Страница:
Я подошёл и остановился за спиной Крепыша, который настороженно оглядывался и держал руки на перекинутом поперёк груди автомате. Не встревая в разговор, я вслушался в эмоциональную речь азиата:
– Повторяю, перед вами полковник Всероссийской армии Идрис Закая, и я выполняю приказ вышестоящего командования об уничтожении мятежников из руководства бывшей Сестрорецкой Рабочей Республики! Ваши действия оцениваются мной как пиратство, и о вашем нападении на находящееся под моим командованием судно будет немедленно доложено в Москву! Учтите, так просто это вам с рук не сойдёт, и Калининград ответит за свои действия!
Полковник брызгал слюной, выкрикивал множество разных слов, и из того, что он наговорил, я понял следующее. Торговый водный маршрут между Сестрорецкой Республикой и Московским диктатом, который с недавних пор стал называться Всероссийским, вроде как с претензией на объединение всех территорий бывшей России, существует уже как минимум пару лет. Из Прибалтики в Москву отправлялись наёмники, дары моря, некоторые ресурсы и кое-что на меновую торговлю, а из столицы РФ обратно поступали боеприпасы, немного горюче-смазочных материалов и самые примитивные радиостанции.
Обе стороны были довольны своими отношениями, и так продолжалось до тех пор, пока московский правитель Иван Магомедович Степанов не решил прибрать Прибалтику к рукам. Шесть месяцев назад в Сестрорецкой Рабочей Республике, которая строила коммунизм и базировалась на основах учения марксизма-ленинизма, появилось столичное спецвойско, по сути своей элитный охранно-карательный батальон. В Сестрорецке к их приезду уже всё было готово. Местные ренегаты и шпионы диктатора провели бескровный переворот, а после этого объявили Сестрорецк и весь Карельский перешеек Прибалтийским районом Всероссийского диктата. Немногочисленные вооружённые силы СРР были взяты под контроль солдатами спецвойска, а флот, три парохода, несколько парусных шхун и восстанавливаемый корвет Балтийского флота проекта 20380 «Стерегущий», сменили своих командиров.
Простой народ, как всегда, побурчал, поспорил, немного повозмущался, но сопротивления войскам московского диктатора не оказал. Жизнь продолжалась, люди работали и отдыхали, рожали детей, хоронили стариков, и поначалу в Сестрорецке и прилегающих к нему территориях ничего не изменилось. Однако московская власть, оглядевшись и закрепившись на новом месте, переждала зиму и начала устанавливать свои порядки. Среди граждан провели политинформацию и объяснили, что Москва уже больше десяти лет находится в окружении орд дикарей-каннибалов и ведёт войну во имя всего разумного, доброго и светлого. Раз так, то и Сестрорецк переводится на военное положение. Выдаваемые на руки рабочим и их семьям продовольственные пайки урезались на сорок процентов, а жители бывшей СРР должны были незамедлительно готовиться к тому, чтобы сформировать боевые дружины ополченцев и отправляться на фронт.
Что было дальше, мне виделось вполне ясно. Граждане новообразованного Прибалтийского района воевать не хотели. Многие рванули на ПМЖ к своим соседям, питерским поисковикам и военным в Гатчину, кто-то ушёл партизанить в леса, а бывшие лидеры коммунистической рабочей республики вместе с семьями погрузились на самую быструю парусную шхуну и направились ещё дальше, в Калининград. Видя такое дело, командиры столичного спецвойска стали местных граждан ловить. В каждом посёлке и городке брались заложники, а в погоню за беглыми лидерами был послан полковник Закая. Так бы их и изничтожили без всякой жалости и перетопили в студёных весенних водах Балтийского моря, но они успели выкрикнуть по радио мольбу о помощи – и вот мы здесь. Как итог: пароход разбит, часть беглецов будет жить, а полковник Закая считает нас калининградцами, которые пришли на помощь беглецам и помешали ему выполнить приказ.
В свете того, как произошла наша первая встреча с местными жителями и войсками Москвы, возникает закономерный вопрос: как мне и отряду поступить дальше? Пока это не совсем понятно. Есть несколько вариантов развития событий, и, чтобы выбрать наилучший, нам необходима более полная информация о том, что же сейчас происходит на берегу. Послушали одну сторону, а теперь придётся выслушать другую.
– Задолбал ты, полковник! – Невозмутимый Крепыш слушал выкрики московского офицера долго, но и он устал. – Захлопни пасть и жди решения своей судьбы!
– Да я… – попытался ответить ему полковник, но короткий и резкий удар прикладом автомата по печени заставил его согнуться пополам.
Крепыш повернулся ко мне и виновато сказал:
– Мечник, ну, честное слово, достал уже, гав-гав, гав-гав. Как собака какая-то…
– Нормально, – ответил я.
– Что с ним делать?
– Покарауль пока, а как фрегат всех людей из воды выловит и вернётся, тогда и решим.
– Есть.
Я огляделся. Пожар на борту был потушен, весь экипаж согнали в кучу – всего на пароходе оказалось около семидесяти человек. Пара десятков пленных, как и полковник Закая, – в камуфляже, видимо, солдаты спецвойска, остальные одеты в робы и штормовки, наверняка моряки из Сестрорецка.
– Скажите, а что с нами будет? – подал голос до сих пор молчавший человек в бушлате.
– А ты кто?
– Капитан парохода «Выборг» Сомов. Вместе с экипажем был мобилизован на службу Всероссийскому правительству для поимки мятежников и дезертиров.
– И что, не жалко было топить женщин и детей?
Сомов поник головой и еле слышно ответил:
– Жаль, конечно, но у нас дома свои семьи, и, если бы мы пароход в погоню за шхуной не повели, они бы пострадали.
– Понятно, методы нового правительства стары как мир и оригинальностью не отличаются. Что с вами делать, разберёмся, а пока скажи мне, кто из ваших бывших правителей, которые на шхуне удирали, самый авторитетный?
– Так понятно кто, Генеральный Секретарь партийной ячейки товарищ Белов.
– Ещё кто?
Моряк опасливо покосился на полковника Закаю, который начал приходить в себя, и быстро ответил:
– Главный идеолог товарищ Зубровкин и Верховный комиссар товарищ Плетнёв.
– Что за люди? Договориться с ними возможно?
– Сейчас да. Раньше они интриговали много и за власть между собой боролись, а теперь им делить нечего, всё руководство под москвичами и их ставленниками, так что на сотрудничество пойдут.
