Страница:
Виктор поднял медальон и виновато вздохнул. Жетоны служащих Дипломатического корпуса действительно изготовлены из серебра, но раньше он как-то об этом не задумывался и теперь чувствовал себя едва ли не предателем. Пострадавшая рука Радиславы наливалась пульсирующим жжением.
– Сделай что-нибудь! – потрясая обожженной ладонью, простонала она, картинно закатывая глаза – Немедленно!
Байкер осторожно перехватил ее запястье и скептически осмотрел покрывшие кожу красные полосы, местами уже начавшие набухать водянистыми волдырями.
– Немедленно разве что поцеловать могу, – усмехнулся Виктор, – только пользы от этого, кроме морального удовлетворения, будет ноль. Я все-таки не Эрик. Лечить прикосновением не могу, только калечить…
– Ты! – Радислава мгновенно забыла о противном жжении и попыталась треснуть байкера свободной рукой.
– Ну вот, уже дерешься. Значит, не все так плохо. Идем вниз, наверняка у корабельного лекаря найдется что-нибудь от ожогов. Ножками дотопаешь?
Девушка с фальшивым стоном повисла на Викторе, мстительно оттоптав ему ногу. Оружейник недолго думая перекинул подругу через плечо и под возмущенные вопли спустился на нижнюю палубу.
Эорлин-ши изваянием застыл на мостике, выжидательно вглядываясь в линию горизонта. Темная бугристая полоса, которую можно было сначала принять за горы, пухла и росла как на дрожжах, наползая на тихое небо. «Эолова арфа» стремительно летела прямо в надвигающуюся грозу. Сильф тяжело вздохнул. Соваться сейчас на паруснике в искрящую зарницами тучу равносильно самоубийству. Прошлый такой полет изрядно подпортил его обожаемую «Арфу». Когда он привел корабль на верфь в Малых Бескидах чиниться, выяснилось, что чертежи, по которым там некогда и создали «Эолову арфу», исчезли. А без них полностью исправить некоторые повреждения оказалось довольно проблематично. Судно чинили наугад, а точнее, фактически методом научного тыка. Разозленный такой халатностью, капитан лично перерыл все хранившиеся на верфи чертежи, после чего выяснилось, что исчезли не только его схемы, но еще и технические паспорта нескольких других кораблей – тяжелых боевых парусников. Вот это сильфу уже совсем не понравилось. Первая мысль, посетившая его в связи со случившимся: «Кто-то намеревается создать воздушный парусник за пределами верфи – легкий, маневренный и быстроходный, как «Арфа», но мощный и смертоносный, как те боевые корабли, чьи чертежи тоже пропали».
Вообще-то сильфы никогда не делали особого секрета из подобной информации. Нужны тебе чертежи – пожалуйста, бери, копируй, только перед этим, уж будь добр, оформи все как положено: бумаги нужные заполни, за пользование налог уплати… А здесь… Похоже, кем бы ни являлся неизвестный похититель, он явно не желал оставлять никаких зацепок, способных привести к его темной персоне. А значит, всевозможные пакости от него гарантированы. Заявлять о пропаже оказалось бесполезно. В документохранилище на верфи сотрудники наведывались хорошо если раз в несколько месяцев, да и то по большой надобности, поэтому выяснить, когда именно пропали чертежи, не представлялось возможным. И если бы не дотошность Эорлин-ши, там скорее всего еще долго не узнали бы о пропаже…
Порыв ветра холодным языком мазнул капитана по лицу, растрепав и без того всклокоченные волосы и напомнив о надвигающейся грозе.
– Штурмана на мостик! – негромко приказал он, не сомневаясь, что его услышат.
Седой, кряжистый гиперборей возник перед сильфом беззвучно, словно вынырнул из воздуха. Рядом с ним аристократичный Эорлин-ши смотрелся чуть ли не подростком, будучи на две головы ниже штурмана и в полтора раза тоньше.
– Дон Салазар, нам нужно прибыть в Петербург к вечеру. Много мы потеряем во времени, если попытаемся обойти грозу? – без обиняков осведомился капитан.
Гиперборей вгляделся в расползающуюся по небу черноту, затем сверился с погодными сводками, которые клятвенно заверяли его, что никакой грозы в этом месте быть не должно.
– Боюсь, мы попросту не успеем этого сделать, – покачал головой штурман. – Она накроет нас раньше, чем парусник уйдет в сторону. Максимум, на что у нас хватит времени, – это сместиться настолько, чтобы обойти неблагоприятную зону по краю. Но предупреждаю, это очень рискованно. Я не дам никакой гарантии, что нас не затянет в самую середину. Воздушные потоки на краю грозового фронта слишком непредсказуемы, капитан.
– Отлично, – кивнул Эорлин-ши. – Пойдем по краю на большой скорости. Маневровую команду – на палубу!
Дон Салазар с опаской покосился на быстро надвигающуюся грозу. Впрочем, за время его штурманства на «Эоловой арфе» капитан и не такие трюки проделывал. Авось и в этот раз пронесет…
Его светлость герцог Алоизиус, достопочтенный глава Высокого дома ди Амбер, тоскливо глядел в зеркало, ожидая, пока вышколенный слуга покончит с процедурой бритья, столь ненавистной капризному мессиру. Та мизерная доля эльфийской крови, что текла в жилах его упитанной светлости, частично повлияла на человеческую физиологию, избавив ди Амбера от ежеутреннего нервомотательства с выскабливанием щек и подбородка. И поэтому данной процедурой господин Алоизиус «наслаждался» лишь раз в неделю, но и эта еженедельная пытка вгоняла его в тоску и раздражительность. Итак, герцог ди Амбер тоскливо глядел на свою намыленную физиономию, отражавшуюся в зеркале работы муранских мастеров, и размышлял о превратностях судьбы. Христобаль Саграда мертв… С одной стороны, это известие не могло не радовать: инквизитор слишком много знал. Покуда команданте был жив, всегда оставалась угроза, что он решит сыграть на два фронта и посвятит нынешнего главу Высокого дома ди Таэ в неизвестные подробности того старинного нападения. А с другой – его светлость лишился сильного союзника в борьбе против семьи ди Таэ. А ведь он все еще не терял надежды довести начатое до конца… И пусть у ди Таэ сейчас нет былой мощи, но кто сказал, что дом не возродится? Тем более что до почтенного герцога дошли туманные слухи о женитьбе князя Эрика. Слухи, конечно, сомнительные, ибо его осведомителей, происходящих из рода Мираэн-э’Тимеро, мало интересовала личная жизнь какого-то целителя. Выражаясь точнее, они собирали сведения исключительно о своем отступнике, но то, что правящий клан архангелов счел информационным мусором, весьма пригодилось главе дома ди Амбер. Ах да… Еще этот странный юноша, спутник Анны ди Таэ. Молодой, но, бесспорно, сильный маг. И везучий.
