Васина Нина. Сервис с летальным исходом

   — Умереть — в смысле медитировать до полной несознанки? — Коля шарит в выдвижных ящиках, находит губную помаду, красит себе губы и рисует вокруг глаз. Подумав, обводит пупок.
   Плачет ребенок.
   Иду его искать.
   Пока я кормлю мальчика, Коля вымазал волосы гелем и сделал на голове рожки. Он ковыляет от смеющейся Сюши по дому, дом отзывается на их шаги, и легкие содрогания большого здания, слышные, только если приложить ладони к полу, похожи на сердцебиение родного существа.
   Потом я мою мальчика, вытаскиваю из машины продукты и в пять заходов с трудом перетаскиваю все на кухню. Взбодрившись таблетками, Коля утерял страсть к чистоте: приходится самой кое-как собрать мусор с пола. Коля бодро хромает вокруг стойки туда-сюда, девочка бегает за ним по кухне, они смеются и мешают мне убирать.
   — Ты купила шоколадный коктейль? — интересуется Коля.
   — Извини, пакет потек, — я вытираю коричневую лужицу на столе. — Как ты можешь пить эту гадость?
   — Ты только что хотела знать, что я люблю из еды. Я люблю шоколад, яблоки и копченую рыбу.
   — Коля, оденься.
   — А ты не смотри, тоже мне нашлась мамочка!
   — Мамочка, мамочка! — кричит Сюша, обхватывая мои ноги, и я цепенею сердцем и боюсь вздохнуть.
   В этот идиллический момент в кухню, пошатываясь, заходит Артур в белом. Он вскарабкался по лестнице совершенно бесшумно, мы не слышали шагов. Вытаращив глаза, держась за стену, он смотрит на Колю и начинает что-то бормотать по-английски.
   — Смотри-ка, живой! — удивляется Коля.
   — Он спрашивает, что это за бар.
   — Совсем обнаглел!
   — Он спрашивает, кто заблевал его одежду. Плащ Артура залит шоколадным коктейлем.
   — Из-виз-э-э-Амстердам? — лепечет Артур, не в силах отвести взгляд от Коли.
   — Он у меня напросится! — Коля повязывает на бедрах полотенце с нарисованными фруктами.
   — Присаживайтесь, пожалуйста, — проявляю я чудеса гостеприимства.
   Сюша вскарабкивается на стул, цедит в чашку из дыры в пакете шоколадный коктейль и макает в него булку.
   — Я не понял, я что, не попал на теплоход? — переходит на русский Артур, сфокусировав теперь глаза на Сюше.
   — Зато вы попали в багажник! — утешает его Коля, выливает остатки коктейля себе в стакан и отламывает половину Сюшкиной булки.
   — Минуточку, я же должен был попасть в багажник, чтобы попасть на теплоход! Извините, зачем здесь этот ребенок? — он неуверенно тычет в Сюшку пальцем.
   — Она здесь живет, — отвечает Коля с полным ртом.
   — Хотите кофе? — я засыпаю зерна в кофемолку.
   — Кофе?.. А какое сегодня число?
   — Мы не знаем, — пожимаю я плечами.
   — Да, — кивает Коля, — нам эти ваши числа до одного места. В три часа ночи вы сказали, что было двадцать третье.
   — Как?! — ужасается Артур. — Опять — двадцать третье! Бог мой, я опоздал в багажник?
   — Вы, конечно, немного опоздали залезть в багажник, — осторожно отвечаю я. — Вы залезли в него не в три пятнадцать, а минут на пять позже.
   — Почему? — шепчет гость в белом плаще, залитом от правого плеча к груди коричневой жижей.
   — Потому что я не сразу нашел ключи от гаража, — объясняет Коля. — Да не волнуйтесь вы так! Зато вы сделали клизму и скрылись от слежки!
   Теперь гость смотрит на нас как на сумасшедших.
   — Где эта машина? — интересуется он.
   — А вы разве только что не из нее вылезли? — я удивлена.
   — Где она? В смысле, куда она приехала?!