Пока суд да дело, к борту парохода вновь прижался «Ветрогон», я вернулся на фрегат и принял рапорт Лиды, которая со своим взводом помогала боцманской команде проводить спасательную операцию и вела учёт вытащенных из воды людей:
– Спасено тридцать два человека. Из них семь мужчин, двенадцать женщин и тринадцать детей. Все размещены в третьем матросском кубрике и медотсеке.
– Проведи пофамильный опрос и узнай, уцелели ли такие граждане, как Зубровкин, Белов и Плетнёв. Если таковые имеются, накачайте их обезболивающими и стимуляторами, а после этого на ходовой мостик. Сделай это срочно.
– Сделаю.
Боевая подруга коротко кивнула и умчалась в надстройку, а я поднялся на ходовой мостик. Скоков, который слушал радиопереговоры абордажной партии и успевший разобраться в том, что здесь происходило, спросил:
– Что теперь делать будем?
– В смысле?
– Ну, мы же с москвичами столкнулись, и теперь получается, что через столицу России не пройти, а обходить Московскую область кругалями – дело хлопотное.
– Чепуха это всё, Максим Сергеич. – Я присел в штурманское кресло. – Про то, что мы пароход остановили и бывшую сестрорецкую власть от смерти спасли, на берегу не знают, и если всех свидетелей пустить на дно, то никаких следов не останется.
– Значит, топим пароход?
– Пока нет. Людей губить ума много не надо, а судно неплохое, и его можно кому-нибудь из приморских жителей продать. Например, тем же калининградцам или прибалтам. Они и экипаж, и московских солдат месяц-другой придержат, а нам больше и не надо. Это как один из возможных вариантов.
– Логично, хотя опасность того, что в Сестрорецке про это узнают, есть.
– А-а-а! Нам не привыкать, выкрутимся, если что.
Прерывая наш разговор, на мостике появились Лида, а за ней следом пожилой мужчина далеко за пятьдесят. Худой, глаза ввалились, и вид очень измождённый, однако глаза внимательные, обшаривают всё вокруг, и голова находится в постоянном движении, поворот вправо, поворот влево.
– Разрешите? – спросила Лида.
– Да, проходи и гостя представь, – сказал я.
Мужчина подошёл вплотную, остановился напротив моего кресла и, чуть кивнув, представился сам:
– Бывший комиссар Сестрорецкой Рабочей Республики Яков Алексеевич Плетнёв.
– Вы забыли добавить к слову «комиссар» приставку Верховный, Яков Алексеевич.
– Откуда… – начал было Плетнёв, но посмотрел на захваченный пароход «Выборг» и сам себе сказал: – Конечно же предварительный допрос команды и московских солдат.
– Да, – подтвердил я и спросил: – Кто мы, вы уже в курсе?
– Ваши матросы объяснили.
– Яков Алексеевич, так получилось, что мы вас спасли случайно, и с московскими властями нам вступать в конфликт пока нежелательно. Если мы отпустим вас и отбуксируем «Выборг» в некое тихое место, вы сможете там пересидеть пару месяцев?
Бывший Верховный комиссар над ответом долго не раздумывал и, звонко щёлкнув пальцами правой руки, радостно сказал:
– Такое место имеется. В Калининграде нашу шхуну ждут верные люди. Московской агентуры в тех краях пока нет, и пару месяцев мы сможем тихо пересидеть в одной из приморских деревушек. Только вот своим ходом пароход до пункта назначения не дойдёт…
– Это понятно, с буксировкой мы вам поможем.
– И что, ничего за это не возьмёте?
– А что, у вас имеются ценности?
– Нет. Мы люди идеи, нам золото и прочие богатства в личное владение не требуются. В чём были, в том на шхуну и грузились, а когда пароход стал нас нагонять, из пулемётов отстреливались, вот и поплатились за это жизнями близких людей.
– Хочу вам сказать, что вас изначально не собирались в плен брать.
– Даже так, – еле слышно прошептал Плетнёв. – Всех коммунаров решили под корень вырубить… Ну, гады, дождётесь, поднимется рабочий класс, и все кровью захлебнётесь…
Плетнёв шептал ещё что-то, но я его остановил и спросил:
– Итак, Яков Алексеевич, мы с вами договорились?
– Конечно. Вот только позвольте дать вам совет.
– Говорите.
– Вам не стоит отправляться в Сестрорецк на своём корабле.
– Отчего же?
– У вас его постараются реквизировать в пользу законного правительства России, попросту отберут и фамилии не спросят. И получится так, что, хочется вам того или нет, а вы всё же вступите в конфликт с московским спецвойском, у которого найдётся чем вас встретить.
Задумавшись, я прикинул возможные варианты нашей первой встречи с новой сестрорецкой властью и пришёл к выводу, что в чём-то Плетнёв прав. Если тот же полковник Закая, невеликая шишка в спецвойске, ведёт себя так, как если бы его слово – закон для всех и вся, то как на появление в гавани отличнейшего корабля отреагируют его начальники? Конфликт действительно возможен.
– И у вас есть идеи, как этого избежать? – спросил я комиссара.
– Думаю, что да.
– Излагайте.
– Вам необходимо выйти на связь с гатчинскими военными. У вас с ними много общего, и точки соприкосновения вы найдёте быстро. А уже после этого вы можете вести разговор с генералом Шариповым, который сейчас командует спецвойском и представляет в наших краях Всероссийский диктат.
– Мы подумаем над вашими словами, Яков Алексеевич. Пока отдыхайте, а вечером я жду вас для более обстоятельного разговора, при котором вы укажете точные координаты того места, куда следует отбуксировать «Выборг».
Сопровождаемый Лидой комиссар Плетнёв покинул ходовой мостик. Мы со Скоковым переглянулись, и кавторанг с недоумением произнёс:
– Забавный дядечка. Только-только из студёной воды вылез и на борт поднялся, а уже на ходу подмётки рвёт и в интригу влезает.
– А что ты хотел, Сергеич? В СРР Верховный комиссар – это то же самое, что у нас начальник ГБ. Конечно, масштабы здесь не те, что в Конфедерации, но суть человека неизменна.
– Тогда его поведение становится понятным. И как бы нам не пожалеть, что мы на помощь беглецам поспешили.
– Что сделано, того назад не воротить, и лично я считаю, что мы поступили и поступаем правильно. Отдадим пароход вместе с солдатами и экипажем Плетнёву, а уж он сам разберётся, как с ними поступить. Мы в этих краях люди прохожие, и всерьёз встревать во все местные разборки не стоит.
