1. Мировой рынок.Представление сторонников глобализации, что рынок важнее традиций, локальных лояльностей, цивилизационных особенностей оказалось наивным конструктом, искаженным видением меняющегося мира, который наряду с нарастающим материальным могуществом, укрепляетцивилизационные, религиозные и этнические особенности.
    2. Мировое правительствооказалось неприемлемым самой мощной силе планеты – Соединенным Штатам; курс на мировой международный центр оказался наивным в свете веры Вашингтона в свое всемогущество, не менее чем с презрением смотрящего на администрацию ООН и других международных организаций.
    3. Мировая деревняспоткнулась на эффекте глобальных медиа именно в свете поляризующего,а не сближающего характера телевидения, Интернета, CNN и пр. Замены гражданства нетизациейне произошло, и мнимая деревня не стала сообществом все более близких друг другу индивидов.
    4. Сентябрьский ужаспридал новое значение проблеме безопасности и мир разменял легкость каналов общения на строгость отгородившихся потенциальных жертв. Американское военное доминирование, основанное на милитаризации космоса, стало национальным американским ответом (за неимением более убедительных ответов) – или таких, за которые стояли бы миллионы.
   Все эти четыре ответа можно считать тупиковыми, как сверхреакцию на «черный сентябрь», неспособные восстановить вековую стабильность. Дорога, избранная «демократическими империалистами» президента Буша-мл. и его неоконсервативным окружением, несут с собой опасность всемирного ожесточения.
   При внимательном отношении еще до окончания «холодной войны» существовали ясные указатели того, что «западная» модель будущего отдельных государств и мирового сообщества в целом являлась неприемлемой для многих стран, особенно стран Юга. Общее восстание «южан» предвосхищала иранская революция 1978–1979 гг. А общим «теоретическим» восстанием явилась концепция «столкновения цивилизаций» Хантингтона, отвергнувшая успокоительные идеи мирового сближения, глобализации. Противопоставление культуры экономике создало благоприятные условия для религиозного возрождения. И именно тогда, когда крушение берлинской стены давало Западу шанс создания более устойчивого мира, западный мир стал игнорировать первостепенные проблемы: распространение оружия массового поражения, придание миротворческих функций Организации Объединенных Наций – что единственно могло остановить кровавое буйство этноцентризма.
   То обстоятельство, что мировому Северу не удалось сократить разрыв с бедным Югом, что более половины человечества живут менее, чем на 2 доллара в день, не имея при этом ни адекватной питьевой воды, ни самой примитивной медицины – так или иначе отзовется на мировых судьбах. Что касается мировой организации, то пока не видно альтернативы ООН. Этому противостоит то обстоятельство, что американцы стремились манипулировать Организацией Объединенных Наций еще до вторжения в Ирак, а затем предпочли игнорировать эту организацию полностью.
   Мировым откликом на стремление США осуществить глобальное доминирование станет возрождение основных планетарных религий – они выступили против «монопольного американского контроля над милитаризацией космоса и океанов» [285].
   Что же несет иракский опыт? История так или иначе питаетсвоей мудростью. «Существует вероятие того, что бремя оккупации Ирака, дискредитация причин, побудивших США начать войну, произведет политический переворот в Соединенных Штатах в сторону уважения базовых прав и принципов международного права, в сторону увеличения уважения ООН и мирового общественного мнения». Мы слышим голос либеральной Америки, чье сознание не помутилось от имперского всевластия.
   Напомним, что в 1998 г. конгресс США принял «Закон об освобождении Ирака» – Вашингтон оказал поддержку эмигрантскому альянсу во главе с Ахмадом Чалаби. А во время всеобщих выборов в Ираке в 2005 г. эта группировка не смогла заручиться на выборах ни одним голосом, что говорит о непонимании американцами той страны, которую они решили осчастливить.
