— Маккейб составляет досье на всех высших офицеров, — пояснила Бернис. — Недавно сенатор признался Полу, что при помощи офицеров, которых прижал к ногтю своим бесстыдным шантажом, он уже начал собирать информацию о сотрудниках госдепартамента.
   — Чертов сукин сын! — рявкнул Маттачино.
   Линнер взглянул на Бернис, но та, казалось, не заметила кощунственных слов Пола. «Странная монахиня», — подумал полковник.
   — При помощи Маккейба, — продолжал Черный Пол, — я завязал дружбу с людьми, стоящими у власти в США. А недавно до меня дошли слухи о том, что сенатор собирается затеять слушания в конгрессе по поводу антиамериканских настроений среди членов правительства. Если слухи верны, то дело это дурно пахнет, и я не хочу быть в нем замешанным.
   — Вы поздно спохватились, — заметил Линнер.
   — Возможно, мы несколько переусердствовали, — сказала Бернис.
   «Мягко сказано», — подумал полковник, а вслух спросил ее:
   — Так чем же вы занимаетесь вместе с мафией?
   — Послушай, дружище, — вмешался Черный Пол, — тебе бы следовало с большим уважением разговаривать с матерью-настоятельницей.
   — Помолчи, Пол, — урезонила его Бернис.
   — Я не хотел ничем вас обидеть, но ваш союз с мафией представляется мне в высшей степени странным.
   Бернис улыбнулась:
   — Вы хотели сказать «нечестивым».
   — Это слово вертелось у меня на языке, — улыбнулся полковник.
   — Однако, — угрожающе произнес Черный Пол, — вы должны знать, что мои предки были тесно связаны с Орденом Доны ди Пьяве. — Он наклонился вперед, безжалостно сминая свой великолепный костюм. — Семья Маттачино родовита, полковник, очень родовита. — Он многозначительно поднял указательный палец кверху.
   — Люди, подобные семье Маттачино, имеют свое предназначение, — пояснила настоятельница, — и приносят определенную пользу. — Наш Орден — Орден женщин, и это накладывает многочисленные ограничения на нашу деятельность. Веками мы подвергались преследованиям в той или иной форме. — Ярко-синие глаза женщины неотрывно смотрели на полковника, и у него появилась мысль, что она наверняка знает о его полуеврейском происхождении. — Господь наш в своей вечной мудрости даровал Доне ди Пьяве возможность исполнять его миссию, и мы продолжаем ее дело, служа Богу так, как он велит нам. — Бернис снова улыбнулась. — И он поддерживает нас, когда мы слабеем или сталкиваемся с трудностями.
   — Выходит, такие, как Маттачино, исполняют роль ваших помощников? Не хотите ли сказать, что Бог повелел вам водить дружбу с бандитами, мафиози?
   — Все мы Божьи дети, полковник, — отозвалась настоятельница. — Все — грешники и нуждаемся в искуплении наших грехов, и эти люди тоже по-своему служат Богу.
   — Убивая и грабя, — усмехнулся Линнер.
   — Я же говорил тебе! — взорвался Черный Пол, подпрыгнув на месте. — И какого черта я должен выслушивать всю эту... — Он чуть было не выругался площадной бранью. — Я знал, что эта встреча не приведет ни к чему хорошему!
   Бернис не сводила глаз с полковника, внешне оставаясь спокойной. Когда Черный Пол исчерпал все свои ругательства, она сказала:
   — Кто из нас не грешен, полковник? Неужели вы бросите первый камень?
   Несколько пристыженный, Линнер промолчал. Настоятельница попала в самую точку. Какое право имел он, сам неоднократно нарушавший законы, даже убивавший во имя своей цели, связавшийся с якудзой, вставать в позу и учить этих людей?
   — Так что же вы хотите? — спросил он наконец.
   Услышав вопрос полковника, Черный Пол был искренне удивлен и не стал этого скрывать.