– Это верно. – Скоков встал, подошёл к планширю и, посмотрев через иллюминатор на наш очередной плавучий трофей, спросил: – Когда начинать буксировку?
– Прямо сейчас. Курс на Калининград.
Глава 4
– Повторяю, перед вами полковник Всероссийской армии Идрис Закая, и я выполняю приказ вышестоящего командования об уничтожении мятежников из руководства бывшей Сестрорецкой Рабочей Республики! Ваши действия оцениваются мной как пиратство, и о вашем нападении на находящееся под моим командованием судно будет немедленно доложено в Москву! Учтите, так просто это вам с рук не сойдёт, и Калининград ответит за свои действия!
Полковник брызгал слюной, выкрикивал множество разных слов, и из того, что он наговорил, я понял следующее. Торговый водный маршрут между Сестрорецкой Республикой и Московским диктатом, который с недавних пор стал называться Всероссийским, вроде как с претензией на объединение всех территорий бывшей России, существует уже как минимум пару лет. Из Прибалтики в Москву отправлялись наёмники, дары моря, некоторые ресурсы и кое-что на меновую торговлю, а из столицы РФ обратно поступали боеприпасы, немного горюче-смазочных материалов и самые примитивные радиостанции.
Обе стороны были довольны своими отношениями, и так продолжалось до тех пор, пока московский правитель Иван Магомедович Степанов не решил прибрать Прибалтику к рукам. Шесть месяцев назад в Сестрорецкой Рабочей Республике, которая строила коммунизм и базировалась на основах учения марксизма-ленинизма, появилось столичное спецвойско, по сути своей элитный охранно-карательный батальон. В Сестрорецке к их приезду уже всё было готово. Местные ренегаты и шпионы диктатора провели бескровный переворот, а после этого объявили Сестрорецк и весь Карельский перешеек Прибалтийским районом Всероссийского диктата. Немногочисленные вооружённые силы СРР были взяты под контроль солдатами спецвойска, а флот, три парохода, несколько парусных шхун и восстанавливаемый корвет Балтийского флота проекта 20380 «Стерегущий», сменили своих командиров.
Простой народ, как всегда, побурчал, поспорил, немного повозмущался, но сопротивления войскам московского диктатора не оказал. Жизнь продолжалась, люди работали и отдыхали, рожали детей, хоронили стариков, и поначалу в Сестрорецке и прилегающих к нему территориях ничего не изменилось. Однако московская власть, оглядевшись и закрепившись на новом месте, переждала зиму и начала устанавливать свои порядки. Среди граждан провели политинформацию и объяснили, что Москва уже больше десяти лет находится в окружении орд дикарей-каннибалов и ведёт войну во имя всего разумного, доброго и светлого. Раз так, то и Сестрорецк переводится на военное положение. Выдаваемые на руки рабочим и их семьям продовольственные пайки урезались на сорок процентов, а жители бывшей СРР должны были незамедлительно готовиться к тому, чтобы сформировать боевые дружины ополченцев и отправляться на фронт.
Что было дальше, мне виделось вполне ясно. Граждане новообразованного Прибалтийского района воевать не хотели. Многие рванули на ПМЖ к своим соседям, питерским поисковикам и военным в Гатчину, кто-то ушёл партизанить в леса, а бывшие лидеры коммунистической рабочей республики вместе с семьями погрузились на самую быструю парусную шхуну и направились ещё дальше, в Калининград. Видя такое дело, командиры столичного спецвойска стали местных граждан ловить. В каждом посёлке и городке брались заложники, а в погоню за беглыми лидерами был послан полковник Закая. Так бы их и изничтожили без всякой жалости и перетопили в студёных весенних водах Балтийского моря, но они успели выкрикнуть по радио мольбу о помощи – и вот мы здесь. Как итог: пароход разбит, часть беглецов будет жить, а полковник Закая считает нас калининградцами, которые пришли на помощь беглецам и помешали ему выполнить приказ.
В свете того, как произошла наша первая встреча с местными жителями и войсками Москвы, возникает закономерный вопрос: как мне и отряду поступить дальше? Пока это не совсем понятно. Есть несколько вариантов развития событий, и, чтобы выбрать наилучший, нам необходима более полная информация о том, что же сейчас происходит на берегу. Послушали одну сторону, а теперь придётся выслушать другую.
– Задолбал ты, полковник! – Невозмутимый Крепыш слушал выкрики московского офицера долго, но и он устал. – Захлопни пасть и жди решения своей судьбы!
– Да я… – попытался ответить ему полковник, но короткий и резкий удар прикладом автомата по печени заставил его согнуться пополам.
Крепыш повернулся ко мне и виновато сказал:
– Мечник, ну, честное слово, достал уже, гав-гав, гав-гав. Как собака какая-то…
– Нормально, – ответил я.
– Что с ним делать?
– Покарауль пока, а как фрегат всех людей из воды выловит и вернётся, тогда и решим.
– Есть.
Я огляделся. Пожар на борту был потушен, весь экипаж согнали в кучу – всего на пароходе оказалось около семидесяти человек. Пара десятков пленных, как и полковник Закая, – в камуфляже, видимо, солдаты спецвойска, остальные одеты в робы и штормовки, наверняка моряки из Сестрорецка.
– Скажите, а что с нами будет? – подал голос до сих пор молчавший человек в бушлате.
– А ты кто?
– Капитан парохода «Выборг» Сомов. Вместе с экипажем был мобилизован на службу Всероссийскому правительству для поимки мятежников и дезертиров.
– И что, не жалко было топить женщин и детей?
Сомов поник головой и еле слышно ответил:
– Жаль, конечно, но у нас дома свои семьи, и, если бы мы пароход в погоню за шхуной не повели, они бы пострадали.
– Понятно, методы нового правительства стары как мир и оригинальностью не отличаются. Что с вами делать, разберёмся, а пока скажи мне, кто из ваших бывших правителей, которые на шхуне удирали, самый авторитетный?
– Так понятно кто, Генеральный Секретарь партийной ячейки товарищ Белов.
– Ещё кто?
Моряк опасливо покосился на полковника Закаю, который начал приходить в себя, и быстро ответил:
– Главный идеолог товарищ Зубровкин и Верховный комиссар товарищ Плетнёв.
– Что за люди? Договориться с ними возможно?
