Страница:
Искушенный читатель, вероятно, заметил уже, что в последней главе мы постарались разделаться со всеми наименее важными персонажами, чтобы очистить сцену для веселой свадьбы.
В самом деле, было бы непростительно лишь мимоходом затронуть то событие, которое представляло столь глубокий интерес для нашего главного действующего лица, короля Иакова. Этот ученый и добродушный монарх не сыграл сколько-нибудь видной роли в политической жизни Европы, но зато он проявлял бурную деятельность, когда выпадал случай вмешаться в частные дела своих любезных подданных, а потому предстоящий брак лорда Гленварлоха целиком его захватил. При первом же свидании красота и застенчивость Пегги Рэмзи, как он попросту называл ее, произвели на него весьма сильное впечатление (насколько это было возможно для такого человека, как он, не слишком восприимчивого к женскому очарованию), и он чрезвычайно гордился тем, какую он проявил проницательность, разгадав маскарад, и как ловко провел последовавший затем допрос. Несколько недель подряд, пока шло сватовство, король собственными королевскими глазами изучал старинные книги и документы, стараясь найти подтверждение благородного происхождения невесты, пусть даже и не по прямой линии, и тем устранить единственное возражение против этого брака, выдвигаемое завистниками. Король предавался этому занятию с таким усердием, что, как он выразился, едва не проглядел до дыр лучшие очки, изготовленные отцом Пегги. Старания его увенчались, по его мнению, отменным успехом. Когда сэр Манго Мэлегроутер принялся однажды в приемной горько сетовать на отсутствие родословной у невесты, король прервал его словами:
— Приберегите сожаления для себя самого, сэр Манго. Клянусь нашей королевской честью, мы твердо стоим на том, что ее отец, Дэви Рэмзи, — дворянин в девятом поколении, ибо прадед его принадлежал к военной ветви старого рода Дэлвулзи, и не было и не будет более доблестных людей, когда-либо обнажавших меч в защиту короля и отечества, нежели эти славные рыцари. Разве ты никогда не слышал, любезный, о сэре Уильяме Рэмзи из рода Дэлвулзи, кого Джон Фордун назвал «bellicosissimus, nobilissimus»? note 200 Его замок сохранился до сих пор, он стоит не далее как в трех милях от Дэлкита и в миле от Беннокрига. От этого старинного, знатного рода Дэви Рэмзи и ведет свое происхождение, и я думаю, он не позорит своих предков теперешним ремеслом. Все они имели дело с металлом, любезный, только в прежние времена рыцари пробивали мечами дырки в латах своих врагов, а Дэви выпиливает пилкой зубцы на медных колесиках. По-моему, возвращать зрение слепым столь же благородно, как и выкалывать глаза зрячим, а учить нас дорожить быстротечным временем не менее благородно, чем расточать его в пьянстве, перебранках, поединках и тому подобных богопротивных занятиях. И да будет тобой понято, что Дэви Рэмзи не простой механик, а творец, чей труд едва не приближается к акту создания живого существа, поскольку о часах можно сказать то же, что говорит Клавдиан о сфере Архимеда Сиракузского:
— Об этом мы догадались прежде вашего, сэр Манго. Надеюсь, что мы, источник всех земных почестей, вольны пролить малую толику оных на близкую нам особу, не нанеся этим оскорбления кавалеру из Касл Герниго. Мы уже посоветовались с учеными мужами из Коллегии геральдики и намерены пожаловать Дэви герб с дополнительной эмблемой, то есть наследственный герб с добавлением зубчатого часового колеса в верхней части щита; кроме того, мы предполагаем поместить щитодержатели, олицетворяющие Время и Вечность, но беда в том, что наш первый герольдмейстер еще не придумал, как изобразить Вечность.
— Я бы сделал ее вдвое выше Времени, note 202 — ввернул Арчи Армстронг, придворный шут, услыхав, в чем состоит затруднение.
— Молчи, любезный, тебя стоит высечь, — сказал король, поняв намек. — А вы, мои английские подданные, извольте принять к сведению сказанное нами и не смейтесь опрометчиво над нашими шотландскими родословными, если даже они уходят в глубь времен и нелегко в них разобраться. Как видите, человек подлинно благородного происхождения может на некоторое время забыть о своей родословной, и все-таки он знает, где ее найти, когда она ему понадобится. Разносчику или странствующему торговцу — а к этому промыслу особенно склонны наши шотландские подданные — не пристало похваляться своей родословной перед теми, кому он продает на полпенни тесьмы, как не пристало ему носить высокую шляпу с перьями и шпагу, когда на спине у него тюк. Нет, нет, он вешает шпагу на крючок, кладет шляпу на полку, прячет родословную в карман и торгует своим мелочным товаром скромно и незаметно, будто кровь в его жилах не лучше болотной воды. Но как скоро наш разносчик превратится в богатого, благоденствующего купца, что мне не раз приходилось видеть, тут он совершенно преображается, милорды.
In nova fert animus mutatas dicere formas. note 203
Тут он вынимает на свет родословную, пристегивает шпагу, чистит шляпу и заламывает ее, будто сам черт ему не брат. Мы так пространно говорим об этом для того, чтобы показать вам, что не без должного и всестороннего рассмотрения всех обстоятельств решились мы негласно и без свиты удостоить своим королевским присутствием свадьбу лорда Гленварлоха и Маргарет Рэмзи, дочери и наследницы Дэвида Рэмзи, нашего часовых дел мастера и потомка в третьем поколении младшей ветви старинного рода Дэлвулзи. Мы огорчены, что нынешнего благородного главы рода не будет на церемонии, но когда можно приобрести славу в чужих краях, то лорда Дэлвулзи едва ли застанешь дома. Sic fuit, est, et erit. note 204 Звонкий Джорди, коль скоро свадебные издержки ты берешь на себя, мы надеемся, что угощение будет отличное.
Гериот, как того требовал этикет, поклонился. Король, великий дипломат, когда дело касалось пустяков, ради такого случая прибег ко всяческим уловкам и постарался услать принца и Бакингема в Ньюмаркет, чтобы, воспользовавшись их отсутствием, попировать в компании с подданными, притом за их счет; эти излюбленные привычки короля всегда вызывали неудовольствие Чарлза, противника всякой фамильярности; а в последнее время даже фаворит не считал нужным делать вид, что одобряет их. Когда прием во дворце окончился, сэр Манго Мэлегроутер поймал во дворе почтенного горожанина и, несмотря на все попытки того вырваться, приступил к подробнейшим расспросам.
