Страница:
Илья поднял руки:
– Молчу.
– И правильно делаешь, – заметил я. – Потому что «крот» – не лейтенант Гномкин, а майор Калитин. Завтра мы займемся им вплотную. Кстати, следите все за новостями про склады в Ясенево. Желательно, по «Эхо Москвы»: там ребята оперативные. У нас с Дашкой, как известно, ни телевизора, ни радио, так что…
– Не верю! – перебила капитан Сычова, инстинктивно подражая Станиславскому. – Леша Калитин – не «крот»!
Мне было ее жаль.
– Не веришь – не надо, – сказал я. – Если мы в нем ошиблись, приятно будет в этом сознаться. Предлагаю…
– И я не верю, – заявил вдруг Илья.
Станиславских, таким образом, у нас стало двое. Причем второй был куда въедливей первого. Я осторожно спросил:
– Почему, старик?
– Потому, старик, – ответил Илья, – что не нравится мне хороший парень Серега. Слишком герметично он упакован. Претензий к нему никаких – так он еще и предупреждает Стаса, чтоб не трепался. Ну как на такого подумать?
Рыжий отгородился широкой дланью:
– Илюха, нравится, не нравится – не аргумент. Этак мы «крота» не вычислим.
– Это не математика, – возразил Илья. – Тут не вычислить надо, а разгадать.
Мы помолчали. Светлана изучала кофейную гущу.
Я полюбопытствовал:
– Майор Калитин тебе нравится больше? Когда стреляют в Сычову, он либо отсутствует, либо ему царапают бедро. А в промежутке он ухитряется обнаружить бомбу в моторе. Не молодец ли? Не он ли герметично упакован?
– Он нравится мне больше, – упрямо заявил Илья. – Думаю, старик, что шефа Светланы подталкивают к тем же мыслям, которые возникли у тебя.
Дарья задумчиво покачала головой:
– Сложно, Илюшка. Слишком психологично для майора спецназа.
– Вот именно, – поддержала Светлана. – То он мочит всех, кто подвернется под руку, то просчитывает все, как компьютер. Чушь собачья.
Илья вздохнул, как профессор, объясняющий студентам очевидные истины.
– Не чушь вовсе. Мозги маньяков порой устроены изощренно. К тому же Остапчук заинтересован в том, чтобы отвести подозрения от своего человека в МУРе. Раз уж он взял себе кличку Француз, переведя таким образом стрелку на Глеба, почему бы заодно не подставить и Калитина?
После продолжительного молчания Стас пробасил:
– Илюха, у меня крыша от тебя едет.
– Не только у тебя, – ввернула Дашка.
Я же четко осознал, насколько Илья, черт его дери, прав. В этой схватке даже мелкие победы праздновать еще рано.
– Что же, – подытожил я с кислой миной, – значит, придется по-прежнему разрабатывать обоих: и Калитина, и Гномкина.
Стас тотчас поднялся.
– Ну я погнал. Завтра во сколько?
– В десять, – ответил я. – Но если что… Кто приедет первым, ждет остальных.
Рыжий кивнул:
– Хорошо. Илюх, тебя отвезти?
– Непременно, – ответил я за Илью. – Нашего аналитика нужно беречь. И завтра, Стас, если не трудно, доставь его сюда.
– Легко. – Рыжий потопал к двери. – Пошли, у меня дел по самую макушку.
Вставая, Илья развел руками:
– Извини, старик, если испортил тебе обедню.
Я уставился на него взглядом Карабаса-Барабаса:
– Вот эту свою папочку оставь завтра дома. Не до уравнений.
Илья усмехнулся и, проходя мимо Светланы, обронил:
– До свидания, товарищ капитан.
Светлана оторвала взгляд от кофейной гущи:
– Пока, борода.
Илья со Стасом ушли.
Дашка взирала на ссутулившуюся за столом Сычиху.
– Свет, пойди душ прими. А лучше ванну. Полежи – расслабься…
– Душем обойдусь, – отозвалась Светлана, не поднимая головы. – Не волнуйся, одежду твою я выстираю. Пятнышка не останется.
Дашка бросила на меня беспомощный взгляд.
– Черт с ней, с одеждой. Отдохни, Свет, телик включи…
Светлана криво усмехнулась:
– Думаешь, опять нажрусь?
– Да ничего я не думаю…
– Врешь, зеленоглазка, думаешь. А я не нажрусь. Раз обещала – капли в рот не возьму.
Я поспешил вытащить жену из этого бесплодного диалога:
– Завтра нелегкий день. Поехали, Даш. – Я направился к двери. – Светка, пока.
– Угу, давай. Посуду я перемою.
– Смотри, супермент, – прозвенел голос Дарьи, – чтоб посуда у меня блестела.
Мы вышли из квартиры, спустились в лифте и молча Поехали к дому. Разговаривать было опасно: слишком хорошо мы друг друга чувствовали.
ГЛАВА 24
ГЛАВА 25
ГЛАВА 26
ГЛАВА 27
– Молчу.
– И правильно делаешь, – заметил я. – Потому что «крот» – не лейтенант Гномкин, а майор Калитин. Завтра мы займемся им вплотную. Кстати, следите все за новостями про склады в Ясенево. Желательно, по «Эхо Москвы»: там ребята оперативные. У нас с Дашкой, как известно, ни телевизора, ни радио, так что…
– Не верю! – перебила капитан Сычова, инстинктивно подражая Станиславскому. – Леша Калитин – не «крот»!
Мне было ее жаль.
– Не веришь – не надо, – сказал я. – Если мы в нем ошиблись, приятно будет в этом сознаться. Предлагаю…
– И я не верю, – заявил вдруг Илья.
Станиславских, таким образом, у нас стало двое. Причем второй был куда въедливей первого. Я осторожно спросил:
– Почему, старик?
– Потому, старик, – ответил Илья, – что не нравится мне хороший парень Серега. Слишком герметично он упакован. Претензий к нему никаких – так он еще и предупреждает Стаса, чтоб не трепался. Ну как на такого подумать?
Рыжий отгородился широкой дланью:
– Илюха, нравится, не нравится – не аргумент. Этак мы «крота» не вычислим.
– Это не математика, – возразил Илья. – Тут не вычислить надо, а разгадать.
Мы помолчали. Светлана изучала кофейную гущу.
Я полюбопытствовал:
– Майор Калитин тебе нравится больше? Когда стреляют в Сычову, он либо отсутствует, либо ему царапают бедро. А в промежутке он ухитряется обнаружить бомбу в моторе. Не молодец ли? Не он ли герметично упакован?
– Он нравится мне больше, – упрямо заявил Илья. – Думаю, старик, что шефа Светланы подталкивают к тем же мыслям, которые возникли у тебя.
Дарья задумчиво покачала головой:
– Сложно, Илюшка. Слишком психологично для майора спецназа.
