— Думаю, что с первой встречи ничего у тебя не получится. О поведении Браун могу рассказать тебе со всеми подробностями, как по открытой книге!.. Она будет отпираться, отказываться, просить, умолять оставить ее в покое и даже угрожать, что пойдет в гестапо и все расскажет. Причем все это, за исключением угрозы, она сделает искренне, из боязни разоблачения. Ну, а у нас с тобой имеются основания думать, что мы все же уговорим ее работать с нами!
   — Противное и опасное дело! — как бы про себя прошептала Лиза.
   — Не бойся, Браун шума не поднимет и в гестапо не пойдет. Но дело здесь мы затеваем действительно опасное! — согласился Василий…

 

 
   Вскоре на фасаде четырехэтажного дома на оживленной улице, в самом центре Берлина, появилась новая вывеска — «Стандард ойл компани» — Берлинское отделение».
   Контора состояла из четырех комнат — кабинет представителя компании, или директора Берлинского отделения, как обычно именовали мистера Кочека, большая приемная, комната, где сидели бухгалтер и делопроизводитель, и кабинет юрисконсульта. Василий приказал убрать старую мебель, оставшуюся от прежнего хозяина, и купить новую. Через несколько дней все четыре комнаты были обставлены с большим вкусом. Люди тоже подобрались, при помощи Вебера, неплохие: флегматичный, медлительный, малоразговорчивый, но отлично разбирающийся в запутанных статьях гражданского и коммерческого кодекса юрист Глауберг. Опытный бухгалтер Шульце, носивший усы, как у Вильгельма Второго, работавший в одной еврейской экспортно-импортной фирме и потому теперь не пользующийся доверием у хозяев-арийцев. Пожилой, седоволосый делопроизводитель Колвиц, свободно владеющий несколькими европейскими языками, но не добившийся успеха в жизни из-за пристрастия к спиртным напиткам, и, наконец, секретарша фрейлейн Лотта, рыжеволосая, голубоглазая девица с ангелоподобным лицом, умеющая печатать на машинке и стенографировать, — вот и весь персонал конторы.
   Во всех комнатах установили телефоны, а в кабинете шефа — даже три аппарата, открыли текущий счет в немецком национальном банке, заказали штампы, бланки, печать, и контора начала функционировать.
   Василий сообщил в письме Адамсу о проделанной работе и о предложении генерального директора «Фламме» Шиллинберга об увеличении в значительных размерах закупок горючего, главным образом авиационного бензина, при условии предоставления долгосрочного кредита в размере трех миллионов долларов и строительства за счет компании больших бензохранилищ в районе Гамбургского порта. Отправив письма в Нью-Йорк срочной почтой, Василий стал ждать ответа. Он посетил генерального консула Америки и попросил его отправить Адамсу письмо через дипломатическую почту или шифрованную телеграмму о том, что он, Кочек, не рекомендует соглашаться на предоставление «Фламме» долгосрочного кредита, так как Германия, усиленно занятая увеличением воздушного флота и постройкой подводных лодок, сильно нуждается в горючем и «Фламме» увеличит закупки и при наличии обычного коммерческого кредита из расчета полутора процентов годовых. Что же касается строительства емкостей в районе Гамбурга, то он рекомендовал бы компании построить для начала три — пять бензохранилищ, с непременным условием, что они будут принадлежать компании. О'Кейли записал все, что говорил Василий, и обещал в тот же день передать его просьбу Адамсу. Откинувшись на спинку кресла, О'Кейли сказал:
   — Я считаю, что ваши рекомендации правильны. Чего-чего, а уж горючее они закупят за наличные денежки. На днях военно-морское министерство спустило на воду три подводных лодки и в верфях Гамбурга начато строительство двух крейсеров. По нашим сведениям, фирма «Мессершмитт» ведет серийное производство бомбардировщиков и самолетов-корректировщиков. Гитлер взял курс на вооружение и перевооружение, а горючего у него нет. Почему же вашей компании не использовать это обстоятельство?
   — Поверьте, что мы сумеем использовать эту ситуацию! — с улыбкой ответил Василий.
   После якобы случайной встречи с Вебером на улице Василий пригласил его в ресторан поужинать. Вечером, когда над Берлином низко опустились свинцовые тучи и пошел мокрый снег, они втроем — Василий, Лиза и Вебер — сидели за отдельным столиком в ресторане «Дрезден» и под грохот джаза, на глазах у многочисленных посетителей, беседовали о своих делах.
