* * *
Победа Татьяны Навки и Романа Костомарова в танцах стала седьмой в российской олимпийской истории этого вида фигурного катания. И первой – в тренерской карьере Александра Жулина. Так что не было ничего удивительного в том, что даже после соревнований он никак не мог в нее поверить. Принимал поздравления коллег, а в глазах все еще стояло выражение полного неверия в то, что это именно его спортсмены делают круг почета по глади катка, поднимаются на пьедестал и уже оттуда машут всему миру, сжимая в руках золотые медали.Ровно за 12 лет до этого момента я сидела на полу коридора Дворца спорта в норвежском Хамаре – под дверью, ведущей в раздевалки фигуристов, – и ждала, когда оттуда выйдут Майя Усова и Александр Жулин. На часах было полвторого ночи, журналисты и участники давно разъехались, завершив танцевальную пресс-конференцию, а серебряные призеры Игр так и не появлялись. То была моя первая зимняя «журналистская» Олимпиада, я отчаянно болела за «своих», разрывая душу между двумя российскими парами, каждая из которых в равной степени заслуживала олимпийского золота, и совершенно искренне не понимала, как можно уйти, не поглядев в глаза и не сказав какие-то слова поддержки тем, кто проиграл.
Что говорить людям, жизнь которых только что на моих глазах разлетелась в мелкие куски, я не знала. Да и говорить не пришлось ничего. Но та ночь, которую мы прожили по разные стороны тонкой фанерной перегородки, каким-то необъяснимым образом спаяла наши судьбы на всю жизнь.
Потом было еще много лет, на протяжении которых мне приходилось переживать самые разные победы и поражения. Видеть, как в раздевалке фигуристов в Нагано, куда мне удалось прорваться, врачи приводили в чувство вмиг обессилевшего от испытанного напряжения Евгения Платова после его второй олимпийской победы. И одновременно утешать бьющуюся в истерике Оксану Грищук («Да сделайте же что-нибудь! Ему же плохо!»).
Мои герои взрослели, расставались друг с другом, заводили новые семьи, я же понимала, что все они – не просто спортсмены, о которых приходится писать. А очень близкие и по-настоящему любимые люди. И как же я боялась увидеть первое олимпийское поражение Жулина-тренера!
Понимал ли он сам, насколько близка была Таня Навка – девочка, появившаяся в его жизни как раз после той, проигранной в Лиллехаммере Олимпиады и родившая ему ребенка, – чтобы повторить его собственный и очень горький для выдающегося спортсмена олимпийский путь? Думаю, что да. Ведь точно так же, как многие другие, не мог не чувствовать, что в сознании большинства арбитров Татьяне Навке и Роману Костомарову уже почти уготовано серебро. В лучшем случае – серебро.
Такой расклад диктовали негласные правила фигурного катания. К началу танцевального турнира Россия уже выиграла два «золота», а значит, настало время делиться.
– Когда силы тех, кто борется за золото, равны, «убрать» с пьедестала любого из конкурентов не составляет никакого труда, – грустно вздохнула по этому поводу Татьяна Тарасова. И добавила: – Причем «опустить» куда легче, чем «поднять».
Все четыре года, что Навка с Костомаровым подбирались к золоту Турина, мое отношение к этой паре было слегка снисходительным. Я искренне уважала танцоров за нечеловеческий труд в тренировках, с удовольствием общалась с ними вне соревнований, но каждый раз, когда Навка и Костомаров выходили на старт и побеждали, не могла не думать, что по сравнению с выдающимися чемпионами прошлых лет им не хватает чего-то главного. Быть уверенным в успехе, когда твои интересы негласно отстаивает такая страна, как Россия, – не бог весть как сложно. Если этой поддержки не будет, что тогда?
Первым по-настоящему чемпионским выступлением у Навки и Костомарова стала, пожалуй, победа на чемпионате мира-2005 в Москве. И все равно оставались сомнения: все-таки это Москва. Свои стены, свои болельщики, «свои» судьи. Ничего этого в Турине может не быть. Как и поддержки – если к началу танцевального турнира Россия сумеет завоевать свои «запланированные» две золотые медали.
В то, что подопечные Жулина не сдадутся без борьбы, я поверила за месяц до Игр. Во время чемпионата Европы в Лионе. В тот самый момент, когда надо льдом звучали заключительные аккорды великой музыки Бизе, из порезанной коньком руки Татьяны на лед текла кровь, а она еще сильнее сжимала пальцы, притягивая лезвие к голове. И улыбалась по-королевски, будто бы и не замечала впившегося в ладонь металла.