– Сейчас да. Раньше они интриговали много и за власть между собой боролись, а теперь им делить нечего, всё руководство под москвичами и их ставленниками, так что на сотрудничество пойдут.
Пока суд да дело, к борту парохода вновь прижался «Ветрогон», я вернулся на фрегат и принял рапорт Лиды, которая со своим взводом помогала боцманской команде проводить спасательную операцию и вела учёт вытащенных из воды людей:
– Спасено тридцать два человека. Из них семь мужчин, двенадцать женщин и тринадцать детей. Все размещены в третьем матросском кубрике и медотсеке.
– Проведи пофамильный опрос и узнай, уцелели ли такие граждане, как Зубровкин, Белов и Плетнёв. Если таковые имеются, накачайте их обезболивающими и стимуляторами, а после этого на ходовой мостик. Сделай это срочно.
– Сделаю.
Боевая подруга коротко кивнула и умчалась в надстройку, а я поднялся на ходовой мостик. Скоков, который слушал радиопереговоры абордажной партии и успевший разобраться в том, что здесь происходило, спросил:
– Что теперь делать будем?
– В смысле?
– Ну, мы же с москвичами столкнулись, и теперь получается, что через столицу России не пройти, а обходить Московскую область кругалями – дело хлопотное.
– Чепуха это всё, Максим Сергеич. – Я присел в штурманское кресло. – Про то, что мы пароход остановили и бывшую сестрорецкую власть от смерти спасли, на берегу не знают, и если всех свидетелей пустить на дно, то никаких следов не останется.
– Значит, топим пароход?
– Пока нет. Людей губить ума много не надо, а судно неплохое, и его можно кому-нибудь из приморских жителей продать. Например, тем же калининградцам или прибалтам. Они и экипаж, и московских солдат месяц-другой придержат, а нам больше и не надо. Это как один из возможных вариантов.
– Логично, хотя опасность того, что в Сестрорецке про это узнают, есть.
– А-а-а! Нам не привыкать, выкрутимся, если что.
Прерывая наш разговор, на мостике появились Лида, а за ней следом пожилой мужчина далеко за пятьдесят. Худой, глаза ввалились, и вид очень измождённый, однако глаза внимательные, обшаривают всё вокруг, и голова находится в постоянном движении, поворот вправо, поворот влево.
– Разрешите? – спросила Лида.
– Да, проходи и гостя представь, – сказал я.
Мужчина подошёл вплотную, остановился напротив моего кресла и, чуть кивнув, представился сам:
– Бывший комиссар Сестрорецкой Рабочей Республики Яков Алексеевич Плетнёв.
– Вы забыли добавить к слову «комиссар» приставку Верховный, Яков Алексеевич.
– Откуда… – начал было Плетнёв, но посмотрел на захваченный пароход «Выборг» и сам себе сказал: – Конечно же предварительный допрос команды и московских солдат.
– Да, – подтвердил я и спросил: – Кто мы, вы уже в курсе?
– Ваши матросы объяснили.
– Яков Алексеевич, так получилось, что мы вас спасли случайно, и с московскими властями нам вступать в конфликт пока нежелательно. Если мы отпустим вас и отбуксируем «Выборг» в некое тихое место, вы сможете там пересидеть пару месяцев?
Бывший Верховный комиссар над ответом долго не раздумывал и, звонко щёлкнув пальцами правой руки, радостно сказал:
– Такое место имеется. В Калининграде нашу шхуну ждут верные люди. Московской агентуры в тех краях пока нет, и пару месяцев мы сможем тихо пересидеть в одной из приморских деревушек. Только вот своим ходом пароход до пункта назначения не дойдёт…
– Это понятно, с буксировкой мы вам поможем.
– И что, ничего за это не возьмёте?
– А что, у вас имеются ценности?
– Нет. Мы люди идеи, нам золото и прочие богатства в личное владение не требуются. В чём были, в том на шхуну и грузились, а когда пароход стал нас нагонять, из пулемётов отстреливались, вот и поплатились за это жизнями близких людей.
– Хочу вам сказать, что вас изначально не собирались в плен брать.
– Даже так, – еле слышно прошептал Плетнёв. – Всех коммунаров решили под корень вырубить… Ну, гады, дождётесь, поднимется рабочий класс, и все кровью захлебнётесь…
Плетнёв шептал ещё что-то, но я его остановил и спросил:
– Итак, Яков Алексеевич, мы с вами договорились?
– Конечно. Вот только позвольте дать вам совет.
– Говорите.
– Вам не стоит отправляться в Сестрорецк на своём корабле.
– Отчего же?
– У вас его постараются реквизировать в пользу законного правительства России, попросту отберут и фамилии не спросят. И получится так, что, хочется вам того или нет, а вы всё же вступите в конфликт с московским спецвойском, у которого найдётся чем вас встретить.
Задумавшись, я прикинул возможные варианты нашей первой встречи с новой сестрорецкой властью и пришёл к выводу, что в чём-то Плетнёв прав. Если тот же полковник Закая, невеликая шишка в спецвойске, ведёт себя так, как если бы его слово – закон для всех и вся, то как на появление в гавани отличнейшего корабля отреагируют его начальники? Конфликт действительно возможен.
– И у вас есть идеи, как этого избежать? – спросил я комиссара.
– Думаю, что да.
– Излагайте.
– Вам необходимо выйти на связь с гатчинскими военными. У вас с ними много общего, и точки соприкосновения вы найдёте быстро. А уже после этого вы можете вести разговор с генералом Шариповым, который сейчас командует спецвойском и представляет в наших краях Всероссийский диктат.
– Мы подумаем над вашими словами, Яков Алексеевич. Пока отдыхайте, а вечером я жду вас для более обстоятельного разговора, при котором вы укажете точные координаты того места, куда следует отбуксировать «Выборг».
Сопровождаемый Лидой комиссар Плетнёв покинул ходовой мостик. Мы со Скоковым переглянулись, и кавторанг с недоумением произнёс:
– Забавный дядечка. Только-только из студёной воды вылез и на борт поднялся, а уже на ходу подмётки рвёт и в интригу влезает.
– А что ты хотел, Сергеич? В СРР Верховный комиссар – это то же самое, что у нас начальник ГБ. Конечно, масштабы здесь не те, что в Конфедерации, но суть человека неизменна.
– Тогда его поведение становится понятным. И как бы нам не пожалеть, что мы на помощь беглецам поспешили.