   — Вы не волнуйтесь так, все хорошо, она никуда не приехала, она стоит там же, в гараже, — успокаивает его Коля и изображает на разрисованном помадой лице что-то вроде одобряющей улыбки. Гость стонет.
   — А я — где?..
   — И вы там же, только на этаж выше. Вы вылезли из багажника и заползли по лестнице вверх. Вам очень плохо? Почему вы не спите? — Коля сидит на стуле, жует булку и трясет здоровой ногой, как фокстерьер перед охотой.
   Заметив это, гость отодвигается от Коли и с надеждой поворачивает ко мне измученные глаза:
   — Этого не может быть… Я же слышал, что мы ехали!
   — Мы ехали покупать продукты, — мне стало все это надоедать. — Если вы не будете пить или есть, то, извините, у нас дела.
   — Дела?..
   — Да-да, — ласково, как больному, кивает Коля. — Мы очень устали и хотим лечь спать. Гуд найт! Выход сзади, на улице калитка.
   — Вы не можете так со мной поступить! Мне обещали, я перевел деньги, мне гарантировали стопроцентный успех!
   — Увы, увы, — кивает Коля.
   — Мне нужно позвонить!
   Я с готовностью подвигаю ему телефон. Надеюсь, после звонка он поедет спать в новое место. Надеюсь, он не будет перед этим делать здесь клизму.
   — Номер… У вас тут напрямую?
   Смотрю в его воспаленные глаза и вижу, что зрачки плывут. Снотворное еще действует, какого черта он не спит? Неужели его так огорчил испачканный плащ? И тут, следя за его пальцем, я понимаю, что странный гость в белом набирает знакомый номер. Я бросаюсь на телефон. Меня удивило, что Артур при этом выронил трубку и молниеносно закрылся руками.
   — Нельзя! То есть, я хотела сказать, не надо набирать этот номер!
   Поясняю застывшему от удивления Коле:
   — Он набрал номер мобильника, который мы с тобой нашли в яме.
   — Ну что вы, никак нельзя, — грозит Коля пальцем. — Телефон этот забрали секретные агенты, они недавно ушли после обыска. Они за этот телефон готовы кожу с задницы…
   — Ка… какие агенты? — опешил Артур. Я вижу, что над верхней губой у него выступили капельки пота.
   — Обкаканные, — с готовностью поясняет Коля и делает мне знак выйти.
   В коридоре Коля склоняется и шепчет:
   — Этот тип пришел к Ляле, лег в багажник ее машины, она должна была вывезти его в Амстердам.
   — Это невозможно. Она не могла попасть на своей машине в Амстердам да еще с мужиком в багажнике!
   — Значит, она должна была отвезти его в какой-нибудь порт, а потом в Амстердам!
   — Что ты заладил!
   — Мы должны от него немедленно избавиться и ни в коем случае не говорить, что Ляли нет в живых!
   — Почему?
   — Он псих и опасен. Его поведение может оказаться непредсказуемым!
   — Да почему ты думаешь, что он псих?! — Я вынуждена приподниматься на цыпочках, потому что Коля устал наклоняться.
   — Ты видела, как он одет? У него даже галстук белый!
   — Уже нет. Твой любимый шоколадный коктейль…
   — Не отвлекайся! С минуты на минуту сюда нагрянет группа секретных агентов, хороши мы будем. Ты не знаешь, этот тип играет в бильярд?
   — Понятия не имею! — мне надоело шептать.
   — Не кричи. Я вдруг подумал… Ты ведь уехала на этой машине, когда был обыск, они искали кого-то, вдруг “бильярдист” — это просто человек, играющий в бильярд?
   — Ну и что с того, что он играет в бильярд?
   — Они сейчас придут за ним, вот что! Пошли, я тебе кое-что покажу.
   Коля тащит меня за собой на лестницу. Пройдя три ступеньки, он резко разворачивается, я утыкаюсь лицом в полотенце на его чреслах и ругаюсь.
   — Какого черта?!
   — Сюшка осталась с ним! Позови ее! Он может оказаться педофилом!
   — Ты совсем сбрендил?