   — Нам нужно повернуть события в другое русло, — сказала Бернис с удивительным практицизмом. — Мы получили все, что хотели от Маккейба, но теперь, когда возникла угроза, что сенатор развяжет охоту на ведьм, он стал слишком опасен. Мы не хотим принимать участие в антикоммунистическом шабаше!
   Черный Пол сжал руку в кулак:
   — Пора его раздавить!
   — И вы хотите, чтобы я помог вам в этом? — спросил полковник.
   — Да. В начале следующей недели Маккейб должен прибыть в Токио, — сказала Бернис.
   — Вот и отлично. — Полковник поднялся с кресла. — Я возьму свой пистолет и пристрелю его.
   — О мадонна! — Черный Пол с силой ударил себя ладонью по лбу. — Зачем мы связались с этим недоумком, Бернис?
   Слово «недоумок» он все же сказал по-итальянски.
   — Потому что нам без него не обойтись, — спокойно ответила настоятельница. — Ни ты, ни я не можем близко подойти к Маккейбу.
   — Вы что же, действительно хотите, чтобы я убил сенатора? — прищурил глаза полковник.
   — Зачем убивать? — замахал руками Черный Пол. — Кто сказал хоть слово об убийстве?
   — Пора его раздавить, так, кажется, вы сказали? — обернулся к нему Линнер.
   — Да, но...
   — Сядьте, — повелительно произнесла Бернис, и мужчины послушно опустились на свои места.
   — Полковник, мы просто хотим нейтрализовать сенатора, ничего более. Лишить его авторитета, влияния, но не самой жизни. — В голосе настоятельницы послышались укоризненные нотки. — Неужели вы думаете, что мы способны побудить кого-либо на такое преступление?
   Полковник долго молчал, раздумывая над словами Бернис. Не спеша вынул свою трубку, набил ее табаком, разжег и с удовольствием затянулся. Наконец сказал:
   — Это возможно, но не за «спасибо».
   — Дадим вам любую сумму, — тут же выпалил Маттачино.
   — Не будь смешным, Пол, — сказала Бернис. — Полковник — человек в высшей степени практичный, но я уверена, деньги тут ни при чем.
   — Ну да? — хмыкнул Маттачино. — Тогда что ему надо?
   Линнер обвел своих собеседников взглядом:
   — Сначала я хочу поговорить с Фэйс...
   — Нет! — закричал Пол. — Ни за что на свете! Не позволю! Фэйс тут совершенно ни при чем, о ней не может быть речи!
   Полковник повернулся к Бернис, и она ответила:
   — Дело в том, что Фэйс больше здесь не живет, она вернулась в Штаты.
   — Эта женщина могла бы подтвердить мне ваши слова, — сказал Линнер.
   — Ну, ты видишь? — Черный Пол замахал руками не хуже ветряной мельницы. — Полковник не верит ни единому слову из того, что мы тут ему рассказывали! Он такой же, как все остальные! — Маттачино повернулся к Линнеру и яростно прорычал: — Она же тебе дала свое честное слово! Господи, да она же монахиня, ты что, не видишь?
   — Достаточно, Пол!
   Маттачино повернулся и на негнущихся ногах отошел к портьере, не сводя взгляда со своих собеседников.
   — Полковник, боюсь, этот вопрос не подлежит обсуждению, — твердо заявила настоятельница. — Фэйс уехала, и с этим уже ничего не поделаешь.
   — Отдаете ли вы себе отчет, сестра, во что просите меня вмешаться? Ведь это немногим лучше, чем настоящее убийство. Вы хотите, чтобы я лишил сенатора того, в чем и состоит вся его жизнь, — влияния, авторитета, репутации, карьеры политика. Если все это будет уничтожено, он, возможно, приставит пистолет к своему виску.
   — Тем лучше для всех нас, — буркнул Пол, не отходя от портьеры. — Он же маньяк, дьявол его побери! Уж можете мне поверить!