«Вот тебе еще одна загадка, Алоизиус, – размышлял достойный герцог. – Откуда взялся сей талант?» На его памяти лишь один Высокий дом обладал подобными навыками, отдавая предпочтение земле перед другими стихиями. К счастью, злополучные де Крайто уничтожены, прах к праху, как говорится, – тут уж Саграда расстарался. «А, ладно, уберем и этого непонятного мальчишку до кучи с ди Таэ. Убьем одним заклятием трех вурдалаков…»
Слуга наконец-то закончил измываться над лицом его светлости и промокнул гладко выскобленные щеки салфеткой. В дверь деликатно постучали.
– Да! – недовольно откликнулся ди Амбер, расправляя кружевные манжеты своего камзола. Более всего на свете сиятельный герцог любил себя, и только себя.
На пороге опочивальни возник расхристанный малый в потертых холщовых штанах с множеством карманов и в безрукавом тельнике.
– Капитан Даграй велел спросить, будете ли вы на борту или нам без вас взлетать?
– Передайте капитану, что если ему нужно о чем-то мне доложить, то пусть является сам! – раздраженно огрызнулся герцог. – Да, я прибуду на борт. – Его светлости не терпелось испытать новую смертоносную игрушку, пусть бы и в учебном полете.
Рассеянные солнечные лучи, проникая сквозь иллюминатор, скользили по небольшой каюте в недрах парусника. Оборотничка, расслабленно откинувшись в широком кресле, благосклонно следила за тем, как байкер бинтует ей пострадавшую руку. У корабельного лекаря действительно нашлась мазь от ожогов. Убедившись, что пассажиры в состоянии обработать себя сами, заспанная сердитая лемурка всучила им мазь, бинт и, захлопнув дверь перед носом пациентов, отправилась досыпать.
– Надеюсь, у Анны не возникнет проблем с телепортацией байка, – вполголоса пробормотал Виктор, старательно закрепляя кончики бинта, но не спеша выпускать из пальцев ладошку Радиславы.
Менестрель чуть заметно нахмурилась. Она немного жалела, что не успела попросить княжну при телепортации «нечаянно» утопить адскую машину в первом встречном болоте. Проницательная оборотничка быстро поняла, что помимо работы ей придется делить своего мужчину еще и с его мотоциклом, но решила пока потерпеть эту ложку дегтя в бочке меда.
Тут корабль ощутимо тряхнуло, будто он угодил в воздушную яму. Менестрель с байкером озадаченно переглянулись. Преодолев воздушную яму, «Эолова арфа» решила на этом не останавливаться. Резко накренившись на правый борт, судно заложило крутой вираж. Радислава едва не вылетела из кресла, а парусник поспешил повторить маневр в зеркальном отражении.
– Что за чертовщина тут происходит?! – изрядно побледнев, выдавила оборотничка, переждав, пока подпрыгнувший к горлу желудок уляжется на место.
– Если бы я знал! – поскреб макушку Виктор. – Раньше эта посуда такого не вытворяла. Великий Элвис! – Он резко вскочил на ноги и едва не треснулся головой о низкий потолок. – Я же шмотник на палубе оставил! Будь тут! – бросил он через плечо, поспешно выбираясь из каюты.
На палубе царила суматоха, правда, вполне организованная. Налетавший порывами сильный ветер заставлял маневровую команду заполошно носиться между такелажем, словно мошек-самоубийц – между сетями паутины. Байкер, доселе не видевший «Эолову арфу» во время маневрирования, ошеломленно смотрел, как вроде бы статичные составляющие мачт разъезжаются и тасуются в произвольном порядке, ловя ветер и придавая паруснику недюжинное ускорение. Отыскав взглядом отлетевший к фальшборту рюкзак, Виктор поспешил к находке. Но тут корабль еще раз хорошенько тряхнуло – раскрылись прятавшиеся в бортах маневровые крылья. Байкер не удержался на ногах, прокатился по палубе и пребольно треснулся плечом о фальшборт. Парусник лег на крыло, уходя от зарницы, сверкнувшей в опасной близости. Многострадальный потрепанный рюкзак вылетел за борт. От повторения его участи Виктора спас Эорлин-ши, успевший схватить байкера за руку и выдернуть под защиту своего силового поля.
– Просвиру вам в селезенку! – выругался оружейник, уныло наблюдая за тем, как его вещи исчезают внизу. – Что здесь происходит, капитан?
– Мы пытаемся обойти грозу, Виктор-ши, – деловито пояснил сильф. – Вам лучше вернуться в каюту и не путаться под парусами. Левый маневровый, лови ветер! Лови, шувгей[1] тебя забери! Затянет! – Это уже относилось к красноволосому пиксу, несвоевременно ослабившему трос.
Стоило Виктору под прикрытием Эорлин-ши добраться до лестницы, ведущей вниз, как на палубу выбралась изрядно позеленевшая Радислава. Байкер поспешил поддержать шатающуюся подругу.
– Чего ты вылезла? – напустился он на нее. – Здесь опасно!
– Лучше я быстро и безболезненно… умру… на свежем воздухе, – судорожно сглатывая, выдавила менестрель, – чем долго и мучительно… в душной каюте…
Сильф тяжело вздохнул. Похоже, отправить пассажиров вниз не удастся. Оборотничка не вернется в каюту даже под страхом смерти, а человек не бросит ее на палубе одну.
– Идите лучше на мостик, – поразмыслив, посоветовал Эорлин-ши. – Там создано стабильное силовое поле, и никому из команды не придется отрываться от работы, чтобы прикрыть вас.
«Эолова арфа» продолжала выписывать кренделя высшего пилотажа, то резко планируя вниз, то почти вертикально взмывая вверх. Развитая парусником скорость поражала. Если бы не защитное поле капитанского мостика, Виктору с Радиславой пришлось бы несладко. Впрочем, оборотничка и без того чувствовала себя весьма паршиво, но возвращаться в каюту отказалась наотрез. На палубе ее обдуло ветром, и она перестала напоминать зеленое земноводное, но по-прежнему продолжала судорожно цепляться за байкера, а на каждом вираже меняла цвет лица с бледного на очень бледный.
