Страница:
Взлет имперских орлов сделал классическую историю популярной наукой. Обращение к Римской и Британской империям за несколько месяцев стало захватывающим чтением, изучение латинского языка вошло в моду (даже «Гарри Поттер» переведен на латинский язык) и приобрело новый смысл. Буквально повсюду теперь в республиканской Америке можно найти статьи о положительном воздействии на мир Пакс Романум, подтекст чего не нужно никому расшифровывать: новая империя пришла в современный мир, и мир должен найти в ней признаки и условия прогресса. Парадокс эволюции американской демократии: Пакс Американа изживает (по крайней мере, для американцев) свой негативный подтекст.
Посетившие Вашингтон после Сентября иностранцы в один голос указывают на новую ментальность страны, где главное общественное здание — Капитолий, где римские ассоциации сенат вызывает не только как термин, но и как архитектурное строение, где по одной оси расположены пантеон Линкольна, обелиск Вашингтона и ротонда Джефферсона. Менталитет «римских легионов» проник даже в Североатлантический союз (жалуются англичане) ради жестких односторонних, имперских действий. Вольно или невольно готовилась Америка к этому звездному часу своей исторической судьбы. Посмотрите на архитектуру основных зданий Вашингтона, обратите внимание на название государственных учреждений: сенат, Верховный суд; не упустите факта колоссальных прерогатив принцепса, именуемого в данном случае президентом. Не упустите того факта, что согласно американской конституции внутреннее законодательство и конгресс стоят выше международного законодательства и международных институтов.
Создается «имперское» видение, оставляющее за Соединенными Штатами право определять в глобальном масштабе стандарт поведения, возникающие угрозы, необходимость использования силы и способ достижения справедливости. В такой проекции суверенность становится абсолютной для Америки, по мере того как она все более обуславливается для стран, которые бросают вызов стандартам внутреннего и внешнего поведения Вашингтона. Такое видение мира делает необходимым — по крайней мере, в глазах приверженцев этого видения — видеть новый и апокалиптический характер современных террористических угроз и обеспечить беспрецедентное глобальное доминирование Америки. Эти радикальные стратегические идеи и импульсы, как это ни странно, могут изменить современный мировой порядок так, как того не смогло сделать окончание «холодной войны».
«Мыслительные центры» столицы новой империи — Вашингтона с готовностью обсуждают стратегию односторонних действий по всему мировому периметру. Прежде республикански сдержанная «Уолл-стрит джорнэл» находит благосклонную аудиторию, когда пишет: «Америка не должна бояться свирепых войн ради мира, если они будут вестись в интересах „империи свободы“.
Самое большое превращение произошло со словом «империя». Несколько лет (даже месяцев) тому назад очень немногие осмелились бы (1) произнести это слово; (2) придать этому термину позитивный смысл. В конце лета 2001 г., готовя свою книгу к печати, профессор Э. Басевич, за плечами которого военная карьера, написал название: «Необходимая нация». К осени 2002 г. книга готовилась к изданию в гарвардском университетском издании уже под неизбежным названием «Американская империя». Об американских командующих под разными широтами говорится как о «проконсулах», а «обязательства» и угрозы Америки находят обильные аналогии с прежними мировыми империями. Вашингтон устанавливает правила, которым с неизбежностью подчиняется весь мир. И особо подчеркивается, что только сама Америка способна сделать эти правила дееспособными и обязательными для всего мира. К примеру, речь открыто идет о превентивных военных акциях, скажем, против Ирака — соответствует или не соответствует это нормам ООН, оказывается, не так уж и важно.
«Особенность нашей империи, — пишет Э. Басевич, — заключается в том, что мы предпочитаем право доступа и возможность оказывать воздействие непосредственному владению. Наша империя является как бы „неформальной, состоящей не из сателлитов и владений, а из номинально равных друг другу стран. Главенствуя в империи, мы предпочитаем пользоваться нашей властью не непосредственно, а через промежуточные институты, в которых Соединенные Штаты играют преобладающую роль, но не осуществляют неприкрытый откровенный прямой контроль (например, Организация Североатлантического договора, Совет Безопасности ООН, Международный валютный фонд, Мировой банк)“. В военных делах Америка предпочитает „соблазн принуждению“.
Все это означает, что Америка действует самостоятельно и без оглядки на других. Международные соглашения типа «протокола Киото» являются жертвами представления о неподсудности американцев никому, кроме собственных национальных учреждений. Сенат США отверг, в частности, не ратифицировал «Ковенант экономических и социальных прав», «Конвенцию искоренения дискриминации в отношении женщин», «Конвенцию прав детей», участие в Международном уголовном суде. (Даже в высшей степени лояльные к американцам англичане с великим сожалением говорят о том, что «жаль, если Америка не согласится с созданием Международного уголовного суда. Военная власть необходима для проведения международной политики». И приходят к заключению: «Исключение делается для сильных».) При голосовании против «протокола Киото» вместе с президентом Бушем выступили 95 американских сенаторов. Многие проводят линию на наличие в американской истории давней и неистребимой традиции «американской исключительности». Гарвардский профессор Э. Моравчик склонен отбросить сложные объяснения и обратиться к более простым: Америка, стабильно демократическая, идеологически консервативная и политически децентрализованная, является сверхдержавой и может обходить обязательные для всех правила и законы.