   Бернис не обратила внимания на эти выкрики и сказала:
   — Вам прекрасно известно, что может натворить в Америке сенатор Маккейб, если мы дадим ему возможность поступать по-своему. Будут уничтожены десятки, сотни людей, разрушены семьи, сломаны карьеры, уничтожены узы дружбы, и все ради чего?
   — Красивых слов тут явно недостаточно, — заметил Линнер. — Все они направлены на то, чтобы я расхлебывал кашу, которую вы по неосторожности заварили. А зачем мне это?
   Настоятельница покачала головой:
   — Вы ошибаетесь. — Потом, обернувшись, громко позвала: — Эйко-сан!
   Вошла хозяйка торуко. В руках у нее была папка темно-красного цвета, которую она, не взглянув на полковника, отдала Бернис и удалилась с той поспешностью, с какой люди стремятся покинуть место катастрофы. Настоятельница молча протянула папку Линнеру.
   — Что ты делаешь? — взорвался Пол, отходя наконец от портьеры. — Мы же договорились...
   Бернис предостерегающим жестом подняла руку и властно произнесла:
   — Он заслуживает того, чтобы знать об этом.
   Тревожное предчувствие охватило полковника, когда он открыл папку. Это была личная учетная карта офицера Джи-2, его карта. Увидев знакомый документ, он облегченно вздохнул — в нем содержалась обычная информация о его прошлом и настоящем положении. Однако в самом конце Линкер наткнулся на конфиденциальное приложение из двух страниц, на которых красовалась печать Джи-2, и со всевозрастающей тревогой принялся читать донесение о его связях с Микио Оками. На второй странице имелось сообщение, выделенное жирным шрифтом, — о его еврейском происхождении, и полковнику все стало ясно.
   — Это копия, — тихо сказала настоятельница. — Подлинник был передан Полом сенатору Маккейбу. Теперь вы понимаете, что произойдет? Сенатор заклеймит вас как коммунистического агента только потому, что несколько хорошо известных евреев не скрывают своих симпатий к Советскому Союзу. А вы ко всему еще и британский подданный, что само по себе уже принесло вам серьезных врагов в Вашингтоне, которые с радостью спляшут на ваших похоронах. Так что речь идет не о каких-то чужих судьбах, охота на ведьм коснется и вас, полковник.
   Линнер откашлялся и спросил:
   — Разведке известно об этой дополнительной информации?
   — Там знают только то, что было до нее. — Бернис вынула из папки две страницы и протянула их полковнику. — Ну?
   Линнер молча кивнул, достал серебряную зажигалку и поджег нижний край бумаги. Мгновенно вспыхнувшее пламя уничтожило секретные сведения.
   Настоятельница перекрестилась.
   — Дело сделано, — сказала она. — Так как мы поступим дальше?
   Майор Доннау вошел в комнату полковника в торуко. Настроение у него было приподнятое.
   — Ни за что не догадаетесь, кто должен прибыть сюда на следующей неделе! Эта информация засекречена, но вам я могу сказать, что...
   Джек осекся и захрипел, получив страшный удар, который отбросил его к стене. Из глаз посыпались искры. Прежде чем он осознал, что произошло, полковник схватил стул и рывком усадил на него майора. Доннау бессмысленно хлопал ресницами, словно пытаясь прогнать ночной кошмар, однако резкий металлический щелчок привел его в чувство.
   — Что?..
   И тут же ствол его собственного служебного револьвера оказался у него во рту, вызвав рвотный рефлекс. «О боже!» — мысленно завопил он, не имея возможности сделать это вслух.
   — Считаю до трех, — прошипел полковник в лицо майору, — размажу твои мозги по стене. Ты хорошо меня понял?
   Джек боялся пошевелиться, как будто его абсолютная неподвижность могла спасти ему жизнь.
   — А потом я вложу револьвер в твою руку и сделаю так, что всем станет известно о твоих сексуальных извращениях, пусть думают, что ты сам покончил с собой.