Слева от парусника шла темная, почти черная клубящаяся хмарь, так и норовившая затянуть в себя корабль. Вылетавшие из нее зарницы несколько раз едва не достали «Эолову арфу». Маневровая команда изо всех сил стремилась как можно быстрее вывести парусник за пределы грозы. Клубящаяся, прорезаемая молниями стена смерча начинала изгибаться, уходя прочь, впереди уже простиралось чистое небо, но до него еще оставалось несколько минут полета. Корабль тряхнуло и начало заваливать на правый борт.
– Левый, левый маневровый! Держи! Держи, шувгей тебя унеси! – Эорлин-ши перемахнул через перила мостика и кинулся на помощь выбившемуся из сил пиксу.
Вдвоем им удалось натянуть заполоскавшийся парус. Корабль выровнялся, но ненадолго. Очередная зарница, прорезав черную хмарь, попала в маневровое крыло. Парусник сильно встряхнуло и едва не опрокинуло на бок. По левому борту факелом заполыхало вышедшее из-под контроля крыло. Пикс и сильф неподвижно лежали на палубе. Отпущенный парус вольно развевался на ветру. Капитан почти сразу вскочил, пытаясь перехватить трос и выровнять полотно. Пикс, кажется, находился без сознания. Налетавшие порывы ураганного ветра так и норовили вырвать маневровый канат из рук Эорлин-ши. «Эолова арфа» все больше заваливалась на правый борт, рискуя перевернуться вверх дном…
– Мы сейчас перевернемся! – испуганно пискнула Радислава.
Байкер только мрачно кивнул, прикидывая, успеет ли он добраться до капитана раньше, чем парусник окончательно уляжется на бок. Ясно, что один Эорлин-ши не справится.
– Стой здесь, – коротко бросил оружейник, отцепляя от себя оборотничку и спрыгивая на палубу.
Помощь Виктора оказалась весьма кстати, ибо зеленоволосый сильф уже практически ехал по доскам за треплющимся парусом.
– Держи, капитан! Ровняем эту чертову тряпку! А то твоя лохань сейчас ляжет, к свиньям собачьим, и мы вместе с ней! – рявкнул байкер, хватая жесткий трос и дергая на себя.
Обрадованный нежданной помощью, Эорлин-ши воспрянул духом, и вдвоем с оружейником им кое-как удалось вернуть коварный парус в нужное положение. Корабль перестало неконтролируемо кренить. «Эолова арфа» на сумасшедшей скорости выскочила за пределы грозового фронта, оставляя позади клубящуюся черноту.
– Маневровые паруса – в исходную! – сорванным голосом скомандовал Эорлин-ши, выпуская из рук злополучный трос. Ветер донес запах дыма. – Крыло! Нижняя палуба! Крыло по левому борту сбрасывай!
Корабль дернуло, и пылающая плоскость, отделившись от борта, спланировала вниз. «Эолова арфа» вновь ровно заскользила под облаками, горделиво рассекая воздушный простор. Убедившись, что палуба больше не стремится уйти из-под ног, Радислава вяло проковыляла с мостика вниз и с деспотическим видом снова вцепилась в байкера. Собственные ноги отказывались ее держать.
– Благодарю за помощь, – встряхнул растрепанными волосами Эорлин-ши, протягивая Виктору руку.
– Всегда пожалуйста, – чуть поморщился байкер при пожатии. Его ободранные до крови ладони нещадно саднили.
– Ну вот, – вяло пробормотала оборотничка, заметив содранную кожу на руках оружейника. – Свинья болото завсегда найдет. Лечи тебя теперь… – Корабль чуть качнуло, и мир вокруг Радиславы резко крутанулся. – Ох, что-то мне совсем нехорошо…
– И кто кого лечить должен? – усмехнулся Виктор, бережно поддерживая девушку за плечи и подталкивая в сторону каюты.
Професс[2] светлейшего Общества Иисуса, наместник ордена в Нейтральной зоне, при всех своих громких званиях предпочитавший скромное обращение «брат Юлиан», неспешно прогуливался по узеньким, переложенным истертыми плитами дорожкам одного из старинных кладбищ Александро-Невской лавры. Темные, покрытые мхом саркофаги, причудливо изогнутые оградки, оплетенные плющом кресты и скорбные ангелы приводили брата Юлиана в состояние умиротворения, просветляли его голову и помогали собраться с мыслями. Остановившись возле склонившихся ив, уныло купавших свои длинные ветви в пруду, он отрешенно уставился на зеленую воду, испещренную желтыми черточками острых ивовых листьев. Холеные бледные пальцы иезуита вяло перебирали отполированные темные четки. Четки выглядели слишком простыми и даже откровенно бедноватыми для своего владельца, но он ни за что не променял бы их на другие: одного шарика, брошенного в воду, было достаточно, чтобы устроить небольшое светопреставление во славу Господа. Вещество, из которого изготовили эти четки, вступая в реакцию с водой, давало такой бешеный выброс энергии, что куда там малохольному динамиту.
Казалось, професс светлейшего ордена под действием энергетики данного места просветлился и умиротворился настолько, что решил почтить усопших и прочесть заупокойную молитву, дабы души их пребывали в свете. Но это только казалось… Любой, кто знал брата Юлиана достаточно хорошо, уже по тому, как яростно он мучил смертоносные четки, догадался бы, что разум его далек от умиротворения, а мысли – от моления. Но таковых рядом не значилось, а уткам, величаво рассекавшим зеленую гладь пруда, не было никакого дела до застывшего на берегу человека. Однако мысли иезуита все же касались личности усопшего, но, увы, не содержалось в них ни сожаления, ни грусти, – лишь голый прагматизм и раздражение. Ибо покойный решил воссоединиться с Господом как раз за день до приезда брата Юлиана в обитель. Весьма несвоевременно!
Чуть больше месяца тому назад вследствие не совсем тихо прошедшего эксперимента представителей ордена в Праге оказалась повреждена колонна Пресвятой Троицы – пражский чумной столп. В ее развороченном постаменте среди обломков братья нашли некий ларец, внутри которого обнаружили футляр для хранения свитка и истрепанный лист с надписью на Старшей речи. Свиток, находившийся в футляре, оказался девственно чист, что изрядно озадачило пражскую братию. Вероятно, свет на эту диковину пролил бы найденный там же документ, но он был настолько затерт и истрепан, что разобрать текст не представлялось возможным. Вот тут-то брат Юлиан, прибывший в Прагу по делам ордена, и вспомнил об одном скромном иноке Александро-Невского монастыря, прослывшем за неполные пять лет искусным реставратором старинных рукописей и документов. А поскольку професс как раз направлялся с ответственным поручением в северную столицу, орденское руководство решило, что он передаст документ в Александро-Невскую обитель для восстановления. Сроку брату Андрею, тому самому искусному монаху, был настоятелем даден месяц.