Одна в океане могущества
Мировая история подсказывает футурологии: Соединенные Штаты не преминут воспользоваться редчайшей исторической возможностью. В этом случае главной геополитической чертой мировой эволюции станет формирование однополярной мировой структуры. Америка прилагает (и будет в обозримом будущем прилагать) огромные усилия по консолидации своего главенствующего положения. С этим выводом согласны наблюдатели за пределами страны-гегемона, да и сами американские прогнозисты: «Соединенные Штаты сознательно встанут на путь империалистической политики, направленной на глобальную гегемонию. Они (США) умножат усилия, выделяя все более растущую долю ресурсов на амбициозные интервенции в мировом масштабе». Свернуть с этой дороги пока не сможет ни один ответственный американский политический деятель, любой президент должен будет опираться на массовое приятие страной своего положения и миссии. Уже сейчас высказывается твердое убеждение, что «еще не одно поколение американцев будет готово идти этой дорогой: тяжело отказываться от всемогущества».
Ч. Краутхаммер имеет все основания утверждать, что «в грядущие поколения, возможно, и появятся великие державы, равные Соединенным Штатам. Но не сейчас. Не в эти десятилетия. Мы переживаем момент однополярности». Будет ли безусловный лидер стремиться к отчетливо заявленной гегемонии? Причиной неприкрытого самоутверждения мог бы быть некий внешний вызов (скажем, массовый всплеск международного терроризма). Катализатором демонстративного гегемонизма могли бы стать несколько интервенций типа афганской — если они будут краткосрочными, малокровными и успешными. В пользу своего рода институционализации гегемонизма могло бы действовать давление американских и транснациональных корпораций, банков и фондов на правительство США с целью получения доступа к новым инвестиционным рынкам, рынкам сбыта, источникам сырья; эти организации по своей природе стремятся расширить зону предсказуемости, зону упорядоченности прав собственности, стандартов оценки банкротства, разрешения конфликтов, унификации гражданских и профсоюзных прав, женского равноправия, демократии и защиты окружающей среды — готовя тем самым благоприятную для контрольных позиций США почву.
Существуют внутри — и внегосударственные группы, выступающие против распространения наркотиков, терроризма, геноцида, преступлений против человечности и так далее. Эти группы оказывают давление на правительство США с целью активизации внешней политики, расширения зоны воздействия на законодательство иных стран с целью изменения их законов, конституций, правил поведения в соответствии с американскими стандартами.
В современном Риме определяется «ось зла», откровенно обсуждаются операции, поручаемые проконсулам. Проконсулы докладывают из провинций о завершении военной операции в Афганистане, крахе Талибана (хотя Аль-Каида и сохранила свои тайные структуры), разрушении основных палестинских структур и росте европейской оппозиции силовым действиям в Ираке. Тацит, крупнейший историк имперского Рима, почувствовал бы себя в своей тарелке. Сенаторы Маккейн (республиканский претендент в президенты США в 2000 г.) вместе с сенатором Либерманом (демократический претендент в вице-президенты США в 2000 г.) готовы обсуждать имперское строительство и всемерно помогать президенту Бушу-мл. в полицейских функциях, распространяющихся на весь мир.
Цель: терроризм
В обозрении, осмыслении и интерпретации терроризма, заставшего врасплох Америку в черном сентябре 2001 г., выделилась группа лиц, убедивших самое могущественное общество современности в том, что пассивная самооборона самоубийственна. Тогда, в 2001 г., обрел влияние тезис Чарльза Краутхаммера о том, что пассивность губительна; что «покорная международная гражданственность» Соединенных Штатов рискует погасить светоч демократии и справедливости во всем мире. Неоконсервативные идеолога обнаружили друг друга по одному кодовому определению: Америка может избежать трагической судьбы только в том случае, если сознательно сбросит с себя оковы созданных после Второй мировой войны организаций, начиная, разумеется, с ООН. Даже обращение натовских союзников к параграфу пять статута Североатлантического союза после сентябрьского нападения террористов на США вызвало гримасу неудовольствия неоконсервативной когорты. В деле обеспечения своего выживания инструменты, созданные для других целей, не помогают. Помогает новообретенная, нововозвращенная вера в себя, односторонние действия лидера.
Министр обороны США Д. Рамсфелд поставил стоящих в замешательстве союзников на место: «Проблемы определяют коалиции, а вовсе не коалиции определяют проблемы». Главной такой идеей стало нанесение предваряющего удара по странам, потенциально способным создать инструмент насилия, который может быть использован в террористических целях против Соединенных Штатов, и распространение американских ценностей по всему миру.
Наилучшим образом гегемонистский реализм характеризует увидевший свет в конце 1992 г. меморандум Пентагона, который поставил задачу «всеми силами противостоять стране или группе стран, препятствующих реализации американских интересов». Этот документ со всей прямотой призвал «не только воспрепятствовать возникновению еще одной угрозы из Москвы, но сделать так, чтобы американские союзники, особенно Германия и Япония, остались в зависимом состоянии». Несколько смущенная откровенностью постановки вопроса, ушедшая с национальной арены в 1992 г. администрация Буша-ст. постаралась представить меморандум американских военных как проходной рабочий документ. Возможно, это и так. Но идеи воспользоваться историческим шансом имеют не только отвлеченно-теоретическую, но и практическую сторону, говорящую о реальной значимости идей. А в этом — практическом отношении релевантность меморандума 1992 г. очевидна.
В конкретной практике начиная с конца 2002 г. главной целью антитеррористической борьбы стал Ирак, руководство которого стало изображаться как ничем не сдерживаемое, как находящееся на финальной стадии овладения ядерным оружием, как готовое поделиться этим оружием с террористами всех мастей. Война с диктатором Саддамом Хусейном завершится (в свете ненависти к нему населения Ирака) быстро, ворчащие союзники в ситуации начавшейся войны быстро присоединятся к возглавляемой Вашингтоном коалиции — как это было в Афганистане. Ирак станет примерной демократией, весь арабский мир будет в конечном счете благодарен Соединенным Штатам.