– Вот именно, – поддержала Светлана. – То он мочит всех, кто подвернется под руку, то просчитывает все, как компьютер. Чушь собачья.
Илья вздохнул, как профессор, объясняющий студентам очевидные истины.
– Не чушь вовсе. Мозги маньяков порой устроены изощренно. К тому же Остапчук заинтересован в том, чтобы отвести подозрения от своего человека в МУРе. Раз уж он взял себе кличку Француз, переведя таким образом стрелку на Глеба, почему бы заодно не подставить и Калитина?
После продолжительного молчания Стас пробасил:
– Илюха, у меня крыша от тебя едет.
– Не только у тебя, – ввернула Дашка.
Я же четко осознал, насколько Илья, черт его дери, прав. В этой схватке даже мелкие победы праздновать еще рано.
– Что же, – подытожил я с кислой миной, – значит, придется по-прежнему разрабатывать обоих: и Калитина, и Гномкина.
Стас тотчас поднялся.
– Ну я погнал. Завтра во сколько?
– В десять, – ответил я. – Но если что… Кто приедет первым, ждет остальных.
Рыжий кивнул:
– Хорошо. Илюх, тебя отвезти?
– Непременно, – ответил я за Илью. – Нашего аналитика нужно беречь. И завтра, Стас, если не трудно, доставь его сюда.
– Легко. – Рыжий потопал к двери. – Пошли, у меня дел по самую макушку.
Вставая, Илья развел руками:
– Извини, старик, если испортил тебе обедню.
Я уставился на него взглядом Карабаса-Барабаса:
– Вот эту свою папочку оставь завтра дома. Не до уравнений.
Илья усмехнулся и, проходя мимо Светланы, обронил:
– До свидания, товарищ капитан.
Светлана оторвала взгляд от кофейной гущи:
– Пока, борода.
Илья со Стасом ушли.
Дашка взирала на ссутулившуюся за столом Сычиху.
– Свет, пойди душ прими. А лучше ванну. Полежи – расслабься…
– Душем обойдусь, – отозвалась Светлана, не поднимая головы. – Не волнуйся, одежду твою я выстираю. Пятнышка не останется.
Дашка бросила на меня беспомощный взгляд.
– Черт с ней, с одеждой. Отдохни, Свет, телик включи…
Светлана криво усмехнулась:
– Думаешь, опять нажрусь?
– Да ничего я не думаю…
– Врешь, зеленоглазка, думаешь. А я не нажрусь. Раз обещала – капли в рот не возьму.
Я поспешил вытащить жену из этого бесплодного диалога:
– Завтра нелегкий день. Поехали, Даш. – Я направился к двери. – Светка, пока.
– Угу, давай. Посуду я перемою.
– Смотри, супермент, – прозвенел голос Дарьи, – чтоб посуда у меня блестела.
Мы вышли из квартиры, спустились в лифте и молча Поехали к дому. Разговаривать было опасно: слишком хорошо мы друг друга чувствовали.
ГЛАВА 24
Но стоило войти домой…
– Не прячь глаза, – потребовала Дашка.
– Я не прячу.
– Прячешь. – Она указала на свою переносицу, – Сюда смотри.
Глаза ее влажно блестели. Мы стояли посреди комнаты.
– Даш, лучше не будем…
– Будем, любовь моя. Я должна об этом поговорить.
– Хорошо. Только успокойся.
– Я спокойна, как сытый удав. Смотри: улыбаюсь, чечетку могу сбацать. А она там одна.
– Сбацай чечетку, – подхватил я. – Ни разу не видел.
Она поводила пальцем перед моим носом.
– Не собьешь, не старайся. Целых два года носит она в себе этот ад, ей даже перемолвиться не с кем. Бандитов ловит, под пули подставляется – кто о ней пожалеет? Она и напилась-то…
– Дашка, прекрати. Ты так хорошо держалась.
– Да-а, держалась… Теперь, если не поговорю с тобой, развалюсь на кусочки, никакой Мангуст не соберет. – Дарья старалась выровнять дыхание. – Она ведь и напилась потому лишь, что храбрости пыталась набраться для своих откровений. А я… – губы жены дрогнули, – я ударила ее по лицу. Добавила, мерзавка. – Дашка разрыдалась у меня на груди.
Я гладил ее волосы:
– Прекрати. Или я сам чечетку сбацаю.
– Любовь моя, – выговорила она сквозь всхлипы, – реви со мной, дурак.
Похоже, это было предложение, от которого я не мог отказаться. И мы, обнявшись, оплакивали этот мир, который вряд ли могли изменить, однако оставлять в таком неприглядном виде тоже не собирались. Надеюсь, Бог за компьютером ревел с нами заодно. А что еще ему оставалось?
Зазвонил телефон. Мы примолкли. Второй звонок, третий…
– Отвалите, – всхлипнула Дашка. – Не до вас.
Телефон звонил и умолкать вроде не планировал.
– Не отвалят, – резюмировал я, беря трубку.
В ухо плеснул бодрый женский голос:
– Алло! Глеб? Слава богу, я вас застала.
– Проявив завидную настойчивость, – заметил я сухо.
– Узнали? – кокетливо прозвучало из трубки.
– Забыть вас невозможно, Зоя.
Дашка вытерла слезы:
– Что надо этой суке?
– Сейчас узнаем, – буркнул я.
– Что-что? – раздалось из трубки.
Я ответил:
– Жена интересуется, что угодно этой даме. Я заверил ее, что дама, безусловно, поведает нам о цели своего звонка. Итак, Зоя, мы ждем.
Обидеть Зою было нелегко. То есть практически невозможно.
– Дарья назвала меня сукой? – уточнила она.
– Не совсем.
– Как не совсем? Я слышала.
– Вы слышали фрагмент. Словом «сука» лишь начиналась реплика. Что следовало дальше, привести я не решаюсь.
Дашка показала мне большой палец.
Зою будто проняло. Однако не настолько, чтобы Швырнуть трубку. Лишь голос похолодел:
– Глеб, наша газета заинтересована…
– Какая газета?
– «Вечерний курьер». Вы хорошо знаете…
– Какой «Вечерний курьер»? – перебил я. – Тот, который заказал нам статью о ритуалах? Тот, который объявил, что статья превосходная, а затем отправил ее в корзину? Или же вы, Зоя, представляете ныне какой-то другой «Вечерний курьер»?
Возникла неловкая пауза. Моя собеседница, готов поклясться, подбирала стиль дальнейшего диалога. Так и оказалось:
– Могу повторить, – проникновенно произнесла она, – статья была превосходной. Но поймите, Глеб, времена изменились. В вашей статье блестяще прослеживается влияние ритуалов на общество…
– Мадам, я помню, о чем наша статья.
– … от африканских шаманов до инаугурации Президента России. Глеб, нас буквально задолбали звонками с требованиями прикрыть эту лавочку. Что было делать? Открывать военные действия?
