Страница:
Полк мы поднимали вместе, что, надо полагать, стало неплохой школой для Старикова. А через полгода, по нашему ходатайству, комбат Стариков был назначен моим заместителем. И уже навсегда связал свою судьбу с Красной Армией. В годы Великой Отечественной войны генерал-лейтенант Стариков командовал армией. Его имя мне не раз встречалось в приказах Верховного, а ведь тогда, в 1928-м, висел на волоске. Кто знает, как сложилась бы его судьба, поступи я иначе. И вряд ли догадывался мой комбат, что своей военной карьерой он обязан Ленину, его мудрому совету.
Я не случайно привел эти примеры. Каждый раз, в каждом конкретном случае в Ленине открывались какие-то новые черты его нравственного облика. Вернее, он был все тем же, а сам я становился иным.
Тут надо бы рассказать еще об одной встрече. Впрочем, XXV съезд КПСС, в работе которого я принимал участие, оказался для меня вообще удивительно щедрым. Этаким путешествием в будущее и одновременно в прошлое - в далекую молодость и в зрелость.
На съезде с отчетным докладом выступал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев. Как известно, в годы войны он возглавлял политотдел 18-й армии. В составе этой армии вверенная мне 138-я Карпатская Краснознаменная стрелковая дивизия шла на запад, освобождала от фашистской нечисти Карпаты.
А в один из дней работы съезда перед трупной делегатов выступил генеральный конструктор танков - создатель легендарной тридцатьчетверки. За несколько лет до начала Великой Отечественной, когда танк, вписавший столько памятных страниц в нашу победу, лишь рождался, мы часто встречались с ним по службе. И вот новая встреча - почти сорок лет спустя.
В перерыве между заседаниями подошел ко мне председатель Самаркандского областного Совета депутатов. Оказалось, Амракулов, мой знакомый по двадцатым годам. Вспомнили Самарканд тех лет, тогда первую столицу Советского Узбекистана... Третий съезд большевиков молодой республики - мы были делегатами съезда.
Но самая, удивительная встреча была впереди. Накануне заключительного заседания; подходит ко мне мой сослуживец по Прикарпатскому округу:
- Тут один товарищ хочет с тобой познакомиться. Узнал, что ты служил в САВО (Среднеазиатский военный округ), с басмачами воевал. Он тоже бывал в тех местах.
И представляет мне генерала армии - человека огромного роста, богатырского сложения. Лященко Николай Григорьевич.
- Где же, - спрашиваю, - начинали?
- Коканд, Чирчик. Красноармеец Четвертого Краснознаменного полка второй дивизии. Тысяча девятьсот двадцать восьмой год.
- Командира, - еле сдерживаю улыбку, - помните?
- Комполка у нас был геройский. Говорили: из питерских, всю гражданскую прошел. И фамилию помню. Очень распространенная фамилия - Васильев.
Тут мой приятель рассмеялся:
- Генерал армии, а командира своего не узнаешь. Вот он перед тобой, твой комполка.
Что тут было! Сгреб меня в свои объятия генерал Лященко. Пошли воспоминания. И подумалось: самое, пожалуй, удивительное, что во всем этом ничего удивительного нет. Скорее - закономерность.
Пора, однако, возвратиться в предгрозовой апрель 17-го года.
Какими были те первые, самые первые впечатления от статьи "Интернационал молодежи"?
Такими, будто Ильич обращался не к одному, а к двум Васильевым. Один фронтовик, путиловец, опытный, как я тогда считал, солдат революции (в группе по охране ЦК были мои ровесники и люди чуть ли не вдвое старше своего командира), - значит, сам наставник, воспитатель. Другой - только что вышедший из юношеского возраста, член Союза социалистической рабочей молодежи, сам - я не мог это не сознавать - объект воспитания. И это вызывало даже какой-то внутренний протест. Хотелось скорее почувствовать себя совсем взрослым, ни в каком воспитании не нуждающимся. Только с годами пришло понимание: воспитание - две стороны одной медали: нельзя успешно воспитывать других, не воспитывая самого себя.
Но уже тогда, прочитав ленинскую статью, я сделал один чрезвычайно важный для себя вывод: ошибка ошибке рознь. Одно дело - сознательно сбивающие пролетариат с толку лидеры меньшевиков, другое - теоретическая путаница в не очень-то зрелых мозгах моего дружка из слесарного цеха. Не отталкивать молодежь, а, опровергая, разъясняя ошибки и заблуждения, изо всех сил искать соприкосновения, сближения, живого контакта с организациями молодежи.
В статье Ленина я, помимо всего этого, искал ответ на вопрос, который все еще оставался открытым, нерешенным. Как выступать молодежи - членам Союза - на Первомайской демонстрации? Вместе со всеми или своей, отдельной колонной? Пусть увидит Временное правительство: социалистическая рабочая молодежь - самостоятельная сила.
Я придерживался именно такого мнения и обрадовался, прочитав у Ленина: "...за организационную самостоятельность союза молодежи мы должны стоять безусловно и не только вследствие того, что этой самостоятельности боятся оппортунисты, а и по существу дела. Ибо без полной самостоятельности молодежь не сможет ни выработать из себя хороших социалистов ни подготовиться к тому, чтобы вести социализм вперед"{47}.
В точно назначенное время, как было договорено, я снова зашел к В. И. Невскому. Застал С. В. Косиора, А. Е. Васильева, председателя завкома путиловцев, и Васю Алексеева, молодого большевика, общепризнанного вожака молодежи нашего района.
Вася Алексеев - мы познакомились накануне моего ареста в 1916 году был наш, до корней волос наш, питерский, нарвский. Родился и вырос на самой окраине заставы. По годам почти мой ровесник, а по опыту подполья, по грамотности революционной значительно старше. Врожденный организатор. К нему, где бы он ни работал, всегда тянулись подростки, сверстники и ребята постарше, пожилые рабочие называли его "сынок", вкладывая в это слово всю суровую нежность пролетария.
Общительный, жизнерадостный, он мог в самую трудную минуту поднять настроение заразительной улыбкой, коротким "не унывай". Для нас был он еще ходячей энциклопедией. Когда ни встретишь - карманы у него всегда набиты газетами, брошюрами. Меня удивляло, зачем молодому рабочему столько газет, нередко - буржуазного толка.
Помнится, незадолго до февральских событий я спросил его об этом.