Примечательно, что в своих выступлениях, ратующих за дарование президенту Бушу чрезвычайных полномочий в отношении Ирака, абсолютное большинство сенаторов упоминало сентябрьскую драму Америки. Не все говорили, что правительство Саддама Хусейна — террористическое и подобно Аль-Каиде, но почти все так или иначе отразили разительные изменения в американской психике после Сентября. Ответный удар видится в такой ситуации верным ответом, если даже самоубийцами были не иракцы, а саудовские аравийцы и египтяне, если даже багдадская Баас и Аль-Каида ненавидели друг друга. Соответствующий эмоциональный настрой и чувство всемогущества породили «доктрину Буша».
2. ИДЕОЛОГИЯ ИМПЕРИИ
Весь ход дебатов о месте и стратегии США в XXI веке базируется на почти априорном и достаточно популярном в Америке представлении, что «двадцать первый век будет более американским, чем двадцатый, а Вашингтон будет осуществлять благожелательную глобальную гегемонию, базирующуюся на всеобщем признании американских ценностей, признании американской мощи и экономического преобладания». Гегемония представляется представителям страны-гегемона лучшей из возможных систем мирового общежития. Американцы Р. Каган и У. Кристол убеждают читателя, что «гегемония — вовсе не проявление „высокомерия“ по отношению к остальному миру — это просто неизбежное воплощение американской мощи». Соединенным Штатам, подчеркивает профессор Техасского университета Г. Брендс, «присуще особое представление об своем предназначении улучшить долю человечества».
В ходе дебатов о степени готовности Америки «воспринять свою судьбу» неизменно выражается мысль, что США не должны уклоняться от принятого курса, не должны бояться вызова своей мощи и положению в мире. Впрочем, пока никто еще — несмотря на все предпринятые усилия, отраженные в алармистской литературе, — не смог доказать основательность и реалистичность противостояния американской гегемонии. И такой мир лучше любого, где Америка не располагалась бы на вершине. Словами авторитетных американских политологов Р. Кагана и У. Кристола, «ведомый Америкой мир — такой, каким он возник после окончания „холодной войны“, — более справедлив, чем любая из воображаемых альтернатив. Многополюсный мир, в котором мощь распределяется более равномерно между великими державами — включая Китай и Россию, — будет несравненно более опасным и более отдаленным от демократии и индивидуальной свободы». Складывается идеология, обосновывающая позитивный характер американского всемогущества. «Соединенные Штаты, — по определению советницы по национальной безопасности в администрации Дж. Буша-мл. К. Райс, — оказались на правильно избранной стороне Истории». К имперским ценностям призвало, прежде всего, так называемое «неоконсервативное» движение. Но это движение не вышло бы из маргинальной колеи, если бы идеологию мирового возвышения не оснастили своей экспертизой такие влиятельные организации политического мейнстрима, как самая влиятельная организация истеблишмента — расположенный в Нью-Йорке Совет по внешним сношениям.
Триумвират патриархов
Если обращаться к фигурам, формирующим идеологию американской империи, то первыми следует назвать имена бывшего советника президента по национальной безопасности 36. Бжеэинского, прежнего государственного секретаря Г. Киссинджера и прежнего заведующего отделом планирования госдепартамента С. Хантингтона. Все трое в свое время были выдвинуты на академическую и политическую арену У. Эллиотом, который долгое время возглавлял Гарвардский университет.(своего рода главный питомник правящей американской элиты) и в государственном департаменте президентов Кеннеди и Джонсона идейно оформлял вьетнамскую эпопею Вашингтона. Все трое — Бжезинский, Киссинджер и Хантингтон — являются поклонниками идейных построений классика геополитики сэра Халфорда Макиндера, постулировавшего необходимость для каждого претендента на всемирное влияние контроля над «евразийским центром». (На обложке вызвавшей мировой отклик книги Хантингтона «Столкновение цивилизаций» имеется восторженная рекламная оценка только двух политологических борцов — и это, разумеется, Киссинджер и Бжезинский.) Сентябрь снял для троих преграды материальному воплощению их идей.
Патриарх американской дипломатической теории и практики Генри Киссинджер давно ведет полемику с теоретическими противниками Уинстона Черчилля, доблестно (по мнению Киссинджера) проводившего имперскую политику вопреки антиимперской стратегии Франклина Рузвельта, слишком полагавшегося на создаваемую Организацию Объединенных Наций.
Киссинджер подвергает сомнению само понятие система международных отношений. По его мнению, такой системы, которую определяла бы одна, общая для всех формула, — в мире нет. Сосуществуют как минимум четыре системы. 1) В Северной Атлантике преобладают демократия и свободный рынок; война здесь практически невозможна. 2) В Азии США, КНР и несколько других региональных держав смотрят друг на друга как стратегические соперники; война здесь в принципе возможна, и сдерживает ее сложившийся баланс сил (типа европейского в XIX веке). 3) На Ближнем Востоке государства взаимодействуют так, как это имело место в Европе XVII века; здесь действуют самые различные источники конфликта — в том числе идеологические и религиозные — трудноразрешимые конфликты. 4) В Африке главенствуют этнические конфликты, отягощенные спорами из-за границ и ужасающей бедностью и эпидемиями. США действуют по-разному в каждой из этих четырех систем, и их империализм имеет в каждом случае различные характеристики. Несомненно, с точки зрения Киссинджера, благотворные.