Подслушивавшая Дарья выпалила в трубку:
– Угадай часть тела начальства, требующую твоей особой заботы! Из четырех букв, Зоя!
Зоя стоически игнорировала этот выпад, ожидая моей реакции. И я сказал:
– Ближе к делу. Чего вы от меня хотите?
– Не я, а наша газета, – поправила настырная дамочка. – Мы хотим, Глеб, чтобы вы сделали для нас серию репортажей о Французе. О бандите, свирепствующем в Москве. Мы хорошо вам заплатим.
Мы с Дашкой обалдело переглянулись. События этой недели и без того, можно сказать, отплясывают камаринского, а тут еще такой вот искрометный поворот.
– Какой Француз? – прикинулся я шлангом. – В новостях ничего не передавали.
– Ой, не надо! – возмутилась искушенная моя собеседница. – Надеюсь, вы еще не запродали материал «Московскому комсомольцу»? Мы заплатим больше.
Дарья даже послать ее не могла, поскольку не в состоянии была вымолвить ни слова.
Я отчеканил:
– Карты на стол, Зоя. Кто вас навел на меня?
Ответ ее прозвучал торжествующе:
– Информатора не выдаем. Вы знаете правила.
– Да какой там информатор! – выстрелил я вслепую. – Анонимный звонок небось?
Выстрел, похоже, попал в цель.
– Без комментариев, – буркнула она после заминки. – Ну как, поработаем?
– А то! – согласился я с энтузиазмом. – Вот только выясню, что к чему. Что за Француз, откуда ноги растут… Спасибо за горячую тему. Уж я на след выйду, будьте уверены.
Дашка беззвучно рассмеялась.
А в голосе Зои прозвучало смятение:
– Погодите. Глеб… Слушай, ты правда ничего не знаешь?
– Не важно, Зоя. Через день-другой я узнаю столько…
Помянув мою мать, она отключилась.
Я метнул трубку на диван.
Дашка прокомментировала:
– Ни фига себе! Уже круги пошли.
Я ткнул пальцем в свой автопортрет:
– Вот что бывает с Мангустом, нарушающим заповеди. Сидел бы под пальмой, ел бы финики.
Дарья развернула меня к себе.
– А я?
– А ты вытаскивала бы косточки у меня изо рта.
Подумав, Дашка мотнула «конским хвостом».
– Сядем под другую пальму, под кокосовую. Они без косточек.
– Мысль, – кивнул я, глядя в окно.
Сгущались сумерки, по стеклу ползли дождевые капли. Город со своими болячками и неурядицами готовился к ночи.
Дашка встала передо мной:
– Про что морщишь лоб?
– Осталось одно дело.
– Какое?
Я взял ее за руку.
– Пойдем, тебе понравится.
Мы вышли из квартиры под дождь. Дашка следовала за мной, не задавая вопросов. Лишь когда садились в «жигуленок», вздохнула:
– Долгий день, долгие хлопоты.
«Жигуленок» наш понесся по улицам, на которых кое-где зажглись фонари, кое-где не зажглись, а где-то вообще отсутствовали. Увы, Стив Пирс, такова жизнь, от которой ты учил меня держаться подальше.
– Не прячь глаза, – потребовала Дашка.
– Я не прячу.
– Прячешь. – Она указала на свою переносицу, – Сюда смотри.
Глаза ее влажно блестели. Мы стояли посреди комнаты.
– Даш, лучше не будем…
– Будем, любовь моя. Я должна об этом поговорить.
– Хорошо. Только успокойся.
– Я спокойна, как сытый удав. Смотри: улыбаюсь, чечетку могу сбацать. А она там одна.
– Сбацай чечетку, – подхватил я. – Ни разу не видел.
Она поводила пальцем перед моим носом.
– Не собьешь, не старайся. Целых два года носит она в себе этот ад, ей даже перемолвиться не с кем. Бандитов ловит, под пули подставляется – кто о ней пожалеет? Она и напилась-то…
– Дашка, прекрати. Ты так хорошо держалась.
– Да-а, держалась… Теперь, если не поговорю с тобой, развалюсь на кусочки, никакой Мангуст не соберет. – Дарья старалась выровнять дыхание. – Она ведь и напилась потому лишь, что храбрости пыталась набраться для своих откровений. А я… – губы жены дрогнули, – я ударила ее по лицу. Добавила, мерзавка. – Дашка разрыдалась у меня на груди.
Я гладил ее волосы:
– Прекрати. Или я сам чечетку сбацаю.
– Любовь моя, – выговорила она сквозь всхлипы, – реви со мной, дурак.
Похоже, это было предложение, от которого я не мог отказаться. И мы, обнявшись, оплакивали этот мир, который вряд ли могли изменить, однако оставлять в таком неприглядном виде тоже не собирались. Надеюсь, Бог за компьютером ревел с нами заодно. А что еще ему оставалось?
Зазвонил телефон. Мы примолкли. Второй звонок, третий…
– Отвалите, – всхлипнула Дашка. – Не до вас.
Телефон звонил и умолкать вроде не планировал.
– Не отвалят, – резюмировал я, беря трубку.
В ухо плеснул бодрый женский голос:
– Алло! Глеб? Слава богу, я вас застала.
– Проявив завидную настойчивость, – заметил я сухо.
– Узнали? – кокетливо прозвучало из трубки.
– Забыть вас невозможно, Зоя.
Дашка вытерла слезы:
– Что надо этой суке?
– Сейчас узнаем, – буркнул я.
– Что-что? – раздалось из трубки.
Я ответил:
– Жена интересуется, что угодно этой даме. Я заверил ее, что дама, безусловно, поведает нам о цели своего звонка. Итак, Зоя, мы ждем.
Обидеть Зою было нелегко. То есть практически невозможно.
– Дарья назвала меня сукой? – уточнила она.
– Не совсем.
– Как не совсем? Я слышала.
– Вы слышали фрагмент. Словом «сука» лишь начиналась реплика. Что следовало дальше, привести я не решаюсь.
Дашка показала мне большой палец.
Зою будто проняло. Однако не настолько, чтобы Швырнуть трубку. Лишь голос похолодел:
– Глеб, наша газета заинтересована…
– Какая газета?
– «Вечерний курьер». Вы хорошо знаете…
– Какой «Вечерний курьер»? – перебил я. – Тот, который заказал нам статью о ритуалах? Тот, который объявил, что статья превосходная, а затем отправил ее в корзину? Или же вы, Зоя, представляете ныне какой-то другой «Вечерний курьер»?
Возникла неловкая пауза. Моя собеседница, готов поклясться, подбирала стиль дальнейшего диалога. Так и оказалось:
– Могу повторить, – проникновенно произнесла она, – статья была превосходной. Но поймите, Глеб, времена изменились. В вашей статье блестяще прослеживается влияние ритуалов на общество…
– Мадам, я помню, о чем наша статья.
– … от африканских шаманов до инаугурации Президента России. Глеб, нас буквально задолбали звонками с требованиями прикрыть эту лавочку. Что было делать? Открывать военные действия?
