– Пора идти. Сопровождающие уже давно ждут Ваше Величество, – сказала она.
   – Для тебя только Саша, – поправил он.
   Она улыбнулась и согласно кивнула головой.
 
   В июне 1866 года императорская семья торжественно праздновала очередную годовщину свадьбы покойного отца – Николая I – и Александры Федоровны. Местом празднования был выбран замок Бельведер, расположенный всего в трех верстах от главного Петербургского дворца..
   В числе гостей, приглашенных со стороны императора, были также и сестры Долгорукие, причем их предварительно осмотрительная мадам Шебеко разместила в разных покоях. У самой Кати уже не было сомнений в истинном замысле придворной интриганки, но она не противилась им.
   Вечером в ее двери тихонько постучали. Не спрашивая имени позднего визитера, Екатерина открыла дверь. На пороге стоял император. Не говоря ни слова, он шагнул в ее комнату, закрыл за собой дверь и повернул ключ. Девушка поняла, что с этой минуты полностью находится во власти желающего ее мужчины. Она опустила тяжелые шторы на окнах и задула свечи…
   Короткая летняя ночь прошла как один миг. Они молча лежали в измятой постели, прижавшись друг к другу. Близость мужчины была приятна Екатерине, и она не думала ни о его возрасте, ни о его ранге.
   Близость девушки необычно волновала императора. Ему казалось, что он не испытывал ничего похожего раньше, хотелось повторения снова и снова. Но неизбежно наступало утро, нужно было возвращаться к мероприятиям праздника, к обычной жизни. Он приподнялся и начал собирать одежду, разбросанную в порыве страсти.
   – Да, пора, – объявила она, не делая к тому никаких движений. – Через несколько часов начнутся события праздника, еще раньше проснутся все обитатели замка. Не стоит им давать пищу для сплетен, хотя их не избежать.
   Одеваясь, император про себя отметил, что она не называет его никак: ни по титулу, ни по имени. Это давало основание полагать, что она еще не определилась в серьезности их отношений окончательно. Но у него самого на этот счет не было сомнений.
   – Я ухожу, но ненадолго, – предупредил он. – Сегодня я, увы, не свободен, но при первой же возможности я женюсь на тебе. Я считаю тебя своей женой перед Богом и уже никогда тебя не покину.
   Молодая женщина была растрогана его словами до слез. Несмотря на полную наготу, она вскочила с кровати, бросилась в объятия своего любовника.
   – Не бросай. Я не переживу этого, – прошептала обычную в таких случаях фразу, но она прозвучала для него песней.
   – Не брошу, – пообещал он еще раз. – Мы будем с тобой жить долго и счастливо, и не найдется силы, способной помешать этому.
   После того как государь ушел, Екатерина еще некоторое время осталась в постели, стараясь осмыслить произошедшее. От девичьих страхов, мучивших ее накануне, не осталось и следа. В ней просыпалась расчетливость влюбленной женщины. И трудно сказать, что было на первом месте, расчетливость или влюбленность. Трудно потому, что оба эти чувства не существовали сами по себе, а жили в одном тесном сплетении, составляя ее сущность. Позже найдутся авторы, которым захочется поиграть на этой истории, и одни посмотрят на нее глазами романтика, другие – глазами сухого практика. Документов нет, поэтому каждый автор имеет право на свою гипотезу. Но лично я уверен, что следует говорить только о разных сторонах одной медали, название которой «любовь».
   Варвара Шебеко, безусловно, хорошо была осведомлена о свидании императора с Екатериной и не сомневалась в его исходе. Но утром опытная интриганка сделала все возможное, чтобы заверить молодую женщину в своей неосведомленности. Она не задала ни одного наводящего вопроса, целиком сосредоточив разговор на предстоящем празднике. Только то, что имя императора совершенно не упоминалось в ее разговорах в отличие от прежних, порождало уверенность Екатерины в истинной роли Шебеко в этом деле. Но, начав играть по правилам, навязанным ей фрейлиной, Долгорукая уже не могла, да и не желала останавливаться. Новая роль ей явно нравилась, хотя она еще четко себе не представляла, как следует воспользоваться ею.