— Незавидное у вас положение, мейстер Джордж, король недостаточно считается с вами. Свадебный пир обойдется вам в изрядную сумму.
— Он меня не разорит, сэр Манго, — ответил Гериот. — Король вправе требовать, чтобы стол, за которым мы много лет сытно обедали благодаря его щедротам, был один раз достойно накрыт для него самого.
— Справедливо, весьма справедливо. Боюсь, нам всем придется раскошеливаться, кому больше, кому меньше; это выйдет вроде свадьбы в складчину, note 205 где каждый гость должен пожертвовать что-нибудь в пользу молодых, чтобы у них было не только четыре голых ноги под одеялом. А что намерены подарить вы, мейстер Джордж? Когда дело касается денег, мы начинаем с Сити.
— Безделку, сэр Манго. Я дарю крестнице обручальное кольцо весьма искусной работы. Я купил его в Италии, оно принадлежало Козимо Медичи. В моей помощи невеста не нуждается: у нее есть поместье, полученное в наследство от деда с материнской стороны.
— От старого мыловара, — заметил сэр Манго. — Что же, его мыло будет очень кстати, чтобы смыть пятно с герба Гленварлоха. Но, как я слыхал, поместье это не бог весть что.
— Оно не хуже некоторых придворных должностей, сэр Манго, которых домогаются многие знатные особы, — отпарировал Джордж Гериот.
— Как вы говорите, мейстер Гериот? Придворные милости? — проговорил сэр Манго, почтя за благо сделать вид, что он недослышал. — Лунные блики на воде. Если это все, что бедняжка получит в приданое, то я от всей души сочувствую молодоженам.
— Я открою вам тайну, сэр Манго, она успокоит вашу участливую душу. Вдовствующая леди Дэлгарно дает невесте богатое приданое, а остальную часть своего состояния закрепляет за женихом, своим племянником.
— Да что вы! — воскликнул сэр Манго. — Нельзя сказать, чтобы она этим выказывала уважение к памяти мужа, который уже в могиле. Счастье еще, что не племянничек спровадил его туда. При странных обстоятельствах произошла смерть несчастного лорда Дэлгарно. Некоторые считают, что он потерпел незаслуженно. Что может выйти хорошего из брака с наследницей рода, с которым ты во вражде? Говоря между нами, на бедняге Дэлгарно меньше вины, чем на тех, кто принудил его к этому браку. Однако я радуюсь, что у молодой пары будет на что жить, а в результате ли благотворительности или наследования — не наше дело. Впрочем, если леди Дэлгарно продаст с себя все до нижней юбки, то и тогда ей не вернуть прекрасного замка Гленварлохов — он потерян для них навеки, навеки потерян.
— К несчастью, это правда, — сказал Джордж Гериот, — нам никак не узнать, куда девался подлый Эндрю Скарлиуитер и что сделал с закладной лорд Дэлгарно.
— Должно быть, передал кому-нибудь, с тем чтобы жена не завладела закладной после его смерти, Ему и в могиле не давала бы покоя мысль, что Гленварлох получил обратно свои земли. Будьте уверены, он как следует позаботился о том, чтобы родовое поместье не попало в руки миледи или ее племянника.
— Предположения ваши весьма правдоподобны, сэр Манго, — ответил мейстер Гериот. — А теперь, так как мне еще многое нужно приготовить к предстоящему торжеству, я оставлю вас наедине с вашими утешительными мыслями.
— Вы говорите, свадьба состоится тридцатого числа нынешнего месяца? — крикнул сэр Манго вслед горожанину. — Я непременно буду у вас в назначенное время.
— Гостей приглашает сам король, — ответил, не оборачиваясь, Джордж Гериот.
— Неотесанный, грубый ремесленник, — проворчал сэр Манго, оставшись один, — не будь я с прошлой недели должен ему фунтов двадцать с лишним… я бы научил его, как разговаривать с высокопоставленными людьми! Назло ему обязательно буду на свадебном пире.
Сэру Манго действительно удалось добиться приглашения, а лучше сказать, приказания явиться на торжество. Гостей было очень немного, так как в подобных случаях Иаков предпочитал тесную компанию самых близких друзей, в кругу которых он мог сложить с себя угнетавшее его бремя королевского достоинства. В этом небольшом обществе недоставало еще по крайней мере двух лиц, чье присутствие как будто само собою разумелось. Одной из отсутствующих особ была лэди Дэлгарно: состояние здоровья, а также недавняя смерть мужа помешали ей явиться на бракосочетание. Вторым лицом был Ричи Мониплайз, поведение которого в последнее время стало необычайно таинственным. Он прислуживал лорду Гленварлоху по заведенному им самим распорядку и со времени приключения в Энфилдском лесу регулярно появлялся по утрам у постели лорда Гленварлоха, а по вечерам — в гардеробной, чтобы помочь хозяину одеться. Остальной частью дня он располагал по собственному усмотрению, и лорд Гленварлох, который держал теперь целый штат слуг, не стеснял его никаким контролем. Он, однако, не прочь был бы узнать, на что его слуга тратит так много времени, но Ричи не проявлял ни малейшего желания объясняться по этому поводу.
Утром в день свадьбы Ричи с особым усердием исполнял обязанности камердинера и постарался как можно выгоднее подчеркнуть красивую внешность своего господина; с величайшей тщательностью нарядив его и придав с помощью гребня «окончательный вид», как он выразился, его завитым волосам, он степенно опустился на колено, поцеловал лорду Гленварлоху руку, пожелал счастья и прибавил, что покорнейше просит позволения оставить службу у его светлости.
— Отчего, что за каприз? — спросил лорд Гленварлох. — Оставляя службу у меня, Ричи, ты, верно, собираешься поступить в услужение к моей жене?
— Желаю ее будущей милостивой светлости, а также вашей милостивой светлости, чтобы бог когда-нибудь наградил вас столь же хорошим слугой, как я, но судьба распорядилась таким образом, что отныне я буду оказывать вам услуги только в виде дружеского одолжения.
