Страница:
Тут Валентина опустила голову ниже.
(Заметил это и далее разговаривает, глядя на Валентину.) Я не понимаю, у нас милиция или монашеский орден?.. Послушай, хватит на эту тему. Здесь рядом девушка, и я не могу сказать тебе всего, что я об этом думаю… Девушка?.. Да, интересная… по-моему, да… Здешняя… Да, как ни странно… Успокойся, старина. Ты ей в отцы годишься… Ты прав: еще совсем зеленая… И наш разговор ее смущает… Ну, привет… Да, жду машину. (Поставил телефон наместо.)
Пауза. Шаманов, пройдясь по веранде, подходит к крыльцу. Валентина налаживает калитку.
(Наблюдает за ней снова, на этот раз с большим интересом.) Валентина…
Валентина подняла голову. Небольшая пауза. –
Послушай… Оказывается, ты красивая девушка…
Калитка, которую Валентина придерживала, падает на землю.
Не понимаю, как я раньше этого не замечал…
Валентина снова берется за калитку.
Да брось ты эту калитку… (Не сразу.) Ах, какая ты упрямая. (Спускается с крыльца.) Ну что там?.. Помочь тебе?
ВАЛЕНТИНА. Если хотите… Подержите ее. Да, так…
ШАМАНОВ. Держу… (Не сразу.) Не опускай голову, ты же не видишь, что ты делаешь.
Валентина наладила калитку, выпрямилась. Небольшая пауза. Валентина – в палисаднике, Шаманов стоит против нее по другую сторону калитки.
ВАЛЕНТИНА. Спасибо… С этой калиткой не так-то просто… Другой раз легко, а сегодня что-то не получается…
ШАМАНОВ. Да, в самом деле… Странное сегодня утро… Вижу тебя целый год и только сейчас разглядел по-настоящему. И я должен тебе сказать…
ВАЛЕНТИНА (тихо). Не надо.
ШАМАНОВ. Ты лишаешь меня слова? Почему?
ВАЛЕНТИНА. Потому что вы надо мной смеетесь.
ШАМАНОВ. Смеюсь? Нисколько. Я говорю серьезно… Ты красивая, Валентина. Что в этом смешного?.. (Не сразу.) Ну вот, и уже покраснела… Нет, нет, не опускай голову, дай я на тебя полюбуюсь. Я давно не видел, чтобы кто-нибудь краснел.
Далее – она хотела выйти, но он прикрыл калитку.
Подожди… Подожди, Валентина… Удивительное дело. Мне кажется, что я вижу тебя в первый раз, и в то же время… (Неожиданно.) Послушай!.. Да-да… (Не сразу.) Когда-то, давным-давно у меня была любимая… и вот – удивительное дело – ты на нее похожа. (Не сразу.) К чему бы это? А, Валентина?
Небольшая пауза.
Сколько тебе лет?.. Семнадцать?.. Восемнадцать?
ВАЛЕНТИНА. Да.
ШАМАНОВ. А почему ты не в городе?.. Твои сверстники, по-моему, все уже там.
ВАЛЕНТИНА. Да, многие уехали…
ШАМАНОВ. А ты? Почему ты осталась?
ВАЛЕНТИНА. Осталась… А разве всем надо уезжать?
ШАМАНОВ. Нет. Совсем нет… Но раз ты осталась, значит, у тебя есть на то причины.
ВАЛЕНТИНА. Значит, есть.
ШАМАНОВ. А в чем дело?.. Я слышал, отец тебя не пускает. Это правда?.. Или – что тебя держит?
ВАЛЕНТИНА. Вам неинтересно…
ШАМАНОВ. А все же, в чем дело?.. (Не сразу.) Что с тобой?.. Ну-ну, если это тайна, я не спрашиваю… Это тайна?
Небольшая пауза.