- Эх, ты, святая простота. Во-первых, врага своего надо знать, а во-вторых, - конспирация. Если задержат, вряд ли заподозрят во мне большевика.
Словом, я очень обрадовался, встретив у Невского Васю Алексеева. Вместе отправились к Владимиру Ильичу.
Ленин сидел за маленьким столиком, что-то писал. Увидел нас, поднялся, вышел навстречу. С каждым тепло поздоровался за руку. Сразу заговорил о молодежных собраниях и конференциях, которые только что прошли по всем районам Питера.
- К сожалению, - добавил Ильич, - кое-где стихийно, неорганизованно, что, конечно, оказалось на руку нашим противникам.
И тут же забросал нас вопросами: во всех ли цехах, участках на Путиловском прикреплены коммунисты к молодежным группам? Велико ли на заводе влияние меньшевиков, эсеров, анархистов? Владимир Ильич при этом напомнил, что в настоящий момент анархические идеи о немедленной отмене государства, абсолютной свободе личности от всего и вся могут среди определенной части молодежи найти отклик.
Всякие попытки придать анархизму социалистическую, революционную окраску крайне вредны. Надо совершенно четко объяснить нашим молодым товарищам: социалистическая революция, разрушая старый государственный аппарат, не отменяет государство. Оно будет использовано для переходной формы от капитализма к социализму. Такой переходной формой станет диктатура пролетариата.
Интересовало Ленина и то, какие конкретные формы организации молодежи возникли после Февраля на Путиловском заводе, на заводе "Розенкранц". Особое внимание уделил вопросам, предложениям молодых рабочих.
Когда Алексеев назвал среди выступивших на конференции Нарвско-Петергофского района особо активных меньшевиков, эсеров и анархистов, Ильич поинтересовался, где и кто избрал их делегатами. Оказалось, все, за исключением одного, явились на конференцию самозванцами. Ленин ничего не сказал, только укоризненно посмотрел на Невского и Косиора: дескать, такие опытные работники и такая неорганизованность.
Кто-то из нас заговорил о большом заводском митинге молодежи, который незадолго до этого состоялся в одном из цехов Путиловского завода. Присутствовало на митинге около трех тысяч человек. Обсуждали решение районной молодежной конференции. Во многих выступлениях ясно и отчетливо поддерживалась идея организации Социалистического союза рабочей молодежи.
Участники митинга решительно требовали, чтобы совершеннолетний возраст считался не с 21, а с 18 лет, дабы молодежь не была лишена права служить революции, участвовать в выборах. Обсуждался и вопрос об участии молодежи в Первомайской демонстрации.
Сообщение о митинге, по просьбе Владимира Ильича, делал Алексеев. Я дополнял. Под конец спросил:
- Как же нам быть на Первомайской демонстрации? Насколько я понял из статьи товарища Ленина, он за организационную самостоятельность молодежи. Вот пусть и будет отдельная колонна.
Ленин поинтересовался, какую статью я имею в виду. Услышав ответ, утвердительно кивнул головой. Сказал, что, на его взгляд, молодежи можно и даже следует выступать отдельной колонной. Не нужно только путать организационную самостоятельность с обособленностью.
Организационная самостоятельность необходима, а полная обособленность молодежи от взрослых рабочих - тем более на первой в истории России легальной Первомайской демонстрации - вредна. Пусть и молодые, и старшие выступают, хоть и своими колоннами, но дружно, сплоченно. Чтобы все видели, сознавали: пролетарское братство крепче любого богатства. Молодые рабочие совсем недавно проявили чудеса пролетарского героизма, свергая ненавистное самодержавие. Им придется в близком, совсем близком, обозримом будущем снова проявить чудеса такого же героизма для свержения власти помещиков и капиталистов, ведущих империалистическую войну. Только сплоченным пролетариат в грядущей социалистической революции добьется победы.
Таким примерно был ход мысли Владимира Ильича.
- Надо бить в одну точку, - говорил Владимир Ильич. - Рабочая молодежь не заинтересована в войне. Но еще сильно влияние традиций, обмана. Первое мая - праздник международной солидарности трудящихся, и лозунг борьбы за мир, против империалистической войны должен быть на первом месте. У молодежи много энергии, но нет еще политического опыта. Отсюда задача - длительное разъяснение до демонстрации и после. Мы против принципиальных уступок, но к допускающей ошибки, колеблющейся молодежи нельзя подходить как к социал-шовинистам. Максимум такта, терпения. Не уходить от острых вопросов, не прятаться за частокол слов, давать конкретные ответы.
Пусть молодой рабочий задумается. Может ли Временное правительство, защищающее интересы толстосумов, дать народу мир, хлеб - голодным, землю крестьянам, дворцы и особняки аристократов - детям рабочих? А если не может, то кто же? Только собственной пролетарской рукой можно разрушить мир насилия, социальной несправедливости.
Так или примерно так говорил Ильич.
Это был наглядный урок конкретной, живой пропаганды - программа действий для молодежных союзов.
...Когда мы уходили, Ленин, прощаясь, задержал руку Васильева-старшего. Указав на меня, улыбаясь, спросил:
- Братья?
- Все мы, рабочие, братья, - ответил Антон Ефимович. - А если точнее, Владимир Ильич, то и род у нас один - Васильевский, И выходит - племяш он мне. А я ему - дядя.
Первомай семнадцатого
Впервые... Под чьими лозунгами? "Наши взгляды". Митинг на Марсовом поле. Иначе не могло быть. Нота Милюкова, Ответ путиловцев. Не выпуская из рук... Сговор. Что задумали меньшевики, и что из этого вышло. Грозное предупреждение.
Весной семнадцатого года многое происходило впервые. 18 апреля (1 мая по новому стилю) пролетариат Петрограда впервые открыто праздновал свой Первомай. К празднику труда и международной солидарности мы готовились долго и тщательно. На Путиловском заводе горячо обсуждались боевые лозунги, собирались деньги на изготовление знамен, транспарантов. Разучивались песни. Каждый цех создавал к празднику свой хор. Вся эта кропотливая работа: какой лозунг выбрать, какую песню разучить, как выступать молодежи - в общей или своей колонне - проходила в обстановке острой борьбы с меньшевиками, эсерами, анархистами за влияние на массы.