– Что сделано, того назад не воротить, и лично я считаю, что мы поступили и поступаем правильно. Отдадим пароход вместе с солдатами и экипажем Плетнёву, а уж он сам разберётся, как с ними поступить. Мы в этих краях люди прохожие, и всерьёз встревать во все местные разборки не стоит.
– Это верно. – Скоков встал, подошёл к планширю и, посмотрев через иллюминатор на наш очередной плавучий трофей, спросил: – Когда начинать буксировку?
– Прямо сейчас. Курс на Калининград.
Глава 4
Гатчинский военный округ. 1.04.2065—4.04.2065
«Ветрогон» взял на буксир захваченный нами пароход и направился в сторону Калиниграда, древнего Кёнигсберга. Однако побывать в этом анклаве нам не довелось. Следующим утром, где-то вблизи города Таллина, в проливе между береговой чертой и небольшим островком с труднопроизносимым названием, которое я не запомнил, нас встретили два вооружённых парохода, которые калининградцы выслали навстречу беглецам из Сестрорецка. Не знаю, какие у них были отношения с бывшим правительством СРР, но, видимо, достаточно тёплые, раз за ними вышла половина их военно-морского флота.
На пароходах Калининградского анклава имелась радиосвязь, и после того, как вызванный на ходовой мостик Плетнёв пообщался с капитанами этих судов, дело уладилось само собой. «Выборг» был передан встречающей стороне. Все спасённые нами люди и пленники были собраны на его борту, и, пожелав беглецам, которые рассказали нам много интересного о положении дел в бывшей Ленинградской области, всего самого наилучшего, мы направились в гости к гатчинским военным. Курс на городок Систа-Палкино, где, по словам бывшего Верховного комиссара СРР, сохранились подходящие для нас причалы.
Минули сутки, и к полудню 1 апреля «Ветрогон» подошёл к этому населённому рыбаками городку под контролем войск ГВО. Первыми на связь вышла, так сказать, принимающая сторона. Мы находились от порта в шести милях, когда на мостике заработали динамики радиоприёмника, и мы со Скоковым услышали молодой, но тем не менее уверенный голос:
– Неизвестный фрегат УРО типа «Оливер Хазард Перри», с вами говорит береговой пост номер семь Гатчинского военного округа. Назовите свою государственную принадлежность и цель вашего визита в территориальные воды ГВО.
– Ты смотри-ка, – услышав это, с уважительными интонациями в голосе произнёс Скоков, – даже тип фрегата по силуэту определили. Красавцы!
– А то! Видать, давненько за нами присматривают. Наверное, с самого утра от поста к посту информацию по рациям перекидывают. Организация, однако!
– Кто с ними пообщается?
– Я и переговорю. – Подойдя к трубке радиотелефона, я нажал на клавишу передачи сигнала и сказал: – Говорит капитан Отдела Дальней Разведки при ГБ Кубанской Конфедерации Александр Мечников. Нахожусь на борту фрегата «Ветрогон». Иду в порт Систа-Палкино для установления дипломатических отношений между ККФ и ГВО.
Молчание. Береговой пост принимает решение, скорее всего, консультируется с вышестоящим командованием, и откликается через несколько минут:
– «Ветрогон», понял вас. Вам разрешён проход к причалам порта Систа-Палкино. Вам требуется лоцман?
– Если гавань чистая и старые карты верны, то нет. Просим обозначить назначенный нам под швартовку причал сигнальными флагами или ракетами. В порту будем через пятнадцать минут.
– Старые карты верны, отмелей и затопленных кораблей можете не опасаться. Ждём вас.
Связь прервалась, и, повернувшись к Скокову, я спросил:
– Сами с заходом в порт управимся?
– Да, осадка у нас небольшая, глубины здесь для фрегата подходящие, так что покажем себя во всей красе, не осрамимся.
– Точно?
– Да.
– Эх, хорошо бы, кабы так.
– Что-то ты нервничаешь, Мечник.
– Ну, ещё бы, очередной шаг в неизвестность, и впереди контакт с самым настоящим человеком из Золотого Века.
– Это ты про лидера гатчинцев Маркова?
– Про него самого. Это надо же, человек пережил чуму, развал страны, хаос, варварство, дикость, ещё не пойми что и дотянул до наших дней. И не просто дожил, а смог организовать какую-то устойчивую структуру, которая хоть и не является гегемоном региона, но может дать отпор любому, кто на неё наедет. Плетнёв когда Маркова поминал, так про него рассказывал, что заочно проникаешься к нему уважением. Вот, например, ты, Сергеич, будучи уже взрослым и состоявшимся человеком, многих людей знаешь из тех, кто Чёрное Трёхлетие пережил?
– В живых никого, но, когда был молодым, таких всего с десяток встречал.
– Вот! В живых никого не осталось, и я таких не очень много встречал. А этот до сих пор живёт, и не просто так, а вполне неплохо себя чувствует и анклавом руководит.
– Плетнёв не говорил, сколько ему лет?
– В этом году юбилей был, ровно восемьдесят.
– Солидно, – протянул Скоков.
За разговором фрегат вошёл в порт, и с одного из причалов в небо взлетела ярко-красная сигнальная ракета. Скоков приступил к руководству швартовой операцией, а я, пройдясь по боевым корабельным постам, выстроил на палубе взвод десантников и, дождавшись, когда фрегат прижмётся к причальной стенке, в сопровождении Лиды, Крепыша и Лихого спустился на берег.
Обстановка вокруг стандартная для наших времён: изрядно побитый причал, местами раскрошившийся бетон и ржавые грузовые краны на изломанных стальных рельсах. Запустение, но тем не менее видно, что люди, проживающие в этом поселении и контролирующие его, стараются навести порядок и за исправностью уцелевших портовых сооружений следят. Заметны цементные заплатки, закрывающие выбоины на дорогах из порта, некоторые здания побелены серой извёсткой, а чуть дальше, за причалами, возвышается крашенная свежей шаровой краской стальная опора радиомачты. Нормальный ход, и, как мне кажется, мы попали в те края, где нас встретят с пониманием и без агрессии.
А вот и представители встречающей стороны. По причалу ко мне направлялись три человека: один военный и двое гражданских. Армеец, молодой статный брюнет в светло-синем камке, фуражке с зелёным верхом и автоматом за спиной. Двое других, пожилые, лет за сорок, в линялых чёрных пиджачных парах и стоптанных ботинках. Видимо, к встрече с нами местные жители готовились впопыхах и надевали всё самое лучшее, что у них в сундуках имелось.