Подслушивавшая Дарья выпалила в трубку:
– Угадай часть тела начальства, требующую твоей особой заботы! Из четырех букв, Зоя!
Зоя стоически игнорировала этот выпад, ожидая моей реакции. И я сказал:
– Ближе к делу. Чего вы от меня хотите?
– Не я, а наша газета, – поправила настырная дамочка. – Мы хотим, Глеб, чтобы вы сделали для нас серию репортажей о Французе. О бандите, свирепствующем в Москве. Мы хорошо вам заплатим.
Мы с Дашкой обалдело переглянулись. События этой недели и без того, можно сказать, отплясывают камаринского, а тут еще такой вот искрометный поворот.
– Какой Француз? – прикинулся я шлангом. – В новостях ничего не передавали.
– Ой, не надо! – возмутилась искушенная моя собеседница. – Надеюсь, вы еще не запродали материал «Московскому комсомольцу»? Мы заплатим больше.
Дарья даже послать ее не могла, поскольку не в состоянии была вымолвить ни слова.
Я отчеканил:
– Карты на стол, Зоя. Кто вас навел на меня?
Ответ ее прозвучал торжествующе:
– Информатора не выдаем. Вы знаете правила.
– Да какой там информатор! – выстрелил я вслепую. – Анонимный звонок небось?
Выстрел, похоже, попал в цель.
– Без комментариев, – буркнула она после заминки. – Ну как, поработаем?
– А то! – согласился я с энтузиазмом. – Вот только выясню, что к чему. Что за Француз, откуда ноги растут… Спасибо за горячую тему. Уж я на след выйду, будьте уверены.
Дашка беззвучно рассмеялась.
А в голосе Зои прозвучало смятение:
– Погодите. Глеб… Слушай, ты правда ничего не знаешь?
– Не важно, Зоя. Через день-другой я узнаю столько…
Помянув мою мать, она отключилась.
Я метнул трубку на диван.
Дашка прокомментировала:
– Ни фига себе! Уже круги пошли.
Я ткнул пальцем в свой автопортрет:
– Вот что бывает с Мангустом, нарушающим заповеди. Сидел бы под пальмой, ел бы финики.
Дарья развернула меня к себе.
– А я?
– А ты вытаскивала бы косточки у меня изо рта.
Подумав, Дашка мотнула «конским хвостом».
– Сядем под другую пальму, под кокосовую. Они без косточек.
– Мысль, – кивнул я, глядя в окно.
Сгущались сумерки, по стеклу ползли дождевые капли. Город со своими болячками и неурядицами готовился к ночи.
Дашка встала передо мной:
– Про что морщишь лоб?
– Осталось одно дело.
– Какое?
Я взял ее за руку.
– Пойдем, тебе понравится.
Мы вышли из квартиры под дождь. Дашка следовала за мной, не задавая вопросов. Лишь когда садились в «жигуленок», вздохнула:
– Долгий день, долгие хлопоты.
«Жигуленок» наш понесся по улицам, на которых кое-где зажглись фонари, кое-где не зажглись, а где-то вообще отсутствовали. Увы, Стив Пирс, такова жизнь, от которой ты учил меня держаться подальше.
ГЛАВА 25
У дома Сычихи фонари горели. Вокруг были густо припаркованы автомобили, но ничего похожего на бежевый «Чероки». Впрочем, здесь могли оказаться и другие враждебные объекты, атакующие и просто следящие. Однако в их реальности я сильно сомневался. Следить за домом капитана Сычовой смысла не имело ни бандитам, ни коллегам из МУРа. Как-никак она профессионал и, козе понятно, сюда не сунется. А если кто-то вздумал все же перестраховаться, что ж… с ним я решил особо не церемониться. Как говорится, гулять так гулять.
Из-за дождя у подъезда было безлюдно. Дашка поежилась:
– Здесь она живет? Так себе домик.
Дверь подъезда, разумеется, распахнулась перед нами сама.
– Прошу, – пропустил я вперед жену.
Дарья продолжала допытываться:
– Ну и зачем? Какое у нас тут дело?
– Не здесь же, – ответил я. – В квартире, конечно. Давай по лестнице поднимемся: мало ли.
– Ждем сюрпризов? – встрепенулась Дашка.
– Всегда, – кивнул я. И как в воду смотрел.
На сей раз это оказались подростки. Когда я, опередив Дарью, бесшумно ступил на лестничную площадку, они возились с дверным замком. Трое пацанят лет четырнадцати. Увлеклись так, что даже караул не выставили. Я покашлял – они подскочили. У одного из рук выпала отвертка и звякнула о кафель. Двое сиганули по лестнице вверх. Третий замешкался, и я поймал его за ухо.
– В этом подъезде живете, щенки? – Я дернул за ухо. – Своих же соседей чистите?
Он заканючил ломающимся баском:
– Пусти, козел! Она не сосед, она мент!
На площадку поднялась Дарья и задиристо уточнила:
– Кто мент – я мент?
Пытаясь вырвать ухо из моих пальцев, пацан верещал:
– Не вы мент, а Сычиха! Пусти, гад! Брата позову – он тебя уделает!
Уж само собой. Чуть что – они стращают братом, реальным или мифическим. На таких шпанят я в своей школе насмотрелся и потому ухо его отпускать не спешил.
– Откуда знаешь Сычиху?
– Ее все знают, она из МУРа! Уй, больно!
Мы с женой переглянулись. Терять на него время было бессмысленно.
– Что с ним разговаривать? – Дашка подняла с пола отвертку. – Дай-ка я глаза ему выколю.
– Выкалывай, я держу.
Актерские способности Дашки значительно превосходили мои. Когда она шагнула, свирепо нацелив отвертку, горе-взломщик заорал как резаный. И что знаменательно, никто из соседей носа не высунул. Дашка с отверткой наперевес сделала еще шаг, а я, по оплошности как бы, упустил ухо нашего фигуранта. Пацаненок чесанул по лестнице, словно джейран по каменистым склонам. И где-то вверху за ним захлопнулась квартирная дверь.
Дашка положила отвертку на подоконник.
– Преступность вроде понизили.
Я кивнул:
– Причем существенно.
– Во всяком случае, они теперь не сунутся.
– В ближайшую неделю.
Глаза жены выражали недоумение.
– Ни фига не понимаю. Казалось бы, они должны за версту обходить дверь капитана МУРа…
– Именно «казалось бы», – вздохнул я. – Нестабильность общества напрямую коррелирует с непредсказуемостью поступков его так называемых граждан. Понятно я выражаюсь?
Дарья хмыкнула:
– Вполне. Теперь, значит, мы сами вломимся в эту квартиру?
– Не вломимся, а войдем деликатно. – Я указал рукой на дверь, и та беззвучно отворилась. – Милости прошу.