Многочисленные статьи экс-государственного секретаря, ряд выступлений (в частности, в Королевском институте международных отношений — Лондон) базируются на той идее, что мир — его стабильность и процветание — вызывает нужду в лидере и, к счастью, лидер осознал свою историческую задачу. Киссинджер призывает помнить печальный конец альтернатив — попыток упорядоченного развития на основе стабильного баланса сил. Система баланса сил порождает соперничество и грозит конфликтом с непредсказуемыми последствиями. Г. Киссинджер указывает, что «системы баланса сил существовали очень редко в истории человечества. Такой системы никогда не было в Западном полушарии — равно как и на территории современного Китая — уже две тысячи лет. Для огромного большинства человечества и в наиболее продолжительные периоды истории империя была самой типичной формой правления. У империй нет необходимости в сохранении баланса сил. Они не нуждаются в системе международного сотрудничества. Именно так Соединенные Штаты осуществляли свою политику в Западном полушарии, а Китай во всей истории Азии».
Стабильна ли многополярная система? Сомнения на этот счет базируются на опыте многополярного мира между Первой и Второй мировыми войнами. «Коммунистическая Россия, фашистская Германия, Япония и Италия и демократическо-капиталистические Великобритания, Франция и Соединенные Штаты столкнулись в мире, который был лишен центра тяжести, и это столкновение привело к трагическим результатам». В случае соперничества примерно равных сил мир встает на грань войны, военные расходы стимулируют невиданные новшества, способные выбить оружие у праведных сил и вооружить антизападные диктатуры. Именно нацистская Германия первой создала боевые ракетные установки, реактивную авиацию, а Гейзенбергу не хватило лишь нескольких месяцев для овладения ядерной энергией. Мир не сможет более вынести еще одной мировой войны — этот базовый элемент государственной памяти сторонников однополярности требует: мир нуждается в сплоченности, в ключевом государстве, которое обеспечило бы мировой порядок. Лучшим будет мир, в котором сила, мудрость и благожелательность Соединенных Штатов Америки обеспечат заслон глобальным и региональным конфликтам, давая простор глобализации, прогрессу, мирной эволюции большинства.
(Сходного взгляда о невозможности стандартного и общего для всех определения американской мощи придерживается близкий к Киссинджеру Дж. Най, считающий, что в международных отношениях есть три уровня — военный (здесь США вне конкуренции); экономический (здесь США ведут конкурентную борьбу с ЕС, Японией и, все более, с КНР); все виды прочих трансакций — от электронных финансовых переводов до перемещения оружия террористическими организациями (здесь никто не владеет полным контролем). США проиграют свою историческую партию, если сконцентрируются лишь на одной из этих трех шахматных досок).
Второй из «имперской триады» — Збигнев Бжезинский приветствует сравнения с Римской и Британской империями (и даже с империей Чингисхана), подчеркивая, что если уж проводить параллели, то следует ради исторической истины признать: по глобальности охвата и чисто физической мощи Американская империя не имеет полнокровных прецедентов. Он открыто определил Соединенные Штаты как современного имперского гегемона, с мощью которого никто не сможет сравниться как минимум, в ближайшие двадцать пять лет. С точки зрения Бжезинского, сентябрь 2001 г. снял главное препятствие на пути реализации указанной цели — нерасположенность американского населения связывать свою судьбу с далекими и переменчивыми странами. Угроза исламского террора мобилизовала американское население в направлении имперского строительства.
В серии статей, опубликованных в неоконсервативном журнале «Нэшнл интерест» (и сведенных в 2001 г. в книгу «Геостратегическая триада»), Бжезинский призвал властную Америку блокировать «дугу нестабильности» в Юго-Восточной Европе, Центральной Азии и в анклавах Южной Азии, Ближнего Востока и Персидского залива. В качестве главной геополитической цели он определил овладение «главным призом Евразии» — обеспечение того, что никакая комбинация евразийских стран не сможет аккумулировать сопоставимые с американскими силы и в будущем бросить вызов Соединенным Штатам. Агрессивный активизм администрации Буша-мл. вызвал полное одобрение Зб. Бжезинского. Стоя обеими ногами в Персидском заливе, контролируя Саудовскую Аравию, Кувейт и, теперь, Ирак, Соединенные Штаты владеют рычагом воздействия на Западную Европу, Японию и Китай, столь зависимые от энергетической кладовой арабского мира. В мире конечных ресурсов США владеют контролем над половиной мировой нефти — фактор глобального значения.
Третий ведущий американский политолог — Сэмюэл Хантингтон дает характеристику современного состояния международных отношений, той «системы, где есть одна сверхдержава, отсутствуют значительные крупные державы и наличествует много государств меньшего калибра. При таком раскладе сил лидирующая страна способна решать важные международные проблемы исключительно собственными силами, и никакая комбинация других государств не может противодействовать ее курсу». На протяжении многих столетий такой державой был античный Рим, а в своем дальневосточном регионе — Китай. В начале XXI века Америка осталась без конкурентов.
Но в будущем традиционная геополитика уступит место противостоянию по признаку культурных различий, и чем ближе контакт между культурами, тем вероятнее конфликт между ними. Две главные угрозы имперской Америке сегодня: демографический рост исламского мира и неукротимый экономический рост Китая. Обращаясь к будущему, С. Хантингтон обозначил в качестве единственного потенциального противника Соединенных Штатов комбинацию «конфуцианско-исламских» стран. Он предсказывает (как наиболее вероятное) противостояние Вашингтона с Пекином и Тегераном.
Неоконсервативная революция
Опускаясь на порядок ниже указанных ведущих теоретиков, имперская Америка опирается на взгляды тех, кто получил национальную известность в рядах правых организаций, в строю тех неоконсерваторов, которые идейно обеспечили в свое время избрание президентом Рональда Рейгана. С тех пор такие организации, как Комитет по существующей угрозе, Фонд наследия, Американский институт предпринимательства, опираясь на такие газеты, как «Уикли стандарт» и журналы типа «Нэшнл интерест», «Комментари», «Ю.С. ньюс энд Уорлд рипорт», заняли влиятельное место на правом фланге американского академического и экспертного сообщества.