Однако по новом приезде в сырой Петербург брата Юлиана ждал весьма неприятный сюрприз: инок Андрей скончался от сердечной слабости, предав душу на Божий суд. А оставленного на реставрацию документа ни при покойном, ни в келье его, ни в мастерской не обнаружилось, будто ангелы унесли оный вместе с отлетевшей душой. Хотя в последнем утверждении иезуит сильно сомневался, ибо брат Андрей оказался альвом, чем сильно насторожил подозрительного професса. В том, что монах успешно восстановил документ, брат Юлиан отчего-то не сомневался. Не сомневался он и в том, что покойный познал суть написанного, и «кондратий» его хватил именно по этой причине. По словам настоятеля, после первого приезда иезуита и получения заказа на реставрацию брат Андрей сильно смутился, стал тревожен и просил настоятеля о великой схиме, хотел обет молчания взять. На сердце жаловался опять же…
«Что же было в той проклятой бумаге?! – покусывал губу в размышлениях брат Юлиан. – Отчего древний так задергался? Неужели познал какие-то тайные сведения, могущие сокрушить богопротивные древние расы? Да, собственно, почему нет… Правду ведь говорят: что праведнику – благость, то нечистому – гадость…» От этих мыслей хроническое любопытство иезуита все больше воспалялось. Бумагу необходимо найти – и точка. «Ах если бы настоятель не наделал глупостей и в охватившем его страхе перед древними не заявил о смерти инока в Будапешт! – Досчитав кругляши четок до креста, Юлиан теперь мучил тяжелую подвеску из черного камня. – Но, увы… Представители Дипломатического корпуса уже в дороге, и вряд ли их любопытство окажется меньшим, чем мое». Он наконец-то прекратил терзать четки и зябко повел плечами. Время близилось к вечеру, и воздух наливался прохладой. Брат Юлиан, бросив последний взгляд на пруд, неспешно побрел обратно к жилым корпусам, решив, что будет день – будет пища.
Глава 3
– Сделай что-нибудь! – потрясая обожженной ладонью, простонала она, картинно закатывая глаза – Немедленно!
Байкер осторожно перехватил ее запястье и скептически осмотрел покрывшие кожу красные полосы, местами уже начавшие набухать водянистыми волдырями.
– Немедленно разве что поцеловать могу, – усмехнулся Виктор, – только пользы от этого, кроме морального удовлетворения, будет ноль. Я все-таки не Эрик. Лечить прикосновением не могу, только калечить…
– Ты! – Радислава мгновенно забыла о противном жжении и попыталась треснуть байкера свободной рукой.
– Ну вот, уже дерешься. Значит, не все так плохо. Идем вниз, наверняка у корабельного лекаря найдется что-нибудь от ожогов. Ножками дотопаешь?
Девушка с фальшивым стоном повисла на Викторе, мстительно оттоптав ему ногу. Оружейник недолго думая перекинул подругу через плечо и под возмущенные вопли спустился на нижнюю палубу.
Эорлин-ши изваянием застыл на мостике, выжидательно вглядываясь в линию горизонта. Темная бугристая полоса, которую можно было сначала принять за горы, пухла и росла как на дрожжах, наползая на тихое небо. «Эолова арфа» стремительно летела прямо в надвигающуюся грозу. Сильф тяжело вздохнул. Соваться сейчас на паруснике в искрящую зарницами тучу равносильно самоубийству. Прошлый такой полет изрядно подпортил его обожаемую «Арфу». Когда он привел корабль на верфь в Малых Бескидах чиниться, выяснилось, что чертежи, по которым там некогда и создали «Эолову арфу», исчезли. А без них полностью исправить некоторые повреждения оказалось довольно проблематично. Судно чинили наугад, а точнее, фактически методом научного тыка. Разозленный такой халатностью, капитан лично перерыл все хранившиеся на верфи чертежи, после чего выяснилось, что исчезли не только его схемы, но еще и технические паспорта нескольких других кораблей – тяжелых боевых парусников. Вот это сильфу уже совсем не понравилось. Первая мысль, посетившая его в связи со случившимся: «Кто-то намеревается создать воздушный парусник за пределами верфи – легкий, маневренный и быстроходный, как «Арфа», но мощный и смертоносный, как те боевые корабли, чьи чертежи тоже пропали».
Вообще-то сильфы никогда не делали особого секрета из подобной информации. Нужны тебе чертежи – пожалуйста, бери, копируй, только перед этим, уж будь добр, оформи все как положено: бумаги нужные заполни, за пользование налог уплати… А здесь… Похоже, кем бы ни являлся неизвестный похититель, он явно не желал оставлять никаких зацепок, способных привести к его темной персоне. А значит, всевозможные пакости от него гарантированы. Заявлять о пропаже оказалось бесполезно. В документохранилище на верфи сотрудники наведывались хорошо если раз в несколько месяцев, да и то по большой надобности, поэтому выяснить, когда именно пропали чертежи, не представлялось возможным. И если бы не дотошность Эорлин-ши, там скорее всего еще долго не узнали бы о пропаже…
Порыв ветра холодным языком мазнул капитана по лицу, растрепав и без того всклокоченные волосы и напомнив о надвигающейся грозе.
– Штурмана на мостик! – негромко приказал он, не сомневаясь, что его услышат.
Седой, кряжистый гиперборей возник перед сильфом беззвучно, словно вынырнул из воздуха. Рядом с ним аристократичный Эорлин-ши смотрелся чуть ли не подростком, будучи на две головы ниже штурмана и в полтора раза тоньше.
– Дон Салазар, нам нужно прибыть в Петербург к вечеру. Много мы потеряем во времени, если попытаемся обойти грозу? – без обиняков осведомился капитан.
Гиперборей вгляделся в расползающуюся по небу черноту, затем сверился с погодными сводками, которые клятвенно заверяли его, что никакой грозы в этом месте быть не должно.
– Боюсь, мы попросту не успеем этого сделать, – покачал головой штурман. – Она накроет нас раньше, чем парусник уйдет в сторону. Максимум, на что у нас хватит времени, – это сместиться настолько, чтобы обойти неблагоприятную зону по краю. Но предупреждаю, это очень рискованно. Я не дам никакой гарантии, что нас не затянет в самую середину. Воздушные потоки на краю грозового фронта слишком непредсказуемы, капитан.