Делегация приблизилась, и первым, резко козырнув, представился военный:
– Лейтенант Стрельцов, командир наблюдательного берегового поста номер семь. Со мной староста рыбацкого поселения Систа-Палкино Черёмушкин и бригадир рыбацкой артели Большов.
– Капитан Мечников, – ответно отдав воинское приветствие, представился я и кивнул за спину: – Лейтенанты Белая и Талый.
– Хотелось бы уточнить цель вашего визита, – явно чувствуя себя несколько неуверенно и непривычно, произнёс Стрельцов.
– Наша цель – установление дипломатических отношений с вашим анклавом. Понимаю, что у вас нет полномочий, чтобы вести с нами переговоры, и нам придётся подождать кого-то, кто имеет больший опыт в этих делах, чем вы. Неприятностей от нас не ожидайте, мы пришли с миром.
Молодой лейтенант коротко кивнул:
– Представители Старика прибудут через несколько часов, и, пока они в пути, прошу вас не покидать территории причала.
– Без проблем.
Уточнив ещё некоторые мелочи относительно нашего пребывания в порту и перекинувшись с лейтенантом несколькими ничего не значащими нейтральными фразами, мы разошлись. Офицер ГВО и гражданские направились обратно в посёлок, а мы вернулись на фрегат и стали ждать представителей Старика, как здесь называли главу местного общества Ивана Ивановича Маркова.
Ожидание было тягостным, ведь правильно говорит древняя мудрость, что ждать и догонять всегда тяжело. Однако всё проходит, и дипломаты ГВО появились уже к вечеру. Оттягивать встречу они не стали. На борт «Ветрогона» поднялись два похожих друг на друга как братья, суровых, каких-то обезличенных и совершенно незапоминающихся человека в звании майора. От обоих заметно попахивало конским потом, видимо, они навестили нас сразу с дороги, и были эти офицеры очень немногословны.
Для себя этих представителей Старика я определил как контрразведчиков. Судя по всему, с дипломатами у военного режима серьёзный напряг, так что свой анклав представляли именно они. И разговор между нами как-то сразу не заладился. Майоры вели себя вполне дружелюбно, но складывалось впечатление, что они хотят только получить информацию, но никак ею не делиться. Мне это не понравилось, да и вряд ли бы это кому-то другому пришлось по душе. С их стороны сплошные вопросы и просьбы пройти по всему кораблю с осмотром. А на мои расспросы только самые общие фразы, из которых можно почерпнуть, что они нам рады, но и только. Что с них взять? Контрики, они контрики и есть.
В общем, с майорами я проваландался целые сутки. Ничего в наших с ними отношениях не переменилось, и я вежливо выставил их обратно на причал, куда прибыло около роты местных солдат. На прощание я объяснил майорам, что, раз у нас дела на лад не идут, первый контакт будет налаживаться с представителями Москвы. И после этого контрразведчики живо сменили тактику. Они быстренько связались с вышестоящим начальством, которое находилось в населённом пункте Сяськелёво, и пригласили меня совершить путешествие по землям ГВО, дабы лично пообщаться со Стариком. Меня это устраивало, подставы я не опасался, и в сопровождении одного из офицеров отправился в путешествие от Систа-Палкино к месту постоянной дислокации штаба гатчинских военных.
Какие указания получил сопровождающий меня на встречу с местным лидером майор, я не знал, но по дороге от меня ничего не скрывали. Мы ехали по разбитым дорогам из щебня, которые остались от древних автострад, останавливались на ночёвку и привалы в деревушках, где люди жили своей самой обычной жизнью, и никто не пытался пустить мне пыль в глаза. Вот как есть оно всё, так и смотри. Коль умный, выводы сделаешь правильные, а дурак, так всё одно ничего не поймёшь. Гением я себя не считал, но кое-что в этой жизни уже видел, и думаю, что всё понял правильно.
Да, Гатчинский военный округ не самое мощное государственное образование из тех, какие я видел, и для этого есть ряд причин: отсутствие нефти, малочисленность местного населения, много заболоченных земель и так далее. Однако тот же самый Плетнёв, с которым мы много беседовали о ГВО, говорил, что гатчинские вояки крепко стоят на ногах, и с этим я не мог не согласиться. Конечно, дороги плохие, но они есть. Людей не очень много, может быть, что и ста тысяч на всю подконтрольную территорию не набиралось, но это не дармоеды и не угнетённое сословие, как можно было подумать, взглянув со стороны. У половины мужчин, которых я встречал в пути, имелось огнестрельное оружие, а это о многом говорит. В частности, о том, что с вооружениями и боеприпасами у местных проблем нет, а также о том, что власть доверяет своему народу, который в случае любой агрессии может в своих лесах так встретить любого захватчика, что тот офигеет в атаке и тысячу раз пожалеет о том, что сюда припёрся.
В общем, за время, пока мы с майором добрались к Сяськелёва, я твёрдо убедился, что для нашей Конфедерации, если она будет искать союзника на Балтике, а это неизбежно, ГВО самый лучший друг, партнёр и товарищ. Значит, первый же отчёт о походе, который будет отправлен в Краснодар, по прибытии «Ветрогона» в «Гибралтар», должен быть написан так, чтобы у Ерёменко, а вместе с ним и у Симаковых о ГВО и Старике сложилось самое хорошее впечатление. Впрочем, я забегаю вперёд, надо с самим местным лидером встретиться, и только после этого окончательно определяться в своём решении относительно отчёта в центр.
В Сяськелево мы въехали в полдень 4 апреля. Майор испарился в неизвестном направлении, а меня передал под опеку местного начальника интендантской службы, и тот определил гостя на отдых в один из небольших аккуратных домиков, которых на территории ставки местного командования было не менее трёх сотен. О том, что представляло собой это поселение до прихода чумы, у меня никакой информации не имелось. Скорее всего, раньше это был посёлок городского типа, обычное крупное поселение районного масштаба. Теперь же это что-то вроде полевой крепости со всеми сопутствующими такому месту укреплениями по периметру: капонирами, блиндажами, минными полями вдоль дорог и подземными галереями.
В центре всего, как я уже сказал, одинаковые кирпичные домики на три-четыре комнаты, и вокруг каждого небольшая рощица из плодовых деревьев. Чуть в стороне – очень похожие на казармы для солдат восемь длинных одноэтажных зданий из серого камня. Это всё жилые строения, которые соединяются проложенными на земле дорожками из бетонных плит. Вокруг зданий суетятся люди, слышны голоса женщин и детей, а из домов доносятся ностальгические и такие родные домашние запахи выпечки. Неплохо гатчинские вояки устроились, и этот базовый лагерь выглядит гораздо лучше, чем ППД Четвёртой гвардейской бригады во времена моей службы.