   В Ираке администрация Буша меняла raison d’etre от разоружения, к изменению режима и, в конце концов, к демократизации.Военная фаза войны (вполне объяснимо) оказалась более осуществимой, чем умиротворение несчастных иракцев и возвращение цивилизации в их жизнь.
   Возобладание в Ираке настроило администрацию Буша на жесткое давление на соседние неугодные режимы – в Сирии, Ливане, Иране ради осуществления очевидного желания смены режимов в этих странах. Вторая задача, которую поставил перед собой Вашингтон – лишить Организации Объединенных Наций глобальных регулятивных функций. Самым высокопарным образом говорит об этом провозглашенная в сентябре 2002 года Национальная Стратегия Безопасности, в тексте которой говорится о «распространении благ свободы по всему миру» и о том, чтобы «сделать мир не просто безопаснее, но лучше». Вот коронный абзац этого документа: «Соединенные Штаты должны и будут поддерживать способность нанести поражение любой попытке любого противника – будь то государство или негосударственная действующая сила – навязать свою волю Соединенным Штатам, нашим союзникам и нашим друзьям. Мы будем поддерживать уровень вооруженных сил, достаточный для выполнения наших обязательств и для защиты свободы. Наших сил достаточно, чтобы разубедить потенциального противника начать военное строительство в надежде превзойти или встать на равных с мощью Соединенных Штатов» [286].
   По мере того как американская армия и ее союзники истребляют живую силу Ирака, крушение Ирака в реальности открывает дорогу к лидерству в ближневосточном регионе шиитам, которые всегда были меньшинством в мусульманском мире, но волею обстоятельств – и американской политики – вырвались к командным высотам в регионе. Транснациональные исламские группы смотрят теперь на Иран, мощь которого несказанно возрастет с достижением ядерного статуса. У Ирана, в определенном смысле, нет соперников. Саудовская Аравия слаба в геостратегическом смысле, да ее правящая династия и сама ощущает свои слабые стороны, она готова на отступление ради сохранения династии. Эр-Риад не может замкнуться в авторитаризме и вынужден пойти на политические реформы. Египет сотрясает внутреннее недовольство. Пакистан владеет большим населением и ядерным оружием, но у него неконтролируемое недисциплинированное население, делающее шаткими региональные амбиции Исламабада. Туркам придется смириться с «государством внутри государства – четырех с половиной миллионным Северным Курдистаном в новом Ираке. Иракские сунниты могут оказаться под опекой Саудовской Аравии, хотя боязнь трансплантировать „остров интифады“ может отпугнуть саудовцев.
   Новый Ирак окажется между «старым гегемоном» – Северной Атлантикой – и «новым» центром мира – Китай, Индия, Восточная Азия. США будут стремиться воздействовать на Багдад не только прямо, но и косвенно – через традиционных союзников – Египет, Израиль, Иорданию, Саудовскую Аравию. Европа будет выражать свой обновленный интерес к Багдаду через посредничество Турции, Сирии, Ливана, Палестины. Россия поддержит связи с Ираком ради стабильности на Кавказе и в Средней Азии. Китай и Индия постараются найти дорогу в Междуречье через Иран и Пакистан. Надежды «уменьшившегося» Ирака будут зиждиться на надежде умиротворения между Ираном и Вашингтоном.
   Американцы будут стремиться сокрушить международный терроризм посредством укрепления связей Ближнего Востока с глобализирующимся миром быстрее, чем террористы смогут оторвать этот регион от столбовой дороги мирового развития и похитить его у истории.

Плата за крах Вестфальской системы

   Не дано нам знать, откуда нанесет удар судьба. Неспровоцированное нарушение суверенных прав Ирака, казалось бы, могли вызвать более твердую реакцию мирового сообщества: завтра мишенью станешь ты. Главное, что происходит: Соединенные Штаты ставят свои международные запросы вышетребований международной законности и процедур ООН по самым важным вопросам международного бытия, готовые при этом ступить в необоронительнуювойну. Все это ведет к растущему хаосу в международных отношениях, где гаснет важность суверенитета, где сила опять возобладала над международно-признанным законом.