— Хорошо, Ричи, — сказал молодой лорд, — если тебе надоело быть в услужении, мы приищем тебе более интересное занятие. Но ты ведь еще проводишь меня в церковь и разделишь с нами свадебный обед?
— С позволения вашей светлости, милорд, я напомню о заключенном между нами соглашении: одно неотложное и важное для меня дело помешает мне присутствовать на брачной церемонии, однако я не премину отведать славного угощения мейстера Джорджа — оно стоило ему немалых денег, и было бы неуважением не воспользоваться его гостеприимством.
— Поступай как знаешь, — ответил лорд Гленварлох, и, лишний раз подивившись вздорному, упрямому нраву своего слуги, он выбросил из головы всякую мысль о нем и предался другим мыслям, более соответствующим радостному дню.
Читателю самому предоставляется вообразить себе цветы, устилавшие дорогу, по которой счастливая пара направлялась к церкви; громкую музыку, под звуки которой продвигался свадебный кортеж; обряд бракосочетания, совершенный епископом, и, наконец, короля, встретившего их у собора святого Павла. Король вручил жениху невесту, к большому облегчению ее отца, который благодаря этому мог беспрепятственно заниматься вычислением нужного соотношения размеров зубчатых колес для собираемых им в то время часов.
По окончании церемонии гостей в королевских каретах отвезли в дом Джорджа Гериота, где в покоях Фолджамб их ожидал великолепный обед. Едва король очутился в этом скромном приюте, как он тут же поспешно снял и отбросил в сторону шпагу и перевязь, — словно они жгли ему руки, швырнул шляпу с перьями на стол, как бы говоря: «Лежи там, власть!», с удовольствием выпил полный бокал вина за здоровье новобрачных, а затем принялся мелкими шажками расхаживать по комнате, бормотать что-то себе под нос, смеяться и отпускать шутки; нельзя сказать, чтобы шутки были очень остроумного или тонкого свойства, но каждый раз король первый заливался одобрительным смехом, показывая пример всем остальным. Его величество веселился вовсю, гости с нетерпением ждали, когда пригласят к столу, как вдруг в комнату вошел слуга и шепотом вызвал мейстера Гериота. Тот вышел, но сейчас же вернулся назад и, подойдя к королю, в свою очередь шепнул ему на ухо несколько слов, от которых король подскочил. — А он не требует денег? — отрывисто и недовольно спросил он.
— Отнюдь нет, мой государь, — ответил Гериот. — Как он выразился, к этому вопросу он останется равнодушным до тех пор, пока будет угодно вашему величеству.
— Клянусь честью, любезный, — воскликнул король, — вот речь честного человека и доброго верноподданного, и мы не замедлим его наградить! Что ж такого, что он простолюдин — и бродячая кошка может смотреть на короля. Поспеши, любезный, веди его сюда, pandite fores! note 206 Мониплайз? Поистине его должны были бы назвать Монипенсом, хотя, поручусь, вы, англичане, скажете, что в Шотландии нет такой фамилии.
— Монипенсы — старинная, почтенная семья, — вставил сэр Манго Мэлегроутер, — жаль только, что она малочисленна.
— Мне кажется, сэр Манго, — заметил мейстер Лоустоф, которого лорд Гленварлох пригласил на свадьбу, — среди наших соотечественников становится все больше членов этой семьи, с тех пор как его величество изволил вступить на английский престол и шотландцы хлынули в Англию.
— Вы правы, совершенно правы, — кивнул сэр Манго, косясь на Джорджа Гериота, — некоторые из нас нажили себе состояние благодаря этому счастливому для Англии событию.
Он не успел еще умолкнуть, как распахнулись двери и в комнату, к изумлению Гленварлоха, вошел его бывший слуга Ричи Мониплайз, одетый в нарядное, даже роскошное платье с богатой отделкой; на руку его опиралась высокая, костлявая, морщинистая Марта Трапбуа. Глухое платье черного бархата, облекавшее ее несколько искривленную фигуру, так причудливо гармонировало с ее неестественно бледным, мрачным лицом, что король в смятении воскликнул:
— Что за черт, кого это он сюда привел? Да это мертвец в саване, клянусь своей королевской особой!
— Осмелюсь просить ваше величество обращаться с ней вежливо, — сказал Ричи, — так как с сегодняшнего дня она моя законная жена, мистрис Марта Мониплайз.
— Клянусь честью, любезный, она у тебя чересчур свирепого вида. Ты уверен, что она не была в свое время придворной дамой у нашей родственницы, кровавой памяти королевы Марии?
— Я уверен в одном, если угодно вашему величеству: она принесла мне в приданое пятьдесят тысяч добрых фунтов, а может, и еще больше, и это дало мне возможность быть полезным вашему величеству и некоторым другим людям.
— Незачем напоминать нам об этом, любезный, — проговорил король, — мы сами помним об оказанном тобой небольшом одолжении и очень рады, что твоя суровая супруга вверила свое состояние такому человеку, который умеет использовать его для блага короля и государства. Но где ты ее откопал, любезный?
— Я добыл ее старинным шотландским способом, мой государь: с помощью копья и лука. У нас был уговор, что она выйдет за меня, если я отомщу за смерть ее отца. Я расправился с убийцей и завладел добычей.
— Это дочь старика Трапбуа, которая так долго пропадала, — вмешался Лоустоф. — В каком дьявольском месте вы ее держали, дружище Ричи?
— Мейстер Ричард, если позволите, — отрезал Ричи, — или мейстер Ричард Мониплайз, если вам так больше нравится. Где я ее держал? Я с самыми честными намерениями поселил ее в доме одного моего почтенного земляка. А такую строгую тайну я сохранял из чистой осторожности, зная, что в городе полно беспутных шалопаев вроде вас, мейстер Лоустоф.
Высокомерный ответ Ричи вызвал смех у всех присутствующих, кроме его супруги, которая нетерпеливо оборвала его, сказав по обыкновению отрывисто и сурово:
— Довольно, довольно! Прошу тебя, замолчи. Сделаем то, ради чего мы пришли сюда.
С этими словами она достала сверток документов и, протянув лорду Гленварлоху, громко добавила:
— Беру в свидетели его величество короля и всех присутствующих, что я возвращаю выкупленное поместье Гленварлохов его законному владельцу в свободное пользование, безо всяких ограничений, как владели им все предки Гленварлохов.