Выполняя поручения старшего группы по охране В. И. Ленина и членов ЦК, я не забывал и о нашей районной дружине, о родном Путиловском заводе. Накануне Первомая почти ежедневно наведывался за Нарвскую заставу.
День 18 апреля выдался ясный, солнечный, как по заказу. С утра мощные колонны рабочих, солдат потянулись по Петергофскому шоссе через весь город к Марсову полю. Накануне солдат-самокатчик Измайловского полка привез пачку газет, еще пахнущих свежей краской. Это были первомайские номера "Правды" и "Солдатской правды". В "Правде" - статья за подписью Ленина "Наши взгляды".
"Наши взгляды" - спокойный, выдержанный ответ на резолюцию Исполнительной комиссии Совета солдатских депутатов о "пропаганде так наз. ленинцев..., не менее вредной, чем всякая контрреволюционная пропаганда справа".
Владимир Ильич полностью перепечатал резолюцию Исполнительной комиссии, считая "полезным разбор ее по существу".
В день Первомая Ленин нашел необходимым еще раз четко, недвусмысленно изложить взгляды, позицию большевиков и их противников.
В чем суть отличия, суть разногласий, не замечаемых эсеро-меньшевистским Советом?
Правые - за власть монарха.
Капиталисты - за власть капиталистов (Временное правительство и есть правительство капиталистов).
А большевики?
- Мы, - разъясняет Владимир Ильич, - хотим убедить большинство народа, что власть должна быть только у Советов рабочих, солдатских и других депутатов.
Отношение к земле, власти, Временному правительству и войне - вот соль, существо главных разногласий.
Номера "Правды" со статьей Ленина передавались из рук в руки, пока мы собирались, строились в ряды, колонны. Я тоже успел ее бегло просмотреть и заметил, как жадно набрасываются читатели на вторую часть статьи, написанную в несколько необычной форме вопросов и ответов.
В своих речах, выступлениях Владимир Ильич часто прибегал к этому испытанному, в его применении всегда безотказному приему. Из множества вопросов он, отсеивая второстепенные, отбирал самые важные, жгучие, действительно волнующие абсолютное большинство народа. Никогда не выступал по пустякам. Никогда не уходил от трудных, сложных, запутанных, острых вопросов - и ответы его, отличающиеся неизменной содержательностью, огромным убеждением, всегда попадали в цель. Так было и в этот раз.
Мы вышли на Первомайскую демонстрацию с лозунгами, призывающими к немедленному справедливому миру "без аннексий и контрибуций". А нам говорили: "Хорошо. Вы за немедленный мир. И этот долгожданный мир народам может дать только власть народа, то есть Советы. А как быть, если в России власть перейдет в руки Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а в Германии такой революции не произойдет, если у власти там останутся Вильгельм и немецкие Путиловы, заинтересованные в продолжении войны? Как быть тогда?"
И как на деле (провозглашать лозунги легко!) добиться мира, если невозможно кончить проклятую войну простым втыканием штыков в землю?
Именно эти вопросы, пусть несколько по-иному, прозвучали в "Наших взглядах". И ответы Ильича, прямые и ясные, передавались, пока мы шли через весь город, Невский проспект, Дворцовую площадь, из уст в уста.
Во главе колонны - Петергофский районный Совет рабочих и солдатских депутатов. За ним - наша дружина. Мы шли, держа винтовки и карабины "на плечо".
Первомай принес немало огорчений соглашателям. Вожаки меньшевиков и эсеров вышли на демонстрацию с мрачными лицами, темнее тучи. С красных знамен, с импровизированных трибун, возникших на всех улицах, перекрестках, площадях Петрограда, звучали в этот день большевистские лозунги: "Вся власть Советам!", "Да здравствует 1 Мая!", "Да здравствует Интернационал!", "Мир без аннексий и контрибуций!", "Да здравствует социализм!", "Долой войну!", "Да здравствует социалистическая революция!"
...Вот и Марсово поле. Море людей и море знамен. Преобладает один цвет - цвет революции. Колышутся, плещутся красные волны. Трибуны среди них, как маленькие островки. Я присоединяюсь к своей группе. Вслед за Л. Федоровым - он врезается в толпу, как ледокол, - пробиваюсь к трибуне, вокруг которой людское море бурлит с особой силой.
- Да здравствует Ленин!
- Вождю мирового пролетариата ура!
На трибуне - Ленин. На его пиджаке - красный бант. Кепка - в руке. Кивает кому-то, улыбается. Добрые морщинки, расходящиеся от его глаз, делают эту улыбку особенно праздничной и счастливой. Он начинает свою речь и с глубоким волнением говорит, что в этот день международной пролетарской солидарности рабочие и солдаты Петрограда протягивают руку дружбы трудящимся всего мира. Лозунг "Пролетария всех стран, соединяйтесь!", провозглашенный Марксом и Энгельсом, сегодня, продолжает Ильич, облетит весь шар земной, объединит трудящихся многих стран, и прежде всего воюющих, в их справедливой борьбе за мир и социализм.
Он кончил призывом: "Да здравствует мир! Да здравствует социалистическая революция!" В тот же день с речью о значении праздника 1 Мая и задачах русской революции Владимир Ильич выступил и на Дворцовой площади.
До поздней ночи продолжалось первомайское торжество. Из центра наши колонны снова хлынули на Петергофское шоссе. На Нарвской площади праздник расцвел песнями, танцами. Началось что-то вроде первого смотра народной художественной самодеятельности. Откуда-то появился полковой оркестр. Под духовую музыку дело пошло еще веселее. Да иначе и не могло быть: ведь пролетариат праздновал Первомай, не боясь полиции, жандармов, ищеек, не прячась по лесам и болотам.
Праздник попыталась нарушить группка анархистов. Узнавали мы их легко. Вооружены с головы до ног. Маузеры на боку, гранаты за поясом, винтовки за плечами. Некоторые молодчики щеголяли во флотских тельняшках, другие почему-то в охотничьих сапогах, в черных плащах и широкополых шляпах.
Мы знали, что среди анархистов немало темных личностей, а то и просто уголовных элементов, вылущенных из тюрем после февральских событий, и держали ухо востро. Любые попытки с их стороны провоцировать толпу на беспорядки, погромы винных погребов, магазинов тут же пресекались. Стоило появиться красногвардейскому патрулю - и "герои" в таинственных черных плащах мгновенно ретировались. Праздник все же удалось омрачить, но не анархистам, а Временному правительству. Нотой Милюкова от 18 апреля оно заверяло Англию и Францию, что Россия, "верная своим союзническим обязательствам, будет воевать до конца".