   — Через несколько дней я приглашу вас к себе в гости — приезжайте, нам нужно поговорить, — сказал Василий.
   — С удовольствием, но учтите: мои опасения оправдались. Меня вызывали в гестапо и долго выпытывали, кто вы и откуда я вас знаю. В заключение велели поддерживать с вами связь и обо всем докладывать. Разумеется, я без колебаний изъявил готовность исполнить свой патриотический долг…
   — Ну и прекрасно, — весело ответил Василий.
   — Нам до зарезу нужна бумага и типографский шрифт, — не сможете ли помочь? — спросил Вебер.
   — Нужно подумать. Вы, должно быть, намереваетесь печатать газету или прокламации?
   — Начнем с прокламаций. Бумага продается, но закупка ее в больших количествах вызовет подозрение.
   — Печатать прокламации — дело серьезное, легко провалиться… Хорошенько продумайте все: подберите надежных печатников и распространителей, разыщите подходящее помещение. И вот что: кроме вас, никто, ни один человек, не должен знать меня и мое имя. Только при строгом соблюдении этого условия я готов сотрудничать с вами и помогать в пределах моих возможностей. — Василий поднял бокал с вином, чокнулся с Лизой, Вебером и выпил.
   Джаз заиграл модный фокстрот. Вебер поднялся с места и пригласил Лизу. Вскоре они кружились в толпе танцующих.
   Возвратившись на место, Вебер продолжил прерванный разговор:
   — Сейчас никто, кроме меня, не будет знать о вас ничего. Но со временем возникнет необходимость, чтобы еще один человек из наших познакомился с вами. Мало ли что может случиться…
   — Это правильно, и мы к этому вопросу еще вернемся. Ставлю вас в известность, Вебер, что в самое ближайшее время мы попытаемся связаться с фрау Браун…
   — Раз вы считаете это необходимым…
   — Да, считаю!.. На какое количество бумаги вы рассчитываете? — спросил Василий.
   — Чем больше, тем лучше!
   — Я понимаю и постараюсь через своих друзей достать вам килограммов сто — сто двадцать бумаги. Продумайте способ получения и транспортировки. Скажете мне, когда приедете в гости…
   Они не спеша пили вино, довольствуясь скудным ужином, состоящим из крошечных кусков мяса и вареной картошки, посыпанной мелко нарезанным зеленым луком и сыром. Василий и Вебер по очереди приглашали Лизу танцевать.
   Было уже за полночь, когда они попрощались у дверей ресторана.

 

 
   Прежде чем встретиться с Эльзой Браун, Лиза в течение двух дней наблюдала, как она выходит из станции метро и, стуча каблучками по асфальту, направляется на работу.
   На третий день Лиза пошла навстречу Браун и, поравнявшись с нею, сказала:
   — Здравствуйте, фрау Браун, как поживаете?
   — Вы… здесь? — От неожиданности немка чуть не выронила сумочку из рук.
   — Что в этом удивительного? Я же говорила вам, что у моего брата здесь дела!
   Эльза Браун ускорила шаг, чтобы как можно скорее отделаться от назойливой знакомой.
   — Фрау Браун, нам нужно с вами поговорить. Где мы могли бы это сделать?
   — Нам не о чем разговаривать!.. Оставьте меня в покое, — срывающимся шепотом проговорила стенографистка.
   — Напрасно вы так думаете! — Лиза заметила, что они приближаются к входу в иностранный отдел нацистской партии, и вынуждена была сказать: — До свидания, фрау Эльза! До новой встречи…
   Браун торопливо скрылась за тяжелой дверью.
   Чтобы иметь больше времени для разговора, Лиза на следующий день поджидала фрау Браун недалеко от дома, в котором та жила… Не успела стенографистка выйти из парадного, как Лиза подошла к ней.
   — Опять вы!.. — воскликнула фрау Браун. — И адрес мой узнали!..
   — В Берлине адресные столы работают весьма исправно!.. Итак, фрау Браун, нам все-таки нужно поговорить. Я пришла сюда, чтобы узнать, где бы мы могли встретиться? — говорила Лиза, шагая рядом с нею.
   — Я же сказала, нам не о чем говорить!..
