэзии.
Незадолго до путешествия Байрон занял свое место в палате лордов. Тогда он не совсем ясно себе представлял, какова будет его парламентская деятельность. Путешествие, размышления об увиденном, работа над "Чайльд-Гарольдом" развили интерес Байрона к социальным проблемам своей страны. К тому же возвращение его в Англию совпало с разгаром луддитского движения, начавшегося в Ноттингеме, в крупнейшем центре ткацкой промышленности. Применение новых ткацких машин оставляло многих ткачей без работы, а у тех, кто работал, резко снижалась заработная плата. Обездоленные ткачи разрушали станки.
Правительством был подготовлен закон (билль), по которому разрушение машин каралось смертью. Байрон избрал этот билль темой своей первой речи. Перед выступлением в парламенте он предпринял специальную поездку, чтобы изучить вопрос на месте. Лидер вигов, главный судья Ноттингема, лорд Холланд наставлял Байрона, какой должна быть его речь. Но накануне своего выступления Байрон пишет Холланду письмо, из которого видно, что он не пойдет на компромиссы и будет отстаивать права ноттингемских ткачей. "Я считаю, милорд, - писал Байрон, - что можно приветствовать благодетельный для человечества прогресс промышленности, но нельзя допустить, чтобы человечество приносилось в жертву усовершенствованию машин. Обеспечить существование трудящихся бедняков - более важная для общества задача, чем обогащение нескольких монополистов с помощью усовершенствованных орудий, которые отнимают хлеб у рабочего и делают невыгодным его наем.
Я возражаю против билля из-за его явной несправедливости и совершенной бесполезности. Я видел, как живут эти несчастные и какой это позор для цивилизованной страны...
В тех немногих словах, которые я позволю себе сказать в четверг, я выскажу именно это мнение, составленное на основании собственных наблюдений" {Дневники. Письма, с. 40.}.
Билль о смертной казни для ткачей луддитов был узаконен вопреки усилиям Байрона, его выступлению в парламенте в феврале 1812 года. Но 2 марта Байрон "продолжил" свою речь уже как поэт, опубликовав "Оду авторам билля, направленного против разрушителей станков". Действие билля не замедлило сказаться; движение луддитов жестоко подавлялось военными частями, ткачей осуждали на казнь через повешение, тюремное заключение и ссылки. Против этих преследований выступил и известный радикальный публицист Вильям Коббет. Байрон не мог забыть террор, учиненный правительством против ткачей, и спустя несколько лет, в изгнании, он написал "Песню для луддитов", в которой звучит призыв к продолжению борьбы: "...или сгинем в бою,// Иль к вольному все перейдем мы житью".
Первые песни "Чайльд-Гарольда", вышедшие в свет 10 марта 1812 года, принесли Байрону широкую известность. "Чайльд-Гарольд" выдерживает издание за изданием, популярность его автора растет изо дня в день, и теперь каждая строка написанная им, меткие слова, остроты, сказанные по разным поводам, все становится предметом обсуждения.
Байрон часто бывает в свете, в модных литературных салонах. Встречи с писателями и поэтами, новые знакомые из политических кругов, успех у женщин увлекают и занимают его, но не настолько, чтобы не видеть условий жизни, в которых живут народы Великобритании. 21 апреля 1812 года Байрон выступает в парламенте с речью о положении ирландского народа, на обсуждении предложения о создании комитета для разбора жалоб ирландских католиков. С самого начала Байрон дает понять, что дело не в мелких подробностях возникшей ситуации и что не надо уподобляться лилипутам в их споре, с какого конца разбивать яйцо. Хорошо зная историю Ирландии и события ее современной жизни, Байрон показывает, что благодаря вражде католиков и протестантов в Ирландии создается обстановка, которую издавна поддерживает правительство Англии. Если католикам правительство не предоставляет никаких субсидий, то протестантам выделило значительную сумму для школ, в которых детей воспитывали в ненависти к католикам.
Особенно сильной является та часть речи, в которой Байрон обнажает ханжество английских политиков, делающих вид, что они против католиков из религиозных соображений. "Действительно, странно было бы делать различие между нашей внешней и внутренней политикой, - говорит Байрон. - Если католическая Испания, верная Португалия и не менее католический и верный король одной из Сицилий (которую вы, между прочим, у него, однако, отняли) нуждаются в помощи, - немедленно идут в поход войско и флот, отправляются посланники и субсидии, и это очень часто для того, чтобы выдержать довольно горячий бой, вести более или менее неудачно переговоры, и всегда неизменно очень дорого платить за наших союзников, папистов".
Продолжая свою речь в обличительном тоне, Байрон обнажает суть Унии, навязанной Ирландии Англией, после того как в крови было потоплзпо восстание ирландцев в 1798 году. По этой Унии ирландский парламент был ликвидироваван, а взамен этого Ирландия могла посылать нескольких своих депутатов в английский. "Если это можно назвать Унией, - сказал в своей речи Байрон, то это Уния акулы и ее добычи; хищник поедает свою жертву, и таким образом они приходят к единству. Так поглотила Великобритания парламент, конституцию и независимость Ирландии и не соглашается изрыгнуть хоть одну привилегию, хотя бы это было на благо ее собственного нездорового политического тела" {The Life., с. 682.}.
Через год Байрон выступил еще раз с речью в парламенте - в защиту петиции ветерана демократического движения Картрайта, за что получил, как пишет, "немало оскорблений". Это была его последняя речь, от предложений выступить в парламенте он уклонялся, так как к парламентской деятельности стал относиться скептически: "надоела парламентская комедия {Дневники. Письма, с. 48.}, - записывает он в дневнике 1813 года. Сатирически изобразил Байрон заседания в палатах парламента и в поэме "Поездка дьявола".