Ее слезы мир увидел месяц спустя. На олимпийском пьедестале.
Жулин не плакал. Но и улыбаться не мог – на это не осталось эмоций. Он даже не удивился моему появлению в закрытой зоне, куда журналисты не могли быть допущены по определению. Я же рвалась именно туда. Потому что знала: именно в эти минуты, когда спадает первый шок, человек говорит совсем не то, что полчаса спустя он скажет на пресс-конференции. Все пережитое выплескивается само собой. Нужно только слушать.
– Вас беспокоили разговоры о том, что России не завоевать золотую медаль в танцах? Что ее скорее всего придется отдать, расплачиваясь таким образом за две первые победы?
– «Беспокоили» – не то слово. Было безумно тяжело. Особенно после обязательного танца. Навка и Костомаров прокатались исключительно хорошо. Я говорю это не потому, что Таня – моя жена, а просто склонен считать, что и сам неплохо разбираюсь в фигурном катании. Точно так же, как мой ассистент Евгений Платов. Мы с ним, наверное, не самые плохие специалисты. С технической точки зрения прокат Навки и Костомарова в обязательном танце был однозначно блестящим. Но при этом некоторые судьи поставили ребят на шестое место, а кто-то даже на восьмое.
Во мне сейчас говорит не озлобленность – просто обидно. На протяжении целого года моя пара не проиграла ни одного старта ни у одного судьи. И вдруг, начиная с чемпионата Европы, в танцах стало твориться что-то необъяснимое. Меня не покидало ощущение, что воду в судейских кругах вокруг Навки и Костомарова мутят все больше и больше, и все это продолжалось буквально до последнего дня. Поэтому безумно рад, что Таня с Романом все-таки стали олимпийскими чемпионами. Считаю, эту победу им дал сам Бог. Они заслужили ее.
– Вы хотя бы иногда думали, что Татьяна может повторить вашу собственную судьбу? Быть действующей чемпионкой мира и проиграть Олимпиаду?
– Не думал. Таня с Романом сильнее, чем были мы с Майей Усовой. Я чувствовал это даже в тренировках, когда они вступали со мной в какие-то споры. Понимал, что они на самом деле сами ничуть не хуже меня знают, что им нужно. Что они рождены чемпионами. Они – лидеры по своей сути. Оба. С весьма непростыми характерами. Неуступчивые не только по отношению друг к другу, но и в общении с тренерами. Сглаживать все это было порой не так просто. Но я никогда не жалел, что выбрал себе такую судьбу. «Простые» спортсмены не становятся олимпийскими чемпионами. Хотя для Тани семья и ребенок всегда были на первом месте. Если бы даже мы проиграли… — На лице Жулина отразилась целая гамма чувств. – Скажу вам откровенно: после обязательного танца у нас состоялся разговор на эту тему. Мы с Таней сказали друг другу, что, чем бы ни закончились Игры, наш мир не изменится. Мы точно так же будем любить друг друга, вместе растить дочь, общаться с теми, кто нас поддерживал. И не позволим никакому поражению стать для нас катастрофой дальнейшей жизни.
– Кто стал инициатором такого разговора?
– Я. Понимал, что после двух подряд золотых медалей чемпионатов мира поражение на Играх может стать для Тани сумасшедшим шоком, который способен привести к самым непредсказуемым жизненным последствиям. Страшно боялся за семью. Сразу вспомнил свой собственный опыт, пережитый на Играх в Лиллехаммере. Там мы с Майей Усовой – моей бывшей супругой – не разговаривали после поражения двое суток. Не могли. Были не способны не то чтобы найти какие-то слова, но даже смотреть друг на друга. Именно после тех Игр я почувствовал, что окончательно сложился как личность.