Посетившие Вашингтон после Сентября иностранцы в один голос указывают на новую ментальность страны, где главное общественное здание — Капитолий, где римские ассоциации сенат вызывает не только как термин, но и как архитектурное строение, где по одной оси расположены пантеон Линкольна, обелиск Вашингтона и ротонда Джефферсона. Менталитет «римских легионов» проник даже в Североатлантический союз (жалуются англичане) ради жестких односторонних, имперских действий. Вольно или невольно готовилась Америка к этому звездному часу своей исторической судьбы. Посмотрите на архитектуру основных зданий Вашингтона, обратите внимание на название государственных учреждений: сенат, Верховный суд; не упустите факта колоссальных прерогатив принцепса, именуемого в данном случае президентом. Не упустите того факта, что согласно американской конституции внутреннее законодательство и конгресс стоят выше международного законодательства и международных институтов.
Создается «имперское» видение, оставляющее за Соединенными Штатами право определять в глобальном масштабе стандарт поведения, возникающие угрозы, необходимость использования силы и способ достижения справедливости. В такой проекции суверенность становится абсолютной для Америки, по мере того как она все более обуславливается для стран, которые бросают вызов стандартам внутреннего и внешнего поведения Вашингтона. Такое видение мира делает необходимым — по крайней мере, в глазах приверженцев этого видения — видеть новый и апокалиптический характер современных террористических угроз и обеспечить беспрецедентное глобальное доминирование Америки. Эти радикальные стратегические идеи и импульсы, как это ни странно, могут изменить современный мировой порядок так, как того не смогло сделать окончание «холодной войны».
«Мыслительные центры» столицы новой империи — Вашингтона с готовностью обсуждают стратегию односторонних действий по всему мировому периметру. Прежде республикански сдержанная «Уолл-стрит джорнэл» находит благосклонную аудиторию, когда пишет: «Америка не должна бояться свирепых войн ради мира, если они будут вестись в интересах „империи свободы“.
Самое большое превращение произошло со словом «империя». Несколько лет (даже месяцев) тому назад очень немногие осмелились бы (1) произнести это слово; (2) придать этому термину позитивный смысл. В конце лета 2001 г., готовя свою книгу к печати, профессор Э. Басевич, за плечами которого военная карьера, написал название: «Необходимая нация». К осени 2002 г. книга готовилась к изданию в гарвардском университетском издании уже под неизбежным названием «Американская империя». Об американских командующих под разными широтами говорится как о «проконсулах», а «обязательства» и угрозы Америки находят обильные аналогии с прежними мировыми империями. Вашингтон устанавливает правила, которым с неизбежностью подчиняется весь мир. И особо подчеркивается, что только сама Америка способна сделать эти правила дееспособными и обязательными для всего мира. К примеру, речь открыто идет о превентивных военных акциях, скажем, против Ирака — соответствует или не соответствует это нормам ООН, оказывается, не так уж и важно.
«Особенность нашей империи, — пишет Э. Басевич, — заключается в том, что мы предпочитаем право доступа и возможность оказывать воздействие непосредственному владению. Наша империя является как бы „неформальной, состоящей не из сателлитов и владений, а из номинально равных друг другу стран. Главенствуя в империи, мы предпочитаем пользоваться нашей властью не непосредственно, а через промежуточные институты, в которых Соединенные Штаты играют преобладающую роль, но не осуществляют неприкрытый откровенный прямой контроль (например, Организация Североатлантического договора, Совет Безопасности ООН, Международный валютный фонд, Мировой банк)“. В военных делах Америка предпочитает „соблазн принуждению“.
Все это означает, что Америка действует самостоятельно и без оглядки на других. Международные соглашения типа «протокола Киото» являются жертвами представления о неподсудности американцев никому, кроме собственных национальных учреждений. Сенат США отверг, в частности, не ратифицировал «Ковенант экономических и социальных прав», «Конвенцию искоренения дискриминации в отношении женщин», «Конвенцию прав детей», участие в Международном уголовном суде. (Даже в высшей степени лояльные к американцам англичане с великим сожалением говорят о том, что «жаль, если Америка не согласится с созданием Международного уголовного суда. Военная власть необходима для проведения международной политики». И приходят к заключению: «Исключение делается для сильных».) При голосовании против «протокола Киото» вместе с президентом Бушем выступили 95 американских сенаторов. Многие проводят линию на наличие в американской истории давней и неистребимой традиции «американской исключительности». Гарвардский профессор Э. Моравчик склонен отбросить сложные объяснения и обратиться к более простым: Америка, стабильно демократическая, идеологически консервативная и политически децентрализованная, является сверхдержавой и может обходить обязательные для всех правила и законы.
Одна в океане могущества
Мировая история подсказывает футурологии: Соединенные Штаты не преминут воспользоваться редчайшей исторической возможностью. В этом случае главной геополитической чертой мировой эволюции станет формирование однополярной мировой структуры. Америка прилагает (и будет в обозримом будущем прилагать) огромные усилия по консолидации своего главенствующего положения. С этим выводом согласны наблюдатели за пределами страны-гегемона, да и сами американские прогнозисты: «Соединенные Штаты сознательно встанут на путь империалистической политики, направленной на глобальную гегемонию. Они (США) умножат усилия, выделяя все более растущую долю ресурсов на амбициозные интервенции в мировом масштабе». Свернуть с этой дороги пока не сможет ни один ответственный американский политический деятель, любой президент должен будет опираться на массовое приятие страной своего положения и миссии. Уже сейчас высказывается твердое убеждение, что «еще не одно поколение американцев будет готово идти этой дорогой: тяжело отказываться от всемогущества».