   – Я хочу с сестрой покататься верхом в окрестностях замка до начала церемонии, – сказала она. – Велите седлать для нас лошадей и подать через час.
   Фрейлина услышала ее голос, отметив про себя, что в нем появились не свойственные раньше повелительные нотки. Это еще больше убедило ее в справедливости догадок, но она продолжала играть намеченную роль.
   – До начала церемонии чуть больше двух часов, ни о какой конной прогулке не может вестись разговора, – возразила она. – Император очень не любит, когда гости опаздывают. Поднимайтесь же скорее, милая, а я приглашу парикмахера. Вы должны выглядеть в этот день подобающе.
   Екатерина снисходительно подчинилась. Но весь день праздника для нее прошел, как в тумане. Неприятный осадок оставила встреча с императрицей. казалось, Мария Александровна догадывалась о ее отношениях с государем.
   – Главное во время церемонии всем соблюдать свои места, – предупредила она гостей. Затем ненадолго задержала свой взгляд на Долгорукой и произнесла несколько с расстановкой слов: – Впрочем, как и всегда. Нарушающий установленный порядок вещей зачастую остается в одиночестве…
   Празднование завершилось прекрасным балом. Екатерина, позабыв о предупреждении императрицы, станцевала с царем несколько танцев. Впрочем, на людях он был осторожен.
   – Встретимся, милая, у тебя ночью, – сказал Александр Николаевич тихо ей на ухо в конце очередного танца.
   Ночь была такой же бурной, как и первая. Император уснул у нее на груди. Но утром Екатерина сама разбудила любовника и велела ему поторопиться.
   После завтрака она сама заказала коляску и уехала в Петербург вместе с сестрой, которая с юношеской непосредственностью полностью отдавалась праздничному веселью и не заметила перемен, случившихся с сестрой. Екатерина не спешила посвящать ее в свои тайны. Но дома их ждала страшная весть – в день их отсутствия умерла мать. Ни одна из дочерей не находилась при княжне в такую минуту.

Николаевская академия
Генерального штаба

   В 1866 году поручик М. Д. Скобелев поступил на учебу в Николаевскую академию Генерального штаба, которая в то время являлась единственным высшим военно-учебным заведением Российской империи, осуществлявшим подготовку общевойсковых офицеров. О ней нужно сказать особо.
   Идея создания в России высшего военно-учебного заведения возникла в 20-е годы XIX века. К этому времени военные академии уже существовали в Австрии, Англии, Пруссии и Франции. Поэтому неудивительно, что первым с этим предложением к императору обратился генерал Анри-Генрих (Генрих Вениаминович) Жомини, который до поступления на русскую службу успел послужить в нескольких европейских армиях. Он написал докладную записку Николаю I «Об учреждении Центральной стратегической школы», в которой обосновал значение управления войсками в бою и предложил структуру военной академии.
   Идею А. Жомини о создании военной академии в России горячо поддержали начальник Главного штаба генерал-фельдмаршал И. И. Дибич, его помощник генерал-адъютант 3. Г. Чернышев и ряд других крупных военачальников. Их общими усилиями она была открыта в Санкт-Петербурге в 1832 году, получив официальное название Императорской академии Генерального штаба.
   Правда, военная наука в то время в русской армии была не в почете, особенно у высшего начальства, которое, как правило, не имело никакого специального военного образования. Так, из общего числа офицеров и генералов, начавших свою службу в период с 1825 по 1861 год, только 25 % были выпускниками каких-либо военно-учебных заведений, а остальные были произведены в первый офицерский чин по происхождению, никогда и нигде военному делу не учась. Неудивительно, что лица этой категории в выпускниках академии видели прямую угрозу для себя и поэтому всячески открыто и тайно препятствовали их становлению и служебному росту.