Валентина, ты замечательная девушка. Все у тебя на лице – все твои тайны. Ты не уехала, потому что ты влюбилась… Разве нет?.. А в кого, интересно?.. Не скажешь?.. Ну еще бы! (Любуется ею, потом, усмехнувшись.) Глянула бы ты на себя со стороны… (Не сразу.) Ах, Валентина, грустно мне на тебя смотреть. Грустно, потому что меня уже никогда не полюбит такая девушка, как ты.
ВАЛЕНТИНА (у нее вырывается то, что она могла бы сказать ему в любую минуту.) Неправда!
ШАМАНОВ. Что неправда? (С любопытством.) Кто ж, интересно, может на меня позариться?.. Что-то не вижу я желающих… Может, ты кого знаешь?
ВАЛЕНТИНА (тихо). Все знают… Кроме вас.
ШАМАНОВ. Вот как?
ВАЛЕНТИНА. Вы один здесь такой: ничего не видите… (Неожиданно громко, с отчаянием.) Вы слепой! Слепой – ясно вам?
Небольшая пауза.
ШАМАНОВ (никак не ожидал этого признания и явно им озадачен; с удивлением). Ты это серьезно?.. (Не сразу, с растерянностью.) Ты уверена, что… (Остановился.)
ВАЛЕНТИНА (с напряжением, изо всех сил стараясь улыбнуться). Слепой… Но не глухой же вы, правда же?
ШАМАНОВ (не сразу). Да нет, Валентина, не может этого быть… (Засмеялся.) Ну вот еще! Нашла объект для внимания. Откровенно говоря, ничего хуже ты не могла придумать… (Открыл калитку, сделал шаг и… погладил ее по голове.) Ты славная девочка, ты прелесть, но то, что ты сейчас сказала, – это ты выбрось из головы. Это чистейшей воды безумие. Забудь и никогда не вспоминай… И вообще: ты ничего не говорила, а я ничего не слышал… Вот так.
ВАЛЕНТИНА (негромко, с усилием). Я не сказала бы никогда. Вы сами начали.
ШАМАНОВ (довольно сухо). Я пошутил.
Валентина отступает на шаг, затем быстро выходит из палисадника.
Постой… (Идет за ней следом.) Валентина!
Она исчезает, оставляя за собой открытой калитку своего дома.
(Постоял-постоял, а потом поднялся на веранду и уселся на стул. Некоторое время сидит вытянув ноги и запрокинув голову.) Ну вот… Только этого мне и недоставало.
Кашкина и Пашка появляются одновременно, она с левой стороны, он – с правой. Столкнувшись у палисадника с Кашкиной, Пашка останавливается и, резко повернувшись, уходит обратно. Кашкина, на этот раз обойдя палисадник, поднимается на веранду.
КАШКИНА. Где ж твоя машина?.. (Иронизирует.) Бедненький, сидишь тут в одиночестве, скучаешь, и развлечь тебя некому. Все куда-то разбежались…
Шаманов глянул на нее мрачно.
(Другим тоном.) Наше окно напротив, так что извини…
ШАМАНОВ. Сколько угодно. Тем более: глазеть в окно – в этом все ваше дело.
КАШКИНА. Не все, допустим, но когда есть на что посмотреть… А было на что посмотреть.
ШАМАНОВ. Что ж, значит, не зря вы сегодня пришли на работу.
КАШКИНА. Успокойся, никто этого не видел, кроме меня. Я одна наблюдала.
ШАМАНОВ. Ну?.. Надеюсь, тебе хорошо было видно?
КАШКИНА. Прекрасно. Вот только не слышно ничего…
ШАМАНОВ. А что тебя интересует? Я охотно тебе перескажу.
КАШКИНА. Как это вы вдруг… разговорились?
ШАМАНОВ (насмешливо). Да так, очень просто. Я сделал ей комплимент, она… Да, вот так, слово за слово, незаметно. Кое-что выяснилось…
КАШКИНА. А раньше ты этого не замечал?
ШАМАНОВ (не сразу). А что ты раньше замечала?
КАШКИНА (не сразу). Ну выяснилось, а дальше? Как это тебе понравилось?