Ч. Краутхаммер имеет все основания утверждать, что «в грядущие поколения, возможно, и появятся великие державы, равные Соединенным Штатам. Но не сейчас. Не в эти десятилетия. Мы переживаем момент однополярности». Будет ли безусловный лидер стремиться к отчетливо заявленной гегемонии? Причиной неприкрытого самоутверждения мог бы быть некий внешний вызов (скажем, массовый всплеск международного терроризма). Катализатором демонстративного гегемонизма могли бы стать несколько интервенций типа афганской — если они будут краткосрочными, малокровными и успешными. В пользу своего рода институционализации гегемонизма могло бы действовать давление американских и транснациональных корпораций, банков и фондов на правительство США с целью получения доступа к новым инвестиционным рынкам, рынкам сбыта, источникам сырья; эти организации по своей природе стремятся расширить зону предсказуемости, зону упорядоченности прав собственности, стандартов оценки банкротства, разрешения конфликтов, унификации гражданских и профсоюзных прав, женского равноправия, демократии и защиты окружающей среды — готовя тем самым благоприятную для контрольных позиций США почву.
Существуют внутри — и внегосударственные группы, выступающие против распространения наркотиков, терроризма, геноцида, преступлений против человечности и так далее. Эти группы оказывают давление на правительство США с целью активизации внешней политики, расширения зоны воздействия на законодательство иных стран с целью изменения их законов, конституций, правил поведения в соответствии с американскими стандартами.
В современном Риме определяется «ось зла», откровенно обсуждаются операции, поручаемые проконсулам. Проконсулы докладывают из провинций о завершении военной операции в Афганистане, крахе Талибана (хотя Аль-Каида и сохранила свои тайные структуры), разрушении основных палестинских структур и росте европейской оппозиции силовым действиям в Ираке. Тацит, крупнейший историк имперского Рима, почувствовал бы себя в своей тарелке. Сенаторы Маккейн (республиканский претендент в президенты США в 2000 г.) вместе с сенатором Либерманом (демократический претендент в вице-президенты США в 2000 г.) готовы обсуждать имперское строительство и всемерно помогать президенту Бушу-мл. в полицейских функциях, распространяющихся на весь мир.
Цель: терроризм
В обозрении, осмыслении и интерпретации терроризма, заставшего врасплох Америку в черном сентябре 2001 г., выделилась группа лиц, убедивших самое могущественное общество современности в том, что пассивная самооборона самоубийственна. Тогда, в 2001 г., обрел влияние тезис Чарльза Краутхаммера о том, что пассивность губительна; что «покорная международная гражданственность» Соединенных Штатов рискует погасить светоч демократии и справедливости во всем мире. Неоконсервативные идеолога обнаружили друг друга по одному кодовому определению: Америка может избежать трагической судьбы только в том случае, если сознательно сбросит с себя оковы созданных после Второй мировой войны организаций, начиная, разумеется, с ООН. Даже обращение натовских союзников к параграфу пять статута Североатлантического союза после сентябрьского нападения террористов на США вызвало гримасу неудовольствия неоконсервативной когорты. В деле обеспечения своего выживания инструменты, созданные для других целей, не помогают. Помогает новообретенная, нововозвращенная вера в себя, односторонние действия лидера.
Министр обороны США Д. Рамсфелд поставил стоящих в замешательстве союзников на место: «Проблемы определяют коалиции, а вовсе не коалиции определяют проблемы». Главной такой идеей стало нанесение предваряющего удара по странам, потенциально способным создать инструмент насилия, который может быть использован в террористических целях против Соединенных Штатов, и распространение американских ценностей по всему миру.
Наилучшим образом гегемонистский реализм характеризует увидевший свет в конце 1992 г. меморандум Пентагона, который поставил задачу «всеми силами противостоять стране или группе стран, препятствующих реализации американских интересов». Этот документ со всей прямотой призвал «не только воспрепятствовать возникновению еще одной угрозы из Москвы, но сделать так, чтобы американские союзники, особенно Германия и Япония, остались в зависимом состоянии». Несколько смущенная откровенностью постановки вопроса, ушедшая с национальной арены в 1992 г. администрация Буша-ст. постаралась представить меморандум американских военных как проходной рабочий документ. Возможно, это и так. Но идеи воспользоваться историческим шансом имеют не только отвлеченно-теоретическую, но и практическую сторону, говорящую о реальной значимости идей. А в этом — практическом отношении релевантность меморандума 1992 г. очевидна.
В конкретной практике начиная с конца 2002 г. главной целью антитеррористической борьбы стал Ирак, руководство которого стало изображаться как ничем не сдерживаемое, как находящееся на финальной стадии овладения ядерным оружием, как готовое поделиться этим оружием с террористами всех мастей. Война с диктатором Саддамом Хусейном завершится (в свете ненависти к нему населения Ирака) быстро, ворчащие союзники в ситуации начавшейся войны быстро присоединятся к возглавляемой Вашингтоном коалиции — как это было в Афганистане. Ирак станет примерной демократией, весь арабский мир будет в конечном счете благодарен Соединенным Штатам.
Примечательно, что в своих выступлениях, ратующих за дарование президенту Бушу чрезвычайных полномочий в отношении Ирака, абсолютное большинство сенаторов упоминало сентябрьскую драму Америки. Не все говорили, что правительство Саддама Хусейна — террористическое и подобно Аль-Каиде, но почти все так или иначе отразили разительные изменения в американской психике после Сентября. Ответный удар видится в такой ситуации верным ответом, если даже самоубийцами были не иракцы, а саудовские аравийцы и египтяне, если даже багдадская Баас и Аль-Каида ненавидели друг друга. Соответствующий эмоциональный настрой и чувство всемогущества породили «доктрину Буша».