– Отлично, – кивнул Эорлин-ши. – Пойдем по краю на большой скорости. Маневровую команду – на палубу!
Дон Салазар с опаской покосился на быстро надвигающуюся грозу. Впрочем, за время его штурманства на «Эоловой арфе» капитан и не такие трюки проделывал. Авось и в этот раз пронесет…
Его светлость герцог Алоизиус, достопочтенный глава Высокого дома ди Амбер, тоскливо глядел в зеркало, ожидая, пока вышколенный слуга покончит с процедурой бритья, столь ненавистной капризному мессиру. Та мизерная доля эльфийской крови, что текла в жилах его упитанной светлости, частично повлияла на человеческую физиологию, избавив ди Амбера от ежеутреннего нервомотательства с выскабливанием щек и подбородка. И поэтому данной процедурой господин Алоизиус «наслаждался» лишь раз в неделю, но и эта еженедельная пытка вгоняла его в тоску и раздражительность. Итак, герцог ди Амбер тоскливо глядел на свою намыленную физиономию, отражавшуюся в зеркале работы муранских мастеров, и размышлял о превратностях судьбы. Христобаль Саграда мертв… С одной стороны, это известие не могло не радовать: инквизитор слишком много знал. Покуда команданте был жив, всегда оставалась угроза, что он решит сыграть на два фронта и посвятит нынешнего главу Высокого дома ди Таэ в неизвестные подробности того старинного нападения. А с другой – его светлость лишился сильного союзника в борьбе против семьи ди Таэ. А ведь он все еще не терял надежды довести начатое до конца… И пусть у ди Таэ сейчас нет былой мощи, но кто сказал, что дом не возродится? Тем более что до почтенного герцога дошли туманные слухи о женитьбе князя Эрика. Слухи, конечно, сомнительные, ибо его осведомителей, происходящих из рода Мираэн-э’Тимеро, мало интересовала личная жизнь какого-то целителя. Выражаясь точнее, они собирали сведения исключительно о своем отступнике, но то, что правящий клан архангелов счел информационным мусором, весьма пригодилось главе дома ди Амбер. Ах да… Еще этот странный юноша, спутник Анны ди Таэ. Молодой, но, бесспорно, сильный маг. И везучий.
«Вот тебе еще одна загадка, Алоизиус, – размышлял достойный герцог. – Откуда взялся сей талант?» На его памяти лишь один Высокий дом обладал подобными навыками, отдавая предпочтение земле перед другими стихиями. К счастью, злополучные де Крайто уничтожены, прах к праху, как говорится, – тут уж Саграда расстарался. «А, ладно, уберем и этого непонятного мальчишку до кучи с ди Таэ. Убьем одним заклятием трех вурдалаков…»
Слуга наконец-то закончил измываться над лицом его светлости и промокнул гладко выскобленные щеки салфеткой. В дверь деликатно постучали.
– Да! – недовольно откликнулся ди Амбер, расправляя кружевные манжеты своего камзола. Более всего на свете сиятельный герцог любил себя, и только себя.
На пороге опочивальни возник расхристанный малый в потертых холщовых штанах с множеством карманов и в безрукавом тельнике.
– Капитан Даграй велел спросить, будете ли вы на борту или нам без вас взлетать?
– Передайте капитану, что если ему нужно о чем-то мне доложить, то пусть является сам! – раздраженно огрызнулся герцог. – Да, я прибуду на борт. – Его светлости не терпелось испытать новую смертоносную игрушку, пусть бы и в учебном полете.
Рассеянные солнечные лучи, проникая сквозь иллюминатор, скользили по небольшой каюте в недрах парусника. Оборотничка, расслабленно откинувшись в широком кресле, благосклонно следила за тем, как байкер бинтует ей пострадавшую руку. У корабельного лекаря действительно нашлась мазь от ожогов. Убедившись, что пассажиры в состоянии обработать себя сами, заспанная сердитая лемурка всучила им мазь, бинт и, захлопнув дверь перед носом пациентов, отправилась досыпать.
– Надеюсь, у Анны не возникнет проблем с телепортацией байка, – вполголоса пробормотал Виктор, старательно закрепляя кончики бинта, но не спеша выпускать из пальцев ладошку Радиславы.
Менестрель чуть заметно нахмурилась. Она немного жалела, что не успела попросить княжну при телепортации «нечаянно» утопить адскую машину в первом встречном болоте. Проницательная оборотничка быстро поняла, что помимо работы ей придется делить своего мужчину еще и с его мотоциклом, но решила пока потерпеть эту ложку дегтя в бочке меда.
Тут корабль ощутимо тряхнуло, будто он угодил в воздушную яму. Менестрель с байкером озадаченно переглянулись. Преодолев воздушную яму, «Эолова арфа» решила на этом не останавливаться. Резко накренившись на правый борт, судно заложило крутой вираж. Радислава едва не вылетела из кресла, а парусник поспешил повторить маневр в зеркальном отражении.
– Что за чертовщина тут происходит?! – изрядно побледнев, выдавила оборотничка, переждав, пока подпрыгнувший к горлу желудок уляжется на место.
– Если бы я знал! – поскреб макушку Виктор. – Раньше эта посуда такого не вытворяла. Великий Элвис! – Он резко вскочил на ноги и едва не треснулся головой о низкий потолок. – Я же шмотник на палубе оставил! Будь тут! – бросил он через плечо, поспешно выбираясь из каюты.
На палубе царила суматоха, правда, вполне организованная. Налетавший порывами сильный ветер заставлял маневровую команду заполошно носиться между такелажем, словно мошек-самоубийц – между сетями паутины. Байкер, доселе не видевший «Эолову арфу» во время маневрирования, ошеломленно смотрел, как вроде бы статичные составляющие мачт разъезжаются и тасуются в произвольном порядке, ловя ветер и придавая паруснику недюжинное ускорение. Отыскав взглядом отлетевший к фальшборту рюкзак, Виктор поспешил к находке. Но тут корабль еще раз хорошенько тряхнуло – раскрылись прятавшиеся в бортах маневровые крылья. Байкер не удержался на ногах, прокатился по палубе и пребольно треснулся плечом о фальшборт. Парусник лег на крыло, уходя от зарницы, сверкнувшей в опасной близости. Многострадальный потрепанный рюкзак вылетел за борт. От повторения его участи Виктора спас Эорлин-ши, успевший схватить байкера за руку и выдернуть под защиту своего силового поля.
– Просвиру вам в селезенку! – выругался оружейник, уныло наблюдая за тем, как его вещи исчезают внизу. – Что здесь происходит, капитан?