   Майор попытался что-то сказать, но его чуть было не вырвало.
   — Вот, значит, как ты со мной поступил, Доннау? На что ты надеялся? Думал, я не узнаю о том, какое дополнение ты внес в мою учетную карту? Ах ты, фашистский ублюдок!
   Неожиданно полковник вынул револьвер изо рта майора и с такой силой ударил его по лицу, что тот свалился со стула. Забившись в угол и подтянув ноги к самому животу, Джек разрыдался.
   Линнер, которого охватило отвращение при виде всхлипывающего Доннау, подвинул к себе стул, уселся на него верхом и рявкнул:
   — Ну? Я жду, майор!
   Доннау вытер рукавом мокрое лицо.
   — Я... я испугался, не знал, что делать, хотел спастись...
   — И все?
   Он кивнул.
   «Наверное, это правда», — подумал полковник. Очень часто именно такие причины и заставляют людей совершать подлость.
   — Ну хорошо, слушай меня внимательно, — быстро сказал Линнер. — Я знаю, что в начале следующей недели в город по приглашению армейской разведки прибудет сенатор Маккейб, Мне также известны его сексуальные пристрастия, попахивающие извращением. — Он помолчал. — О тебе, Доннау, я тоже не забыл.
   При этих словах майор вскинул голову и посмотрел на полковника.
   — Маккейб и ты развлекались, когда он служил в войсках, не так ли? Вот откуда ты так много о нем знаешь!
   Линнер встал, отпихнул в сторону стул и, схватив Джека за шиворот его форменной одежды, рывком поднял на ноги. У майора от страха тряслись губы.
   — А теперь ты будешь делать то, что я тебе скажу. — Он приставил пистолет к его виску. — И поверь мне, если ты осмелишься ослушаться, я засуну револьвер тебе в рот и нажму на курок, понял?
   Наполовину обезумевший от страха, майор согласно кивнул.
   — И еще, — продолжал полковник, — я изъял из папки твое дополнение. Если ты снова попытаешься подсунуть его туда...
   — Нет, не буду... клянусь! — всхлипнул Доннау.
* * *
   — Ужасно жаль, но в моей комнате сейчас ремонтируют сантехническое оборудование, нам придется воспользоваться другим помещением, — сказала Эйко Леону Ваксману, когда тот явился в торуко.
   Клиент лишь пожал плечами — пусть будет, как хочет эта японская шлюха.
   Проходя по коридору мимо комнаты полковника, Ваксман услышал голос:
   — Мне плевать на то, что вы там думаете. За дело отвечаю я.
   Затем последовало минутное молчание. Очевидно, кто-то говорил по телефону. Леон замедлил шаг.
   — Хорошо, — сказал полковник, — а теперь послушайте, что я вам скажу, мистер Маттачино...
   — О черт! — Ваксман стукнул себя по лбу.
   Эйко оглянулась.
   — Я забыл выключить фары моей машины. — Он улыбнулся женщине, отчего его шрамы едва заметно побелели. — Знаешь что, лапочка, ты иди и приготовь там все для нас, а я сейчас вернусь.
   — Хай.
   Эйко показала ему на дверь комнаты, куда она хотела отвести его, и, поклонившись, засеменила по коридору.
   Ваксман развернулся и сделал пару шагов назад по коридору. В этот момент он услышал, как дверь в комнату полковника чуть приоткрылась, и, стараясь оставаться незамеченным, подошел поближе, чтобы подслушать его разговор с этим сукиным сыном Черным Полом.
   — Мистер Маттачино, не испытывайте мое терпение... Неужели?.. Мне не нравятся подобные угрозы... Послушайте, вы у меня на крючке... Алло? Алло!
   Трубку бросили на рычаг аппарата.
   — Дерьмо!
   Для Джонни Леонфорте услышанного было достаточно. Коварная улыбка скривила его губы. Он постучал в дверь, дождался, когда в ответ раздалось приглушенное «войдите», и ворвался в комнату.