ШАМАНОВ. Мне-то?.. (Все так же насмешливо.) А что мне? Она меня заинтриговала. Да, а ты как думаешь? Она милая девушка – разве нет? И я жалею, что не замечал этого раньше… Да, вот так. Раньше не замечал, зато сегодня… как бы тебе это выразить… Она явилась неожиданно, как луч света из-за туч. Нравится тебе такое сравнение?
КАШКИНА. Неплохо.
ШАМАНОВ. Кроме того, она напоминает мне мою первую любовь – не веришь?.. Это совершенно серьезно… А в довершение ко всему – вот, оказывается, она в меня уже влюблена… Ну что? Как, по-твоему, все это называется?
КАШКИНА. Я не пойму, над кем ты сейчас издеваешься?
ШАМАНОВ (тем же тоном). Судьба – другим словом все это не назовешь. Судьба. И она говорит мне: дерзай, старик, у тебя еще не все потеряно. Вот, она говорит, тебе тот самый случай – лови, другого уже не будет… (Помолчал.) Да. Вот так.
КАШКИНА. И что дальше?
ШАМАНОВ. Дальше?.. Известное дело. Я благодарю судьбу, плюю на предрассудки, хватаю девчонку и – привет. Я начинаю новую жизнь. Тебя это устраивает?
КАШКИНА. А тебя?
ШАМАНОВ (другим тоном, с раздражением). Зина. У тебя политика такая или ты действительно дура?.. Ну в самом деле! Мы с тобой знаемся, мне кажется, уже тыщу лет, а ведь ты совсем меня не понимаешь – ну совершенно! (Расходится.) Да нет, ты извращаешь каждое мое слово, каждый звук, каждую букву! Начни я за здравие, ты тут же начнешь за упокой, заикнись я про Фому, ты обязательно свернешь все на Ерему. Черт знает что! Ну скажи на милость, ну чего ты сюда прибежала? Зачем? Что такого ты здесь увидела? (Вскочил.) Ну в самом деле! Ну откуда берутся у тебя эти дикие мысли, эти нелепые подозрения? Ну скажи, «у что, что может быть у меня с этой девчонкой? Ну? Чем, черт меня подери, похож я на влюбленного? Ну чем, я тебя спрашиваю! Похож я на него хоть чем-нибудь?.. (Перевел дух.) Боже мой… Что за дурацкое утро! Что сегодня с вами? Что вам от меня надо?.. Я ни-че-го не хочу. Абсолютно ничего. Единственное мое желание – это чтобы меня оставили в покое. Все! И ты тоже. Ты – прежде всех!.. И вообще, с какой стати ты меня терроризируешь, по какому праву? Я не желаю больше этого терпеть, не же-ла-ю, ясно тебе?
КАШКИНА. Ясно… Но почему ты так разнервничался?
ШАМАНОВ. Уйди, Зина.
КАШКИНА. Что с тобой?.. На тебе лица нет… Ты не болен?
ШАМАНОВ. Уй-ди… Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Сейчас. С этой самой минуты.
КАШКИНА. Ладно, я уйду, но…
ШАМАНОВ (перебивает). Уйди. (Внезапно угас, опустился на стул. Негромко, полностью равнодушным голосом.) Уйди, я тебя прошу.
Кашкина уходит с недоумением и обидой. Пауза, во время которой Кашкина заходит во двор, появляется на лестнице и исчезает у себя в мезонине.
Появляется Пашка. Поднимается на веранду, некоторое время молча стоит перед Шамановым.
Ну?.. Что скажешь?
ПАШКА. Разговор у нас уже был… Может, ты меня не понял?.. Про Валентину понял ты или нет?
ШАМАНОВ. Пока нет. Еще не понял.
ПАШКА. Брось, не прикидывайся… Втихаря к ней подбираешься, по-интеллигентному?.. А я тебе говорю прямо, и притом последний раз говорю: увижу тебя с ней – обоим не поздоровится… Худо будет. Говорю тебе честно. (Молчит.)