   — Я это слышала. Но подумайте — вы будете иметь много денег, гораздо больше, чем в Париже. Если захотите, можете получать и продукты, которые здесь не достать. Поймите, речь идет о совершенно невинных вещах, и для вас никакой опасности нет…
   — Уходите, мадам, и оставьте меня в покое! Иначе я позову полицейского, — в голосе фрау Браун звучала скорее мольба, чем угроза.
   — Ну, этого вы никогда не сделаете! — спокойно сказала Лиза.
   — Почему вы так думаете?
   — Какой смысл вам губить себя?
   — Вы тоже погибнете со мной.
   — Нет, погибнете только вы. Мне, иностранке, больше чем высылка из страны, ничто не грозит.
   Они молча спустились вниз, в туннель метро.
   — Ну так где бы мы могли поговорить? — снова спросила Лиза.
   — Я уже ответила вам!..
   — Не следует так обращаться с доброй старой знакомой! Мы просто поговорим с вами и, если не договоримся, расстанемся навсегда!
   — Знаю я это «навсегда»!.. Не хочу иметь с вами никакого дела!..
   Подошел поезд, фрау Браун бросилась к вагону…
   Василий посоветовал Лизе не отчаиваться, сделать перерыв на день или два и дать фрау Браун возможность успокоиться, прийти в себя, обдумать создавшееся положение.
   И действительно, когда Лиза через три дня снова подстерегла фрау Браун у подъезда ее дома, немка держала себя по-другому. Может быть, ее соблазнили деньги, а может быть, она поняла, что Лиза все равно от нее не отстанет. Протянув Лизе записочку, фрау Браун сказала:
   — Сегодня в восемь часов вечера приезжайте ко мне по этому адресу. Такси не нанимайте, вообще постарайтесь, чтобы за вами никто не проследил…
   — Что это за адрес? — поинтересовалась Лиза.
   — Квартира моей подруги… Она позволяет мне изредка встречаться там с поклонниками…
   С нелегким сердцем отправилась Лиза по этому адресу. Всего ведь можно было ожидать — засады, любой провокации. Она условилась с Василием, что он будет поджидать ее в своей машине за квартал от дома и, если в назначенное время Лиза не вернется, тотчас обратится к О'Кейли. Добраться до дома подруги фрау Браун Лиза должна была одна.
   Дом этот, оказалось, находился довольно далеко — почти на окраине города, за несколько кварталов от строящейся автострады Берлин — Лейпциг. Лизе пришлось ехать туда и на метро, и на автобусе, а конец пути проделать на трамвае. Найдя без особого труда дом, Лиза поднялась на последний, четвертый этаж.
   Дверь открыла сама фрау Браун, вид у нее был мрачный. Не обращая на это внимания, Лиза любезно поздоровалась с ней, спросила о здоровье, сняла пальто, повесила на вешалку и прошла в маленькую комнату.
   — Думаю, нам нет смысла тратить время на пустяки, — сказала она, усевшись на диван, — лучше сразу обсудим дело, ради которого я приехала сюда, в такую даль.
   — Я вас слушаю. — Браун сидела в кресле у окна, не поднимая головы и стараясь не встретиться взглядом с Лизой.
   — Вы будете иметь три тысячи марок ежемесячно. Другими словами, в три раза больше, чем получали в Париже. Встречаться с вами будем не чаще двух раз в месяц и, чтобы не привлекать к себе внимания любопытных, постараемся видеться каждый раз в другом месте.
   — Что от меня потребуется?
   — То же самое, что в Париже, На этот раз — правдивая информация о планах иностранного отдела национал-социалистской партии. Разумеется, не о мелких и общеизвестных фактах, а о крупных, значительных и секретных.
   — Это все?
   — Все.
   — Тогда выслушайте мои условия. — Браун встала и села рядом с Лизой. — Никаких расписок в получении денег — это раз. Второе — ни с кем, кроме вас, встречаться не буду.
   — Считайте, что ваши предложения приняты и строго будут соблюдаться, — ответила Лиза.
   — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что здесь не Париж. Там, в случае чего, можно было исчезнуть, скрыться в любой другой стране. Здесь же, в случае разоблачения, дорога одна — на тот свет. В лучшем случае — в концентрационный лагерь, тоже смерть, только медленная. Нужно соблюдать величайшую осторожность. Дайте мне слово, что мое имя нигде, ни при каких обстоятельствах не будет упоминаться!..