«Ветрогон» взял на буксир захваченный нами пароход и направился в сторону Калиниграда, древнего Кёнигсберга. Однако побывать в этом анклаве нам не довелось. Следующим утром, где-то вблизи города Таллина, в проливе между береговой чертой и небольшим островком с труднопроизносимым названием, которое я не запомнил, нас встретили два вооружённых парохода, которые калининградцы выслали навстречу беглецам из Сестрорецка. Не знаю, какие у них были отношения с бывшим правительством СРР, но, видимо, достаточно тёплые, раз за ними вышла половина их военно-морского флота.
На пароходах Калининградского анклава имелась радиосвязь, и после того, как вызванный на ходовой мостик Плетнёв пообщался с капитанами этих судов, дело уладилось само собой. «Выборг» был передан встречающей стороне. Все спасённые нами люди и пленники были собраны на его борту, и, пожелав беглецам, которые рассказали нам много интересного о положении дел в бывшей Ленинградской области, всего самого наилучшего, мы направились в гости к гатчинским военным. Курс на городок Систа-Палкино, где, по словам бывшего Верховного комиссара СРР, сохранились подходящие для нас причалы.
Минули сутки, и к полудню 1 апреля «Ветрогон» подошёл к этому населённому рыбаками городку под контролем войск ГВО. Первыми на связь вышла, так сказать, принимающая сторона. Мы находились от порта в шести милях, когда на мостике заработали динамики радиоприёмника, и мы со Скоковым услышали молодой, но тем не менее уверенный голос:
– Неизвестный фрегат УРО типа «Оливер Хазард Перри», с вами говорит береговой пост номер семь Гатчинского военного округа. Назовите свою государственную принадлежность и цель вашего визита в территориальные воды ГВО.
– Ты смотри-ка, – услышав это, с уважительными интонациями в голосе произнёс Скоков, – даже тип фрегата по силуэту определили. Красавцы!
– А то! Видать, давненько за нами присматривают. Наверное, с самого утра от поста к посту информацию по рациям перекидывают. Организация, однако!
– Кто с ними пообщается?
– Я и переговорю. – Подойдя к трубке радиотелефона, я нажал на клавишу передачи сигнала и сказал: – Говорит капитан Отдела Дальней Разведки при ГБ Кубанской Конфедерации Александр Мечников. Нахожусь на борту фрегата «Ветрогон». Иду в порт Систа-Палкино для установления дипломатических отношений между ККФ и ГВО.
Молчание. Береговой пост принимает решение, скорее всего, консультируется с вышестоящим командованием, и откликается через несколько минут:
– «Ветрогон», понял вас. Вам разрешён проход к причалам порта Систа-Палкино. Вам требуется лоцман?
– Если гавань чистая и старые карты верны, то нет. Просим обозначить назначенный нам под швартовку причал сигнальными флагами или ракетами. В порту будем через пятнадцать минут.
– Старые карты верны, отмелей и затопленных кораблей можете не опасаться. Ждём вас.
Связь прервалась, и, повернувшись к Скокову, я спросил:
– Сами с заходом в порт управимся?
– Да, осадка у нас небольшая, глубины здесь для фрегата подходящие, так что покажем себя во всей красе, не осрамимся.
– Точно?
– Да.
– Эх, хорошо бы, кабы так.
– Что-то ты нервничаешь, Мечник.
– Ну, ещё бы, очередной шаг в неизвестность, и впереди контакт с самым настоящим человеком из Золотого Века.
– Это ты про лидера гатчинцев Маркова?
– Про него самого. Это надо же, человек пережил чуму, развал страны, хаос, варварство, дикость, ещё не пойми что и дотянул до наших дней. И не просто дожил, а смог организовать какую-то устойчивую структуру, которая хоть и не является гегемоном региона, но может дать отпор любому, кто на неё наедет. Плетнёв когда Маркова поминал, так про него рассказывал, что заочно проникаешься к нему уважением. Вот, например, ты, Сергеич, будучи уже взрослым и состоявшимся человеком, многих людей знаешь из тех, кто Чёрное Трёхлетие пережил?
– В живых никого, но, когда был молодым, таких всего с десяток встречал.
– Вот! В живых никого не осталось, и я таких не очень много встречал. А этот до сих пор живёт, и не просто так, а вполне неплохо себя чувствует и анклавом руководит.
– Плетнёв не говорил, сколько ему лет?
– В этом году юбилей был, ровно восемьдесят.
– Солидно, – протянул Скоков.
За разговором фрегат вошёл в порт, и с одного из причалов в небо взлетела ярко-красная сигнальная ракета. Скоков приступил к руководству швартовой операцией, а я, пройдясь по боевым корабельным постам, выстроил на палубе взвод десантников и, дождавшись, когда фрегат прижмётся к причальной стенке, в сопровождении Лиды, Крепыша и Лихого спустился на берег.
Обстановка вокруг стандартная для наших времён: изрядно побитый причал, местами раскрошившийся бетон и ржавые грузовые краны на изломанных стальных рельсах. Запустение, но тем не менее видно, что люди, проживающие в этом поселении и контролирующие его, стараются навести порядок и за исправностью уцелевших портовых сооружений следят. Заметны цементные заплатки, закрывающие выбоины на дорогах из порта, некоторые здания побелены серой извёсткой, а чуть дальше, за причалами, возвышается крашенная свежей шаровой краской стальная опора радиомачты. Нормальный ход, и, как мне кажется, мы попали в те края, где нас встретят с пониманием и без агрессии.
А вот и представители встречающей стороны. По причалу ко мне направлялись три человека: один военный и двое гражданских. Армеец, молодой статный брюнет в светло-синем камке, фуражке с зелёным верхом и автоматом за спиной. Двое других, пожилые, лет за сорок, в линялых чёрных пиджачных парах и стоптанных ботинках. Видимо, к встрече с нами местные жители готовились впопыхах и надевали всё самое лучшее, что у них в сундуках имелось.
Делегация приблизилась, и первым, резко козырнув, представился военный:
– Лейтенант Стрельцов, командир наблюдательного берегового поста номер семь. Со мной староста рыбацкого поселения Систа-Палкино Черёмушкин и бригадир рыбацкой артели Большов.