   Но мощь несдержанного лидера, помощь 32 пособников, отсутствие жизнетворной солидарности едва ли не погасили вестфальскую систему взаимопомощи суверенных держав. Наказание последовало изнутри американского и британского обществ. Граждане этих обществ настоятельно пожелали знать, кто убедилправительства в Вашингтоне и Лондоне, что Ирак владеет оружием массового поражения и способен применить его после всего лишь 45-минутной подготовки.
   Тихо и вначале незаметно возник вопрос, за что посланы на смерть кормильцы семей? Налогоплательщики задались вопросом, на что пошли миллиарды долларов и фунтов стерлингов? Оправданы ли затраты на «вялотекущую» войну, которую, как выясняется, нельзя выиграть? Но главныйвопрос: можно ли доверять жизни и кошельки правительствам, которые склонны искажать факты и обманывать своих граждан?

Заключение

Слабые стороны исполина

   Феноменальная мощь Соединенных Штатов как единственной сверхдержавы – военной, экономической, информационной не нуждается в детальном аргументировании. Два обстоятельства – крах Советского Союза и невиданный экономический рост 1990-х годов вознесли Америку на недосягаемую высоту могущества. Но даже имперский блеск не способен скрыть или закамуфлировать те слабые стороны огромного американского военного и экономического организма, которые дают отнюдь не лестную картину страны, претендующей на мировую гегемонию.
    Во-первых,в 2001 г. прекратился этап бурного экономического подъема. Достигнув цифры 14 трлн дол. валового национального продукта, экономика США прекратила свой бег, вступив в фазу депрессии. Индекс Насдак – индекс развития высоких технологий – ослаб, развевая мифы о якобы преодоленном экономическом цикле на основе информационной технологии. В ту, клинтоновскую Америку из внешнего мира шли 200 – 300 млрд дол. в год, а в 2000-е годы только 20 – 30 млрд дол.
    Во-вторых,по мнению растущего числа экономистов, «упадок и падение американской империи произойдет не из-за стоящих у ворот террористов, и не в свете помощи террористам государств-изгоев, но из-за фискального кризиса современного американского государства» [287]. В ближайшие пять лет 77 млн американцев, родившихся в эпоху демографического бума, начнут получать пособия по социальному обеспечению. Через восемь лет они станут пользоваться лечебной системой «Медикеэр». К тому времени как все они выйдут на пенсию в 2030 г., пожилое население США увеличится вдвое, а число обеспечивающих их благосостояние – только на 18 процентов. Рождающиеся сегодня американцы должны будут платить налогов вдвое больше, чем их отцы. Военные, и прочие федеральные расходы после сентября 2001 г. заставили бюджетную службу конгресса предсказать рост бюджетного дефицита в ближайшие десять лет до 2,3 трлн дол. Долг американского государства за это время увеличится на 9,1 трлн дол. [288]. За последние 5 лет 44 процента международных долговых обязательств оплачиваются в евро,а 48 – в долларах. Ослабление финансовой системы страны не может не влиять сдерживающим образом на ее внешнюю политику.
    В-третьих,программа международной финансовой глобализации не удалась. Япония застыла с 1990 года, а в 1998 г. обнажилась уязвимость тихоокеанских «тигров», Мексики, Аргентины, Индонезии и, конечно, России. Выдвигаемый в качестве схемы мировой финансовой либерализации т. н. «вашингтонский консенсус» оказался губительным для возникающих и растущих экономик Азии и Латинской Америки. Ведущие страны начали очередной виток протекционизма. Одна только «стальная» война вызвала резкое отчуждение Соединенных Штатов и Европейского Союза, России, Японии, Южной Кореи, Бразилии. Китай стал чрезвычайно притягательным направлением японских капиталов и товаров, и здесь на наших глазах возникает восточноазиатское экономическое сообщество, которое в будущем способно бросить новый вызов Америке. В результате есть немало оснований утверждать, что США сегодня пользуются меньшим влиянием, чем десятилетие назад – и этот баланс продолжает меняться не в пользу Америки – в основном из-за того, что американский рынок ослабляет свою значимость для местных стран и в свете растущей зависимости Америки от иностранного капитала.