   — Фрау Эльза, поверьте, что я дорожу своей безопасностью не меньше, чем вы своей. Можете быть уверены, что, как бы ни сложились дела, вы будете в стороне и ни одна душа, кроме меня, ничего знать о вас не будет. А теперь получите, пожалуйста, первый аванс, — Лиза вынула из сумочки три бумажки по тысяче марок и положила их на журнальный столик перед фрау Браун, — и скажите, есть ли у вас что-либо интересное?
   — Есть кое-что… Итальянцы готовятся к войне с Абиссинией и, кажется, получили согласие нашего правительства на поддержку… Последнее время шли интенсивные переговоры между руководителями нашего ведомства и представителями Италии. О результатах этих переговоров каждый день докладывали лично фюреру. На прошлой неделе приезжали к нам руководители нацистской партии Австрии: Зейс-Инкварт, Тавс и Леопольд. Они вели переговоры о разработке «плана Отто», который держится в строгом секрете. Часто приезжает глава фашистской партии судетских немцев Гейнлейн. В последний его приезд ему посоветовали подготовить требования о предоставлении Судетской области автономии… — Все это фрау Браун проговорила быстро, шепотом.
   — Спасибо, фрау Эльза! Я очень рада, что мы с вами снова нашли общий язык! — Лиза встала.
   — Если вам нужно будет встретиться со своими поклонниками, можете воспользоваться этой квартирой за небольшую плату, — сказала фрау Браун. — Моя подруга может уступить ее вам на время или на ночь. Больше того, она может подыскать для вас приличных кавалеров, если вы этого пожелаете…
   — Спасибо. В случае нужды дам вам знать…
   — Если вам не трудно, захватите, пожалуйста, с собою в следующий раз коробочку французской пудры рашель, губную помаду и пачку натурального кофе. Привыкла в Париже пить настоящий кофе, никак не могу примириться с суррогатом!..
   Надоедливые, моросящие без перерыва днем и ночью дожди прекратились, словно по команде. Небо очистилось от туч, засияло солнце. Началась весна, тревожная весна 1935 года.
   Из Нью-Йорка пришли очередные телеграммы. В одной из них Адамс одобрял деятельность Василия в Германии. В другой бухгалтерия извещала, что на текущий счет мистера Кочека в немецкий национальный банк переведено десять тысяч долларов на покрытие организационных расходов. Еще одной телеграммой коммерческий отдел компании извещал своего уполномоченного, что танкер с горючим прибудет в порт Гамбург десятого апреля под панамским флагом. Василию предлагалось выехать туда, связаться с капитаном танкера, мистером Бемом, оформить сдачу горючего и масла акционерному обществу «Фламме» и подобрать постоянного представителя компании в Гамбурге.
   Василий посетил генерального консула О'Кейли, сообщил ему о своем отъезде и взял у него рекомендательное письмо на имя мистера Меллона, американского консула в Гамбурге.
   — Желаю успеха, мистер Кочек! По возвращении расскажите, как там, в Гамбурге, дела, — сказал О'Кейли на прощание и добавил: — Кажется, ваш совет не предоставлять акционерному обществу «Фламме» долгосрочных кредитов не будет принят во внимание… После переговоров Гибсона с Гитлером госдепартамент посоветовал руководителям банков, фирм, компаний и трестов, имеющих деловые связи с Германией, предоставлять долгосрочные кредиты немецким фирмам. Федеральное правительство будет гарантировать эти кредиты.
   — Что же, с горы виднее… Мое дело маленькое — информировать компанию о положении дел в Германии, а им решать, как быть!
   — Да, мы всего лишь исполнители, — согласился О'Кейли. — Но чтобы лучше исполнять порученное, необходимо быть в курсе большой политики и действовать наверняка, со знанием дела.
   — Вероятно, вы правы, хотя должен вам заметить, что никогда не интересовался политикой и вот все же добился в жизни кое-чего! — улыбнулся Василий.
   — Времена были другие!
   — Возможно… В чем же суть этой большой политики, если, конечно, не секрет?
   — Секрета никакого нет. Просто наши государственные деятели считают, что Германия — единственная реальная сила в Европе, могущая помешать распространению коммунизма. Следовательно, Америка заинтересована в укреплении позиции Гитлера. Разумеется, до каких-то пределов!..
   — Кто может определить их? — спросил Василий.