ШАМАНОВ. Все?.. А теперь иди… (Не сразу.) Иди, иди. Погуляй, остуди голову… (Небольшая пауза.) Предупреждаю тебя, сегодня у меня отвратительное настроение.
ПАШКА Это ты брось. Я тебе серьезно говорю: последний раз предупреждаю. А там!.. (Глухо.) Убью, понял?
ШАМАНОВ (усмехнулся). Убьешь?
ПАШКА. Убью. И не посмотрю, кто ты есть и че у тебя там на ремне прицеплено. Убью.
ШАМАНОВ. Да неужели?..
ПАШКА. Думаешь, пушки твоей постесняюсь?
ШАМАНОВ. Убьешь?
ПАШКА. Плевал я на твою пушку.
ШАМАНОВ (не сразу). А что пушка?.. Вот она. (Достал кобуру с пистолетом, вынул пистолет, положил его на стол и отодвинул от себя, ближе к Пашке.) Убьешь?
Пашка усмехнулся, взял пистолет, осмотрел его, вынул обойму, вставил обратно.
Что? Все в порядке?
Пашка подбросил пистолет на руке.
Стрелять-то умеешь?
Пашка усмехнулся.
А то ведь еще не убьешь – напугаешь только или, чего доброго, покалечишь… Или убьешь?
ПАШКА. Возьми. Надо будет, обойдусь и без него. (Протягивает пистолет Шаманову, но тот его не принимает. Пистолет остается у Пашки.)
ШАМАНОВ. Зачем же без него?.. Каким образом? Поленом, что ли? Или топором?.. Нет, милый мой, поленом – это вульгарно, поленом я не согласен… У тебя в руках неплохая машина. Старенькая, правда, но все же… Может, попробуешь?
ПАШКА. Брось, следователь. Кончай. Мне не до шуток, учти это.
ШАМАНОВ. Мне тоже не до шуток.
ПАШКА. Держи. (Снова протягивает Шаманову пистолет.) Я тебя предупредил, ты меня понял. Разойдемся добром… Слышь? (Глухо.) Шуруй по чердакам. Знай свое место… И учти, этот разговор последний. Если увижу…
ШАМАНОВ (перебивает). Ты увидишь… Сегодня же ты увидишь.
ПАШКА. Брось.
ШАМАНОВ. Мы встречаемся здесь. В десять вечера… Мы с ней давно встречаемся. Ты опоздал.
ПАШКА. Заткнись…
ШАМАНОВ. Ты зря стараешься. Ты ей не нужен.
ПАШКА (кричит). Заткнись, тебе говорят!
ШАМАНОВ. Ты ей не нужен.
Пашка отступает от Шаманова, сжимая в руке пистолет.
Она любит меня… Тебе не видать ее… идиот, как ты не понимаешь… никогда не видать… (Вцепившись руками в подлокотники стула, кричит истерически.) Стреляй!
Пашка нажимает на собачку – ясно слышен стук бойка. Осечка. На лице у Шаманова – ужас, потом недоумение. Пашка роняет пистолет.
(Приходит в себя, но разжать пальцы, которыми несколько секунд назад он схватился за подлокотники, ему не сразу удается. Но вот он овладел руками. Ладонью провел полбу и по глазам.) Подними пистолет.
Пашка поднимает пистолет.
Положи на стол.
Пашка положил пистолет на стол.
Уходи.
Пашка, чуть пошатываясь, будто пьяный, спускается с веранды. Он уходит. Шаманов хотел подняться, но безуспешно. Ноги его не держат.
Через мгновение появляется Еремеев. Что-то бормоча и охая, он усаживается на нижней ступеньке крыльца.
ЕРЕМЕЕВ. Ох-хо-хо…
ШАМАНОВ. Что, дед? Как твои дела?
ЕРЕМЕЕВ. Дела, ядреная бабушка. Человеку не верят, бумагам верят.