Однажды до меня дошло, что придавать спортивным победам и поражениям такое значение, какое придаем мы, неправильно в корне. Кто сейчас вспоминает про Усову и Жулина? Да, мы проиграли Олимпиаду и в Лиллехаммере, и за два года до этого – в Альбервилле. Но кто сейчас помнит чемпионов? Такими воспоминаниями никто не живет подолгу. Они проходящи. Как глава книги, которую ты написал, а потом перевернул страницу. Могу назвать очень многих олимпийских чемпионов, которые, победив на Играх, больше не сделали в своей жизни ничего. Не нашли себя ни в какой другой профессии, не сложились как личности. И я больше всего мечтал о том, чтобы наша с Татьяной жизнь продолжала развиваться дальше. Чтобы мы реализовали себя как любящая пара, как родители, которые очень хотели бы родить еще одного ребенка. А то, что произошло в Турине, расцениваю как невероятный подарок, который мне сделала судьба. И знаю, что таких переживаний я больше не испытаю никогда в жизни. Ученики – это одно. Жена – совершенно другое…
…Спустя год с небольшим Жулин уже работал с другими спортсменами. Семья перебралась из американского Нью-Джерси в Москву, и было очевидно, что тренерская работа составляет для Александра гораздо больший смысл жизни, чем он сам когда-то представлял.
– Неужели вам не было тяжело после Турина, спустившись, образно говоря, с олимпийского пьедестала, снова окунаться в тренерскую работу на самом начальном этапе? – поинтересовалась как-то я.
– Психологический спад, безусловно, имел место , – ответил тренер. – Не то чтобы мне стало скучно, просто я успел позабыть, как много нужно сделать, чтобы появился результат. И что у Навки и Костомарова тоже был достаточно длительный период, когда что-то не получалось. Решающим фактором стало то, что я очень люблю тренировать. За то время, что провожу на катке, иногда даже о еде забываю. Разве что кто-то из родителей тарелку супа прямо на скамейку принесет. Но я готов работать и больше. Если бы не получал от этого столько удовольствия, давно поменял бы профессию и занялся чем-нибудь другим…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Наверное, никакой журналист не способен быть беспристрастным до конца. Когда работаешь с людьми на протяжении многих лет, если не десятилетий, о них становится невозможно писать, отбрасывая прочь собственные эмоции. Потому что их беды, радости, страдания и проблемы одновременно становятся и твоими тоже. Спорт в этом отношении – особенная статья. Слишком большой кровью даются победы, очевидцем которых ты являешься, чтобы воспринимать их равнодушно.
Каждые Олимпийские игры – как маленькая смерть. Когда чемпионы принимают решение завершить карьеру, неизменно кажется при этом, что все они были гораздо лучше, ближе и роднее, чем те, кому только предстоит занять их место. И что яркость пережитых бок о бок с ними минут, дней и лет не повторится больше никогда.
Это состояние я переживала четырежды. И каждый раз, как следует отоспавшись и придя в себя, вполне успешно убеждала себя в том, что больше – никаких эмоций и стрессов. Что все это – только работа, которой ни в коем случае нельзя позволить влиять на свою «другую» жизнь. Иначе никаких нервов не хватит. Однако через год-полтора после очередных Игр все благие намерения летели в тартарары. Появлялись новые люди, новые судьбы, новые надежды.
Кто знает, может быть, и самих спортсменов, уже, казалось бы, навсегда ушедших из спорта, так тянет вернуться обратно именно потому, что никакая другая профессия не способна дать такого количества адреналина и эмоций?
По иронии судьбы в тот самый день, когда заключительная глава в этой книге была дописана, мне неожиданно позвонил Дмитрий Горячкин – агент Алексея Ягудина:
– Вы меня разыскивали?
Я знала, что олимпийский чемпион Солт-Лейк-Сити намерен лечь на повторную операцию в Нью-Йорке, после которой, как предполагали американские врачи, он сможет продолжать кататься, не испытывая при этом постоянной боли в тазобедренном суставе. Приблизительные сроки планируемого хирургического вмешательства мне тоже были известны. Слегка настораживало то, что в течение целых трех недель, чуть ли не круглосуточно истязая мобильный телефон, я не могла получить никакой информации ни от Ягудина, ни от его окружения, включая агента.
– Прооперировали Лешку, – сломался под моим натиском Горячкин. – Он уже вовсю бегает, нагружает ногу. Но до начала осени это – информация не для прессы. С больницей был тоже заключен соответствующий контракт: если о деталях операции кто-либо из журналистов узнает от врачей или сиделок, мы имеем право предъявить клинике иск на баснословную сумму. И там будут обязаны ее выплатить.
– К чему такая секретность? – удивилась я.