   — Я не сбрендил. Я точно знаю, что Ляля два года назад прятала какого-то педофила из Государственной думы, на него завели дело, вдруг это он и есть!
   — Нет. Тому было пятьдесят пять лет. Ему изменили внешность и имя и спокойно отправили на Кипр.
   — Откуда ты знаешь?
   — Я изменяла внешность.
   — Как?! — он опять резко разворачивается на лестнице, я опять влипаю лицом в полотенце. — Ты тоже эта… моракунда?
   — Нет, я не моракуса! Я гример! Подвинься, я пойду первой.
   — Мужик затрахал до смерти какого-то ребенка, а вы всего-то и сделали, что в гриме отправили его отдыхать на Кипр?
   — Сначала он прогулялся в мир мертвых, это испытание, скажу я тебе, не для слабонервных! А уже потом поехал отдыхать под другим именем. А насчет морали… Знаешь, что сказала на эту тему твоя тетушка? Она сказала, что все люди перед богом равны, и уж если композитор Чайковский, тоже затрахавший, как ты выражаешься, ребенка до смерти, получил лично от царя высочайшее помилование, то чем хуже другие простые смертные? Твоя тетушка придерживалась английской системы правосудия, основывающейся на исторических прецедентах.
   — Чайковский?..
   — Да. Об этом даже существует исторический анекдот. Император Александр выразился так, что в России задниц много, а Чайковский — один.
   — Поднимайся выше, — сказал Коля, когда я остановилась на втором этаже.
   — Еще выше?
   — На чердак.
   — А как ты туда залезешь?
   — Я уже лазил, чтобы осмотреть местность после твоего прыжка в мусоросборник.
   И вот мы на чердаке. Коля, в полотенце на бедрах, и я — удивленная до крайней степени.
   На чердаке у одного из окон установлен пластиковый столик с вкрученными в балки перекрытия ножками, и на нем — настоящая подзорная труба!
   — Вот это да!
   — Да нет, это ерунда, — отмахивается Коля, направляя трубу, — вот винтовка с оптическим прицелом!..
   — Где?.. — от удивления у меня подкосились ноги, и я присела.
   — Здесь же лежала, на столе. Я зарыл в керамзите, — он неопределенно машет рукой куда-то в глубь чердака. — Смотри.
   Подхожу и склоняюсь к трубе.
   — Видишь?
   — Вижу кусты какие-то, сарай…
   — Видишь грязно-желтый фургон?
   — Да. И что?
   — Теперь — чуть левее и пониже. Теперь видишь?
   — Два мужика курят. Какая-то крыса или кошка… Нет, это же собачонка!
   — Обрати внимание на того, который повыше и с усами. Настрой резкость.
   Коля кладет мои пальцы на рычажок. Я кручу его, и крупным планом проступает усатое лицо местного жителя, который не удержал на поводке своего шпица…
   — Поняла? — Коля удовлетворен выражением моего лица. Вероятно, на нем, кроме удивления, явно проступают понимание и восхищение им, умным и сообразительным.
   — Что ты все время трясешься?! — меня вдруг стала раздражать его самодовольная физиономия с пятнами ожогов.
   — Да холодно здесь стоять в одном полотенце! Ты поняла, что это за фургон? Они из него нас подслушивают!
   — Может, и не из него…
   — Из него! Мужика помнишь, который в гости приходил, когда родители были, коротконогий такой, в очках? Он уже дважды совался в этот фургон! А усатый, который сейчас покурить вышел? Это же хозяин попавшей под колеса собачки! Нас обложили слежкой, дом прослушивают, и штаб у них в фургоне!
   — Ладно, следопыт, ты все узнал, что дальше?
   — Возвращаемся в кухню, берем этого придурка в белом плаще и отводим его в фургон!
   — Зачем? — опешила я.
   — Да чтобы они не лезли за ним в дом! Не трогали здесь ничего, не допрашивали меня и не угрожали!! Они его ищут? Доставим, сонного и тепленького!
   — Я не буду этого делать.
   — Конечно! Тебя же не совали мордой в газовую горелку!