   О'Кейли молча развел руками…
   За два дня до отъезда Василий попросил своего юрисконсульта поехать в Гамбург, забронировать там в гостинице хороший номер и постараться выяснить, с кем из чиновников таможни Гамбургского порта можно найти общий язык. Василий был уверен, что Глауберг успешно справится с этим деликатным поручением. Несмотря на свою медлительность и флегматичность, он оказался проницательным и ловким юристом, — во всяком случае, отлично разбирался в обстановке, умел при случае использовать и человеческие слабости…
   Вечером Василий позвонил Веберу и сказал, что миссис Марианна и он будут рады предложить госпоже и господину Веберу у себя в особняке чашку чая. О госпоже Вебер было сказано из того расчета, что если телефонный разговор подслушают, то гестаповцы узнают, что мистер Кочек не настолько близок с Вебером, чтобы знать, женат он или нет.
   — К сожалению, я холост, — ответил Вебер.
   — Мы рады будем видеть вас у себя!
   Вебер спросил адрес, хотя отлично знал его, и приехал около восьми часов. Предстоял откровенный разговор, и Лиза, зная об этом, под благовидным предлогом вышла из гостиной.
   — Дорогой Вебер, мне кажется, настало время поговорить нам с вами совершенно откровенно, — начал Василий, как только они остались вдвоем. — Прежде всего хочу сообщить вам, что я никакой не словак и не американец, тем более не коммерсант по призванию. Но, будучи решительным врагом фашизма, помогаю и впредь буду помогать всем борющимся с фашизмом, независимо от их убеждений и политических взглядов. Надеюсь, в этом наши интересы полностью совпадают. До сих пор я не спрашивал вас о ваших политических убеждениях, не интересовался также и целями, которых вы добиваетесь здесь, в Германии. Перед нами стоит главная и единственная задача — всеми силами бороться против фашизма. Раз это так, давайте заключим союз, объединим наши усилия… Согласны со мной?
   — Вполне, — ответил Вебер, внимательно слушавший Василия.
   — В таком случае разрешите задать вам несколько вопросов и кое-что уточнить. Разумеется, вы ответите на них только в том случае, если сочтете возможным.
   — Пожалуйста…
   — Хорошо ли проверены антифашисты-подпольщики, действующие с вами?
   — В настоящее время нас наберется человек тридцать — тридцать пять, если учесть и сочувствующих. Мы из осторожности задерживаем рост нашей организации, — при желании могли бы значительно расширить ее. В Германии антифашистов немало… Мы все давно знаем друг друга и стараемся не допускать в свою среду случайных людей…
   — Есть ли у вас четко выработанная программа или конкретные цели, которых вы добиваетесь?
   — Программы у нас нет, а наша цель — уничтожить диктатуру Гитлера и национал-социалистов, восстановить в Германии демократические порядки.
   — Разрешите узнать, в каких политических партиях состояли раньше члены вашей организации?
   — Я вынужден огорчить вас: среди нас нет ни коммунистов, ни социалистов. Впрочем, нам известно, что существует еще одна подпольная антифашистская организация, состоящая из коммунистов и социал-демократов. Она, по-видимому, больше нашей, в ней много рабочих… Может быть, вам желательно связаться именно с той группой и работать с ними? Если так, скажите мне откровенно, и я постараюсь найти пути к ним…
   — Нет, друг мой, такая постановка вопроса сама по себе неправильна, — не мне работать с ними, а вам, вашей группе. Распыляя силы, которых и так мало, вы ничего не добьетесь. Вам нужно понять еще и то обстоятельство, что сегодня успешно бороться с фашизмом без коммунистов невозможно. Позвольте дать вам дружеский совет: установите контакт с той группой и хотя бы координируйте свои действия, если не хотите объединяться с ними и желаете сохранить организационную самостоятельность.
   — Лично я считаю, что вы правы. Но прежде чем принять решение, мне нужно посоветоваться с друзьями. Думаю, что они тоже поймут целесообразность контакта с той группой подпольщиков, — такая мысль у нас уже возникала. В то же время считаю своим долгом предупредить вас заранее, что наши не пойдут на объединение: мы преследуем разные цели!..