— Я был свидетелем при выкупе закладной, — сказал Лоустоф, — но не имел понятия о том, кто выкупает поместье.
— И незачем вам было знать, — вставил Ричи, — глупо раньше времени хвастаться удачей.
— Да замолчишь ли ты! — прикрикнула на него жена. — Эта бумага, — продолжала она, подавая лорду Гленварлоху еще один документ, — тоже принадлежит вам. Примите ее от меня, но не спрашивайте, как она попала в мои руки.
Король поспешно подошел к лорду Гленварлоху и, с любопытством бросив взгляд на бумагу, воскликнул:
— Клянусь нашей королевской властью, это тот самый подписанный нами приказ о выдаче денег, который давно считался потерянным! Как он у вас очутился, госпожа новобрачная?
— Это тайна, — сухо ответила Марта.
— Тайна, которую мой язык никогда не выдаст, если только король не прикажет мне, как своему подданному, — твердо сказал Ричи.
— Я тебе приказываю, приказываю, — проговорил Иаков, заикаясь и дрожа от нетерпения и любопытства, как заядлая сплетница.
Сэр Манго, также снедаемый любопытством, а еще больше злорадным желанием дознаться до сути чужой тайны, перегнул вперед свое длинное, тощее туловище наподобие согнутого удилища, убрал редкие седые волосы за ухо и приложил к нему ладонь, дабы не проронить ни одного звука из ожидаемого сообщения. И хотя Марта угрожающе нахмурилась, Ричи безбоязненно продолжал объяснять королю, что «его покойный тесть, в общем человек славный и очень осторожный, отличался излишним запасом житейской мудрости, которая временами несколько искривляла прямоту его пути: он любил рыться в чужих вещах, и порою кое-что прилипало к его пальцам».
— Стыдись, Ричард! — воскликнула Марта. — Если уж предавать огласке его позор, будь по крайней мере краток. Да, милорд, — добавила она, обращаясь к Найджелу, — золотая монета была не единственной приманкой, которая тянула несчастного старика в вашу комнату той злополучной ночью. Он хотел похитить у вас этот документ и осуществил свое намерение. Подлый стряпчий был в то утро у него, и для меня нет сомнений, что именно он подбил впавшего в детство старика на этот гнусный поступок, чтобы создать еще одну помеху к выкупу вашего поместья. Если вдохновителем постыдного заговора было некое более важное лицо, то да простит ему бог, ибо он сейчас там, где держат ответ за свои преступления.
— Аминь! — произнес лорд Гленварлох, и все повторили за ним это слово.
— Мой отец, — продолжала Марта, и суровое лицо ее на миг исказила невольная судорога, — мой отец поплатился жизнью за свое преступление и безумие. Я твердо убеждена, что негодяй, который был у него поутру и подстрекал к краже королевского приказа, снял с окна болты, чтобы в него могли проникнуть убийцы.
Несколько мгновений все хранили молчание. Король первый нарушил его, приказав немедленно начать поиски преступного стряпчего.
— I, lictor, — закончил он, — colliga manus — caput obnubito — infelici suspendite arbori. note 207
Лоустоф с должной почтительностью сообщил, что стряпчий скрылся в день убийства лорда Дэлгарно и с тех пор о нем ничего не слышно.
— Пусть его ищут, — сказал король. — А теперь поговорим о другом — от подобных историй кровь стынет в жилах, они совсем не подходят для свадебного торжества. О, Гимен, Гименей! — добавил он, щелкнув пальцами. — Лорд Гленварлох, что вы скажете мистрис Мониплайз, нашей славной новобрачной, которая в день вашей свадьбы вернула вам отцовское поместье?
— Пусть не говорит ничего, мой государь, — возразила Марта. — Это будет больше соответствовать его и моим чувствам.
— Во всяком случае, я должен отдать вам деньги, истраченные на выкуп закладной, — сказал лорд Гленварлох, — я не могу оставаться вашим должником.
— Мы после поговорим об этом, — сказала Марта, — моим должником вы никак быть не можете.
И она решительно сжала губы, показывая, что разговор на эту тему исчерпан.
Однако сэр Манго не склонен был расстаться с этой темой и, воспользовавшись непринужденностью обстановки, обратился к Ричи:
— Странная история с вашим тестем, почтенный. Ваша жена, кажется, не очень-то благодарна вам за то, что вы все разболтали.
— Я поставил себе за правило, сэр Манго, всегда рассказывать сам все дурное, что я знаю о своем семействе, — ответил Ричи. — Если я этого не сделаю, сделают другие.
— Смотрите, Ричи, похоже, что жена возьмет верх в вашем супружеском союзе.
— Если она прибегнет к словам, то я, хвала небу, умею, подобно некоторым, притвориться глухим, а если она перейдет к тумакам, то у меня обе руки целы, чтобы справиться с ней.
— Опять-таки хорошо сказано, Ричи, — заметил король. — Он нанес вам двойной удар, сэр Манго. Право, госпожа новобрачная, для дурака ваш муженек довольно сметлив.
— Есть дураки, которые наделены сметливостью, государь, — ответила Марта, — есть дураки, которые наделены храбростью, бывают даже дураки образованные, но от этого они не перестают быть дураками. Я выбрала этого человека, потому что он был моим защитником в трудное для меня время, а вовсе не за ум или остроумие. Он по-настоящему честен, и его доброе сердце и крепкая рука искупают некоторое чудачество. Если мне пришлось искать защитника в этом мире, который для меня дикая пустыня, благодарю бога, что я не встретила кого-нибудь похуже.
— Сказано до того разумно, — проговорил король, — что, клянусь душой, я попробую сделать его еще лучше. Преклони колена, Ричи. Одолжите мне кто-нибудь свою шпагу. Дайте вы, мейстер Лоустоф. Незачем выдергивать ее с такой студенческой удалью, будто вы собираетесь проткнуть бэйли.
Король взял шпагу отвернувшись — ибо, как уже известно, он не выносил вида обнаженного оружия, — попытался положить ее на плечо Ричи и чуть не выколол ему глаз. Ричи отпрянул, хотел подняться, но Лоустоф его удержал, а сэр Манго придал надлежащее направление королевскому оружию, и посвящение, таким образом, было благополучно завершено.