    В-четвертых,ныне более 50 процентов готовых товаров и продуктов, потребляемых Соединенными Штатами, импортируются(рост с 31 процента в 1887 г.). США ныне нуждаются в 600 млрд дол. ежегодно, чтобы оплатить этот импорт и покрыть дефицит внешней торговли. Америка как бы повторяет судьбу имперской Британии, которая в 1913 г. экспортировала огромные объемы капитала – 9 процентов своего валового продукта, финансируя Соединенные Штаты, Канаду, Австралию, Аргентину, а после Первой мировой войны превратилась в их должника. Подобным же образом, США после Второй мировой войны инвестировали во весь мир. А ныне Америка импортирует6 процентов своего валового внутреннего продукта, черпая капитал не только из богатых Западной Европы и Японии, но даже из относительно бедных экономик. В текущее время Центральный банк Китая стал крупнейшим покупателем ценных бумаг министерства финансов США и, совместно с Японским центральным банком обеспечивает почти 45 процентов текущего дефицита расчетов США. Международный долг США дошел до 30 процентов внутреннего валового продукта. Такой уровень внешнего долга обычно характерен для слаборазвитых стран – он делает страну-должника зависимой от экономических решений, принимаемых другими. (А Западная Европа увеличивает экспорт капитала, обретая все большее влияние на такие страны, как Россия, Бразилия, Турция).
    В-пятых,геополитики в Вашингтоне преувеличивают значение военной силы. Развитые страны мира не видят сегодня на горизонте военной угрозы. Электронно-космическая мощь США заставляет вспомнить поговорку: не стреляй из пушки по москитам. При этом, инвестируя в свою военную мощь, Соединенные Штаты объективно подрывают другие элементы своего могущества. Вооруженные силы могут сражаться, но им не под силу полицейские функции или меры по полномасштабномуподдержанию мира. При этом огромный развивающийся мир никакне ощущает блага американского доминирования или желания выразить благодарность. Напомним, что США находятся на последнем месте среди стран-членов Организации экономического сотрудничества и развития по доле средств, выделяемых на экономическую помощь другим странам. По этой статье расходуется лишь одна семнадцатая доля военного бюджета США. И американская помощь четко концентрируется всего на нескольких странах: Израиль, Египет, Колумбия и Иордания. Богатейшая страна мира, США сегодня не могут предложить ничего подлинно существенного многим стратегически важным странам. Результат: Вашингтон в начале 2003 г. не смогли «уговорить» голосовать в СБ ООН за свой проект по Ираку даже такие относительно близкие себе страны как Мексика и Чили, не говоря уже о Гвинее и Камеруне.
    В-шестых,центром приложения американской силы вопреки американским национальным интересам стала не Западная Европа и не Восточная Азия (прежний и будущий силовые центры мира), а прежде маргинальный Средний и Ближний Восток – от Бишкека до Йемена, от Каира до Исламабада. По существу это означает, что Америка взваливает на себя цивилизационно непомерные ноши, которые никому не по плечу (демократизация арабского мира, индустриализация кочевых народов, построение наций на месте племенных союзов и т. п.). При этом американцы, узко глядя на свои цели, помогают регионально важным Египту и Иордании с непосредственной целью предотвратить их помощь палестинцам, сокрушить демократическое движение в этих странах, обеспечить их связи с дружественными к американцам феодалами Персидского залива. Может быть, в этих усилиях и можно увидеть позитивную цель, но едва ли реалистически значимую. Ведь большая стратегия – это всегда создание шкалы приоритетов; а такая шкала, на которой исламский Восток в первом десятилетии ХХI века значит для Америки большеЕвропы, едва ли делает честь глобальным стратегам.