   Полковник поднял глаза:
   — Чем могу быть полезен? Похоже, вы ошиблись дверью.
   — Не думаю. — Джонни ногой придвинул себе стул и уселся.
   — Кто вы?
   — Леон Ваксман, — ответил Леонфорте, но руки для приветствия не протянул.
   — Полковник Дэнис Линнер, — любезно кивнул хозяин комнаты и, закрыв папку, в которой он только что писал, спрятал ее в левый верхний ящик стола. — Чем могу служить, мистер Ваксман?
   — Мне кажется, у вас небольшие неприятности, — чуть ухмыляясь, сказал Джонни.
   Полковник удивленно поднял брови:
   — Да?
   — У вас, как я слышал, проблемы с человеком по имени Черный Пол Маттачино.
   — Первый раз слышу это имя.
   — А я не первый. Дело в том, что я знаю его наизусть, может быть, даже лучше, чем его собственная мать.
   — Это все чрезвычайно интересно, но...
   В эту минуту в комнату вбежала вспотевшая и запыхавшаяся Эйко.
   — Полковник! — закричала она. — Пожалуйста, идемте со мой, скорее! Двое клиентов подрались между собой! Один истекает кровью, а другой...
   — Извините, мистер Леонфорте, я скоро вернусь. — Линнер поднялся со своего кресла и быстро вышел из комнаты.
   Джонни слышал, как полковник побежал по коридору, и буркнул ему вслед:
   — Отлично! Можешь не торопиться!
   Он встал, вынул из стола папку Джи-2 с грифом «совершенно секретно» и прочел информацию американской военной разведки о том, что в начале следующей недели ожидается приезд сенатора Маккейба в Токио. Слева от руки было написано: «Доннау привезет в торуко Маккейба во вторник, в 23.00, комната 7, обеспечить надежную охрану».
   У Джонни забилось сердце. Ему потрясающе повезло! Никто из членов его семьи не имел возможности повидаться с сенатором. Теперь такая возможность предоставилась. И ему было, что предложить этому практичному человеку. «Благодарю вас, полковник Линнер!» — подумал Джонни, молитвенно поднимая глаза к потолку. Услышав в коридоре голоса, он закрыл папку и сунул ее обратно в ящик. Когда полковник вошел в комнату, Леонфорте уже сидел на своем прежнем месте.
   — Вы все еще здесь? — недовольно спросил Линнер, усаживаясь за стол.
   — Неприятности? — небрежно спросил Джонни.
   — Все под контролем.
   — Поверьте мне, вам будет нелегко с этим Черным Полом Маттачино.
   — Я же сказал вам, что не знаю этого человека, — вспыхнул полковник.
   — Ах, да...
   — Послушайте, мистер...
   — Ваксман.
   — Мы с вами попусту теряем время...
   Подняв руки вверх, Джонни встал:
   — Ну хорошо, возможно, вы правы. До скорой встречи, — улыбнулся он, удаляясь.
   В назначенное время во вторник полковник сильно нервничал. Слишком многое зависело от успеха столь ненадежного, авантюрного предприятия.
   — Ненадежного? — переспросила Эйко, словно пробуя это слово на вкус, когда Линнер поделился с ней своими опасениями. Она с сомнением покачала головой: — Мне так не кажется, ведь все основано на знании человеческой природы, а что может быть надежнее этого знания? — Она одарила полковника улыбкой. — Не надо так волноваться, Линнер-сан. Ну что может произойти?
   — В худшем случае Маккейбу удастся выйти сухим из воды, и тогда он четвертует меня как прокоммунистически настроенного еврея, а Оками узнает, что я скрываю от него Джонни Леонфорте. — Он взглянул на нее поверх своей трубки. — Две страшнейшие личные катастрофы!
   — Ну, во всяком случае, вы готовы к такому повороту событий, — спокойно отозвалась Эйко, и по тону ее голоса и по выражению лица полковник понял, что она гордится своим участием в его делах.