   — Коля, ты не понимаешь! В фургоне могут сидеть не те люди.
   — Я все прекрасно понимаю. Не хочешь — не надо. Сам сделаю.
   Он ковыляет к лестнице вниз. Я иду рыть керамзит. Спускаться ему трудней, чем подниматься, мне слышно его натужное дыхание и тихие ругательства.
   Слава богу, это не винтовка с оптическим прицелом. Это странный прибор с выдвигающимися ножками, коротким прикладом и направленной антенной, которую Коля при закапывании повредил, и теперь она болтается сбоку на проводке. Металлическая выдвижная трубка, очень похожая на дуло. И есть что-то очень похожее на оптический прицел, и сетка на нем присутствует. Я думаю, думаю, зарывая это странное устройство обратно в керамзит, потом мои пальцы натыкаются на наушники, и, вытащив их, я понимаю, что если бы антенна работала и не повредился провод наушников, то, направив прибор на фургон, я бы, наверное, могла услышать разговоры людей в нем. Смешно. Можно было бы стащить эту подслушку вниз, устроиться за кухонным столом, громко придумывать с Колей новые истории и тут же выслушивать комментарий подслушивающих нас людей… Если, конечно, это чудо техники работает само по себе и не требует предвари-тельной установки микрофона… кого же ты тут слушала, Мадлен? Подхожу к окну. Смотрю на дорогу, на еле видимый вдали пункт охранника на въезде в поселок… Может быть, переговаривающихся людей в автомобилях, проезжающих мимо?
   Когда я спустилась, то обнаружила в коридоре зачумленного снотворным Артура и Колю, наматывающего на гипс полиэтиленовый пакет.
   — Мы идем прогуляться, — многозначительно сообщил Коля.
   — Я не хочу гуляться, — пробормотал Артур, — но молодой человек сказал, что отведет меня в нужное место и я смогу наконец попасть в Санкт-Петербург.
   — Мне показалось, что вам нужен Амстердам, — пожала я плечами.
   — В идеале, да. Амстердам — это, конечно… хотя я, к примеру, с удовольствием уплыл бы в Нью-Йорк… — Помявшись, он решился:
   — Извините, конечно, я ничего не понимаю, я могу увидеть учительницу пения?
   — Э-э-э… которую? — я лихорадочно соображаю, что сказать.
   — Сейчас я вас отведу в грязно-желтый фургон через дорогу, тут недалеко, — вступает Коля, — и там вы увидите и учительницу пения, и учителя физкультуры, и даже стипендиатов высших курсов защитников родины и ее интересов!
   — Стойте! — мне стало немного жалко этого человека в плаще, загаженном шоколадным коктейлем. — Если хотите, расскажите все быстро. Прямо сейчас, вот тут, в коридоре. Что вам обещала Ляля?
   — Какая Ляля?.. — он искренне удивлен.
   Коля, стоя сзади задумавшегося мужчины, делает мне руками знаки, угрожающе кривляется и показывает на часы.
   — Часы! — теперь я показываю на него пальцем.
   — Мона, я тебя умоляю, оставь свои материнские инстинкты для детей!
   — У тебя часы такие же!
   — Это подарок, я никому не отдам мои часы! — заводится Коля. — Разреши нам уйти, человек спешит в Амстердам!
   — Который час? — я дергаю уже уходящего Артура за руку.
   — Э-э-э… — Он делает свой коронный взмах левой рукой и таращится на часы на белом ремешке.
   — Это дорогие часы? — Я отталкиваю Колю, который хватает Артура за полу плаща и тащит за собой.
   — Очень дорогие, а что? Корпус из платины, это швейцарские часы… Отпустите же! Вы порвете плащ!
   — Все! Мы уходим! — под треск материи Коля утаскивает ночного гостя в дверь.
   Из кухни выходит Сюшка с грязной мордочкой. Хватаю ее под мышку и несу к раковине.
   — Еще пописать! — требует она, когда я закончила промокать ее лицо полотенцем.
   Помогаю ей взобраться на большой унитаз. Замечаю, что от нетерпения трясу ногой, как фокстерьер перед охотой.