В самом деле, было бы непростительно лишь мимоходом затронуть то событие, которое представляло столь глубокий интерес для нашего главного действующего лица, короля Иакова. Этот ученый и добродушный монарх не сыграл сколько-нибудь видной роли в политической жизни Европы, но зато он проявлял бурную деятельность, когда выпадал случай вмешаться в частные дела своих любезных подданных, а потому предстоящий брак лорда Гленварлоха целиком его захватил. При первом же свидании красота и застенчивость Пегги Рэмзи, как он попросту называл ее, произвели на него весьма сильное впечатление (насколько это было возможно для такого человека, как он, не слишком восприимчивого к женскому очарованию), и он чрезвычайно гордился тем, какую он проявил проницательность, разгадав маскарад, и как ловко провел последовавший затем допрос. Несколько недель подряд, пока шло сватовство, король собственными королевскими глазами изучал старинные книги и документы, стараясь найти подтверждение благородного происхождения невесты, пусть даже и не по прямой линии, и тем устранить единственное возражение против этого брака, выдвигаемое завистниками. Король предавался этому занятию с таким усердием, что, как он выразился, едва не проглядел до дыр лучшие очки, изготовленные отцом Пегги. Старания его увенчались, по его мнению, отменным успехом. Когда сэр Манго Мэлегроутер принялся однажды в приемной горько сетовать на отсутствие родословной у невесты, король прервал его словами:
— Приберегите сожаления для себя самого, сэр Манго. Клянусь нашей королевской честью, мы твердо стоим на том, что ее отец, Дэви Рэмзи, — дворянин в девятом поколении, ибо прадед его принадлежал к военной ветви старого рода Дэлвулзи, и не было и не будет более доблестных людей, когда-либо обнажавших меч в защиту короля и отечества, нежели эти славные рыцари. Разве ты никогда не слышал, любезный, о сэре Уильяме Рэмзи из рода Дэлвулзи, кого Джон Фордун назвал «bellicosissimus, nobilissimus»? note 200 Его замок сохранился до сих пор, он стоит не далее как в трех милях от Дэлкита и в миле от Беннокрига. От этого старинного, знатного рода Дэви Рэмзи и ведет свое происхождение, и я думаю, он не позорит своих предков теперешним ремеслом. Все они имели дело с металлом, любезный, только в прежние времена рыцари пробивали мечами дырки в латах своих врагов, а Дэви выпиливает пилкой зубцы на медных колесиках. По-моему, возвращать зрение слепым столь же благородно, как и выкалывать глаза зрячим, а учить нас дорожить быстротечным временем не менее благородно, чем расточать его в пьянстве, перебранках, поединках и тому подобных богопротивных занятиях. И да будет тобой понято, что Дэви Рэмзи не простой механик, а творец, чей труд едва не приближается к акту создания живого существа, поскольку о часах можно сказать то же, что говорит Клавдиан о сфере Архимеда Сиракузского:
— Так уж вашему величеству надо бы подарить старому Дэви герб вместе с родословной, — вставил сэр Манго.
Inclusus varils famulatur spiritus astris,
Et vivum certis motibus urget opus. note 201
— Об этом мы догадались прежде вашего, сэр Манго. Надеюсь, что мы, источник всех земных почестей, вольны пролить малую толику оных на близкую нам особу, не нанеся этим оскорбления кавалеру из Касл Герниго. Мы уже посоветовались с учеными мужами из Коллегии геральдики и намерены пожаловать Дэви герб с дополнительной эмблемой, то есть наследственный герб с добавлением зубчатого часового колеса в верхней части щита; кроме того, мы предполагаем поместить щитодержатели, олицетворяющие Время и Вечность, но беда в том, что наш первый герольдмейстер еще не придумал, как изобразить Вечность.
— Я бы сделал ее вдвое выше Времени, note 202 — ввернул Арчи Армстронг, придворный шут, услыхав, в чем состоит затруднение.
— Молчи, любезный, тебя стоит высечь, — сказал король, поняв намек. — А вы, мои английские подданные, извольте принять к сведению сказанное нами и не смейтесь опрометчиво над нашими шотландскими родословными, если даже они уходят в глубь времен и нелегко в них разобраться. Как видите, человек подлинно благородного происхождения может на некоторое время забыть о своей родословной, и все-таки он знает, где ее найти, когда она ему понадобится. Разносчику или странствующему торговцу — а к этому промыслу особенно склонны наши шотландские подданные — не пристало похваляться своей родословной перед теми, кому он продает на полпенни тесьмы, как не пристало ему носить высокую шляпу с перьями и шпагу, когда на спине у него тюк. Нет, нет, он вешает шпагу на крючок, кладет шляпу на полку, прячет родословную в карман и торгует своим мелочным товаром скромно и незаметно, будто кровь в его жилах не лучше болотной воды. Но как скоро наш разносчик превратится в богатого, благоденствующего купца, что мне не раз приходилось видеть, тут он совершенно преображается, милорды.
In nova fert animus mutatas dicere formas. note 203
Тут он вынимает на свет родословную, пристегивает шпагу, чистит шляпу и заламывает ее, будто сам черт ему не брат. Мы так пространно говорим об этом для того, чтобы показать вам, что не без должного и всестороннего рассмотрения всех обстоятельств решились мы негласно и без свиты удостоить своим королевским присутствием свадьбу лорда Гленварлоха и Маргарет Рэмзи, дочери и наследницы Дэвида Рэмзи, нашего часовых дел мастера и потомка в третьем поколении младшей ветви старинного рода Дэлвулзи. Мы огорчены, что нынешнего благородного главы рода не будет на церемонии, но когда можно приобрести славу в чужих краях, то лорда Дэлвулзи едва ли застанешь дома. Sic fuit, est, et erit. note 204 Звонкий Джорди, коль скоро свадебные издержки ты берешь на себя, мы надеемся, что угощение будет отличное.
Гериот, как того требовал этикет, поклонился. Король, великий дипломат, когда дело касалось пустяков, ради такого случая прибег ко всяческим уловкам и постарался услать принца и Бакингема в Ньюмаркет, чтобы, воспользовавшись их отсутствием, попировать в компании с подданными, притом за их счет; эти излюбленные привычки короля всегда вызывали неудовольствие Чарлза, противника всякой фамильярности; а в последнее время даже фаворит не считал нужным делать вид, что одобряет их. Когда прием во дворце окончился, сэр Манго Мэлегроутер поймал во дворе почтенного горожанина и, несмотря на все попытки того вырваться, приступил к подробнейшим расспросам.