   — Благодарю вас, Эйко-сан.
   Она опустила глаза под его взглядом:
   — Не стоит благодарности, Линнер-сан.
   Он встал, опершись ладонями о край стола.
   — В любом случае, Эйко-сан, я хочу пригласить вас отужинать со мной сегодня и отведать вашего любимого блюда.
   Она помолчала, что означало согласие.
* * *
   Точно в 23.00 Доннау привез Маккейба в «Тенки». Это был коренастый лысеющий человек с узким лбом, тяжелыми челюстями, покрытыми короткой щетиной, и толстой складкой жира над воротничком рубашки. От него несло потом пополам с одеколоном, и его маленькие, близко посаженные поросячьи глазки смотрели на мир с недоверием и враждебностью. Однако в этом человеке все же чувствовалась личность, к тому же он обладал звучным голосом оратора, умевшего даже телефонный справочник прочитать так, что это всем покажется крайне интересным.
   Сенатор огляделся с видом полевого командира, инспектирующего свои войска. Масляные глазки забегали, он чуть было не облизнулся.
   — Дома так не поразвлечешься, — сказал он Доннау. — Самое большее — сунуть быку, пока никто не видит! — Он разразился грубым хохотом.
   Наконец его представили Эйко.
   — В этой крысиной норе есть мальчики? — спросил ее Маккейб. — Я имею в виду прелестных, юных мальчиков. — Он снова заржал, предвкушая предстоящее наслаждение. Возможно, свободная атмосфера торуко несколько опьянила его после чрезвычайно интенсивных переговоров на высшем уровне в штаб-квартире оккупационных войск.
   — У нас есть все, что вы пожелаете, в том числе и первоклассные юноши, — ответила Эйко.
   — И у всех стоит? — Маккейб снова заржал, сделав непристойный жест, и, когда Эйко кивнула и повела его в комнату номер 7, обернулся и сказал Доннау: — Похоже, Джек, мне предстоит забавное путешествие. Ты подожди. Освобожусь, тогда, может быть, полопаем вместе.
   В комнате все уже было готово к, приходу сенатора. Сквозь специальное двойное зеркало Линнер снимал кадр за кадром, запечатлевая волосатое грузное тело Маккейба в самых неожиданных сексуальных позах с тоненьким юным японцем лет двенадцати, не больше. Полковник слишком долго жил на Востоке, чтобы испытывать глубокое отвращение к таким зрелищам. Однако каждый раз они наводили его на печальные размышления. Секс — часть культуры, и полковник считал себя не вправе вмешиваться в традиции чужой страны.
   Когда в комнату вошел обнаженный Джонни Леонфорте, полковник удовлетворенно улыбнулся. Эйко была права — человеческая натура оказалась надежной основой для его замысла. Юный партнер сенатора, утомившись, заснул на полу, свернувшись клубочком. Однако Маккейб все еще был полон сил и готов был взяться за другого партнера.
   — Матерь Божья! — воскликнул он при виде Джонни. — Да ты, парень, староват для меня.
   Леонфорте рассмеялся, протянул руку и представился.
   — Сенатор, у нас с вами есть о чем поговорить.
   — Да? — Маккейб покосился на мальчика.
   — Да, поверьте. — Джонни широко улыбнулся. — Я лично прослежу за тем, чтобы у вас каждый день было все, что только пожелаете.
   — Я живу в США, мистер Ваксман, — скептически произнес Маккейб, — в Вашингтоне, если точнее. А тамошний народ не очень благосклонно смотрит на то, что мне нравится.
   — Вот этим-то я и займусь. — Леонфорте поклонился. — Ваше желание станет для меня законом.
   Полковник, наблюдавший за собеседниками через двойное зеркало, не мог не отдать должное наглости Джонни и очень надеялся, что тот сумеет достаточно прочно связать свое имя с Маккейбом, чтобы навеки опозорить и уничтожить семью Леонфорте, когда все американские газеты опубликуют фотографии, изображающие сенатора в объятиях маленького мальчика.