   — Гулять! — натягивая колготки, объявляет Сю-ша свой вариант достойного завершения дня.
   — Через полчасика, ладно?
   — Спать! — соглашается она и направляется к лестнице.
   Я обгоняю ее на ступеньках и карабкаюсь по почти отвесной лестнице на чердак.
   — Маленьким девочкам сюда нельзя! — на всякий случай грожу ей пальцем с чердака в открытый люк.
   — Знаю, — говорит Сюша снизу. — Там Хока!
   Ну вот, оказывается, я знаю еще не всех жителей этого дома…
   В подзорную трубу виден грязно-желтый бок фургона и какой-то значок на нем… Наведя резкость, я, опешив, несколько секунд рассматриваю веселого слоненка и начинаю думать, что воображение сыграло с Колей плохую шутку, но потом замечаю движение сбоку и вижу их обоих, хромающего Колю и пошатывающегося Артура…

КОМПРОМИСС

   Этим утром оперуполномоченный Петя выехал в Москву. Он не успел поучаствовать в обыске квартиры Моны Кукулевской, напросился в группу, осматривающую ее дачу, и был наказан. Во-первых, на даче ничего стоящего не оказалось. Во-вторых, Петя провалился в прогнивший погреб в сарае.
   Осмотрев его локоть и щиколотку, московские коллеги успокоили: “Хорошо отделался” — и посадили голой ногой в ручей.
   Через десять минут подобного охлаждения растянутых связок ступня Пети и щиколотка чуть повыше косточки стали красными, а сам Петя синим. Его трясло так, что на остановках у светофоров дрожал и дорогой милицейский джип, и шесть сотрудников в нем. Сотрудники не выдержали, влили в Петю триста граммов спирта, и он перестал дрожать, правда, через некоторое время запел.
   Узнав о находке в гараже Димы Гольтца, Петя перестал петь и пытался заплакать. Поэтому коллеги вручили находку ему и, чтобы не брать грех на душу, посадили с оказией в фургон “Лаборатория” и приказали довести его до места и сдать с рук на руки лично следователю Поспелову.
   Петя свалился на руки Поспелову, крепко прижимая к себе металлический чемодан, и в исполнении, и в устройстве замков, и в материале изготовления полностью повторяющий собой тот, который изъяли у самоубийцы Моны Кукулевской.
   — Вы только посмотрите, гр-р-р-ж-нин слевтель, абсолютно иден-тичн… Нет, ну какая же сучка! А еще грудью угрожает! Ар-р-рестать немедленно!
   — Что с вами, Петя? — не поверил своим глазам следователь.
   — Ничего особенного. В погреб провалился.
   — Открывали чемодан? — Поспелов ткнул пальцем в металлический бок.
   — Ну-ш-ш-твы! — бормотал Петя, прижимаясь к чемодану щекой и вытирая об него слюну. — Как можно!.. Отпечатки пальцев… веществ… доказательства…
   Чемодан кое-как отняли, Петю усадили на пол в углу фургона, дежурный оторвал от сердца стаканчик крепкого кофе из термоса.
   Поспелов пытался выяснить, провели ли в Москве опись содержимого в присутствии понятых, Петя удивлялся: “На хрен тут еще понятые?!” Когда отвлекшийся от аппаратуры дежурный надел наушники, он громко стукнул ладонью по столу, призывая всех к тишине.
   — Что? — кинулся к нему следователь.
   — Понятых хотели? Будут нам сейчас понятые, — усмехнулся дежурный, протягивая Поспелову наушники.
   Поспелов послушал, попросил перемотать запись на десять минут назад, еще послушал и подсел к окну.
   Через двенадцать минут он в подробностях изучил пострадавшую от ожогов физиономию мальчика Коли сквозь тонированное стекло, в которое тот таращился, сложив ладони и пытаясь заглянуть внутрь фургона. Потом Коля что-то писал на боку фургона, потом громко постучал в дверь.
   — Войдите! — встрепенулся на полу оперуполномоченный Петя.