— Незавидное у вас положение, мейстер Джордж, король недостаточно считается с вами. Свадебный пир обойдется вам в изрядную сумму.
— Он меня не разорит, сэр Манго, — ответил Гериот. — Король вправе требовать, чтобы стол, за которым мы много лет сытно обедали благодаря его щедротам, был один раз достойно накрыт для него самого.
— Справедливо, весьма справедливо. Боюсь, нам всем придется раскошеливаться, кому больше, кому меньше; это выйдет вроде свадьбы в складчину, note 205 где каждый гость должен пожертвовать что-нибудь в пользу молодых, чтобы у них было не только четыре голых ноги под одеялом. А что намерены подарить вы, мейстер Джордж? Когда дело касается денег, мы начинаем с Сити.
— Безделку, сэр Манго. Я дарю крестнице обручальное кольцо весьма искусной работы. Я купил его в Италии, оно принадлежало Козимо Медичи. В моей помощи невеста не нуждается: у нее есть поместье, полученное в наследство от деда с материнской стороны.
— От старого мыловара, — заметил сэр Манго. — Что же, его мыло будет очень кстати, чтобы смыть пятно с герба Гленварлоха. Но, как я слыхал, поместье это не бог весть что.
— Оно не хуже некоторых придворных должностей, сэр Манго, которых домогаются многие знатные особы, — отпарировал Джордж Гериот.
— Как вы говорите, мейстер Гериот? Придворные милости? — проговорил сэр Манго, почтя за благо сделать вид, что он недослышал. — Лунные блики на воде. Если это все, что бедняжка получит в приданое, то я от всей души сочувствую молодоженам.
— Я открою вам тайну, сэр Манго, она успокоит вашу участливую душу. Вдовствующая леди Дэлгарно дает невесте богатое приданое, а остальную часть своего состояния закрепляет за женихом, своим племянником.
— Да что вы! — воскликнул сэр Манго. — Нельзя сказать, чтобы она этим выказывала уважение к памяти мужа, который уже в могиле. Счастье еще, что не племянничек спровадил его туда. При странных обстоятельствах произошла смерть несчастного лорда Дэлгарно. Некоторые считают, что он потерпел незаслуженно. Что может выйти хорошего из брака с наследницей рода, с которым ты во вражде? Говоря между нами, на бедняге Дэлгарно меньше вины, чем на тех, кто принудил его к этому браку. Однако я радуюсь, что у молодой пары будет на что жить, а в результате ли благотворительности или наследования — не наше дело. Впрочем, если леди Дэлгарно продаст с себя все до нижней юбки, то и тогда ей не вернуть прекрасного замка Гленварлохов — он потерян для них навеки, навеки потерян.
— К несчастью, это правда, — сказал Джордж Гериот, — нам никак не узнать, куда девался подлый Эндрю Скарлиуитер и что сделал с закладной лорд Дэлгарно.
— Должно быть, передал кому-нибудь, с тем чтобы жена не завладела закладной после его смерти, Ему и в могиле не давала бы покоя мысль, что Гленварлох получил обратно свои земли. Будьте уверены, он как следует позаботился о том, чтобы родовое поместье не попало в руки миледи или ее племянника.
— Предположения ваши весьма правдоподобны, сэр Манго, — ответил мейстер Гериот. — А теперь, так как мне еще многое нужно приготовить к предстоящему торжеству, я оставлю вас наедине с вашими утешительными мыслями.
— Вы говорите, свадьба состоится тридцатого числа нынешнего месяца? — крикнул сэр Манго вслед горожанину. — Я непременно буду у вас в назначенное время.
— Гостей приглашает сам король, — ответил, не оборачиваясь, Джордж Гериот.
— Неотесанный, грубый ремесленник, — проворчал сэр Манго, оставшись один, — не будь я с прошлой недели должен ему фунтов двадцать с лишним… я бы научил его, как разговаривать с высокопоставленными людьми! Назло ему обязательно буду на свадебном пире.
Сэру Манго действительно удалось добиться приглашения, а лучше сказать, приказания явиться на торжество. Гостей было очень немного, так как в подобных случаях Иаков предпочитал тесную компанию самых близких друзей, в кругу которых он мог сложить с себя угнетавшее его бремя королевского достоинства. В этом небольшом обществе недоставало еще по крайней мере двух лиц, чье присутствие как будто само собою разумелось. Одной из отсутствующих особ была лэди Дэлгарно: состояние здоровья, а также недавняя смерть мужа помешали ей явиться на бракосочетание. Вторым лицом был Ричи Мониплайз, поведение которого в последнее время стало необычайно таинственным. Он прислуживал лорду Гленварлоху по заведенному им самим распорядку и со времени приключения в Энфилдском лесу регулярно появлялся по утрам у постели лорда Гленварлоха, а по вечерам — в гардеробной, чтобы помочь хозяину одеться. Остальной частью дня он располагал по собственному усмотрению, и лорд Гленварлох, который держал теперь целый штат слуг, не стеснял его никаким контролем. Он, однако, не прочь был бы узнать, на что его слуга тратит так много времени, но Ричи не проявлял ни малейшего желания объясняться по этому поводу.
Утром в день свадьбы Ричи с особым усердием исполнял обязанности камердинера и постарался как можно выгоднее подчеркнуть красивую внешность своего господина; с величайшей тщательностью нарядив его и придав с помощью гребня «окончательный вид», как он выразился, его завитым волосам, он степенно опустился на колено, поцеловал лорду Гленварлоху руку, пожелал счастья и прибавил, что покорнейше просит позволения оставить службу у его светлости.
— Отчего, что за каприз? — спросил лорд Гленварлох. — Оставляя службу у меня, Ричи, ты, верно, собираешься поступить в услужение к моей жене?
— Желаю ее будущей милостивой светлости, а также вашей милостивой светлости, чтобы бог когда-нибудь наградил вас столь же хорошим слугой, как я, но судьба распорядилась таким образом, что отныне я буду оказывать вам услуги только в виде дружеского одолжения.