   — Это называется делить шкуру неубитого медведя… Вы сперва победите фашизм, а потом уж говорите о конечных целях. Впрочем, дело ваше!.. Мне хотелось бы посоветовать вам — до мельчайших подробностей продумать методы конспирации и четкую организацию работы вашей группы, с таким расчетом, чтобы, в случае провала одного звена, уцелели другие. И наконец, еще одно — для успешной борьбы с национал-социалистами нужно быть в курсе их планов, ближних и дальних, во всех аспектах — внутренних и внешних, политических и экономических. А для этого необходимо располагать широкой информацией. Постарайтесь иметь своих людей везде, где только представится возможность, — в окружении Гитлера, Геббельса, Геринга, Гесса, Розенберга, Бормана и других главарей фашистов, в генеральном штабе и гестапо, в министерстве иностранных дел, в правлении банка и в полицейском участке… Я понимаю, достигнуть этого невозможно в один или два дня, нужно время и терпение. Но если вы хотите бороться с фашистами всерьез, необходимо набраться терпения, ни в чем не допускать поспешности, рисковать только в случае крайней необходимости. В деле расстановки людей вы можете пользоваться моей помощью и моими деньгами. Но помощь должна быть взаимной: вы, в свою очередь, должны делиться со мной добытой информацией. Обещаю вам, что то же самое буду делать и я. Подумайте обо всем, что я вам сказал. После моего возвращения из Гамбурга мы снова встретимся и уточним детали нашей совместной работы.
   — Когда вы предполагаете вернуться?
   — Через неделю, самое позднее через десять дней. Дам вам знать, как только вернусь.
   — Хорошо, к тому времени я тоже кое-что подготовлю… Да, я нашел для вас подходящего сторожа-садовника, — сказал Вебер.
   — Кто он?
   — Хороший садовник и убежденный антифашист. Умный, осторожный человек. Он ничего не будет знать о вас, кроме того, что вы обыкновенный денежный мешок… Во всяком случае, я старался внушить ему это. Если вы согласитесь нанять его, он переедет с семьей к вам в сторожку и, по возможности, будет красть у вас бумагу…
   — Что ж, пришлите его ко мне хоть завтра.
   — Я советую вам прибегнуть к другому, более сложному, но зато совершенно безопасному способу: дайте объявление в вечерней газете, что вам требуется садовник-сторож. В числе других, желающих занять эту должность, придет и мой знакомый, вы его и выберете. Фамилия у него самая простая — Мюллер!..

 

 
   Гамбург — морские ворота Германии — показался Василию и Лизе более оживленным и веселым, чем Берлин. Порт и все, что было связано с ним, накладывало своеобразный отпечаток на жизненный уклад этого большого города. На каждом шагу встречались иностранцы, матросы из самых отдаленных уголков земли. Каждый второй гамбуржец знал хоть один иностранный язык. В Гамбурге сосредоточилось множество увеселительных заведений, публичных домов, нравы здесь были проще, чем в других городах Германии. В ресторанах кормили лучше — подавали отлично приготовленную рыбу, мясо. В магазинах тоже было больше продовольственных и других товаров, чем в столице. В Гамбурге в невиданных размерах процветала спекуляция, — на черном рынке можно было купить все что угодно, начиная от потребительских товаров и кончая иностранной валютой, золотом и драгоценными камнями. В этом шумном многоязычном городе дышалось как-то свободнее.
   Глауберг встретил патрона с женой на вокзале и повез их в лучшую гостиницу под названием «Гамбург», где был забронирован трехкомнатный люкс.
   Было еще рано, и, чтобы не терять драгоценное время, Василий быстренько привел себя в порядок и отправился к американскому консулу.
   Мистер Меллон, немолодой американец с седеющими висками, оказался в высшей степени любезным, неглупым человеком. Он объяснил, что местная обстановка мало чем отличается от той, которая господствует ныне во всей стране, — те же фашисты с их крикливой демагогией… Что касается человека для постоянного представительства фирмы, то у него есть на примете один немец, и, если мистер Кочек скажет, где он будет завтра в одиннадцать утра, человек этот явится к нему с запиской консула.
   — Кто такой он, этот немец, — внушает ли он доверие? Я хочу сказать, не связан ли он с нацистами? — спросил Василий.
   — Ах, дорогой мой! Разве сейчас можно разобраться, кто из немцев внушает доверие, а кто нет? Все они, в той или иной степени, заражены шовинизмом и, как только выпьют кружку пива, горланят, что Германия превыше всего!.. Человек, которого я собираюсь вам рекомендовать, кажется вполне приличным, а там кто знает, что у него на душе. Поговорите с ним поподробнее, выясните все, что вас интересует, — посоветовал консул.
   — Очень вам признателен, пусть придет ко мне в гостиницу часам к десяти… Мне хотелось бы спросить вас еще об одном деликатном деле. Не скажете ли вы мне, что из себя представляют здешние таможенные чиновники?