– Так захотел Алексей. Он должен прежде всего понять, сумеет ли снова кататься серьезно. Так, чтобы вернуться в спорт. Тем более что возвращается Плющенко. Ведь именно ради этого он решился на операцию…
…Говорят, в одну воду нельзя войти дважды. Спорт порой опровергает и эту истину. Кто знает, может быть, соперничеству Плющенко и Ягудина кем-то свыше уже предопределено выйти на новый виток? Но что бы ни произошло в фигурном катании в гипотетическом пока будущем, это будет уже (простите меня за столь избитый журналистский штамп) совсем другая история…
Каждые Олимпийские игры – как маленькая смерть. Когда чемпионы принимают решение завершить карьеру, неизменно кажется при этом, что все они были гораздо лучше, ближе и роднее, чем те, кому только предстоит занять их место. И что яркость пережитых бок о бок с ними минут, дней и лет не повторится больше никогда.
Это состояние я переживала четырежды. И каждый раз, как следует отоспавшись и придя в себя, вполне успешно убеждала себя в том, что больше – никаких эмоций и стрессов. Что все это – только работа, которой ни в коем случае нельзя позволить влиять на свою «другую» жизнь. Иначе никаких нервов не хватит. Однако через год-полтора после очередных Игр все благие намерения летели в тартарары. Появлялись новые люди, новые судьбы, новые надежды.
Кто знает, может быть, и самих спортсменов, уже, казалось бы, навсегда ушедших из спорта, так тянет вернуться обратно именно потому, что никакая другая профессия не способна дать такого количества адреналина и эмоций?
По иронии судьбы в тот самый день, когда заключительная глава в этой книге была дописана, мне неожиданно позвонил Дмитрий Горячкин – агент Алексея Ягудина:
– Вы меня разыскивали?
Я знала, что олимпийский чемпион Солт-Лейк-Сити намерен лечь на повторную операцию в Нью-Йорке, после которой, как предполагали американские врачи, он сможет продолжать кататься, не испытывая при этом постоянной боли в тазобедренном суставе. Приблизительные сроки планируемого хирургического вмешательства мне тоже были известны. Слегка настораживало то, что в течение целых трех недель, чуть ли не круглосуточно истязая мобильный телефон, я не могла получить никакой информации ни от Ягудина, ни от его окружения, включая агента.
– Прооперировали Лешку, – сломался под моим натиском Горячкин. – Он уже вовсю бегает, нагружает ногу. Но до начала осени это – информация не для прессы. С больницей был тоже заключен соответствующий контракт: если о деталях операции кто-либо из журналистов узнает от врачей или сиделок, мы имеем право предъявить клинике иск на баснословную сумму. И там будут обязаны ее выплатить.
– К чему такая секретность? – удивилась я.
– Так захотел Алексей. Он должен прежде всего понять, сумеет ли снова кататься серьезно. Так, чтобы вернуться в спорт. Тем более что возвращается Плющенко. Ведь именно ради этого он решился на операцию…
…Говорят, в одну воду нельзя войти дважды. Спорт порой опровергает и эту истину. Кто знает, может быть, соперничеству Плющенко и Ягудина кем-то свыше уже предопределено выйти на новый виток? Но что бы ни произошло в фигурном катании в гипотетическом пока будущем, это будет уже (простите меня за столь избитый журналистский штамп) совсем другая история…
Примечания
1
«Уголок слез и поцелуев», где фигуристы и тренеры ждут оценок после проката. – Здесь и далее примеч. авт
2
Книга «Мой Сергей. История любви», написанная Гордеевой в соавторстве с обозревателем журнала «Sports Illustrated» Эдом Свифтом, появилась в продаже 1 ноября 1996 года и сразу же стала бестселлером.
3
Джей Огден – один из менеджеров «IMG».
4
Анатолий Тарасов работал в ЦСКА и сборной.
5
«Русский дом» – традиционное на Олимпийских играх место чествования российских чемпионов, проведения официальных приемов, переговоров и т.д.
1
«Уголок слез и поцелуев», где фигуристы и тренеры ждут оценок после проката. – Здесь и далее примеч. авт
2
Книга «Мой Сергей. История любви», написанная Гордеевой в соавторстве с обозревателем журнала «Sports Illustrated» Эдом Свифтом, появилась в продаже 1 ноября 1996 года и сразу же стала бестселлером.
3
Джей Огден – один из менеджеров «IMG».
4
Анатолий Тарасов работал в ЦСКА и сборной.
5
«Русский дом» – традиционное на Олимпийских играх место чествования российских чемпионов, проведения официальных приемов, переговоров и т.д.