— Хорошо, Ричи, — сказал молодой лорд, — если тебе надоело быть в услужении, мы приищем тебе более интересное занятие. Но ты ведь еще проводишь меня в церковь и разделишь с нами свадебный обед?
— С позволения вашей светлости, милорд, я напомню о заключенном между нами соглашении: одно неотложное и важное для меня дело помешает мне присутствовать на брачной церемонии, однако я не премину отведать славного угощения мейстера Джорджа — оно стоило ему немалых денег, и было бы неуважением не воспользоваться его гостеприимством.
— Поступай как знаешь, — ответил лорд Гленварлох, и, лишний раз подивившись вздорному, упрямому нраву своего слуги, он выбросил из головы всякую мысль о нем и предался другим мыслям, более соответствующим радостному дню.
Читателю самому предоставляется вообразить себе цветы, устилавшие дорогу, по которой счастливая пара направлялась к церкви; громкую музыку, под звуки которой продвигался свадебный кортеж; обряд бракосочетания, совершенный епископом, и, наконец, короля, встретившего их у собора святого Павла. Король вручил жениху невесту, к большому облегчению ее отца, который благодаря этому мог беспрепятственно заниматься вычислением нужного соотношения размеров зубчатых колес для собираемых им в то время часов.
По окончании церемонии гостей в королевских каретах отвезли в дом Джорджа Гериота, где в покоях Фолджамб их ожидал великолепный обед. Едва король очутился в этом скромном приюте, как он тут же поспешно снял и отбросил в сторону шпагу и перевязь, — словно они жгли ему руки, швырнул шляпу с перьями на стол, как бы говоря: «Лежи там, власть!», с удовольствием выпил полный бокал вина за здоровье новобрачных, а затем принялся мелкими шажками расхаживать по комнате, бормотать что-то себе под нос, смеяться и отпускать шутки; нельзя сказать, чтобы шутки были очень остроумного или тонкого свойства, но каждый раз король первый заливался одобрительным смехом, показывая пример всем остальным. Его величество веселился вовсю, гости с нетерпением ждали, когда пригласят к столу, как вдруг в комнату вошел слуга и шепотом вызвал мейстера Гериота. Тот вышел, но сейчас же вернулся назад и, подойдя к королю, в свою очередь шепнул ему на ухо несколько слов, от которых король подскочил. — А он не требует денег? — отрывисто и недовольно спросил он.
— Отнюдь нет, мой государь, — ответил Гериот. — Как он выразился, к этому вопросу он останется равнодушным до тех пор, пока будет угодно вашему величеству.
— Клянусь честью, любезный, — воскликнул король, — вот речь честного человека и доброго верноподданного, и мы не замедлим его наградить! Что ж такого, что он простолюдин — и бродячая кошка может смотреть на короля. Поспеши, любезный, веди его сюда, pandite fores! note 206 Мониплайз? Поистине его должны были бы назвать Монипенсом, хотя, поручусь, вы, англичане, скажете, что в Шотландии нет такой фамилии.
— Монипенсы — старинная, почтенная семья, — вставил сэр Манго Мэлегроутер, — жаль только, что она малочисленна.
— Мне кажется, сэр Манго, — заметил мейстер Лоустоф, которого лорд Гленварлох пригласил на свадьбу, — среди наших соотечественников становится все больше членов этой семьи, с тех пор как его величество изволил вступить на английский престол и шотландцы хлынули в Англию.
— Вы правы, совершенно правы, — кивнул сэр Манго, косясь на Джорджа Гериота, — некоторые из нас нажили себе состояние благодаря этому счастливому для Англии событию.
Он не успел еще умолкнуть, как распахнулись двери и в комнату, к изумлению Гленварлоха, вошел его бывший слуга Ричи Мониплайз, одетый в нарядное, даже роскошное платье с богатой отделкой; на руку его опиралась высокая, костлявая, морщинистая Марта Трапбуа. Глухое платье черного бархата, облекавшее ее несколько искривленную фигуру, так причудливо гармонировало с ее неестественно бледным, мрачным лицом, что король в смятении воскликнул:
— Что за черт, кого это он сюда привел? Да это мертвец в саване, клянусь своей королевской особой!
— Осмелюсь просить ваше величество обращаться с ней вежливо, — сказал Ричи, — так как с сегодняшнего дня она моя законная жена, мистрис Марта Мониплайз.
— Клянусь честью, любезный, она у тебя чересчур свирепого вида. Ты уверен, что она не была в свое время придворной дамой у нашей родственницы, кровавой памяти королевы Марии?
— Я уверен в одном, если угодно вашему величеству: она принесла мне в приданое пятьдесят тысяч добрых фунтов, а может, и еще больше, и это дало мне возможность быть полезным вашему величеству и некоторым другим людям.
— Незачем напоминать нам об этом, любезный, — проговорил король, — мы сами помним об оказанном тобой небольшом одолжении и очень рады, что твоя суровая супруга вверила свое состояние такому человеку, который умеет использовать его для блага короля и государства. Но где ты ее откопал, любезный?
— Я добыл ее старинным шотландским способом, мой государь: с помощью копья и лука. У нас был уговор, что она выйдет за меня, если я отомщу за смерть ее отца. Я расправился с убийцей и завладел добычей.
— Это дочь старика Трапбуа, которая так долго пропадала, — вмешался Лоустоф. — В каком дьявольском месте вы ее держали, дружище Ричи?
— Мейстер Ричард, если позволите, — отрезал Ричи, — или мейстер Ричард Мониплайз, если вам так больше нравится. Где я ее держал? Я с самыми честными намерениями поселил ее в доме одного моего почтенного земляка. А такую строгую тайну я сохранял из чистой осторожности, зная, что в городе полно беспутных шалопаев вроде вас, мейстер Лоустоф.
Высокомерный ответ Ричи вызвал смех у всех присутствующих, кроме его супруги, которая нетерпеливо оборвала его, сказав по обыкновению отрывисто и сурово:
— Довольно, довольно! Прошу тебя, замолчи. Сделаем то, ради чего мы пришли сюда.
С этими словами она достала сверток документов и, протянув лорду Гленварлоху, громко добавила:
— Беру в свидетели его величество короля и всех присутствующих, что я возвращаю выкупленное поместье Гленварлохов его законному владельцу в свободное пользование, безо всяких ограничений, как владели им все предки Гленварлохов.