   Но время требовало совсем другого. В 1840 году, с целью повышения престижности академии, было принято решение о комплектовании службы Генерального штаба преимущественно ее выпускниками. Сразу же следует отметить, что, состоя в службе Генерального штаба, офицер в то время мог служить не только в столице, но и в войсках. К службе Генерального штаба относили некоторые штабные должности, начиная с начальника штаба отдельного полка (бригады) и обер-квартирмейстера (начальника оперативного отделения) штаба дивизии. Следовательно, причисление к Генеральному штабу не избавляло офицера от службы где-нибудь в захолустье, на самых дальних окраинах Российской империи.
   Крымская война (1853–1856 гг.) в очередной раз показала низкую грамотность основной массы командно-штабного состава русских войск. На этом фоне выпускники Императорской военной академии выглядели намного лучше. Им поручали сложные расчеты при подготовке боевых действий и при передвижениях войск перед боем, доверяли контроль за сложным маневром, использовали в качестве доверенных советников при оценке обстановки, выработке решения и в процессе его реализации.
   Приход к власти в стране и годы правления нового императора Александра II были ознаменованы многими положительными переменами в жизни российского общества. На политический олимп взошли новые люди, принеся с собой новые идеи.
   В 1861 году военным министром был назначен А. Д. Милютин, выпускник Императорской военной академии 1836 года, который затем с 1845 по 1856 год работал в этом военно-учебном заведении в должности профессора военной статистики. Возглавив военное министерство, Алексей Дмитриевич развернул активную деятельность по разработке и осуществлению военных реформ в России. Одним из ведущих направлений этих реформ были мероприятия по улучшению подготовки командных и штабных кадров, в том числе и в Николаевской академии Генерального штаба (переименована после смерти Николая I).
   А. Д. Милютин и его помощники пришли к заключению, что грамотная штабная работа в боевой обстановке нередко ценится выше волевого решения командира. Особенно это касалось штабов высшего войскового звена (дивизия, корпус, действующая армия), где приходилось планировать и управлять действиями разнородных сил, разбросанных на большом пространстве. В этих условиях командир (командующий) лишался возможности зрительно наблюдать за всем полем боя, наступало время выработки решения по топографическим картам с помощью математических расчетов, а управления подчиненными войсками посредством передачи письменных приказов.
   Крымская война (1853–1856 гг.) показала недостаток в войсках грамотных офицеров, особенно среди командиров (командующих) высшего звена управления. А. Д. Милютин предложил выпускников академии назначать не только на штабные, но и на командные должности. Изменилось и отношение к военной науке, важнейшим центром которой в то время была Николаевская академия Генерального штаба. В ее стенах от простого изучения уже прошедших войн перешли к анализу отдельных операций и боев, были сделаны первые попытки научного прогнозирования войн будущего.
   Создавалась отечественная научная база. С конца 50-х до первой половины 70-х годов профессорско-преподавательским составом и выпускниками академии было разработано и издано большое количество научных трудов. Особую ценность представляли научные труды профессоров В. М. Аничкова, М. И. Богдановича, Г. А. Леера, А. А. Непокойчицкого, М. И. Драгомирова, Н. В. Левицкого, Н. Н. Обручева, И. М. Зайцева, А. И. Макшеева, А. Е. Станкевича и других.
   В ноябре 1862 года начальником академии был назначен генерал-майор А. Н. Леонтьев. Новый начальник не имел особых военных заслуг, но отличался большой работоспособностью, выдержкой и тактом. Он пользовался большим уважением в столичных военных кругах. Благодаря этому А. Н. Леонтьеву и его помощникам для академии удалось сделать многое. В частности, был улучшен подбор абитуриентов и созданы условия для их подготовки к вступительным экзаменам. Леонтьев добился того, что начиная с 1863 года в академию могли поступать только офицеры, прослужившие в войсках не менее четырех лет. При этом время пребывания в отпусках, прохождения службы в должности личных адъютантов и в других нестроевых должностях в срок строевой выслуги не входило. Зато преимущество отдавалось офицерам, имевшим боевой опыт и награжденным орденами.