   Наблюдая за тем, как Джонни одного за другим вводил в комнату японских ребятишек, Линнер понял, что ему не стоило волноваться за успех его затеи — Леонфорте оказался очень хитрым и смышленым.
   — Вот и все, — сказала Эйко, с наслаждением поедая рыбу с рисом. — Бернис и Пол очень благодарны вам за то, что вы позаботились о Маккейбе и семье Леонфорте.
   — Вы мне очень помогли, — улыбнулся полковник. Ему было приятно, что она не скрывает своего удовольствия от еды и всего происшедшего.
   — Вы можете положиться на меня, — сказала женщина, подхватив палочками жирный кусок рыбы. Она слегка обмакнула его в соевый соус и отправила в рот, прикрыв глаза от наслаждения. — Такого вкусного блюда я еще никогда не пробовала. Как вам удалось найти местечко, где так чудесно готовят?
   — Это заведение принадлежит Оками.
   — Вот оно что! — Она вытерла салфеткой губы. — Вам отлично удалось скрыть от своего друга все, что вы сделали по просьбе Бернис.
   — Мне очень неприятно, что пришлось действовать от него втайне. Остается только надеяться, что когда-нибудь этот обман не выйдет мне боком. Зная горячий нрав Микио, я был уверен, что как только ему станет известно, что Леон Ваксман — это Джонни Леонфорте, он снова выследит его и наверняка убьет. А это никак не входило в мои планы. Джонни был нужен мне, чтобы с его помощью покончить со всем этим злополучным семейством.
   — Надеюсь, вы не ошиблись, оставив Леонфорте в живых, — задумчиво сказала Эйко. — Мне он кажется чрезвычайно опасным человеком.
   Это были пророческие слова, но Линнер так и не узнал об этом. Осенью 1963 года он умер, и все, ради чего жил и работал полковник, стало постепенно приходить в упадок.

Книга четвертая
По ту сторону добра и зла

   «Я сделал это», — говорит, моя память. «Не может быть, чтобы я это сделал», — говорит моя гордость, оставаясь непреклонной. И память в конце концов уступает гордости.
Фридрих Ницше

Токио

   Николас обнаружил Тандзана Нанги в одной из дальних комнат городского дома Кисоко, которая находилась на самом верху. Этой комнатой долго не пользовались, и оттого в ней пахло затхлостью и запустением. Окна были затянуты густой паутиной, что делало их похожими на зарешеченные окна тюрьмы. Где-то шли настенные часы с огромным маятником, их тиканье было громким и почти торжественным. Тень, отбрасываемая маятником на пыльный деревянный пол, была похожа на указующий или предостерегающий перст.
   Тело Нанги безжизненно свисало с широкой антикварной кровати черного дерева. Подойдя ближе, Николас увидел, что белые простыни, в которые было завернуто тело, сплошь покрыты пятнами крови, черной, как ночь, как черное дерево кровати.
   Линнер тихо окликнул Нанги по имени, и ему показалось, что стены комнаты поглотили звук его голоса. Часы продолжали громко тикать. Или это билось сердце Тандзана? Николас наклонился, взвалил тело раненого на плечо и повернулся, чтобы вынести его из комнаты.
   Тиканье часов внезапно приобрело странный оттенок. В полутьме Николас увидел другую тень, лежавшую поперек раскачивавшейся тени маятника. Он медленно двинулся назад через всю комнату, собираясь выйти из нее. Время тянулось бесконечно, и с каждым шагом тело Нанги становилось все тяжелее.
   — Кто здесь? — крикнул он.
   И снова стены приглушили его голос и поглотили звуки.
   Николас почувствовал слабое движение, тень маятника стала размытой. Казалось, кто-то — он не мог разобрать кто именно — сидел на полу, скрестив ноги, и загораживал собой единственный выход из комнаты.