Дашка вошла, озираясь. Я прикрыл за нами дверь. Свет включать не стал: мерцания уличных фонарей вполне хватало, чтобы сориентироваться. Дарья с любопытством прошлась по комнате и кухне.
– Вот, значит, как живет супермент.
– Даш, мы не на экскурсии. – Я взял с кровати красавицу-куклу. – Надо отвезти эту леди хозяйке.
Глядя на куклу, Дашка остолбенела. Затем посмотрела мне в глаза:
– Мы за ней сюда приехали?
– Догадался, Штирлиц, – улыбнулся я.
Но Дашка не улыбалась.
– Странно, что я тебя до сих пор не съела.
Мы покинули квартиру столь же бесшумно, как вошли. Мелкий дождь не прекращался, и Дашка обнимала куклу, чтобы та не промокла.
В «жигуленке» я включил зажигание, и мы, выполняя миссию, понеслись к Сычихе на явку. С королевским величием кукла восседала на коленях жены. Транспорта было не густо, и я легко в нем лавировал.
– Что-то двойников не видно, – зевнула Дашка.
– Соскучилась? – усмехнулся я. – Не переживай: Внушатель нас не оставит.
– Почему? Ведь он, похоже, тебя побаивается.
– Именно поэтому. Если сперва он просто пытался выдавить меня из Москвы, то теперь, когда я его раскусил и он знает об этом… Видимо, у нас временная передышка. Мы оба ищем способы достать друг друга. Но мне при этом нужно просто его найти, а ему… У него в сложившейся ситуации сильных ходов как-то не просматривается. Вероятно, он лихорадочно их ищет, и поэтому у нас затишье… Э-э, родная! Да ты спишь.
Дарья сонно возмутилась:
– Еще чего! Меня вот что интересует…
– Вздремни, ты устала.
– Любовь моя, в лоб дам. Не смей мне говорить, что я устала. – Она опять зевнула. – Вот что меня интересует. Зойка – ладно, черт с ней. А с журналистикой мы, что ли, вообще завязали?
– Ну прямо. – Я откинул волосы с ее лба. – Если мы чему-то учимся – пока не научимся, хоть застрели, не завяжем. А когда научимся, будем учиться дальше.
Она поерзала на моем плече.
– Без тебя знаю, засранец. Я спрашиваю, будем ли мы писать новые статьи.
Я покачал головой.
– Пока не тянет. Для журналистики нынче времена… Книгу написать попробую.
Дашка подняла голову.
– Вот новость. Книгу про что?
Мы мчались по вечерней Москве, подскакивая то и дело на колдобинах. И дождик, точно бездомный котенок, Царапался по стеклу.
– Какая разница про что? – ответил я Дашке. – Хоть про вот эти наши заморочки. Надо мысли привести в порядок, над языком поработать… Тяжкий, между прочим, труд.
Дарья стряхнула сонливость:
– На компьютере будем писать?
– Нет, обычной перьевой ручкой.
– Мы что же, – нахмурилась она, – вдвоем за одну ручку держаться будем?
Я прыснул:
– У каждого будет своя ручка и своя книга. А бумагу поделим поровну.
Она сложила пальцы в известную фигуру и сооружением этим повертела перед моим носом:
– Во, видел! Будем писать одну книгу. Вякнешь хоть слово против, я оглушу тебя вот этим кулаком…
Притормозив у подъезда, я выключил мотор.
– Приехали. Пойдем.
– Нет, не приехали! Я тебя оглушу, вложу в твои пальцы ручку и буду водить ею по бумаге. И это будет наша общая книга.
Я кивнул:
– Книга будет общая. Но очень плохая.
Она обдумала это замечание.
– Книга должна быть общей и очень хорошей. Если не писать одной ручкой, то как же быть?
– Выход лишь один. Причем радикальный.
– Говори, я слушаю.
– Я пишу, ты редактируешь. Чем плохо?
Дашка уточнила:
– Каждую страничку? Каждую фразочку?
Я вздохнул:
– Каждую запятую.
Она пожала мне руку:
– Вот теперь приехали, теперь пойдем. – Дашка вышла из машины и, обнимая куклу, побежала к подъезду.
Захлопнув дверцу, я огляделся. Ничего подозрительного. Мы с Дарьей вошли в дом.
В подъезде тоже было спокойно. Мы поднялись в лифте, Дарья открыла дверь своим ключом, и мы перешагнули порог квартиры. Тьма была кромешная, поскольку шторы на окнах не пропускали свет уличных фонарей. Прикрыв за собой дверь, я потянулся к выключателю. Но лампа вспыхнула без моих усилий.
– Лицом к стене! Руки за голову! – раздался окрик Сычихи.
Щурясь от света, она стояла в ночной рубашке моей жены и держала нас под прицелом. Несколько секунд мы таращились друг на друга.
– Мать твою, – выдохнула Дашка. – Чуть не описалась.
Светлана провела рукой по глазам:
– Это вы… Я уж думала…
– Убери пушку! – потребовала Дарья. – Что с тобой, Свет?!
Светлана опустила пистолет:
– Заснуть не могла. Слышу, лифт остановился, ключ в замке поворачивается… – Тут она обратила внимание на куклу в Дашкиных руках, и лицо ее окаменело. – Эт-то что такое?!
Дашка улыбнулась:
– Вот, привели тебе компаньонку.
– Кто просил?!
– Свет, мы просто хотели…
– Я спрашиваю: кто вас просил?! – Сычиха вырвала у Дарьи куклу, прижала к груди и дулом пистолета поправила ей локон.
Я признал со вздохом:
– Никто, в общем-то, не просил.
С минуту мы неловко топтались на коврике. Затем капитан Сычова прекратила это безобразие.
– Здесь кто сейчас живет? – уточнила она резко. – Вы или я?
– Ты, конечно, ты, – заверила Дарья.
– А если я, – отрубила Светлана, – катитесь на хрен. Не мешайте спать.
Мы с женой, будто выполняя команду «Кругом», развернулись и вышли вон. Сычиха хмурилась нам вслед – в ночной рубашке, с куклой и пистолетом.
В машине Дашка фыркнула:
– Нет, ну какова!
– А чего ты ждала? – спросил я. – Что она зацелует тебя до смерти?
– Ну не до смерти… хотя бы до обморока. – Дашка положила голову мне на плечо. – Вздремну, пожалуй.
Я погладил ее волосы:
– Верное решение.
Из-за дождя у подъезда было безлюдно. Дашка поежилась:
– Здесь она живет? Так себе домик.
Дверь подъезда, разумеется, распахнулась перед нами сама.
– Прошу, – пропустил я вперед жену.
Дарья продолжала допытываться:
– Ну и зачем? Какое у нас тут дело?
– Не здесь же, – ответил я. – В квартире, конечно. Давай по лестнице поднимемся: мало ли.
– Ждем сюрпризов? – встрепенулась Дашка.
– Всегда, – кивнул я. И как в воду смотрел.