2. ИДЕОЛОГИЯ ИМПЕРИИ
Новая администрация приступит к делу исходя из твердых оснований национального интереса, а вовсе не руководствуясь интересами иллюзорного международного сообщества.
Кондолиза Райс, 2000
Весь ход дебатов о месте и стратегии США в XXI веке базируется на почти априорном и достаточно популярном в Америке представлении, что «двадцать первый век будет более американским, чем двадцатый, а Вашингтон будет осуществлять благожелательную глобальную гегемонию, базирующуюся на всеобщем признании американских ценностей, признании американской мощи и экономического преобладания». Гегемония представляется представителям страны-гегемона лучшей из возможных систем мирового общежития. Американцы Р. Каган и У. Кристол убеждают читателя, что «гегемония — вовсе не проявление „высокомерия“ по отношению к остальному миру — это просто неизбежное воплощение американской мощи». Соединенным Штатам, подчеркивает профессор Техасского университета Г. Брендс, «присуще особое представление об своем предназначении улучшить долю человечества».
В ходе дебатов о степени готовности Америки «воспринять свою судьбу» неизменно выражается мысль, что США не должны уклоняться от принятого курса, не должны бояться вызова своей мощи и положению в мире. Впрочем, пока никто еще — несмотря на все предпринятые усилия, отраженные в алармистской литературе, — не смог доказать основательность и реалистичность противостояния американской гегемонии. И такой мир лучше любого, где Америка не располагалась бы на вершине. Словами авторитетных американских политологов Р. Кагана и У. Кристола, «ведомый Америкой мир — такой, каким он возник после окончания „холодной войны“, — более справедлив, чем любая из воображаемых альтернатив. Многополюсный мир, в котором мощь распределяется более равномерно между великими державами — включая Китай и Россию, — будет несравненно более опасным и более отдаленным от демократии и индивидуальной свободы». Складывается идеология, обосновывающая позитивный характер американского всемогущества. «Соединенные Штаты, — по определению советницы по национальной безопасности в администрации Дж. Буша-мл. К. Райс, — оказались на правильно избранной стороне Истории». К имперским ценностям призвало, прежде всего, так называемое «неоконсервативное» движение. Но это движение не вышло бы из маргинальной колеи, если бы идеологию мирового возвышения не оснастили своей экспертизой такие влиятельные организации политического мейнстрима, как самая влиятельная организация истеблишмента — расположенный в Нью-Йорке Совет по внешним сношениям.
Триумвират патриархов
Если обращаться к фигурам, формирующим идеологию американской империи, то первыми следует назвать имена бывшего советника президента по национальной безопасности 36. Бжеэинского, прежнего государственного секретаря Г. Киссинджера и прежнего заведующего отделом планирования госдепартамента С. Хантингтона. Все трое в свое время были выдвинуты на академическую и политическую арену У. Эллиотом, который долгое время возглавлял Гарвардский университет.(своего рода главный питомник правящей американской элиты) и в государственном департаменте президентов Кеннеди и Джонсона идейно оформлял вьетнамскую эпопею Вашингтона. Все трое — Бжезинский, Киссинджер и Хантингтон — являются поклонниками идейных построений классика геополитики сэра Халфорда Макиндера, постулировавшего необходимость для каждого претендента на всемирное влияние контроля над «евразийским центром». (На обложке вызвавшей мировой отклик книги Хантингтона «Столкновение цивилизаций» имеется восторженная рекламная оценка только двух политологических борцов — и это, разумеется, Киссинджер и Бжезинский.) Сентябрь снял для троих преграды материальному воплощению их идей.
Патриарх американской дипломатической теории и практики Генри Киссинджер давно ведет полемику с теоретическими противниками Уинстона Черчилля, доблестно (по мнению Киссинджера) проводившего имперскую политику вопреки антиимперской стратегии Франклина Рузвельта, слишком полагавшегося на создаваемую Организацию Объединенных Наций.
Киссинджер подвергает сомнению само понятие система международных отношений. По его мнению, такой системы, которую определяла бы одна, общая для всех формула, — в мире нет. Сосуществуют как минимум четыре системы. 1) В Северной Атлантике преобладают демократия и свободный рынок; война здесь практически невозможна. 2) В Азии США, КНР и несколько других региональных держав смотрят друг на друга как стратегические соперники; война здесь в принципе возможна, и сдерживает ее сложившийся баланс сил (типа европейского в XIX веке). 3) На Ближнем Востоке государства взаимодействуют так, как это имело место в Европе XVII века; здесь действуют самые различные источники конфликта — в том числе идеологические и религиозные — трудноразрешимые конфликты. 4) В Африке главенствуют этнические конфликты, отягощенные спорами из-за границ и ужасающей бедностью и эпидемиями. США действуют по-разному в каждой из этих четырех систем, и их империализм имеет в каждом случае различные характеристики. Несомненно, с точки зрения Киссинджера, благотворные.
Многочисленные статьи экс-государственного секретаря, ряд выступлений (в частности, в Королевском институте международных отношений — Лондон) базируются на той идее, что мир — его стабильность и процветание — вызывает нужду в лидере и, к счастью, лидер осознал свою историческую задачу. Киссинджер призывает помнить печальный конец альтернатив — попыток упорядоченного развития на основе стабильного баланса сил. Система баланса сил порождает соперничество и грозит конфликтом с непредсказуемыми последствиями. Г. Киссинджер указывает, что «системы баланса сил существовали очень редко в истории человечества. Такой системы никогда не было в Западном полушарии — равно как и на территории современного Китая — уже две тысячи лет. Для огромного большинства человечества и в наиболее продолжительные периоды истории империя была самой типичной формой правления. У империй нет необходимости в сохранении баланса сил. Они не нуждаются в системе международного сотрудничества. Именно так Соединенные Штаты осуществляли свою политику в Западном полушарии, а Китай во всей истории Азии».