Поднялась волна народного возмущения. Утром 20 апреля в районную дружину пришел член Нарвского райкома Смолин, передал распоряжение: вся дружина после обеденного перерыва должна явиться на Путиловский завод: возможно, будет демонстрация. В ответ на наши тревожные расспросы Смолин пересказал текст ноты. На всех она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Теперь карты Временного правительства были раскрыты, все точки над "i" поставлены.
Мы отправились на завод. Мастерские, узнав о ноте Милюкова, немедленно прекратили работу. Начались стихийные митинги. "Нас обманывают! Не надо войны до победы. Пора отправить на свалку тайные договора, заключенные Николаем Кровавым с западными империалистическими хищниками. Нам нужен честный, демократический мир - мир без аннексий и контрибуций. Долой грабительскую войну!" - гневно взывали с трибуны ораторы, и этот крик души подхватывали тысячи и тысячи рабочих.
Митинг продолжался почти до полуночи. Постановили: поддержать призыв большевистской партии и завтра всем цехам, мастерским завода выйти на демонстрацию в знак протеста против грабительской, захватнической политики Временного правительства.
Рабочие были крайне возмущены нотой и резко выступили против продолжения войны. Это, пожалуй, был один из немногих митингов, на котором меньшевики и эсеры не рискнули выступить со своей болтовней, никто не прибыл и от эсеро-меньшевистского руководства Совета.
На второй день, 21 апреля, в 9 часов утра мы были уже на заводе. По мастерским, цехам снова прокатились митинги. Рабочие выступали с резкой критикой Временного правительства, целиком поддерживали предложения партии большевиков. Даже в лафетной мастерской, где еще вчера сомневались в правоте большевиков, рабочие вынесли самую боевую резолюцию против войны, за власть Советов: "Раз Временное правительство не считается с усмотрениями и постановлениями Совета солдатских и рабочих депутатов, то и не может быть ему поддержки. И требуем от Совета рабочих и солдатских депутатов, чтобы он немедленно отстранил от власти Временное правительство и взяли власть в свое распоряжение... Мы, рабочие означенной мастерской, только и можем доверять Совету, куда входят наши представители, и признаем только одну власть: Совет рабочих и солдатских депутатов"{48}.
"Мы имеем все основания, - писал 20 апреля В. И. Ленин, - благодарить господ Гучкова и Милюкова за их ноту, напечатанную сегодня во всех газетах"{49}. Нота открыла глаза многим обманутым рабочим, подтвердила правоту и прозорливость партии большевиков.
* * *
Теперь слова "Вся власть Советам!" звучат в речах большевиков и сочувствующих им беспартийных повсеместно. За один день лозунг большевиков стал знаменем сплочения рабочих Путиловского в других заводов Петрограда.
К вечеру путиловцы вышли на демонстрацию протеста. Районная и заводские дружины шли в голове колонны и окружали ее цепью по бокам на всю глубину с обеих сторон. Впереди весь состав райкома партии, возглавляемый тов. Петерсоном, К путиловцам присоединились "Треугольник", Франко-Русский (ныне Адмиралтейский) и другие заводы. Знамена, транспаранты, плакаты взывали: "Немедленный мир без аннексий и контрибуций!", "Да здравствует социализм!", "Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов!", "Долой империалистическую войну!", "Долой Милюкова, Гучкова!", "Мы не хотим войны!" Колонны повернули на Невский и дальше - на Петроградскую сторону к особняку Кшесинской, где помещался Петербургский комитет большевиков.
Но случилось непредвиденное. Колонны растянулись. Когда последние ряды демонстрантов подошли к Садовой, на них из засады налетели юнкера. Отрезали знаменосцев. На какое-то мгновение мелькнуло передо мной лицо Паши Селезнева. Юнкера, окружив молодого путиловца, коршунами бросились на красный стяг. Паша дрался, как лев, не выпуская из рук древко. Мы бросились к нему на помощь, но опоздали. Селезнев был убит выстрелом в упор. Еще теснее сомкнув свои ряды, мы оттеснили юнкеров. Но тут совсем рядом засвистели, зацокали по мостовой пули. Стреляли по нашей колонне откуда-то сверху. Не то с крыши дома, не то из окон редакции черносотенной газеты "Вечернее время".
Залегли. Командир дружины Михаил Войцеховский что-то сказал Семенюку. Один за другим стали подниматься бойцы его группы. Перебежками достигли дома я вскоре исчезли в подъезде.
Снова зазвучал голос командира:
- Не стрелять! Это провокация!
Мы поворчали, но приказ выполнили.
Стрельба из засады продолжалась, пули рикошетом отскакивали от булыжников, поражая людей. Демонстранты и толпы любопытных на тротуарах быстро рассеялись по близлежащим улицам, дворам. На мостовой остались убитые, раненые. Группе Семенюка все же удалось добраться до цели. И полетели с крыши провокаторы, сраженные меткими выстрелами.
За Нарвскую заставу мы возвращались ночью. Люди были уже не такими, какими выходили на демонстрацию. Не только возмущение и гнев обуяли рабочих. Они многому научились. Я не раз потом убеждался: никогда не учатся так быстро, успешно, как в дни революционных схваток. Вот когда полностью оправдывается пословица: не битый - серебряный, битый - золотой.
Нота Милюкова развеяла остатки надежд, иллюзий относительно "миролюбия", "стремления к справедливому миру" Временного правительства: юнкерские пули, предательские залпы показали звериный оскал контрреволюции, ударили по наивной вере в буржуазную демократию и "свободу". В этот день, стоивший недель и месяцев борьбы, многие рабочие крепко-накрепко усвоили простую мысль Ленина, которую так часто слышали от большевистских агитаторов, пропагандистов: надеяться только на свою организацию, свое объединение, свое вооружение.
В том, насколько глубоко понят ленинский урок, мы могли убедиться уже в первые дни после описанных событий. Резко усилился приток рабочих в дружины и сотни Красной гвардии. Увеличилась и моя инструкторская нагрузка: желающих поближе познакомиться с товарищем "максимом" становилось все больше и больше.