   Озираясь, вошел высокий молодой мужчина в белом. Неуверенно остановился в дверях. Согнувшись, он пытался разглядеть внутренность фургона.
   — Проходите, не стесняйтесь, — послышался голос подростка с улицы. — Товарищи вам все объяснят и отправят куда надо!
   — Мне надо на теплоход “Патрушев”, Ленинград — Амстердам — Нью-Йорк… с заходом в Лондон… — с названием каждого города теряя голос, неуверенно пробормотал гость в вытаращенные от удивления глаза Поспелова. — За сколько довезете меня в Ленинградский порт?
   — Заходи, человече, не стесняйся, — предложил усатый. — Сейчас разберемся. Я так и не понял, куда тебе надо? В Лондон или в Нью-Йорк?
   — К дому подъехала легковушка. Трое в штатском, которые были утром, — доложил дежурный. — А на чердак мы, Кузьма Ильич, с вами и не совались… Прокольчик вышел. Интересно, федералы догадались?
   Поспелов рванул странного человека в испачканном плаще за руку к себе и закупорил дверь фургона изнутри.
   Мальчик Коля, ужасно довольный собой, ковылял к дыре в сетке. Смеркалось. Редкие облака на небе кое-где еще были подсвечены закатным солнцем, уже невидимым за чешуей леса на горизонте. От остатков солнца, по-вечернему размытого в воде весеннего неба, веяло грустным холодом, и сразу становилось ясно: ночью будут заморозки.
   На боку фургона рядом со слоником темнела надпись, сделанная пальцем по пыли: “Посторонним В”.
   Я не успела надеть парик и предстала перед очень серьезными мужчинами в штатском в прическе “прощай, жизнь”, правда, с уже слегка отросшими полосками ежика.
   Не говоря ни слова, один из них — с оттопыренными ушами — щелкнул фотоаппаратом у самой двери, на мгновение ослепив нас с Сюшкой.
   Девочка сразу же сползла со стула и запряталась за кухонный диванчик.
   Пока я размышляла, на кой черт совершенно незнакомому мужчине моя фотография с ребенком на руках, он обошел стол и клацнул еще раз. Сбоку.
   Понятно. Анфас, как говорится, и в профиль…
   — Сфотографируйте, меня, пожалуйста, с этим красавчиком. — Я отловила проходящего мимо платинового блондина, он как раз выдернул из кобуры оружие и не знал, куда его деть, пока я устраивалась поэффектней: руками обхватывала его за талию, голову засовывала под мышку. — Покажу подружкам, чтобы завидовали! Снимайте по пояс, пусть думают, что он еще и баскетболист!
   — Молчать! — взвизгнул человек с оттопыренными ушами и убрал фотоаппарат.
   Я на всякий случай взяла корзину с ребенком и села к Сюше за диван.
   — Если начнут стрелять, ляжешь на пол и закроешь голову руками, ладно?
   Молча кивает. Золотой ребенок.
   По топоту слышно, что троица обежала все комнаты внизу и наверху. Интересно, они полезут на чердак? По моим предположениям, чердак, наверное, был единственным местом, где не натыкано микрофонов. О!..
   Платиновый блондин, стараясь не смотреть в мою сторону, гордо протащил через кухню к выходу то, что Коля принял за ружье с оптическим прицелом.
   А это что за звук?.. Заводят машину. Небольшой взрыв? Это что-то новенькое… Пока я размышляла, что они могут взрывать в доме, по лестнице в кухню вбежал их фотограф с перекошенным лицом. Его голова и шерстяная безрукавка на байковой рубашке в клетку густо засыпаны конфетти.
   — Ты думаешь, это игра? — зловеще поинтересовался он, присев возле нас. — Новый год, День святого Валентина, да? Так вот, крошка, запомни, это Хэллоуин!
   Зашел еще один злой мужчина и доложил, что в доме больше никого не обнаружено.
   — Где он? — интересуется ушастый человек, обсыпанный конфетти.
   — Коля? Коля вышел проводить гостя, а вы…
   — Какого гостя? — его голос становится вкрадчивым.