На сей раз это оказались подростки. Когда я, опередив Дарью, бесшумно ступил на лестничную площадку, они возились с дверным замком. Трое пацанят лет четырнадцати. Увлеклись так, что даже караул не выставили. Я покашлял – они подскочили. У одного из рук выпала отвертка и звякнула о кафель. Двое сиганули по лестнице вверх. Третий замешкался, и я поймал его за ухо.
– В этом подъезде живете, щенки? – Я дернул за ухо. – Своих же соседей чистите?
Он заканючил ломающимся баском:
– Пусти, козел! Она не сосед, она мент!
На площадку поднялась Дарья и задиристо уточнила:
– Кто мент – я мент?
Пытаясь вырвать ухо из моих пальцев, пацан верещал:
– Не вы мент, а Сычиха! Пусти, гад! Брата позову – он тебя уделает!
Уж само собой. Чуть что – они стращают братом, реальным или мифическим. На таких шпанят я в своей школе насмотрелся и потому ухо его отпускать не спешил.
– Откуда знаешь Сычиху?
– Ее все знают, она из МУРа! Уй, больно!
Мы с женой переглянулись. Терять на него время было бессмысленно.
– Что с ним разговаривать? – Дашка подняла с пола отвертку. – Дай-ка я глаза ему выколю.
– Выкалывай, я держу.
Актерские способности Дашки значительно превосходили мои. Когда она шагнула, свирепо нацелив отвертку, горе-взломщик заорал как резаный. И что знаменательно, никто из соседей носа не высунул. Дашка с отверткой наперевес сделала еще шаг, а я, по оплошности как бы, упустил ухо нашего фигуранта. Пацаненок чесанул по лестнице, словно джейран по каменистым склонам. И где-то вверху за ним захлопнулась квартирная дверь.
Дашка положила отвертку на подоконник.
– Преступность вроде понизили.
Я кивнул:
– Причем существенно.
– Во всяком случае, они теперь не сунутся.
– В ближайшую неделю.
Глаза жены выражали недоумение.
– Ни фига не понимаю. Казалось бы, они должны за версту обходить дверь капитана МУРа…
– Именно «казалось бы», – вздохнул я. – Нестабильность общества напрямую коррелирует с непредсказуемостью поступков его так называемых граждан. Понятно я выражаюсь?
Дарья хмыкнула:
– Вполне. Теперь, значит, мы сами вломимся в эту квартиру?
– Не вломимся, а войдем деликатно. – Я указал рукой на дверь, и та беззвучно отворилась. – Милости прошу.
Дашка вошла, озираясь. Я прикрыл за нами дверь. Свет включать не стал: мерцания уличных фонарей вполне хватало, чтобы сориентироваться. Дарья с любопытством прошлась по комнате и кухне.
– Вот, значит, как живет супермент.
– Даш, мы не на экскурсии. – Я взял с кровати красавицу-куклу. – Надо отвезти эту леди хозяйке.
Глядя на куклу, Дашка остолбенела. Затем посмотрела мне в глаза:
– Мы за ней сюда приехали?
– Догадался, Штирлиц, – улыбнулся я.
Но Дашка не улыбалась.
– Странно, что я тебя до сих пор не съела.
Мы покинули квартиру столь же бесшумно, как вошли. Мелкий дождь не прекращался, и Дашка обнимала куклу, чтобы та не промокла.
В «жигуленке» я включил зажигание, и мы, выполняя миссию, понеслись к Сычихе на явку. С королевским величием кукла восседала на коленях жены. Транспорта было не густо, и я легко в нем лавировал.
– Что-то двойников не видно, – зевнула Дашка.
– Соскучилась? – усмехнулся я. – Не переживай: Внушатель нас не оставит.
– Почему? Ведь он, похоже, тебя побаивается.
– Именно поэтому. Если сперва он просто пытался выдавить меня из Москвы, то теперь, когда я его раскусил и он знает об этом… Видимо, у нас временная передышка. Мы оба ищем способы достать друг друга. Но мне при этом нужно просто его найти, а ему… У него в сложившейся ситуации сильных ходов как-то не просматривается. Вероятно, он лихорадочно их ищет, и поэтому у нас затишье… Э-э, родная! Да ты спишь.
Дарья сонно возмутилась:
– Еще чего! Меня вот что интересует…
– Вздремни, ты устала.
– Любовь моя, в лоб дам. Не смей мне говорить, что я устала. – Она опять зевнула. – Вот что меня интересует. Зойка – ладно, черт с ней. А с журналистикой мы, что ли, вообще завязали?
– Ну прямо. – Я откинул волосы с ее лба. – Если мы чему-то учимся – пока не научимся, хоть застрели, не завяжем. А когда научимся, будем учиться дальше.
Она поерзала на моем плече.
– Без тебя знаю, засранец. Я спрашиваю, будем ли мы писать новые статьи.
Я покачал головой.
– Пока не тянет. Для журналистики нынче времена… Книгу написать попробую.
Дашка подняла голову.
– Вот новость. Книгу про что?
Мы мчались по вечерней Москве, подскакивая то и дело на колдобинах. И дождик, точно бездомный котенок, Царапался по стеклу.
– Какая разница про что? – ответил я Дашке. – Хоть про вот эти наши заморочки. Надо мысли привести в порядок, над языком поработать… Тяжкий, между прочим, труд.
Дарья стряхнула сонливость:
– На компьютере будем писать?
– Нет, обычной перьевой ручкой.
– Мы что же, – нахмурилась она, – вдвоем за одну ручку держаться будем?
Я прыснул:
– У каждого будет своя ручка и своя книга. А бумагу поделим поровну.
Она сложила пальцы в известную фигуру и сооружением этим повертела перед моим носом:
– Во, видел! Будем писать одну книгу. Вякнешь хоть слово против, я оглушу тебя вот этим кулаком…
Притормозив у подъезда, я выключил мотор.
– Приехали. Пойдем.
– Нет, не приехали! Я тебя оглушу, вложу в твои пальцы ручку и буду водить ею по бумаге. И это будет наша общая книга.
Я кивнул:
– Книга будет общая. Но очень плохая.
Она обдумала это замечание.
– Книга должна быть общей и очень хорошей. Если не писать одной ручкой, то как же быть?
– Выход лишь один. Причем радикальный.
– Говори, я слушаю.
– Я пишу, ты редактируешь. Чем плохо?
Дашка уточнила:
– Каждую страничку? Каждую фразочку?
Я вздохнул:
– Каждую запятую.
Она пожала мне руку:
– Вот теперь приехали, теперь пойдем. – Дашка вышла из машины и, обнимая куклу, побежала к подъезду.
Захлопнув дверцу, я огляделся. Ничего подозрительного. Мы с Дарьей вошли в дом.
В подъезде тоже было спокойно. Мы поднялись в лифте, Дарья открыла дверь своим ключом, и мы перешагнули порог квартиры. Тьма была кромешная, поскольку шторы на окнах не пропускали свет уличных фонарей. Прикрыв за собой дверь, я потянулся к выключателю. Но лампа вспыхнула без моих усилий.