Явно на спад пошли среди рабочих акции меньшевиков и эсеров - этих "единственных, истинных защитников революции и народа". Их ответом на ноту Милюкова и провокации, наглые вылазки контрреволюции стало новое, более тесное сближение с Временным правительством. "Блудливы, что кошки, а трусливы, что зайцы", - говорили о них рабочие.
Я не случайно привел эти примеры. Каждый раз, в каждом конкретном случае в Ленине открывались какие-то новые черты его нравственного облика. Вернее, он был все тем же, а сам я становился иным.
Тут надо бы рассказать еще об одной встрече. Впрочем, XXV съезд КПСС, в работе которого я принимал участие, оказался для меня вообще удивительно щедрым. Этаким путешествием в будущее и одновременно в прошлое - в далекую молодость и в зрелость.
На съезде с отчетным докладом выступал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев. Как известно, в годы войны он возглавлял политотдел 18-й армии. В составе этой армии вверенная мне 138-я Карпатская Краснознаменная стрелковая дивизия шла на запад, освобождала от фашистской нечисти Карпаты.
А в один из дней работы съезда перед трупной делегатов выступил генеральный конструктор танков - создатель легендарной тридцатьчетверки. За несколько лет до начала Великой Отечественной, когда танк, вписавший столько памятных страниц в нашу победу, лишь рождался, мы часто встречались с ним по службе. И вот новая встреча - почти сорок лет спустя.
В перерыве между заседаниями подошел ко мне председатель Самаркандского областного Совета депутатов. Оказалось, Амракулов, мой знакомый по двадцатым годам. Вспомнили Самарканд тех лет, тогда первую столицу Советского Узбекистана... Третий съезд большевиков молодой республики - мы были делегатами съезда.
Но самая, удивительная встреча была впереди. Накануне заключительного заседания; подходит ко мне мой сослуживец по Прикарпатскому округу:
- Тут один товарищ хочет с тобой познакомиться. Узнал, что ты служил в САВО (Среднеазиатский военный округ), с басмачами воевал. Он тоже бывал в тех местах.
И представляет мне генерала армии - человека огромного роста, богатырского сложения. Лященко Николай Григорьевич.
- Где же, - спрашиваю, - начинали?
- Коканд, Чирчик. Красноармеец Четвертого Краснознаменного полка второй дивизии. Тысяча девятьсот двадцать восьмой год.
- Командира, - еле сдерживаю улыбку, - помните?
- Комполка у нас был геройский. Говорили: из питерских, всю гражданскую прошел. И фамилию помню. Очень распространенная фамилия - Васильев.
Тут мой приятель рассмеялся:
- Генерал армии, а командира своего не узнаешь. Вот он перед тобой, твой комполка.
Что тут было! Сгреб меня в свои объятия генерал Лященко. Пошли воспоминания. И подумалось: самое, пожалуй, удивительное, что во всем этом ничего удивительного нет. Скорее - закономерность.
Пора, однако, возвратиться в предгрозовой апрель 17-го года.
Какими были те первые, самые первые впечатления от статьи "Интернационал молодежи"?
Такими, будто Ильич обращался не к одному, а к двум Васильевым. Один фронтовик, путиловец, опытный, как я тогда считал, солдат революции (в группе по охране ЦК были мои ровесники и люди чуть ли не вдвое старше своего командира), - значит, сам наставник, воспитатель. Другой - только что вышедший из юношеского возраста, член Союза социалистической рабочей молодежи, сам - я не мог это не сознавать - объект воспитания. И это вызывало даже какой-то внутренний протест. Хотелось скорее почувствовать себя совсем взрослым, ни в каком воспитании не нуждающимся. Только с годами пришло понимание: воспитание - две стороны одной медали: нельзя успешно воспитывать других, не воспитывая самого себя.
Но уже тогда, прочитав ленинскую статью, я сделал один чрезвычайно важный для себя вывод: ошибка ошибке рознь. Одно дело - сознательно сбивающие пролетариат с толку лидеры меньшевиков, другое - теоретическая путаница в не очень-то зрелых мозгах моего дружка из слесарного цеха. Не отталкивать молодежь, а, опровергая, разъясняя ошибки и заблуждения, изо всех сил искать соприкосновения, сближения, живого контакта с организациями молодежи.
В статье Ленина я, помимо всего этого, искал ответ на вопрос, который все еще оставался открытым, нерешенным. Как выступать молодежи - членам Союза - на Первомайской демонстрации? Вместе со всеми или своей, отдельной колонной? Пусть увидит Временное правительство: социалистическая рабочая молодежь - самостоятельная сила.
Я придерживался именно такого мнения и обрадовался, прочитав у Ленина: "...за организационную самостоятельность союза молодежи мы должны стоять безусловно и не только вследствие того, что этой самостоятельности боятся оппортунисты, а и по существу дела. Ибо без полной самостоятельности молодежь не сможет ни выработать из себя хороших социалистов ни подготовиться к тому, чтобы вести социализм вперед"{47}.
В точно назначенное время, как было договорено, я снова зашел к В. И. Невскому. Застал С. В. Косиора, А. Е. Васильева, председателя завкома путиловцев, и Васю Алексеева, молодого большевика, общепризнанного вожака молодежи нашего района.
Вася Алексеев - мы познакомились накануне моего ареста в 1916 году был наш, до корней волос наш, питерский, нарвский. Родился и вырос на самой окраине заставы. По годам почти мой ровесник, а по опыту подполья, по грамотности революционной значительно старше. Врожденный организатор. К нему, где бы он ни работал, всегда тянулись подростки, сверстники и ребята постарше, пожилые рабочие называли его "сынок", вкладывая в это слово всю суровую нежность пролетария.
Общительный, жизнерадостный, он мог в самую трудную минуту поднять настроение заразительной улыбкой, коротким "не унывай". Для нас был он еще ходячей энциклопедией. Когда ни встретишь - карманы у него всегда набиты газетами, брошюрами. Меня удивляло, зачем молодому рабочему столько газет, нередко - буржуазного толка.
Помнится, незадолго до февральских событий я спросил его об этом.
- Эх, ты, святая простота. Во-первых, врага своего надо знать, а во-вторых, - конспирация. Если задержат, вряд ли заподозрят во мне большевика.
Словом, я очень обрадовался, встретив у Невского Васю Алексеева. Вместе отправились к Владимиру Ильичу.