   М. Д. Скобелев и рассчитывал на это обстоятельство, когда по инстанции подавал рапорт о своем желании поступить в Николаевскую академию Генерального штаба в 1866 году. Рассматривался этот рапорт несколькими начальниками, и при отборе учитывались самые различные факторы. Но рапорт Скобелева ни у кого из них не вызвал возражений – сыграли свою роль «генеральская» фамилия и орден, полученный за бои в Польше.
   С начала 60-х годов для подготовки к вступительным экзаменам абитуриентам, отобранным для поступления в академию, предоставляли четырехмесячный отпуск. Перед отпуском им вручалась программа приемных экзаменов, заблаговременно утвержденная военным министром, которая рассылалась в штабы военных округов и непосредственно в части. Получив эту программу и взяв отпуск, Михаил Дмитриевич основательно засел за учебники.
   Вступительные экзамены принимались специальной комиссией, в состав которой входили не только начальник и преподаватели академии, но и представители Главного штаба. Отбор был очень строгим: в академию принимались лица, которые по итогам всех экзаменов набрали средний балл не менее 8 баллов при 12-балльной системе выставления оценок. Скобелев выдержал вступительные экзамены со средним баллом 9,4 и был зачислен слушателем первого курса этого высшего военно-учебного заведения.
   В то время академия еще не имела собственного здания, а размещалась в большом служебном помещении, находившемся на Английской набережной, занимая всего девять комнат на его втором этаже. В двух комнатах размещались аудитории слушателей первого и второго курсов, третья, расположенная в самом центре фасада здания, предназначалась под конференц-зал. Остальные комнаты предназначались для кабинета директора академии, под хранилище карт и планов, под склад учебных моделей, две комнаты под библиотеку и одна комната для дежурного офицера.
   Программа академии была рассчитана на два года. За это время слушатели должны были пройти подготовку по 15 дисциплинам. Важнейшими из них считались: тактика, стратегия, военная история, военная геодезия, военная статистика, военная администрация и военная литература. Вспомогательными дисциплинами являлись: артиллерия, фортификация, обязанности офицера Генерального штаба, военная география, законоведение, политическая история, черчение, иностранный язык.
   Тактику, стратегию и военную историю изучали на основе различных, ранее проведенных операций, преимущественно зарубежных. Их изучали подробно, уделяя внимание тому, кто, как и куда ходил. Также на зазубривание были рассчитаны и другие предметы. Поэтому изучение всех дисциплин требовало от слушателей огромных усилий, постоянного напряжения памяти и, главное, большой усидчивости и времени.
   Положение офицеров, обучавшихся в академии, было крайне тяжелым, а сама обстановка в академии – очень строгой. Учебный день начинался в 9 часов утра, а в дни строевых учений – на час раньше. По пути в классы ежедневно офицеры проходили через комнату дежурного, где в списках отмечали свое прибытие. Попутно строго проверялся их внешний вид. Первая десятиминутная перемена назначалась после двух первых лекций. После второй пары лекций следовала большая (получасовая) перемена, во время которой можно было сходить на соседнюю улицу в кондитерскую и немного перекусить. Последняя лекция была самой тяжелой для восприятия, особенно в зимнюю пору, когда рано наступали сумерки, а освещение для классных комнат не полагалось. Даже по вечерам залы академии не освещались, и если кто-либо хотел заниматься в это время, то должен был предварительно спросить разрешения и обзавестись собственными свечами. В конце учебного года слушатели подвергались экзаменам по всем дисциплинам. Получившие неудовлетворительные оценки немедленно отчислялись из академии и направлялись обратно в свои части. Остальные переводились на старший курс.
   Тяжелым было материальное положение слушателей академии. Во время учебы они получали жалованье по чину и добавочно 150 рублей. Даже с учетом этой надбавки годичный оклад прапорщика составлял 238 руб. 80 коп., подпоручика 282 руб. 75 коп., поручика 307 руб. 50 коп. серебром, что по ценам того времени было очень немного. К тому же выдавались эти деньги всего три раза в год, и было очень сложно спланировать все текущие расходы на четыре месяца жизни в столице. Правда, последнее Скобелева практически не касалось, так как мать внимательно следила за тем, чтобы ее Миша ни в чем не нуждался.