– Лицом к стене! Руки за голову! – раздался окрик Сычихи.
Щурясь от света, она стояла в ночной рубашке моей жены и держала нас под прицелом. Несколько секунд мы таращились друг на друга.
– Мать твою, – выдохнула Дашка. – Чуть не описалась.
Светлана провела рукой по глазам:
– Это вы… Я уж думала…
– Убери пушку! – потребовала Дарья. – Что с тобой, Свет?!
Светлана опустила пистолет:
– Заснуть не могла. Слышу, лифт остановился, ключ в замке поворачивается… – Тут она обратила внимание на куклу в Дашкиных руках, и лицо ее окаменело. – Эт-то что такое?!
Дашка улыбнулась:
– Вот, привели тебе компаньонку.
– Кто просил?!
– Свет, мы просто хотели…
– Я спрашиваю: кто вас просил?! – Сычиха вырвала у Дарьи куклу, прижала к груди и дулом пистолета поправила ей локон.
Я признал со вздохом:
– Никто, в общем-то, не просил.
С минуту мы неловко топтались на коврике. Затем капитан Сычова прекратила это безобразие.
– Здесь кто сейчас живет? – уточнила она резко. – Вы или я?
– Ты, конечно, ты, – заверила Дарья.
– А если я, – отрубила Светлана, – катитесь на хрен. Не мешайте спать.
Мы с женой, будто выполняя команду «Кругом», развернулись и вышли вон. Сычиха хмурилась нам вслед – в ночной рубашке, с куклой и пистолетом.
В машине Дашка фыркнула:
– Нет, ну какова!
– А чего ты ждала? – спросил я. – Что она зацелует тебя до смерти?
– Ну не до смерти… хотя бы до обморока. – Дашка положила голову мне на плечо. – Вздремну, пожалуй.
Я погладил ее волосы:
– Верное решение.
ГЛАВА 26
В подъезд я внес ее на руках. Обняв меня за шею, она дышала ровно, как младенец. В уме я прикидывал, как бы раздеть ее и уложить в постель, не разбудив при этом. Однако стоило нам войти в квартиру, как Дашка, не разлепляя век, пробормотала:
– Сразу в ванну. Прямо в джинсах – плюх.
Захлопнув дверь ногой, я внес жену в комнату, уложил на диван и отправился наполнять ванну. Мне хорошо было известно, какой температуры воду предпочитает Дашка. Отрегулировав кран, я присел в ожидании. Когда вода поднялась до нужного уровня, я закрыл кран и вернулся в комнату.
Дарья говорила по телефону:
– Не извиняйтесь, дело пустячное… Да, конечно… В полдесятого, договорились… И вам всего доброго. – Дав отбой, она зевнула. – Это Зинаида. Зовет меня утром в школу.
Мне это не слишком понравилось:
– Зачем?
– Предложили три разных пособия по английскому. Она хочет, чтоб я выбрала.
– Как это кстати!
– Мы договорились на полдесятого. Встреча на квартире у нас в десять, так? Я по-быстрому. В крайнем случае опоздаю минут на двадцать.
– Дура, думаешь, я отпущу тебя одну?!
Она подняла указательный палец:
– Вот! Здравая мысль, притом от души. А в Японию отпустил, дурак! – Она разделась и отправилась в ванную.
Тем временем я постелил постель, а когда зашел проведать жену, она возлежала в ванне и зачерпывала в ладони воду, бормоча:
– Блу, давай поговорим. Почему не отзываешься? Стоит вот этому, – она кивнула на меня, – только кликнуть, и ты тут как тут, Блу. Могла бы и со мной пообщаться, задавака.
Я рассмеялся:
– Оставь Блу в покое. Не то заснешь тут и нахлебаешься.
– Угу. – Дашка прикрыла рукой зевок. – У меня даже нет сил к тебе приставать. До чего докатились.
– Ужас. – Я извлек ее из ванной, обернул полотенцем и принялся вытирать. – Как я проживу без твоих приставаний?
Глаза у нее слипались.
– Всего часа полтора, – пообещала она еле слышно. – Потом растерзаю.
Я отнес ее в комнату, уложил в постель и укрыл. Она заснула, едва коснувшись подушки. А я присел рядышком и подумал: «Тебя не бывает, Дашка. Просто-напросто не бывает».
Шевельнувшись, она пробормотала во сне:
– Меня бывает. Это тебя не бывает, морда.
Какие, на фиг, Мангусты? Какая, к черту, магия?
Однако хлопать ушами мне не следовало. Пора заняться делом профессионально. Выпустив из ванной воду, я принял ледяной душ и голым вернулся в комнату. Хоть фантомы нынче нас не беспокоили, это не располагало меня к беспечности. Спасибо, Стив Пирс, ты хорошо меня вышколил. «Сперва обеспечь себе защиту, – твердил ты, – и лишь потом нападай».
Я сел в позу «лотоса», сконцентрировался и, поднявшись в воздух, погрузился в космические потоки. Процедура была привычной, тщательно отработанной за два столетия. Я отыскивал волны энергии, принимал их в себя и накапливал Силу. Но это, как говорится, только пол-дела. Силу еще надо было освоить и трансформировать для конкретных целей. В данном случае мне предстояло создать вокруг мозга защитное поле, блокирующее воздействие Внушателя. Тут следовало поэкспериментировать, однако задача не казалась особенно трудной. Можно было вообще не напрягаться, если бы… Фантомы теперь едва ли представляли серьезную угрозу для моих близких. Когда знаешь, с чем имеешь дело, из окна вряд ли выпрыгнешь. Внушатель, разумеется, извлекает из наших голов кое-какую поверхностную информацию. Это противно, однако защита нужна была мне по другой причине. Когда я доберусь наконец до хмыря в полотняном костюме, он не должен «почуять» мое приближение, не должен сбежать. Вот для чего мне понадобилась защита, и к утру я ее создал.
Опустившись на пол, я расправил плечи. За окном светало, Дашка сладко спала. Вздохнув, я «выключил» свое защитное поле. «Выключил» по простой причине: когда Внушатель возобновит атаки, я должен об этом знать.
– Сразу в ванну. Прямо в джинсах – плюх.
Захлопнув дверь ногой, я внес жену в комнату, уложил на диван и отправился наполнять ванну. Мне хорошо было известно, какой температуры воду предпочитает Дашка. Отрегулировав кран, я присел в ожидании. Когда вода поднялась до нужного уровня, я закрыл кран и вернулся в комнату.
Дарья говорила по телефону:
– Не извиняйтесь, дело пустячное… Да, конечно… В полдесятого, договорились… И вам всего доброго. – Дав отбой, она зевнула. – Это Зинаида. Зовет меня утром в школу.
Мне это не слишком понравилось:
– Зачем?