Ленин сидел за маленьким столиком, что-то писал. Увидел нас, поднялся, вышел навстречу. С каждым тепло поздоровался за руку. Сразу заговорил о молодежных собраниях и конференциях, которые только что прошли по всем районам Питера.
- К сожалению, - добавил Ильич, - кое-где стихийно, неорганизованно, что, конечно, оказалось на руку нашим противникам.
И тут же забросал нас вопросами: во всех ли цехах, участках на Путиловском прикреплены коммунисты к молодежным группам? Велико ли на заводе влияние меньшевиков, эсеров, анархистов? Владимир Ильич при этом напомнил, что в настоящий момент анархические идеи о немедленной отмене государства, абсолютной свободе личности от всего и вся могут среди определенной части молодежи найти отклик.
Всякие попытки придать анархизму социалистическую, революционную окраску крайне вредны. Надо совершенно четко объяснить нашим молодым товарищам: социалистическая революция, разрушая старый государственный аппарат, не отменяет государство. Оно будет использовано для переходной формы от капитализма к социализму. Такой переходной формой станет диктатура пролетариата.
Интересовало Ленина и то, какие конкретные формы организации молодежи возникли после Февраля на Путиловском заводе, на заводе "Розенкранц". Особое внимание уделил вопросам, предложениям молодых рабочих.
Когда Алексеев назвал среди выступивших на конференции Нарвско-Петергофского района особо активных меньшевиков, эсеров и анархистов, Ильич поинтересовался, где и кто избрал их делегатами. Оказалось, все, за исключением одного, явились на конференцию самозванцами. Ленин ничего не сказал, только укоризненно посмотрел на Невского и Косиора: дескать, такие опытные работники и такая неорганизованность.
Кто-то из нас заговорил о большом заводском митинге молодежи, который незадолго до этого состоялся в одном из цехов Путиловского завода. Присутствовало на митинге около трех тысяч человек. Обсуждали решение районной молодежной конференции. Во многих выступлениях ясно и отчетливо поддерживалась идея организации Социалистического союза рабочей молодежи.
Участники митинга решительно требовали, чтобы совершеннолетний возраст считался не с 21, а с 18 лет, дабы молодежь не была лишена права служить революции, участвовать в выборах. Обсуждался и вопрос об участии молодежи в Первомайской демонстрации.
Сообщение о митинге, по просьбе Владимира Ильича, делал Алексеев. Я дополнял. Под конец спросил:
- Как же нам быть на Первомайской демонстрации? Насколько я понял из статьи товарища Ленина, он за организационную самостоятельность молодежи. Вот пусть и будет отдельная колонна.
Ленин поинтересовался, какую статью я имею в виду. Услышав ответ, утвердительно кивнул головой. Сказал, что, на его взгляд, молодежи можно и даже следует выступать отдельной колонной. Не нужно только путать организационную самостоятельность с обособленностью.
Организационная самостоятельность необходима, а полная обособленность молодежи от взрослых рабочих - тем более на первой в истории России легальной Первомайской демонстрации - вредна. Пусть и молодые, и старшие выступают, хоть и своими колоннами, но дружно, сплоченно. Чтобы все видели, сознавали: пролетарское братство крепче любого богатства. Молодые рабочие совсем недавно проявили чудеса пролетарского героизма, свергая ненавистное самодержавие. Им придется в близком, совсем близком, обозримом будущем снова проявить чудеса такого же героизма для свержения власти помещиков и капиталистов, ведущих империалистическую войну. Только сплоченным пролетариат в грядущей социалистической революции добьется победы.
Таким примерно был ход мысли Владимира Ильича.
- Надо бить в одну точку, - говорил Владимир Ильич. - Рабочая молодежь не заинтересована в войне. Но еще сильно влияние традиций, обмана. Первое мая - праздник международной солидарности трудящихся, и лозунг борьбы за мир, против империалистической войны должен быть на первом месте. У молодежи много энергии, но нет еще политического опыта. Отсюда задача - длительное разъяснение до демонстрации и после. Мы против принципиальных уступок, но к допускающей ошибки, колеблющейся молодежи нельзя подходить как к социал-шовинистам. Максимум такта, терпения. Не уходить от острых вопросов, не прятаться за частокол слов, давать конкретные ответы.
Пусть молодой рабочий задумается. Может ли Временное правительство, защищающее интересы толстосумов, дать народу мир, хлеб - голодным, землю крестьянам, дворцы и особняки аристократов - детям рабочих? А если не может, то кто же? Только собственной пролетарской рукой можно разрушить мир насилия, социальной несправедливости.
Так или примерно так говорил Ильич.
Это был наглядный урок конкретной, живой пропаганды - программа действий для молодежных союзов.
...Когда мы уходили, Ленин, прощаясь, задержал руку Васильева-старшего. Указав на меня, улыбаясь, спросил:
- Братья?
- Все мы, рабочие, братья, - ответил Антон Ефимович. - А если точнее, Владимир Ильич, то и род у нас один - Васильевский, И выходит - племяш он мне. А я ему - дядя.
Первомай семнадцатого
Впервые... Под чьими лозунгами? "Наши взгляды". Митинг на Марсовом поле. Иначе не могло быть. Нота Милюкова, Ответ путиловцев. Не выпуская из рук... Сговор. Что задумали меньшевики, и что из этого вышло. Грозное предупреждение.
Весной семнадцатого года многое происходило впервые. 18 апреля (1 мая по новому стилю) пролетариат Петрограда впервые открыто праздновал свой Первомай. К празднику труда и международной солидарности мы готовились долго и тщательно. На Путиловском заводе горячо обсуждались боевые лозунги, собирались деньги на изготовление знамен, транспарантов. Разучивались песни. Каждый цех создавал к празднику свой хор. Вся эта кропотливая работа: какой лозунг выбрать, какую песню разучить, как выступать молодежи - в общей или своей колонне - проходила в обстановке острой борьбы с меньшевиками, эсерами, анархистами за влияние на массы.
Выполняя поручения старшего группы по охране В. И. Ленина и членов ЦК, я не забывал и о нашей районной дружине, о родном Путиловском заводе. Накануне Первомая почти ежедневно наведывался за Нарвскую заставу.