– Капитан Мечников, – ответно отдав воинское приветствие, представился я и кивнул за спину: – Лейтенанты Белая и Талый.
– Хотелось бы уточнить цель вашего визита, – явно чувствуя себя несколько неуверенно и непривычно, произнёс Стрельцов.
– Наша цель – установление дипломатических отношений с вашим анклавом. Понимаю, что у вас нет полномочий, чтобы вести с нами переговоры, и нам придётся подождать кого-то, кто имеет больший опыт в этих делах, чем вы. Неприятностей от нас не ожидайте, мы пришли с миром.
Молодой лейтенант коротко кивнул:
– Представители Старика прибудут через несколько часов, и, пока они в пути, прошу вас не покидать территории причала.
– Без проблем.
Уточнив ещё некоторые мелочи относительно нашего пребывания в порту и перекинувшись с лейтенантом несколькими ничего не значащими нейтральными фразами, мы разошлись. Офицер ГВО и гражданские направились обратно в посёлок, а мы вернулись на фрегат и стали ждать представителей Старика, как здесь называли главу местного общества Ивана Ивановича Маркова.
Ожидание было тягостным, ведь правильно говорит древняя мудрость, что ждать и догонять всегда тяжело. Однако всё проходит, и дипломаты ГВО появились уже к вечеру. Оттягивать встречу они не стали. На борт «Ветрогона» поднялись два похожих друг на друга как братья, суровых, каких-то обезличенных и совершенно незапоминающихся человека в звании майора. От обоих заметно попахивало конским потом, видимо, они навестили нас сразу с дороги, и были эти офицеры очень немногословны.
Для себя этих представителей Старика я определил как контрразведчиков. Судя по всему, с дипломатами у военного режима серьёзный напряг, так что свой анклав представляли именно они. И разговор между нами как-то сразу не заладился. Майоры вели себя вполне дружелюбно, но складывалось впечатление, что они хотят только получить информацию, но никак ею не делиться. Мне это не понравилось, да и вряд ли бы это кому-то другому пришлось по душе. С их стороны сплошные вопросы и просьбы пройти по всему кораблю с осмотром. А на мои расспросы только самые общие фразы, из которых можно почерпнуть, что они нам рады, но и только. Что с них взять? Контрики, они контрики и есть.
В общем, с майорами я проваландался целые сутки. Ничего в наших с ними отношениях не переменилось, и я вежливо выставил их обратно на причал, куда прибыло около роты местных солдат. На прощание я объяснил майорам, что, раз у нас дела на лад не идут, первый контакт будет налаживаться с представителями Москвы. И после этого контрразведчики живо сменили тактику. Они быстренько связались с вышестоящим начальством, которое находилось в населённом пункте Сяськелёво, и пригласили меня совершить путешествие по землям ГВО, дабы лично пообщаться со Стариком. Меня это устраивало, подставы я не опасался, и в сопровождении одного из офицеров отправился в путешествие от Систа-Палкино к месту постоянной дислокации штаба гатчинских военных.
Какие указания получил сопровождающий меня на встречу с местным лидером майор, я не знал, но по дороге от меня ничего не скрывали. Мы ехали по разбитым дорогам из щебня, которые остались от древних автострад, останавливались на ночёвку и привалы в деревушках, где люди жили своей самой обычной жизнью, и никто не пытался пустить мне пыль в глаза. Вот как есть оно всё, так и смотри. Коль умный, выводы сделаешь правильные, а дурак, так всё одно ничего не поймёшь. Гением я себя не считал, но кое-что в этой жизни уже видел, и думаю, что всё понял правильно.
Да, Гатчинский военный округ не самое мощное государственное образование из тех, какие я видел, и для этого есть ряд причин: отсутствие нефти, малочисленность местного населения, много заболоченных земель и так далее. Однако тот же самый Плетнёв, с которым мы много беседовали о ГВО, говорил, что гатчинские вояки крепко стоят на ногах, и с этим я не мог не согласиться. Конечно, дороги плохие, но они есть. Людей не очень много, может быть, что и ста тысяч на всю подконтрольную территорию не набиралось, но это не дармоеды и не угнетённое сословие, как можно было подумать, взглянув со стороны. У половины мужчин, которых я встречал в пути, имелось огнестрельное оружие, а это о многом говорит. В частности, о том, что с вооружениями и боеприпасами у местных проблем нет, а также о том, что власть доверяет своему народу, который в случае любой агрессии может в своих лесах так встретить любого захватчика, что тот офигеет в атаке и тысячу раз пожалеет о том, что сюда припёрся.
В общем, за время, пока мы с майором добрались к Сяськелёва, я твёрдо убедился, что для нашей Конфедерации, если она будет искать союзника на Балтике, а это неизбежно, ГВО самый лучший друг, партнёр и товарищ. Значит, первый же отчёт о походе, который будет отправлен в Краснодар, по прибытии «Ветрогона» в «Гибралтар», должен быть написан так, чтобы у Ерёменко, а вместе с ним и у Симаковых о ГВО и Старике сложилось самое хорошее впечатление. Впрочем, я забегаю вперёд, надо с самим местным лидером встретиться, и только после этого окончательно определяться в своём решении относительно отчёта в центр.
В Сяськелево мы въехали в полдень 4 апреля. Майор испарился в неизвестном направлении, а меня передал под опеку местного начальника интендантской службы, и тот определил гостя на отдых в один из небольших аккуратных домиков, которых на территории ставки местного командования было не менее трёх сотен. О том, что представляло собой это поселение до прихода чумы, у меня никакой информации не имелось. Скорее всего, раньше это был посёлок городского типа, обычное крупное поселение районного масштаба. Теперь же это что-то вроде полевой крепости со всеми сопутствующими такому месту укреплениями по периметру: капонирами, блиндажами, минными полями вдоль дорог и подземными галереями.
В центре всего, как я уже сказал, одинаковые кирпичные домики на три-четыре комнаты, и вокруг каждого небольшая рощица из плодовых деревьев. Чуть в стороне – очень похожие на казармы для солдат восемь длинных одноэтажных зданий из серого камня. Это всё жилые строения, которые соединяются проложенными на земле дорожками из бетонных плит. Вокруг зданий суетятся люди, слышны голоса женщин и детей, а из домов доносятся ностальгические и такие родные домашние запахи выпечки. Неплохо гатчинские вояки устроились, и этот базовый лагерь выглядит гораздо лучше, чем ППД Четвёртой гвардейской бригады во времена моей службы.