Шум подъезжающей машины.
Работал, сорок лет работал…
ШАМАНОВ (поднимается). Сочувствую тебе, дед. Помочь ничем не могу. (Прячет пистолет.)
Звук машинного тормоза, мужской голос: «Ну че, поехали?»
Сейчас поедем! (Берет со стола салфетку, достает ручку, быстро пишет и складывает салфетку вчетверо.) Дед, у меня к тебе просьба. Будь добр, передай эту бумагу Валентине. Знаешь Валентину?
Еремеев кивает. Шаманов отдает ему записку. Появляется Кашкина. Услышав голос Шаманова, она останавливается на пороге.
Отдашь ей. Только сразу, как она придет. Договорились?
Еремеев кивает.
Да смотри, другому кому не отдай.
ЕРЕМЕЕВ. Хорошо, хорошо.
ШАМАНОВ (себе). Ну вот… (Еремееву.) Спасибо, дед. (Быстро сходит с крыльца, исчезает.)
Шум отъезжающей машины. Кашкина спускается вниз.
КАШКИНА (покружив несколько перед Еремеевым, вступает с ним в разговор). Ну и как? Что у вас новенького?.. Были в райсобесе?.. Что там сказали? Дадут вам пенсию?
Еремеев качает головой.
А почему?
ЕРЕМЕЕВ. Ох-хо, бумаги надо. Ты грамотная, сама, однако, знаешь… (Живо.) Из города приехала?
КАШКИНА. Я?.. Да, из города…
ЕРЕМЕЕВ (с надеждой). Карасева знаешь?.. Начальником партии работал… Не знаешь?
Кашкина пожала плечами.
Эдельмана знаешь?
Кашкина качает головой.
Быкова, однако, тоже не знаешь…
КАШКИНА. Нет, нет, откуда же? Город ведь большой.
ЕРЕМЕЕВ. Где найдешь? Как найдешь?
КАШКИНА. Но почему? Если они там, если не разъехались…
ЕРЕМЕЕВ (махнул рукой). Здесь не найдешь, там совсем не найдешь.
КАШКИНА. Зря вы так. Вы не торопитесь, не падайте духом раньше времени… Что это у вас? (Показывает на записку, которую Еремеев держит в руке.)
ЕРЕМЕЕВ. А?.. Бумага. Девушка придет, отдать надо. Парень просил.
КАШКИНА (не сразу). А все-таки вы надежды не теряйте. Я про пенсию говорю… Я тут с одной женщиной беседовала. Вам надо к ней зайти… Она вас проконсультирует и… В общем, вы к ней зайдите.
ЕРЕМЕЕВ. Где работает?
КАШКИНА. Пойдете по этой улице, спросите райздрав, вам покажут. А в райздраве спросите Розу Матвеевну… Она вас ждет.
ЕРЕМЕЕВ (засуетился). Райздрав, говоришь? Ждет, говоришь?
КАШКИНА. Да, но как же вам быть? Ведь вам сейчас бумагу надо отдать… Надо?
ЕРЕМЕЕВ. Надо, надо.
КАШКИНА. Ну вот. И к Розе Матвеевне надо. Тоже сейчас… Что же делать?
ЕРЕМЕЕВ (расстроился). Что же делать?
КАШКИНА. Вот задача… Что же придумать?
ЕРЕМЕЕВ. Что же придумать?..
КАШКИНА. Ладно! Идите, так уж и быть. А бумагу давайте сюда. Я передам.
ЕРЕМЕЕВ (очень доволен). Спасибо, спасибо… (Отдает Кошкиной записку.)
КАШКИНА. А кому передать?
ЕРЕМЕЕВ. Валентину знаешь?
КАШКИНА. Ну как же. …..
ЕРЕМЕЕВ. Она придет, ей отдай.
КАШКИНА. Ну-ну, хорошо.
ЕРЕМЕЕВ (пошел, остановился). Роза, говоришь?