День 18 апреля выдался ясный, солнечный, как по заказу. С утра мощные колонны рабочих, солдат потянулись по Петергофскому шоссе через весь город к Марсову полю. Накануне солдат-самокатчик Измайловского полка привез пачку газет, еще пахнущих свежей краской. Это были первомайские номера "Правды" и "Солдатской правды". В "Правде" - статья за подписью Ленина "Наши взгляды".
"Наши взгляды" - спокойный, выдержанный ответ на резолюцию Исполнительной комиссии Совета солдатских депутатов о "пропаганде так наз. ленинцев..., не менее вредной, чем всякая контрреволюционная пропаганда справа".
Владимир Ильич полностью перепечатал резолюцию Исполнительной комиссии, считая "полезным разбор ее по существу".
В день Первомая Ленин нашел необходимым еще раз четко, недвусмысленно изложить взгляды, позицию большевиков и их противников.
В чем суть отличия, суть разногласий, не замечаемых эсеро-меньшевистским Советом?
Правые - за власть монарха.
Капиталисты - за власть капиталистов (Временное правительство и есть правительство капиталистов).
А большевики?
- Мы, - разъясняет Владимир Ильич, - хотим убедить большинство народа, что власть должна быть только у Советов рабочих, солдатских и других депутатов.
Отношение к земле, власти, Временному правительству и войне - вот соль, существо главных разногласий.
Номера "Правды" со статьей Ленина передавались из рук в руки, пока мы собирались, строились в ряды, колонны. Я тоже успел ее бегло просмотреть и заметил, как жадно набрасываются читатели на вторую часть статьи, написанную в несколько необычной форме вопросов и ответов.
В своих речах, выступлениях Владимир Ильич часто прибегал к этому испытанному, в его применении всегда безотказному приему. Из множества вопросов он, отсеивая второстепенные, отбирал самые важные, жгучие, действительно волнующие абсолютное большинство народа. Никогда не выступал по пустякам. Никогда не уходил от трудных, сложных, запутанных, острых вопросов - и ответы его, отличающиеся неизменной содержательностью, огромным убеждением, всегда попадали в цель. Так было и в этот раз.
Мы вышли на Первомайскую демонстрацию с лозунгами, призывающими к немедленному справедливому миру "без аннексий и контрибуций". А нам говорили: "Хорошо. Вы за немедленный мир. И этот долгожданный мир народам может дать только власть народа, то есть Советы. А как быть, если в России власть перейдет в руки Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а в Германии такой революции не произойдет, если у власти там останутся Вильгельм и немецкие Путиловы, заинтересованные в продолжении войны? Как быть тогда?"
И как на деле (провозглашать лозунги легко!) добиться мира, если невозможно кончить проклятую войну простым втыканием штыков в землю?
Именно эти вопросы, пусть несколько по-иному, прозвучали в "Наших взглядах". И ответы Ильича, прямые и ясные, передавались, пока мы шли через весь город, Невский проспект, Дворцовую площадь, из уст в уста.
Во главе колонны - Петергофский районный Совет рабочих и солдатских депутатов. За ним - наша дружина. Мы шли, держа винтовки и карабины "на плечо".
Первомай принес немало огорчений соглашателям. Вожаки меньшевиков и эсеров вышли на демонстрацию с мрачными лицами, темнее тучи. С красных знамен, с импровизированных трибун, возникших на всех улицах, перекрестках, площадях Петрограда, звучали в этот день большевистские лозунги: "Вся власть Советам!", "Да здравствует 1 Мая!", "Да здравствует Интернационал!", "Мир без аннексий и контрибуций!", "Да здравствует социализм!", "Долой войну!", "Да здравствует социалистическая революция!"
...Вот и Марсово поле. Море людей и море знамен. Преобладает один цвет - цвет революции. Колышутся, плещутся красные волны. Трибуны среди них, как маленькие островки. Я присоединяюсь к своей группе. Вслед за Л. Федоровым - он врезается в толпу, как ледокол, - пробиваюсь к трибуне, вокруг которой людское море бурлит с особой силой.
- Да здравствует Ленин!
- Вождю мирового пролетариата ура!
На трибуне - Ленин. На его пиджаке - красный бант. Кепка - в руке. Кивает кому-то, улыбается. Добрые морщинки, расходящиеся от его глаз, делают эту улыбку особенно праздничной и счастливой. Он начинает свою речь и с глубоким волнением говорит, что в этот день международной пролетарской солидарности рабочие и солдаты Петрограда протягивают руку дружбы трудящимся всего мира. Лозунг "Пролетария всех стран, соединяйтесь!", провозглашенный Марксом и Энгельсом, сегодня, продолжает Ильич, облетит весь шар земной, объединит трудящихся многих стран, и прежде всего воюющих, в их справедливой борьбе за мир и социализм.
Он кончил призывом: "Да здравствует мир! Да здравствует социалистическая революция!" В тот же день с речью о значении праздника 1 Мая и задачах русской революции Владимир Ильич выступил и на Дворцовой площади.
До поздней ночи продолжалось первомайское торжество. Из центра наши колонны снова хлынули на Петергофское шоссе. На Нарвской площади праздник расцвел песнями, танцами. Началось что-то вроде первого смотра народной художественной самодеятельности. Откуда-то появился полковой оркестр. Под духовую музыку дело пошло еще веселее. Да иначе и не могло быть: ведь пролетариат праздновал Первомай, не боясь полиции, жандармов, ищеек, не прячась по лесам и болотам.
Праздник попыталась нарушить группка анархистов. Узнавали мы их легко. Вооружены с головы до ног. Маузеры на боку, гранаты за поясом, винтовки за плечами. Некоторые молодчики щеголяли во флотских тельняшках, другие почему-то в охотничьих сапогах, в черных плащах и широкополых шляпах.
Мы знали, что среди анархистов немало темных личностей, а то и просто уголовных элементов, вылущенных из тюрем после февральских событий, и держали ухо востро. Любые попытки с их стороны провоцировать толпу на беспорядки, погромы винных погребов, магазинов тут же пресекались. Стоило появиться красногвардейскому патрулю - и "герои" в таинственных черных плащах мгновенно ретировались. Праздник все же удалось омрачить, но не анархистам, а Временному правительству. Нотой Милюкова от 18 апреля оно заверяло Англию и Францию, что Россия, "верная своим союзническим обязательствам, будет воевать до конца".