– Предложили три разных пособия по английскому. Она хочет, чтоб я выбрала.
– Как это кстати!
– Мы договорились на полдесятого. Встреча на квартире у нас в десять, так? Я по-быстрому. В крайнем случае опоздаю минут на двадцать.
– Дура, думаешь, я отпущу тебя одну?!
Она подняла указательный палец:
– Вот! Здравая мысль, притом от души. А в Японию отпустил, дурак! – Она разделась и отправилась в ванную.
Тем временем я постелил постель, а когда зашел проведать жену, она возлежала в ванне и зачерпывала в ладони воду, бормоча:
– Блу, давай поговорим. Почему не отзываешься? Стоит вот этому, – она кивнула на меня, – только кликнуть, и ты тут как тут, Блу. Могла бы и со мной пообщаться, задавака.
Я рассмеялся:
– Оставь Блу в покое. Не то заснешь тут и нахлебаешься.
– Угу. – Дашка прикрыла рукой зевок. – У меня даже нет сил к тебе приставать. До чего докатились.
– Ужас. – Я извлек ее из ванной, обернул полотенцем и принялся вытирать. – Как я проживу без твоих приставаний?
Глаза у нее слипались.
– Всего часа полтора, – пообещала она еле слышно. – Потом растерзаю.
Я отнес ее в комнату, уложил в постель и укрыл. Она заснула, едва коснувшись подушки. А я присел рядышком и подумал: «Тебя не бывает, Дашка. Просто-напросто не бывает».
Шевельнувшись, она пробормотала во сне:
– Меня бывает. Это тебя не бывает, морда.
Какие, на фиг, Мангусты? Какая, к черту, магия?
Однако хлопать ушами мне не следовало. Пора заняться делом профессионально. Выпустив из ванной воду, я принял ледяной душ и голым вернулся в комнату. Хоть фантомы нынче нас не беспокоили, это не располагало меня к беспечности. Спасибо, Стив Пирс, ты хорошо меня вышколил. «Сперва обеспечь себе защиту, – твердил ты, – и лишь потом нападай».
Я сел в позу «лотоса», сконцентрировался и, поднявшись в воздух, погрузился в космические потоки. Процедура была привычной, тщательно отработанной за два столетия. Я отыскивал волны энергии, принимал их в себя и накапливал Силу. Но это, как говорится, только пол-дела. Силу еще надо было освоить и трансформировать для конкретных целей. В данном случае мне предстояло создать вокруг мозга защитное поле, блокирующее воздействие Внушателя. Тут следовало поэкспериментировать, однако задача не казалась особенно трудной. Можно было вообще не напрягаться, если бы… Фантомы теперь едва ли представляли серьезную угрозу для моих близких. Когда знаешь, с чем имеешь дело, из окна вряд ли выпрыгнешь. Внушатель, разумеется, извлекает из наших голов кое-какую поверхностную информацию. Это противно, однако защита нужна была мне по другой причине. Когда я доберусь наконец до хмыря в полотняном костюме, он не должен «почуять» мое приближение, не должен сбежать. Вот для чего мне понадобилась защита, и к утру я ее создал.
Опустившись на пол, я расправил плечи. За окном светало, Дашка сладко спала. Вздохнув, я «выключил» свое защитное поле. «Выключил» по простой причине: когда Внушатель возобновит атаки, я должен об этом знать.
ГЛАВА 27
Утро началось со звонка Ильи. Мы с Дашкой как раз закончили завтрак и мыли посуду, браня нескончаемый дождь. Возбужденный голос Ильи прямо-таки выпрыгивал из трубки:
– Старик, склады в Ясенево ночью сгорели. Официальная версия такая: кто-то бросил окурок на баллоны с пропаном. Ведется следствие. – Илья хохотнул. – Ты гений, старик.
Я хмыкнул:
– Гений, как известно, у нас ты.
– Брось эти антисемитские выпады. Передай Дуське: она может тобой гордиться.
Подслушивающая Дашка сказала в трубку:
– Гольдберг, я привыкла гордиться тобой. Рефлекс У меня, понимаешь?
Илья понизил голос:
– Ша! Кто-то в дверь звонит. Боюсь, уже дистрибьютору. – Он дал отбой.
Через минуту с той же новостью позвонил Стас. Он тоже был доволен нашей прозорливостью и ловко расставленной ловушкой. Предупредив его, что мы с Дарьей должны заехать в школу и потому, вероятно, чуть задержимся, я положил трубку на холодильник.
В комнате Дашка разглядывала мой автопортрет.
– А знаешь, ничего. – Она была в кремовом коротком платье и в кремовых босоножках на шпильке, а ее пепельные волосы свободно ниспадали на плечи. Она была так потрясающе красива, что буквально дух захватывало.
Я проворчал:
– Куда ты вырядилась? За окном дождь и разгул преступности.
Она продолжала рассматривать мой рисунок.
– Любовь моя, если я разгуляюсь, преступность может отдохнуть. Надоели джинсы с кроссовками. А что касается дождя… Вот спорим, я сейчас выйду – и дождь кончится. Причем заметь, – она подняла палец, – без урагана в Африке. Нет, ей-богу, приличный получился портретик.
Это было уже слишком. Видеть эту кретинскую рожу в комнате…
– Старик, склады в Ясенево ночью сгорели. Официальная версия такая: кто-то бросил окурок на баллоны с пропаном. Ведется следствие. – Илья хохотнул. – Ты гений, старик.
Я хмыкнул:
– Гений, как известно, у нас ты.
– Брось эти антисемитские выпады. Передай Дуське: она может тобой гордиться.
Подслушивающая Дашка сказала в трубку:
– Гольдберг, я привыкла гордиться тобой. Рефлекс У меня, понимаешь?
Илья понизил голос:
– Ша! Кто-то в дверь звонит. Боюсь, уже дистрибьютору. – Он дал отбой.
Через минуту с той же новостью позвонил Стас. Он тоже был доволен нашей прозорливостью и ловко расставленной ловушкой. Предупредив его, что мы с Дарьей должны заехать в школу и потому, вероятно, чуть задержимся, я положил трубку на холодильник.
В комнате Дашка разглядывала мой автопортрет.
– А знаешь, ничего. – Она была в кремовом коротком платье и в кремовых босоножках на шпильке, а ее пепельные волосы свободно ниспадали на плечи. Она была так потрясающе красива, что буквально дух захватывало.
Я проворчал:
– Куда ты вырядилась? За окном дождь и разгул преступности.
Она продолжала рассматривать мой рисунок.
– Любовь моя, если я разгуляюсь, преступность может отдохнуть. Надоели джинсы с кроссовками. А что касается дождя… Вот спорим, я сейчас выйду – и дождь кончится. Причем заметь, – она подняла палец, – без урагана в Африке. Нет, ей-богу, приличный получился портретик.
Это было уже слишком. Видеть эту кретинскую рожу в комнате…