КАШКИНА. Роза Матвеевна, не забудьте.
ЕРЕМЕЕВ (снова приостановился). Бумагу Валентине отдай. Другому не отдай.
КАШКИНА. Ладно, ладно.
Еремеев уходит.
(Подходит к буфету, достает телефон, поднимает трубку.) Дайте райздрав… (Ждет, потом.) Роза, ты?.. Привет… Роза, у меня к тебе просьба. Сейчас к тебе придет один старик… Эвенк, очень старый. Он насчет пенсии. Не удивляйся. Ему надо помочь, если можно… Ну я не знаю. Ты сама подумай. Может, санаторий, может, дом престарелых… Во всяком случае, выслушай его, посоветуй что-нибудь, посочувствуй… Да, надо… Ладно. Посочувствуй старому человеку – это само по себе неплохо. Согласна?.. Ну пока. (Убрала телефон, подошла к столику, уселась, на мгновение задумалась, потом решительно развернула записку, последние слова которой прочла вслух.) «…здесь… в десять вечера…» (Медленно складывает записку.)
Появляется Хороших.
ХОРОШИХ. Господи… Стыд и стыд. (Кошкиной.) Видала, поди… Сцепились-таки, разбойники. У меня сердце чуяло. (Зашла в чайную, появилась в буфете.) Да видно, не уйдешь: двум медведям в одной берлоге не место… (Не сразу.) А ты чего не на работе? Зинаида?.. Или не слышишь?
КАШКИНА. Что вам, Анна Васильевна?
ХОРОШИХ. А где Валентина?.. (Громко.) Валентина!.. Где она?.. Буфет нараспашку, касса открытая, она че думает?.. Давно здесь сидишь? Не видала ее?
КАШКИНА. Нет, Анна Васильевна.
ХОРОШИХ. Сроду без спросу не уходила, че это с ней? (Громко.) Валентина!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Вечер
Конец того же дня. От дома и от палисадника – длинные вечерние тени. Солнце близится к закату.
Из помещения чайной время от времени раздается визг ножовки, стук молотка – там идет работа.
Валентина стоит на веранде перед палисадником. Хороших в буфете. Она щелкает на счетах, что-то записывает.
ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА (он поет).
ХОРОШИХ. На твоем месте, Валентина, я отсюда давно уехала бы. Слышишь?.. Целый месяц молчком, не надоело тебе? (Не сразу.) Ну действительно! Сестры у тебя выучились, по иркутскам живут да по красноярскам, а ты чем хуже? Ведь ты, поди, и в городе ни разу не была. Это в твои-то годы… Павел вон рассказывает: в городе и работать можно и учиться – все условия. Ему вон и квартиру обещают, несмотря, что холостой… (Помолчала.) Отца твоего могу понять. Его хозяйство не пускает. И деньга леспромхозовская. (Значительно.) Тебя не понимаю. (Вдруг запальчиво.) Слушай! Докуда это будет продолжаться? Думаешь, заступился он за тебя, значит, что ж?.. Да ничего это не значит! Так просто, для порядка и вовсе не ради тебя. Не замечал он тебя и не замечает. Скажи, не так?
Это было давно,
Лет пятнадцать назад,
Вез я девушку тройкой почтовой…
ВАЛЕНТИНА. Так, тетя Аня, так.
ХОРОШИХ. У него жена в городе! Знаешь ты про это?.. А Зинаида? Или ты не видишь?
ВАЛЕНТИНА. Вижу, тетя Аня.
ХОРОШИХ. Так из-за кого же ты переживаешь – подумай! Не стыдно тебе?
ВАЛЕНТИНА. Нет… Не стыдно… Я никому не навязываюсь. А из-за кого переживаю – это мое дело… И вы мне не запретите. Не то что вы, а если хотите знать, даже он сам не может мне запретить. Это мое дело.
Хороших энергично разводит руками, выражая тем самым крайнюю степень удивления и отчаяния что-либо доказать. Обе некоторое время молчат.