Поднялась волна народного возмущения. Утром 20 апреля в районную дружину пришел член Нарвского райкома Смолин, передал распоряжение: вся дружина после обеденного перерыва должна явиться на Путиловский завод: возможно, будет демонстрация. В ответ на наши тревожные расспросы Смолин пересказал текст ноты. На всех она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Теперь карты Временного правительства были раскрыты, все точки над "i" поставлены.
Мы отправились на завод. Мастерские, узнав о ноте Милюкова, немедленно прекратили работу. Начались стихийные митинги. "Нас обманывают! Не надо войны до победы. Пора отправить на свалку тайные договора, заключенные Николаем Кровавым с западными империалистическими хищниками. Нам нужен честный, демократический мир - мир без аннексий и контрибуций. Долой грабительскую войну!" - гневно взывали с трибуны ораторы, и этот крик души подхватывали тысячи и тысячи рабочих.
Митинг продолжался почти до полуночи. Постановили: поддержать призыв большевистской партии и завтра всем цехам, мастерским завода выйти на демонстрацию в знак протеста против грабительской, захватнической политики Временного правительства.
Рабочие были крайне возмущены нотой и резко выступили против продолжения войны. Это, пожалуй, был один из немногих митингов, на котором меньшевики и эсеры не рискнули выступить со своей болтовней, никто не прибыл и от эсеро-меньшевистского руководства Совета.
На второй день, 21 апреля, в 9 часов утра мы были уже на заводе. По мастерским, цехам снова прокатились митинги. Рабочие выступали с резкой критикой Временного правительства, целиком поддерживали предложения партии большевиков. Даже в лафетной мастерской, где еще вчера сомневались в правоте большевиков, рабочие вынесли самую боевую резолюцию против войны, за власть Советов: "Раз Временное правительство не считается с усмотрениями и постановлениями Совета солдатских и рабочих депутатов, то и не может быть ему поддержки. И требуем от Совета рабочих и солдатских депутатов, чтобы он немедленно отстранил от власти Временное правительство и взяли власть в свое распоряжение... Мы, рабочие означенной мастерской, только и можем доверять Совету, куда входят наши представители, и признаем только одну власть: Совет рабочих и солдатских депутатов"{48}.
"Мы имеем все основания, - писал 20 апреля В. И. Ленин, - благодарить господ Гучкова и Милюкова за их ноту, напечатанную сегодня во всех газетах"{49}. Нота открыла глаза многим обманутым рабочим, подтвердила правоту и прозорливость партии большевиков.
* * *
Теперь слова "Вся власть Советам!" звучат в речах большевиков и сочувствующих им беспартийных повсеместно. За один день лозунг большевиков стал знаменем сплочения рабочих Путиловского в других заводов Петрограда.
К вечеру путиловцы вышли на демонстрацию протеста. Районная и заводские дружины шли в голове колонны и окружали ее цепью по бокам на всю глубину с обеих сторон. Впереди весь состав райкома партии, возглавляемый тов. Петерсоном, К путиловцам присоединились "Треугольник", Франко-Русский (ныне Адмиралтейский) и другие заводы. Знамена, транспаранты, плакаты взывали: "Немедленный мир без аннексий и контрибуций!", "Да здравствует социализм!", "Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов!", "Долой империалистическую войну!", "Долой Милюкова, Гучкова!", "Мы не хотим войны!" Колонны повернули на Невский и дальше - на Петроградскую сторону к особняку Кшесинской, где помещался Петербургский комитет большевиков.
Но случилось непредвиденное. Колонны растянулись. Когда последние ряды демонстрантов подошли к Садовой, на них из засады налетели юнкера. Отрезали знаменосцев. На какое-то мгновение мелькнуло передо мной лицо Паши Селезнева. Юнкера, окружив молодого путиловца, коршунами бросились на красный стяг. Паша дрался, как лев, не выпуская из рук древко. Мы бросились к нему на помощь, но опоздали. Селезнев был убит выстрелом в упор. Еще теснее сомкнув свои ряды, мы оттеснили юнкеров. Но тут совсем рядом засвистели, зацокали по мостовой пули. Стреляли по нашей колонне откуда-то сверху. Не то с крыши дома, не то из окон редакции черносотенной газеты "Вечернее время".
Залегли. Командир дружины Михаил Войцеховский что-то сказал Семенюку. Один за другим стали подниматься бойцы его группы. Перебежками достигли дома я вскоре исчезли в подъезде.
Снова зазвучал голос командира:
- Не стрелять! Это провокация!
Мы поворчали, но приказ выполнили.
Стрельба из засады продолжалась, пули рикошетом отскакивали от булыжников, поражая людей. Демонстранты и толпы любопытных на тротуарах быстро рассеялись по близлежащим улицам, дворам. На мостовой остались убитые, раненые. Группе Семенюка все же удалось добраться до цели. И полетели с крыши провокаторы, сраженные меткими выстрелами.
За Нарвскую заставу мы возвращались ночью. Люди были уже не такими, какими выходили на демонстрацию. Не только возмущение и гнев обуяли рабочих. Они многому научились. Я не раз потом убеждался: никогда не учатся так быстро, успешно, как в дни революционных схваток. Вот когда полностью оправдывается пословица: не битый - серебряный, битый - золотой.
Нота Милюкова развеяла остатки надежд, иллюзий относительно "миролюбия", "стремления к справедливому миру" Временного правительства: юнкерские пули, предательские залпы показали звериный оскал контрреволюции, ударили по наивной вере в буржуазную демократию и "свободу". В этот день, стоивший недель и месяцев борьбы, многие рабочие крепко-накрепко усвоили простую мысль Ленина, которую так часто слышали от большевистских агитаторов, пропагандистов: надеяться только на свою организацию, свое объединение, свое вооружение.
В том, насколько глубоко понят ленинский урок, мы могли убедиться уже в первые дни после описанных событий. Резко усилился приток рабочих в дружины и сотни Красной гвардии. Увеличилась и моя инструкторская нагрузка: желающих поближе познакомиться с товарищем "максимом" становилось все больше и больше.
Явно на спад пошли среди рабочих акции меньшевиков и эсеров - этих "единственных, истинных защитников революции и народа". Их ответом на ноту Милюкова и провокации, наглые вылазки контрреволюции стало новое, более тесное сближение с Временным правительством. "Блудливы, что кошки, а трусливы, что зайцы", - говорили о них рабочие.