   Во время учебы в академии М. Д. Скобелев с трудом подходил под общую мерку. Существовало как бы два Скобелева: один – сама скромность и непритязательность. Жесткая кровать, образок Богородицы в изголовье, подсвечник, множество книг, рояль, на котором он изредка играл, – вот и все, что имелось в его холостяцкой квартире. Другой – безудержное буйство, всевозможные проделки, шумные офицерские пирушки с обильными возлияниями и похождениями, иногда с драматическими финалами, которые доставляли немало хлопот родным. Не раз кому-то из его именитых родственников приходилось приезжать в академию для того, чтобы от ее начальника добиться прощения для поручика Скобелева, оказавшегося замешанным в очередном скандале.
   Учился Скобелев без особого рвения, хоть и не плохо. Поэтому начальство и преподаватели считали его способным, но ленивым. В одно время в профессорской даже высказывалось мнение о его исключении, поскольку он «совсем бросил ходить на лекции, а рапорта о болезни не присылает, да и гуляет по городу. Просто невозможный шалопай». Но авторитет родни Скобелевых и на этот раз сыграл свою роль, и «шалопай-поручик» не был исключен из академии.
   Правда, в поздние советские времена, когда у власти возникнет необходимость в авторитетах, напишут, что во время учебы в академии «на самом же деле Скобелев занимался с огромным рвением тем, что его привлекало, и часто пренебрегал условными требованиями, которые предъявляли к нему академические педанты. Способ пассивного сопротивления казенщине, выбранный Скобелевым, может показаться несколько странным, если учесть, что по истории военного искусства, по военной и политической истории, русскому языку и литературе, по иностранным языкам и вообще по предметам общего образования он имел высшие баллы и был в числе первых».
   Безусловно, к периоду учебы в академии относятся первые опыты Скобелева по исследованию законов войны. С присущей ему дотошностью он изучает биографии Наполеона, Суворова, в собственных сочинениях дает оригинальную оценку великим полководцам. И, как сообщает один из первых биографов Скобелева М. М. Филиппов, «эти сочинения пользовались популярностью среди слушателей, вызывали одобрение, споры». Правда, остается неизвестной оценка этих сочинений преподавателями, которые единственные могли определить их научную значимость…
   Выпускные экзамены в академии также отличались особой строгостью. Кроме глубоких теоретических знаний слушатель должен был практически решить сложную тактическую задачу. У М. М. Филиппова есть описание практического экзамена, который должен был держать Скобелев по окончании учебы в академии.
   Выпускнику достался вопрос: «Организация переправы конного полка через водную преграду». Переправляться нужно было через реку Неман, местом переправы был выбран участок с особенно сильным течением и крутыми берегами.
   М. М. Филиппов пишет: «Как полагалось, экзаменующийся получил карту, бумагу, на которой должен был письменно обосновать свое решение, дали Скобелеву и коня. Комиссия, которую возглавлял профессор Г. А. Леер, убедившись, что Скобелев уяснил суть задачи, последовала на другие точки, где выпускники старались одолеть вымышленного противника.
   Завершив объезд, Леер и сопровождавшие его возвратились к тому месту, где они оставили Скобелева. Их взору предстала картина почти идиллическая: выпускник грелся на солнцепеке, рядом пасся и его вороной. Возмущению корифея военной науки не было предела. Бумага оказалась девственно чистой, топографическую карту не потревожил ни один штрих.
   Леер взорвался:
   – Ну-с, так где же, сударь, место, выбранное вами для переправы?! – строго спросил он.
   На глазах присутствующих Скобелев резво вскочил на коня, бросился в воду и переплыл реку туда и обратно.
   Скобелев ожидал разноса, всего чего угодно, но Леер не скрывал восхищения, а по приезде в Петербург настоял на назначении Скобелева в Генеральный штаб».