Стабильна ли многополярная система? Сомнения на этот счет базируются на опыте многополярного мира между Первой и Второй мировыми войнами. «Коммунистическая Россия, фашистская Германия, Япония и Италия и демократическо-капиталистические Великобритания, Франция и Соединенные Штаты столкнулись в мире, который был лишен центра тяжести, и это столкновение привело к трагическим результатам». В случае соперничества примерно равных сил мир встает на грань войны, военные расходы стимулируют невиданные новшества, способные выбить оружие у праведных сил и вооружить антизападные диктатуры. Именно нацистская Германия первой создала боевые ракетные установки, реактивную авиацию, а Гейзенбергу не хватило лишь нескольких месяцев для овладения ядерной энергией. Мир не сможет более вынести еще одной мировой войны — этот базовый элемент государственной памяти сторонников однополярности требует: мир нуждается в сплоченности, в ключевом государстве, которое обеспечило бы мировой порядок. Лучшим будет мир, в котором сила, мудрость и благожелательность Соединенных Штатов Америки обеспечат заслон глобальным и региональным конфликтам, давая простор глобализации, прогрессу, мирной эволюции большинства.
(Сходного взгляда о невозможности стандартного и общего для всех определения американской мощи придерживается близкий к Киссинджеру Дж. Най, считающий, что в международных отношениях есть три уровня — военный (здесь США вне конкуренции); экономический (здесь США ведут конкурентную борьбу с ЕС, Японией и, все более, с КНР); все виды прочих трансакций — от электронных финансовых переводов до перемещения оружия террористическими организациями (здесь никто не владеет полным контролем). США проиграют свою историческую партию, если сконцентрируются лишь на одной из этих трех шахматных досок).
Второй из «имперской триады» — Збигнев Бжезинский приветствует сравнения с Римской и Британской империями (и даже с империей Чингисхана), подчеркивая, что если уж проводить параллели, то следует ради исторической истины признать: по глобальности охвата и чисто физической мощи Американская империя не имеет полнокровных прецедентов. Он открыто определил Соединенные Штаты как современного имперского гегемона, с мощью которого никто не сможет сравниться как минимум, в ближайшие двадцать пять лет. С точки зрения Бжезинского, сентябрь 2001 г. снял главное препятствие на пути реализации указанной цели — нерасположенность американского населения связывать свою судьбу с далекими и переменчивыми странами. Угроза исламского террора мобилизовала американское население в направлении имперского строительства.
В серии статей, опубликованных в неоконсервативном журнале «Нэшнл интерест» (и сведенных в 2001 г. в книгу «Геостратегическая триада»), Бжезинский призвал властную Америку блокировать «дугу нестабильности» в Юго-Восточной Европе, Центральной Азии и в анклавах Южной Азии, Ближнего Востока и Персидского залива. В качестве главной геополитической цели он определил овладение «главным призом Евразии» — обеспечение того, что никакая комбинация евразийских стран не сможет аккумулировать сопоставимые с американскими силы и в будущем бросить вызов Соединенным Штатам. Агрессивный активизм администрации Буша-мл. вызвал полное одобрение Зб. Бжезинского. Стоя обеими ногами в Персидском заливе, контролируя Саудовскую Аравию, Кувейт и, теперь, Ирак, Соединенные Штаты владеют рычагом воздействия на Западную Европу, Японию и Китай, столь зависимые от энергетической кладовой арабского мира. В мире конечных ресурсов США владеют контролем над половиной мировой нефти — фактор глобального значения.
Третий ведущий американский политолог — Сэмюэл Хантингтон дает характеристику современного состояния международных отношений, той «системы, где есть одна сверхдержава, отсутствуют значительные крупные державы и наличествует много государств меньшего калибра. При таком раскладе сил лидирующая страна способна решать важные международные проблемы исключительно собственными силами, и никакая комбинация других государств не может противодействовать ее курсу». На протяжении многих столетий такой державой был античный Рим, а в своем дальневосточном регионе — Китай. В начале XXI века Америка осталась без конкурентов.
Но в будущем традиционная геополитика уступит место противостоянию по признаку культурных различий, и чем ближе контакт между культурами, тем вероятнее конфликт между ними. Две главные угрозы имперской Америке сегодня: демографический рост исламского мира и неукротимый экономический рост Китая. Обращаясь к будущему, С. Хантингтон обозначил в качестве единственного потенциального противника Соединенных Штатов комбинацию «конфуцианско-исламских» стран. Он предсказывает (как наиболее вероятное) противостояние Вашингтона с Пекином и Тегераном.
Неоконсервативная революция
Опускаясь на порядок ниже указанных ведущих теоретиков, имперская Америка опирается на взгляды тех, кто получил национальную известность в рядах правых организаций, в строю тех неоконсерваторов, которые идейно обеспечили в свое время избрание президентом Рональда Рейгана. С тех пор такие организации, как Комитет по существующей угрозе, Фонд наследия, Американский институт предпринимательства, опираясь на такие газеты, как «Уикли стандарт» и журналы типа «Нэшнл интерест», «Комментари», «Ю.С. ньюс энд Уорлд рипорт», заняли влиятельное место на правом фланге американского академического и экспертного сообщества.