– Мы пытаемся обойти грозу, Виктор-ши, – деловито пояснил сильф. – Вам лучше вернуться в каюту и не путаться под парусами. Левый маневровый, лови ветер! Лови, шувгей[1] тебя забери! Затянет! – Это уже относилось к красноволосому пиксу, несвоевременно ослабившему трос.
Стоило Виктору под прикрытием Эорлин-ши добраться до лестницы, ведущей вниз, как на палубу выбралась изрядно позеленевшая Радислава. Байкер поспешил поддержать шатающуюся подругу.
– Чего ты вылезла? – напустился он на нее. – Здесь опасно!
– Лучше я быстро и безболезненно… умру… на свежем воздухе, – судорожно сглатывая, выдавила менестрель, – чем долго и мучительно… в душной каюте…
Сильф тяжело вздохнул. Похоже, отправить пассажиров вниз не удастся. Оборотничка не вернется в каюту даже под страхом смерти, а человек не бросит ее на палубе одну.
– Идите лучше на мостик, – поразмыслив, посоветовал Эорлин-ши. – Там создано стабильное силовое поле, и никому из команды не придется отрываться от работы, чтобы прикрыть вас.
«Эолова арфа» продолжала выписывать кренделя высшего пилотажа, то резко планируя вниз, то почти вертикально взмывая вверх. Развитая парусником скорость поражала. Если бы не защитное поле капитанского мостика, Виктору с Радиславой пришлось бы несладко. Впрочем, оборотничка и без того чувствовала себя весьма паршиво, но возвращаться в каюту отказалась наотрез. На палубе ее обдуло ветром, и она перестала напоминать зеленое земноводное, но по-прежнему продолжала судорожно цепляться за байкера, а на каждом вираже меняла цвет лица с бледного на очень бледный.
Слева от парусника шла темная, почти черная клубящаяся хмарь, так и норовившая затянуть в себя корабль. Вылетавшие из нее зарницы несколько раз едва не достали «Эолову арфу». Маневровая команда изо всех сил стремилась как можно быстрее вывести парусник за пределы грозы. Клубящаяся, прорезаемая молниями стена смерча начинала изгибаться, уходя прочь, впереди уже простиралось чистое небо, но до него еще оставалось несколько минут полета. Корабль тряхнуло и начало заваливать на правый борт.
– Левый, левый маневровый! Держи! Держи, шувгей тебя унеси! – Эорлин-ши перемахнул через перила мостика и кинулся на помощь выбившемуся из сил пиксу.
Вдвоем им удалось натянуть заполоскавшийся парус. Корабль выровнялся, но ненадолго. Очередная зарница, прорезав черную хмарь, попала в маневровое крыло. Парусник сильно встряхнуло и едва не опрокинуло на бок. По левому борту факелом заполыхало вышедшее из-под контроля крыло. Пикс и сильф неподвижно лежали на палубе. Отпущенный парус вольно развевался на ветру. Капитан почти сразу вскочил, пытаясь перехватить трос и выровнять полотно. Пикс, кажется, находился без сознания. Налетавшие порывы ураганного ветра так и норовили вырвать маневровый канат из рук Эорлин-ши. «Эолова арфа» все больше заваливалась на правый борт, рискуя перевернуться вверх дном…
– Мы сейчас перевернемся! – испуганно пискнула Радислава.
Байкер только мрачно кивнул, прикидывая, успеет ли он добраться до капитана раньше, чем парусник окончательно уляжется на бок. Ясно, что один Эорлин-ши не справится.
– Стой здесь, – коротко бросил оружейник, отцепляя от себя оборотничку и спрыгивая на палубу.
Помощь Виктора оказалась весьма кстати, ибо зеленоволосый сильф уже практически ехал по доскам за треплющимся парусом.
– Держи, капитан! Ровняем эту чертову тряпку! А то твоя лохань сейчас ляжет, к свиньям собачьим, и мы вместе с ней! – рявкнул байкер, хватая жесткий трос и дергая на себя.
Обрадованный нежданной помощью, Эорлин-ши воспрянул духом, и вдвоем с оружейником им кое-как удалось вернуть коварный парус в нужное положение. Корабль перестало неконтролируемо кренить. «Эолова арфа» на сумасшедшей скорости выскочила за пределы грозового фронта, оставляя позади клубящуюся черноту.
– Маневровые паруса – в исходную! – сорванным голосом скомандовал Эорлин-ши, выпуская из рук злополучный трос. Ветер донес запах дыма. – Крыло! Нижняя палуба! Крыло по левому борту сбрасывай!
Корабль дернуло, и пылающая плоскость, отделившись от борта, спланировала вниз. «Эолова арфа» вновь ровно заскользила под облаками, горделиво рассекая воздушный простор. Убедившись, что палуба больше не стремится уйти из-под ног, Радислава вяло проковыляла с мостика вниз и с деспотическим видом снова вцепилась в байкера. Собственные ноги отказывались ее держать.
– Благодарю за помощь, – встряхнул растрепанными волосами Эорлин-ши, протягивая Виктору руку.
– Всегда пожалуйста, – чуть поморщился байкер при пожатии. Его ободранные до крови ладони нещадно саднили.
– Ну вот, – вяло пробормотала оборотничка, заметив содранную кожу на руках оружейника. – Свинья болото завсегда найдет. Лечи тебя теперь… – Корабль чуть качнуло, и мир вокруг Радиславы резко крутанулся. – Ох, что-то мне совсем нехорошо…
– И кто кого лечить должен? – усмехнулся Виктор, бережно поддерживая девушку за плечи и подталкивая в сторону каюты.
Професс[2] светлейшего Общества Иисуса, наместник ордена в Нейтральной зоне, при всех своих громких званиях предпочитавший скромное обращение «брат Юлиан», неспешно прогуливался по узеньким, переложенным истертыми плитами дорожкам одного из старинных кладбищ Александро-Невской лавры. Темные, покрытые мхом саркофаги, причудливо изогнутые оградки, оплетенные плющом кресты и скорбные ангелы приводили брата Юлиана в состояние умиротворения, просветляли его голову и помогали собраться с мыслями. Остановившись возле склонившихся ив, уныло купавших свои длинные ветви в пруду, он отрешенно уставился на зеленую воду, испещренную желтыми черточками острых ивовых листьев. Холеные бледные пальцы иезуита вяло перебирали отполированные темные четки. Четки выглядели слишком простыми и даже откровенно бедноватыми для своего владельца, но он ни за что не променял бы их на другие: одного шарика, брошенного в воду, было достаточно, чтобы устроить небольшое светопреставление во славу Господа. Вещество, из которого изготовили эти четки, вступая в реакцию с водой, давало такой бешеный выброс энергии, что куда там малохольному динамиту.