   Мудрое ли это приложение американской мощи? Не важнее ли Ближнего Востока достижение дружественности с Россией, Китаем, Индией (не говоря уже о Европейском Союзе)? Попытку укрепить глобальное лидерство посредством активизации на Ближнем Востоке можно оценить как иллюзию или неверный расчет. Имперские увертюры в арабском мире способны лишь ослабить США в ключевой, критически важной, евро-восточно-азиатской зоне.
   Отметим, что переориентация Америки происходит в то время, когда Западная Европа – после окончания «холодной войны» – все меньшенуждается в американской военной защите – даже на Балканах – в Боснии, Косово, Македонии. Объединенная Европа создает вооруженные силы ЕС вопреки очевидному сопротивлению Америки.
    В-седьмых.Ярость 11 сентября 2001 г. исключила резонный, обстоятельный и уравновешенный анализ терроризма как явления прошлого и будущего. Неоконсерваторы неистово, республиканцы энергично, демократы вольно-невольно обязаныв сложившейся морально-психологической обстановке стремиться к почти спонтанным силовым решениям, придавая Саддаму Хусейну некие дьявольские черты. Одно дело быть настороже, трезво-обеспокоенным, а другое – сводить стратегию к тяжбе с практически невидимым врагом. Именно в этом и заключается сила терроризма – в подталкивании государственной машины к иррациональным решениям, к эмоциональному всплеску вместо хладнокровного анализа.
   В результате, чем дольше и больше сражаются американские вооруженные силы на таких театрах боевых действий как безжизненные плато Афганистана, враждебный «суннитский» треугольник в центральном Ираке, близ мечетей шиитов, боевая мощь Пентагона (оптимизированное ядерное оружие, система ПРО, «пятое поколение авиации» и т. п.) может очень многим в нашем мире показаться неэффективной, дутойсилой. События в Ираке играют ключевую роль в оценке американского вооруженного Голиафа, оказавшегося неспособным покорить арабского Давида.
   При этом американцы, судя о других, с легкостью относят чеченский терроризм к сепаратизму, а своих противников – к неисправимым террористам. Если это так, то нечто другое, чем терроризм можно без особого труда увидеть в колумбийской гражданской войне, в палестинской интифаде, в столкновении племен Афганистана, в иракском котле противоречий. И «перенос войны на территорию противника» (слова президента Буша-мл.) в Центральной Азии легко поддается критике: военное присутствие вооруженных сил здесь (как и в Ливане, Саудовской Аравии, Ираке и др. местах) увеличивает степень угрозы и американским интересам, и американскому военному персоналу.Заметим, что многим американцам неясно, как «расширение системы американских военных баз может предотвратить террористические атаки на США» [289]. Американцу Уильяму Пфаффу, в частности, непонятно, «уязвимы ли базы Аль-Каиды с баз в Центральной Азии?» [290]
   По мере ожесточения непрекращающегося кровопролития в Ираке, в американском обществе растет значимость вопроса, могут ли США позволить себе боевые действия не против Ирака (23 млн жителей), а против Ирана (60 млн жителей)? (Не говоря уже об одновременных действиях). Все более становится ясным, что изоляция Ирана в текущей ситуации может лишь стимулировать усилия Тегерана по обретению собственного ядерного оружия. Американцы «простили» мусульманский Пакистан за ядерное вооружение. Почему же предполагать американский удар по иранским исследовательским центрам, когда на это без одобрения смотрят Россия и Китай?