   — По имени Артур. Понимаете, он зачем-то пришел сюда ночью, залез в багажник в совершенно белом плаще, представляете? И заснул там. А теперь проснулся, сказал, что ему нужно в Амстердам, и Коля пошел его проводить…
   — Куда… проводить?
   — Не знаю точно, наверное, в Амстердам. Хотя, он говорил, что Нью-Йорк ему тоже подходит, а вы…
   — Ты думаешь, ты очень умная, да? Знаешь, что я делаю с возомнившими о себе крошками?
   — А! Я вас вспомнила! Вы любите газовые горелки, да? Вы этот… как вас там?.. Шпундик? Нет, подождите, я сама вспомню, у меня была хорошая память… Фантик… нет, не фантик… Фунтик!
   — Вы, наверное, не понимаете, кто с вами разговаривает? — поинтересовался утащивший подслушивающий аппарат блондин. Он вернулся и уже несколько секунд корчил рожи сзади ушастого, пытаясь объяснить, с каким важным и опасным человеком я разговариваю. — Вы что, самоубийца?
   — А откуда вы знаете?…
   — Ладно, крошка, давай так договоримся. Придем, так сказать, к компромиссу. Ты быстро отвечаешь на мои вопросы, я разрешаю тебе спокойно изображать дальше дойную корову. Где ваш ночной гость? — ушастый поскучнел глазами, мне это не понравилось. Еще больше мне не понравилось, что он схватил меня за запястье сильными сухими пальцами и сжал его.
   — Отвечаю быстро. Он ушел с Колей в сторону Амстердама. В какой стороне тут у нас Амстердам? Отпустите! — повысила я голос и дернула рукой. Отодвинуться подальше в угол не удалось. — Этот гость оказался совершенно не в себе. Только представьте, он весь в белом! Даже носки. Даже галстук! Ремешок от часов… Ладно, чтобы вам было понятно, объясняю. Я его не знаю, первый раз в жизни увидела, он потребовал, чтобы мы открыли гараж, и тут же залез в багажник машины. Там первым делом принял снотворное, а выспаться толком не смог. Ко всему прочему, я залила его чудесный белый плащ шоколадным коктейлем, такие вещи некоторыми мужчинами переживаются очень трудно. Коля повел его на выход из поселка, я думаю, они уже миновали охранника на въезде и спрашивают у прохожих, где здесь дорога на Амстердам. Куда покажут, туда этот придурок в белом и пойдет, что от меня-то требуется?!
   Последние слова я произнесла на высокой и пронзительной ноте. К моему удивлению, ушастый отпустил мою руку, кивнул своим коллегам, троица быстро сгруппировалась и двинулась к выходу.
   От напряжения и страха я еще несколько минут не могла встать. Я слышала, как завелся мотор на улице, Сюшка выползла к столу и занялась яблоком. Маленький спит в корзине, раскинув ручки в стороны, готовый обнять любой приютивший его мир, даже страшный и злой.
   Я кое-как стала на коленки, доползла по примеру Сюшки к столу, села под ним и поинтересовалась, щелкнув ногтем по черной кнопочке с усиком:
   — На сегодня это все?
   Встаю, иду к раковине мыть руку, которую ушастый так сжал, что это было похоже на прослушивание пульса. Я вливаю в миксер молоко, сироп, рюмочку коньяка, выкладываю мороженое. Под громкое жужжание пытаюсь сообразить, как должен быть устроен изнутри человек-детектор. Откуда он может знать, какой у меня пульс, когда я говорю правду, а какой — когда вру? Где находится та зона чувствительности, которая доступна только очень талантливым гадалкам-моракусам, способным, держа руку человека в своей, по малейшим колебаниям пульса определять правильное направление разговора? По крайней мере, я была честна перед ним совершенно, и если мой пульс сбивался иногда с ритма, то пусть он в другой раз прячет свои холодные, жабьи глаза.
   В кухню входит ужасно довольный собой мальчик Коля.
   — Я видел, как они отъехали! — сообщает он с порога. — Убедилась, что я все сделал правильно?