Казалось, професс светлейшего ордена под действием энергетики данного места просветлился и умиротворился настолько, что решил почтить усопших и прочесть заупокойную молитву, дабы души их пребывали в свете. Но это только казалось… Любой, кто знал брата Юлиана достаточно хорошо, уже по тому, как яростно он мучил смертоносные четки, догадался бы, что разум его далек от умиротворения, а мысли – от моления. Но таковых рядом не значилось, а уткам, величаво рассекавшим зеленую гладь пруда, не было никакого дела до застывшего на берегу человека. Однако мысли иезуита все же касались личности усопшего, но, увы, не содержалось в них ни сожаления, ни грусти, – лишь голый прагматизм и раздражение. Ибо покойный решил воссоединиться с Господом как раз за день до приезда брата Юлиана в обитель. Весьма несвоевременно!
Чуть больше месяца тому назад вследствие не совсем тихо прошедшего эксперимента представителей ордена в Праге оказалась повреждена колонна Пресвятой Троицы – пражский чумной столп. В ее развороченном постаменте среди обломков братья нашли некий ларец, внутри которого обнаружили футляр для хранения свитка и истрепанный лист с надписью на Старшей речи. Свиток, находившийся в футляре, оказался девственно чист, что изрядно озадачило пражскую братию. Вероятно, свет на эту диковину пролил бы найденный там же документ, но он был настолько затерт и истрепан, что разобрать текст не представлялось возможным. Вот тут-то брат Юлиан, прибывший в Прагу по делам ордена, и вспомнил об одном скромном иноке Александро-Невского монастыря, прослывшем за неполные пять лет искусным реставратором старинных рукописей и документов. А поскольку професс как раз направлялся с ответственным поручением в северную столицу, орденское руководство решило, что он передаст документ в Александро-Невскую обитель для восстановления. Сроку брату Андрею, тому самому искусному монаху, был настоятелем даден месяц.
Однако по новом приезде в сырой Петербург брата Юлиана ждал весьма неприятный сюрприз: инок Андрей скончался от сердечной слабости, предав душу на Божий суд. А оставленного на реставрацию документа ни при покойном, ни в келье его, ни в мастерской не обнаружилось, будто ангелы унесли оный вместе с отлетевшей душой. Хотя в последнем утверждении иезуит сильно сомневался, ибо брат Андрей оказался альвом, чем сильно насторожил подозрительного професса. В том, что монах успешно восстановил документ, брат Юлиан отчего-то не сомневался. Не сомневался он и в том, что покойный познал суть написанного, и «кондратий» его хватил именно по этой причине. По словам настоятеля, после первого приезда иезуита и получения заказа на реставрацию брат Андрей сильно смутился, стал тревожен и просил настоятеля о великой схиме, хотел обет молчания взять. На сердце жаловался опять же…
«Что же было в той проклятой бумаге?! – покусывал губу в размышлениях брат Юлиан. – Отчего древний так задергался? Неужели познал какие-то тайные сведения, могущие сокрушить богопротивные древние расы? Да, собственно, почему нет… Правду ведь говорят: что праведнику – благость, то нечистому – гадость…» От этих мыслей хроническое любопытство иезуита все больше воспалялось. Бумагу необходимо найти – и точка. «Ах если бы настоятель не наделал глупостей и в охватившем его страхе перед древними не заявил о смерти инока в Будапешт! – Досчитав кругляши четок до креста, Юлиан теперь мучил тяжелую подвеску из черного камня. – Но, увы… Представители Дипломатического корпуса уже в дороге, и вряд ли их любопытство окажется меньшим, чем мое». Он наконец-то прекратил терзать четки и зябко повел плечами. Время близилось к вечеру, и воздух наливался прохладой. Брат Юлиан, бросив последний взгляд на пруд, неспешно побрел обратно к жилым корпусам, решив, что будет день – будет пища.
Глава 3
Вечернее солнце уже начинало расцвечивать пурпуром облака, цеплявшиеся за шпиль Адмиралтейства, когда слегка потрепанный сильфийский парусник-бабочка опустился на Марсово поле, заняв место среди еще нескольких воздушных кораблей. Эорлин-ши любезно изволил сопроводить своих пассажиров на землю, уведомив, что в силу полученных повреждений «Эолова арфа» задержится в Петербурге еще на пару дней. И если досточтимые господа успеют справиться с заданием за это время, то он доставит их домой.
– Виктор-ши, Радислава-шан, всегда рад видеть вас на борту, – дежурно произнес сильф.
– Шель, капитан, Радислава-шель, – мрачно поправила его оборотничка. – Я не замужем.
Эорлин-ши сдержанно кивнул, но уголки губ все равно предательски дернулись вверх, сделав лицо сильфа заговорщицки-хитрым. Менестрель гордо вскинула подбородок, глядя куда-то в сторону и делая вид, будто ничего не заметила.
Распрощавшись с капитаном, они поспешили прочь от корабля. Радислава продолжала опираться на руку байкера: хотя после всех учиненных «Арфой» выкрутасов оставшиеся часы полета девушка проспала, ее все еще ощутимо поташнивало и пошатывало от слабости. На хилый вестибулярный аппарат менестрель отроду не жаловалась, а посему такие незапланированные выходки собственного здоровья были для нее внове. И Радислава с ужасом размышляла, что же еще в ближайшее время отколет своей хозяйке претерпевающий некоторые изменения организм.
– А вот и наш комитет по встрече, – выдернул ее из мыслей ироничный голос Виктора.
Оборотничка слегка удивленно уставилась на мальчишку лет двенадцати в сером, подпоясанном бечевкой подряснике, из-под которого выглядывали разношенные сандалеты и потрепанные джинсы.
– Дипломатический корпус? Из Будапешта? – деловито осведомился парнишка. В карих глазах плескалось любопытство.
– Да вроде того, – усмехнулся байкер, присаживаясь на корточки, чтобы малому не приходилось постоянно задирать голову для общения.
– Брату Захарию настоятелем препоручено встретить почтенных гостей и проводить в обитель. – Мальчишка изо всех сил стремился казаться взрослым и серьезным, но выходило не очень. – Только он сейчас по надобности отлучился, его дождаться нужно.
– Ну дождемся, раз надо, – хмыкнул Виктор. – Тебя-то как зовут, божий служитель?