ХОРОШИХ (негромко, примирительно, с горечью). Что мне с Павлом делать? Как быть?.. Упрямый он. И дурной сделался… Упрямый он всегда был. Я мать ему, но выходка у него не моя… Бывало, че увидит, ну пропало. Вынь да положь. Лет до десяти, пока я одна была, баловала я его. (Вздохнула.) Потом отошла ему лафа. (Не сразу.) Не даст он нам покою… Слышишь, Валентина. Не отстанет он от тебя.
Небольшая пауза. Мечеткин появляется с левой стороны, минуя палисадник, подходит к буфету.
Что делать – не знаю. Кажется, сама бы сейчас взяла и сбежала куда глаза глядят.
МЕЧЕТКИН. Почему, Анна Васильевна? Я извиняюсь, что вмешиваюсь, но разве плохо вам здесь живется?
ХОРОШИХ. А что хорошего-то? Какое здесь житье?.. Ну нам еще, старикам, ну ладно, а для молодежи? Добра-то в нашем Чулимске. Одно комарье. Куда ни повернись – тайга в любую сторону на сотни верст. Другой раз как подумаешь – душно делается… Глядите, Илья на что уж таежный житель, и то не выдерживает…
МЕЧЕТКИН. Глупо вы, между прочим, рассуждаете… Две котлеты, две простокваши и чай… Глупо и в корне неверно. И все ваши несчастья, между прочим, заключаются в том, что вы не выписываете ни одной газеты.
ХОРОШИХ. Действительно.
МЕЧЕТКИН. А то бы вы знали, что через несколько лет через нас пройдет железная дорога.
ХОРОШИХ. Обслужи его, Валентина. (Громко.) Валентина!
Валентина оборачивается.
Очнулась? Дай ему котлеты. Валентина уходит в чайную. (Как бы про себя.) Как в воду опущенная.
МЕЧЕТКИН. А что с ней?
ХОРОШИХ. А я знаю? (Усмехнулась.) Тоже, поди, газеты не выписывает.
Из чайной выходят Дергачев и Еремеев. Дергачев несет стремянку. Еремеев несколько брусков. Все это они складывают на веранде в углу.
ДЕРГАЧЕВ. Отдохнем, Илья. (Садится на ступеньку крыльца.)
Еремеев усаживается рядом. Валентина появляется, подает Мечеткину котлеты. Тот принимается за еду. Валентина уходит в чайную. Кашкина вышла на балкончик и тут же исчезла.
МЕЧЕТКИН (жует, обращаясь к Еремееву). Слышал я, ты пенсию хлопочешь?
ЕРЕМЕЕВ (машет руками). Обратно ухожу, в тайгу ухожу.
МЕЧЕТКИН (обращаясь к остальным). Вот друг. За пенсией явился. Без документов.
ХОРОШИХ. Ну и что? Работал же человек. Если он не знал про бумаги эти, виноват он, что ли?
МЕЧЕТКИН. Кто же виноват? Жил, понимаете, беззаботно, как птичка божья, а?.. Ну вот, а теперь будь любезен, расплачивайся за собственное легкомыслие. (Жует.) У тебя дети есть?
ХОРОШИХ. Дочь у него. А что толку? Уехала – и с концом.
МЕЧЕТКИН. Совершеннолетняя?
ХОРОШИХ. Хватился. За сорок, поди, не меньше.
МЕЧЕТКИН. Вот народец. А раньше у них и того хуже было. Раньше они стариков вообще бросали. Сами, понимаете, на новое место, а стариков не берут. Продуктишек им оставят на день, на два, а сами ходу. (Еремееву.) Был такой обычай.
ХОРОШИХ. Ты обычаем ему не тычь, скажи лучше, что ему делать. (С насмешкой.) Ты у нас парень авторитетный, вес имеешь, законы знаешь – вот и давай.
МЕЧЕТКИН (не замечая насмешки, раздувается). Гм. Что ж… Могу дать ему добрый совет.