   Безусловно, данное сочинение, написанное чисто в хвалебном духе, не может служить основанием для истинной оценки поступка Скабелева во время сдачи выпускного экзамена. Расчет места переправы через реку с сильным течением требует многого. Но не следует забывать, что Михаил Дмитриевич несколькими годами раньше успешно поступил на математический факультет Петербургского университета. Следовательно, простейшие математические расчеты переправы он мог провести намного быстрее, чем его товарищи. Доложив их устно строгому профессору, Скобелев, совершив переправу, на практике только подтвердил их правильность. Такое в российской армии в то время только поощрялось.
   Итак, по окончании академии М. Д. Скобелев причисляется к Генеральному штабу, а 20 мая 1868 года его произвели в очередной чин штаб-ротмистра.

Глава третья
Тернистый путь к славе

Знакомство с Туркестаном

   После окончания академии штаб-ротмистр М. Д. Скобелев некоторое время находился в распоряжении начальника Главного штаба, выполняя различные мелкие поручения. При этом он по-прежнему ведет свободный образ жизни, чем заслуживает частые упреки со стороны различных начальников. Один из проступков приводит к тому, что появляется рапорт о наказании виновного, и принимается решение немедленно откомандировать молодого скандалиста подальше из столицы. Михаил Дмитриевич в качестве представителя Генерального штаба направляется в отряд генерала Абрамова, который в то время действовал на границе с Бухарским ханством. Так в начале 1869 года М. Д. Скобелев впервые оказался в тех местах, с которыми затем будет не только связан период его службы, но и которые станут ареной расцвета его воинского мастерства и трамплином славы.
   О процессе завоевания Россией Средней Азии нужно сказать особо. Дело в том, что Средняя Азия всегда представляла лакомый кусок для различных завоевателей. Ее огромная территория, простирающаяся на тысячи километров от Каспийского моря на западе и до китайской границы на востоке, от Сибири на севере до границ с Ираном и Афганистаном на юге, перехватывала все важнейшие торговые пути между Северной Европой, Китаем и Индией. Уже в древнейшие времена Средняя Азия подвергалась завоеваниям Александра Македонского, в восьмом веке новой эры – стала одной из колоний арабских халифов, а спустя еще четыре века оказалась во власти монголо-татарских ханов.
   В конце XIV века Средняя Азия была объединена под властью Тимура и благодаря этому достигла высшей ступени своего развития. Были построены прекрасные города, освоены плодородные равнины, проложены дороги, получили развитие многие ремесла. Но прошло еще сто лет, и в начале XVI века узбекские племена свергли власть Тимуридов и образовали самостоятельное государство – Бухарское ханство. В это же время на месте бывшего Хорезма образовалось Хивинское ханство.
   Однако между этими государствами почти сразу же начались ожесточенные войны, которые привели к ослаблению обоих и сделали их уязвимыми от внешних агрессий. Этим воспользовались иранцы, войска которых в 40-е гг. XVIII века вторглись в Среднюю Азию и захватили значительную часть ее территории. Но и это насильственное объединение не дало положительных результатов. После смерти иранского правителя Нидир-шаха вновь усилилась вражда между Бухарским эмиратом и Хивинским ханством, в которую вмешалось и вновь созданное Кокандское ханство. Средняя Азия снова превратилась в центр острых противоречий.
   Первые попытки россиян проникнуть в Среднюю Азию были предприняты еще на рубеже XVI и XVII веков яикскими (уральскими) казаками. Известно, что в 1600 году на Хиву ходил в поход атаман Нечай с тысячным отрядом, а пять лет спустя – другой атаман с 500 казаков. Обоим удалось захватить и разграбить город. Но, отяжеленные богатой добычей, отряды на обратном пути настигались кочевниками и наголову уничтожались. И только единичные, чудом уцелевшие и проданные в рабство казаки затем поведали через купцов о печальной судьбе своих товарищей. Кочевники же, желая обезопасить себя от ударов с запада на будущие времена, устройством нескольких плотин отвернули воды Аму-Дарьи от Каспийского в Аральское море, превратив тем самым Закаспийский край в труднопроходимую пустыню.