Услышав про «божьего служителя» и еще раз окинув парнишку взглядом, Радислава насмешливо фыркнула.
– Отрок Диметрий, послушник Александро-Невской обители, – не подав виду, отрекомендовался тот. – А шрам у вас настоящий? – тут же разрушив всю напускную серьезность, полюбопытствовал мальчик.
– Нет, приклеенный, для конспирации, – едва сдерживая смех, откликнулся байкер.
– А это ваша жена? – Парнишка пытливо разглядывал Радиславу. Оборотничка чуть не поперхнулась. Да что же это такое! «Поженили» уже во второй раз за вечер. – А почему у нее глаза такие странные?
– Потому что я оборотень! – решив прервать реку вопросов, изливавшуюся из уст дотошного отрока, плотоядно усмехнулась менестрель, демонстрируя клыки во всей красе.
– Да-а? – недоверчиво протянул тот. – А вот в трудах Прокопия Зверознатца сказано, что оборотни «суть звероподобны, ужасны, волосаты зело, псиною воняют, дыхание имеют смрадное, до человека охочи невмерно».
Выслушав такое определение, Радислава с Виктором дружно расхохотались.
– Ты любишь юмористическую фантастику? – отсмеявшись, поинтересовалась менестрель.
Ответить Диметрий не успел. К их веселой компании приближался худой сутулый монах, волочивший в руках туго затянутую завязками холщовую сумку, в которой что-то стеклянно звякало. Подойдя к ним, он немедленно передал сумку мальчишке и хмуро представился:
– Захарий, Александро-Невской обители инок.
Байкер с оборотничкой рассматривали второго встречающего. Седой, хотя и не старый. Темная борода прикрывает впалые щеки, а в глубоко посаженных глазах, кажущихся слишком светлыми из-за черных широких бровей, ни капли положенного монаху смирения. Оружейник мысленно хмыкнул.
– Виктор Кипелов, – отрекомендовался он. – Специальный отдел при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви. А это Радислава, наш консультант по вопросам общения с древними расами.
Разглядев свежеиспеченного «консультанта», монах невольно отпрянул назад, пробормотав себе под нос что-то вроде «свят-свят-свят», но в голос ничего не сказал, жестом пригласив дипломатов следовать за ним. Мальчишка-послушник, с усилием вскинув порученную сумку на плечо, поплелся за братом Захарием.
– Виктор-ши, Радислава-шан, всегда рад видеть вас на борту, – дежурно произнес сильф.
– Шель, капитан, Радислава-шель, – мрачно поправила его оборотничка. – Я не замужем.
Эорлин-ши сдержанно кивнул, но уголки губ все равно предательски дернулись вверх, сделав лицо сильфа заговорщицки-хитрым. Менестрель гордо вскинула подбородок, глядя куда-то в сторону и делая вид, будто ничего не заметила.
Распрощавшись с капитаном, они поспешили прочь от корабля. Радислава продолжала опираться на руку байкера: хотя после всех учиненных «Арфой» выкрутасов оставшиеся часы полета девушка проспала, ее все еще ощутимо поташнивало и пошатывало от слабости. На хилый вестибулярный аппарат менестрель отроду не жаловалась, а посему такие незапланированные выходки собственного здоровья были для нее внове. И Радислава с ужасом размышляла, что же еще в ближайшее время отколет своей хозяйке претерпевающий некоторые изменения организм.
– А вот и наш комитет по встрече, – выдернул ее из мыслей ироничный голос Виктора.
Оборотничка слегка удивленно уставилась на мальчишку лет двенадцати в сером, подпоясанном бечевкой подряснике, из-под которого выглядывали разношенные сандалеты и потрепанные джинсы.
– Дипломатический корпус? Из Будапешта? – деловито осведомился парнишка. В карих глазах плескалось любопытство.
– Да вроде того, – усмехнулся байкер, присаживаясь на корточки, чтобы малому не приходилось постоянно задирать голову для общения.
– Брату Захарию настоятелем препоручено встретить почтенных гостей и проводить в обитель. – Мальчишка изо всех сил стремился казаться взрослым и серьезным, но выходило не очень. – Только он сейчас по надобности отлучился, его дождаться нужно.
– Ну дождемся, раз надо, – хмыкнул Виктор. – Тебя-то как зовут, божий служитель?
Услышав про «божьего служителя» и еще раз окинув парнишку взглядом, Радислава насмешливо фыркнула.
– Отрок Диметрий, послушник Александро-Невской обители, – не подав виду, отрекомендовался тот. – А шрам у вас настоящий? – тут же разрушив всю напускную серьезность, полюбопытствовал мальчик.
– Нет, приклеенный, для конспирации, – едва сдерживая смех, откликнулся байкер.
– А это ваша жена? – Парнишка пытливо разглядывал Радиславу. Оборотничка чуть не поперхнулась. Да что же это такое! «Поженили» уже во второй раз за вечер. – А почему у нее глаза такие странные?
– Потому что я оборотень! – решив прервать реку вопросов, изливавшуюся из уст дотошного отрока, плотоядно усмехнулась менестрель, демонстрируя клыки во всей красе.
– Да-а? – недоверчиво протянул тот. – А вот в трудах Прокопия Зверознатца сказано, что оборотни «суть звероподобны, ужасны, волосаты зело, псиною воняют, дыхание имеют смрадное, до человека охочи невмерно».
Выслушав такое определение, Радислава с Виктором дружно расхохотались.
– Ты любишь юмористическую фантастику? – отсмеявшись, поинтересовалась менестрель.
Ответить Диметрий не успел. К их веселой компании приближался худой сутулый монах, волочивший в руках туго затянутую завязками холщовую сумку, в которой что-то стеклянно звякало. Подойдя к ним, он немедленно передал сумку мальчишке и хмуро представился:
– Захарий, Александро-Невской обители инок.
Байкер с оборотничкой рассматривали второго встречающего. Седой, хотя и не старый. Темная борода прикрывает впалые щеки, а в глубоко посаженных глазах, кажущихся слишком светлыми из-за черных широких бровей, ни капли положенного монаху смирения. Оружейник мысленно хмыкнул.
– Виктор Кипелов, – отрекомендовался он. – Специальный отдел при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви. А это Радислава, наш консультант по вопросам общения с древними расами.
Разглядев свежеиспеченного «консультанта», монах невольно отпрянул назад, пробормотав себе под нос что-то вроде «свят-свят-свят», но в голос ничего не сказал, жестом пригласив дипломатов следовать за ним. Мальчишка-послушник, с усилием вскинув порученную сумку на плечо, поплелся за братом Захарием.