* * *
   Если стратегия «сдерживания» более полувека назад, «дисциплинируя» две трети мира, помогла Америке стать «осью» мирового развития, то неоконсервативная стратегия (которую уязвленные среди американцев нередко называют «мускулистой политикой») грозит расколом Запада, вступлением Вашингтона в безвыигрышную гражданскую войну мусульман, отчуждением России и Китая, что не может, в конечном счете, не грозить истощением ресурсов гиганта Запада, как минимум по двум причинам: американский рынок становится все менее значимым;растет зависимость США от внешнего капитала.
   Россия нужна Америке при любой степени критического восприятия степени ожесточенности Соединенных Штатов. Волею своей географии Россия «нависает» над Китаем, Средней Азией, Каспийским бассейном, Балканским полуостровом. Да и чтобы решить проблему Ирана, Америке не обойтись без помощи России; как и в решении проблемы КНДР Соединенным Штатам не обойтись без поддержки Москвы. В этой ситуации Россия использует сильную сторону своей геополитической и геоэкономической политики – задействование, прежде всего, своих энергетических ресурсов, в значительной мере выступающие альтернативой энергетической мощи Персидского залива, Ближнего Востока.
   Обречена ли Америка жить в тени наиболее параноидальных мнений, грозящих в конечном счете распылением мощи американского гиганта, потерей им наиболее важных союзов, невозможную попытку осуществить полицейские функции «по всем азимутам»?
   По мере того, как администрация Буша все больше увязает в иракской «трясине», делая победу 2003 года «пирровой победой», сомнения все больше охватывают Белый дом. Внутри Белого дома, Капитолия, Пентагона начинается жесткая внутриведомственная схватка. Намечается глубокий раскол между двумя фракциями – доминирующей фракции сторонников односторонних американских действий (1) исторонниками благотворных единых для всех правил и противостоящими им сторонниками противоположной точки зрения – опереться на потенциальных союзников – Запад и, возможно, Россию (2). Пока альтернативная точка зрения в Вашингтоне отметается, она подается как воплощение наивности, идеологической зашоренности и неверия в американскую мощь.
    Перваяточка зрения исходит из того, что миропорядок, основанный на либерализации торговли губителен. Он разрушает имперскую мощь США; мирное и либеральное экономическое устройство порождает внутриполитические конфликты, неизбежное международное соперничество, ведущее к войне. Втораяточка зрения буквально боготворит глобализацию: мирная торговля рассматривается как инструмент построения стабильного, процветающего и взаимосвязанного международного сообщества.
   Неоконсерваторы уже сейчас (на всякий случай) жестко утверждают, что они стояли и стоят за более активное, энергичное и быстрое вмешательство в «национальное строительство» в Ираке и Афганистане. Они ужеобвиняют деятелей типа и класса Рамсфелда в неповоротливости, в скепсисе по отношению к участию американцев в создании новых государств на Ближнем и Среднем Востоке. Они выступают за расширение американского военного присутствия здесь. Современный американский неоконсерватизм – мощная и сплоченная сила, искусная в идеологическом споре и в трактовании оптимального американского курса в огромном внешнем мире.
   Если корень угрозы в недовольстве последствиями модернизации, то питательной средой для терроризма является нищета и обездоленность. Если же, напротив, все дело в глубочайших культурно-цивилизационных различиях, то единственной адекватной реакцией становится имперская завоевательная политика. Вопрос ставится так: что делать промышленно развитым странам с «варварами», вставшими у ворот: откупиться от них или? Оба эти варианта представляют собой разные элементы старого и неэффективного «древнеримского» рецепта: покорить «варваров» или соблазнить их минимальным процветанием. Первый элемент символизирует «воинственное высокомерие», второй – корыстное покровительствование. И в том и в другом случае средство достижения цели – усилить модернизацию «золотого миллиарда». Во втором случае – создать благожелательную гегемонию.
   «"Полный вперед", – пишет ведущий американский социолог Иммануил Воллерстайн – это девиз нынешней администрации, поскольку, если они ослабят темп, то будут выглядеть очень глупо, а поражение позжекажется менее болезненным, чем крах