Но в парламенте Байрон хорошо узнал "кухню" английской внутренней и внешней политики. Некоторые политические деятели, видя, как растет популярность Байрона, стремились привлечь его на свою сторону, как, например, лидер партии вигов, упомянутый выше лорд Холланд. Его дом, являлся местом встреч членов партии вигов и был также литературным салоном, который возглавляла супруга "Холланда.
В августе 1812 года, когда к началу нового театрального сезона было заново отстроено здание королевского театра Дрюри-Лейн, сгоревшего в 1809 году. Комитет по управлению этим театром решил ознаменовать открытие его приветственным адресом, который должны были прочитать перед началом представления. Был объявлен конкурс (новшество для того времени) на лучший адрес. Но все, что было получено (свыше ста сочинений), по мнению Комитета, не отвечало торжественности момента. Тогда Холланд, один из членов Комитета, предложил обратиться к Байрону, чье имя как автора "Чайльд-Гарольда" было у всех на устах, Холланд написал Байрону, и поэт взялся за сочинение адреса, но с видимой неохотой. Постепенно эта работа его заинтересовала. Адрес был, наконец, написан, признан Комитетом лучшим и прочитан в день открытия театра. Но поскольку Байрон написал свой адрес вне конкурса, все отвергнутые сочинители стали обвинять Комитет в несоблюдении условий, и начался, по выражению Байрона, "адресный мятеж". Один из отвергнутых адресов был опубликован в газете. Байрон, ознакомившись с этим сочинением, в котором автор, кроме всего прочего, восхвалял еще и британскую политику завоеваний, в этот же день написал пародию на него и отослал в ту же газету.
Начавшийся шум по поводу адреса Байрона, требование Комитета исключить из него те или иные резкие строки о положении положении на английской сцене вызывают у поэта сначала не очень настойчивое, но затем решительное несогласие с тем, что ему навязывают, и он начинает приводить в боевую готовность оружие сатиры. Одновременно с адресом Байрон пишет сатиру "Вальс" в духе "Английских бардов и шотландских обозревателей", собирается издать часть своей сатиры "Проклятие Минервы", о чем сообщает своему издателю.
Сатира "Проклятие Минервы", в которой поэт обвиняет лорда Эльджина в разграблении памятников Греции, полностью не была опубликована при жизни поэта, но она "ходила" среди читателей в издании, не предназначенном для продажи, и была достаточно известна его современникам. "Вальс" вышел в свет анонимно, в 1813 году. В этой сатире Байрон зло и хлестко пишет о лицемерии и ханжестве высшего света, причем задевает и королевскую семью. Все кружатся в вихре модного тогда танца - вальса, - в страна же голодают бедняки, вводятся жестокие законы, обесцениваются деньги; начинаются новые войны.
Сатирическое направление в творчестве Байрона развивалось в различных жанрах - поэмах, эпиграммах, пародиях, сатирических эпитафиях, экспромтах. В совершенстве владел Байрон малой формой - в нескольких строках, в остроумной игре слов ему удавалось передать и злободневность события и точность адреса. Экспромт "Строки к плачущей леди" - всколыхнул королевский двор, высшее общество, политические круги. Газеты писали статьи, обвинявшие Байрона чуть ли не в государственной измене. "Восемь строк" вызвали по крайней мере восемь тысяч (строк. - Р. У.)", - писал Байрон. А поэт в восьми строках сказал следующее: при обсуждении политических дел со своими советниками принц-регент пришел в сильное волнение, а принцесса Шарлотта, увидев это, залилась слезами. Поэт иронически предполагает, что слезы Шарлотты вызваны бедственным положением страны.
В творчестве Байрона комическое было органически связано с трагическим. С 1813 года Байрон создает одну за другой романтические поэмы, которые заняли в эволюции его творчества важное месте и дали начало трагизму Байрона. Поэмы эти - "Гяур" (1813), "Абидосская невеста" (1813), "Корсар" (1814), "Пара" (1814), "Осада Коринфа" (1816), "Паризина" (1816) - получили в литературе название "восточных". Определение это в полной мере, если иметь в виду колорит, относится только к первым трем; в "Ларе" же, как указывал сам поэт, имя испанское, а страна и время события конкретно не обозначены, в "Осаде Коринфа" Байрон переносит нас в Грецию, а в "Паризине" - в Италию. В стремлении объединить эти поэмы в один цикл есть известная логика, подсказанная общими признаками, характерными для всех названных поэм. В них Байрон создает ту романтическую личность, которая впоследствии, преимущественно в XIX веке, стала называться "байронической" и нашла полное воплощение в образах Манфреда и Каина. Герои поэм, о которых идет речь, отвергают общество, где царит тирания и деспотизм, провозглашают свободу личности, не подчиняющейся условиям, угнетающим ее. И при всей разности сюжетов личность романтического героя от поэмы к поэме развивается Байроном, обогащается новыми чертами характера, и в то же время в ней углубляется, говоря словами Пушкина, "безнадежный эгоизм". Романтический герой Байрона обладает и большой притягательной силой благодаря своему благородству, гордому и неукротимому характеру, способности страстно и самозабвенно любить, мстить за зло, стать на сторону слабого и беззащитного. Этому герою чужды низменные чувства: продажность, трусость, лживость и коварство.