— Я был свидетелем при выкупе закладной, — сказал Лоустоф, — но не имел понятия о том, кто выкупает поместье.
— И незачем вам было знать, — вставил Ричи, — глупо раньше времени хвастаться удачей.
— Да замолчишь ли ты! — прикрикнула на него жена. — Эта бумага, — продолжала она, подавая лорду Гленварлоху еще один документ, — тоже принадлежит вам. Примите ее от меня, но не спрашивайте, как она попала в мои руки.
Король поспешно подошел к лорду Гленварлоху и, с любопытством бросив взгляд на бумагу, воскликнул:
— Клянусь нашей королевской властью, это тот самый подписанный нами приказ о выдаче денег, который давно считался потерянным! Как он у вас очутился, госпожа новобрачная?
— Это тайна, — сухо ответила Марта.
— Тайна, которую мой язык никогда не выдаст, если только король не прикажет мне, как своему подданному, — твердо сказал Ричи.
— Я тебе приказываю, приказываю, — проговорил Иаков, заикаясь и дрожа от нетерпения и любопытства, как заядлая сплетница.
Сэр Манго, также снедаемый любопытством, а еще больше злорадным желанием дознаться до сути чужой тайны, перегнул вперед свое длинное, тощее туловище наподобие согнутого удилища, убрал редкие седые волосы за ухо и приложил к нему ладонь, дабы не проронить ни одного звука из ожидаемого сообщения. И хотя Марта угрожающе нахмурилась, Ричи безбоязненно продолжал объяснять королю, что «его покойный тесть, в общем человек славный и очень осторожный, отличался излишним запасом житейской мудрости, которая временами несколько искривляла прямоту его пути: он любил рыться в чужих вещах, и порою кое-что прилипало к его пальцам».
— Стыдись, Ричард! — воскликнула Марта. — Если уж предавать огласке его позор, будь по крайней мере краток. Да, милорд, — добавила она, обращаясь к Найджелу, — золотая монета была не единственной приманкой, которая тянула несчастного старика в вашу комнату той злополучной ночью. Он хотел похитить у вас этот документ и осуществил свое намерение. Подлый стряпчий был в то утро у него, и для меня нет сомнений, что именно он подбил впавшего в детство старика на этот гнусный поступок, чтобы создать еще одну помеху к выкупу вашего поместья. Если вдохновителем постыдного заговора было некое более важное лицо, то да простит ему бог, ибо он сейчас там, где держат ответ за свои преступления.
— Аминь! — произнес лорд Гленварлох, и все повторили за ним это слово.
— Мой отец, — продолжала Марта, и суровое лицо ее на миг исказила невольная судорога, — мой отец поплатился жизнью за свое преступление и безумие. Я твердо убеждена, что негодяй, который был у него поутру и подстрекал к краже королевского приказа, снял с окна болты, чтобы в него могли проникнуть убийцы.
Несколько мгновений все хранили молчание. Король первый нарушил его, приказав немедленно начать поиски преступного стряпчего.
— I, lictor, — закончил он, — colliga manus — caput obnubito — infelici suspendite arbori. note 207
Лоустоф с должной почтительностью сообщил, что стряпчий скрылся в день убийства лорда Дэлгарно и с тех пор о нем ничего не слышно.
— Пусть его ищут, — сказал король. — А теперь поговорим о другом — от подобных историй кровь стынет в жилах, они совсем не подходят для свадебного торжества. О, Гимен, Гименей! — добавил он, щелкнув пальцами. — Лорд Гленварлох, что вы скажете мистрис Мониплайз, нашей славной новобрачной, которая в день вашей свадьбы вернула вам отцовское поместье?
— Пусть не говорит ничего, мой государь, — возразила Марта. — Это будет больше соответствовать его и моим чувствам.
— Во всяком случае, я должен отдать вам деньги, истраченные на выкуп закладной, — сказал лорд Гленварлох, — я не могу оставаться вашим должником.
— Мы после поговорим об этом, — сказала Марта, — моим должником вы никак быть не можете.
И она решительно сжала губы, показывая, что разговор на эту тему исчерпан.
Однако сэр Манго не склонен был расстаться с этой темой и, воспользовавшись непринужденностью обстановки, обратился к Ричи:
— Странная история с вашим тестем, почтенный. Ваша жена, кажется, не очень-то благодарна вам за то, что вы все разболтали.
— Я поставил себе за правило, сэр Манго, всегда рассказывать сам все дурное, что я знаю о своем семействе, — ответил Ричи. — Если я этого не сделаю, сделают другие.
— Смотрите, Ричи, похоже, что жена возьмет верх в вашем супружеском союзе.
— Если она прибегнет к словам, то я, хвала небу, умею, подобно некоторым, притвориться глухим, а если она перейдет к тумакам, то у меня обе руки целы, чтобы справиться с ней.
— Опять-таки хорошо сказано, Ричи, — заметил король. — Он нанес вам двойной удар, сэр Манго. Право, госпожа новобрачная, для дурака ваш муженек довольно сметлив.
— Есть дураки, которые наделены сметливостью, государь, — ответила Марта, — есть дураки, которые наделены храбростью, бывают даже дураки образованные, но от этого они не перестают быть дураками. Я выбрала этого человека, потому что он был моим защитником в трудное для меня время, а вовсе не за ум или остроумие. Он по-настоящему честен, и его доброе сердце и крепкая рука искупают некоторое чудачество. Если мне пришлось искать защитника в этом мире, который для меня дикая пустыня, благодарю бога, что я не встретила кого-нибудь похуже.
— Сказано до того разумно, — проговорил король, — что, клянусь душой, я попробую сделать его еще лучше. Преклони колена, Ричи. Одолжите мне кто-нибудь свою шпагу. Дайте вы, мейстер Лоустоф. Незачем выдергивать ее с такой студенческой удалью, будто вы собираетесь проткнуть бэйли.
Король взял шпагу отвернувшись — ибо, как уже известно, он не выносил вида обнаженного оружия, — попытался положить ее на плечо Ричи и чуть не выколол ему глаз. Ричи отпрянул, хотел подняться, но Лоустоф его удержал, а сэр Манго придал надлежащее направление королевскому оружию, и посвящение, таким образом, было благополучно завершено.