ХОРОШИХ. Ну?
МЕЧЕТКИН. Пусть в суд подает.
ЕРЕМЕЕВ (испуганно). Почему в суд?
МЕЧЕТКИН. На дочь свою, на алименты. Разыщут твою дочь, будешь с ней судиться.
ЕРЕМЕЕВ. Зачем суд? Почему дочь? Нет, нет! Не надо!
МЕЧЕТКИН (всем). Струсил. Вот друг. (Еремееву.) Чего испугался? Судить будут заочно, притом в твою же пользу. И притом…
ЕРЕМЕЕВ (перебивает). Нет, нет! Обратно ухожу, в тайгу ухожу.
ХОРОШИХ. Нет, Илья, ты послушай. (О Мечеткине.) Дурак дураком, а дело говорит.
МЕЧЕТКИН (оскорбился). Анна Васильевна! Вы забываетесь.
ХОРОШИХ (Еремееву). Ты пойми, ведь дочь твою найдут.
ЕРЕМЕЕВ (дрогнул). Найдут, говоришь?
ХОРОШИХ. В чем и дело. Помогать она тебе должна. А не захочет, ну тогда ее судом заставят.
ЕРЕМЕЕВ (качает головой). Нет, нет! В тайгу ухожу.
ДЕРГАЧЕВ. Ну и правильно. Научат они тебя: с собственной дочерью судиться. А ты не слушай. Ты век не судился, и не твое это дело.
Кашкина появляется на своем балкончике.
Твое дело свободное. Закон – тайга, прокурор – медведь. Собирайся, брат, до дому.
ЕРЕМЕЕВ (закивал). До дому, до дому.
ДЕРГАЧЕВ. И вот, Илья, я с тобой пойду.
Хороших насторожилась.
ЕРЕМЕЕВ. Ты пойдешь?
ДЕРГАЧЕВ. А что? Или не возьмешь?
МЕЧЕТКИН (с осуждением). Вот друзья, вот, понимаете. (Поднимается.)
ДЕРГАЧЕВ (Еремееву). Забыл, как вместе промышляли?
ЕРЕМЕЕВ. Давно, однако, было… До войны, однако.
ДЕРГАЧЕВ. А ты не бойся. От тебя я не отстану. Уж как-нибудь. (Поднимается, уходит в чайную.)
Еремеев идет за Дергачевым. Мечеткин, намереваясь пройти через палисадник, подходит к калитке, но в это время его окликает Кашкина.
КАШКИНА. Иннокентий Степаныч!
МЕЧЕТКИН. А? (Оборачивается.)
КАШКИНА. Который час?
МЕЧЕТКИН. Э-э… Двадцать минут девятого.
КАШКИНА. Спасибо. (Поворачивается, чтобы уйти).
МЕЧЕТКИН. Зинаида Павловна! Извините, есть один разговор.
КАШКИНА. Да?
МЕЧЕТКИН. Нет, нет! Разговор серьезный, вопрос обоюдоострый. Я должен поговорить с вами как член месткома.
Дергачев выходит из чайной с ножовкой в руках. Взял брусок, начал пилить.
КАШКИНА. Так что? Мне к вам спуститься или вы ко мне подниметесь?
МЕЧЕТКИН. Вам – как можно? Я поднимусь. (Направляется во двор, потом по лестнице наверх.)
ХОРОШИХ. Ты чего старика дразнишь? Какой ты ходок? Какая такая охота?
ДЕРГАЧЕВ. Дело мое. Тебя не спрашивают.
ХОРОШИХ. С ума сошел? Здесь маешься, а там…
ДЕРГАЧЕВ (перебивает). Все лучше, чем здесь. Пойду – и никаких. И давай без шума. Хватит.
Мечеткин поднялся к Кашкиной, она усадила его на балкончике.
ХОРОШИХ (насмешливо). Станете соболей добывать – припаси уж и на мою долю, не забудь… (Без насмешки.) Забудешь?.. А было что дарил.